Куклы на чердаке Дубчак Анна
И тут до меня дошло, что некоторые слова он произносит на русском, правда, с сильным акцентом.
— Вы что, знаете русский?
— Немного, — ответил мой сосед, и мне удалось теперь разглядеть не только его тарелку, но и его самого. Лет тридцати, худощавый брюнет, в черной курточке, надетой на серый вязаный свитер, джинсы… Лицо бледное, вытянутое, спокойное… Длинные белые пальцы вертят в руке салфетку… — Если хотите, пересаживайтесь за мой столик, и я подскажу вам, что лучше выбрать…
Жизнь улыбнулась мне, когда я, пересев за соседний столик, сразу же получила огромную порцию тушеной капусты с колбасой. Честно говоря, мне было все равно, что подумает обо мне этот немецкий господин в черной курточке, с интересом разглядывающий меня и улыбающийся моему зверскому аппетиту…
Через полчаса мы уже весело болтали о том, о сем, пили пиво, грызли орешки… Мужчину звали Герман. Он жил поблизости от этого ресторана, и отлично знал дом, где гостила Наташа.
— Это очень красивый и большой дом… И принадлежал он прежде женщине по имени Клементина… И что самое удивительное, эта женщина, когда была еще совсем молоденькой девушкой, жила и работала служанкой в доме моего отца!
— Надо же… сначала служанка, а потом — хозяйка такого огромного дома… И как же это все вышло?
Но ответа на свой вопрос я так и не получила — Герману кто-то позвонил, он сказал, что очень извиняется, что ему нужно идти… Он, как галантный кавалер, поцеловал мне руку на прощанье, и исчез, растворился в глубине ресторана.
Я сидела, сытая, сонная и думала о том, что и в Германии есть, оказывается, мошенники вроде этого Германа, которые едят и пьют в ресторанах за счет женщин — я была уверена, что мне придется расплачиваться и за его ужин и выпивку… Но я не переживала, ведь у меня были деньги, и немалые. От тех пяти тысяч, что прислала мне Соня, оставалось еще довольно много. Можно было позвонить водителю фуры Николаю, и договориться с ним, чтобы он забрал меня отсюда и привез обратно в Болгарию. Я бы купила еще коз, кур, подремонтировала бы дом… или купила бы подержанную машину, научилась бы водить…
Я вздохнула и допила свое пиво. Как я могу покупать машину, если у меня полная неразбериха с документами? Это просто чудо, что мне удалось купить дом… Возможно, тогда еще действовала моя виза… или нотариус оказался невнимательным.
Возвращаться в Москву? Стоп… Какая Москва, если мои родители сейчас в Страхилице?! Эх, жаль я не попросила этого прохиндея Германа позвонить Нуртен, может, она бы пригласила родителей к телефону, и я объяснила бы им ситуацию…
Но представив себе, как отреагировали бы они на мою, попахивающую авантюрой, поездку в Мюнхен, передумала связываться с ними. Я уж как-нибудь сама выкручусь… Может даже, наберусь наглости и попрошу Соню помочь мне с документами… Если у нее есть деньги, и она нуждается во мне, то, может и поможет?
Сытая, сонная и размякшая, я не хотела выходить из ресторана. Сидела долго, рассматривая все вокруг и делая свои выводы. Да, мне тоже хотелось спокойной ровной жизни, где все предсказуемо и размеренно. Я хочу семью, детей… Но главное — хорошего и надежного (не такого, как Тони) мужа. Быть может, мои родители были правы, когда пытались объяснить мне всю нелепость соей связи с цыганом? Что бы меня ждало с ним? И что хорошего, кроме его жарких объятий, я получила в результате своего переезда в Болгарию? Хорошо еще, что осталась жива…
Пора было уходить. За окном поливал дождь, а зонта у меня, разумеется, не было. Но я никогда не боялась дождя. После него всегда можно переодеться, согреться в горячей ванне…
Я знаком подозвала к себе официантку. Эдакую Гретхен современного типа. Спросила, пошелестев щепотью, сколько я должна за ужин, на что мне вежливо объяснили, что тот господин, с которым я сидела здесь, расплатился кредитной картой… Мне стало стыдно за то, как я подумала о Германе, и одновременно приятно, что хотя бы кто-то обо мне позаботился… К тому же, под салфеткой я обнаружила визитку, из которой ничего абсолютно не поняла, разве что полное имя: Gernam Kifer…
И тут я увидела Соню. То, что она искала глазами именно меня, было ясно. И нашла. С виноватым видом она подошла ко мне, обняла и поцеловала. От нее веяло дождем и раскаянием.
— Прости… Не знаю, что на меня нашло… Пойдем домой… Я заплачу за твой ужин…
— Нет-нет, я сама расплатилась, — поспешила успокоить ее я, не желая рассказывать о своем новом знакомстве. — Все нормально… И ресторан хороший. Мне понравилось…
— Вот и отлично, мы можем ходить сюда хоть каждый вечер… Только, прошу тебя, больше не делай так… не исчезай… Я ищу тебя уже два часа… По всем кофейням и, между прочим, барам… Я же отвечаю за тебя, Ната!
— Я не маленькая девочка, и сама за себя отвечаю… Ты мне лучше скажи, зачем ты меня пригласила? Чтобы мы ловили воров в твоем доме? Тебе не кажется, что я, хрупкая и слабая девушка, не очень-то подхожу на эту роль?
Хорошее, крепкое пиво ударило мне в голову.
— Тс… Не кричи… Ты привлекаешь к себе внимание окружающих… мне это не нужно…
— А что тебе нужно? — Вкрадчивым противным голосом спросила я, неожиданно почувствовав некую власть над этой таинственной и очень странной Соней.
— Мне нужно, чтобы рядом со мной был близкий человек, которому я могла бы довериться… Понимаешь, последние годы я живу словно в изоляции, все кажутся мне чужими… Все покупается и продается…
— Все, как всегда, во все времена, — заметила я, грубо прервав ее тираду. — Подлецы и предатели существовали всегда, разве не так?
Мы уже вышли из ресторана, перешли улицу, и тут я увидела машину Сони. Понятное дело, что пока мы бежали по улице, свой большой голубой зонт она держала над моей головой. И мне тогда подумалось почему-то, что я действительно очень нужна этой Соне и что ее волнение, связанное с моим исчезновением, искреннее.
И все равно, это не помешало мне, улучив момент, поздно вечером забраться на чердак и поджечь макет…
17
Мюнхен, октябрь 2008 г.
Распорядившись насчет завтрашнего меню («Оно должно быть чисто вегетарианским, Роза. Пожалуйста: консервированная кукуруза, горошек, шпинат, морковка… Ты умеешь готовить хорошие овощные рагу, я знаю…»), она пошла в свою комнату, села возле окна и стала смотреть на дождь…
После дождя земля будет вязкая, и лопату будет невозможно выдернуть из земли…
Потом взяла в руки мятую газетную вырезку, прочла еще раз текст…
«Прокуратура Берлина выдала ордер на арест медсестры клиники «Шарите», подозреваемой в убийстве нескольких пациентов. Об этом в прямом эфире новостного телеканала N24 сообщил официальный представитель берлинской прокуратуры Михаэль Грунвальд. Он рассказал, что по данным предварительного расследования, медсестра отделения интенсивной терапии кардиологического блока убила как минимум двух тяжелобольных пациентов.
По словам сотрудника прокуратуры, арестованная задержанная созналась на допросе в том, что в середине августе и в начале октября она ввела повышенную дозу сильнодействующего препарата двум больным 77 и 62 лет. Мотивы убийств пока не ясны, и в настоящее время прокуратура определяется с двумя вариантами обвинения, которое будет предъявлено женщине: убийство по неосторожности или преднамеренное убийство.
Подозреваемая попала в поле зрения полиции после того, как один из сотрудников клиники обратил внимание на частые смерти больных, которые происходят в ее дежурство. Он сообщил о своих подозрениях главврачу, который, в свою очередь, известил полицейских.
В настоящее время судмедэксперты проводят вскрытие тела последнего скончавшегося пациента и еще одного больного, также умершего в период дежурства подозреваемой. «К сожалению, тело умершего в середине августа больного, в передозировке лекарства которому она призналась, исследовать не удастся, так как оно было кремировано», — отметил Грунвальд.
Как сообщают местные СМИ, есть подозрения о причастности задержанной медсестры к смерти пяти пациентов больницы…»
Ей все еще не верилось в то, что произошло каких-нибудь полчаса тому назад… Но она сделала это. Сделала! Если какая-то женщина смогла хладнокровно ограбить несколько банков, а медсестра клиники «Шарите» смогла убить пациентов, да и сам Уве оказался довольно-таки решительным парнем, то почему она, Софи Бехер не может избавиться от опасного свидетеля? У нее был план, и она пункт за пунктом претворяет его в жизнь… Только так она сможет обрести долгожданное спокойствие и утолить свою жажду мести… Восстановить справедливость, наконец!!!
С одной стороны, она была горда тем, что решилась на такое, с другой — сильно нервничала, представляя себе предстоящий разговор с этой русской дурой Наташей.
Под вопросом была и Роза. Уволить ее сейчас — было бы великой глупостью. Пусть внешне все остается по-прежнему. И если она не ослушается ее и не заглянет в холодильную камеру, то останется жива. В сущности, ее жизнь зависит теперь только от нее самой. Окажется исполнительной служанкой-кухаркой и приготовит морковку с горошком — выживет… Если же ей вздумается приготовить баранину или гусятину — пожалеет об этом… Если, конечно, успеет.
Соня подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение. Да, так и есть — она значительно похудела за последнюю неделю. Сплошные нервы, нервы… Но ее расчет оказался правильным — и эта Вьюгина приехала. Видать, сильно поприжало ее там, в Болгарии, что она пошла на эту авантюру. И ведь не побоялась, пренебрегла визой и примчалась в Мюнхен на фуре, как добираются до Европы проститутки. Хотя, что она знает об этой Наташе помимо того, что она авантюристка, мошенница, лживая тварь… И ведь старательно делает вид, что знает ее, что они действительно были подругами… Хотя, а что ей еще остается делать, если она уже на чужой территории и, по сути, в ее руках?
Темная лошадка. Эта она поняла, едва бросив на нее взгляд. История, рассказанная ее родителями о любви Наташи к Тони — яркое тому подтверждение. Тихая, скромная девчонка, переполненная комплексами, бросается в объятья первому интернетному встречному. Что может быть пошлее, глупее? Вот и сейчас — снова авантюра. Приехала в другую страну, к совершенно незнакомому человеку в гости и разыгрывает из себя подругу детства… Чем полна ее голова?
Хотя, надо отдать ей, конечно, должное. Ведь ей, при ее сумасбродном характере ничего не стоило забрать присланные ей пять тысяч евро и исчезнуть из Болгарии. Переехать в другую страну, навстречу новым приключениям, или же вернуться в Москву. Однако, она это не сделала, а приехала именно в Мюнхен. Почему? Загадка.
Конечно, можно предположить самое худшее — она все знает. И что тогда? ТОгда их пребывание в этом доме станет своеобразным поединком: кто кого перехитрит, переобманет… Но почему же тогда она до сих пор не открыла своих карт? Не объяснилась?
Но скорее всего, она приехала сюда и до сих пор не перестает претворяться близкой подругой по другой причине: она хочет с ее, Сониной, помощью зацепиться за Германию, попытаться устроиться здесь, пустить корни… Пожалуй, это было бы самым правильным объяснением ее приезда сюда. И ей никакого дела до того, что происходит в доме, что творится на чертовом чердаке… Возможно даже, она понимает, что все это лишь спектакль, которому она пока что не может дать объяснения.
Теперь осколки чашки. Каким образом они оказались в макете? Кто их туда подложил? Только тот, кто понял, кто начал эту историю и теперь подыгрывает ей. И кто же этот человек: Роза или Наташа? Роза не может. Она очень осторожный человек и дорожит своим местом. Где еще она найдет такой богатый дом и хорошее жалованье? Да и работа не пыльная… Хотя, как сказать… Ведь она одна управляется с хозяйством: она и убирает, и готовит, и следит за порядком… Для женщины в ее возрасте можно было бы уже подумать и о пенсии, о покое… А если так, то можно предположить, что Роза все же решила уйти. И что ей тогда мешает перед уходом дать понять странной хозяйке, что она все видит и слышит, что она давно поняла, кто играет куклами на чердаке… Пусть даже Роза все знает. Она все равно не опасна. Уйдет и все забудет. Разве что в ней взыграют гражданские чувства, и она, когда полиция узнает об исчезновении садовника, заявит в полицию…
Соня вдруг с горечью поняла, что ей вероятно, при всем ее старании так и не удастся сыграть перед Наташей роль заблудившейся в жизни одинокой женщины, которую кто-то там хочет свести с ума… Что ни ее внешние данные, ни поведение, ни тон голоса не подходят для такой роли. И сегодняшний день лишний раз доказал это. Она не сдержалась и вместо того, чтобы проявить обыкновенное и естественное для данной ситуации гостеприимство и сопроводить Наташу Нимфенбург, она испортила экскурсию… Продемонстрировала свое раздражение, нервозность и негативное отношение к самой Наташе. И в результате она ушла из дома. И правильно сделала. Любой другой человек, имеющий в кармане пару тысяч евро, не стал бы терпеть такого неуважительного к себе отношения и поступил бы точно также. И это просто чудо, что она ее так быстро разыскала. Извинилась. Поняла, что еще одна подобная ошибка, и Наташа, эта кошка, которая бродит сама по себе, уйдет… Мир большой, и кто помешает ей отправиться в свое очередное путешествие? Быть может, ей повезет, она встретит хорошего парня, выйдет за него замуж, получит вид на жительство в какой-нибудь европейской стране… на что ей она, Соня? А потому надо действовать как можно быстрее. И сделать все для того, чтобы привязать эту кошку к себе чугунными цепями… Чтобы не ушла, не исчезла…
…В комнате запахло дымом. Это был запах жженой бумаги. Только этого еще не хватало!
Соня выбежала из своей комнаты… В коридоре было нечем дышать от дыма. Сверху доносились крики Розы и Наташи. Сначала была мысль вызвать пожарных, но потом она передумала. Нет, для начала надо посмотреть, насколько серьезна ситуация…
Она поднялась на чердак, откуда валил дым, и увидела, как Наташа с Розой тушат своими кофтами загоревшийся угол макета, как раз с той стороны, где находится «спальня» Наташи…
— Не переживай! — Услышала она голос Наташи. — Соня, все в порядке… Мы потушили…
Соня подбежала к Розе и заглянула ей в лицо.
— Роза, что случилось? — Спросила она резко по-немецки, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля.
— Мы пили чай на кухне, когда почувствовали, что пахнет дымом… — Взволнованным голосом отвечала Роза. — Быстро поднялись и увидели, что тлеет угол макета… Мы испугались… Огня нет, но дыма!!! Весь дом в дыму…
— А как это случилось? Кто-нибудь из вас поднимался на чердак? Может, ты, Наташа, — она повернулась к перепачканной сажей гостье, — курила здесь, на чердаке, и забыла погасить сигарету?
— Не стану отрицать — вообще-то я покуриваю. Но сегодня я не курила. И, тем более, здесь, на чердаке… Соня, мне все это, честно говоря, стало надоедать… Все те странности, что случаются в вашем доме, были и до моего приезда. И если ты пригласила меня для того, чтобы повесить на меня поджог…
— Тихо-тихо-тихо… Извини. Я погорячилась. Просто испугалась. Но, с другой стороны, кто-то же поджег макет… И, если не вы, и не я, то кто? Значит, в доме кто-то был или есть… прячется здесь… А я боюсь, вы слышите, я боюсь!!! — Она перешла на отчаянный русский. — Я скоро действительно сойду с ума!
Она кричала и думала о том, что кто-то из них, этих двух женщин, которых она приютила под своей крышей, издевается над ней. Роза? В который уже раз спрашивала она, вспоминая горсть осколков в макете… Да, потом она специально уронила посудную полку, чтобы оправдать появление внутри макета осколки. А что еще оставалось делать? Ведь игру-то затеяла она сама… Придумала этих дурацких кукол… И ведь идея эта изначально должна была быть абсурдной — именно этим обстоятельством она должна была объяснить своей русской гостье свое нежелание обращаться за помощью в полицию… Ведь если бы в этом доме на самом деле происходили какие-то невероятные вещи (а не придуманные самой Соней), то разве она не обратилась бы в полицию? Да она бы подняла все полицейское управление Мюнхена!
Ладно… Пожар потушили. Вернее, то, что она приняла за пожар. Сейчас они распахнут все окна, и дым сквозняком выветрится… Но как же не вовремя все это произошло! Да и макет слегка повредился… Хотя, «парадное крыльцо» — цело и невредимо. И именно там завтра рано утром они с Наташей обнаружат «труп садовника»…
18
Мюнхен, октябрь 2008 г.
Мне не спалось в ту ночь. И я решила, что в сложившейся ситуации мне непременно надо проявить инициативу. Не такую, конечно, как с поджогом макета (это был мой протест против навязанной мне игры), а ту, которая дала бы надежду Соне надеяться на меня и не сожалеть о том, что она вызвала меня к себе на помощь.
И я ровно в полночь постучала к ней в спальню.
Соня отозвалась не сразу. Спросила что-то по-немецки встревоженным голосом. Это и понятно. Ночной стук в дверь — что может быть неприятнее и тревожнее?
— Соня, это я… Извини, что потревожила… Просто я подумала…
— Минуту…
Дверь открылась, и я увидела бледную, с покрасневшими глазами Соню. Судя по ее виду, она не спала и, скорее всего, мучилась бессонницей.
— Ты не спала… Все переживаешь… Послушай, у меня идея… — начала я бодрым голосом, чтобы мое решительное и довольно-таки ироничное настроение передалось моей неожиданной подруге.
— Входи, — сказала она со вздохом. — Да, действительно, я не спала…
Она предложила сесть мне в кресло, достала из бара несколько красивых бутылок.
— Что хочешь?
И я только тогда почувствовала, что от нее слегка попахивает спиртным. Видать, она уже успела приложиться к одной из бутылок.
— Ничего… Я вообще не пью. Курить — покуриваю, но не пью…
— А я выпью… Вы-то с Розой — как бы ни при чем, и все те странности, что происходят у меня в доме, касаются только меня… Вот поэтому я и переживаю больше всех вас… Но я не оправдываюсь, нет… Просто такая тоска на душе… Думаю, а вдруг меня кто-то хочет убить?
— Вот поэтому-то я к тебе и пришла… В прошлый раз мы с тобой действовали довольно-таки наивно — устроили засаду на чердаке… Надо действовать по-другому. Дежурить, к примеру, в саду, ты с одной стороны дома, а я — с другой. Оденемся потеплее, одна из нас спрячется в садовом домике, а вторая — в машине перед крыльцом. Понимаешь, тот, кто все это делает, кто хочет напугать тебя, не живет в этом доме, это точно… Иначе мы бы этого человека все равно заметили, почувствовали, услышали, наконец… Кто бы он ни был, это живое существо, оно хочет пить и есть и еще, извините, ходить в туалет… Вот я и подумала: если это не Роза, значит, этот кто-то должен появляться в доме извне… То есть, возможно, в дом ведет какой-то тайный ход, о котором мы пока не знаем…
— Но я осматривала дом! — Воскликнула Соня, сделала большой глоток водки и вытерла рукавом пижамной куртки рот. — В дом ведут только две двери — с парадного хода, понимаешь… и с черного, для слуг, машин с провизией… Через черный ход выносится мусор, и Роза ходит черед эту дверь в хозяйственную пристройку с прачечной, кладовыми… Выносит в сад белье и развешивает сушиться… Все. Больше дверей нет, и никаких отверстий, нор…
— Я понимаю твою нервозность и даже готова не замечать ее… Но все равно, должна тебе заметить, что ты осматривала дом лишь в нижней его части. Но здесь же полно слуховых окон, простых окон, наконец, которые, может, не до конца закрываются… Или же, как ты сама понимаешь, в дом может вести подземный ход…
— Ну да… Мне только этого еще не хватало — искать подземный ход… И куда же он может вести?
— Да куда угодно! В кухню, в любую комнату, в камин…
— Знаешь, ты вместо того, чтобы успокоить меня, навеваешь смертную тоску и еще больший страх…
— Сначала мы понаблюдаем за домом снаружи. Подежурим… ты как, согласна?
— Согласна, — буркнула она и налила себе еще водки, плеснула туда зеленого мятного ликеру. Выпила. — Ты все правильно говоришь… Подожди… Как я сказала: согласна? Нет, я категорически не согласна! Во-первых, ночью в этом садовом домике или в машине меня могут просто убить. Во-вторых, цель преступника (назовем его так) — чердак! Значит, мы делали все правильно, когда дежурили на чердаке… Хотя, возможно, надо бы покараулить его на лестнице…
— Подожди… — я так увлеклась, что и сама начала уже верить в то, что куклы на чердаке появляются не по воле хозяйки, — подожди… Черный ход может вести как раз на чердак… Может, на чердаке существуют двойные стены… И параллельно обыкновенной лестнице, ведущей на чердак, может существовать еще и тайная, очень узкая, спрятанная за стеной. А вход на чердак может быть замаскирован каким-нибудь деревянным шкафом…
— Это все, что ты хочешь мне сказать?
— А что? Разве я не права? По-моему, мы должны действовать, а не только охать и ахать… К тому же, я тоже хочу почувствовать себя полезной… Ты потратила так много денег на мой приезд, что свидетельствует о том, что ты по-настоящему встревожена, и мне действительно хочется помочь тебе. Реально. Ну, что будем делать?
— Мысль о том, что подземный ход ведет прямо на чердак, мне понравилась больше всего. Предлагаю подняться туда и осмотреть его хорошенько… — Соня икнула, и я подумала, а не любительница ли она закладывать за воротник…
— Сначала заглянем в комнату к Розе, — предложила Соня совершенно неожиданно, когда мы проходили по коридору мимо комнаты служанки. — Чтобы убедиться, что она спит.
— Значит, ты все-таки подозреваешь ее.
— Знаешь, когда в доме происходят такие вещи, всякое уже в голову лезет…
— Да, кстати, — я продолжала развивать тему шепотом, поскольку мы уже подошли к двери, ведущей в комнату Розы. — А как так могло случиться, что полка с посудой упала на тебя? Может, ты сама ее задела или как?
— Интересное дело… — возмущенно зашептала она. — Столько времени я ее не задевала, а именно в тот день, когда внутри макета мы обнаружили осколки стекла, она на меня упала… Да ясно же, что кто-то либо вынул гвоздь или придумал еще что-нибудь, чтобы полка упала…
— Но почему она упала именно на тебя? А не на Розу, которая крутится на кухне все время… Или на меня? Это ведь как надо все предусмотреть и следить за тобой, чтобы план сработал, и чтобы полка упала именно в тот момент, когда рядом с ней будешь проходить именно ты…
— А я так думаю, что план этого преступника сводился к тому, чтобы полка с тарелками просто упала — неважно, на кого, понимаешь? Чтобы осколки оправдались… А еще все это делается для того, чтобы мое внимание было постоянно приковано к этому чертовому макету!
В этом она была права. Кто лучше самого режиссера знает основную цель постановки?
— Тсс…
Она приоткрыла дверь, и мы увидели спящую Розу.
— Они спит… Ладно… Поднимемся наверх…
— А вдруг там еще что-нибудь? — Вдруг предложила я.
— Думаешь, одним пожаром дело на сегодня не обойдется? Ему захотелось двойной дозы страха?
— Пожар — это уже страшно, здесь ты права… И, если этот поджог был репетицией на настоящий пожар, и угол дома должен по-настоящему загореться, то здесь уже без полиции не обойтись… Кстати, дом застрахован?
— Да… Клементина все застраховала. Она была очень умной и хозяйственной женщиной…
— Но все равно, если дом сгорит — будет ужасно жалко… И сам дом, и все эти прекрасные вещи, которыми дом просто набит… — Искренне заметила я.
— Типун тебе на язык, — холодновато отозвалась Соня.
— Извини…
Мы поднялись на чердак, и, оглянувшись, я вдруг заметила в руках Сони бутылку… На этот раз это были виски. Видимо, до этого она прятала ее в кармане пижамной куртки.
— Да, да! Ну и что? Это мое дело!
Мы включили свет. На чердаке все еще крепко пахло дымом, да и воздух был не прозрачный — мутный. Как растворенная водой анисовая водка, подумалось мне почему-то… Быть может потому, что в руках Сони появилась еще одна маленькая бутылка, от которой крепко пахло анисовыми каплями и моей детской простудой…
— Соня, ты что, решила напиться? А мне тогда что остается делать? — Возмутилась я. — Вот только еще алкоголички во всей этой истории мне и не хватало. А если я тоже напьюсь? А если мы вместе с тобой будем пить? Да у нас не только дом сгорит, но и мы вместе с ним…
Еще я хотела добавить, что главное во всей этой истории — найти мотив этих странных поступков. Хотела сказать, да не успела…
Глаза мои округлились от ужаса, когда я увидела внутри макета, в том месте, где находилась, вероятно, кладовая рядом с кухней, куклу-мальчика в синем комбинезоне.
— Послушай, а почему у него такое голубое лицо? Словно вымазали в голубой зубной пасте?
— Но я же выбросила его!!!
— Кого?
— Эту куклу… помнишь, я рассказывала тебе, что эту куклу уже подкладывали сюда… А потом ко мне пришел устраиваться наш садовник, Уве… Ну, тот, который пьет, собака… Между прочим, что-то давно я его не видела… Вчера, как я уже тебе рассказывала, я нашла его в садовом домике пьяным… Я еще принесла ему семена садовой гвоздики…
— Послушай, Соня… Что это за комната, которая расположена рядом с кухней? Судя по всему — кладовка?
В макете это была пустая комната. Без мебели. Хотя по всему макету была расставлена сделанная вручную миниатюрная стилизованная мебель. Кто-то, вероятно, архитектор, хорошо постарался, чтобы превратить макет в точную копию дома…
— Муж рассказывал мне, что Клементина, его мать, поручила архитектору придумать и мебель… И потом по этим вот эскизам заказывала шкафы, кровати и все остальное в мастерской…
— Получается, что в этой комнате, где нет мебели…
— Это холодильная камера, — низким голосом ответила Соня. — Морозильник, где хранится замороженное мясо. Вообще-то, мы предпочитаем покупать охлажденное мясо, но в морозилке всегда держим что-нибудь на всякий случай… У меня даже гуси есть, мясо косули…
— Косули, это, конечно, хорошо, — задумчиво проговорила я. — Но подсказка говорит о том, что в твоей морозильной камере помимо косули сидит (или лежит) человек в комбинезоне. Возможно, твоя морозилка завтра сломается, и тогда ты вызовешь мастера, и он непременно должен быть в синем комбинезоне… Можно предположить так же, что твой садовник, которого мы видели в синем комбинезоне, так напился, что перепутал двери и вместо садового домика оказался в морозильной камере и… замерз там…
И мы, не сговариваясь, бросились вниз…
Соня, бледная, какое-то время возилась с ручкой двери, ведущей в камеру, пока не сообразила, что она заперта. Пришлось искать ключ в ящике буфета. Вставив ключ и повернув его пару раз, она посмотрела на меня как-то странно, словно в ожидании нового приступа боли, в нее даже лицо скривилось в страдальческой мине…
— Господи, Ната, только бы все то, что ты только что сказала — явилось плодом твоего воображения…
Она распахнула дверь, и мы сразу же увидели на плиточном холодному полу морозильной камеры, представляющей собой небольшую комнату с подвешенными на крючьях тушами поросят и гусей, лежащего ничком парня в синем комбинезоне… Желтая лужа под ним замерзла, из чего я сделала вывод, что несчастный пьяница-садовник попросту обмочился перед тем, как окончательно замерзнуть… В полураскрытой ладони у него была наполовину опорожненная бутылка виски…
— Уве! — Просипела Соня, подбегая к парню и переворачивая его на спину. — Вот черт…
Потом она начала тормошить его, расспрашивая о чем-то не немецком. Должно быть, хотела узнать, жив он или нет. Но все усилия ее были тщетны. Даже мне, человеку неискушенному и практически не сталкивающемуся со смертью (не считая, конечно, смерти Тони, но мертвого-то я его никогда не видела!), было понятно, что этот садовник мертв. Во-первых, когда Соня переворачивала его, видно было, что тело его уже закоченело. И что-то не верилось мне, что после Сониного вмешательства и кучи вопросов, обращенных к замерзшему, он оттает и начнет отвечать ей на бойком немецком…
— Вот уж не повезло человеку… — покачала я головой.
— Ты кого имеешь в виду? — Нахмурилась Соня. — Уж не этого ли алкаша? И ты еще называешь его человеком? Да он скот!!! Его приняли на работу, пообещали хорошую зарплату, даже жилье предоставили и еду…
— Надо вызвать полицию, ведь так? — Предположила я, понимая, что оставлять труп в морозилке небезопасно: вдруг электричество отключат часов на несколько…
— Полицию? — Брови ее поползли вверх. — Ты предлагаешь мне вызвать полицию? Ты это серьезно?
— А что еще остается делать?
— Да ты представляешь, что потом будет?
— А что будет? Ну, напился человек, перепутал двери, зашел в морозильную камеру и замерз… Обыкновенный несчастный случай. С пьяными такое иногда случается.
— Он — мой работник, и я несу за него ответственность… И, если он замерз у меня в доме, то и отвечать за него придется тоже мне… К тому же, он — немец, а я кто?
— Думаю, русская с германским паспортом…
— Правильно. Мы не можем вызвать полицию… Ты не забывай, что в этом доме помимо меня и Розы, живет еще один человек…
— Это кто же? — Сначала не поняла я.
— Ты, Ната. И без каких-либо документов, разрешающих право на въезд. Ты хочешь, чтобы тебя посадили в тюрьму?
— Да, я только об этом и мечтаю всю жизнь…
— Тогда давай думать, как поступить…
Мысли мои путались.
— Думаю, что начать надо все же с того, чтобы сохранить спокойствие и тишину в доме — чтобы не разбудить Розу.
— Я тоже так думаю… А что потом?
— Соня, я понимаю, ты сейчас волнуешься, но не до такой же степени, чтобы не понимать самого простого: этого горе-садовника нельзя оставлять в камере…
— Скажи мне: ты до сих пор считаешь, что и эта смерть в моем доме не случайна? — Она приблизила ко мне свое совершенно белое лицо. — Да? Теперь-то ты понимаешь, почему я вызвала тебя?
Я не знала, что ответить. Куклу в синем комбинезоне я не подкладывала — это точно. Думаю, что не делала этого и Роза. Значит, сама Соня. Или я вообще ничего не понимаю…
А может, этот труп в морозильной камере — и есть конечная цель Сони? Может, все эти куклы она придумала для того, чтобы в результате появился этот труп? Чтобы оправдать каким-нибудь образом его появление?
Но тогда появляется другой, наиболее важный вопрос: естественной ли смертью (вернее, в результате ли несчастного случая) погиб садовник? Не убили ли его? А если убил, то кто?
Мне стало страшно. Примерно как тогда, когда я поняла, что меня, вернее, мои органы хотят продать на трансплантацию, и что спасти меня не может даже мой любимый Тони…
Страх липкой испариной выступил на лице…
— Соня… Какой кошмар… До меня только сейчас доходит, что в твоем доме — труп, и что, если позвонить в полицию, то неприятности и даже большие проблемы будут не только у тебя, но и у меня… Может, ты что-то скрываешь от меня? У тебя есть враги? Реальные? Что от тебя, наконец, хотят? Упечь за решетку? Отнять дом?
— Я не знаю… Я уже ничего не знаю… Что делать, Ната?
— Избавиться от трупа, — развела я руками. — Что же еще?
— Закопать в саду? — Она горько усмехнулась.
— Нет. Так поступают лишь в старых добрых английских криминальных романах. И потом, как правило, сад перекапывают, труп находят — со всеми вытекающими отсюда последствиями… Думаю, его надо отвезти подальше от дома.
— Но как?
— Скажи, тебя часто останавливает полиция? Часто проверяет машину?
— Нет… Еще ни разу…
— Будем надеяться, что тебе повезет и на этот раз…
— Ты предлагаешь положить труп в багажник?
— Нет. Я очень боюсь, но думаю, что его придется усадить каким-то образом на заднее сиденье и положить рядом с ним вот эту бутылку виски… Вроде, как везем пьяного садовника к нему домой…
Я говорила так хладнокровно потому, думаю, что мертвец пока еще продолжал лежать у нас под ногами, а не рядом со мной на заднем сидении…
И еще одну деталь я заметила. Когда испытываешь страх, то организм твой мгновенно перестраивается, и ты перестаешь обращать внимание на некоторые, очень неприятные для тебя вещи, и ты упорно идешь к достижению своей цели — удалению причины этого страха… И лишь после того, как все оказывается позади, ты оглядываешься назад и поражаешься тому, что тебе удалось пережить.
Я до сих пор с содроганием вспоминаю те долгие минуты, которые мне показались часами, когда мы укладывали, вернее даже, усаживали окоченевшего, одеревеневшего, завернутого в плед садовника на заднее сиденье — рядом со мной… Труп, понятное дело, постоянно приваливался ко мне в доверительно-пьяном движении, и тогда мне казалось, что мой левый бок просто леденеет от холода… Еще что-то странное происходило с моими волосами на голове. Сказать, что они вставали дыбом всякий раз, когда мы проезжали мимо патрульных, это слишком мягко сказано. Они шевелились на коже моей головы, как змеи, и это мерзкое чувство, что волосы мои змеятся и совершенно неуправляемы, заставляло покрываться все тело мое мурашками…
Понятное дело, что я не знала, куда мы едем. Понимала, что куда-то за город, однако, я ошиблась, и, когда уже впереди показалась окраина, наша машина свернула влево, затем въехала в какие-то каменные ворота и остановилась.
— Что это? — Спросила я, рассматривая в снопе прожекторов бетонный бассейн, груды строительного мусора, технику.
— Это стройка… причем, идет бешенными темпами… Они что-то бетонируют, думаю, это будет какой-нибудь торговый центр с подземными гаражами…
Я поняла, что она хочет сбросить тело в один из возникших из темноты и бетонного хлама котлованов, присыпать землей, чтобы потом нашего незадачливого пьяницу-садовника залили бетоном… Что ж, идея была отличной.
Машина наша стояла таким образом, что с трассы ее не могло быть видно. Мы достали тело садовника, протащили до самого дальнего котлована и сбросили туда. Затем спустились, насколько это было возможно, вниз и с помощью прихваченной из дома лопаты присыпали тело землей.
А потом пошел дождь. Словно должен был полить то страшное, что мы посадили в землю. А заодно уничтожить наши следы.
— Какой же хороший дождь, — пришептывала на обратном пути Соня, глядя перед собой немигающими глазами. — Как же он все хорошо польет… Не останется не только следов нашей обуви, но и следов протекторов… Ничего. Это очень хорошо. Очень. Значит, мы сделали все правильно…
Вернувшись домой, я поняла, что уже три часа утра, и что я, возможно, совершила самую грандиозную ошибку в своей жизни — помогла незнакомой мне женщине избавиться от трупа… И кому теперь объяснять, что так сложились обстоятельства, что я не хотела этого делать, но была просто вынуждена, поскольку тянущиеся из прошлого проблемы всегда касаются настоящего и, конечно, будущего. Не влюбилась бы я в Тони — не приехала бы в Болгарию — не попала бы в руки преступников — не сбежала от родителей — не получила бы проблем с документами — не согласилась бы на авантюрное предложение незнакомого мне человека отправиться в очень рискованное путешествие в Германию — не познакомилась бы ближе с, возможно, преступницей и убийцей (а почему бы и нет? Кто знает, как на самом деле умер садовник) Соней — не согласилась бы помочь ей избавиться от трупа…
Вот такая тяжелая, как кандалы, цепь событий, влекущая одну за другой ошибки, проступки, преступления…
— Ты ложись спать… Да, спасибо тебе большое за помощь… — Как бы между прочим сказала Соня, энергично бегая по дому в поисках подручных средств — ей хотелось привести в порядок морозильную камеру.
Она надела белые резиновые перчатки, плеснула в ведро теплой воды, сыпанула туда какой-то дезинфицирующий, дурно пахнущий порошок, распахнула дверь морозилки, вошла туда и принялась мыть полы…
Я стояла и смотрела, как она это делает. Спать… Сна не было. Перед глазами стояла картинка из недавнего прошлого: завернутый в красный клетчатый плед садовник, похороненный вместе с бутылкой виски на дне котлована… Такое разве забудешь?
— Я помогу тебе… — вдруг сказала, не прерывая своего занятия Соня.
— В смысле?
— С документами… Ведь это же я втянула тебя в эту историю… Да и приехала ты тоже из-за меня… Думаю, тебе уже пора успокоиться и почувствовать себя нормальным человеком…
— Не понимаю…
— Ты живешь в этой стране нелегально и постоянно дергаешься, когда встречаешь полицейских… Так ведь?
Я вдруг поняла, что она изменилась, и вместо нервной, не находящей себе места Сони, я видела перед собой довольно-таки спокойную, разве что немного суетливую Соню, увлеченную простой грубой работой… Словно и не было в морозильной камере трупа, а так — обычная, профилактическая уборка…
— Да, я действительно переживаю из-за отсутствия визы…
— Я помогу тебе. У меня есть некоторые связи, возможности, деньги, наконец!
— А то… что происходит с твоим макетом? Что с этим со всем мы будем делать? Ведь кто-то же подложил эту куклу в синем комбинезоне? Соня, а может, это ты сама? — Вдруг спросила я так, словно мы с ней были в таким близких отношениях, что мне ничего не стоило предположить ее участие в этом идиотском спектакле.
— Что? — Она швырнула тряпку на пол, повернулась и уставилась на меня широко распахнутыми глазами. — Ты что такое говоришь?! Но зачем мне все это?
— Понятия не имею… — пожала я плечами. — Но все это действительно, с самого начала выглядело так, словно все это делается самой хозяйкой — то есть, тобой. Я не отрицаю, что ты могла делать все это не нарочно…
— Как это?… — У Сони даже рот приоткрылся, когда она слушала меня, настолько ее потрясли мои смелые предположения.
— Может, ты страдаешь лунатизмом и сама не ведаешь, что проделываешь ночью… такое встречается… не часто, конечно, но все равно…
— Я — лунатик? Час от часу не легче! Значит, все это время, что ты жила здесь, со мной, ты воспринимала меня, как психопатку, как лунатика?
— Я не уверена, что лунатизм можно приравнивать к психическим заболеваниям…
— А к каким же еще, по-твоему? К глазным или гинекологическим?
— Я не это хотела сказать…
— Что хотела, то и сказала, — она сорвала перчатки и тоже зашвырнула их подальше. Села прямо на пол в коридоре и разрыдалась.
Ну, что ж… Во всяком случае, я сказала то, что хотела. А теперь — куда кривая выведет. Если придется уходить — уйду. Так решила я тогда. Но успокаивать ее я не стала. Да и не жалко ее было, и все ее слезы мне казались совершенно другого происхождения. Нервы. Ведь мы же избавились от трупа, а это колоссальная психическая нагрузка. Во всяком случае, тогда я не чувствовала себя виноватой. Мне даже показалось, что в наших отношениях наметился существенный сдвиг — ведь теперь я не казалась сама себе зависимой от этой странной особы, больше того, мне показалось, что это она теперь зависит от меня, от моего молчания: ведь это в ее морозильной камере погиб Уве-садовник.
Мысль о том, что от меня в связи с этой смертью захотят избавиться, меня как-то не посетила…
19
Мюнхен, октябрь 2008 г.
— Катлин, это я, Роза… Буду говорить тихо, чтобы меня никто не услышал… Я уже говорила тебе, моя дорогая подруга, что в нашем доме происходят очень странные вещи… Так вот. У меня нехорошее предчувствие… И связано оно, как ни странно, ни с этой приезжей девушкой Натальей, а именно с Софи… Тебе это может показаться обычным делом, а меня этот факт насторожил… Помнишь, я тебе рассказывала, чем я кормлю свою хозяйку? Она — настоящий мясоед. Очень любит мясо. Может есть его на завтрак, обед и ужин. Я научилась готовить ее любимые блюда, некоторые, правда, мне приходится заказывать в ресторане, поскольку там особая технология… Так вот, вчера она попросила меня приготовить абсолютно вегетарианский обед!
— Роза! Я не понимаю! Какая же ты стала мнительная! Подумаешь? Сейчас многие переходят с мясоедения на вегетарианство, считается, что так организм лучше очищается… Да и усваиваются овощи гораздо лучше… Роза, да что я рассказываю тебе такие простые вещи?! Ничего страшного не происходит… почему тебе все кажется таким подозрительным?