Грехи волка Перри Энн

© Кириченко А.И., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Кимберли Хоуви – за ее помощь и дружбу

Глава 1

Эстер Лэттерли сидела, выпрямившись, у окна вагона и глядела на проплывавшие мимо картины Шотландского предгорья.

Стояли первые дни октября. Шел девятый час утра, и солнце поднималось из дымки над горизонтом. Убранные поля еще были окутаны туманом, и огромные деревья, казалось, плыли над этим маревом, лишенные корней. Листва на их причудливо изогнутых ветвях лишь местами начинала приобретать бронзовый оттенок.

Дома, которые Эстер удавалось разглядеть, были сложены из плотного камня и словно вырастали из земли. Все это совсем не походило на мягкие по колориту пейзажи юга. Здесь не попадалось ни соломенных крыш, ни обмазанных глиной стен. Зато вверх тянулись дымящиеся трубы очагов, четко вырисовывались на фоне неба высокие фронтоны, увенчанные вороньими гнездами, и поблескивали на утреннем солнце широкие окна.

Мисс Лэттерли возвратилась в Англию около полутора лет назад, когда в конце Крымской войны умерли ее родители. Она намеревалась до последней горькой минуты оставаться при армии в Скутари, но семейная трагедия потребовала ее присутствия дома. На родине девушка попыталась применить новые методы ухода за больными, освоенные ею в столь трудных условиях, и даже больше – реформировать старомодные английские представления о больничной гигиене в духе идей мисс Флоренс Найтингейл[1]. Но, к огромному сожалению сестры милосердия, ее вскоре уволили из больницы как особу чересчур упрямую и неуправляемую. Защититься от этих обвинений было невозможно, ибо они были справедливы.

Отец Эстер умер, лишившись перед смертью положения и денег, и не оставил никаких средств ни ей, ни ее брату Чарльзу. Брат, конечно, мог бы содержать ее на свое жалование. Но сама мысль о том, чтобы сделаться иждивенкой при нем и его жене, представлялась девушке непереносимой. Вскоре она нашла место частной сиделки, а когда ее пациент поправился, перешла к другому. Заработок ее временами бывал достаточно большим, иногда – поменьше, но ни разу она не оставалась без места дольше недели, что обеспечивало ей независимость.

Этим летом, по настоятельной просьбе леди Калландры Дэвьет – друга и постоянного покровителя Эстер, – ее ненадолго приняли в другую больницу, когда в связи со смертью работавшей там сиделки Пруденс Бэрримор было выдвинуто обвинение против доктора Кристиана Бека. Когда же его оправдали, Лэттерли нашла новое место. Но теперь и эта работа близилась к концу, и ей вновь предстояли поиски.

Тут на глаза медсестре попалось объявление в лондонской газете. Почтенное эдинбургское семейство подыскивало молодую женщину из приличной среды, имеющую некоторый опыт ухода за больными, чтобы сопровождать миссис Фэррелайн – пожилую даму, не больную, но слабого здоровья, – желающую совершить путешествие в Лондон и вернуться обратно дней через шесть. Предпочтителен был кто-либо из служивших под началом мисс Найтингейл. Разумеется, все расходы по поездке семейство брало на себя. Оно же готово было предоставить необходимые инструкции по возлагаемым на сиделку обязанностям. Обращаться нужно было к миссис Байярд Макайвор, жившей в доме номер 17 по Эйнслай-плейс, в Эдинбурге.

Эстер никогда прежде не бывала в этом городе, да и вообще в Шотландии, и мысль о поездке туда в такое время года показалась ей весьма заманчивой. Она написала миссис Макайвор, сообщила требуемые сведения о своем опыте и квалификации и выразила желание взяться за эту работу.

Ответ пришел через четыре дня. В письмо, извещавшее, что миссис Макайвор устраивает кандидатура мисс Лэттерли, был вложен билет второго класса до Эдинбурга на ближайший вторник – на ночной поезд, отправляющийся из Лондона в 9:15 вечера и прибывающий в Эдинбург в 8:35 следующего утра. Сообщалось, что на Веверлейском вокзале будет ждать экипаж, который доставит сиделку в дом Фэррелайнов, где ей предстоит провести день и познакомиться со своей пациенткой. В тот же вечер их с миссис Фэррелайн посадят на лондонский поезд.

В предвкушении поездки Эстер разузнала кое-что об Эдинбурге, хотя и понимала, что, по крайней мере, в первый приезд туда у нее совершенно не будет свободного времени. Зато когда она привезет свою подопечную обратно, то, возможно, сумеет задержаться там на день-другой, чтобы хоть немного познакомиться с городом. Девушка выяснила, что, хотя Эдинбург и является столицей Шотландии, он значительно меньше Лондона – в нем проживает всего сто семьдесят тысяч жителей против лондонских почти трех миллионов. Тем не менее это замечательный город – «Северные Афины», – славящийся своей ученостью, особенно в области медицины и права.

Поезд, громыхая колесами, сделал крутой поворот. Туман уже рассеялся, и Эстер увидела вдали темные городские крыши, вознесенный над ними силуэт Замка на массивной скале и за всем этим – бледное сияние моря. Без всякой видимой причины медсестру охватило волнение, как будто ей предстояло какое-то необычное приключение, а не единственный день в незнакомом доме перед выполнением обычной профессиональной работы.

Путешествие в людном и тесном вагоне второго класса оказалось долгим и утомительным. Всю ночь Лэттерли просидела на лавке, лишь время от времени ненадолго погружаясь в дремоту, и теперь ощущала ломоту во всем теле. Она поднялась, поправила одежду и, насколько возможно, привела в порядок прическу.

Поезд наконец достиг вокзала. Кругом клубился пар, стучали колеса, хлопали двери, стоял гул голосов… Молодая пассажирка подхватила свою единственную поклажу – небольшой саквояж, вмещавший лишь смену одежды и туалетные принадлежности, – и вышла на перрон. От холодного воздуха у нее перехватило дыхание. Здесь царили шум и суета: кричали пассажиры, подзывая носильщиков, вопили мальчишки-газетчики, грохотали дрезины и багажные тележки. В воздухе висела паровозная гарь – любой белый воротничок тут же, казалось, становился серым от сажи.

Заразившись всеобщим возбуждением, Эстер стала энергично пробираться к выходу. Какая-то чопорная дама в черном платье и широкополой шляпе взглянула на нее с откровенным раздражением и, обратившись к своему спутнику, громко заявила, что просто не понимает, до чего дошла теперь молодежь. Ни малейшего представления о приличиях! Ведут себя явно вызывающе. Каждый считает, что имеет право на собственное мнение. А уж о молодых женщинах и говорить нечего – у них в головах такое, что и вообразить невоз-можно!

– Да-да, милая, – машинально проговорил мужчина, продолжая оглядываться в поисках носильщика, чтобы препоручить ему свой весьма внушительный багаж. – Да, совершенно верно, – добавил он, заметив, что жена намерена продолжить тираду.

– Право, Александр, мне иногда кажется, что ты меня вовсе не слушаешь! – обиженно воскликнула дама.

– Слушаю, милая, слушаю, – ответил ее супруг, поворачиваясь к ней спиной, и призывно замахал носильщику.

Улыбнувшись про себя, Лэттерли направилась к выходу, предъявила билет и вышла на площадь. Найти присланный за нею экипаж было делом минуты: его возница был единственным, чей взгляд, скользивший по лицам прибывших, задержался в сомнении на какой-то молодой женщине в сером костюме и с одной только сумкой в руке. Обогнав ее, Эстер обратилась к этому мужчине:

– Простите, вы не от миссис Макайвор?

– Да, мисс, от нее самой. А вы – мисс Лэттерли, приехавшая из Лондона за нашей хозяйкой? – отозвался тот.

– Да, это я.

– Тогда вам стоит поспешить к завтраку. Не знаю, подают ли что-нибудь в этих поездах, но у наших хозяев уж точно кормят получше. Позвольте, я возьму вашу поклажу.

Девушка попыталась уверить его, что ей не тяжело, но возница все же забрал у нее саквояж, помог сесть в экипаж и закрыл дверцу.

Поездка оказалась настолько короткой, что ей не удалось рассмотреть город. Они лишь добрались по мосту до Принсес-стрит, а потом двинулись по этой улице, проехав ее почти всю от начала до конца. По правую руку от экипажа тянулись нарядные фасады домов и лавок, а слева на склоне зеленел парк, стоял памятник Скотту и позади над всем этим виднелся Замок. Свернув направо, в сторону нового города, они быстро миновали несколько кварталов, застроенных в георгианском стиле, и оказались на Эйнслай-плейс. Дом, к которому подъехала молодая сиделка, как две капли воды походил на соседние: со строго симметричным фасадом, четырехэтажный, с широкими окнами, уменьшающимися от этажа к этажу. Его легкие и стройные пропорции напоминали об эпохе Регентства[2].

Эстер подвезли к заднему входу – все же она была скорее служанкой, чем гостьей. Она вышла из экипажа, и кучер, отогнав упряжку к конюшне, проводил свою пассажирку до дверей, отворившихся прежде, чем она успела позвонить. Слуга уставился на нее с любопыт-ством.

– Я – Эстер Лэттерли, сиделка, которая будет сопровождать миссис Фэррелайн в путешествии, – представилась девушка.

– О да, мисс! Входите, а я доложу мистеру Мактиру. – Не дожидаясь ответа, мужчина повел ее через кухню в коридор, где чуть было не налетел на дворецкого, на чьем худом лице застыло выражение глубокой скорби.

– Так это вы – сиделка, приехавшая, чтобы сопровождать хозяйку в Лондон? – спросил дворецкий, причем последнее слово он произнес таким тоном, как будто речь шла о путешествии на кладбище. – Что ж, входите. Ваши вещи слуга, само собой, отнесет. А вам, полагаю, перед встречей с миссис Макайвор следует слегка подкрепиться. – Он критически оглядел ее. – А также умыться и причесаться.

– Благодарю. – Медсестра понимала, что выглядит с дороги не слишком опрятно, но теперь ощутила это с особой остротой.

– Тогда пройдите на кухню, вам подадут завтрак, а когда миссис Макайвор сможет вас принять, за вами придут.

– Пойдемте, мисс! – Слуга энергично развернулся на каблуках, готовый сопровождать ее. – А как там, в этих поездах? В жизни на них не ездил!

– Занимайся своим делом, Томми, – сурово приказал домоправитель. – Поезда тебя не касаются. Ты почистил башмаки мистера Элестера?

– Да, мистер Мактир, я все сделал.

– Сейчас я найду тебе другую работу…

Эстер подали прекрасный завтрак на уголке огромного кухонного стола, а затем проводили в небольшую спальню, куда уже принесли ее саквояж. Она умылась и вновь причесалась.

Ждать, пока за ней придут, пришлось недолго. Скорбный Мактир провел мисс Лэттерли через обтянутую зеленой тканью дверь в большой холл, пол которого был выложен черными и белыми плитками наподобие шахматной доски. Стены здесь были отделаны деревянными панелями и увешаны охотничьими трофеями – головами различных зверей, по большей части благородных оленей. Однако внимание Эстер сразу привлек висевший прямо против входа мужской портрет в натуральный рост. Он притягивал к себе взгляд не столько качеством живописи, по-настоящему замечательной, сколько какими-то необычными чертами лица изображенного на нем человека. У того было узкое лицо с большими ярко-синими глазами, длинный тонкий нос с горбинкой и широкий, странно бесформенный рот. Прядь прекрасных волос, спадающая на лоб, выделялась ярким пятном среди темных дубовых панелей и остекленевших взглядов давно подстреленных оленей.

Дворецкий провел свою спутницу через холл и по коридору, миновал несколько дверей и, остановившись у одной из комнат, коротко постучал. Отступив на шаг, он пропустил Эстер вперед:

– Мисс Лэттерли, мэм, сиделка из Лондона.

