Парик для дамы пик Данилова Анна
– За сведения, конечно, спасибо, но мне все-таки кажется, что поиски хозяйки этого парика нам ничего не дадут. По-моему, сначала надо попытаться понять, ЗАЧЕМ убийце понадобилось брить наголо свою жертву. Вот если мы поймем это, тогда уже будет проще составить его психологический портрет. Зная ее окружение, будет нетрудно вычислить убийцу. Ты же сам учил меня, что не нужно держаться одной версии, надо бы еще несколько держать про запас. К тому же «Пиковая дама» – это лишь запах духов, а не отпечатки пальцев. Убийца мог нарочно залить парик этими духами, чтобы отвлечь нас от других запахов… Но пока предлагаю остановиться все же на том, зачем преступнику понадобилось обрезать волосы Пресецкой. Что он хотел этим сказать? Ну не из золота же они были сделаны…
– Ты уже думала над этим?
– Думала. Но ничего, кроме уязвленного самолюбия, в голову не приходит.
– А при чем здесь самолюбие?
– Думаю, Зоя отвергла какого-то мужчину, который не смог ей это простить. Судя по тому, что она предстала перед убийцей в чем мать родила, она либо уже была его любовницей, либо собиралась ею стать. Иначе объяснить ее внешний вид нельзя. Разве что мужчина был доктором, перед которым она разделась, чтобы тот ее осмотрел. Но пока отбросим эту мысль. Итак, она собиралась его соблазнить или же делала вид, что соблазняет его. Разве ее отказ в такой ситуации не мог нанести мужчине смертельную обиду? Представь: Зоя приглашает мужчину к себе домой, встречает его либо в нижнем белье, либо обнаженная, провоцирует его на определенные действия, а когда тот бросается к ней, обуреваемый страстью, дает ему от ворот поворот. Вот что бы ты, Игорь, сделал на его месте?
– Оделся и ушел. Мне не нравятся такие игры. Это во-первых. А во-вторых, чтобы так поступить с мужчиной, у нее должна была быть причина. Нормальная женщина так не сделала бы. И тут мне кажется, что картинка, которую набросала ты, не совсем соответствует истинному положению вещей. Смотри. Она была раздета. В квартире отсутствуют следы борьбы, так? А что, если она ждала одного мужчину, а пришел другой?
– Как это?
– Очень просто. Она, как ты говоришь, действительно пригласила мужчину к себе домой, постелила постель, приготовилась, возможно, даже разделась, а когда в условленный час раздался звонок, кинулась к двери и, не посмотрев в «глазок»… Кстати, там есть «глазок»?
– Кажется, да…
– … кинулась к двери и, не посмотрев предварительно в «глазок», распахнула дверь и увидела совсем не того, кого собиралась увидеть. Ее первая реакция?
– Она бы оделась.
– Правильно. Возможно, так оно и было. Она накинула халат, впустила нежданного гостя, они прошли в спальню и…
– Леша утверждает, что она в тот вечер имела половой контакт с мужчиной. Значит, он либо изнасиловал ее и убил, либо они сначала переспали, а потом случилось нечто, что вывело мужчину из себя, и он удушил ее. Но что такого могло произойти?
– Возможно, она сказала ему что-то, толкнувшее его на убийство.
– Объявила о своем новом любовнике? Но вряд ли из-за этого ее убили. Разве что она сообщила ему о своей беременности… Но тогда это более чем странная реакция… Хотя, если мужчина был женат…
Ей вдруг показалось, что она снова заняла место белки, мчащейся вперед, навстречу бессмысленности и усталости. Перебирая лапками по ускользающей дорожке, далеко ли она продвинется в своем колесе?
Юля тряхнула головой и поднялась. Она так явственно представила себе сейчас живую Зою Пресецкую и даже тень мужчины, который набросился на нее, чтобы сдавить руками ее хрупкое, податливое горло, что у нее самой перехватило дыхание…
В какое-то мгновение ей показалось, что она замужем за Игорем. Что они сейчас поговорят, все обсудят, затем спокойно поужинают жареной картошкой и лягут спать. В квартире было тихо, шум дождя за окном придавал этому вечеру тоскливую нотку. Выйти замуж за Игоря? А почему бы и нет? Он нежный, ласковый, у него крепкие руки, сильное и тяжелое тело. И зачем ей было выходить замуж за Харыбина и уступать по первому требованию Крымову, когда рядом был мужчина, способный сделать ее по-настоящему счастливой? Неужели глупость стала ее хронической и неизлечимой болезнью? Разве страсть – единственное и непреложное условие заключения брака? Ведь жизнь уже столько раз доказывала обратное…
Она несколько мгновений не сводила с Шубина глаз, обдумывая возникший только что в ее голове отчаянный план, не имеющий, кстати, ничего общего с ее мыслями об их совместном будущем, после чего вдруг сказала, захлебываясь от собственной дерзости:
– Игорь, тебе не кажется, что мы могли бы провести этот вечер как-то иначе, более интересно, чем разговаривая об убийстве этой несчастной женщины? У меня есть отличное вино, закуска. Я купила новый диск, там классический джаз… На улице идет дождь. Ты не хочешь, чтобы я зажгла свечи и устроила романтический ужин на двоих?
И, не дожидаясь ответа и даже стараясь не глядеть на ошарашенного (иначе и быть не могло!) Шубина, она скрылась у себя в спальне, переоделась и вышла оттуда в красном открытом платье. Не давая своему гостю опомниться, неожиданно села ему на колени, поцеловала прямо в губы и, вдруг выскользнув из его объятий, снова исчезла на кухне. Вернулась оттуда с хрустальным бокалом, заполненным зеленым воском.
– Тебе нравится? Это такая свеча, я сама придумала, – сказала она и зажгла свечу. Погасила свет и снова вышла из комнаты. А спустя несколько минут вернулась с вином и сыром.
Шубин смотрел на нее, не отрывая глаз. Ему не верилось, что он сидит за столом рядом с ней, и пламя свечи, отражаясь в зеленом озере из расплавленного воска, освещает только их лица. Что рядом нет никого…
Он разлил вино, они выпили. Затем она подошла к нему, склонилась совсем низко, так, чтобы ее губы касались его губ, и поцеловала его долгим, изнуряющим поцелуем. Он коснулся руками ее бедер, крепко обнял ее и усадил к себе на колени.
«Подожди», – услышал он словно в тумане и увидел, как она снимает с себя платье. Через голову. Извиваясь всем телом. А под платьем – ничего…
Погасла свеча. Должно быть, это она задула ее. Игорь встал, нашел в темноте трепещущее теплое тонкое тело, и в эту самую минуту услышал:
– Не хотела тебе говорить… но я завтра уезжаю… Постарайся понять меня… Ты же знаешь, как я отношусь к тебе. Но он уже в Москве, он ждет меня… Игорь, у нас с тобой только этот вечер… Обними меня…
Шубин, как парализованный, стоял посреди комнаты в полной темноте и не мог пошевелиться. У него отнялась речь. И то, что произошло в следующую минуту, он потом не сможет объяснить.
Каким-то невероятным образом в его руке оказался стул, точнее, его ножка. Горькое и вместе с тем сладостное мгновение – и стул летит в синий прямоугольник окна, в дождь, в ночь, в бездну боли и обид…
Звон разбитого стекла, женский крик и налетевший ветер еще долго будут преследовать его распаленное сознание…
Вспыхнул свет. Юля в своем красном платье пыталась выдернуть из окна стул. Большие острые осколки стекла падали к ее ногам и разбивались на более мелкие.
Лицо ее при этом было спокойно. Казалось, она нисколько не удивилась тому, что произошло. Ее мягкое и нежное «извини» прозвучало дико, неестественно.
– Игорь, ты прости меня, пожалуйста. Это была игра. Я хотела представить себе, что произошло на квартире Пресецкой, когда она объявила своему гостю, что у нее есть другой мужчина. И все получилось, – сказала она просто, словно и не чувствуя вины.
– Что получилось? – прошептал, не веря своим ушам, Шубин. – Ты бы хотела, чтобы я набросился на тебя и задушил? Ты в своем уме?
– Нет. Просто я рассчитала все верно. Если уж ты, человек-кремень, не выдержал и запустил стулом в окно, и это при том, что я не давала тебе никаких обещаний и у нас вообще дружеские, деловые отношения, то можно себе представить, что бы ты сделал, будь я твоей любовницей… Или потенциальной женой. А что тогда говорить о других, более впечатлительных и ранимых мужчинах?
Говоря это, она куда-то звонила. И вид при этом у нее был крайне невозмутимый и деловой. С таким лицом звонят в справочную, чтобы узнать номер телефона аптеки или прачечной. Шубин смотрел на нее, качая головой. Он еще не понял, радоваться ему или нет. С одной стороны, получалось, что она разыграла его, чтобы проверить свою психологическую версию. С другой, что никто ее в Москве не ждет и это лишь спектакль, который ему надо как можно скорее забыть. Но окно-то ведь разбито!
– Куда ты звонишь? – глухо спросил он и с трудом глотнул.
– Дворнику, он живет в соседнем подъезде. Если он дома, то я попрошу его вставить стекла прямо сейчас. Раньше в дворницкой была стекольная мастерская, – объясняла она как ни в чем не бывало, – но стекольщик спился и умер. Так что стекла там много, на это окно хватит.
Он должен был уйти. Немедленно. Хлопнуть дверью так, чтобы дворнику пришлось не только вставлять стекла, но и чинить дверь. Но не мог. Хотя и не знал, о чем она думает в данную минуту.
«Если он сейчас уйдет, то все останется по-прежнему. А если останется, то уже завтра переедет ко мне…»
– Что-то никто трубку не берет, – она покачала головой, словно только это и занимало ее больше всего в эту минуту. – Вот черт, как холодно-то стало… Шубин, не ожидала от тебя такой экспрессии!
Она положила трубку, и в это время раздался звонок.
– Слушаю…
– Моя фамилия Холодкова, – услышала она хрипловатый и какой-то бесполый голос. – Я бы хотела встретиться с вами. Лучше всего завтра в десять часов. Вы сможете?
«Холодкова. Да это же подруга Зои и Ирины».
– Хорошо. Подъезжайте на Абрамовскую, в агентство. Вы по поводу Зои?
– Да… – сдавленным голосом ответила Холодкова, и Юля сразу представила себе ее: высокая, худенькая, коротко стриженная, в мужской одежде.
– Договорились. Вы, кстати, не видели Иру Званцеву?
– Нет, но это она звонила мне. Может, мы приедем вместе. Всего хорошего.
Чувствовалось, что Холодкова только что узнала о смерти подруги и не могла долго говорить из-за подступивших слез.
– Это подруга Пресецкой, – сказала Юля, обращаясь к застывшему в дверях Шубину. – Завтра подъедет в агентство. Знаешь, по – моему, самое главное – это вычислить ее последнего мужчину. Я имею в виду Зою. Ты еще злишься на меня?
– Значит, ты надевала это красное платье, чтобы сыграть со мной в игру? – спросил Игорь, хватая ее за руку и притягивая к себе. – Отвечай.
Красное платье шилось для Крымова, как и все остальные платья и юбки. Все в этой квартире делалось в угоду Крымову. Но его не было. Был Шубин, который должен был ненавидеть это платье. И это вино, и эту зеленую свечу, и этот сыр. Это был нежный и похожий на масло швейцарский сыр, который любил Крымов. И который теперь продолжала любить Юля.
Она заплакала. Никогда ей еще не было так одиноко и холодно.
Шубин стянул с дивана плед, укутал ее и сунул ей в руки телефон:
– Если тебе так плохо, позвони ему. Не мучайся, – сказал он не своим голосом. – Но ведь так нельзя, пойми ты.
Он не мог больше говорить. Встал, прислонился к стене, скрестив на груди руки, и закрыл глаза. А что еще он мог сказать, глядя, как человек мучается? Крымов не женат, он свободен, как и она. И он тоже любит ее. Так зачем же страдать, если существуют тысячи километров телефонных проводов, которые служат людям как раз для таких экстренных случаев…
Он слышал, как она набирает номер. Содрогаясь всем телом и хлюпая, как какая-нибудь девчонка. Никакого желания скрыть переполнявшие ее чувства. Он стиснул кулаки. А представив, как сейчас далеко отсюда, в своей парижской квартире Крымов берет трубку и, оторвавшись от очередной любовницы, воркует с Земцовой, вливая ей в уши капля за каплей мед любовного красноречия, не выдержал и ушел на кухню. Там закурил.
– Он сейчас придет… – услышал он вскоре ее плачущий голос. – Говорит, с собакой гулял, поэтому его телефон не отвечал.
Оказывается, это она обращалась к нему, Шубину, говоря о дворнике, до которого она все же дозвонилась и который сейчас придет, чтобы вставить стекла. И Шубин подумал, что ему в сердце тоже не мешало бы вставить выбитые стекла – надежду. Вот только где взять такого дворника?..
Глава 3
К трем часам ночи она совершенно забыла о существовании мертвого тела, которое еще недавно было Зоей Пресецкой. Лежа в постели с Шубиным и чувствуя под щекой его упругое и надежное плечо, Юля думала о том, как удивительно приятно находиться в такую непогоду в объятиях мужчины, зная, что он – почти твоя собственность. Как купленный недавно диван или одеяло. И какое счастье, что он не видит ее мыслей… Она улыбнулась и еще глубже зарылась в складки теплого одеяла.
Дворник пришел, несмотря на поздний час, вставил стекла и даже убрал осколки. Чего не сделаешь за деньги.
А когда он ушел, они допили вино и доели сыр. Вечер плавно перешел в ночь, распахивая перед ними невидимые ворота чувственной любви. И даже если бы в ту минуту, когда Шубин любил ее, раздался характерный звонок… издалека, она бы не взяла трубку. От любви любви не ищут.
Молчаливый Шубин говорил ей о своих чувствах губами, руками и всем телом. В отличие от Крымова, который заговорил бы ее до утра, убеждая, что он – единственный мужчина в ее жизни.
– Ты знаешь, у Бобрищева нет алиби, – сказала Юля утром, когда они пили кофе на кухне. – Он сам мне об этом сказал. Или он настолько уверен, что выкрутится, что сам лезет нам в глаза, мол, вот я, никуда не делся и ничего не боюсь. Или он действительно не имеет никакого отношения к убийству Зои.
– Помнишь, ты рассказывала, что Пресецкая ела курицу? Надо бы выяснить, где и с кем она обедала, и были ли у нее в тот день вообще какие-нибудь встречи.
– Послушай, ведь она могла пообедать в фирме, где работала! И как это я раньше об этом не подумала?
Она позвонила Бобрищеву и попросила номер телефона любого сотрудника этой фирмы, который в столь ранний час мог бы ей ответить на некоторые вопросы, связанные с Зоей. Бобрищев с готовностью выполнил ее просьбу, после чего добавил:
– Я тут кое-что вспомнил… Про волосы. Вы, наверное, слышали, что у Зои были чудесные, густые волосы. Просто сказка! Так вот, Ира, для которой Зоина шевелюра являлась предметом зависти, постоянно твердила ей, что ей не помешало бы сменить прическу, то есть имидж, ну и всякое такое… Женщины же постоянно меняют что-то в своей внешности. Вот и Ира пыталась вбить Зое в голову, что ей стоит постричься. Вы, конечно, будете смеяться, но чем черт не шутит… А что, если к этому убийству приложила руку сама Ира?
Юля от такого предположения похолодела. Она и сама допускала, что Ира могла иметь отношение к убийству Зои из-за ревности, тем более что и мужчина, которого делили две подруги, так быстро нашелся. Но чтобы сам Бобрищев подозревал Иру?..
– Вы серьезно?
– А почему бы и нет? Женщина – существо непредсказуемое. Ира злилась на меня, но любила. Поэтому меня оставила в живых. А вот подружку свою удушила. Возможно, не своими руками. Да сейчас за небольшие деньги можно нанять какого-нибудь алкоголика, чтобы тот удавил беззащитную женщину.
– Но согласитесь, что для убийства у Иры было маловато оснований… Ревность. Она же не была вашей женой, стало быть, приняла ваши правила игры. Или я что-то не так поняла?
– Все так, да не так. Но разговор о волосах был. И не раз. Ира и мне говорила, что Зое куда лучше было бы с короткой стрижкой. Она и мастера ей порекомендовала.
– Хорошо, я подумаю над этим сюжетом… Хотя мне он кажется фантастическим. То есть нереальным.
И вдруг Бобрищев, помедлив немного, устало вздохнул:
– И вы мне поверили? Да? Поверили? Вас так легко одурачить? Или вы совсем в людях не разбираетесь?
Юля почувствовала, как к щекам ее прилила кровь: он просто издевается над ней!
– Звоните, если вспомните еще что-нибудь… – сухо проговорила она, уже собираясь прервать разговор, как вдруг вспомнила то, о чем еще не успела спросить: – Кстати, вы не знаете, почему у Зои не было детей?
– Да потому что она сама как ребенок! – воскликнул Бобрищев. – Сама не знает, что хочет от жизни…
Он говорил о ней так, словно она чем-то сильно досадила ему. Пусть даже своей смертью. Но тем не менее говорил о ней, как о живой. В настоящем времени.
– В принципе она могла иметь детей. И даже мечтала об этом. Но я не входил в число мужчин, с которыми она говорила на эту тему откровенно. Я подозреваю даже, что она была беременна от меня этой весной. Допускаю, что она ни в какую Москву не ездила, а лежала в больнице после операции. Но это только догадки. Ира тоже молчит как рыба. Они все трое молчат…
«Видать, он хорошо знает эту троицу», – подумала Юля.
Они вежливо распрощались, после чего Юля сразу же позвонила некоему Стасу, менеджеру из фирмы «Эдельвейс», чей номер телефона ей сообщил Бобрищев. Она рассчитывала обойтись телефонным разговором, но Стас оказался человеком серьезным. Он настоял на встрече, и Юля пообещала ему после завтрака заехать в «Эдельвейс», чтобы поговорить о Зое.
– Он прав. На такие темы по телефону не говорят. Не думаю, что он ограничится позавчерашним меню… Он явно хочет мне что-то рассказать.
И Шубин, который надеялся провести это утро почти так же, как и вторую половину ночи, вздохнул, не желая выпускать Юлю из рук.
– Обещай мне, что сегодня вечером мы обойдемся без битья стекол, – он зарылся головой в ее теплые душистые волосы, – и что ты будешь…
– … такой же покладистой дурой? – рассмеялась она. – Ладно, обещаю, но что касается стекол, то здесь я ни при чем. Это же ты запустил стулом в окно или забыл?
– Забыл.
– Тем лучше. Подстрахуй меня в агентстве, я могу опоздать. Встретишь Холодкову с подружкой в десять, договорились?
Стас, молодой светловолосый мужчина, явно поджидал ее и встретил прямо в дверях офиса. В большой комнате, заставленной столами, на которых громоздились компьютеры, он был один.
– Еще рано, – объяснил он. – Народ позже приходит. Знаете, я ждал, что кто-нибудь придет к нам и станет задавать вопросы, связанные с убийством Пресецкой, но никто не пришел… Это ужасно! Я не могу поверить, что ее больше нет… Такая милая женщина. Когда она к нам только устроилась, я не мог понять, куда смотрят мужчины, которые постоянно вьются вокруг нее. Разве можно допускать, чтобы такая красивая женщина работала. Да еще кем? Поваром!
– О каких мужчинах идет речь? Кто вокруг нее вился?
– Не знаю… Ей постоянно кто-то звонил, за ней приходили, ее куда-то увозили и привозили. Она приезжала со свиданий в приподнятом настроении и возвращалась к своим кастрюлькам. У нее была своя комнатка. Небольшая, но там есть все что нужно. Если хотите, я вам ее покажу.
И он провел Юлю в дальнюю комнату, которая служила кухней и столовой одновременно.
– Видите, этот стол. На нем она резала овощи, вон плита. Вытяжка, все, как полагается. Зоя хоть и проработала мало, но ее здесь долго будут помнить. И знаете почему? Потому что она не похожа была на женщину, готовящую обеды. Слишком шикарна для такой работы. Кроме того, она хорошо готовила.
– Скажите, а с чего вы взяли, что она ходила или ездила на свидания?
– Не знаю. Сказал, и все. Может, потому, что она красивая. Один раз, когда здесь никого, кроме нее, не было, я и сам начал приставать к ней. Честное слово! И ничуть не жалею о том, что произошло…
– А что произошло?
– Она отвесила мне оплеуху и сказала, что в следующий раз подмешает мне в суп какую-нибудь отраву, чтобы одним нахалом на земле стало меньше.
– Прямо так и сказала?
– Да, прямо так и сказала. Но не зло, а как-то весело. Знаете, она вообще была вся веселая, легкая, но при этом чувствовалось, что она очень умная и хорошо разбирается в жизни. Вот есть люди, которые всегда знают, как им поступить в той или иной ситуации. Такие люди необходимы, потому что лично я часто не знаю, как мне быть… А вот у нее, как мне кажется, таких проблем не было. Она с каждым человеком умела находить общий язык, старалась никого не раздражать, особенно женщин. Ведь у нас женщины много о себе мнят. Высокого о себе мнения, я бы так сказал. Вероятно, это оттого, что фирма крепко стоит на ногах и получают все наши сотрудники довольно прилично. Наши женщины – не чета американским. Если те бегут на работу в кроссовках и переобуваются в лифте, то наши будут и по камням идти на шпильках… Вы понимаете, о чем я?
– Зоя Пресецкая тоже была НЕ АМЕРИКАНСКОЙ женщиной? – улыбнулась Юля, с интересом выслушивая мнение молодого человека о женщинах. – Или же она все-таки чем-то отличалась от остальных ваших сотрудниц?
– Вроде бы она была как все. Но, с другой стороны, отличалась, конечно. Вот к примеру. Она – повар. Готовит, накрывает на стол и моет посуду. Значит, она должна и одеваться соответственно, ведь так? Она и одевалась, да только ее одежда выглядела куда стильнее, чем у наших девушек-менеджеров. Она была более женственной, что ли… Мне трудно об этом говорить. Но все мужчины на нашем этаже выходили в коридор покурить, если там появлялась Зоя.
– А что она делала в коридоре?
– Курила, разговаривала с теми, кто к ней приезжал.
– Вы видели хотя бы одного мужчину, с которым она разговаривала в коридоре? – У Юли кончалось терпение. Если этот Стас и дальше будет говорить о красоте и стильности Зои, то разговора не получится. Похоже, он на самом деле был неравнодушен к ней.
– Видел, конечно. Его все видели. Его невозможно было не увидеть, поскольку это был наш шеф… – и Стас покраснел.
Вон оно что?! Бобрищев приезжал в офис, чтобы поговорить с Зоей.
– Бобрищев?
– Да, но они не скрывали своих отношений. И мы все думали, что они находятся в ссоре, отсюда и эта смешная поварская должность, и смешной оклад… Думаю, она таким образом чего-то добивалась от него. Но это все мои домыслы. Да и не только мои.
– А еще кто-нибудь к ней приезжал?
– Кажется, бывший муж. Я так и не понял, в каких отношениях он был со своей бывшей женой. И вообще все выглядело, как фарс. Каждый у нас понимал, что Зоя не на своем месте, и все ждали развязки… Думали, Бобрищев женится на ней. И тут вдруг такое…
– А еще кого-нибудь, кроме Пресецкого и Бобрищева, вы рядом с Зоей видели?
– Спрашивал ее тут недавно один мужчина, но она разговаривала с ним недолго.
– Они говорили в коридоре?
– Да, курили на лестнице, как все.
– Вы не могли бы описать этого человека?
– Описать этого мужика? – Стас даже скривил лицо, вспоминая Зоиного собеседника. – Тяжелый случай… Дело в том, что если Бобрищев – мужчина видный, яркий и даже красивый, то этот – полная противоположность.
– Возраст?
– Ему за пятьдесят. Маленький, щуплый, какой-то серый, невзрачный, одет небрежно, хотя в костюме и при галстуке. Как бомж, который приоделся для важной встречи.
– Бомж? Это интересно. Вы не слышали, о чем они говорили?
– Нет, я не имею привычки подслушивать.
– Но хотя бы выражение ее лица вы видели? Ведь вы находились где-то рядом, раз видели, как они курили на лестнице.
– Мне показалось, она разговаривает с ним из вежливости, чтобы только отвязаться. Она и смотрела куда-то в сторону, пока слушала его. А потом кивнула головой, пожала плечами и вернулась к себе. Налить вам кофе?
Через полчаса в комнате уже началась работа. Засветились экраны компьютеров, заработали принтеры и факс, на столиках появились чашки с кофе. Только теперь, когда Зои не стало, каждый сам наливал себе кофе из кофеварки. Юля так и не поняла, чем же конкретно занималась фирма «Эдельвейс», но если судить по обрывкам телефонных разговоров, то поставками какого-то сырья для фруктовых напитков.
Пять девушек-менеджеров были по очереди опрошены Юлей в той самой кухне, где еще недавно хозяйничала Зоя Пресецкая. На множество самых разных вопросов, которые Юля им задавала, девушки отвечали односложно и без энтузиазма, в отличие от словоохотливого и импульсивного Стаса, из чего можно было сделать вывод, что они в душе будто даже рады, что в их офисе больше никогда не появится эта привлекательная, красивая женщина. Хотя у Юли возникли и другие подозрения, касающиеся интеллектуального уровня этих раскрашенных и нарядно одетых созданий, – уж больно примитивными они ей показались в роли собеседниц. Однако некоторая польза от этих разговоров все же была. Так, выяснилось, что позавчера никакой курицы и риса, а тем более яблок в меню не было. Зоя приготовила овощное рагу и селедку под шубой. Значит, курицу она не ела ни дома, ни на работе, но тогда где и, главное, с кем? Вряд ли она, приготовив еду для работников «Эдельвейса», сама отправилась обедать в кафе или ресторан. Это абсурд. Если, конечно, ее не пригласил на обед один из ее поклонников. Пусть даже встреча происходила у него дома, где он и угостил ее курицей, вином и яблоками. Кто этот человек? Предполагаемый убийца или мужчина, с которым у Зои были серьезные отношения и от которого она собиралась родить ребенка? Едва ли это тот щуплый мужичок в потертом костюмчике, который приходил к ней сюда. Одна из девушек сказала, что после разговора с ним Зоя много курила, а потом позвонила какой-то Ирине и сказала, что «плохи наши дела».
– Вы ничего не спутали? Она так и сказала: «Плохи наши дела»?
– Может, я слова переставила, не знаю, но смысл примерно такой. Я еще подумала тогда, что этот человек что-то знает или она должна ему деньги.
– Они говорили о деньгах?
– Нет, но я почему-то так подумала.
Положительно, с этими девушками невозможно было разговаривать. Выходило, что из любопытства они постоянно держали Зою в поле своего зрения, однако когда речь заходила о каких-то конкретных вещах, касающихся ее встреч с кем-то или услышанных обрывков разговоров, то получалось, что они ничего не видели, не слышали и вообще ничего не знают. Вероятно, сказывалось, что каждая из них держалась за свое место: ведь Зоя встречалась с их шефом, с Бобрищевым, и сказать об этом означало озвучить сплетню. Вот они и молчали, не желая усложнять себе жизнь.
Но почему одна из девушек подумала, что этот мужичок требовал у Зои денег? Быть может, она сделала такой вывод, потому что слышала разговор Зои с Бобрищевым о деньгах? Он сам говорил, что часто бывал несдержанным и устраивал своей строптивой любовнице головомойки, убеждая ее не позорить его и бросить работу. Деньги. Не похоже было, чтобы у Зои не было денег. Ей достаточно было продать любую серебряную безделушку или что-нибудь из драгоценностей, чтобы решить денежную проблему. Оклад повара в «Эдельвейсе» уж точно не спас бы ее от финансового краха. А уж если она действительно вляпалась в какую-нибудь историю, где понадобилась крупная сумма, то вряд ли она отказалась от помощи самого Бобрищева. Не тот случай. Вот и получалось, что в «Эдельвейс» она устроилась, чтобы насолить бывшему любовнику. Из гордости. Из каприза. Чтобы что-то доказать. Но это ее личное дело и никого, кроме нее и Бобрищева, не касается.
Юля спросила, не слышал ли кто о том, что Зоя собирается сделать себе стрижку.
– Да, – ответили ей, – она собиралась постричься, но никак не могла решиться. Мы ей даже давали примерить парик с короткими волосами. Она надела его и помолодела лет на десять.
– А где она собиралась стричься?
– Она сказала, у нее есть свой мастер. Мы живо обсуждали этот вопрос, потому что уж больно жалко было отрезать такие волосы… Спрашивали ее, что она собирается делать с отрезанными волосами, а она рассмеялась и сказала, что продаст их за тысячу долларов. Вот и все.
Юля очень осторожно расспрашивала девушек, не тошнило ли Зою и не говорила ли она о беременности. На этот вопрос никто ничего не ответил. Стало ясно, что Зоя скрывала свою беременность.
После всего услышанного Юле захотелось увидеться с подругами Пресецкой, чтобы окончательно выяснить, с кем именно встречалась Зоя в последнее время, с кем могла пообедать в день убийства, зачем ей понадобилось устраиваться поваром в «Эдельвейс» и кем мог приходиться ей мужчина в потертом костюме. Она посмотрела на часы – Игорь уже наверняка беседует в агентстве с Холодковой и Званцевой. Она попрощалась с сотрудниками «Эдельвейса», вышла на крыльцо и вдохнула холодного воздуха. Было свежо, пахло опавшими листьями и почему-то снегом, которого не было… Приятный сладковатый арбузно-январский запах. «Скоро зима…»
Евгения Холодкова была вся в черном. Осунувшееся бледное лицо, большие запавшие глаза и тонкая полоска темно-красных губ. Аромат незнакомых духов, трансформируясь в воздухе и смешиваясь с каким-то другим запахом, возможно, кофе, превратился в довольно неприятный жирный и лекарственный дух. «Кусочек льда и рассудка» – вспомнились Юле слова Иры о подруге.
Женя оказалась еще более некрасивой, чем Юля предполагала. Таким женщинам-подросткам ничего другого не остается, как устраиваться в жизни самостоятельно – мужчины не видят в них женщин, не хотят их, а потому на них не распространяются их щедроты. Непонятно только, как могли ладить Зоя и Женя, два антипода. При всем уме и таланте казаться счастливой Холодкова не могла не завидовать Зое. А Ира говорила, что «Женька обожает Зою».
– Вы не знаете, когда можно будет забрать Зою из морга?
Это был первый вопрос, который Холодкова задала Юле. Она действительно была деловой женщиной, и практическая сторона события, приведшего ее в частное сыскное агентство, интересовала ее не меньше, чем постигшее горе.
– Вы сможете забрать тело лишь после того, как будет проведена судебная медицинская экспертиза. Вам известно, как погибла ваша подруга?
– Ира сказала, что ее удушили. – Холодкова промокнула платком уголки глаз и высморкалась. – Не могу поверить, что ее нет. И пока не увижу ее, пока не… Я могу увидеть ее? Отвезите меня, пожалуйста, в морг. Может, это не она?
– Вы хотите ее увидеть?
– Да, хочу. Я должна, потому что у нее никого, кроме нас с Ирой, не было.
Эта просьба оказалась для Юли неожиданной. Она поймала такой же недоумевающий взгляд Шубина, застывшего с банкой кофе в руках.
– Я могу вас туда отвезти. Но сначала ответьте мне: вы кого-нибудь подозреваете?
– Конечно, – почти выкрикнула она и тряхнула головой, отбрасывая волосы назад, как человек, предупреждающий окружающих о том, что он готов к любой неожиданности, к любому испытанию. Чисто мужское движение. И Юля только сейчас заметила, что, несмотря на коротко остриженную челку и торчащие в разные стороны вихры у висков, остальные волосы у Жени были длинные, стянутые на затылке в узел. Странная, ни на что не похожая прическа, свидетельствующая о том, что внешность в жизни этой женщины носит условный характер.
– И кого же?
– У нее был только один враг, и он этого не скрывал. Я говорю о Бобрищеве. Это он убил ее, я уверена в этом. Это не человек, а дьявол! Когда вы увидите его, – говорила она с жаром, брызгая слюной, – то подумаете, что он – само совершенство. Да, он обаятельный мужчина, ничего не скажешь. У него прекрасные манеры, приятный голос, он умеет говорить с женщинами. Но при всем этом он – негодяй, каких мало. Ведь вы же были в квартире Зои, вы же видели ее работы… Согласитесь, она была одаренным человеком. И пусть нам так и не удалось устроить ни одной ее выставки, а некоторые умники считают ее кустарем, все равно он не имел права так поступать…
– Вы имеете в виду его отношение к ее занятиям живописью? – не в силах скрыть иронии усмехнулась Юля. Ей уже поднадоела эта история нелюбви Бобрищева к Зоиному искусству. – Неужели вы действительно верите, будто его настолько нервировало то обстоятельство, что ваша приятельница рисовала, что он решил положить этому конец, удушив свою бывшую возлюбленную?
– Вы напрасно защищаете Бобрищева. – Женя сощурила глаза и хмыкнула. – Или вы тоже успели попасть под его обаяние? – И, не дав Юле опомниться, добавила: – Между прочим, она не была его бывшей, как вы выразились, возлюбленной. Он не переставал любить ее, но вместе с тем и ненавидел за то, что она бросила его.
– Да что же это за женщина такая, которая разбрасывается такими мужчинами, как Бобрищев? – не выдержала Юля. – Да, вы правы, я попала под его обаяние, он действительно произвел на меня хорошее впечатление, но если бы вы слышали, с какой горечью говорил он о том, как с ним обошлась Зоя. Скажите, Женя, каким человеком была ваша подруга? Что она искала в жизни? Кого по-настоящему любила?
– Да никого она не любила, в том-то и дело. Я часто слышала от нее, что она не знает, что такое настоящая любовь. Она ни к одному мужчине не испытывала страсти. Если вы встречались с Ирой Званцевой, то наверняка слышали от нее, что у Зои было много любовников. Да, это так. Но это были скорее друзья, покровители, но не любовники. Она никого не любила и страдала от этого.
– Значит, ее в мужчинах интересовали только деньги?
– Даже не знаю… Скорее всего ей нравился тот образ жизни, который она вела, эта праздничная атмосфера свиданий с цветами и шампанским, восхищенные взгляды мужчин. Каждой женщине нравится, когда ею восхищаются. Но мужчины приходили и уходили, а она оставалась одна, наедине со своим холодным сердцем. Вы понимаете, о чем я?
– Отсутствие страсти.
– Правильно.
– Скажите, Женя, а что вам известно о последнем ее увлечении?
– Последнем? А кого вы имеете в виду?
– Не знаю… Дело в том, что месяца три назад Зоя встречалась с мужчиной, которого, возможно, любила. У нее, судя по всему, был таинственный воздыхатель. Любовник, поклонник, назовите, как хотите, которого она, возможно, даже скрывала. Вы тоже будете об этом молчать как рыба?
– Вы хотите сказать, как Ира? – Она улыбнулась. – Нет, я не знаю, о ком вы говорите. У нее долгое время был Бобрищев, и если она изредка встречалась с другими мужчинами, то это могли быть просто люди, с которыми она поддерживала дружеские или даже деловые отношения. С их помощью, кстати, она время от времени пыталась устроиться на работу. Это я точно знаю.
– Но что это за мужчины? Вы знаете их фамилии? Где они работают?
– Конечно, нет. Ведь это мужчины Зои, и этим все сказано. Она никогда не бравировала своими любовниками, в отличие от других… Знаете ведь, что некоторые женщины даже выдумывают себе мужчин, играют сами с собой в обманные игры… Блефуют, одним словом. Так вот: Зоя была не из таких.
– Хорошо, тогда поговорим о работе. Ей действительно нужна была эта работа? Я имею в виду фирму «Эдельвейс».
– Да бросьте! Вы же прекрасно понимаете, ей не настолько были нужны деньги, чтобы она развила такую бурную деятельность по поиску работы. Это все делалось назло Бобрищеву, чтобы досадить ему: мол, посмотри, я могу сама содержать себя…
– А почему он не женился на ней?
– Этого никто не знает. Понимаете, в наше время, когда людям так трудно живется, а вокруг дороговизна и безработица, бредни Зои о том, что она устала жить без любви, воспринимаются по меньшей мере как рисовка. Я вот тоже, к примеру, живу без любви. Совсем одна. Но ничего, не жалуюсь, хотя, в отличие от Зои, мне приходилось самой зарабатывать на жизнь. Я рисковала, закладывала однокомнатную квартиру, чтобы на эти деньги издать свою первую газету. И мне никто не помогал. Все, чего я добилась в жизни, далось мне трудом и здоровьем.
Вот и Женя Холодкова выплеснула наружу свою неприязнь к Зое. И это лучшие подруги?
– Из ваших слов выходит, что Зоя была несчастна.
– Все относительно. Это с ее слов выходило, что она несчастна, но я бы не отказалась от такого НЕСЧАСТЬЯ…
Она все же сказала это. И густо покраснела. Юле даже стало неловко оттого, что она выбила из этой бизнес-леди порцию зависти, смешанной чуть ли не с ненавистью. И как это Зоя могла дружить с Ирой и Женей, не чувствуя фальши в их отношениях? Или же она догадывалась о том, как относятся к ней ее «лучшие» подруги? Но тогда что же связывало этих трех женщин, если не теплые чувства? К тому же и Ира говорила, что Женя не раз выручала своих подруг деньгами.
– Женя, это правда, что вы давали Зое деньги?
Холодкова как-то странно посмотрела на Юлю, и глаза ее стали наполняться слезами.
– Вы думаете, наверно, что я чудовище, что я завидовала Зое и даже ненавидела ее, но это неправда! – Она почти выкрикнула последнее слово. – Но разве я виновата, что природа не наградила меня так же щедро, как ее?! И разве могла я знать, что красота – это пропуск в совершенно другой мир, мир богатых мужчин и наслаждений, который никогда не будет принадлежать мне…
– Вы не правы…
– Да нет, я-то как раз права. А хотите, я скажу вам, о чем вы сейчас думаете? Вам не дает покоя один вопрос: что меня притягивало к Зое, ведь так? Я отвечу. Предельно откровенно. Сама Зоя. И именно ее красота. Знаете, это как покупаешь красивую вещь и ставишь у себя в комнате на видное место. Вот так и Зоя была для меня источником вдохновения. Я была счастлива тем, что могла в любое время приехать к ней, увидеть ее и насладиться ее несчастьем. Мысль о том, что эта женщина доступна мне, что я могу подсмотреть все ее женские тайны, приводила меня в восторг.
– О каких тайнах вы говорите?
– Понимаете, Зоя на людях и Зоя домашняя – это две разные Зои. Так вот, я знала ее разную, чувствовала ее слабые места и, прекрасно зная о ее уязвимости, становилась сильнее сама. Вы вот сейчас смотрите на меня и думаете, наверно, что я – самая настоящая мымра. Как в «Служебном романе». Но вы ошибаетесь. Это я сегодня такая неприбранная. А так-то я слежу за собой. Рядом с Зоей всегда хочется выглядеть лучше, чище, что ли. Ира тоже говорила мне, что после встреч с Зоей ей хочется сшить новое платье или купить духи, помаду… В этом плане она действовала на нас благотворно.
Юля слушала ее и чувствовала, что самого главного она еще не знает. И вдруг до нее дошел смысл всего сказанного Холодковой. Разбились розовые очки, и все вокруг стало серым и пошлым. Особенно Холодкова с ее шитой белыми нитками хитростью.
– Женя, вот вы сейчас говорили о красоте, о том, что вам было приятно иметь у себя в подругах очень красивую женщину. Не означает ли это, что есть одно существенное обстоятельство, которое позволило вам приблизиться к Зое?.. Скажите, как вы с ней познакомились? Ведь вы же сами подошли к ней, как подошли бы в магазине к красивой и дорогой вещи, и каким-то образом расплатились за счастье обладать ею…
Женя некоторое время молчала, подбирая слова, чтобы и себя не унизить, и не осквернить память подруги. Потом, вздохнув, призналась:
– Да, конечно. Чего уж там… Я сама подошла к ней и познакомилась. Она была с Ирой. Знаете, такие женщины предпочитают иметь в подругах либо некрасивых, либо невезучих. Так вот, невезучая у Зои уже была. Ира. На ее фоне Зоина жизнь была похожа на сказку. А тут появилась я. Некрасивая, зато с деньгами. Вы правы, сначала у нас с ней не было ничего общего. Меня-то сжигало любопытство, желание узнать, как живут такие женщины, как Зоя, чем они привлекают мужчин. Я даже стала покупать такие же духи, как у нее, ходила в те же парикмахерские и старалась быть хотя бы немного похожей внешне на нее. Но вот что давало ей мое присутствие, я долго не могла понять. А когда поняла, было уже поздно…
– Деньги?
– Безусловно.
«Выходит, Женя покупала общение Зои за деньги. Что ж, они были заинтересованы друг в друге… А почему бы и нет?»
– …Она всегда могла взять у меня в долг. А это не так уж и мало. Становится легче жить, когда знаешь, что есть человек, который всегда примчится к тебе на помощь. Я повторюсь, но в жизни так и бывает: мужчины приходят и уходят, а подруги остаются. И когда Зоя болела, скажем, гриппом, а болела она очень тяжело, с осложнениями, она хотела видеть только нас с Ирой. Мужчины для нее переставали существовать. И даже с домашними животными она бы, мне кажется, обращалась нежнее, чем со своими любовниками.
Читать бесплатно другие книги:
