Кот, который любил Брамса (сборник) Браун Лилиан

ОДИН

Для Джима Квиллера, старого, опытного журналиста, это был один из самых ужасных моментов в его карьере. Много лет назад, военным корреспондентом, он попадал под обстрелы, а как репортёр уголовной хроники не раз испытал на себе ярость толпы. Теперь он вёл «колонку гурманов» в «Дневном прибое», газете, выходящей на Среднем Западе, и оказался неготовым к кошмарной ситуации в пресс-клубе.

День начался совсем неплохо. Квиллер хорошо позавтракал у себя в пансионе: долька сладкой как мёд дыни, омлет с зеленью, соте из куриной печёнки, сырное печенье и три чашки кофе. Обедать он собирался со своим старым другом Арчи Райкером в любимом баре пресс-клуба.

В поддень Квиллер поднялся по ступенькам мрачной каменной крепости, которая когда-то была тюрьмой, а теперь снабжала едой и напитками работяг журналистов. Подойдя к древней, усеянной гвоздями входной двери, он почувствовал: что-то не так. В нос ударил запах свежей олифы! Острый слух уловил, что петли дверей больше не скрипят. Войдя в клуб, Квиллер ахнул. Вместо мрачного, прокуренного холла, столь им любимого, он оказался в помещении, где всё сияло и сверкало.

Квиллер знал, что пресс-клуб был закрыт на две недели – что-то вроде ежегодной генеральной уборки, но о таких метаморфозах никто и не заикался. Они произошли в его отсутствие – уезжал по заданию редакции.

От ярости его роскошные, цвета перца с солью усы встали дыбом, и он пригладил их резким движением кулака. На стенах вместо старых, почерневших от бесчисленных слоёв дешёвого лака панелей обои, чем-то напоминавшие скатерти его бабушки. Под ногами не обшарпанные и выщербленные за сто лет доски, а пушистый ковёр во весь пол. Трубки дневного света, немилосердно полыхавшие под сводчатым потолком, заменила сияющая бронзовая люстра. Исчез даже знакомый затхлый запах, потеснённый новыми, отдающими химией ароматами.

Едва оправившись от первого шока, репортёр рванул в бар, где у него было своё излюбленное местечко в самом дальнем и тёмном уголке. И здесь он обнаружил то же самое: кремовые стены, мягкое освещение, висящие по стенам корзины с искусственными растениями и зеркала. Зеркала! Квиллера даже передернуло от отвращения.

Арчи Райкер, редактор «Дневного прибоя», сидел на своём обычном месте с обычным стаканом шотландского виски, но исцарапанный деревянный стол был тщательно выскоблен и покрыт лаком, на нём лежали белые бумажные салфеточки с узорчатыми краями. Тут же появилась официантка с обычным стаканом томатного сока для Квиллера, но одета она была не в обычное белое платьице с кружевным платочком в нагрудном кармане. Теперь все официантки стали похожи на горничных-француженок – в парадных чёрных платьях с белыми передничками, в чепчиках с оборками.

– Арчи! Что случилось? – спросил Квиллер. – Я не верю собственным глазам! – И, опустив на стул своё весьма обширное тело, он застонал.

– Дело в том, что в клуб принимают и женщин, – невозмутимо начал Райкер, – а они назначают себя в административно-хозяйственный комитет и наводят здесь уют. Это называется обратимые нововведения. На следующий год хозяйственный комитет может содрать обои со стен и ковер с пола и вернуться к прежней грязи и запущенности…

– Ты говоришь так, как будто тебе всё это нравится. Предатель!

– Приходится шагать в ногу со временем, – отозвался Райкер с невозмутимым спокойствием редактора, который уже всё в этом мире видел. – Посмотри меню и реши, что будешь есть. У меня в половине второго совещание. Я закажу баранину с кэрри.

– Мне отшибли аппетит, – пробурчал Квиллер. Поникшие усы подчеркивали его унылую мину. Он обвёл рукой помещение. – Это место потеряло всю свою индивидуальность. Даже запах тут теперь ненастоящий. – Он поднял нос и принюхался. – Синтетика! К тому же не исключено, что канцерогенная!

– Знаешь, Квилл, у тебя, должно быть, нос как у ищейки. Никто ещё не жаловался на этот запах.

– И вот ещё что, – воинственно заявил Квиллер, – происходящее в «Прибое» мне тоже не нравится.

– Что ты имеешь в виду?

– Сначала насажали в редакторскую целый полк женщин. Потом перевели мужчин в женский отдел. Устроили общие туалеты – без разделения на дамскую комнату и мужскую. Наставили новомодные столы: зелёные, оранжевые, синие. Чистый цирк! Отобрали у меня машинку и дали вместо неё компьютер, от которого голова болит.

– Ты всё никак не можешь забыть старые фильмы, – успокаивающим тоном заговорил Райкер. – Тебе непременно нужно, чтобы репортёры сидели за машинками, в шляпе набекрень, и стучали по клавишам двумя пальцами.

– Послушай, Арчи, – начал Квиллер, усаживаясь глубже на стуле, – я тут поразмыслил и наконец принял решение. У меня три недели отпуска и две недели отгулов. Я хочу добавить ещё кое-что за свой счёт и уехать на три месяца.

– Ты шутишь?

– Мне до смерти надоело писать эту слащавую чушь о ресторанах, которые рекламирует «Прибой». Хочу уехать на север и избавиться от городской тесноты, грязи, шума и преступлений.

– С тобой всё в порядке? – обеспокоено спросил Райкер. – Ты случайно не заболел?

– По-твоему, желание дышать свежим воздухом ненормально?

– Это же тебя убьет! Ты городской парень, Квилл. Да и я тоже. Мы оба выросли на выхлопных газах, дыме и чикагской грязи. Я твой самый старый друг, и я говорю тебе: ни в коем случае! Ты только начал вставать на ноги в смысле денег, и вдруг… – Он понизил голос: – У Перси есть для тебя потрясающее новое назначение.

Квиллер буркнул нечто нечленораздельное себе под нос. Он прекрасно знал эти потрясающие новые назначения главного редактора. За последние несколько лет он получил их четыре – каждое было оскорблением для бывшего военного корреспондента и отмеченного – неоднократно – призами репортёра уголовной хроники.

– Что на этот раз? – пробурчал он. – Некрологи? Домашние советы?

Хитро улыбаясь, Райкер понизил голос:

– Журналистские расследования! Ты сможешь сам выбирать темы. Разоблачение продажных политиков, торговые махинации, загрязнение окружающей среды – всё, что раскопаешь.

Квиллер осторожно пригладил усы и внимательно посмотрел на редактора. Он мечтал заняться журналистскими расследованиями задолго до того, как они вошли в моду. Но его на редкость чувствительная верхняя губа – источник лучших догадок – посылала отчетливые сигналы.

– Может быть, осенью. А сейчас я хочу провести лето среди людей, которые не запирают дверей и не вынимают ключей из зажигания.

– До осени это место может уплыть. Мы узнали, что «Утренняя зыбь» подыскивает репортёра-расследователя, и Перси хочет их обскакать. Ты же его знаешь. Ты сильно рискуешь! Нужно быть под рукой, когда предлагают такую вакансию.

Официантка принесла Райкеру ещё одно виски и приняла заказ.

– Выглядите похудевшим, – сказала она Квиллеру. – Что закажете? Большой гамбургер, двойное пиво и яблочный пирог?

Квиллер бросил на неё недовольный взгляд:

– Я не голоден.

– Тогда закажите индейку с салатом и помидорами, – предложила официантка. – Помидоры и салат съедите сами, а индейку отнесете Коко. Я упакую.

Сиамский кот Квиллера был знаменитостью в пресс-клубе. Портрет Коко висел в холле рядом с изображениями лауреатов Пулитцеровской премии, и, возможно, Коко был единственным в истории журналистики котом, который имел собственную пресс-карту, подписанную начальником полиции. Хотя чутьё и любознательность Квиллера и привели нескольких преступников на скамью подсудимых, в пресс-клубе знали, что за всем этим успехом таятся необыкновенный кошачий ум и чутьё. Коко, видимо, всегда умел понюхать и поскрести в нужном месте в нужный момент.

Оба репортёра молча, в глубокой задумчивости принялись за баранину и сандвич с индейкой. Наконец Райкер спросил:

– А куда ты поедешь, если тебе дадут отпуск на всё лето?

– Поселюсь в маленьком домике на берегу озера, милях в четырехстах к северу. Недалеко от Мусвилла.

– В такой дали? А куда денешь кошек?

– Возьму с собой.

– У тебя же нет машины. А в мусвиллских лесах такси не водятся.

– Куплю в рассрочку – конечно, подержанную.

– Ну конечно, – отозвался Райкер, зная некоторую скуповатость друга. – А кошачий гений, по всей вероятности, получит водительские права.

– Коко? Не удивлюсь. Последнее время он очень интересуется разного рода кнопками, циферблатами, рычажками – всякой механикой.

– Да, но что ты будешь делать в этой глуши? Рыбу ты не ловишь, под парусом не ходишь. Озеро там адски холодное – не поплаваешь. Застывший лед зимой и растаявший – летом.

– Не беспокойся, Арчи. Я уже всё продумал. У меня есть потрясающая идея для книги. Хочу попробовать написать роман: много секса и насилия. Сюжетец – всё отдай, да мало.

Райкер изумлённо смотрел на друга, тщетно пытаясь найти возражения.

– Это же будет стоить тебе кучу денег. Представляешь, сколько дерут за летний домик?

– На самом деле это не будет стоить мне ни цента, – с ноткой триумфа объявил Квиллер. – У меня там старая тётушка, и я могу жить в её летнем коттедже.

– Ты никогда не говорил, что у тебя есть тётушка.

– Вообще-то, она мне не родственница. Она была подругой моей матери, и я ещё мальчишкой звал её тётя Фанни. Мы не встречались много лет, но она увидела моё имя в «Прибое» и написала мне. С тех пор мы переписываемся… Кстати, во вчерашней газете моё имя было напечатано с ошибкой.

– Знаю-знаю, – сказал Райкер. – У нас новый выпускающий, и её не предупредили, что ты не Киллер, а Квиллер. Уже во втором выпуске мы всё исправили.

Официантка принесла кофе – чернее, чем спрятанный под новыми обоями лак, – и Райкер уставился в чашку, словно пытаясь найти там причину Квиллеровых заскоков.

– А как же твоя подружка? Ну та, что ест только натуральные продукты. Что она думает по поводу твоего внезапного помешательства?

– Розмари? Она очень одобряет свежий воздух, физические упражнения и всякое такое.

– Последнее время ты что-то перестал курить трубку. Это тоже её идея?

– Ты хочешь сказать, что собственных идей у меня не бывает? Просто я понял, как это всё утомительно: покупать табак, набивать трубку, долго раскуривать её, вытряхивать пепел, выносить пепельницу, чистить трубку…

– Да, стареешь… – заметил Райкер.

После обеда в баре журналист вернулся за свой оливково-зелёный письменный стол с телефоном такого же цвета и компьютером, а редактор отправился проводить совещание с выпускающими.

Квиллер был доволен, что его заявление вывело Райкера из состояния профессиональной невозмутимости. Вопросы редактора, что и говорить, несколько поколебали его решимость. Как после многих лет шумной городской жизни он выдержит три месяца тихого существования на природе? Квиллер действительно собирался писать летом книгу, но сколько часов в день можно просидеть за машинкой? Там не будет ни обедов в пресс-клубе, ни телефонных звонков, ни вечеров с друзьями, ни ужинов для гурманов, ни спортивных матчей, ни Розмари.

И тем не менее сменить обстановку было просто необходимо. Он разочаровался в «Прибое», и предложение бесплатно провести лето на берегу озера пришлось ему по душе.

С другой стороны, тётя Фанни ни словом не обмолвилась о тамошних удобствах. Квиллеру нравилось спать в очень длинных кроватях, сидеть в глубоких мягких креслах, иметь хорошие настольные лампы, приличный холодильник, много горячей воды и пользоваться исправной канализацией. Конечно, ему будет не хватать комфорта «Мышеловки», шикарного пансиона, в котором он занимал роскошные апартаменты. Он будет скучать по изысканным ужинам Роберта Мауса и приятному обществу соседей по пансиону, особенно Розмари.

Зелёный телефон на столе загудел, и он рассеянно поднял трубку.

– Квилл, ты слышал новость? – пропел бархатный голос Розмари, в котором звучала нотка беспокойства.

– Что случилось?

В прошлом году в «Мышеловке» произошло два убийства, но убийца теперь сидел за решёткой, и обитатели пансиона снова пребывали в покое и безопасности.

– Роберт продаёт дом, – жалобно сообщила Розмари, – и нам всем придётся переезжать.

– Продает? Почему? Всё же было хорошо.

– Ему сделали потрясающе выгодное предложение. Ты же знаешь, он всегда хотел оставить юридическую практику и открыть роскошный ресторан. Говорит, что это его шанс. Место отличное, и новые хозяева хотят построить здесь жилой дом с дорогими роскошными квартирами.

– Да, паршивые новости, – согласился Квиллер. – Роберт всех нас развратил своими супами жюльен, омарами а-ля термидор и артишоками по-флорентийски. Почему бы тебе вечерком не зайти в номер шесть? Мы бы поговорили.

– Я принесу бутылку. Остуди бокалы, – сказала Розмари. – Мы как раз получили Новую партию гранатового сока. – Розмари была совладелицей специализированного продуктового магазина под названием «Будьте здоровы».

Он задумчиво положил трубку на рычаг. Плохие новости были словно гласом судьбы, повелевавшим ему ехать на север. Он ушёл с работы пораньше, унося пакетик с индейкой из пресс-клуба и мерную ленту, купленную в антикварном магазинчике «Голубой дракон».

Автобус довёз его до магазина подержанных автомобилей, и Квиллер сразу же направился туда, где стояли малолитражки. Он методически переходил от одной машины к другой, открывал дверцу и измерял пол за сиденьем водителя.

Наблюдавший за этой сценой продавец подобрался поближе.

– Вас интересуют небольшие автомобили?

– Как вам сказать, – пробормотал Квиллер, снова ныряя под сиденье. «Двенадцать на пятнадцать», – мысленно повторял он.

– Ищете какую-то конкретную модель?

– Нет. – Кардан был явно не на месте. «Тринадцать на пятнадцать».

– Вам нужно автоматическое или ручное переключение?

– Не имеет значения, – ответил Квиллер, продолжая ползать с сантиметровой лентой. «Тринадцать на пятнадцать». Он много лет водил служебные машины из гаражей разных газет и мог управлять любой моделью.

Продавец внимательно посмотрел на густые обвисшие усы и печальные глаза.

– Я вас знаю, – сказал он наконец. – Ваша фотография всё время печатается в «Прибое», Вы пишете о ресторанах. У моего кузена пиццерия в Хэппи-Вью-Вудс.

Квиллер что-то буркнул, не вылезая из машины.

– Я 6ы хотел показать вам одну машину, мы её только что получили. Даже не успели почистить. Прошлогодняя модель – прошла всего две тысячи миль.

Квиллер пошёл за продавцом. Вот он, темно-зелёный двухместный автомобильчик, даже ещё не опрысканный специальным аэрозолем с запахом новых машин. Репортёр снова нырнул под сиденье со своим сантиметром. Потом отодвинул водительское сиденье, чтобы было удобно вытянуть длинные ноги, и принялся мерить снова.

– Четырнадцать на шестнадцать. Прекрасно. – Он выпрямился. – Хотя, возможно, придётся отпилить ручки. Сколько?

– Идёмте в офис и там всё обсудим, – предложил продавец.

Репортёр объехал на машине вокруг квартала и обнаружил, что она раскачивается, подпрыгивает, пыхтит и грохочет меньше, чем любая из тех, что ему приходилось водить. Да и цена была подходящей. Он сделал первый взнос, подписал бумаги и поехал домой.

В почтовом ящике он, как и ожидал, обнаружил официальное письмо Роберта Мауса. В нём с выражением крайнего сожаления сообщалось, что здание, известное как «Мышеловка», передается синдикату инвесторов, имеющих обширные планы, которые, как это ни прискорбно, требуют выселения нынешних жильцов не позднее первого сентября.

Квиллер прочитал письмо, пожал плечами и стал подниматься по лестнице. Открыл дверь в свои апартаменты. Тонкий аромат индейки, который витал вокруг него, должен был бы заставить двух голодных сиамцев выскочить ему навстречу, выписывая круги и восьмёрки и дружно мяукая. Вместо этого неблагодарные твари неподвижно сидели на шкуре белого медведя и молчали. И Квиллер знал почему. Они чувствовали грядущие перемены. Хотя и сам Коко, и его сообщница Юм-Юм оба были мастерами устраивать сюрпризы, они терпеть не могли, когда это делал кто-то другой. В «Мышеловке» их вполне устраивал широкий, залитый солнцем подоконник, соседские голуби, за которыми они могли постоянно наблюдать, и роскошная шкура белого медведя.

– Ну ладно вам, ребятки, – обратился к ним Квиллер, – я понимаю, переезжать не хочется, но подождите, пока не увидите, куда мы собрались! Хорошо бы, конечно, забрать с собой шкуру, но она не наша.

Коко, полное имя которого было Као Ко Кун, обладал достоинством восточного владыки. Он сидел царственно прямо, и каждый его ус выражал недовольство. И он, и Юм-Юм прекрасно отдавали себе отчёт, как великолепно выглядят на пушистом белом ковре. Оба имели классическую окраску и пропорции сиамских кошек: голубые глаза на тёмно-коричневой маске, светло-бежевый мех, рядом с которым даже норка смотрелась убого, длинные и стройные лапы коричневого цвета, изящный гибкий хвост.

Человек мелко покрошил индейку.

– Ну идите ешьте! Сегодня мясо срезали прямо с индейки.

Оба сиамца продолжали пребывать в полной неподвижности. Мгновение спустя Квиллер повёл носом. Он почувствовал запах знакомых духов, и скоро в дверь постучала Розмари. Поцелуй, которым он её встретил, не походил на чисто дружеское приветствие. Сиамцы продолжали сидеть, словно каменные изваяния.

В память о приговорённом доме и обо всём, что здесь произошло, был поднят тост – гранатовый сок и содовая со льдом.

– Мы никогда не забудем, как жили здесь, – сказал Квиллер.

– Это была не жизнь, а мечта, – добавила Розмари.

– Да, которая временами превращалась в кошмар.

– Наверное, ты теперь примешь предложение тетушки? Из «Прибоя» тебя отпустят?

– Конечно. Они могут не взять меня обратно, но уж отпустить-то отпустят, А у тебя есть уже какие-то планы?

– Может быть, вернусь в Канаду. Макс хочет открыть в Торонто ресторан натуральной пищи, и если я смогу продать свой пай в «Будьте здоровы», то, возможно, соглашусь стать его компаньоном.

Квиллер сердито фыркнул в усы. Макс Сорэл ни одной юбки не пропустит.

– Я надеялся, что ты приедешь на север и проведёшь какое-то время со мной.

– С удовольствием, если только не застряну в Торонто. Как ты туда доберешься?

– Я купил машину. Мы с кошками доедем до Пикакса, поздороваемся с тетей Фанни и отправимся на озеро. Я не видел её уже лет сорок. Судя по письмам, она всё та же, дама с характером. Она пишет их крест-накрест.

Розмари недоумевающе посмотрела на него.

– Моя мама тоже писала письма крест-накрест. Исписывала страницу по горизонтали, потом поворачивала боком и писала по вертикали, поперёк строк, – пояснил Квиллер.

– Зачем? Экономила бумагу?

– Кто знает? Может, желала сохранить тайну переписки. Подобную писанину не так-то просто прочитать. Вообще-то, Фанни мне не родная тети, – продолжал он. – В Первую мировую войну Фанни с моей матерью вместе помогали на кухне в каком-то госпитале. Потом Фанни сделала карьеру в бизнесе, она так и осталась незамужней, А когда отошла от дел, вернулась в Пикакс.

– Никогда об этой дыре не слышала.

– Там раньше были шахты. Её семья сколотила на них состояние.

– Квилл, дорогой, ты мне будешь писать?

– Буду, и часто. Мне тебя будет не хватать, Розмари.

– Расскажешь мне всё о тете Фанни, когда повидаешь её.

– Теперь она именует себя Франческа. Не любит, когда её называют тётя Фанни. Говорит, что это заставляет её чувствовать себя старухой.

– А сколько ей?

– В следующем месяце будет девяносто.

ДВА

Квиллер уложил в машину всё необходимое для путешествия: два чемодана, пишущую машинку, тринадцатифунтовый словарь, пятьсот листов машинописной бумаги и две коробки книг. Поскольку Коко наотрез отказывался есть специальную пищу для кошек, пришлось брать с собой двадцать две банки консервированной курятины, лосося, консервированную говядину, целую упаковку тунца, креветок и крабов. На заднем сиденье лежала любимая сиамцами подушка, а на полу стояла овальная латка с отпиленными ручками, в которую был насыпан дюймовый слой песка. Это был кошачий туалет. Когда их предыдущий туалет проржавел, Роберт Маус пожертвовал латку с собственной кухни.

Мебель в квартире Квиллера принадлежала его предшественнику, и немногочисленное Квиллерово имущество – вроде старинных весов и железных лат – было сложено на лето в подвале дома Арчи Райкера. Вот так, не обременённый лишним имуществом, наш журналист с легким сердцем взял курс на север.

Пассажиры на заднем сиденье реагировали на происходящее несколько нервно. Кошечка пронзительно завывала каждый раз, когда машина поворачивала, проезжала по мосту или под виадуком, проходила мимо едущего навстречу грузовика или набирала больше пятидесяти миль в час. Коко сердился на неё, покусывал за заднюю ногу. Его ворчание и шипение вливались в общий шум. Квиллер вёл машину, крепко сжав челюсти, с трудом выдерживая изумленные и возмущенные взгляды проезжающих водителей, которые раздраженно жали на клаксоны.

Его путь проходил через пригороды, потом по извилистым загородным дорогам. Тут было уже прохладнее, сосны стали выше, чаще попадались грузовички и дорожные знаки «Осторожно, олени». До Пикакса оставалась всего сотня миль, но взъерошенные нервы Квиллера заставили его остановиться на ночлег. Путешественники нашли приют в туристском кемпинге, где среди леса были разбросаны далеко друг от друга старые шаткие домики. Все трое были совершенно измучены, и Коко с Юм-Юм немедленно уснули на самой середине кровати.

На следующий день во время путешествия с заднего сиденья раздавалось уже меньше протестов. Стало ещё прохладнее, знаки «Осторожно, олени» сменились другим и – «Осторожно, лоси». Шоссе понемногу поднималось в гору, потом нырнуло в долину и превратилось в главную улицу Пикакса. Старые величественные особняки, стоявшие по обе её стороны, демонстрировали богатство первых здешних лесорубов и рудокопов. Майн-стрит делила город пополам и огибала небольшой парк. Напротив него стояло несколько внушительных зданий: суд, построенный ещё в девятнадцатом веке, библиотека, украшенная колоннами, словно греческий храм; две церкви и пышная резиденция с отполированным до блеска номером дома, принадлежавшая тёте Фанни.

Это был большой каменный особняк, позади которого располагался каретный сарай. Возле дома стоял синий грузовичок, а в кустах копался садовник. Он воззрился на Квиллера, который, однако, не успел разглядеть выражение его лица. На входной двери красовалось старомодное, отделанное сверкающей медью отверстие для почты, на нём была выгравирована фамилия Клингеншоен.

Ответившая на звонок маленькая пожилая леди, несомненно, была сама тётя Фанни – бодрая в свои восемьдесят девять лет, крошечная, но полная энергии. На её напудренном морщинистом лице выделялись накрашенные ярко-оранжевой помадой губы и очки, которые сильно увеличивали глаза. Она пристально смотрела на посетителя и, сфокусировав наконец взгляд сквозь толстые линзы, широко раскинула руки в приветственном жесте. Потом откуда-то из глубин этой крошечной женщины выплеснулись низкие раскаты грома:

– Силы небесные! Как же ты вырос!

– Надеюсь, что так, – весело согласился Квиллер. – Когда мы виделись последний раз, мне было всего семь. Как поживаете, Франческа? Выглядите просто потрясающе.

Её экзотическое имя вполне соответствовало яркому одеянию: вышитой павлинами тунике оранжевого атласа, надетой навыпуск с узкими чёрными брюками. На голове был накручен шарф, тоже оранжевый, который завязывался на макушке таким образом, чтобы добавить роста его обладательнице.

– Входи, входи, – радостно пророкотала она. – Как же я рада тебя видеть!.. Да, ты выглядишь совсем как на фотографии в «Прибое». Если бы тебя сейчас могла видеть твоя мать, упокой Господи её душу. Она была бы просто в восторге от твоих усов. Как насчёт чашечки кофе? Я знаю, вы, журналисты, поглощаете кофе ведрами. Мы будем пить его в солярии.

Из холла с высоким потолком и величественной лестницей тётя Фанни проследовала через чопорную гостиную, пышную столовую и затянутую в пёстрый ситчик комнату для завтрака в просторное помещение с окнами до пола, плетёной мебелью и древними каучуковыми деревцами.

– У меня есть просто божественные булочки с корицей, – произнесла она низким грудным голосом. – Том привёз их утром из булочной. Мальчиком ты обожая булочки с корицей.

Пока Квиллер устраивался поудобнее на плетёном диванчике, его хозяйка, проворно переставляя крошечные ноги в чёрных китайских туфельках, исчезла где-то в глубине дома, продолжая свой монолог, который он мог разобрать лишь наполовину. Она вернулась с большим подносом.

Квиллер вскочил: – Позвольте помочь вам, Франческа.

– Спасибо, дорогой, – рыкнула она. – Ты всегда был на редкость внимательный. Непременно положи сливки в кофе. Том сегодня привёз их из молочной. Таких сливок в городе не найдешь.

Квиллер предпочитал чёрный кофе, но отказываться от сливок не стал. Откусив от пышной булочки с корицей, он рассеянно перевел взгляд на ведущую в сад стеклянную дверь. Он увидел, что садовник стоит опершись на грабли и пытается заглянуть в комнату.

– Ты остаешься обедать, – объявила тетушка Фанни из глубины огромного кресла-качалки, полностью поглотившего её крошечную фигурку. – Том съездит к мяснику за бифштексом. Ты какую часть предпочитаешь? Филейную? У нас просто великолепный мясник. Ты любишь вареный картофель со сметаной?

– Нет-нет! Спасибо, Франческа. У меня в машине двое перенервничавших животных, и мне бы хотелось как можно скорее довезти их до места. Ценю ваше радушие, но как-нибудь в другой раз.

– А может, ты предпочитаешь свиные отбивные? – не унималась тётя Фанни. – Я приготовлю побольше салата. Какая заправка тебе больше нравится? А на десерт у нас будут блинчики креп-сюзетт – когда я училась в колледже, то всегда делала именно этот десерт для своих гостей-джентльменов.

«Она что, глухая? – подумал Квиллер. – Или, может, просто не хочет слушать? Надо во что бы то ни стало привлечь её внимание».

– Тётя Фанни! – заорал он.

– Да, дорогой? – отозвалась она, удивлённая и именем, которым он её назвал, и тоном.

– Когда мы устроимся, – продолжал он уже нормальным голосом, – я приеду и пообедаю с вами. Или вы приедете на озеро, и мы отправимся куда-нибудь поужинать. У вас есть машина, Франческа?

– Ну разумеется! Меня возит Том. Я потеряла водительские права несколько лет назад, после одного пустякового случая. Начальником полиции был тогда пренеприятный субъекту правда, мы от него отделались, я теперь у нас такой очаровательный мужчина. Он назвал свою младшую дочь в мою честь…

– Тётя Фанни!

– Да, дорогой?

– Вы объясните мне, как доехать до коттеджа?

– Ну конечно. Это совсем просто. Поезжай на север к озеру, потом сверни налево. Не пропусти развалины каменной дымовой трубы. Это всё, что осталось от старой школы. Потом увидишь столб с буквой «К». Свернёшь на гравиевую дорожку и поедешь по ней через лес. Это всё моя земля. Сейчас уже, наверное, цветут дикие вишни и сливы. Мусвилл находится всего в трёх милях оттуда. Захочешь наведаться в магазин или ресторан, езжай в Мусвилл. Там очаровательная начальница почты. Только смотри, без глупостей! Она замужем…

– Тётя Фанни!

– Да, дорогой?

– Мне нужен ключ?

– Господи, нет конечно! Я его, по-моему, никогда даже не видела. Это же просто бревенчатый домик с двумя крошечными спальнями, но тебе там будет удобно. Там очень мило и тихо – как раз для писателя. Для меня слишком тихо. В Нью-Джерси я занималась клубной работой и вокруг меня всегда толклось множество народу. Я так рада, что ты пишешь книгу. Как она называется? Твоя дорогая мама гордилась бы тобой.

Квиллер устал в дороге и мечтал побыстрее добраться до места. Ему потребовалось немало усилий, чтобы ускользнуть наконец от слишком радушной тети Фанни. Когда он уходил, садовник возился возле крыльца на грядке с тюльпанами. Он снова уставил на гостя пристальный взгляд, и Квиллер в шутку отдал ему честь.

Оставшиеся в машине пассажиры приветствовали его возвращение негодующими воплями, а Юм-Юм продолжала протестовать уже из принципа, хотя по дороге им больше не встречались повороты, мосты, виадуки и большие грузовики. Дорога шла через довольно пустынную местность, кое-где обнаруживались следы лесных пожаров. Почерневшие стволы деревьев словно застыли в каком-то причудливом танце. Рядом с вывеской «Горячие пироги» виднелись заросшие сорняками развалины. Машины попадались редко, в основном это были грузовички, водители которых приветственно махали зелёному автомобилю. Места, где находились заброшенные шахты – «Димсдейл», «Биг-Би», «Гудвинтер», – были отмечены знаками «Не подходить: опасно». Однако шахты «Клингеншоен» Квиллер нигде не заметил. Он поймал волну местной радиостанции, но тут же выключил приёмник. Так, значит, тётя Фанни состояла членом клубов! Квиллер легко мог представить себе, как она устраивает чаепитие, или председательствует в шляпе с цветами на заседании какого-нибудь комитета, или в качестве мадам президентши проводит собрание, или дает благотворительный бал.

Занятый этими размышлениями, он бросил взгляд в зеркало заднего вида. Следом за ним катил синий грузовичок. Квиллер сбросил скорость, грузовичок тоже поехал медленнее. Эта игра продолжалась несколько миль, пока не появилась какая-то ферма, окруженная низкими строениями. Их крыши, как и двор самой фермы, находились в непрерывном движении, вздымались и колыхались.

– Индюшки! – сообщил Квиллер своим пассажирам. – Вот счастливчики, вы будете жить рядом с индюшачьей фермой.

Когда он снова посмотрел в зеркало заднего вида, синего грузовичка нигде не было видно.

Немного погодя он проехал мимо большого поместья с хорошо ухоженными лужайками и цветочными клумбами за высокой узорчатой оградой. Далеко в глубине виднелись большие здания административного типа.

Шоссе стало взбираться в гору. Тут же на заднем сиденье поднялись две головы. Два носа начали принюхиваться к воде, до которой оставалось ещё не меньше мили. Раздраженное мяуканье сменилось возбужденным повизгиванием. Наконец показалось озеро, бескрайняя полоса неподвижной синей воды, сходившаяся вдали с синим-пресиним небом.

– Мы уже почти приехали! – сообщил Квиллер своим беспокойным пассажирам.

Дорога теперь шла вдоль берега, то подходя к самой воде, то теряясь в лесу. Они миновали ржавые ворота, охраняющие въезд на дорогу к клубу «Дюны». Через полмили показалась труба старой школы – и буква «К» на столбе. Квиллер свернул на гравиевую дорожку, петляющую между соснами и дубами. Время от времени попадались заросшие цветами солнечные полянки, стволы упавших деревьев и усыпанные душистыми цветами кусты. Ему хотелось, чтобы рядом была Розмари: вот кто умел всё замечать и ценить красоту! Перевалив через несколько песчаных дюн, дорога кончилась на поляне, с которой открывался вид на озеро. Где-то далеко, у самого горизонта, белели паруса лодок.

Здесь, на верхушке самой высокой дюны, у подножия огромных сосен, которые делали его совсем маленьким, стоял живописный домик, где Квиллер собирался провести лето. Потрескавшиеся бревна потемнели от времени. Выходившая на озеро веранда обещала долгие часы покоя и размышлений. Массивная каменная труба и стоящая поблизости солидных размеров поленница рождали мысль о вечерах с книгой перед камином, в котором пылает огонь.

Вход в дом обнаружился со стороны леса, он пролегал через вторую веранду, выходящую на поляну, которая служила стоянкой для автомобилей. Когда Квиллер подошёл поближе, дымчатая белка быстро вскарабкалась вверх по стволу дерева, посмотрела на него сверху вниз и сердито зацокала. Маленькие жёлтые птички метались из стороны в сторону и взволнованно чирикали. На поленнице сидел крошечный коричневый зверёк и, склонив набок голову, с любопытством разглядывал человека.

Квиллер помотал головой, не веря своим глазам. Все эти таинственные радости природы, эта безмятежная жизнь – они принадлежат ему на целых три месяца.

У входа на веранду висел до блеска начищенный медный корабельный колокол. Так и подмывало дернуть за веревку – просто от радости. Когда Квиллер двинулся к веранде, что-то скользкое и живое свалилось ему на голову. А это ещё что за дыра в затянутой сеткой двери? Неровные края загибались внутрь, словно кто-то швырнул камень в проволочную сетку, прорвав её. Квиллер нажал дверную ручку и осторожно шагнул на веранду. Там лежала тростниковая циновка, стояла простая мебель. На задней стене висела старинная фермерская утварь и другие предметы сельского обихода. В дальнем углу что-то шевельнулось. Большая птица с острым загнутым клювом сидела на спинке стула, хищные когти крепко вцепились в виниловую обивку. «Ястреб? Должно быть, ястреб», – подумал Квиллер. Он впервые близко видел хищную птицу и порадовался в душе, что сиамцы остались в машине. Птица могла быть раненой – и озлобленной. Чтобы пробить сетку, требовалась немалая сила, да и пронзительный взгляд горел отнюдь не дружелюбием.

Среди висевших на стене орудий труда Квиллер увидел старые деревянные вилы и медленно протянул к ним руку. Не торопясь, он пошире открыл входную дверь. Потом осторожно обошёл вокруг птицы и замахнулся на неё вилами. Ястреб пулей вылетел из дома.

Квиллер облегченно вздохнул. «Добро пожаловать на природу!» – сказал он себе.

Хотя коттедж был небольшим, внутри он выглядел достаточно просторным. Высокий потолок из сосны взмывал вверх почти на двадцать футов, его поддерживали стропила из ошкуренных брёвен. Стены тоже были из побеленных бревен. Над сложенным из простого камня камином висела голова лося с огромными рогами, а по бокам – кирка и поперечная пила дровосека с двухдюймовыми зубьями.

Обострённое обоняние Квиллера уловило какой-то странный душок. Мёртвое животное? Неисправная канализация? Забытый мусор? Он открыл двери, окна и хорошенько осмотрелся вокруг. Всё было в полном порядке, свежий воздух принёс запахи озера и аромат цветущей дикой вишни. Следующим его шагом было тщательно проверить сетки на окнах. Коко и Юм-Юм – домашние кошки, им не позволено гулять где попало, и рисковать Квиллер не собирался. Он тщательно осмотрел всё вокруг в поисках лазов, неплотно пригнанных досок и других тайных выходов.

Только после этого он принёс кошек в дом. Те осторожно вошли, прижимаясь к полу, отставив назад усы. Уши воспринимали неслышные для людей звуки. К тому времени, когда весь багаж был перенесён из машины, Юм-Юм, забравшись на самый верх, весело прыгала по стропилам, а Коко с надменным видом сидел на голове лося и с удовлетворением обозревал свои владения. Лось – с длинной мордой, широкими ноздрями и низко расположенной пастью – переносил это унижение с мрачной покорностью.

Квиллеру тоже пришлось по вкусу новое жилище. Он обнаружил телефон новейшей модели на стойке бара, микроволновую печь, ванну-джакузи и несколько полок с книгами. На кофейном столике лежали последние номера местных журналов, а в стереомагнитофоне кто-то оставил кассету с концерном Брамса. Телевизора не было, но это не имело значения: Квиллер оставался приверженцем печатного слова.

Он открыл банку с куриными консервами для своих спутников, а сам отправился обедать в Мусвилл. Это был небольшой курортный городок, протянувшийся вдоль берега озера. По одну сторону Мэйн-стрит располагались лодочные причалы и отель «Северные огни». Другую сторону занимали магазины и офисы, размещавшиеся по большей части в деревянных домах. Даже церковь была бревенчатой.

В отеле Квиллер пообедал весьма посредственными свиными отбивными с недоваренным картофелем и переваренным зелёным горошком. Официантка, приветливей блондинка, сообщила, что её зовут Дарлин. Девушка узнала его по фотографиям в «Дневном прибое» и настояла на том, чтобы принести ему вторую порцию. Он давно сомневался, разумно ли публиковать в газете фотографии репортёров, пишущих о ресторанах, но такова уж была политика «Прибоя» – давать фотографии своих журналистов, ведущих колонки, а политика есть политика. Не только усы Квиллера сделали его белой вороной в отеле «Северные огни». В зале, где большинство посетителей были одеты в клетчатые рубашки, джинсы и куртки-ветровки, его спортивный твидовый костюм и галстук явно выбивались из общего стиля. Покончив с черничным пирогом, он тут же отправился в местный магазин и приобрел джинсы, спортивные рубашки, кроссовки… и кепку с большим козырьком. В Мусвилле все мужчины носили именно такие. Тут были кепки с бейсбольной, морской, охотничьей и пивной символикой и даже кепки, рекламирующие тракторы, удобрение и еду. Квиллер выбрал оранжевую охотничью кепку, надеясь, что она окажется достаточно хорошим средством маскировки.

В аптеке помимо местной газеты продавали также «Дневной прибой» и конкурирующее издание, «Утреннюю зыбь». Купив «Прибой» и «Пикакский пустячок», Квиллер отправился домой.

По дороге его остановил полицейский патруль, но ему тут же вежливо сказали:

– Проезжайте, мистер Квиллер. Приехали писать о мусвиллских ресторанах?

– Нет, я в отпуске. А есть о чём писать? Что тут у вас происходит?

– Обычные военные игры, – пошутил полицейский. – Нужно поддерживать форму. Желаю приятно провести отпуск, мистер Квиллер.

Стоял июнь. В городе дни были длинными, а здесь, на севере, ещё длиннее. Квиллер устал, он постоянно поглядывал то на часы, то на солнце, которое никак не желало садиться. Он спустился с дюны, чтобы поближе посмотреть на берег и проверить температуру воды. Вода, как и предупреждал Райкер, оказалась ледяной. Озеро было спокойным и набегало на берег с едва слышным шорохом. Единственным громким звуком было комариное жужжание. Когда Квиллер отчаянным рывком добежал до дома, за ним уже гналась целая крылатая орда. Комары быстро отыскали дыру в сетке и просочились на веранду. Он влетел в дом, захлопнул за собой дверь и тут же стал звонить в Пикакс.

– Добрый вечер, – ответил приятный голос.

– Франческа, я только хотел сказать, что мы благополучно добрались, – быстро заговорил Квиллер, надеясь выложить всё самое важное, прежде чем её внимание опять уйдёт в сторону. – Домик просто мечта. Но у нас беда: на веранду влетел ястреб и пробил в сетке большую дыру. Я его выгнал, но он успел загадить циновку и мебель.

Тётя Фанни восприняла сообщение спокойно.

– Не беспокойся, дорогой, – нежно пробасила она. – Том завтра приедет, починит сетку и приведёт в порядок веранду. Эта беда невелика. Для Тома – одно удовольствие. Том – настоящее сокровище. Не знаю, что бы я без него делала. А как комары? Я скажу Тому, чтобы захватил какое-нибудь средство от насекомых. Оно тебе понадобится ещё и от пауков и шершней. Дай знать, если в дом полезут муравьи. От них нелегко избавиться. Только не убивай божьих коровок. Это плохая примета. Прислать ещё кассет для магнитофона? У меня есть потрясающие записи чикагского джаза. Ты любишь оперу? Извини, у меня там нет телевизора, но, по-моему, летом глупо тратить время на сидение у ящика. Да и ты не будешь без него скучать – ты же занят своей книгой.

Побеседовав с госпожой президентшей, Квиллер включил стереомагнитофон. Он нажал две кнопки, и концерт Брамса зазвучал с удивительной чистотой. Когда-то он ухаживал за девушкой, которая слушала только Брамса, и он никогда не забудет старый добрый опус номер сто два.

Солнце наконец опустилось в озеро, окрасив небо и воду в розовый и оранжевый. Теперь можно было ложиться спать. Сиамцы вели себя что-то чересчур тихо. Обычно перед сном они устраивали беготню. Но где же они сейчас? Их не было ни на лосиной голове, ни на стропилах, ни на синей подушке, которую он положил на холодильник, ни на стоящих перед камином диванах, обитых белой льняной тканью. Не было даже на кроватях в обеих спальнях.

Квиллер позвал котов. Ответа не последовало. Коко и Юм-Юм были слишком заняты своими наблюдениями. Усевшись на подоконнике в южной спальне, они пристально разглядывали что-то в сгущающихся сумерках. Участок леса вокруг дома находился в первозданном состоянии, и за окном не было ничего, кроме дюны, кустов и сосен. В нескольких ярдах от дома в земле виднелось какое-то углубление прямоугольной формы. Оно смахивало на провалившуюся могилу. Сиамцы его немедленно заметили. Они всегда замечали всё необычное.

– Давайте-ка отсюда! – сказал Квиллер. – Мне нужно закрыть окно на ночь.

Для себя он выбрал северную спальню, потому что из окна открывался вид на озеро, но заснуть, несмотря на свою усталость, никак не мог. Мысли его занимала могила. Кто мог быть похоронен здесь? Нужно ли сообщить об этом тете Фанни? Или просто самому попробовать её раскопать? Около дома стоит сарайчик, там наверняка найдутся лопаты.

Он проворочался несколько часов. Вокруг было черным-черно. Ни уличных фонарей, ни неоновых вывесок, ни освещенных окон, ни луны, никаких отсветов близкой цивилизации – только могильная темнота. И так тихо. Ни шелеста деревьев, ни воя ветра, ни шума волн, ни отдаленного шума машин на шоссе – только могильная тишина. Квиллер лежал неподвижно и прислушивался к биению собственного сердца.

Вдруг сквозь подушку он услышал неровное «шлеп-шлеп-шлеп». Он сел и предельно напряг слух. Непонятные звуки прекратились, но тут он уловил мужской голос и женский смех. Квиллер выглянул в окно: в темноте на пляже, у подножия дюны, мерцали два фонарика, удаляясь в восточном направлении. Он снова лег и, приложив ухо к подушке, опять услышал «шлеп-шлеп-шлеп». Звук шагов на твердом песке? Понемногу звуки затихли вдали.

Было уже далеко за полночь. Интересно, кто это бродит по берегу? Он снова подумал о могиле. И тут раздался треск в кустах – кто-то взбирался на дерево, потом затопал по крыше, направляясь к трубе.

Одним прыжком Квиллер выскочил из кровати, выкрикивая ругательство, которое выучил в Северной Африке. Он зажег все огни. Заорал на кошек, в панике метавшихся по коттеджу. Нажал кнопки магнитофона. Снова Брамс. Он загрохотал кастрюлями и сковородками на кухне. Шаги поспешно вернулись к краю крыши, раздался шорох в кустах, и снова всё стихло. Квиллер просидел с книгой весь остаток ночи, до самого рассвета, когда запели, зазвенели, зачирикали птицы.

ТРИ

Мусвилл, вторник

Дорогой Арчи! Если на моё имя поступят письма, похожие на личные, пожалуйста, перешли их мне сюда, до востребования. Заранее благодарен. Мы приехали вчера, и я чуть жив. Кошки орали все четыреста миль и едва не свели меня с ума. Больше того, я специально купил такую машину, чтобы в неё помещался их туалет, а они даже ни разу им не попользовались! Ждали, пока мы доберемся до места. Ох уж эти сиамцы! Кто их поймет?

Здесь просто чудесно, но прошлую ночь я не сомкнул глаз. Страдаю от культурного шока.

К счастью, в Мусвилле, хоть и с опозданием, получают «Прибой», «Пикакский пустячок» просто-напросто местный листок.

Квилл

Страницы: 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Капитан ГРУ Роман Морозов всегда отличался сильным, своенравным характером. Вот и на этот раз он не ...
Весна 1916-го. Первая мировая война. Отчаянный поручик Сергей Голицын и бравый прапорщик и талантлив...
Дикий, живописный уголок Таиланда. Ослепительный свет софитов – снимается реалити-шоу «Райские кущи»...
Командир суперподлодки Илья Макаров по прозвищу Морской волк получает приказ срочно отправиться на А...
Герой должен быть. Хотя бы один… Он может выглядеть по-разному: быть коротышкой или гигантом, блонди...
Капитану спецназа Андрею Дементьеву поставлена задача блокировать место сходки двух банд боевиков, з...