– Спасибо, Мактир. Входите, мисс Лэттерли. – Голос хозяйки дома был мягкий, с легкими модуляциями и едва заметным повышением интонации в соответствующих местах фразы – типичный ровный выговор эдинбургского общества.

В убранстве комнаты преобладал голубой тон. Стены и занавеси украшал узор из причудливых цветов. Широкие окна выходили в небольшой сад, и казалось, оттуда вместе с утренним светом проникает холод, хотя в камине горел огонь. В комнате находилась лишь стройная женщина, которой на вид было лет под сорок. С первого взгляда Эстер поняла, что изображенный на портрете в холле мужчина приходится ей родственником. У миссис Макайвор было то же длинное лицо, тонкий нос и широкий рот. Но ее красивые губы были четко очерчены, а глаза смотрели прямо и твердо. Модная прическа была очень строгой, но оттенок прекрасных волос придавал ей очарование, которого она была бы лишена, будь их цвет не столь ярким. И все же эту женщину нельзя было назвать красивой. У нее было лицо человека властного и не скрывающего своей проницательности.

– Входите, мисс Лэттерли, – повторила женщина. – Я – Уна Макайвор. Это я писала вам по поводу своей матери, миссис Фэррелайн. Надеюсь, ваше путешествие из Лондона было не слишком утомительным?

– Благодарю вас, миссис Макайвор, оно было приятным, а когда рассвело, то просто замечательным, – заверила ее медсестра.

– Я рада. – Уна улыбнулась с неожиданной теплотой, и лицо ее сразу изменилось. – От поездок на поезде порой так устаешь, и там так грязно… Но вы, наверное, хотите познакомиться с вашей пациенткой. Должна вас предупредить, мисс Лэттерли: моя мать выглядит совершенно здоровой, однако это только видимость. Она очень быстро утомляется, и ее состояние, а быть может, и жизнь зависят от своевременного приема лекарства. – Дама говорила совершенно спокойно, но за ее словами чувствовалась настойчивость, подчеркивающая важность сказанного. – Выполнять предписания не составляет никакого труда, – продолжала она. – Небольшая доза лекарства – оно, правда, неприятно на вкус, но, чтобы это устранить, достаточно маленькой конфетки. – Женщина подняла глаза на стоящую Эстер. – Но дело в том, что мама зачастую забывает его принимать, если чувствует себя нормально. А к тому времени, когда ей из-за этого становится нехорошо, исправить оплошность уже не так легко без серьезного ущерба для ее общего состояния. Вы, разумеется, это понимаете. – Формально последняя фраза прозвучала как утверждение, но во взгляде миссис Макайвор читался вопрос.

– Конечно, – поспешно отозвалась Лэттерли. – Очень многие предпочитают обходиться без лекарств, переоценивая возможности своего организма. Это так объяснимо!

– Прекрасно. – Уна поднялась. Она была одного роста с Эстер, стройная, но не худая, и двигалась очень изящ-но, несмотря на широкий кринолин.

Они прошли через холл, и сиделка не удержалась, чтобы вновь не взглянуть на привлекший ее внимание портрет. Это лицо притягивало ее, оставляя какое-то двойственное впечатление. Девушка сама не понимала, нравится оно ей или нет, но забыть его было невозможно.

Улыбнувшись, Уна замедлила шаг.

– Мой отец, – сказала она, хотя Эстер уже поняла это сама. Она уловила в голосе своей спутницы некоторую напряженность – сильное, но хорошо сдерживаемое чувство. Так, по ее представлениям, женщины подобного типа и должны держаться при незнакомых людях или при слугах.

– Его звали Хэмиш Фэррелайн, – продолжала миссис Макайвор. – Он умер восемь лет назад. С тех пор его дело ведет мой муж.

Удивленная мисс Лэттерли хотела что-то сказать, но, сочтя любые вопросы неуместными, промолчала. Однако Уна заметила это. Слегка вскинув голову, она с улыбкой пояснила:

– Мой брат Элестер – казначей. Он старается бывать в фирме как можно чаще, но должность отнимает у него слишком много времени. – Уловив недоумение во взгляде медсестры, женщина пояснила: – Казначей-прокуратор. – Улыбка ее стала шире. – Что-то вроде королевского прокурора у вас в Англии.

– Ах, вот как! – Услышанное невольно произвело на Эстер впечатление. Ее общение с миром юстиции ограничивалось Оливером Рэтбоуном, блестящим адвокатом, с которым она познакомилась благодаря своим друзьям Калландре и Монку и к которому испытывала смешанное чувство. – Понимаю. Вы, наверное, очень им гордитесь.

– Конечно. – Хозяйка направилась к лестнице и, подождав, пока девушка поравняется с ней, начала подниматься. – Муж моей младшей сестры тоже служит в компании. Он весьма искушен во всех тонкостях типографского дела. Нам очень повезло, что он решил к нам присоединиться. Все-таки лучше, когда старинные фирмы, вроде компании Фэррелайнов, остаются семейным делом.

– А что вы печатаете? – поинтересовалась мисс Лэттерли.

– Книги. Самые разнообразные книги.

Поднявшись по лестнице, Уна прошла по обтянутой ярко-красной тканью галерее и остановилась у одной из многочисленных дверей. Постучавшись, она отворила ее и вошла. Это помещение было совсем не похоже на голубую комнату нижнего этажа. Здесь преобладали желтый и бронзовый тона, отчего создавалось ощущение яркого солнечного дня, хотя небо за оконными шторами было пасмурно-серым. По стенам были развешаны небольшие пейзажи в золоченых рамках, а с потолка свисал абажур с золотой бахромой. Но рассматривать все это у Эстер не было времени. Ее внимание сразу привлекла женщина, сидевшая к ней лицом в одном из трех больших кресел с пестрой обивкой. Высокая – возможно, даже выше Уны, – она к тому же держалась подчеркнуто прямо, сидя с высоко поднятой головой. У нее были седые волосы, а на лице отражался ум и затаенное чувство юмора. Нельзя сказать, чтобы эта дама была хороша собой. Наверное, и в молодости она не выглядела красавицей – нос у нее был великоват, а подбородок слишком мал – но выражение ее лица заставляло забыть об этом.

– Вы, должно быть, мисс Лэттерли, – заговорила она чистым четким голосом прежде, чем дочь успела представить ей Эстер. – Я – Мэри Фэррелайн. Пожалуйста, входите и садитесь. Насколько я понимаю, это вы должны сопровождать меня в Лондон и следить, чтобы я вела себя так, как угодно моему семейству.

По лицу Уны пробежала тень.

– Мама, мы лишь заботимся о вашем здоровье, – быстро заговорила она. – Вы иногда забываете принимать лекарство…

– Чепуха! – прервала ее Мэри. – Я не забываю. Я просто в нем не нуждаюсь. – Она улыбнулась сиделке и иронически заметила: – Моя семья напрасно суетится. К несчастью, когда начинаешь терять силы, люди вокруг воображают, что ты теряешь и разум.

Миссис Макайвор, сидевшая рядом с терпеливым выражением на лице, украдкой бросила взгляд в сторону Эстер.

– Охотно верю, что моя помощь может и не потребоваться, – с улыбкой проговорила та. – И все же на-деюсь, что смогу немного облегчить ваше путешествие – ну, хотя бы что-нибудь принести или проследить, чтобы у вас было все необходимое.

Казалось, с плеч Уны свалился тяжелый груз.

– Но для этого вовсе не нужен человек из команды Флоренс Найтингейл, – покачала головой пожилая дама. – Однако должна признать, что вы кажетесь мне наилучшим из возможных спутников. Уна говорила, что вы были в Крыму. Это правда?

– Да, миссис Фэррелайн.

– Да сядьте же! Что вы стоите передо мной, как горничная! – Старая хозяйка указала на кресло напротив и, когда Лэттерли повиновалась, продолжила: – Значит, вы отправились туда в качестве медицинской сестры? Почему?

Сразу ответить на этот вопрос захваченная врасплох Эстер не могла. Ей не задавали его с того самого дня, когда старший брат Чарльз потребовал, чтобы она объяснила ему свое столь необычное и чреватое опасностями решение. Конечно, это было еще до того, как слава Флоренс Найтингейл превратила подобную деятельность едва ли не в респектабельную. Сейчас, через полтора года после окончания войны, по части всеобщего уважения и восхищения мисс Найтингейл уступала лишь королеве.

– Ну же! – с лукавой улыбкой настаивала Мэри. – Должна же была быть какая-то причина! Молодые леди не отправляются ни с того ни с сего, бросив семью и друзей, в чужие края, да еще в такие опасные.

– Мама, быть может, это что-то очень личное, – запротестовала Уна.

Сиделка громко рассмеялась.

– О нет, – обратилась она к обеим женщинам, – любовь здесь ни при чем. Просто мне захотелось быть чем-то полезной, а не сидеть дома, занимаясь вышиванием или рисованием – а я и то и другое делаю плохо – и слушая рассказы моего младшего брата, служившего в армии, о тех ужасных условиях, в которых он там находился. Мне… Я думаю, это решение объясняется моим характером.

– Я так и представляла, – кивнула миссис Фэррелайн. – В женщинах обычно так мало честолюбия! Большинство из нас предпочитают сидеть дома и поддерживать огонь в очаге – в прямом и переносном смысле. – Она обернулась к дочери. – Благодарю тебя, дорогая. С твоей стороны было очень мило найти мне спутницу, не только страстную и склонную к приключениям, но и имеющую мужество следовать своим склонностям. Уверена, что мое путешествие до Лондона будет приятным.

– Надеюсь, что так, – спокойно откликнулась миссис Макайвор. – Не сомневаюсь, что мисс Лэттерли будет хорошо о вас заботиться и составит вам приятную компанию. А теперь, я полагаю, нужно, чтобы Нора показала ей вашу аптечку и объяснила все о дозировке лекарства.

– Если ты считаешь это необходимым… – пожала плечами Мэри. – Спасибо, что зашли, мисс Лэттерли. Встретимся за ланчем, а потом, конечно, за обедом, который сегодня подадут пораньше. Наш поезд отправляется, кажется, в четверть десятого, а нам нужно приехать, по крайней мере, за полчаса. Мы должны выехать из дома в восемь пятнадцать. Конечно, так рано обедать не принято, но сегодня придется.

Они попрощались, и Уна отвела Эстер в гардеробную миссис Фэррелайн, где познакомила ее с горничной Норой, смуглой, худой и очень серьезной женщиной.

– Здравствуйте, мисс, – любезно обратилась та к медсестре, не выказывая при этом ни малейшей ревности или обиды.

Миссис Макайвор оставила их одних, и служанка принялась показывать мисс Лэттерли аптечку, пользоваться которой, как и говорила ее госпожа, было очень просто. В ней лежала дюжина флакончиков с микстурой – по одному на каждый утренний и вечерний прием. Этого должно было хватить на все время их путешествия. Лекарство было уже поделено на порции – его даже не требовалось отмерять. Нужно было лишь налить его в приготовленный заранее стакан и проследить, чтобы миссис Фэррелайн нечаянно его не пролила или – что гораздо важнее – не забыла, что уже принимала его, и не выпила вторую дозу. Это, как подчеркивала Уна, могло иметь весьма серьезные и даже фатальные последствия.

– Вот вам ключ. – Нора заперла аптечку и протянула Эстер маленький ключик на красной ленточке. – Пожалуйста, повесьте его себе на шею, чтобы не потерять.

– Конечно. – Девушка надела ленточку на шею и опустила ключ за вырез корсажа. – Прекрасная мысль.

Она сидела у стены на единственном в гардеробной стуле, а служанка стояла ближе к шкафам. Раскрытые чемоданы еще оставались на тех самых местах, где горничная укладывала их. На каждый из туалетов было употреблено такое количество ткани, что полдюжины платьев заняли невероятно много места. Даме, имеющей намерение переодеваться хотя бы трижды в день, в путешествии необходимы по меньшей мере три чемодана, а скорее всего, даже больше. Одних нижних юбок, корсетов, белья, обуви и туалетных мелочей наберется на целый чемодан!

– Вам не придется возиться с одеждой, – с законной гордостью проговорила Нора. – Я обо всем позаботилась. Вот тут – список всех вещей, а в доме у мисс Гризельды кто-нибудь их распакует. От вас, быть может, потребуется только причесывать миссис Фэррелайн по утрам. Вы сумеете это делать?

– Разумеется, – ответила Лэттерли.

– Ну, и хорошо. Тогда больше мне вам и объяснять нечего. – По лицу горничной пробежала легкая тень.

– Вас что-то тревожит? – спросила Эстер.

– Да нет, – покачала головой Нора. – Просто не хочется мне, чтобы она уезжала. Терпеть не могу путешествий. Незачем ей ехать. Я понимаю: мисс Гризельда недавно замужем, ждет первенца и чем-то, бедняжка, ужасно встревожена. В каждом письме об этом пишет. Но так уж водится у женщин в ее положении. Все у нее будет в порядке. И нечего хозяйке там делать.

– У мисс Гризельды слабое здоровье? – поинтересовалась сиделка.

– Слава богу, нет. Просто вбила себе что-то в голову, вот места и не находит. Все у нее хорошо было, пока не вышла за этого мистера Мердока с его фокусами. – Служанка прикусила губу. – Ох, не следовало мне так говорить! Уверена я, человек он хороший.

– Наверное, да, – не слишком убежденно откликнулась Эстер.

Собеседница взглянула на нее с улыбкой:

– Думаю, вам неплохо бы выпить чашку чая. Уже почти одиннадцать. Если хотите, в столовой что-нибудь найдется.

– Спасибо. Я бы не отказалась.

За большим дубовым столом сидела в одиночестве миниатюрная темноволосая женщина лет, как показалось мисс Лэттерли, двадцати с небольшим. На щеках у нее играл такой румянец, как будто она только что вернулась домой после длительной прогулки. И хотя это противоречило моде – по крайней мере, лондонской, – сиделке было приятно глядеть на эту девушку после привычных бледных лиц. На первый взгляд она казалась просто хорошенькой, но, присмотревшись, можно было заметить, что она еще и умна и проницательна. Пожалуй, и лет ей было не двадцать, а больше, возможно, уже за тридцать…

– Доброе утро, – обратилась к ней медсестра. – Вы – миссис Фэррелайн?

Женщина взглянула на нее с некоторым испугом, но тут же улыбнулась, успокоенная.

– Да. А вы кто? – В ее голосе прозвучал не вызов, а только живой интерес, словно приход незнакомки явился для нее приятным сюрпризом.

– Эстер Лэттерли. Я – сиделка, которую пригласили сопровождать миссис Фэррелайн в Лондон.

– А, понятно. Присаживайтесь. Не хотите ли чаю? Или вы предпочитаете какао? Какое печенье – овсяное или песочное?

– Пожалуй, я выпью чаю с песочным печеньем, – ответила медсестра, присаживаясь напротив.

Женщина налила чай и, подав его Эстер, пододвинула к ней тарелку с печеньем.

– Матушка у себя наверху, – продолжала она. – Мужчины все, конечно, на службе, а Айлиш еще не вставала. Она никогда так рано не поднимается.

– Она… нездорова? – Едва задав этот вопрос, Лэттерли тут же спохватилась, что делать этого не следовало. Если кто-либо из членов семейства предпочитает оставаться в постели до полудня, не ее дело выяснять, что тому причиной.

– Боже упаси! – воскликнула она и вдруг спохватилась: – Ох, извините, я же не представилась! Это совершенно непростительно. Я – Дейрдра Фэррелайн, жена Элестера. – Она вопросительно глянула на Эстер, пытаясь понять, говорит ли той что-нибудь это имя. Увидев по ее лицу, что ей уже известно, о ком речь, она продолжила: – А еще в нашей семье есть Уна – миссис Макайвор, та, что писала вам, и Кеннет и Айлиш – то есть миссис Файф, только я никогда ее так про себя не называю, не знаю, почему, и наконец, Гризельда – та, что теперь живет в Лондоне.

– Понятно. Благодарю вас. – Сиделка отпила глоток чаю и откусила печенья. На вкус это лакомство было даже лучше, чем на вид, очень мягкое и рассыпчатое – оно просто таяло на языке.

– Об Айлиш беспокоиться нечего, – доверительно продолжала Дейрдра, – просто она никогда не встает в положенное время, хотя совершенно здорова. Чтобы в этом убедиться, достаточно на нее взглянуть. Очаровательное создание, быть может, даже самая привлекательная женщина во всем Эдинбурге. Но зато и самая ленивая. Не поймите меня превратно, я очень ее люблю, – тут же прибавила она, – но знаю все ее недостатки.

Эстер улыбнулась:

– Если искать совершенства, рискуешь остаться в полном одиночестве.

– Полностью с вами согласна. Вы прежде бывали в Эдинбурге?

– Нет. Я вообще не бывала в Шотландии.

– Вот как! Вы всегда жили в Лондоне?

– Нет, некоторое время я провела в Крыму.

– О господи! – Миссис Фэррелайн удивленно вскинула брови. – Ах да! Ну конечно же! На войне. Уна что-то говорила о поисках для матушки сиделки из людей мисс Найтингейл. Не знаю, зачем ей это понадобилось. Чтобы следить за своевременным приемом лекарств, не требуется фронтовая медицинская сестра. Вы добирались туда морем? Это же, наверное, целая вечность! – Наморщив брови, она потянулась за очередным печеньем. – Вот если бы люди умели летать! Тогда можно было бы не огибать Африку, а просто пересечь Европу и Азию.

– Чтобы попасть в Крым, не нужно огибать Африку, – мягко уточнила Лэттерли. – Это на Черном море. Плывешь по Средиземному морю, а потом через Босфор.

Дейрдра энергично махнула маленькой ручкой:

– Зато Африку приходится огибать, чтобы добраться до Индии или Китая. В принципе, это одно и то же.

Не найдя подходящего ответа, медсестра вновь принялась за чай.

– Вам после Крыма не кажется все здесь ужасно… пресным, что ли? – с любопытством спросила ее новая знакомая.

Этот вопрос можно было бы счесть просто вежливой попыткой поддержать беседу, если бы в тот момент Эстер не видела напряженного лица собеседницы и ее проницательного взгляда. Что ей ответить? Работа медицинской сестры была, как правило, утомительной и монотонной при всем разнообразии ранений, с которыми приходилось иметь дело. Сейчас вместе с опасностями и риском, которыми была полна жизнь мисс Лэттерли в Крыму, ушло в прошлое и крымское чувство товарищества. Правда, вместе с ним ушли голод и холод, страх, гнев и скорбь… И на смену всему этому пришло эмоциональное напряжение от совместной работы с Уильямом Монком. Эстер познакомилась с ним, когда тот в качестве полицейского инспектора расследовал дело Грея, а чуть позже, при посредничестве Калландры, сотрудничала с ним в деле Мюидора. Тогда Уилья-ма вышвырнули из полиции и вынудили заниматься частным сыском. А потом девушке вновь пришлось прибегнуть к его помощи, когда в связи с убийством генерала Кэрлайена нависла опасность над ее подругой Эдит Собелл. И еще раз, когда было найдено тело сиделки Бэрримор, они с сыщиком вели расследование вместе… Именно тогда Эстер лучше всех справилась с работой в больнице.

Но ее отношения с Монком были слишком запутанными, чтобы попытаться объяснить их, и совсем не могли служить рекомендацией в глазах такого почтенного семейства, как Фэррелайны.

Дейрдра ждала ответа, не сводя с нее глаз.

– Иногда, пожалуй, кажется, – призналась сиделка. – Я без сожаленья рассталась с теми условиями жизни. Но одновременно я потеряла и тамошних друзей, а это грустно.

– А риск? – настаивала миссис Фэррелайн, перегнувшись к ней через стол. – Разве стремление совершить что-то невероятно трудное не замечательно?

– Но не в тех случаях, когда нет ни малейшего шанса на успех, а цена неудачи – чужие страдания.

Дейрдра смутилась:

– Конечно же, нет. Простите, я, наверное, показалась вам бессердечной. Я имела в виду совсем не то. Я говорила о рискованной идее, изобретательности, внутреннем стремлении. Я… – Она вдруг замолкла, поскольку дверь отворилась и появилась Уна. Скользнув взглядом по лицам обеих женщин, она улыбнулась:

– Надеюсь, мисс Лэттерли, о вас позаботились? Удобно ли вы устроились?

– О да, благодарю вас, – ответила Эстер.

– Я расспрашивала мисс Лэттерли кое о чем из того, что ей довелось пережить, – с энтузиазмом воскликнула ее собеседница. – Это так увлекательно!

Миссис Макайвор присела к столу и налила себе чаю. Задумчиво глядя на Эстер, она спросила:

– Не чувствуете ли вы себя порой в Англии чересчур стесненной после крымской свободы?

Этот вопрос был не из тех, которые задают, чтобы заполнить паузу. За ним чувствовалось напряженное размышление. Медичка медлила с ответом, и Уна попыталась пояснить свою мысль:

– Я имею в виду ту ответственность, которая там лежала на вас – если, конечно, во всем, что я об этом читала, есть хотя бы доля правды. Вы, должно быть, очень многое испытали, насмотрелись на страдания, которых порой можно было и избежать. И, я думаю, не всегда рядом с вами оказывался кто-то из старших по должности – офицер или врач, – чтобы взять решение на себя.

– О, разумеется, нет! – быстро отозвалась Эстер, удивленная остротой собственной реакции на эти слова. Сидя в этой уютной столовой, обставленной прекрасной мебелью, она вдруг четко поняла, как не хватает ей сейчас того доверия, ответственности и права действовать на свой страх, которые определяли ее жизнь в Крыму. Сегодня большинство принимаемых ею решений касались вещей совершенно обыденных, банальных. О чем же должна думать женщина, подобная Уне Макайвор, чьи обязанности ограничиваются по преимуществу домашними делами? Что заказать кухарке на обед? Как рассудить ссору судомойки с прачкой? Пригласить того-то и того-то к обеду на этой неделе вместе со Смитами или на следующей с Джонсами? Надеть в воскресенье голубое платье или зеленое? Судя по умному и решительному лицу Уны, она не из тех женщин, кто тратит все свои душевные силы на подобные проблемы, мелкие даже с точки зрения сиюминутной, и уж тем более мелкими для того, чтобы быть смыслом всей жизни. Не звучал ли в ее вопросе легкий оттенок зависти?

– Вы очень проницательны, – проговорила Лэттерли, глядя прямо в глаза собеседницы. – Думаю, я сама никогда бы не выразила это так точно. Должна признаться, что временами меня угнетала необходимость ждать приказа, когда требовалось что-то сделать и не к кому было обратиться, а обстоятельства не позволяли медлить.

Дейрдра не отрывала от нее глаз, забыв про чай. Миссис Макайвор улыбнулась. Казалось, ей почему-то было приятно услышать сказанное.

– Вы, должно быть, видели столько жертв, столько мучений… – заметила она. – Конечно, со смертью сталкивается каждый, кто посвятил себя медицине, но это не сравнить с тем, что происходит в военных госпиталях. Не черствеет ли человек, видя столько мертвых?

Эстер чуть помедлила с ответом. Ей совсем не хотелось отделаться несколькими общими словами.

– Не то чтобы черствеет, – сказала она задумчиво. – Скорее обретает способность управлять своими чувствами или даже подавлять их. Если позволишь себе прислушиваться к ним, станешь настолько слабым, что лишишься возможности помогать живым. И хотя жалость – чувство вполне естественное, ты не успеваешь ей поддаваться, когда вокруг столько работы. Слезами не извлечь пулю из живота и не перевязать перебитую ногу.

В глазах Уны промелькнул холодок, как будто она приняла какое-то решение. Не допив чай, она поднялась и расправила юбку:

– Теперь я убеждена, что вы – как раз тот человек, кому можно доверить заботу о маме на время путешествия. Вы будете ей надежной поддержкой и идеальным спутником. Благодарю вас за откровенность, мисс Лэттерли. Вы меня совершенно успокоили. – Она взглянула на часики, приколотые у нее на груди. – До ланча еще есть время. Может быть, вы предпочитаете провести его в библиотеке? Там тепло, а если вы захотите что-нибудь почитать, вам никто не будет мешать. – С этими словами дама бросила взгляд в сторону Дейрдры.

– Да, конечно. – Миссис Фэррелайн тоже встала. – Пожалуй, мне пора проверить счета с миссис Лэф-ферти.

– Это я уже сделала, – спокойно отозвалась Уна. – А вот обсудить с кухаркой завтрашнее меню не успела. Можешь этим заняться.

Если Дейрдра и была недовольна вторжением золовки в ведение хозяйственных дел, она не подала вида, что это так.

– Вот спасибо! Ненавижу цифры – они всегда одинаковы и так скучны! Разумеется, я поговорю с кухаркой, – ответила она, после чего послала сиделке очаровательную улыбку и вышла.

– Я и в самом деле с удовольствием почитала бы, – согласилась Эстер.

Это было сказано не вполне искренне, но больше заняться девушке было нечем. Ее отвели в прекрасную библиотеку, где вдоль трех стен стояли сплошные ряды книг, среди которых многие были в кожаных переплетах с золотым тиснением. Она отметила, что некоторые из наиболее роскошных томов и значительная часть книг в обычных переплетах фирмы «Фэррелайн и Компания». Это были книги самой разной тематики – справочники, романы, стихи… Среди них попадались произведения знаменитых авторов – как нынешних, так и давно умерших.

Медсестра выбрала книжку стихов и устроилась в одном из нескольких больших кресел, собравшись заняться чтением. В комнате стояла тишина. Домашние шумы не проникали сквозь тяжелые двери, и было слышно лишь потрескивание дров в камине да шорох опавших листьев, которые ветер время от времени швырял в оконное стекло.

Время текло незаметно. В какой-то момент, подняв глаза от страницы, Эстер вздрогнула, увидев стоящую перед ней молодую женщину. Ни звука шагов, ни скрипа двери она не слышала.

– Простите, я не хотела вас напугать, – извинилась незнакомка. Она была очень стройной и высокой, но все достоинства ее фигуры меркли перед ее лицом. За всю свою жизнь мисс Лэттерли не видела столь очаровательного создания. Черты лица этой дамы были нежными и одновременно страстными, а кожа, казалось, излучала сияние. Волосы цвета осенних листьев окружали голову буйным венцом.

– Мисс Лэттерли? – уточнила красавица.

– Да. – Сиделка оправилась от испуга и отложила книгу.

– Я – Айлиш Файф, – представилась женщина. – Я зашла сказать, что ланч подан. Надеюсь, вы присоединитесь к нам?

– С удовольствием. – Эстер направилась к двери, но спохватилась, вспомнив, что не убрала книгу. Айлиш нетерпеливо махнула рукой:

– Оставьте. Дженни уберет ее. Читать она, конечно, не умеет, но найдет место, откуда книга была взята.

– Дженни?

– Служанка.

– А я подумала, что это… – Лэттерли запнулась.

Ее новая знакомая рассмеялась:

– Ребенок? Нет. То есть, на мой взгляд, в каком-то смысле – да. Это всего лишь одна из служанок. По ее словам, ей пятнадцать. Но она учится читать. – Молодая дама тряхнула головой, как бы покончив с этой темой, а потом ослепительно улыбнулась. – Дети – это Маргарет, и Катриона, и Роберт.

– Это дети миссис Макайвор?

– Нет, Элестера. Это мой старший брат, казначей. – Миссис Файф состроила мину, призванную изобразить благоговение. Эстер прекрасно поняла ее чувства, вспомнив своего старшего брата Чарльза, всегда мелочно-требовательного и совершенно не понимающего, насколько нелепо он при этом выглядит. – А Алек и Фергюс сейчас в школе. Это сыновья Уны. Скоро туда же отправят Роберта. – Айлиш открыла дверь, ведущую из библиотеки в залу. О своих детях она не упомянула, из чего медсестра заключила, что у нее их еще нет. Может быть, она лишь недавно вышла замуж.

Все находившиеся дома члены семьи уже были в сборе, когда Айлиш ввела Эстер в столовую и указала предназначенное ей место за столом. Во главе его поместилась Мэри Фэррелайн, а напротив нее – Уна. Рядом с Дейрдрой, устроившейся у дальнего конца, сидел пожилой мужчина, настолько похожий на портрет в холле, что мисс Лэттерли на секунду застыла в изумлении. Но сходство это было лишь внешним: те же прекрасные волосы, хотя и сильно поредевшие, красивая кожа, правильной формы нос и чувственный рот. Внутренне же это был совершенно другой человек. В нем ощущался душевный надлом, но он не произвел на Эстер того двойственного впечатления, которое оставлял портрет. Этот человек был побежден судьбой и сам осознавал это. Взгляд его синих, глубоко запавших глаз блуждал, ни на ком не задерживаясь. Его представили сиделке как майора Гектора Фэррелайна, а присутствующие называли его дядей Гектором.

Эстер уселась на свое место. Подали первое блюдо. Завязался вежливый и бессодержательный разговор, призванный поддержать атмосферу дружелюбия и вместе с тем не отвлекать от еды. Время от времени медсестра посматривала на лица присутствующих, такие похожие от природы и одновременно отражающие большое разнообразие характеров и жизненного опыта. Из всех присутствующих лишь Дейрдра и Мэри не были урожденными Фэррелайнами. Все остальные были стройными, красивыми и высокими, а супруга Элестера – маленькой, смуглой и склонной к полноте. Но в ее лице была решительность, внутренняя сосредоточенность и сдерживаемая энергия, что придавало ей живость, которой не хватало остальным. Когда того требовало приличие, она изредка вставляла реплики в беседу, но сама ее не поддерживала, поглощенная собственными мыслями.

Айлиш тоже вступала в разговор лишь время от времени, по долгу вежливости отрываясь от своих размышлений. Эстер поймала себя на том, что снова и снова смотрит в сторону этой женщины, привлеченная не только ее красотой, что было бы вполне естественно, но и какой-то грустью, заметной под внешней маской доброжелательного внимания.

Поддерживать общий разговор, подыскивая для него все новые темы, приходилось Уне и Мэри.

– Сколько времени вы будете в пути, матушка? – спросила Дейрдра, обернувшись к старой миссис Фэррелайн, когда подали новое блюдо.

– Часов двенадцать, – отвечала та. – Впрочем, основную часть дороги я просплю, поэтому она покажется значительно короче. На мой взгляд, это прекрасный способ путешествовать. Не так ли, мисс Лэттерли?

– Разумеется, – согласилась Эстер. – Хотя мне и жаль, что по пути сюда мне почти не удалось посмотреть Шотландию. Она показалась мне прекрасной, особенно в это время года.

– Когда в следующий раз вы будете возвращаться в Лондон, вам нужно ехать дневным поездом, – предложила Мэри. – Если нет дождя, это и в самом деле приятное зрелище.

– Не понимаю, зачем тебе понадобилась эта поездка, – заговорил вдруг молчавший до сих пор Гектор Фэррелайн. У него был прекрасный голос, богатого тембра, и хотя некоторые слова он проглатывал, было ясно, что, когда этот человек трезв, у него великолепная дикция, а речь обладает легкой напевностью, характерной для шотландцев Севера и столь отличной от ровного эдинбургского выговора Мэри.

– Ее позвала Гризельда, дядя Гектор, – терпеливо объяснила Уна. – Когда женщина ждет первенца, она очень возбудима и часто тревожится по пустякам.

– Тревожится? – Фэррелайн выглядел растерянным. – Из-за чего? Неужели о ней не могут как следует позаботиться? Мне казалось, что они – люди приличные, с положением. Так мне говорил молодой Коннел.

– С положением? Мердоки? – насмешливо проговорила жена его брата, вскинув седые брови, что придало ее лицу удивленное выражение. – Не говори чепухи, дорогой! Они же из Глазго! Ни один серьезный человек о них и не слыхал.

– В Глазго их знают, – тут же откликнулась Дейрдра. – Элестер говорит, что они люди известные и очень богаты.

Айлиш с улыбкой взглянула на Гектора и вновь опустила глаза.

– Мама сказала: ни один серьезный человек, – спокойно заметила она. – Очевидно, жители Глазго к ним не относятся. Не так ли, мама?

Мэри вспыхнула, но не уступила:

– Большинство из них, хотя, быть может, и не все. Думаю, в северных районах там встречаются вполне приличные люди.

– Конечно, – улыбнулась миссис Файф, не поднимая глаз от тарелки.

Майор же нахмурился:

– Почему бы в таком случае ей не приехать рожать сюда? Тогда все мы могли бы о ней заботиться. Если в Глазго нет серьезных людей, что ей делать в Лондоне? – Продемонстрировав этот образчик оригинальной логики, он обернулся к своей невестке, расстроенный и чуть ли не сердитый. – Ты бы осталась дома, а Гризельда приехала сюда. По крайней мере, ее ребенок родился бы в Шотландии. Почему этот… как его… – Наморщив лоб, он обернулся к Уне. – Как зовут этого?..

– Коннел Мердок, – подсказала та.

– Вот-вот, – согласился ее дядя, – правильно. Почему этот Колин Мердок…

– Коннел, дядя Гектор, – вновь поправила его миссис Макайвор.

– Что? – Фэррелайн окончательно запутался. – Что ты хочешь сказать? Почему все меня постоянно перебивают, а сами повторяют то же, что говорил я?!

– Выпей воды. – Уна пододвинула ему стакан. Но майор, даже не взглянув на него, снова отхлебнул глоток вина. Продолжать разговор он не стал, и у Эстер создалось впечатление, будто пожилой джентльмен просто забыл, что намеревался сказать.

– Квинлен говорит, что собираются возобновить дело Гэлбрейта, – в полной тишине произнесла Дейрдра, но тут же умолкла, словно решив сменить тему.

– Квинлен – это муж Айлиш, – пояснила Уна, обращаясь к мисс Лэттерли. – Но он никак не связан с юриспруденцией, поэтому я не знаю, насколько достоверны его сведения. Скорее всего, это просто слухи.

Эстер ожидала, что миссис Файф заступится за мужа – будет настаивать на его правоте или опровергать его причастность к распространению слухов. Но та молчала.

Гектор покачал головой:

– Элестеру будет неприятно, – мрачно заметил он.

– Всем будет неприятно. – Мэри нахмурилась, явно расстроенная. – Я полагала, с этим покончено.

– Надеюсь, так и есть, – уверенно заявила миссис Макайвор. – Не думайте об этом, мама. Все это – досужая болтовня. Ничего из этого не выйдет, и все утихнет само собой.

Старая леди угрюмо взглянула на нее, но ничего не сказала.

– Мне все-таки хотелось бы, чтобы ты не ездила в Лондон, – проговорил Гектор как бы в пространство. Вид у него был расстроенный, словно речь шла об обиде, нанесенной лично ему.

– Это же всего на несколько дней, дорогой, – с неожиданной мягкостью обратилась к нему Мэри. – Ей нужна поддержка. Знаешь, она действительно очень обеспокоена.

– Не понимаю, чем, – покачал головой ее деверь. – Полная чепуха! Кто такие эти Манроу? Разве они не в состоянии о ней позаботиться? Неужели Колин Манроу не может найти врача?