«Идите и проповедуйте!» Мицова Инга
Старый мудрец из Синедриона, прильнув телом к прохладному камню, будто желая вжаться в колонну, раствориться, заплакал. Он не мог бы сказать, от чего текли слёзы – от ревности, от счастья или ещё от чего-то, чему нет названия.
– Эти поющие не все ли галилеяне? – услышал Никодим и с трудом понял, что спрашивает Иосиф.
– Все! – крикнул кто-то восторженно.
Экстаз охватывал присутствующих. Поведение учеников, их ликующее пение, их радостные голоса, их движения, наполненные искренним восторгом, – всё передавалось людям, и они тоже кричали в ответ, размахивали руками, целовались, смеялись и напряжённо, дрожа всем телом, всматривались в лица учеников.
– Вот эти из Египта, а эти двое из Рима, я знаю точно. И они, конечно, не должны понимать языка галилеян, – слышал Никодим.
– Не должны, – вторил кто-то рядом, – но понимают. Ты же видишь – понимают. Как и мы.
«Господи, эти люди покорены не богословскими доводами, – думал Иосиф. – Нет, не богословскими доводами».
Божье слово не имеет собственного языка, оно свободно и не связано ни с каким наречием, оно передаётся без всякого переводчика, поэтому мы все понимаем, что они говорят, – думал Иосиф. – Возможно, это молитва к Святому Духу на языке, который известен только Богу».
– О! Эти галилеяне до странности похожи на пророков… ясно, Кто говорит их устами, ясно, что к нам обращается Сам Господь! – проговорил Иосиф Никодиму, но тот не слышал.
«Что же это такое?» – думал Никодим, оглядывая людей и убеждаясь, что они также всё понимают, и всё более и более приходя в возбуждение от всего виденного и слышанного. Никодиму казалось, что сейчас и он сам запоёт таким странным голосом.
Воздев руку к небу и призывая Всевышнего на помощь, Никодим вдруг вспомнил – или кто-то ему шепнул? Никодим даже оглянулся.
– «И духа Святого не отыми от меня».
– «И Духа Святого не отыми от меня», – да, да, Псалом пятидесятый, – шептал Никодим, вглядываясь в Петра. «Неужели? – думал он. – Неужели? Да может ли быть такое? Неужели Господь послал нам Духа Святого? Всевышний, ведь в Писании почти не говорится о Нём?»
– Ты можешь сказать мне, что такое схождение Духа Святого? – услышал Никодим.
Иосиф Аримафейский всё же протиснулся сквозь толпу и опять приблизился к Никодиму. Вид его был испуганный и вместе с тем торжествующий.
– Скажи мне прежде, что такое нерождаемость Отца? – тут же отозвался Никодим. – Ты лучше не допытывайся знать того, что нам не дано.
– «И почит на нём Дух Господень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия!» – то ли пел, то ли лепетал рядом Андрей.
Взглянув на Андрея, Никодим подумал, что уже не важно, на каком языке говорит тот и что только что произнёсший слова пророка Исайи – тоже ученик Господа.
«Он был у меня дома третьего дня», – думал Никодим.
– Зерно горчичное, зерно горчичное… помнишь? Помнишь притчу о зерне горчичном? Так вот это и есть Дух Святой. И Он и есть Царство Небесное… – пел Иоанн. – Равви! – взмолился вдруг он, простирая кверху руки. – Мы ничего не могли понять тогда из Твоих слов, но Ты не оставил нас. Ты среди нас! И сейчас мы поймём гораздо, намного больше, чем раньше. Зерно горчичное, жемчужина, закваска! – кричал Иоанн и размахивал руками.
Он производил впечатление не то пьяного, не то потерявшего разум.
Вокруг слышались прерывистые вздохи, казалось, сердца не выдержат радость восторга и счастья упоения, разорвутся, но было уже всё равно, ибо каждый сознавал – можно умереть, потому что только для того и стоило жить, чтобы слышать этот детский лепет, этот разговор на Божественном языке, обращённый напрямую к Богу.
– Да они просто напились сладкого вина, – вдруг проговорил кто-то громко, указывая на Иоанна.
– Любовь, радость, мир! – лепетал Филипп, не обращая внимания на слова.
Никодим уже понял, что произошло, и холодная испарина покрыла его с головы до ног. Он стал клониться к полу, а кругом кричали:
– Эти галилеяне напились сладкого вина!
– Упились дешёвым вином! – облегчённо и радостно, будто снимая с себя тяжкую ношу, крикнул кто-то и тоже засмеялся.
Скользя по колонне, цепляясь руками за гладкий мрамор, Никодим выпрямился. Нет, он не позволит насмехаться. Он поднял посох, призывая к вниманию, но тут раздался медленный и низкий голос, как показалось, незнакомый.
Кто-то говорил, и говорил спокойно.
– Мужи иудейские и все живущие в Иерусалиме! Они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь девять часов, благословенный час молитвы. То, что вы видите, – это есть предречённое пророком Иоилем: «И будет в последние дни, – говорит Бог, – изолью от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать, видеть видения и сновидениями вразумляемы будут. И покажу чудеса на небе и знамения на земле… солнце превратится во тьму и луна – в кровь, прежде чем наступит день Господень. Тогда всякий, кто призовёт имя Господне, – спасётся».
Голос говорившего был слышен ясно сквозь рокот толпы и пение левитов, доносящееся сверху. Он как бы накрыл колпаком гудевшую площадь перед притвором Соломона.
«Всевышний, что с ним сталось? – думал Никодим. – Он похож на древнего провидца, он похож – страшно вымолвить! – на пророка Амоса или Исайю. – Я могу предположить, что он знает Писание, но не до такой же степени. Пётр спокойно и торжественно, будто не он только что смеялся и пел, объясняет, что сейчас произошло, – исполнение пророчества Иоиля, излияние Духа Божия – чему мы все очевидцы».
В это время Пётр поднял голову и вдохновенно глянул куда-то поверх толпы, покрывало на голове сбилось назад и приоткрылись курчавые волосы, низко сползавшие на лоб.
– Мужи израильские! Выслушайте! Иисуса Назарянина, засвидетельствованного вам от Бога, силами, чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него, Его, по предвидению Божию, вы убили. Но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти…
«По предвидению… Он что, снимает с нас вину? – шептал Никодим. – Не своею силою сделали то, на что дерзнули, потому что Он Сам соизволил это и это определено было свыше».
– Мужи братия! Да будет позволено сказать вам о праотце Давиде, что он и умер, и погребён, и гроб его у нас до сего дня. – Пётр с какой-то тоской и в то же время с решимостью качнул головой налево, в сторону горы Сион, где была гробница Давида.
– Да, да, да, Давид погребён и не воскрес! – прошептал кто-то горячо рядом с Никодимом.
– Давид, будучи пророком и зная, что Бог обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Мессию и посадить на престоле Его, Давид сказал о воскресении Мессии, что не оставлена будет душа Его в аде и плоть Его не увидит тления. Сего Иисуса – Мессию Бог воскресил, чему мы были свидетели.
«Да, я понимаю, цель его речи – доказать, что этот Дух был сегодня излит Мессией Иисусом», – думал Никодим.
Пётр остановился, спазм сдавил ему горло. Затем, устремив взгляд опять поверх голов, куда-то вдаль, продолжил:
– Итак, Он был вознесён десницею Божиею, и принял от Отца обетование Святого Духа, и излил то, что вы ныне видите и слышите. Итак, твёрдо знай, весь дом Израилев! Бог соделал Господом и Мессией Сего Иисуса, Которого вы распяли.
Последние слова Петра испугали слушающих. Сотни голов громоздились одна на другую, давя друг друга, и уже пронёсся крик:
– Осторожно!
Началась давка.
– Что же нам делать?
– Что нам делать теперь?
– Мы не верили Назарянину, но вот Его ученик, и ему мы верим, от него исходит сила, как от древних пророков. Что делать? Что нам делать?
Удивительно быстро люди сообразили, что произошло, к чему клонит Пётр и что грозит им за содеянное.
За спиной Никодима двое стариков плакали навзрыд. Став на колени, они, как слепые, на ощупь искали камушки или пыль, чтобы посыпать голову, почитая себя самыми грешными во всей земле Израильской.
Стенания смешивались с восторгом. Крик стоял невообразимый.
– Не заблуждайтесь! – кричал Матфей. – Бог есть огонь! И огонь пришёл! И Он бросил его на нас! А в тех, кого он зажёг, он устремляется вверх, как большое пламя, и достигает до небес, и не даёт возгоревшемуся быть праздным или спокойным.
– Что же делать? Что делать?
– В его словах воистину сила Духа Божия!
– Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Хрис та для прощения грехов, и получите дар Святого Духа. Ибо вам принадлежит обетование и детям вашим всем дальним, кого ни призовет Господь Бог наш, – покрывая шум, раздался голос Петра.
– Креститься! Ведь Иисус говорил: «Иди ко Мне и пей!» – закричал вдруг старик из Хеврона.
– Креститься! Сейчас! Здесь!
– Говорил: «Вода, вода живая». Сейчас, сейчас, – кряхтел старик из Хеврона, вставая с колен. – Если огонь, входя внутрь железа, делает его огнём, отчего оно начинает светиться, если огонь действует так беспрепятственно, то чему удивляться, что Дух проникает внутрь души?
Он был первым, кто подхватил предложение креститься. Спускаясь по скользким ступеням к Силоамскому пруду, старик в упоении повторял: «Он говорил: “Вода живая, иди ко Мне и пей”».
И вместе со всеми, придерживаясь за стену, спускался к каменной аркаде, где ручей образует Силоамское водохранилище, тот исцелённый в Вифезде. И скользила перед ним тень Незнакомца, который предстал перед ним в то утро.
В тот день в Иерусалиме крестилось во имя Иисуса Мессии более сотни человек.
Вечером два мудреца, потрясённые тем, что увидели, сидели в саду, и Иосиф после долгого молчания сказал:
– Не знаю, как ты поймёшь это? И не знаю, что было на самом деле? И не знаю, вправе ли я рассказывать об этом тебе? Но сегодня такой день. Мне хочется рассказать тебе об одном сне… о том, что произошло со мной… Мне некому больше рассказать. Не с кем поделиться, но это поможет нам жить дальше и жить правильно и в истине, поэтому послушай, что я скажу тебе.
Иосиф наклонился к Никодиму и тихо продолжил:
– Я пребывал в молитве среди ночи, субботней, после погребения. Вдруг весь дом как бы поднялся на воздух, и я увидел Иисуса, как молнию, и в ужасе пал на землю. Иисус взял меня за руку, поднял над землёю, и облако покрыло меня, и, коснувшись лица моего, Он облобызал меня и сказал: «Не бойся ничего, Иосиф, взгляни на Меня и узри, что это Я». И я посмотрел на Него и воскликнул: «Ты Равви – Илия?» И Он мне сказал: «Я не Илия, Я Иисус из Назарета, тело Которого ты предал погребению». И я ответил Ему: «Покажи мне гроб, в который я положил Тебя». Иисус взял меня за руку, привёл в место, где я Его погребал. И Он показал мне плащаницу и плат, который я возложил на главу Его. Тогда я узнал, что это был Иисус, и я поклонился Ему и сказал: «Благословен грядущий во имя Господне!» Иисус, держа меня за руку, привёл меня в дом мой и сказал: «Мир тебе, и сорок дней не выходи из дома твоего, а Я вернусь к Моим ученикам в Галилею».
Иосиф замолчал. Никодим ошеломлённо смотрел на него.
– Послушай и ты меня, – наконец проговорил Никодим.
…Два учёных мужа беседовали, ночь шла своим чередом, Никодим тихо приобщал друга к своим размышлениям.
Глава 8. Первое чудо Петра
И сказал им: …Уверовавших будут сопровождать сии знамения:
…возложат руки на больных, и они будут здоровы…
Евангелие от Марка
О, этот стол! Каждый раз перед ними вставала одна и та же картина – последний вечер с Учителем: луна, глядящая в окно, комната, как фонарь, плывущая в уединении над городом, треск светильников. Учитель, возлежащий за столом. Они вокруг. По правую руку от Него – Иоанн. А по левую – Иуда!
Как же это могло быть?
– Как же мы могли терпеть предателя? – задавал вопрос Пётр.
Тихий Андрей накинулся на брата:
– Как ты можешь произносить это имя здесь! Его нет! Его нет! За столом сидит другой. Такой же достойный, как и ты!
Да, они даже сохранили прежний порядок, сейчас не могло быть споров насчёт места, и только место Учителя оставалось незанятым, и место Иуды сейчас занял Пётр.
Кроме учеников в этой же комнате находился Иаков – брат Иисуса и Элиазар, последовавший за ними из Галилеи, Марк-Иоанн, сын хозяйки дома Марии, сама Мария, Мария из Магдалы, которая всегда садилась рядом с Матерью Равви, будто то, что она присутствовала при казни, давало ей право находиться рядом. За столом сидела и тётка Саломея, мать сынов Зеведеевых, Мария Клеопова и Иоанна, жена Хузы.
Вот уже несколько дней они продолжали крестить желающих, и казалось, что желающим не будет конца. Теперь они совершали крещение не только в Силоамском пруду, но и самом храме, в бассейне-микве, устроенном для омовений. Люди стояли под палящим солнцем, страстно желая лишь одного – обрести благодать Святого Духа.
Пётр преломил хлеб, передал каждому. Затем пустил по кругу чашу с вином, каждый делал глоток и передавал её другому. Все совершалось в полном молчании, и каждый ощущал присутствие Учителя. Он сидел рядом с ними на своём месте.
«Приимите и ядите, сие есть Тело Моё, за вас ломимое… Сия есть Кровь Моя, за вас изливаемая», – звучал Его голос в каждом сердце.
– Приимите и ядите…
И хотя женщины находились за другим столом, они также принимали хлеб от Петра, также передавали чашу с вином по кругу. Мать сидела опустив голову, будто Ей не под силу было слышать слова, произнесённые Сыном за этим столом, всего два месяца тому назад… Не поднимая головы, Она брала хлеб и чуть прикасалась к чаше, спеша передать её дальше.
Ученики вновь и вновь предавались воспоминаниям о последней ночи перед распятием – слова Учителя, уход Иуды, со жгучей болью вспоминали тёмный Гефсиманский сад и Учителя, выступившего вперёд в кроваво-красном полыхании факелов и произнёсшего священную фразу: «Аз есмь». Матфей всякий вечер, так уж повелось, доставал пергамент и читал проповедь, сказанную в то благословенное лето на горе Курн-Хаттин.
– Маран-афа, Господь придёт, – вставая, говорил тихо Пётр. – Господь говорил: «Не успеете обойти городов Израилевых, как придёт Сын Человеческий».
– Маран-афа, – вставая вслед за Петром, торжественно повторяли ученики.
В этот вечер, уже после того, как, совершив молитву и омовение, все поднялись и собирались укладываться на ночлег, снизу, со двора, раздался голос. Пришёл сосед, живущий в доме наискосок, по ту сторону улицы. Это был плотный, даже, скорее, полный мужчина с чёрной угольной бородой и большими добрыми глазами.
– Мария, Марк, – позвал он.
И, медленно выговаривая слова, покачивая большой головой, сказал, что видел сегодня в Храме, как крестились люди, и вот он, Иосиф бен Лаккуда, стеклодув, имеющий большую лавку в Нижнем городе, решил, что он тоже примет крещение из рук учеников, но сегодня он просит гостей расположиться на ночлег у него.
– Я буду счастлив предоставить свой кров для всех, кто пожелает.
После его ухода Варфоломей предложил бросить жребий, кому идти в другой дом, но Пётр сказал:
– Нет, друзья, давайте всё же не расставаться. Пока. Мне кажется, мы все должны быть вместе. Что, если опять явится нам Господь? Давайте держаться под одним кровом.
И тогда Саломея заявила, что просьбу надо уважить и она и кто-нибудь из женщин пойдут ночевать к стеклодуву.
Мария Магдалина вопросительно взглянула на Мать Равви, но Та молчала.
Вместе с Саломеей ушли Мария Клеопова, Иоанна и Элиазар.
На следующий день с утра Пётр и Иоанн, стоя один подле другого, крестили в Силоамском пруду. Молча подходили люди, тихо погружались в воду. Шепча молитву и благословение, Пётр и Иоанн возлагали руки на головы крестившихся.
Когда солнце стало клониться к западу, они направились в Храм, на вечернее богослужение, было три часа пополудни. Поднявшись по лестнице, они миновали двор язычников. Пахнуло теплом хлева, запахло навозом, и тут же из-за угла донеслось встревоженное блеяние овец, мычание быков и крик торговцев. Откуда-то сверху тянуло запахом свежей крови. Пётр и Иоанн, не останавливаясь, миновали клетки с голубями и, спеша, стали подниматься по широкой лестнице к Красным воротам, ведущим во внутренний двор. Огромные литые ворота, обитые медью, были распахнуты настежь, вбирая в себя молящихся, спешащих в Храм.
У ворот, за которые проход для калек был запрещён, сидел мужчина лет сорока. Обнажёнными, худыми, как щепочки, ногами он преграждал путь и протяжно завывал:
– Подайте искалеченному на пропитание!
Постоянная просьба о помощи сделала его равнодушным к происходящему, он не думал ни о каком занятии, ни об изменении своей судьбы. Он был обречён до конца дней сидеть у ворот во внутренний двор и жаловаться на свою жизнь.
– Люди добрые! Вы спешите совершить вечернее сожжение, идёте приносить Господу жертву. Я не могу этого сделать сам, с рождения я не хожу, и мои родители каждый день приносят меня сюда. Принесите жертву и мне, подайте на пропитание, – протягивал он такие же худые, как и ноги, руки к проходившим мимо людям. – Сорок лет! Сорок лет я сижу здесь!
Пётр остановился и внимательно осмотрел калеку.
– Взгляни на меня, – неожиданно для себя сказал Пётр.
Глаза калеки были устремлены мимо Петра на богато одетого паломника.
– Взгляни на меня! – снова приказал Пётр.
Искалеченный оторвал взгляд от монетки, брошенной паломником, поднял голову и встретил взгляд Петра, твёрдый и внимательный.
– Гляди! – приказал Пётр. И, помолчав, будто на что-то решаясь, добавил: – Серебра и золота у меня нет, а что имею, то даю тебе. – Пётр быстро поднял руки и, раскрыв ладони, словно толкая слова к сидящему на полу, крикнул: – Во имя Иисуса Христа встань и ходи!
С этими словами Пётр схватил калеку за худую руку и сильно потянул кверху.
Подчиняясь властному взгляду, калека встал. Ноги дрожали, как у только что народившегося ягнёнка, казалось, колени даже стукались друг от друга. Он странно возвышался над Петром, не замечая, как холодный пот застилает глаза, струится за ворот хитона, стекает ручьями под колени.
– Я никогда не видел внутренний двор, – потрясённо бормотал он, – теперь я могу проникнуть туда… Сейчас, сейчас, – торопился он, всё более поражаясь происшедшей с ним перемене. – Сейчас я куплю на эти деньги, – он вытряхнул монеты, полученные за день, и начал торопливо пересчитывать их. – Сейчас, сейчас, – бормотал он, но вдруг остановился и высыпал деньги на лестницу. – Что мне делать? – взмолился он. – Что мне надо делать? Возложить жертву для всесожжения?
Потрясённые происшедшим Пётр и Иоанн молчали.
Внезапно ставший здоровым калека приседал, ощупывал колени, поглаживал ноги, рассматривал руки и вдруг закричал сиплым от волнения голосом:
– Он меня исцелил! Он меня исцелил! Вы видели меня, когда шли мимо! Сейчас смотрите! Я хожу! – Он спустился на ступеньку ниже и попытался обнять Петра. – Как мне отблагодарить тебя за чудо?
Пётр и Иоанн молча стали спускаться вниз. За ними, осторожно ступая, шёл исцелённый и кричал не переставая:
– Глядите, глядите! Он исцелил меня!
Молящиеся провожали их глазами, уступали дорогу, и многие, разворачиваясь, шли следом.
Пётр, который всё ещё не мог оправиться от потрясения, направился к правому крылу притвора Соломона. Именно здесь, в нише, когда-то сидел Учитель и, как бы говоря сам с собой, повторял: «Овцы знают голос Пастыря…»
Именно здесь теперь ежедневно собирались галилеяне, именно здесь Пётр держал речь о Духе Святом, именно на этом месте люди принимали решение креститься. Когда Пётр и Иоанн подошли ближе, толпа заметно выросла. Отовсюду слышались возгласы:
– Это тот, что говорил о Духе Святом!
– Те, что крестят, вместо Иоанна!
– Они, как и пророк Иоанн, – от Бога!
– Их Учитель вышел из Назарета! Это галилейские назаряне!
– Чему учат?
– Это – гассидим. Секта такая.
– Вовсе нет! Каждый день проводят в Храме! Очень благочестивы!
– Они проповедуют о своём Учителе. Уверяют, что Он воскрес!
– Да может ли это быть?
– Говорят – может.
– А вот саддукеи, они знают! Недаром заседают в Синедрионе, говорят, что никакого Воскресения после смерти не может быть!
– А фарисеи, которые тоже сидят в Синедрионе, учат, что есть!
– Саддукеи продались римлянам, а верные люди – это фарисеи! Их надо слушать! Они говорят, что воскресение ждёт каждого истинно верующего после смерти!
– Мужи израильские! – покрывая гомон, раздался голос Петра.
– Молчите! Молчите! Слушайте! Он только что исцелил! Ему надо верить!
Люди становились на цыпочки, забирались на ступени. И уже за спиной Петра и Иоанна стали кольцом, теснили со всех сторон. Кто-то даже, обхватив ногами колонну, взобрался вверх, чтобы разглядеть Петра.
– Что дивитесь, что смотрите на нас, как будто мы своею силою или благочестием сделали то, что он ходит? Именем Иисуса был исцелён только что этот человек. – Тут Пётр потянул к себе исцелённого и поставил рядом с собой. – Бог Авраама и Исаака и Иакова, Бог отцов наших, прославил Сына Своего Иисуса, Которого вы предали и от Которого отреклись пред лицом Пилата, когда он предлагал освободить Его. Но вы от Святого и праведного отреклись и просили вам даровать человекоубийцу. А Начальника жизни убили.
– Какого человека-убийцу?
– Варавву! Разбойника!
– Вот, вот, он опять проповедует про Иисуса! Слушайте!
– Можно ли ему верить?
– Как не верить, когда стоит рядом с ним тот, что сидел сорок лет?! Он его исцелил! Ты что – можешь не верить? После всего?
– Не слушайте его! – кричал левит из храмовой стражи. – Соблюдайте порядок.
– А Начальника жизни убили! – повторил Пётр.
– Начальника жизни? Что он говорит?
Головы лезли друг на друга. Раздался крик – толпа припёрла к колонне какого-то мужчину.
– Покайтесь и обратитесь, чтобы загладились грехи ваши! Моисей сказал отцам: «Господь Бог воздвигнет из братьев ваших Пророка, слушайтесь Его во всём, а всякая душа, которая не послушает Пророка Того, истребится из народа».
– Правильно говорит! Моисей предупреждал нас о ложных гадателях и прорицателях Хананейских и от лица Бога обещал, что у нас всегда будут пророки истинные, которых мы должны беспрекословно слушать!
– Вот так! Вот так! – проговорил старик из Хеврона. – Истинная правда! Я знал, что это Господь. Мои внуки могут это подтвердить! В израильском народе родился Спаситель мира! Всевышний обещал Аврааму: «В семени твоём благословятся все племена земные». Всё так, именно так! – повторял старик.
– Что ты говоришь? Опомнись!
– Моисей заповедал израильтянам во всём слушаться грядущего Пророка, которого Бог воздвигнет из его среды!
– Верно, – согласно кивал подошедший фарисей, – во Второзаконии сказано: «Пророка из среды тебя, из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь, Бог твой, Его слушайте…»
– И все пророки от Самуила и после него также возвестили дни эти. Бог воскресил Сына Своего Иисуса, к вам первым послал Его благословить вас, отвращая каждого от злых дел.
– Вот-вот, я же говорил!
– Говорил, говорил. Слушай, что говорит этот ученик!
– Откуда они?
– Из Галилеи, галилеяне.
– Их называют ноцрим – назаряне.
– Его называют Сыном Человеческим. Говорят, Он Себя так называл.
– А как звать того, что проповедует?
– Симон бар Иона, Кифа, – это его так назвал Учитель: потому что он крепок, как камень, – вмешался в разговор Иоанн, хранивший до этого молчание. До сих пор он только слушал, что говорит Пётр. Приклонив голову, Иоанн думал, что, видно, Учитель, когда позвал Петра следовать за Собой, многому того научил. «Иначе откуда такое явное знание? Откуда такая смелость? Я ведь не ощущаю в себе этого, несмотря на то что Святой Дух снизошёл и на меня, – думал Иоанн, теребя покрывало на голове и прикрывая им лицо. – Да, Пётр теперь показал, что сила духа не только в слове, но и в деле».
Внезапно Иоанн ощутил опасность. Он увидел, как в толпу врезались сразу с четырёх сторон несколько левитов – стражей Храма. И среди толпы по открытой левитами дороге медленно шествовал саган – их начальник, Ионатан, сын Ханана, тот, что присутствовал в Гефсиманском саду при аресте Учителя, второй человек после Первосвященника. Иоанн не мог оторвать взгляда от лица Ионатана и всё яснее видел, насколько оно полно угрозы. Иоанн испугался. Он ринулся к Петру, но не успел ничего сказать, как Ионатан схватил за плечи Петра.
– Какое ты имеешь право? Ты, неуч, ам-хаарец, проповедуешь то, чего сам не знаешь? Здесь книжники и священники, образованные люди, учат народ.
Кто-то из толпы крикнул:
– Он только что исцелил калеку!
– Какого калеку?
– Вот этого!
– Того, что сидел у Красных ворот. Не ходил уже сорок лет!
– Верно! Верно! – раздалось сразу несколько голосов. – Мы видели и шли за ними.
– Запрещено же подниматься с посохом на Храмовую гору, как же вы говорите, что он сидел в Храме? – недовольно повернулся Ионатан к говорившим.
– Его внесли на носилках! – закричал кто-то. – Ты что, первый раз в Иерусалиме?
Но Ионатан, казалось, не слышал. Он только крепче схватил Петра за плечи и кивнул левиту, стоявшему за его спиной.
Исцелённый растерялся. Каждый день начальник Храма проходил мимо, каждый раз калека замирал – вдруг потребует покинуть это место у ворот, вдруг скажут, что пыль на ногах, или маленькую кружку, в которую кидают деньги, назовут сумкой. Этот всемогущий начальник, сын Ханана, владелец многочисленных лавок в Храме, сейчас стоял перед ним. Исцелённый отступил в сторону, стараясь стать незаметным. Но кто-то из толпы подтолкнул его к сагану. Крикнул:
– Смотри, вот тот, что сидел всегда у Красных ворот! Не мог ходить, а сейчас сам пришёл сюда без помощи! Божеское дело сотворил тот, кого ты схватил за плечи!
Исцелённый, дрожа, кивал молча, следя испуганными глазами за стражей, будто в их власти было лишить его возможности ходить. Бросил взгляд на Петра, уже крепко схваченного одним из левитов, и, наконец решившись, сделал шаг вперёд.
– Да, – кивнул он. – Это я. – И хотя он смотрел на сагана и указывал на ноги, видно было, что он боится и всё, что произнёс, далось ему с величайшим трудом.
– Уводите! – крикнул саган, обращаясь к левитам. – Завтра Великий Синедрион разберётся – исцелил или нет. И если исцелил, то какою силой? Нет ли здесь колдовства? – А страже приказал: – Ведите в комнату у Южных ворот. Сегодня поздно созывать Синедрион. Пусть посидит там до утра.
Стража, окружив, повела Петра. Кто-то из толпы крикнул, указывая на Иоанна Зеведеева:
– А этого чего не забираете? Он ведь тоже с ним был!
– Да, да! – подхватил ещё один голос. – Тот тоже с ним был, они втроём пришли сюда.
– Куда ведёте? – крикнул старик из Хеврона. – Они божеское дело сделали, помогли больному.
– Завтра выясним, какою силой он это сделал, – повторил саган.
Спустя несколько часов в дальних покоях дворца бывшего Первосвященника Ханана бен Шета встретились двое. Ханан возлежал в маленькой полутёмной комнате, без окон, освещённой всего двумя светильниками. Он держал в руках грелку и перекатывал её из рук в руки, ноги тоже покоились на грелке. Кайафа сидел напротив и внимательно слушал.
– Явились и смущают народ! Крестят! Пророки! – говорил Ханан, катая в руках горячую грелку. – Они что – забыли конец Иоанна Ха-Матбила? Напомним! Ам-хаарецы проповедуют в Храме! До чего дожили! Да нет, нет, они трусы! Завтра пугнём, и разбегутся в Галилею. Там пусть ходят по городам, но здесь им делать нечего! – Продолговатое, почти безбровое бледное лицо Первосвященника дрожало от гнева.
О, ни Ханан, ни Кайафа не забыли того, что произошло всего два месяца тому назад. Свежо было воспоминание о суде, облик Того Человека стоял перед глазами, и известие о том, что ученики опередили стражу и выкрали тело Распятого, мучило своей тайной. А если не выкрали?
– Нет, этого, конечно, не может быть! – вскрикнул Ханан, останавливаясь перед Кайафой и своими узкими глазами впиваясь в широкое лицо зятя. – Те, кто постыдно бежали, оставив Учителя, не смогли пойти на такое – выкрасть – и когда? Ночью! В праздник! Когда запрещено покидать дом?! И откуда? Из какой-то пещеры? И кто знал, где эта пещера? Кто? – спрашивал Ханан, опять принимаясь бегать из угла в угол.
– Я слышал, это Иосиф Аримафейский предоставил пещеру, – сказал Кайафа.
– Да, знаю! Знаю! – зашипел Ханан. – Уж не его ли рук это дело? Спросить у Иосифа? Невозможно. Не скажет. Допросить? Не скажет.
– Применить допрос с заклятием? – опять прервал тестя Кайа фа, намекая, что именно этим удалось добиться ответа у Того Человека.
– Невозможно! – крикнул Ханан, опять останавливаясь перед Кайафой. – Иосиф – всеми уважаемый член Синедриона.
– А Никодим… Никодим? – Кайафа глядел, как в серых узких глазах Ханана зажигается огонёк.
– Но он трус! Трус! Побоялся бы!
Ханан, казалось, устал. Он сел напротив Кайафы, вытянул ноги, взял грелку, прижал её к груди, другую грелку подложил под обе ноги.
– Я предсказывал – выкрадут тело, а потом начнут рассказывать небылицы про воскресение, – заговорил Ханан, тяжело дыша и заставляя себя успокоиться. – Всё ложь! А вот народ верит! Что делать с ними? – Он вздохнул и неожиданно крикнул: – Чтобы духу не было от Того Человека! Выгнать Его галилеян из города! Заставить замолчать!
– Говорят, они исцелили того, кто сидел у Красных ворот. Попрошайка. Родители его приносили каждый день. Вроде ноги не ходили. Может, видел?
– Сейчас ходит? – усмехаясь, спросил Ханан.
– Ходит, – передёргивая плечами, будто озноб Ханана передался и ему, сказал Кайафа, – и, конечно, весть эта уже распространилась по всему городу. Ты же знаешь наш город! Чуть какое чудо – все знают!
– Иосиф, – неожиданно Ханан назвал зятя по имени, – ты что хочешь сказать? Повторяется история с Тем? – Он угрожающе повысил голос, будто Кайафа нёс ответственность за случившееся.
Кайафа пожал плечами.
– Повторяется история с Тем? – повторил Ханан, внимательно следя за выражением лица зятя и избегая называть Иисуса по имени.
– Ну, утро вечера мудренее, – наконец примирительно сказал Ханан, наклоном головы отпуская Кайафу. Казалось, он устыдился своей горячности. Ему было неприятно, что зять стал свидетелем его слабости. – Завтра соберём наш Великий Синедрион, чтобы положить этому конец.
Старик так и не встал проводить гостя и только тихо и как можно увереннее проговорил вслед:
Читать бесплатно другие книги:
