Один миг и вся жизнь Парушин Евгений

Напряжённо вглядываясь в белую стену перед собой, он с ужасом подумал, что если он сейчас сдастся и замёрзнет вот так, неподалёку от избушки, то его кончина станет поводом для насмешек мужиков из посёлка, в котором живёт его друг, а точнее приятель, поскольку друзей у Фёдора давно уже не было. Эта мысль очень сильно укусила его за самолюбие, и, оттолкнувшись от ствола сосны, Фёдор бросился вперёд с отчаянием, но без особой надежды на успех. Ему просто хотелось поскорее отогнать гадкую мысль, да и найти избушку тоже не помешало бы.

Пройдя метров пятьдесят и застряв в кустах, Фёдор подумал, что за два месяца он совершенно не познакомился с долиной. Да, он исходил долину вдоль и поперёк, но всегда шёл с какой-то очень важной целью. Он ходил за грибами, чтобы наесться ими на год вперёд. Он охотился на бегающих или летающих, которых было много вокруг, чтобы потом зимой с упоением рассказывать об охоте и охотничьих приключениях. Он занимался хозяйством, собирая дрова или набирая воду из речки. Ни никогда Фёдору не приходило в голову просто погулять и осмотреть окрестности.

Обнаружив своё незнакомство с окружающим миром, Фёдор почувствовал, как растёт его раздражение на речку, избушку с жёстким, местами подгнившим лежаком, окружающие долину горы, а заодно и на мужиков, которые бросили его в такую мерзкую погоду и не пришли за ним, когда начался снегопад. Вместе с раздражением вырос и страх. Он охватил всё тело, вцепился в самое нутро и начал душить Фёдора своей огромной тушей. Впереди показалась здоровенная ёлка, под крону которой Фёдор продрался, ободрав лицо и руки. Вцепившись в смолистый ствол, он дал волю своим эмоциям. Слёзы катились по лицу в количестве, которое привело бы его в изумление в обычных условиях. Брезентовая куртка, свитер, джинсы и шапочка были насквозь мокрыми и удивительно холодными. Сапоги, казалось, существовали отдельно от тела, поскольку пальцы на ногах замёрзли почти до потери чувствительности.

Фёдору стало невероятно жалко себя. Казалось невероятно обидным замёрзнуть в этой забытой богом и людьми глуши, куда он сдуру забрался после того, как на работе всем предложили пойти в отпуск без содержания на любой срок. Поскольку ни о каком доме отдыха думать с имеющимися средствами не приходилось, Фёдор сел на поезд, потом на автобус, потом на попутку и, потратив четыре дня, в конце концов, добрался до посёлка, где жил мужик, с которым они познакомились по случаю в гостинице. К изрядному удивлению Фёдора его приняли очень тепло, подобрали одёжку, нашли ружьишко, снабдили едой и через день проводили в избушку, которую теперь никак не удавалось найти. Уходя, мужики посмеивались – вот тебе Фёдор и Простоквашино.

Нарыдавшись вдоволь, Фёдор вытер лицо мокрой рукой, которую очень тщательно вытер о куртку и осмотрелся вокруг. Ощущение абсолютно незнакомого места не покидало его уже ни на минуту. Умерив дрожь от мокрого холода, Фёдор решил тщательно проанализировать своё хождение и, наконец, найти эту злополучную избушку. Он напрягся, как мог, но ничего не смог воспроизвести, кроме бестолкового метания среди кустов и деревьев. Удивило его то обстоятельство, что за всё время он ни разу не переходил речку и не слышал её журчания, а даже не почувствовал запаха дыма старенькой печки, который обычно волнами бродил по всей долине. Эти открытия окончательно подкосили Фёдора, и от его уверенности остался аккуратный ноль. Он даже увидел этот ноль перед собой в стене из падающих снежинок.

Убедившись, что герой Джека Лондона из него не получился, Фёдор решил обратиться к богу. По правде говоря, его знание религии ограничивалась первой строчкой «Отче наш», да концовкой неизвестно к чему относящейся молитвы «Во имя отца и сына и святого духа, аминь». Собравшись с духом, Фёдор обратился к богу с просьбой вытащить его отсюда, показать путь к избушке, а также сдобрил просьбу нецензурными характеристиками места и времени, да ещё и пожеланиями, чтобы вся эта долина провалилась в тартарары вместе с посёлком и здешними суровыми мужиками. Естественно, ничего не произошло, кроме усиливающегося насморка и оцепенения от холода. Постояв, прижавшись к мокрому стволу сосны, Фёдор тихим голосом повторил просьбу в смирёной форме, на этот раз, избегая всякого богохульства, но Всевышний по-прежнему остался глух и равнодушен. Тогда Фёдор решил идти дальше. Он пообещал Всевышнему, что изменит образ жизни, бросит курить, расстанется с пороками и, вообще, купит икону, будет ходить в церковь и ставить по выходным свечку. Взамен он просил лишь показать путь к избушке.

Постояв пару минут, Фёдор понял, что сделка не состоялась, что его жертвы никому нужны, да и сам он никому не нужен. Жена с сыном уже лет пять, как ушла от него по причинам совершенно непонятным Фёдору, объяснив свой поступок тоскливостью совместного существования. Родителей Фёдор видел последний раз года два назад, и никакого желания преодолевать на поезде пару сотен километров, чтобы поговорить о чепухе, из которой состояла их нынешняя жизнь, у него не было. Пожертвовать пороками при детальном рассмотрении тоже не удавалось из-за явного отсутствия их присутствия. Становилось всё более досадно, что нет ничего такого, чем можно было бы пожертвовать во имя спасения. Его убогая двухкомнатная квартирка в пятиэтажке, служившая приютом сонмищу тараканов, вообще не представляла интереса. Оставалась работа, которой он отдал более пятнадцати лет жизни. Однако оказалось, что и там нет ничего, за что можно было бы зацепиться или принести в жертву. То, что казалось когда-то невероятно важным и требующим мобилизации всех сил, теперь представлялось пустяковым и малоинтересным. Забавно стало, что, несмотря на усилия, не удалось вспомнить ни одного лица сослуживцев вне контекста их общения с самим Фёдором. Начальник отдела привиделся в момент объяснения очередного задания. На его лице было написано, что ему прекрасно известно, что Фёдор прекрасно знает, как выполнить работу, но слова должны быть сказаны и подобающе восприняты. Коллеги вспоминались только по их рассказам в курилке, которые вращались вокруг двух основных тем – подружки да автомобили. Одна из дам вспомнилась лишь во время выяснения отношений о забытой во время обеда, а потому непотушенной им сигарете, в папке на её столе.