Ускользающий мир Ефиминюк Марина
– Проходи! – Анатоль подтолкнул девушку в спину, и она сделала еще один нерешительный шажок.
Теперь Ия смогла увидеть в кабинете еще одного человека: на старом кожаном диване, скрестив руки на груди, сидел мужчина в синем свитере с высоким горлом, кожаных брюках и пыльных ботинках на толстой подошве. Его длинные светлые волосы, зачесанные назад, были собраны в хвост. Прозрачно-голубые глаза незнакомца окатили девушку холодным любопытством – Ия непроизвольно поежилась.
– Анатоль, это была твоя идея сделать курьером сопливую девчонку? – хмыкнул он, изогнув светлые брови.
– Феликс – голос начальника Ии наполнился желчью, похоже, мужчины терпели друг друга в одной комнате по единственной причине – эта комната являлась кабинетом Главного, – если ты забыл, то позволю напомнить, что эта девочка везла на себе магнит двое суток и выжила. Твои ребята, как известно, сгорели уже через пару часов. Посмотри, она светится добром, курьер должен быть именно таким.
У Ии подкатил к горлу тошнотворный ком. Выходит, тот секрет, что она перевозила на себе, мог ее умертвить?! «Наполнена добром!» – Да, именно так называлось ее стремление к справедливости, но сейчас девушка почувствовала себя обманутой. От волнения захотелось плакать.
– Не выдумывай, Анатоль, – тихо фыркнул мужчина, названный Феликсом, – она осталась цела только потому, что не знала предназначения груза и не совала нос куда не следует. Обычно молодых убивает любопытство. Кстати, как ты сумел запудрить ей мозги? – Он размял шею, хрустя позвонками.
– Феликс, хватит! – резко прервал его Главный, поднимая взгляд от листа, который изучал. – Сейчас ваши перепалки меня не веселят, а раздражают! Ия, – он обратился к притихшей девушке, – расскажи нам, что произошло. Мы должны знать подробности, чтобы понять, кто напал на кортеж.
Девушка быстро облизнула губы и, набрав побольше воздуха в легкие, произнесла:
– Я вам и так могу сказать, кто напал… – Она запнулась, и словно в насмешку в голове всплыло воспоминание о сладком бархатном голосе: «У меня просто не в том месте и не в то время сломалась машина».
Она ненавидела ложь! Но ведь ее ложь была во спасение…
– Действительно? – Главный уже с возрастающим интересом посмотрел на девушку.
– Да, – кивнула она, нервно заправив за ухо прядь светлых волос, – я узнала этого человека. Это был Люкка Романов, и я думаю, сейчас он уже мертв.
Та страшная пауза, последовавшая после ее едва слышного признания, давила на уши. Мужчины переглянулись. Феликс даже наклонился к Ии, словно надеялся проникнуть к ней в голову.
– Откуда ты знаешь, что это был именно Люкка? – сквозь зубы спросил он, впившись взглядом в бледное осунувшееся лицо девушки.
– Я узнала его, – ответила она таким же сухим тоном. – Его сложно не узнать, если вы понимаете, о чем я говорю.
– Почему ты думаешь, что он мертв? – не отставал мужчина, сморщившись при воспоминании об ангельской красоте подонка.
– Я думала, что вам уже рассказали, – холодно пожала она плечами. Мужчина ей совсем не нравился и вызывал чувство глухого недовольства. – Я в упор ударила его призмой. После этого он ускользнул в Индустриал.
– Магнит? Мешочек, что ты везла, где он?! – последовал резкий вопрос светловолосого.
– Он, – Ия замялась, – он сорвал его с моей шеи…
Наверное, больше минуты находившиеся в комнате мужчины молчали. Главный сложил блестящие губы в трубочку и забарабанил пальцами по крышке стола.
– Стоит признать, ситуация аховая, – вздохнул он в конце концов. – У нас нет ни маятника, ни магнита, а времени остается совсем мало. – Неожиданно он обратился к Ии: – Суда нам теперь не миновать, приставы начнут копаться, кто посмел нарушить закон. Ия, ты же понимаешь, что Судьям не стоит знать все подробности сегодняшнего инцидента.
Девушка неожиданно покраснела и кивнула, не уверенная, что правильно понимает старика.
– Тем более что единственный свидетель, который может опровергнуть твои слова, возможно, мертв.
– Вы сами верите в его смерть? – хмыкнул Феликс, снова откидываясь на подушки дивана.
– Неважно, во что верим мы. – Главный внимательно посмотрела на Ию, и у той свело в судороге живот. – Сейчас важно лишь то, во что будет верить Ия.
Та кивнула.
– Можешь отдыхать, Ия, – кивнул Главный.
И она быстро попятилась к выходу, споткнувшись о невысокий порожек. Не давая ей упасть, Анатоль подхватил девушку под локоть и распахнул дверь.
– Я свяжусь с тобой. Не переживай, все будет хорошо, – пробормотал он ей в макушку.
Ия в сопровождении охранника отбыла домой, но мужчины остались в светлом кабинете, и сейчас они молча поглядывали друг на друга.
Главный сказал резко и громко, разбив напряженную паузу:
– Анатоль, что у нас с маятником?
Светловолосый Феликс перестал разглядывать портрет на стене и повернулся к своему оппоненту.
– Еще ищем, Альберт, – с запинкой произнес Анатоль, назвав Главного по имени, и даже затрясся. – Вы же понимаете, он чувствует любое проявление агрессии. Парнишка уходит из очередного убежища за минуту до нашего появления. Мне кажется, за вчерашний день мы облазили все притоны города, и мы следим за всеми подпольными пунктами подзарядки.
– Так облазьте еще раз, пока он не улизнул!!! – неожиданно заорал старик. Феликс только хмыкнул, а Анатоль вжал голову в плечи.
– Не улизнет, – уверенно покачал головой Феликс. – У него очень важная причина оставаться в городе.
– Какая же? – буркнул Альберт.
– Его способности забирают слишком много энергии, он может выжить только здесь, рядом с энергетическими резервуарами.
– Он очень странный молодой человек, – подтвердил Анатоль.
– Он маятник, – пожал плечами Феликс, а потом добавил: – Надеюсь, что этот ублюдок Люкка действительно сдох где-нибудь в Индустриале и не сможет заинтересоваться всем этим делом. Как я понял, Анатоль, твои ребята вели себя как последние олухи, напав на него.
– Главное, чтобы девчонка забыла об этом, – буркнул недовольный мужчина.
– А ведь магнит остался у Романова, – устало проговорил Альберт, потирая переносицу.
– Мы можем сделать новый, – безразлично пожал плечами Феликс.
– Безусловно, можем, но сейчас время – наш главный враг. Боюсь, если Люкка пропадет во второй параллели, то нам придется разобрать ее по кирпичикам, чтобы найти стрелку. Анатоль, дай задание лаборатории, чтобы они изучили следы. Нам нужно знать, куда он ускользнул.
– На это уйдет пара дней… – оправдывался Анатоль.
– Так пусть они приступают прямо сейчас! – рявкнул Альберт, теряя терпение.
На губах Феликса зазмеилась неприятная улыбка.
Евгения
– Привет! – весенней пташкой прощебетала Танька. – Твой рыцарь уже ушел?
– Пока нет, – хмуро отозвалась я, поглядывая из кухни на пустой темный коридор.
– Ты что, его наручниками приковала, чтобы не сбежал? – удивилась подруга.
– Он спит.
От мрачного настроения ответы получались односложными, хотя оно и не мудрено – целый день, как партизан, я провела на кухне, попеременно впадая то в панику, то в гнев. Разбила пару кружек, докурила все сигареты и даже бычки до фильтра, съела батон хлеба и выпила банку растворимого кофе, отчаянно стараясь не сойти с ума.
– Ты его так уморила? – Таня, кажется, была настроена на юмор.
Я промычала в телефон нечто нечленораздельное и сморщилась, готовая разреветься от собственного бессилия.
День клонился к вечеру, через открытое окно в кухню падали оранжевые лучи. Небо готовилось к осени и уже выглядело чуть сероватым, растеряв былую яркость и сочность. Под окном через открытую форточку с шоссе неслись визгливые сигналы застывших в пробке автомобилей. Мой гость превратил меня в заложницу в моем собственном жилище.
– Я решила сжалиться над тобой, – продолжала Танька радостно, – и позволить рассказать, как все было.
– Что было? – Перед глазами так и встала картина зияющей раны и пропитанного кровью кухонного полотенца.
– Где ты его подцепила? Мы же тебя до дома довезли…
Неожиданно из комнаты раздался нечеловеческий вопль. Я подскочила на расшатанной табуретке и чуть не рухнула на пол, хорошенько ударившись локтем об угол стола. Руку до самого плеча пронзила острая боль.
– Господи, кто там у тебя так воет? – изумилась Танька, прислушиваясь. – Ты чего, и правда его связала? Да? Женька, ты с ума сошла…
– Я тебе перезвоню! – перебив ее, я тут же отключилась и с опаской выбралась из кухни.
Мужчина метался по кровати и стонал во сне, сведя у переносицы черные брови, его красивое лицо было скорчено в гримасу. Через мгновение он снова закричал и выгнулся дугой.
– Эй! – позвала я, от испуга сильно сжав дверную ручку. Но незнакомец никак не реагировал, продолжая сражаться с невидимыми монстрами, пришедшими в беспамятстве.
– Эй, как тебя там? – Я подошла и осторожно потрепала мужчину за плечо, стараясь разбудить.
Его движение было почти незаметным. Через мгновение я лежала на кровати, холодная ладонь незнакомца прижималась к солнечному сплетению, черные глаза смотрели в мои, расширенные от испуга. Ледяной озноб сковал тело, сердце вдруг забарабанило бешеную дробь, кровь застучала в висках. Слабость накатила резко и в одно мгновение, грудь отказывалась набирать кислород, а потом накрыл всепоглощающий ужас…
Все кончилось так же быстро, как и началось. Видимо, сумасшедший убрал руку – легкие со свистом втянули воздух, и я закашлялась.
– Эй, спасительница! – Он снова бесцеремонно похлопал меня по щекам. – Ты как?
Я приоткрыла глаза, увидела лицо, выражавшее притворное сожаление, и неожиданно даже для себя отпрянула от него как от прокаженного, свалившись на пол.
– Не ушиблась? – заботливо поинтересовался незнакомец, когда я, скользя голыми пятками по полу, пыталась подняться.
– Кто? Ты? Такой? – прошипела я, чувствуя в себе паническое желание убежать.
В свете вечернего грустного солнца, едва пробивающегося через занавески, его черты казались прекрасными, но глаза, черные и недобрые, пугали.
– Не ударилась? – без особого интереса спросил он и зарылся в подушку растрепанной головой, не дождавшись ответа.
Я стояла посреди комнаты, шумно дышала и от злости сжимала кулаки. Его одежда неряшливой кучей валялась у кровати. В бешенстве я сгребла ее в охапку и решительно направилась к входной двери. Кое-как справившись с замком, я вышвырнула шмотки на лестничную клетку и удовлетворенно отряхнула руки. Потом, стремительно вернувшись в комнату, с силой стянула с красавчика перепачканную бурой засохшей кровью простыню и, сгорая от гнева, ткнула пальцем в сторону коридора:
– Убирайся отсюда следом за своими вещами! Немедленно! Слышишь меня?!
– Принеси одежду обратно, – устало, словно расшалившемуся ребенку, посоветовал он, – я сегодня все равно отсюда не смогу уйти. Надо, чтобы рана окончательно затянулась.
– Что? – Я уставилась на него, неожиданно растеряв добрую долю яростного задора.
– Не переживай, спасительница, – он приподнялся на локтях и окатил меня презрительным взором, – я пересплю у тебя ночь, а когда приду в себя, то исчезну. Мне не нужны твои жалкие десять тысяч и старый компьютер. – Он задумался. – Что у тебя там еще есть? Мобильный телефон? Выброси его, у него все равно батарейка через пару месяцев испортится.
– Да как ты?.. – Тут мне стало совсем плохо.
Он буравил меня раздраженным взглядом:
– Слушай, прикройся, что ли, а то у тебя ноги такие худые.
Я непроизвольно натянула футболку, которую так и не удосужилась переодеть.
– Я хочу убраться из твоей коморки так же скоро, как и ты того желаешь, поэтому дай мне поспать. Только так я могу восстановиться.
После подобной отповеди я, смущенная и обиженная, вернулась на кухню. Этот нахал едва не убил меня и еще отчитал, как глупышку! Да кто он такой? Не вампир же на самом деле?!
Я прошлепала в подъезд и стыдливо подобрала вещи, чувствуя осуждающий взгляд через глазок в двери Екатерины Авдотьевны.
Или вампир?! От неожиданного открытия меня бросило в жар. Возвращаться в квартиру тут же расхотелось, но и крутиться на лестничной клетке, только привлекая внимание соседей, смысла не было. Тихонько прикрыв за собой дверь, я на всякий случай не стала запирать замок.
Вампир…
Господи, а ведь этот тип действительно появился ниоткуда, словно упал с потолка! А эта ледяная ладонь на груди, он же фактически придушил меня! Батюшки, он ранен, а вдруг наша кровь смешалась, и я теперь тоже стану упырем?! Я стала разглядывать палец, накануне порезанный канцелярской бумагой, отчего-то подобные тонкие ранки всегда долго болели и плохо заживали. Едва заметная линия на подушечке вспухла. Да нет, чушь!
В голове лихорадочно проносились картинки из фильмов и сцены из книг. Что я знаю про вампиров? Что они светятся на солнце, у них ледяные руки, прекрасное лицо и черные мысли. В общем, незнакомец полностью подходил под это определение. Правда, на солнце он не светился и отчего-то не попытался меня укусить, чтобы испить сладкой девичьей кровушки и моментально излечиться. Он для чего-то попросил воды с сахаром.
На всякий случай я отыскала в ящике, где лежала картошка, чесночные головки, насаженные бабулей на веревочку, и нацепила их на шею как ожерелье. Боятся вампиры чеснока – не боятся, а подстраховаться можно. Потом подумала и, схватив солонку, изобразила дорожку у двери кухни, а следом – еще и на подоконнике, на тот случай, если мерзавец решит залететь в окно. В порыве вдохновения я отыскала в шкафчике тонкую свечку, провалявшуюся там пару лет после моей экскурсии в пригородный монастырь, и зажгла ее, сунув в рюмку.
Похоже, этой ночью спать мне не придется! Да разве ж я смогу заснуть, зная, что в соседней комнате приходит в себя настоящее мифическое чудовище?
Голова раскалывалась, словно в нее засунули тысячу гвоздей и хорошенько встряхнули. Радостный утренний свет резанул глаза, как ножом. Сморщившись, я сладко потянулась на кровати и резко села в ужасе. Как я оказалась в постели?! Воспоминания о вчерашнем дне вспыхнули ярким пятном, и меня затрясло. Простыня, которой кто-то бережно укрыл меня, светилась девственной белизной, но бусы из чесночных головок доказывали лучше любых слов, что случившийся бардак мне не приснился. Вскочив как ошпаренная, я кинулась к зеркалу, впиваясь взглядом в шею. Никаких следов от зубов вампира. Руки тоже оказались чистыми, с тонкими прожилками вен под бледной кожей с уже сошедшим после отдыха у моря загаром. Лицо, опухшее от сна, поражало мертвенной бледностью, и под глазами особенно ярко выделялись темные круги. Каштановые волосы торчали в разные стороны.
Вчерашнего незнакомца в комнате не было, и его вещи исчезли. Я перевела дух и слабо оперлась о крышку комода, заставленного фарфоровыми статуэтками балерин. Изящные хрупкие фигурки словно исполняли замысловатый танец, изгибаясь и вытягивая худенькие миниатюрные ножки.
Худые ноги… Я натянула футболку и воровато огляделась, боясь, что незнакомец снова материализуется из воздуха и начнет насмехаться. Тут до меня донесся шум включенного душа, и сердце замерло от испуга. Он никуда не делся! Он мылся в моей ванной! О боже!
Неожиданный резкий звонок в дверь в столь напряженный от переживаний момент заставил меня подпрыгнуть на месте. Я решительно не стала его замечать, но гости в подъезде так просто сдаваться не собирались, и звонок продолжал истерично визжать. Заглянув в глазок входной двери, я почувствовала, как внутренности скрутились жгутом. На меня смотрели аккуратно подведенные глаза моей мамаши, странно искаженные и надломленные.
– Женечка, – словно услышав шуршание в квартире, позвала она, – это мы с папой.
Она еще и с папой! Превосходно, просто превосходно!
Я сглотнула и обреченно покосилась на закрытую дверь ванной комнаты, где лилась вода. Такое могло случиться только в дурацком сериале!
Не то чтобы я боялась родителей, но они являлись практически неиссякаемой кредитной картой, на деньги которой я прекрасно существовала. Окончив литературный институт год назад, я решительно отвергла предложение отца, известного литературного критика, начать карьеру с серьезной газеты и пожелала написать собственный роман. Я даже уже поэтичное название ему придумала: «Ускользающий мир», но как-то все не складывалось. В романе пока не было ни единой строчки. Оказалось, что ежедневное сидение перед компьютером – трудная задача, когда вокруг бурлит ночная жизнь, а по телевизору круглые сутки показывают очень романтичные сериалы.
– Женечка, ну открой же, это мы! – Мама раздраженно вдавила кнопку, извлекая из звонка хрипловатое дребезжание.
Пришлось смириться с судьбой и отпереть замок. Оставалась только слабая надежда, что родители уберутся восвояси прежде, чем мой гость пожелает вылезти из ванной.
– Женечка! – Мама засияла картинной улыбкой и поцеловала идеально накрашенными губами воздух у моей щеки.
Когда-то она действительно играла на сцене коротенькие роли служанок и горничных. Там ее встретил папаша, уже к тому времени известный литературный деятель, рецензии которого с замиранием сердца ждала вся пишущая советская молодежь. Увидев мамашу, очередной раз произносящую: «Стол накрыт для чая, господа!», он влюбился как мальчишка. Собственно, в тот же вечер, получив огромный букет алых роз и записку «Самой прекрасной женщине», мама бесповоротно решила, что роль жены известного критика ей больше к лицу, чем третьесортной актрисы. Она очень любила повторять, картинно прикладывая руку к накачанному ботоксом лбу: «Ради Олежки я оставила сцену!» Двадцать два года назад на свет появилась я и все детство провела на бесконечных литературных посиделках и поэтических чтениях в нашей огромной квартире в центре города.
– Женечка, – щебетала мама, – ты выглядишь отвратительно! Похудела еще сильнее!
На своих шпильках она возвышалась надо мной на добрую голову. Неловко оступившись, она споткнулась о мои по-прежнему валявшиеся посреди прихожей туфли и поморщилась.
– Вы чего так рано? Я думала, вы вернетесь только завтра, – промямлила я, быстро засовывая обувь подальше в угол.
Меня трясло от страха, ведь вода в душе стихла.
– Мы только с самолета – и сразу к любимой дочурке! – улыбнулась мама и томно оглядела себя в зеркале, поправляя чуть выбившуюся, окрашенную в идеальный платиновый цвет прядку волос. – Твоему отцу стало плохо на африканском солнце.
Лучше бы они сразу направились к любимой бабуле или к обожаемой тетушке!
Звук открывающейся защелки на двери ванной заставил мои волосы зашевелиться на затылке. Они появились в прихожей одновременно: запыхавшийся низенький папаша в мятом костюме, круглый и тяжелый, с таким же круглым и тяжелым арбузом в руках, и мой гость с мокрыми всклокоченными волосами, наряженный лишь в полотенце на бедрах. От вчерашней раны не осталось и следа, даже крохотного шрама или рубца.
Пауза была достойна шекспировской драмы.
Неожиданно я почувствовала, как к горлу подкатывает идиотский смех, который с каждым мгновением все труднее удавалось сдерживать. Мамаша смотрела на высокого идеально красивого мужчину широко открытыми изумленными глазами, на омертвевшем от ботокса лбу даже прорезались морщины. Папаша в немом шоке открыл рот, все сильнее прижимая к себе арбуз.
Почти обнаженный нахал чарующе улыбнулся и представился бархатным вкрадчивым голосом, от которого, подозреваю, у мамаши сладко сжалось сердце:
– Люкка.
Мама выразительно моргнула, папа захлопнул рот. Я нервно хихикнула и опустила голову, дабы не демонстрировать широкую глупую улыбку.
– Маргарита Федоровна, – словно замороженная, проговорила мамаша, механически протягивая руку для дружеского пожатия.
Люкка галантно сжал ее наманикюренные пальчики.
– Олег Германович, – ответила за отца мама и вдруг шустро затараторила: – Ты знаешь, Женечка, пожалуй, мы зайдем в следующий раз. Не забудь, что завтра у нас будет ужин! Не забудь! Пойдем, Олежек, нам пора.
Я кусала губы, чтобы не захохотать в истерике. Мама выхватила из рук папы арбуз, но едва не уронила его на пол. Люкка легко подхватил тяжелую ношу и снова изогнул губы в довольной ухмылке.
– Было приятно познакомиться, – вежливо произнес он. – Ваша дочь – просто прелесть. Теперь я понимаю, в кого она такая красавица. – Он лукаво блеснул глазами в мою сторону.
– Да, да… – рассеянно подтвердила мама, выпихивая отца в подъезд, а потом окатила меня таким взглядом, что даже деревяшку бросило бы в холодный пот, и с расстановкой произнесла: – Я тебе сегодня позвоню, Женечка.
Стало ясно, что разговор получится долгим и сложным. Главное, чтобы не отказали в дальнейшем содержании.
Когда за ними закрылась дверь, я почувствовала, как на глаза навернулись злые слезы. Резко развернувшись на пятках, я кинулась на кухню, где мужчина спокойно разглядывал внутренности пустого холодильника. Большой нелепый арбуз пузато и важно примостился посреди стола, накрытого желтой скатертью.
– Значит, тебя зовут Люкка? – для чего-то пробормотала я сквозь зубы, уперев руки в бока.
– Ты для чего всю кухню солью засыпала? – Он поднял голову, изогнув черную бровь, и понюхал баночку с открытым две недели назад йогуртом. Сморщившись, Люкка выкинул ее в помойное ведро, спрятанное в шкафчике под раковиной.
Он так по-хозяйски вел себя на моей кухне, что я сжала зубы.
– И чеснок на шею повесила? – продолжал измываться наглец.
Он разочарованно хлопнул дверцей холодильника и поправил криво висящий магнитик. Я резко сдернула ожерелье из чесночных головок.
– Теперь понятно, почему ты такая худая. Лучшие друзья девушки – это свежий воздух и любовь, а не сигареты и кофе.
Тут меня прорвало:
– Послушай, ты! Люкка! – Я ткнула в него трясущимся пальцем.
Мужчина прислонился к подоконнику и скрестил руки на груди, всем своим видом обратившись в слух. Ситуация становилась все нелепее, ведь он стоял почти голый, а я, красная и растрепанная, в перепачканной кровью растянутой футболке, беззвучно открывала рот, как глухонемая.
– Ну коль уж мы провели ночь в одной постели, можешь называть меня Люк, – милостиво позволил он. Похоже, все происходящее его по-настоящему забавляло.
– Вон из моей квартиры! – тихо произнесла я.
Веко на правом глазу нервно подергивалось.
– Не знаю, кто ты там, вампир ли, оборотень, или просто завравшийся нахал, но немедленно выметайся!
– Да я уже собирался, – пожал он плечами. – Дашь какую-нибудь футболку, а то у меня рубаха в крови.
– Футболку тебе?! – Я перешла на крик. – Да как ты смеешь?! Господи, ты же слышал из ванной, что кто-то пришел?! Зачем ты появился?! Ну кто тебя просил?! Коль уж забрался в мою квартиру, так сидел бы тихо, как мышка! Так ведь нет – нарисовался гуашью: смотрите, какой я прекрасный в набедренной повязке! Тарзан хренов! – Горло перехватило, и я закашлялась.
– У тебя истерика! – спокойно резюмировал он.
– Да, – заорала я как безумная, – я истеричка!!! Так что не зли меня и выметайся немедленно!
От бешенства перед глазами плыло. Не ведая, что творю, я попыталась схватить со стола арбуз, чтобы швырнуть его в негодяя, испоганившего за полтора коротких дня мне всю жизнь, но не рассчитала своих возможностей. Арбуз моментально шлепнулся на пол – я едва успела отскочить – и разбился, забрызгав кухню красной липкой мякотью. И тут я заревела. Опустилась на табуретку и, всхлипывая, стала размазывать по лицу слезы.
– Ну как я теперь им все объясню? Они же посадят меня на голодный паек и машину отберут, еще и домой вернут в придачу! – Я завыла. – Ненавижу все это! Ну как ты мог попасться им на глаза? Господи, зачем ты вообще появился?
Он постоял мгновение и бесшумно вышел из кухни, кажется, раздраженно сморщившись. Буквально через минуту я, задыхавшаяся от рыданий, увидела его высокую, одетую во вчерашнюю белую сорочку фигуру, открывавшую входную дверь.
Когда он исчез, слезы покатились еще сильнее, словно внутри сорвало какую-то заслонку. Не знаю, что за чувства боролись во мне – облегчение или разочарование, что идеально красивый Люкка послушался и все-таки ушел.
Люкка
Лифт многоэтажного дома, где он провел пару дней, восстанавливаясь и оживая, нес его на первый этаж, недовольно, по-стариковски гудя. Ловец на запястье Люкки, наполненный энергией, переливался красным. Индустриальный мир, куда его вытолкнул прыжок, конечно, отсталый, но зато энергию в нем можно было черпать ложкой. В первой параллели любая свободная капля вылавливалась и бережно пряталась в ловцы.
Идеально очерченные губы мужчины сложились в кривую усмешку. Он вытащил из кармана мешочек, сорванный с шеи Ии, и открыл его. На ладонь выпала отшлифованная деревянная стрелочка. Неожиданно она крутанулась вокруг своей оси и повисла в воздухе, вертясь как волчок. Люкка поймал стрелку, глянув на свет.
Из-за этого предмета хранители перешагнули через все законы, за которые сами и цеплялись. Когда они увидели его автомобиль (тут Люкка недовольно сморщился: совсем новая спортивная машина с мощным волновым движком нравилась ему сильно), и повели себя как безумные. Эта девочка Ия вызывала настоящее восхищение. Но она слишком глупа, чтобы понять: геройству нет места там, где на кон поставлена жизнь – жемчужина, бесценное сокровище.
Он бы мог прикончить их всех, быстро, но подвело любопытство. В злости он действительно жаждал забрать их жизни, но пожалел, заставил себя сдержаться.
Люк усмехнулся еще шире, спрятав стрелку в мешочек.
Кто же знал, что светловолосый ангел Ия подло ударит его в живот, вывернувшись, как змея.
Это было бы забавно, если бы не было так больно! Красивое лицо Люка превратилось в холодную маску. Безумцы! Открыто нарушить закон! В этом есть непонятный скрытый шарм, но это не значит, что когда он вернется в первую параллель, то не раздавит напавших на него хранителей. Всех. По очереди.
Он от всей души надеялся, что Семья еще не успела устроить по нему поминки. Люк прекрасно помнил, как Рада, жена Оскара, Главы Семьи, три раза устраивала прощание с «вновь погибшим» паскудой Петром, и каждый раз бедолага возвращался в особняк в разгар веселья. Напивался со всеми и не понимал, по какому поводу скорбит Семья.
Люкка засунул руки в карманы. От хорошего настроя не осталось и следа. Голова гудела. Что за неудачная неделя!
Еще эта девчонка, дверь в квартиру которой единственная оказалась нараспашку, надоела, как зубная боль. Худосочная нервная мышка с мужским именем Евгения. Люк ненавидел невзрачных истеричных особ. Хотя, несмотря на сущий ад, в который она превратила его восстановление, возможно, именно она спасла ему жизнь. С ума сойти, девушка Евгения действительно решила, что он вампир! Идиотка, начитавшаяся глупых фантастических романов. Он слышал, что в Индустриальном мире, где люди умели лишь вырабатывать энергию, но не поглощать, половина населения зачитывалась безумными историями о несуществующих чудовищах, а другая половина писала о них.
Наверное, здесь бы хранителей назвали волшебниками, благородными и добрыми, следящими за порядком во всем их разделенном Городами мире.
От собственных мыслей Люкку скривило.
А как бы назвали его, превратившего свою способность дарить и отнимать жизнь в страшное оружие? Вероятно, ведуном, выбравшим черный путь. Звучало, по крайней мере, очень романтично.
Правда, нет никакой романтики в осознании, что хранители разнятся с ним лишь красивыми предлогами для подлых дел. Сущность-то одинаковая. Отличие лишь в том, что он, Люкка, не лгал ни себе, ни миру.
Наконец лифт остановился. Мужчина быстро спустился к выходу на улицу и нажал на кнопку кодового замка, тот неприятно запищал. Люк спокойно открыл дверь и сделал твердый шаг. Волосы обдуло ветром, желудок неприятно свело, и еще сильнее загудела голова.
…Остов его сгоревшего автомобиля убрали с дороги, и покореженные железные контуры очень удачно вписались в окружающий пейзаж. Накрапывал мелкий дождь, желтая умирающая трава, заваленная уже пожухлыми листьями, пропиталась осенней влагой. В его мире времена года были смещены относительно брата-близнеца. В первой параллели давно хозяйничала осень, в Индустриале она только-только давала о себе знать ночной прохладой. Он поежился от капель, попавших за шиворот и, осмотревшись, направился пешком к городу.
У Люка с детства легко получалось переходить из параллели в параллель. Возможно, потому что в его крови бурлило слишком много энергии и медальон-ловец он носил больше для отвода глаз. Многие попадали во вторую, Индустриальную, параллель только с помощью так называемых ворот. Способ, безусловно, удобный, но ненадежный – по дороге путешественники ухитрялись исчезать. Наверное, поэтому «ворота» запретили, официально они остались только в конторе хранителей. Люди месяцами ждали разрешений и виз, чтобы посетить Индустриальный мир, наполненный свободной энергией, курорт для страждущих. Люку было достаточно сделать один шаг. К сожалению, его талант ограничивался помещениями и автомобилями. Хотя на машинах он не любил пересекать границу: разрядится двигатель – и приехал… В Индустриале он оставил уже парочку отличных новеньких седанов.
Таксист сжалился над ним и подобрал на въезде в город. Уже через час Люкка выходил из машины на мостовую одного из самых фешенебельных районов. Огромный трехэтажный особняк с одной стеклянной стеной, а другой – увитой пожелтевшим плющом казался сказочным. Калитку открыл охранник с каменным лицом, он же расплатился с водителем.
По выложенной оранжевыми плитками дорожке между молоденькими яблоневыми деревьями Люк прошел к черному входу в коттедж, а оттуда, не вытерев ног, в светлую теплую гостиную Главы Семьи.
Оскар, почти старик, полный, невысокий, с большими седыми усами, пожелтевшими от табака, скрестив худые ноги в тапочках в виде плюшевых медведей, развалился в глубоком кресле и внимательно изучал свежий номер «Новостей» через тонкие стеклышки узких очков. В большой пепельнице дымилась толстая сигара, на ветке огромного фикуса, упиравшегося зелеными листьями-опахалами в потолок, сидел воробей, снизу за ним плотоядно следил очень похожий на Оскара кот, такой же седой и тучный.
– Я запретил Раде собирать поминки, – не отвлекаясь от газеты, заявил Люкке мужчина. – Переодень рубашку, а то ее удар хватит. Ты весь в крови.
– Я восстанавливался в Индустриале. – Люк уселся в соседнее кресло. Серый кот тут же стал тереться о несвежие брюки. – Пакет я передал.
– Кредиты уже на твоем счете, – спокойно отозвался Оскар.
Люкка вытянул ноги, впервые за последние несколько дней почувствовав себя комфортно. Тут его взгляд упал на главную страницу газеты, которую Оскар специально держал так, чтобы Люк не пропустил новость на передовице. Надпись огромного заголовка гласила: «Столкновение! Хранители попирают законы?!»
Люк даже специально наклонился к отпечатанному мелкими типографскими буквами листу. Оскар молчал и делал вид, что не замечает его манипуляций.
– Что это значит? – наконец зло выдавил из себя Люкка, блеснув глазами.
– Это я хотел у тебя спросить, сынок. – Глава Семьи опустил газету и окатил мужчину холодным взглядом.
– Твою мать! – вырвалось у Люка. Он откинулся на диванные подушки и растер лицо. – Я ехал… – Он запнулся, не торопясь рассказывать, что задержался в соседнем городе по единственной причине – это была постель племянницы Оскара, роскошной длинноногой Карины. – В общем, дурацкая история. У меня машина сломалась. Хожу вокруг нее, как последний олух, а тут едет кортеж. Узнали по номерам, что ли? Останавливаются и буквально набрасываются…
– Надеюсь, что в Суде твоя пламенная речь не будет звучать подобной чушью, – перебил его Оскар.
– Когда Суд? – вздохнул Люк.
– Завтра. И будет лучше, если ты на нем появишься. Постарайся не попасться в таком виде на глаза Раде, она у меня девочка впечатлительная.
Люк молча поднялся, чтобы уйти. Оскар прав, он проштрафился по полной программе.
– Я машину возьму. Моя сгорела.
– Вторая за последнюю неделю, – недовольно буркнул Оскар. – Тебе же она нравилась.
– Да, нравилась, – согласился Люк, покачав головой. – Неудачная неделя.
Глава Семьи снова уткнулся в газету, незаметно ухмыльнувшись в усы. Ни для кого не было секретом, что Оскар обожал, когда у Люка что-то не выходило. Он с упоением, не вмешиваясь, следил, как тот выпутывался из очередной разборки. Кажется, для старика сама жизнь Люкки представлялась бесконечным романом со страшными историями.
Уже дойдя до двери, Люкка вытащил из кармана мешочек.
– Ты знаешь, что это такое? – Он обернулся и резко бросил его старику, едва поднявшему голову.
Тот очень проворно и ловко схватил мешочек твердой, точной рукой. На большую морщинистую ладонь выкатилась деревянная стрелка. Она встрепенулась и повисла в воздухе.
– Хм-м, – только и смог пробормотать Оскар, разглядывая стрелку через стекла очков. – Понятия не имею.
– Именно из-за нее началась чехарда. Девчонка, которая меня ранила, была курьером, и она везла в контору эту вещь.
– Люк, – Оскар покосился на мужчину, – предупреждаю сразу. Я запрещаю тебе! Не смей копаться в этом. Семье не нужны лишние проблемы, нам и так грозят выселением. Повезет, если отвертимся. Если желаешь мстить, милости прошу, но интересы Семьи в первую очередь. Хочешь развеяться, тогда поезжай после Суда обратно к Карине, – добавил он по-стариковски ворчливо.
Стрелочка метнулась в сторону Люкки и застыла у самого лба, как будто желала впиться в кожу.
– О Карине подумаю, – сморщился тот, хватая стрелку в кулак.
Феликс
Его дом был молчалив и полон старых призраков, круживших под потолком, сидевших на кухне, лежавших на несвежих простынях постели. Феликс, пошатываясь, прошел в ванную комнату. Голова трещала, он проглотил два пакетика горького обезболивающего лекарства, запив водой из-под крана.
Мужчина, не расчесываясь, собрал длинные волосы в хвост и внимательно осмотрел себя в зеркале. Чуть помятая физиономия, заросшая двухдневной светлой щетиной, вызывала отвращение. Он хотел побриться, потом передумал. От слабости мутило, ловец совсем разрядился. Без ловушки для энергии он бы и дышать, наверное, не смог. Лучший в конторе хранителей. Лучший… Борец за добро и справедливость, твою мать!
Суд был назначен на сегодня.
Почти разряженная машина едва дотянула до станции подзарядки. Он въехал на круглую площадку и пихнул карточку-кредитку в узкую прорезь автомата. Приветливо подмигнула зеленая лампочка, вокруг машины загорелся голубоватый купол. На панели датчике бешено замелькали цифры – автомобиль впитывал в себя искусственную энергию, как губка. Феликс нажал на кнопку, и салон наполнился приятной расслабляющей музыкой. Мужчина повернул голову и почувствовал, как брови сами собой ползут вверх. В спортивном автомобиле, стоящем на соседнем круге подзарядки, сидел Люкка и выглядел очень живым.
Феликс буравил злым взглядом точку у него на виске. Ладонь покалывало от желания сорвать с пояса призму и запустить в подлеца сгустком энергии. Люкка, словно почувствовав, оглянулся и окинул Феликса безразличным взглядом, безусловно не узнавая. Смазливая физиономия не выражала ни тени беспокойства, наоборот, мужчина казался сосредоточенным. Он резко нажал на педаль газа, машина взревела и, не дождавшись окончания зарядки, сорвалась с места.
– Твою мать! – пробормотал Феликс, пытаясь завестись.
Уступать негодяю он не собирался. Оставалась надежда, что до здания Суда автомобилю хватит энергии. Он тронулся, резко нажав на педаль, но в тот же момент наперерез ему выехала канареечная машинка с кудрявой старушкой за рулем. Феликс резко затормозил, и автомобиль заглох. Мужчина скрипнул зубами от злости.
Во всей этой паршивой ситуации присутствовал несомненный плюс – магнит не придется искать в Индустриале, его вор остался жив.
На заседание Суда он, конечно, опоздал.
В коридоре Феликс столкнулся с Люккой и буквально скрипнул зубами от желания хорошенько вмазать подонку в челюсть, просто чтобы сорвать копившееся все утро раздражение, но слишком много народа было вокруг. Зеваки с любопытством поглядывали на холодного и равнодушного красавца Романова, спокойно опаздывающего на рассмотрение собственного дела. Охранники с каменными лицами открыли створки высоких дверей, обитых буковыми панелями.
Читать бесплатно другие книги:
