Грехи волка Перри Энн

– Кто они? Который из них?

– Бог знает! Возможно, Квинлен. А может быть, ей было кое-что известно уже давно. Выяснять это – дело полиции. Пошли. Больше мы здесь ничего не найдем. – Сыщик взял фонарь и направился к тому месту, откуда они вошли. Ему потребовалось какое-то время, чтобы отыскать эту дверь, потому что плита опять оказалась задвинутой. – Черт! – раздраженно проговорил он. – Могу поклясться, что оставил ее открытой.

– Так и было, – отозвалась Эстер из-за его плеча. – Раз она закрылась сама, значит, она свободно двигается на петлях. Следовательно, мы можем открыть ее отсюда.

– Конечно, можем! – огрызнулся Монк. – Только как? Подержите фонарь. – Он стал ощупывать пальцами стену, обследуя каждый дюйм, и минуты через три нашел задвижку. Она была не спрятана, а просто находилась в неожиданном месте. – Ага! – Удовлетворенно пробормотал детектив, с силой нажимая на нее. Но она не поддавалась. Он нажал сильнее.

– Застряла? – нахмурившись, спросила сиделка.

Уильям еще раза три попытался открыть задвижку, но в конце концов вынужден был признать:

– Нет. Думаю, она заперта.

– Не может быть! Если она просто захлопывается, как же Квинлен выбирался отсюда? Невероятно, чтобы, работая здесь, он не имел возможности выйти, когда пожелает! А вдруг ему… понадобилось бы?

Медленно обернувшись, Монк взглянул на девушку с той прямотой, которая так часто ощущалась в их отношениях:

– Не думаю, что она захлопнулась сама. Скорее нас специально заперли. Кто-то понял, что мы обратили внимание на слова Гектора, и поджидал нас здесь. То, что тут находится, слишком драгоценно и секретно, чтобы позволить нам отсюда выбраться.

– Но работники не вернутся до вторника! Квинлен же сказал, что типографию закрыли, потому что не будет газа! – воскликнула Эстер, все отчетливее осознавая случившееся. Помещение было небольшим, без окон и почти без доступа воздуха. До вторника оставалось не меньше тридцати часов. Подойдя к вентиляционному отверстию, Лэттерли протянула к нему руку. Ни малейшего движения воздуха или ощущения прохлады. Без сомнения, оно перекрыто. Остальное ясно и без слов.

– Все понятно, – тихо сказала медсестра. – Похоже, Фэррелайны в конце концов победили. Жаль. – А затем, оглядевшись, она с внезапной злостью предложила: – Послушайте, а что, если мы, по крайней мере, уничтожим эти машины для печатания денег? Можем мы разбить пластины или что-нибудь сломать?

Детектив улыбнулся, а потом начал смеяться – негромко, но с искренним весельем:

– Браво! Что ж, давайте и в самом деле разломаем их! Это будет хоть какое-то достижение.

– Это их очень разозлит, – задумчиво проговорила мисс Лэттерли. – Они придут в такую ярость, что могут нас убить, правда?

– Милая моя девочка, даже если нам не суждено задохнуться здесь, они нас все равно убьют. Мы знаем достаточно, чтобы обеспечить им виселицу. Неизвестно только, кому из них!

Чтобы скрыть волнение, Эстер глубоко вздохнула: одно дело – понимать это самой, и совсем другое – услышать от собеседника…

– Да… Да, конечно. Так и будет, – пробормотала она. – Ну, давайте хотя бы разобьем их пластины. Они ведь все равно смогут служить доказательством, если полиция найдет их. Вы же сказали, что подделка денег – страшное преступление, разрушающее связь между людьми. Мы должны предотвратить его, хотя бы здесь. – И, не дожидаясь, пока Монк согласится с ее предложением, она шагнула вперед. Однако, подняв одну из пластин, девушка внезапно остановилась.

– В чем дело? – тут же спросил ее товарищ по несчастью.

– Нет, мы не будем их ломать, – с явным наслаждением проговорила Эстер. – Мы их попортим. Немного, так, чтобы они этого не заметили, но чтобы, когда они напечатают эти деньги и пустят их в оборот, первый же взглянувший на них человек понял, что они фальшивые. Так лучше, правда? К тому же это будет настоящая месть…

– Великолепно! – оживился Уильям. – Где тут граверные инструменты и кислота? Только осторожнее, не капните себе на кожу. И на одежду тоже, не то они заметят.

Пристроившись бок о бок у стола, они сосредоточенно принялись за дело, кое-где нанося на оттиски едва заметные дополнительные штрихи или точки, а в других местах чуть соскабливая узор и не пропуская ни одной пластины. Работа была закончена около двух часов ночи. Пламя фонаря начинало слабеть. Теперь, когда заняться больше было нечем, оба пленника почувствовали, как холодно в комнате, и без колебаний уселись на сложенных в углу кипах бумаги, повыше от холодного пола и поближе друг к другу. В закупоренной комнате, большую часть которой к тому же загромождали станки и коробки, не чувствовалось ни малейшего движения воздуха, и дышать становилось все труднее.

– Не верю, что Мэри об этом знала, – вернулась к мучившей ее мысли мисс Лэттерли, растревоженная воспоминаниями о женщине, которую она узнала – или полагала, что узнала – за время путешествия в Лондон. – Не могу себе представить, чтобы все эти годы она жила за счет подделки денег!

Глядя на слабеющий язычок пламени в фонаре, Монк вздохнул:

– Может быть, она, подобно вам, не видела в этом беды, считая, что такое преступление обходится без жертв.

Несколько минут Эстер не отвечала. Она не знала, как объяснить человеку, не встречавшемуся с миссис Фэррелайн, насколько честной та ей запомнилась.

– Думаете, все они причастны к этому? – после долгой паузы спросила она.

– Нет, – не задумываясь, отозвался сыщик и лишь после этого понял, что загнал себя в логическую ловушку. – Ладно, возможно, Мэри и не знала. Если бы знала, то из-за всего этого, – он кивнул головой на станки, – не было причин ее убивать. А если она не знала ничего изначально, то как смогла обнаружить? Не отправилась же она сюда на поиски этой комнаты! А узнав, почему не обратилась в полицию? Почему уехала в Лондон? Ее поездка была предпринята довольно поспешно, но все-таки не внезапно. Вполне хватило бы времени, чтобы сперва разобраться с этим делом. – Он покачал головой. – Но стала бы Мэри обрекать свою семью на скандал, крах и тюрьму? Или просто потребовала от них прекратить заниматься этим? Не потому ли ее и убили?

– Если бы я печатала фальшивые деньги, – ответила медсестра, – я бы сказала: «Хорошо, мама» и перенесла станки в другое место. Это было бы безопаснее, чем убивать ее.

Уильям не ответил, но погрузился в размышления.

Становилось все холоднее. Пленники придвинулись друг к другу еще теснее, надеясь таким образом согреться. В сгущающейся тьме, когда каждая уходящая секунда приближала их конец, для каждого из них было некоторым утешением слышать хотя бы слабое дыхание другого.

– Что она говорила тогда, в поезде? – немного погодя спросил Монк.

– В основном рассказывала о прошлом. – Эстер снова мысленно вернулась в тот вечер. – Она в те дни много путешествовала. Знаете, она танцевала на балу в Брюсселе в канун Ватерлоо! – Устремив взгляд в темноту, она говорила очень негромко, что вполне соответствовало их настроению и к тому же позволяло беречь силы. Они сидели так близко, что можно было расслышать и шепот. – Мэри описывала мне все это – краски и музыку, офицеров в красных и синих с золотом мундирах, кавалеристов и артиллеристов, гусаров и драгун – Серых Шотландцев… – Девушка улыбнулась, представив лицо своей пациентки, столь оживившееся при воспоминании о той ночи. – Она рассказывала о Хэмише, о том, как он был элегантен и стремителен и как все дамы в него влюблялись.

– А Гектор тогда был трезв?

– О да! Она и о нем рассказывала. Он всегда был спокойнее, мягче – она этого слова не употребляла, но смысл был такой. И еще она сказала, что воевал он гораздо лучше. – Эстер опять улыбнулась. – Мэри описывала общее веселье, смех над каждой шуткой, танцы до изнеможения, блеск огней, сверкание бриллиантов и свечей. – Она глубоко вздохнула. – И все, по ее словам, понимали, что завтра каждый десятый из них будет убит, а двое или трое искалечены, быть может, на всю жизнь – лишатся рук и ног, ослепнут или бог знает как еще. И все же, что бы они ни думали и ни чувствовали, никто об этом не говорил, и музыка не смолкала ни на минуту. Там был и сам Веллингтон. Это был великий исторический момент. Судьба всей Европы висела на волоске.

Сиделка проглотила комок и попыталась сдержать дрожь в голосе. Она должна быть такой же смелой, как Мэри. Ей и прежде порой грозила смерть, а то и кое-что похуже. А здесь рядом Монк, и хотя они часто ссорились, ругались и даже порой ненавидели друг друга, никто, кроме него, ей сейчас не нужен.

– И еще Мэри сказала, что очень тревожилась за Гектора, но никак этого не показывала, – закончила Лэттерли.

– Вы хотели сказать – за Хэмиша?

– Что? А, ну, да, конечно… Дышать все труднее, правда?

– Да.

– Она рассказывала и о детях, в основном об Уне и Элестере, как они всегда были неразлучны, даже в детстве. – Эстер пересказала то, что смогла вспомнить из рассказа своей подопечной о бурной ночи, когда она нашла их вместе, успокаивающих друг друга.

– Необыкновенная женщина – эта Уна, – мягко заметил Уильям. – Такая сильная, что даже немного страшно.

– Элестер тоже, наверное, человек сильный, иначе он не стал бы казначей-прокуратором. Какая нужна смелость, чтобы прекратить дело Гэлбрейта! Судя по всему, та история была очень шумная, политическая, и все считали, что его будут судить и признают виновным. Наверное, и Мэри тоже.

– Судя по словам той женщины в церкви, Элестер несколько раз принимал решения о прекращении дел… Замерзли?

– Да, но это неважно.

– Хотите взять мое пальто?

– Нет. Тогда вам будет холодно.

– Не спорьте, – сурово приказал сыщик и, сняв пальто, хотел накинуть ей на плечи.

– Закутайте нас обоих. – Девушка подвинулась, чтобы ее друг мог это сделать.

– Оно слишком мало, – возразил тот.

– Ничего…

– Мэри думала, что Гэлбрейта будут судить? Откуда вы знаете?

– Она что-то говорила о встрече с человеком по имени Арчибальд Фрэзер. Как-то поздним вечером он тайно пришел к ним домой. Кажется, ее это встревожило.

– Почему? Кто он такой?

– Свидетель по делу Гэлбрейта.

– Свидетель? – Монк весь напрягся и, повернувшись к Эстер, посмотрел на ее слабо освещенное фонарем лицо. – Что нужно было свидетелю ночью в доме у Элестера? И Мэри это встревожило?

– Да. Похоже, она расстроилась.

– Потому что понимала, что ему там нечего делать! У Элестера нет нужды встречаться со свидетелями в приватной обстановке. И после этого дело было закрыто?

Мисс Лэттерли уставилась на детектива. Даже в умирающем свете фонаря она смогла прочитать в его глазах ту же мысль, что в эту минуту пронзила ее сознание.

– Взятка? – прошептала она. – Казначей получил деньги – или еще что-то – за то, что не стал возбуждать дело против Гэлбрейта! Этого Мэри и боялась…

– Только ли в тот раз? – медленно проговорил Монк. – Или неоднократно? Женщина в церкви упоминала несколько внезапно прекращенных дел. В чем же причина? Наш казначей настолько смел, чтобы вопреки всеобщим ожиданиям прекратить плохо обоснованное дело, не считаясь с общественным мнением? Или же он – продажный тип, получающий мзду деньгами либо чем-то иным за то, что избавляет от суда тех, кто может и должен получить по заслугам?

– Даже если бы мы знали ответ, – подхватила его собеседница еле слышно, – возникает другой вопрос: знала ли об этом Мэри или только опасалась такой возможности? И беспокоило ли это Элестера?

Несколько минут Уильям молчал, отвернувшись к стене. Они сидели рядом, и Эстер прикрыла подолом юбки его вытянутые ноги, чтобы им обоим было немного теплее. Фонарь почти потух, и углы комнаты совсем потонули во мраке. Воздух становился все более спертым.

– Значит, это не Кеннет и не Байярд, – наконец прошептала Эстер. – И, может быть, даже не Квинлен со своими фальшивыми деньгами. Скорее всего, Мэри о них и не знала.

– Проклятье! – сквозь зубы процедил детектив. – Будь проклят Элестер Фэррелайн!

Те же гнев и ярость кипели и в душе Лэттерли, но еще сильнее было переполнявшее ее желание разделить с ним чувства, испытанные ею в последние месяцы, – весь груз страданий, разочарования, страха, первых проблесков понимания, горячего стремления узнать правду и недовольства собой.

Протянув руку, сыщик коснулся ее лежащей на коленях руки. Девушка на мгновение замерла, а потом решительно подалась вперед и уткнулась лицом ему в плечо. Движение это было исполнено удивительной доверчивости и одновременно чувства собственной правоты. Гнев испарился, сменившись ощущением покоя. Груз тревог и опасностей по-прежнему тяготел над ними, но сейчас это не имело никакого значения.

Дышать было теперь неимоверно трудно. Сколько прошло времени, Эстер не представляла. Смены дня и ночи в этой комнате не существовало.

Монк мягко отстранился, и в умирающем свете фонаря медсестра смогла увидеть его энергичное лицо и большие серые глаза. В эту минуту между ними не существовало ни взаимных упреков, ни малейшего противостояния. Все это осталось в прошлом.

Медленно наклонившись, Уильям поцеловал ее в губы – ласково, почти благоговейно, словно совершая из последних сил некий акт поклонения и признавая падение последней своей твердыни.

Девушка, не колеблясь, с такой же душевной щедростью ответила на его поцелуй, вложив в объятие, которое давно грезилось ей в мечтах, всю накопившуюся в ней нежность.

Очень скоро фонарь, вспыхнув в последний раз, погас. Они лежали рядом, холодные, уже почти без сознания, задыхающиеся, когда послышался какой-то глухой стук, сопровождающийся поскребыванием. В комнату проник тусклый луч света. Одновременно пленники почувствовали животворящее дуновение свежего воздуха, принесшее запах бумаги.

– Вы здесь? Мистер Монк! – Голос был робкий, слегка дрожащий, с присущей северянам напевностью интонаций.

Детектив осторожно сел. Голова у него болела, перед глазами плыли круги. Эстер по-прежнему лежала рядом, и он едва мог уловить ее дыхание.

– Мистер Монк! – снова донесся до него испуганный голос.

– Гектор! – пересохшими губами произнес Уильям. – Гектор… Это… вы? – Он зашелся в приступе кашля.

Мисс Лэттерли с трудом приподнялась, ухватившись за него, и прошептала:

– Майор Фэррелайн?

Споткнувшись о попавшуюся по пути кипу бумаги и больно ударившись об угол печатного станка, Гектор добрался до них. В желтом свете фонаря, который он поставил на пол, вид у него был жуткий: поредевшие волосы всклокочены, вокруг покрасневших глаз – темные круги. Попытки твердо держаться на ногах, без сомнения, стоили этому человеку больших усилий. Но все это искупалось выражением явного облегчения, написанном у него на лице.

– Мистер Монк! Вы живы? – Тут он увидел Эстер и перепугался еще сильнее. – Боже правый! Мисс Лэттерли!.. Простите… Я… Мне и в голову не приходило, что вы тут, мэм! – Он протянул руку, чтобы помочь сиделке подняться, и тут с некоторым смущением заметил, в каком беспорядке ее одежда. – Вы в состоянии встать, мэм? Не лучше ли… Я хочу сказать… – Он запнулся, не уверенный, хватит ли у него сил поднять ее, и тем более сможет ли это в данный момент сделать сыщик.

– Все в порядке, спасибо. – Девушка попыталась улыбнуться. – Во всяком случае, будет в порядке, как только я окажусь на воздухе.

– Конечно, конечно! – Гектор выпрямился и только тут сообразил, что так ничем и не помог ей. Однако его опередил Монк, с трудом вставший на ноги и наклонившийся над Эстер, чтобы загородить ее от старого майора, давая ей возможность хоть немного привести в порядок одежду.

– Пожалуйста, поторопитесь, – настойчиво попросил Фэррелайн. – Не знаю, кто вас запер, но меня вполне могут хватиться и отправиться на поиски. Думаю, лучше, чтобы нас здесь не застали.

Уильям издал короткий смешок, больше похожий на лай, и все трое без дальнейших обсуждений выбрались из потайной комнаты, закрыв за собой вход, и осторожно проследовали за Гектором через типографию, теперь уже освещенную льющимся из окон дневным светом, проникавшим даже в дальние углы.

– Что вас заставило отправиться за нами? – спросила Лэттерли, когда они оказались на улице и слегка отдышались.

Пожилой джентльмен смутился:

– Кажется, вчера я немного выпил. Почти не помню, что произошло за столом. Нельзя было пить больше трех стаканов! Среди ночи я проснулся, не понимая, который час. Голова гудела, как котел, но я чувствовал, что что-то неладно. Что, не знаю, но совсем неладно. – Вид у него был пристыженный и извиняющийся. – Только, хоть убейте, я не мог бы объяснить, что именно.

– Ничего, – великодушно заметил Монк. – Важно, что вы пришли вовремя. Вам не в чем себя винить. – Он взял Гектора под руку, и все трое, тяжело дыша, двинулись по неровно вымощенной улице.

– Но вы так и не объяснили, почему пришли сюда! – напомнила старику Эстер.

– А!.. – Тот выглядел расстроенным. – Когда я проснулся утром, то вспомнил. Я сообразил, что что-то говорил о потайной комнате…

– Вы сказали, что знаете о ее существовании, – перебил его сыщик. – При типографии. Но звучало это не слишком уверенно. Пожалуй, это было скорее предположение, чем утверждение – во всяком случае, насчет того, существует ли она до сих пор.

– Предположение? – Вид у Гектора по-прежнему был смущенный. – Не знаю. А что там внутри?

– Так почему же вы пришли? – настаивал Уильям. – Почему вы решили, что мы должны быть там или что кто-то нас там запрет?

Лицо Фэррелайна прояснилось:

– Но это же очевидно! Вас заинтересовали мои слова – это было ясно по вашему лицу. Я понял, что вы пойдете ее искать. В конце концов, не могли же вы допустить, чтобы репутация мисс Лэттерли до конца ее дней оставалась запятнанной, правда? – Он покачал головой. – Но я и представить не мог, что и она тоже окажется там. – Нахмурившись, он взглянул на Эстер и при этом слегка качнулся вбок, так что сыщику пришлось подхватить его за руку. – Вы – весьма оригинальная молодая особа. – По его лицу вдруг пробежала грусть, и оно сразу стало другим. – Понятно, почему вы понравились Мэри. Ей всегда нравились смелые люди, способные жить в полную силу и не боящиеся испить свою чашу до дна. Так она сама говорила. – Он серьезно посмотрел в глаза девушки. И вновь Монк был вынужден поддержать его, чтобы он не упал в канаву, хотя шли они достаточно медленно.

– Когда я понял, что вы отправитесь на поиски, – продолжал майор, – то, конечно, сообразил, что, если комнатой до сих пор для чего-нибудь пользуются, кто-то будет за вами следить и, скорее всего, захлопнет вас там. – Он подмигнул детективу. – Честно говоря, я очень боялся, что вас уже убили. Очень рад, что это не так.

– Мы вам так благодарны, – искренне проговорил Уильям.

– Очень, – добавила Лэттерли, чуть крепче сжав руку Гектора.

– Не за что, милая, – отозвался тот. А потом на лице его опять отразилось смущение. – Ну, а что же все-таки там, внутри?

– Вы не знаете? – небрежно спросил Монк, и все же в его голосе прозвучало едва заметное сомнение.

– Нет. Что-нибудь, принадлежавшее Хэмишу?

– Наверное. Раньше Хэмишу, а теперь Квинлену.

– Странно. Хэмиш вообще не был знаком с Квинленом. Когда Айлиш встретила его, брат был уже очень болен. Он почти ослеп, по временам бывал не в себе и к тому же парализован. С чего ему было оставлять что-то Квинлену, а не Элестеру или хотя бы Кеннету?

– Потому что Квинлен – художник, – ответил сыщик, помогая девушке перейти немощеный участок улицы.

– Разве? – удивился старик. – Я и не знал! Никогда не видел никаких его работ. Про Хэмиша знал, конечно. Мне его рисунки никогда не нравились. Слишком все тщательно, никакой свободы или фантазии. Впрочем, дело вкуса.

– Для рисования банкнот фантазия не требуется, – сухо заметил Монк.

– Банкнот? – Гектор застыл посреди улицы.

– Фальшивых, – объяснил Уильям. – Вот что там внутри. Пластины и станки для печатания денег.

Майор издал долгий тяжкий вздох, словно наружу вырвались долгие годы копившиеся в нем сомнения и опасения.

– Вот как? – только и сказал он.

– Мэри знала? – спросила Эстер, заглядывая ему в лицо.

Фэррелайн, нахмурившись, медленно поднял на нее глаза. В лучах утреннего солнца веснушки на его щеках стали заметнее.

– Мэри? Разумеется, нет. Это не для нее. Мэри была замечательной женщиной. При всем… – Он мучительно покраснел. – При всех ее слабостях. Ей приходилось лгать… – На мгновение лицо его стало злым, но гнев угас так же быстро, как и вспыхнул. – Но бесчестной она не была. Никогда. Она бы этого ни за что не допустила! Это… Это не то что украсть у одного человека, это значит обокрасть всех! Это… скверна.

– Я так и думала, что она не знала, – удовлетворенно отозвалась медсестра, хотя кое-что в словах старого джентльмена вызвало у нее полное недоумение. Она обернулась к детективу. – Куда мы идем? Если вы рассчитываете найти какой-нибудь экипаж, то мы только что миновали большую улицу.

– Вы собираетесь пойти в контору? – скорее констатировал, чем спросил Гектор. – Хотите посмотреть им в глаза. Вы уверены, что… – Он опять нахмурился, переводя взгляд с Эстер на Уильяма. – Мы трое – не лучшие бойцы. Вы оба всю ночь провели взаперти без воздуха, я – старик, слишком измученный пьянством и несчастьями, чтобы крепко стоять на ногах, а мисс Лэттерли, прошу прощения – еще и всего лишь женщина.

– Я уже вполне оправился, – жестко возразил Монк. – Вы – воин, сэр, и не подведете в нужную минуту, а мисс Лэттерли – не обыкновенная женщина. Справимся.

Они молча пошли дальше, каждый погрузившись в свои мысли. Оставалось преодолеть ярдов двести или триста – контора фирмы, как и следовало, находилась недалеко от типографии. У Эстер на языке по-прежнему вертелся вопрос, откуда Гектор вообще знает о потайной комнате и почему он прежде ни разу не собрался в нее заглянуть. Не исключено, что в его затуманенном сознании она превратилась в смутное воспоминание, смешавшись с детскими впечатлениями о всяких ссорах и секретах. Наверное, после смерти Хэмиша тайник вообще не интересовал его брата, пока сквозь алкогольный туман не пробилась неясная мысль, что с тем помещением и в самом деле не все ладно.

Они добрались до конторы и книжного склада, так больше ничего и не сказав друг другу. Тут все трое остановились, и Монк, секунду поколебавшись, резко стукнул в дверь. Едва клерк отворил ее, сыщик решительно шагнул внутрь, неотступно сопровождаемый обоими своими спутниками.

Служащий отступил в сторону, что-то возмущенно бормоча, но никто не обратил на него внимания. Уильям прошел на середину помещения, к железной лестнице, ведущей в кабинет Байярда, и к другой такой же, которой во время редких посещений конторы пользовался Элестер. Как всегда, пространство под лестницами было заполнено тюками бумаги, рулонами холста, мотками бечевки и длинными, один за другим, рядами готовых к отправке книг. Здесь, похоже, никого не было. Даже клерк куда-то исчез. Если в помещении и находились люди, они были заняты где-то в дальней части помещения упаковкой и погрузкой книг.

Гектор выглядел растерянным: на лице его попеременно отражались разочарование и облегчение. Он приготовился к решающему сражению, но был чересчур измучен, чтобы стремиться к нему, и слишком мало полагался на свои силы.

Зато Уильяма подобные сомнения не терзали. С лицом, похожим на железную маску, сквозь прорези которой сверкали горящие решимостью глаза, он шагнул к лестнице.

– Пошли, – не оглянувшись на своих спутников, скомандовал сыщик. Поднявшись наверх, он огляделся по сторонам и толкнул дверь кабинета Байярда.

Там сидели трое – Элестер, Уна и Квинлен Файф. Главу семьи неожиданное вторжение удивило и рассердило, Квинлен спокойно взглянул на вошедших, а Уна, всегда державшаяся достаточно холодно, теперь, казалось, и вовсе превратилась в ледяное изваяние. Не обращая внимания на замешкавшихся в дверях Эстер и Гектора, она не отрывала взгляда от Монка.

– Господи, что вам теперь нужно?! – воскликнул Элестер. Он выглядел утомленным и обеспокоенным, но страха не проявлял и, казалось, ничуть не удивился, увидев детектива все еще живым.

Уильям посмотрел на Файфа, ответившего ему насмешливым взглядом. Уна, как обычно, была непроницаема.

– Я пришел, чтобы дать заключительный отчет, – ответил сыщик тоном, в котором звучало что-то похожее на иронию.

– Но вы уже отчитались, мистер Монк, – холодно отозвалась миссис Макайвор. – А мы поблагодарили вас за ваши усилия. Мы сообщим полиции то, что сочтем нужным, о маминой ферме. Теперь это не ваша забота. Если вас что-то беспокоит, можете поступать по собственному усмотрению. Тут мы ничего не можем поделать.

– А, к примеру, запереть меня в потайной комнате в здании вашей типографии и оставить там умирать от удушья? – поинтересовался Уильям и, бросив взгляд на Квинлена, заметил, что тот вспыхнул и посмотрел на свояченицу.

Итак, она, во всяком случае, обо всем знала!

– Не понимаю, о чем вы, – спокойно проговорила Уна, которая по-прежнему не смотрела на мисс Лэттерли и своего дядю. – Но если вы оказались заперты в типографии, вам следует винить только себя самого. Вы проникли в нее незаконно, и я не могу представить, какие честные намерения могли привести вас туда поздним вечером в воскресенье. Впрочем, похоже, вам удалось выбраться, и к тому же без особого ущерба.

– Мне не удалось выбраться. Меня выпустил майор Фэррелайн.

– Проклятый Гектор! – сквозь зубы процедил Квинлен. – Этот старый пьяница всегда лезет не в свое дело!

– Придержи язык! – не глядя на него, огрызнулась миссис Макайвор, а затем опять обратилась к сыщику: – Так что вы делали в нашей типографии, мистер Монк? Как вы это объясните?

– Я пошел искать потайную комнату, о которой майор Феррелайн упомянул за обедом, – ответил тот, глядя на женщину столь же пристально, как и она на него. Оба не отвели глаз. – И я ее нашел.

Уна вскинула свои изумительные брови:

– В самом деле? Я и не подозревала, что она существует!

Детектив знал, что она лжет, – достаточно было взглянуть на Файфа.

– Она полна приспособлений для подделки банкнот, – продолжал он. – Любого достоинства и разных банков.

Лицо его собеседницы по-прежнему ничем не выдавало ее тревоги.

– Боже правый! – воскликнула она. – Вы уверены?

– Абсолютно.

– Интересно, давно ли они там? Наверное, со времен моего отца, раз дядя Гектор утверждает, что это его тайник, – заявила дама.

Элестер дернулся и издал едва уловимый звук. Бросив на него быстрый взгляд, Монк снова обернулся к Уне.

– Почти наверняка, – подтвердил он. – Но ими пользуются и сейчас. Некоторые пластины не старше прошлого года.

– Откуда вы знаете? – В глазах женщины мелькнула насмешка. – На них еще не высохла краска?

– Банкноты меняются, миссис Макайвор. Там есть экземпляры нового образца.

– Понимаю. Вы говорите, кто-то до сих пор использует комнату для подделки денег?

– С вашего позволения – да. – Теперь уже в тоне Уильяма звучала откровенная ирония. – Это снимает с вашего отца часть вины. Но зато представляет прекрасный мотив для убийства.

– В самом деле, мистер Монк? Не вижу, каким об-разом.

– Если ваша мать обнаружила это…

На этот раз рассмеялась Уна:

– Не будьте глупцом, мистер Монк! Неужели вы воображаете, что она ничего не знала?

У Гектора вырвался сдавленный стон, но он не пошевелился.

– Вы притворялись, что сами ничего не знали, – заметил сыщик.

– Верно, но лишь пока не поняла, что вы знаете об использовании комнаты до сих пор. – Теперь лицо миссис Макайвор стало холодным и непреклонным. Она больше не скрывала враждебности.

Элестер словно прирос к полу. Квинлен, стиснув в руке блестящий нож для бумаги, покачивался на месте, готовый в ярости броситься вперед.

– Конечно, это не единственная причина убийства, – продолжал детектив тоном, исполненным гнева, боли и бесконечного презрения. – Есть еще дело Гэлбрейта и еще бог знает сколько других.

– Дело Гэлбрейта? О чем вы, черт возьми? – вмешался Файф.

Но Монк смотрел не на него, а на Элестера, и, будь у него еще хоть какие-то сомнения в его виновности, они исчезли бы в эту минуту. Кровь отхлынула от лица казначей-прокуратора, и оно стало пепельно-серым, в глазах его застыл ужас, челюсть отвисла… Инстинктивно он обратил к сестре невидящий взгляд.

– Она знала! – отчеканил Уильям с удивившей его самого силой. – Ваша мать знала об этом, и вы убили ее, чтобы заставить молчать! Сограждане доверились вам, оказали честь, вознесли выше других, а вы продали справедливость! Ваша мать не могла простить этого, и поэтому вы ее убили, а на виселицу вместо себя попытались отправить сиделку!

– Нет!

Это сказал не Элестер, не имевший сил произнести ни слова. Голос прозвучал у Монка за спиной. Тот обернулся и увидел Гектора, шагнувшего вперед и не сводившего с племянника глаз.

– Нет, – повторил старый майор. – Не Элестер составлял список вещей Мэри для Гризельды! Это делала ты! – с этими словами он повернулся к Уне. – Ты положила брошь в сумку Эстер. Элестер и понятия не имел, где ее искать. Он, бог ему судья, убил Мэри, но именно ты сделала все, чтобы Эстер повесили вместо него!

– Вздор! – бросила женщина. – Заткнись, старый дурень!

Лицо старшего Фэррелайна исказила судорога боли, слишком сильной, по сравнению с тяжестью этого оскорбления, без сомнения, сотни раз слышанного им и прежде – или даже не слышанного, а только угадывавшегося в интонации говоривших с ним родственников.

Неожиданно заговорила стоявшая за плечом Монка Лэттерли.

– Положить брошь в мой чемодан Элестер не мог, – медленно произнесла она. – Потому что Мэри надевала ее только с одним платьем, а Элестер знал, что его она с собой не взяла. Он сам его запачкал, так что пришлось отдавать его в чистку!

– А не могли слуги успеть привести его в порядок? – спросил Уильям.

– Не говорите ерунды! Чтобы распороть и вычистить шелковое платье, а потом опять сшить его, нужно несколько дней! – усмехнулась девушка.

Все как один обернулись к Уне. Она опустила глаза.

– Я не знала, что платье запачкано. Мне хотелось защитить Элестера, – очень тихо сказала она.

Брат взглянул на нее со слабой улыбкой, полной отчаяния.

– И все же Мэри ничего не знала, – негромко сказал детектив. Его слова отдавались в тишине комнаты, как стук падающих камней. – Ее встревожило появление в доме Арчибальда Фрэзера. Вы могли как-то объяснить ей его приход. А вместо этого убили ее – без всякой причины!

Медленно, как в страшном сне, Элестер повернулся к сестре. Его мертвенно-бледное лицо, лицо не молодого уже человека, было по-детски беспомощным.

– Ты сказала, что она знает! – закричал он. – Ты же говорила мне, что она знает! Мне не нужно было убивать ее! Уна, что ты со мной сделала?!

– Нет, Элестер, нет! – воскликнула миссис Макайвор, в отчаянии протянув к нему стиснутые руки. – Верь мне, она бы нас погубила!

– Но она же ничего не знала!

– Ладно! Пускай она не знала ни об этом, ни о фальшивых деньгах! – Лицо Уны исказилось и стало вдруг откровенно-безобразным. – Зато она знала о дяде Гекторе и об отце и собиралась все рассказать Гризельде! Для этого она и отправилась в Лондон! Гризельда – с ее-то идиотской озабоченностью собственным здоровьем и своим ребенком – непременно все рассказала бы Коннелу! Да это разнесли бы по всему свету!

– Что рассказала бы? О чем ты говоришь? – Элестер был в полной растерянности. Казалось, он забыл обо всех присутствующих и видел одну только сестру. – Оте-ц давно умер! При чем здесь ее ребенок? Ничего не понимаю…

Лицо Уны, столь же бледное, как и у брата, исказила гримаса ярости и презрения:

– Отец умер от сифилиса, дурень! Откуда, ты думаешь, его слепота и паралич? Мы держали его взаперти и говорили всем, что это удар. Что нам оставалось делать?

– Н-но… но сифилис развивается годами… – забормотал Элестер и тут же умолк. Потом из горла у него вырвался хрип, словно ему не хватало воздуха. Он оцепенел, и только его пересохшие губы слегка шевелились. Слова сестры ошеломили его. – Значит… значит, мы все… Гризельда… ее ребенок и все наши дети… О, господи!

– Нет, не значит! – сквозь стиснутые зубы процедила миссис Макайвор. – Мама все знала с самого начала. Вот что она хотела объяснить Гризельде. А до того рассказала мне… Хэмиш не был нашим отцом – ни одного из нас!

Брат смотрел на нее так, словно она говорила на каком-то неизвестном языке. Уна судорожно вздохнула. Собственные слова доставляли ей не меньшее страдание, чем ему. Лицо ее исказила болезненная гримаса.

– Наш отец – Гектор. Всех нас – начиная с тебя и кончая Гризельдой… Ты ублюдок, Элестер. Мы все – ублюдки. Наша мать была прелюбодейкой, а этот пьяница – наш отец. Ты хочешь, чтобы весь свет узнал об этом? Сможешь ты жить после этого, казначей-прокуратор?

Но ее брат был не в силах отвечать – он был сражен наповал. Вместо его голоса в тишине комнаты раздался другой звук – дикий, истерический хохот Квинлена.

– Я любил ее, – проговорил Гектор, глядя в глаза миссис Макайвор. – Любил всю свою жизнь. Поначалу она любила Хэмиша, но после нашей встречи – меня, и только меня. Она знала, что случилось с Хэмишем… И ни разу не позволила ему притронуться к себе.

Уна бросила на него взгляд, полный ненависти. По лицу старого майора текли слезы.

– Я всегда любил ее, – повторил он. – А ты убила ее – даже если не сама подсунула ей яд. – Голос его звучал все тверже. – Ты продала мою красавицу Айлиш этому типу… за его услуги в подделке денег. – Он даже не обернулся в сторону Файфа. – Продала, как продают лошадь или собаку! Действуя лестью и обманом, ты использовала против нас все наши слабости… даже мои. Я хотел остаться здесь, чтобы не расставаться с вами, ведь вы – моя единственная семья. Ты знала это, и я допустил, чтобы ты на этом играла! – Он проглотил подступивший к горлу комок. – Но, боже мой, что ты сделала с Элестером!..

Первым наконец не выдержал Квинлен. Схватив тяжелый нож для бумаги, он бросился – но не на Гектора. А на Монка.

Детектив успел отреагировать вовремя – и лезвие лишь скользнуло ему по руке. Он отпрянул назад, толкнув Эстер, и уцепился за железные перила винтовой лестницы. При этом он едва не свалился вниз, поскользнувшись на ступеньках, и растянулся у ног Лэттерли.

Элестер продолжал стоять, как загипнотизированный. Уна чуть помедлила, но увидела, что от него ждать помощи нечего. Она рванулась к Гектору и замахнулась на него, явно собираясь ударить его в солнечное сплетение и столкнуть через перила вниз, с высоты в двадцать футов.

Старик все понял по ее глазам, но движения его были слишком медлительными. Женщина ударила его в грудь, чуть пониже сердца, и он упал боком на ступеньки, спиной задев Эстер. Та, покачнувшись, толкнула Квинлена как раз в тот момент, когда он, догнав Монка, снова занес нож. В глазах Файфа мелькнул ужас. Вскрикнув, он замахал руками, пытаясь удержать равновесие. А потом снизу донесся наводящий ужас удар об пол.

Наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями Элестера.

Эстер наклонилась над краем лестницы.

Квинлен лежал на полу. Его светлые волосы разметались вокруг головы наподобие нимба. Крови видно не было, но правая рука, в которой он сжимал нож, оказалась как раз под грудью, и было ясно без слов, что ему уже не помочь.

Элестер, похоже, наконец немного пришел в себя и теперь озирался в поисках какого-нибудь оружия. В глазах его светилась почти маниакальная ненависть.

Уна поняла, что время разговоров и оправданий кончилось. Она метнулась мимо оглушенного Гектора и все еще барахтавшегося на ступеньках Уильяма и, не обращая внимания на мисс Лэттерли, бросилась вниз по лестнице. Через секунду она исчезла в глубине обширного помещения, среди тюков бумаги.

Ее брат окинул всех диким взглядом и после мгновенного колебания кинулся следом.

Сыщик наконец вскочил и склонился над майором: