Фестиваль для южного города Абдуллаев Чингиз
– И не только в российских. Если ты помнишь, то я почетный офицер сразу нескольких спецназов. В том числе и двух наших.
– Поэтому я тебе и позвонил. Нам нужно с тобой переговорить. Где мы можем встретиться?
– Можешь сам предложить место встречи. Только не в вашем заведении. На меня плохо действуют эти здания. Иначе, увидев меня, все решат, что теперь я работаю и на местную службу безопасности.
– Я тебя сюда и не приглашу, чтобы не портить твое реноме. Сам приеду к тебе через полчаса. Не возражаешь?
– Буду рад. Адрес ты, конечно, помнишь. Тебе это положено по службе.
– Тогда договорились, – согласился генерал.
Дронго положил трубку и усмехнулся. Такая быстрая реакция позвонившего свидетельствовала, что визит этого Мовсани всерьез заинтересовал определенные ведомства в Баку. Через полчаса генерал сидел у Дронго дома. Генерал был молодой, подтянутый и интеллигентный. У него не было пуза, столь характерного для многих высших офицерских чинов разных стран и народов. Он был заместителем министра национальной безопасности. Раньше он работал в Министерстве внутренних дел, в особой инспекции, куда набирали только наиболее проверенных и надежных сотрудников. Но самое интересное, что много лет назад они вместе с Дронго учились в одной группе юридического факультета. И будущий генерал был старостой группы, в которой учился и будущий эксперт-аналитик.
В те годы они дружили. Затем судьба развела их, и они иногда встречались или пересекались по различным делам. Дронго всегда помнил своего бывшего старосту. Тот был необыкновенно порядочным человеком. Он раздавал стипендии студентам и в отличие от остальных старост никогда не оставлял себе ни одной копейки. Когда некоторые студенты великодушно пытались оставить эти копейки, староста краснел и требовал забрать все деньги. Он вообще был всегда чрезвычайно пунктуальным и аккуратным во всем.
Дронго пригласил пришедшего в гостиную и выкатил столик с хорошо заваренным чаем. Он знал, что его гость не злоупотребляет спиртным.
– Ты приехал, чтобы поговорить со мной насчет визита Мовсани? – сразу спросил Дронго.
– Ты негостеприимный человек, – упрекнул хозяина дома генерал. – Сначала нужно поговорить о близких людях, потом о знакомых, перейти к беседе о погоде и только затем говорить о делах, – он усмехнулся, – но если ты считаешь, что первую часть разговора можно опустить, начнем сразу со второй.
– Должен сказать, что мне сегодня необыкновенно повезло, – сказал Дронго. – За один день встретить сразу двух чиновников высшего ранга, в порядочности которых я никогда не сомневался. Это, наверно, редкая удача. Встретить сразу двоих людей, которых я знаю уже много лет. Среди чиновников такого ранга вы как белые вороны. А может, просто наше поколение немного другое, как ты считаешь?
– Если ты говоришь о встрече с министром иностранных дел, то мы о ней, конечно, знаем. Только чиновник высшего ранга это он, а я всего лишь сотрудник нашего министерства.
– Ты тоже чиновник. Заместитель министра. Ты еще ничего не сказал насчет моей фразы о порядочных чиновниках. Как ты считаешь, какой процент подобных людей среди вашей братии?
– Не знаю, – нервно дернулся генерал. – Не нужно задавать мне такие провокационные вопросы.
– Это не провокационные вопросы. Ты знаешь, с годами я становлюсь мизантропом, начинаю меньше любить людей. Подозреваю их в разного рода уловках и часто нахожу какого-нибудь мерзавца среди внешне благообразных личностей. Трудно жить с таким грузом. А иногда встречаю таких людей, как ты, и хочется верить в будущее человечества. Все кажется не таким плохим, если иногда в течение суток можно встретить сразу двух порядочных людей. По-моему, это уже подарок судьбы. Как ты думаешь, сколько чиновников можно назвать просто порядочными людьми?
– Ты напрасно так говоришь. Я пришел по конкретному делу. А не для того, чтобы обсуждать, какой процент наших чиновников, на твой взгляд, могут считаться порядочными. Все относительно, и ты знаешь это лучше других.
– Нет. Подлость всегда останется подлостью, в какую бы упаковку она ни рядилась. Предательство всегда омерзительно, какие бы доводы оно ни приводило в свое оправдание. Хотя я могу согласиться, что ложь может рядиться в тысячу обличий. Но я говорил об элементарной порядочности. Я ведь помню до сих пор, как ты краснел, когда кто-то из студентов пытался оставить тебе даже десять копеек. Другие старосты так не делали. Ты полагаешь, что с тех пор сильно изменился?
– Возможно, – вздохнул генерал, улыбнувшись. – С моей специализацией трудно быть ангелом.
– А я и не считаю тебя ангелом. Просто сложно найти человека на твоей должности, который в молодости краснел и отказывался от лишней копейки, а уже в зрелые годы ушел из МВД с ответственной должности, не превратившись в хапугу и проходимца.
Генерал отвернулся. Ему не хотелось спорить. Он знал, что его собеседник был прав. Он ушел из Министерства внутренних дел именно потому, что его не устраивали нормы поведения некоторых офицеров. Его моральный кодекс в них явно не вписывался. В начале двадцать первого века в самых циничных и коррумпированных структурах еще сохранялись подобные идеалисты и стоики.
– И все-таки Мовсани? – напомнил Дронго.
– Да, – кивнул генерал, – он прилетает тринадцатого. В пятницу. Вместе со своим личным телохранителем. Стивен Хитченс. По нашим данным, это действующий сотрудник. Он не в отставке и не на пенсии. Англичане считают, что Мовсани угрожает реальная опасность. Очевидно, ты думаешь так же, если решил прилететь в Баку во время фестиваля. Или тебя кто-то попросил?
– Президент фестиваля Рустам Ибрагимбеков.
– Я тебя серьезно спрашиваю. Кто стоит за твоим визитом? Россия? Великобритания? США? Турция? Или несколько стран?
– Тебе не кажется, что я могу наконец обидеться? Ты считаешь, что я работаю на спецслужбы этих государств? Не слишком ли много хозяев у одного несчастного эксперта?
– Я не сказал, что ты на них работаешь. Я ведь знаю тебя уже много лет. Ты никогда не будешь работать ни на одну спецслужбу мира. Такой волк-одиночка. Один и на всю жизнь. Кроме того, тебе важна твоя репутация, о которой знают в любой спецслужбе мира. Но так получается, что любой твой визит в какую-либо страну становится известен слишком многим. И за каждым из них всегда стоят конкретные интересы.
– Это верно. Репутация вещь полезная. Кажется, у Окуджавы была такая фраза: «Нарабатывается годами, а теряется в момент». Что касается «интересов», то я не виноват, что в этом опрокинутом мире все спецслужбы обязаны противодействовать массе фанатиков, негодяев, убийц, насильников, террористов. И я действительно в силу своей профессии стараюсь им всем помогать.
– И поэтому ты приехал сюда. И конечно, не потому, что тебя попросили быть гостем фестиваля. Ты решил, что тебе нужно быть здесь именно сейчас. Решил спасти Мовсани?
– Ты поверишь, если я скажу, что никогда раньше о нем не слышал?
– Не знаю. Возможно, и поверю. Значит, ты решил кому-то помочь?
– Можешь мне не поверить, но вам. Именно вам. Я не хочу, чтобы на моей родине убили этого режиссера. Зачем нам нужна репутация страны, в которой могут убить известного диссидента. Я подумал и решил, что могу принять предложение Рустама и приехать сюда, чтобы помочь вам и не допустить убийства Мовсани...
– Ты говоришь серьезно?
– Абсолютно. Почему нельзя поверить в мой патриотизм? Раньше ты был обо мне гораздо лучшего мнения. Кажется, однажды на моем дне рождения ты сказал, что я всегда резко отличался от всех остальных сокурсников своей интеллигентностью и рассудительностью. Я не ошибся, ты, кажется, говорил именно о рассудительности. Так вот, она у меня осталась. Я решил, что мне просто необходимо сюда прилететь, чтобы помочь вам в этом неприятном вопросе.
Генерал молчал. Они были знакомы уже больше тридцати лет и хорошо знали друг друга. Генерал подумал, что хозяин квартиры, возможно, говорит искренне. Или ему хочется, чтобы Дронго говорил искренне.
– Значит, ты патриот, – сказал генерал. – А ты не подумал, что за этим делом стоят интересы многих стран? Может неожиданно выясниться, что ты все неправильно рассчитал. И нам совсем не нужен живой Мовсани. Может, в интересах нашей страны, чтобы он остался здесь навсегда? Об этом ты не подумал? Ведь у нас есть и свои интересы. Я уже не говорю о том, что здесь обязательно будут затронуты интересы и других стран. Американцам, например, очень выгодно, чтобы Мовсани убили именно здесь. Представляешь, какой козырь. Убийство известного иранского диссидента, которое наверняка совершают иранские спецслужбы. Ничего лучше и придумать нельзя.
– Мне всегда казалось, что американцы союзники англичан. Или уже все иначе?
– Не иначе. Просто я хочу, чтобы ты все понимал.
– Если понадобится подставить своего союзника во имя высших интересов, то какая спецслужба мира от этого откажется, – задумчиво произнес Дронго. – Теперь понятно, почему такой ажиотаж вокруг приезда этого несчастного режиссера. Что касается ваших интересов – тоже понятно. Убийство Мовсани всколыхнет мировую общественность и сразу решительно настроит против Ирана весь мир, который и так с трудом переносит явное и тайное желание этой страны стать обладателем ядерного оружия. Но я полагаю, что ваши аналитики должны просчитывать и последующие события. Нагнетание обстановки вокруг Ирана не в интересах Баку, в этом я убежден. Когда у соседей горит дом, пламя может случайно перекинуться и на твой дом.
– Мы постараемся не допустить пожара у нас, – заметил генерал. – Но у каждой страны должны быть свои интересы. И свои союзники.
– Неужели вы решили его «сдать»? Никогда не поверю.
– Никто об этом не говорит. Но есть спецслужба еще одной страны, для которой убийство Мовсани в Баку будет просто подарком судьбы. Учитывая ее отношения с Ираном. Рано или поздно она должна будет поднять свои бомбардировщики и разбомбить ядерный объект иранцев в Бушере. Как эта страна уже сделала это однажды против Ирака, еще во времена Саддама Хусейна. Понимаешь, о ком я говорю?
– Конечно. О стране, где лучшая разведка в мире, специализирующаяся на убийствах своих противников. Единственная разведка в мире, которая не только не отрицает свою официальную деятельность по устранению врагов, но и всячески ее поощряет... Это Моссад.
– Верно. Теперь просчитай, насколько выгодно убрать одного режиссера чужими руками и не бомбить Иран, гарантированно ввязываясь в новую большую войну против всего арабского мира. Даже не так. Против всего мусульманского мира. И никто не может дать гарантии, что соседний Пакистан, уже обладающий ядерным оружием, останется в стороне от этого конфликта. Особенно после того, как с поста президента ушел Паравез Мушараф, последний сдерживающий фактор пакистанской политики.
– И вся эта мировая история завязана на приезде Мовсани? – иронично уточнил Дронго. – Не слишком ли много для одного режиссера? Первая мировая война началась хотя бы с убийства эрцгерцога. А здесь всего лишь режиссер.
– Не шути, – прервал собеседника гость, – все очень серьезно.
– Понятно. И ты пришел рассказать мне о возможных угрозах и зреющем мировом конфликте, который может произойти, если убьют Мовсани?
– На приеме будут сотрудники иранского посольства, – сказал примирительно генерал, – и мы знаем, что один из них сотрудник спецслужб. Более того, он будет вооружен. Мы, конечно, будем за ним следить, но если он решится достать пистолет, нам придется принимать адекватные меры.
– Легче его убрать. Найти повод и выслать из страны этого «специалиста» обратно в Иран.
– Не получится. Найдут другого, еще более опасного. И не забывай, что на банкете может быть и посол Израиля. А у него будет свой телохранитель, который полагается по статусу каждому израильскому послу. И если он увидит, что сотрудник иранского посольства достал оружие, то может неправильно среагировать. Уже не говоря о том, что там будут послы США и Великобритании, а у них могут быть свои специалисты по нейтрализации этого иранского специалиста. И все это из-за приезда одного режиссера. И одного эксперта.
– Можно подумать, что это из-за меня они готовятся устроить перестрелку, – недовольно пробормотал Дронго.
– Но ты будешь катализатором. О твоем приезде все уже знают. Если такой специалист, как ты, прибыл на фестиваль, значит, угроза жизни Хусейна Мовсани реальна. И об этом уже многие догадываются. Иначе бы ты просто не появился здесь.
– Получается, что мой приезд провоцирует убийство Мовсани?
– Твой приезд подчеркивает серьезность опасности его жизни. И невольно побуждает к действиям возможных убийц. Вот это правда.
– Ты хочешь, чтобы я уехал?
– Поздно. О тебе все равно уже знают. Теперь нужно готовиться к самому худшему.
– А я всегда к этому готов. С тех пор, как занимаюсь своим делом. Может, лучше дать слабительного Мовсани и просто усадить его на три дня в туалет?
– Очень смешно. Но он должен быть на фестивале. Это уже политический вопрос.
– Как мне надоели все эти политические вопросы! Я только не совсем понимаю насчет его фетвы. Ее не объявлял Хомейни?
– Нет. Мовсани был тогда еще молодым человеком. Но Хомейни сменил другой духовный лидер – Хаменеи. И, по нашим сведениям, он тоже не объявлял эту фетву. Ее объявил один из членов высшего совета улемов. Один из двенадцати. Он посчитал, что Мовсани высмеивает иранцев в своем фильме. Но остальные не поддержали его фетву. Однако награда в два миллиона долларов была объявлена. А это уже серьезная сумма. И очень серьезные люди готовы ее получить. Достаточно убить режиссера, чтобы стать миллионером. Соблазн слишком велик.
– В таком случае если он уедет живым, то вы должны будете выплатить мне хотя бы четверть этой суммы, – пошутил Дронго. – Хотя наверняка вместо «спасибо» вы только попросите меня поскорее уехать.
– Ты слишком преувеличиваешь значение своей персоны, – улыбнулся генерал, – хотя тебя и называют лучшим экспертом. Я приехал рассказать тебе обстановку вокруг этого визита. А ты встречаешь меня как генерала враждебной стороны.
– Неправда. Я всегда встречаю тебя как друга. Хотя бы потому, что ты у меня в гостях. С генералом другой стороны я не стал бы встречаться у себя дома. Нашел бы другое место.
– Спасибо. Между прочим, мы не виделись с тобой уже три с лишним года, и я у тебя в гостях. Может, ты хотя бы ради приличия предложишь мне другой напиток, кроме чая?
– Насколько я помнил, ты у нас не любитель выпить.
– И поэтому ты решил сэкономить?
– Подозреваю, что твои сотрудники даже знают, какие марки коньяка есть в моем баре, – пробормотал Дронго, – судя по тому, как плотно вы со мной работаете. Наш разговор тоже записывается?
– Ты повсюду установил эти скэллеры, – напомнил генерал. – Не считай нас идиотами. Мы тоже научились работать.
Дронго поднялся и принес бутылку коллекционного коньяка двадцатилетней выдержки. Генерал, соглашаясь, кивнул головой. Хозяин квартиры разлил коньяк в два больших пузатых бокала.
– За нашу дружбу, – предложил генерал, поднимаясь из кресла.
– За нашу дружбу, – согласился Дронго. – Ты знаешь, я сейчас вспомнил, что троих из наших ребят уже нет в живых. А ведь мы с тобой совсем молодые люди.
– Уже четверых, – помрачнел генерал, поднимая бокал.
– Кто? – спросил Дронго.
– Алик. Он погиб во время ликвидации банды, – сообщил генерал. – Говорили, что случайная пуля. Некоторые еще верят в такие глупости. Но в нашем деле случайных пуль не бывает. Он пошел первым, чтобы не подставлять молодых ребят. И погиб. Вот такая у нас работа. – Генерал отвернулся. Дронго знал историю семьи своего друга. Учившийся с ними на два курса старше, его двоюродный брат воевал в Карабахе и погиб, уйдя с отрядом на задание. Двоюродный брат генерала был сыном вице-премьера. Он вполне мог отсидеться в штабе или в тылу, мог не рваться на передовую. Но во все времена находились люди, которые принимали ответственное решение и первыми шли под пули. Может, потому, что чувствовали себя более ответственными за все, что происходило у них в стране.
– За всех погибших, – сказал Дронго, – и за нашу дружбу. За всех наших погибших товарищей.
Глава 4
В пятницу вечером должен был прилететь самолет из Лондона. В VIP-зале уже ждали прибывающего режиссера и его телохранителя. Зема нервно прогуливалась по залу, поглядывая на часы. В кожаном кресле сидел Вагиф Бабаев. Ему было приятно находиться в таком месте, где бывали министры и депутаты. Судя по его довольному лицу, он был вполне счастлив. Рядом с ним на диване сидел молодой человек – Салим Садых, который должен был работать своеобразным помощником и переводчиком прибывшего режиссера. Салим хорошо знал английский и фарсидский языки, был кандидатом в мастера спорта по боксу и мог при необходимости выступить и в роли телохранителя. Молодому человеку было двадцать четыре года. Он впервые приехал в такое место и поэтому с любопытством оглядывался по сторонам. Мимо прошагал известный депутат, торопившийся на свой рейс. Он недовольно посмотрел на молодого человека, верно рассудив, что тот либо помощник, либо переводчик, но в любом случае не начальник и не должен сидеть на диване в присутствии «слуг народа».
В этом зале было еще несколько комнат для особо избранных. Там могли находиться члены правительства и руководители президентской администрации. В таких случаях в этих комнатах накрывались столы, подавались фрукты и сладости.
Зема была в коротком пиджаке и темных брюках. Ей было немногим больше сорока лет. Работавшая в Союзе кинематографистов уже долгое время, она привычно ходила по залу, в котором принимала стольких знаменитостей, от обладателей «Оскара» до популярных актеров, прибывающих изо всех стран мира. Она была своеобразным хранителем традиций всех кинофестивалей, так как неизменно работала в оргкомитете.
Сегодня Зема приехала сюда уже в третий раз. Рано утром прилетела делегация из Стамбула, в которую входили несколько известных турецких продюсеров и режиссеров. Днем она приехала за частью российской делегации. На фестиваль традиционно приезжали некоторые гости, которые часто бывали в Баку, например продюсер Юрий Мацук или сценарист Павел Финн.
Зема многих знала в лицо. Знала их привычки и особенности характеров. Поэтому она лично приезжала в аэропорт, чтобы встретить почетных гостей. Но прибывающего иранского режиссера Хусейна Мовсани она раньше никогда не видела. Возможно, именно в силу этого обстоятельства и других моментов, о которых Зема говорила с Дронго, она волновалась гораздо больше, чем раньше. Ей явно не сиделось на месте, и она все время подходила к окнам, словно могла увидеть прибывающий лайнер и каким-то образом ускорить его посадку.
Ни Зема и никто из мужчин, сопровождавших ее для этой встречи, даже не подозревали, что в машине, припаркованной на другой стороне от входа в зал, в это время находился сам Дронго. Он приехал сюда, чтобы увидеть прилетевшего гостя. Но еще больше его интересовал сопровождавший гостя сотрудник английских спецслужб. Если Стивен Хитченс действительно профессионал, то тогда большая часть проблем, связанных с визитом Мовсани, так или иначе будет решена. Ведь профессионалы понимают друг друга намного лучше, когда дело касается их внутренних проблем.
Дронго не стал заранее предупреждать Зему о своем возможном визите. Он сидел в салоне автомобиля, чтобы появиться в зале только в последний момент. Ему не хотелось обращать на себя внимание. Ведь среди прибывающих и отъезжавших могли оказаться люди, знавшие его в лицо. К тому же у дверей VIP-зала постоянно дежурили представители различных телеканалов, и ему не хотелось попасть в объективы их камер. Самих операторов не пускали в зал, и они вынуждены были дежурить у входа, ожидая появления Мовсани.
Когда по аэропорту объявили о прибытии самолета из Лондона, он быстро вышел из автомобиля и натянул на голову кепку, чтобы его не могли узнать. К счастью, в Баку его не знали в лицо. Он сумел пройти в зал, миновав таможенный и пограничный посты и обойдя корреспондентов, толпившихся у входа. Входя в VIP-зал, Дронго положил два своих мобильных телефона на столик, чтобы пройти через металлоискатель. Уже входя в зал, он обратил внимание, что за таможенной стойкой сидит офицер с погонами полковника-лейтенанта. Очевидно, таможенную службу успели предупредить о визите Мовсани. Хотя, скорее всего, их интересовал не столько приезд иранского режиссера, сколько приезд сопровождавшего его сотрудника, которому разрешили привезти с собой оружие. Дронго прошел в зал и услышал, как за его спиной раздалась речь с английским акцентом. Это был сотрудник посольства, который прибыл в аэропорт для встречи режиссера, ведь Мовсани являлся гражданином Великобритании.
Дронго нарочно замедлил шаг, проходя по коридору, чтобы его обогнал дипломат. Тот вошел в зал и сразу направился к Земе. Очевидно, они были знакомы. Зема, улыбнувшись дипломату, шагнула к нему навстречу. Дронго вошел в зал. Увидев его, Бабаев сразу поднялся.
– Добрый вечер, – радостно сказал он, пожимая руку гостю, – как хорошо, что вы лично приехали. Сейчас объявили о посадке самолета. Девушка уже пошла их встречать. Они скоро будут здесь.
– Кто это с вами? – поинтересовался Дронго, показывая на молодого человека, также поднявшегося при его появлении.
– Салим Садых, – сказал Бабаев. – Он будет работать помощником и переводчиком нашего гостя. Между прочим, он кандидат в мастера спорта по боксу. Спортсмен. И хорошо знает английский язык. И фарсидский тоже. Его дедушка, бабушка и отец приехали из Ирана еще в пятидесятые годы. А он родился уже в восемьдесят пятом в Баку.
– Очень приятно, – Дронго пожал руку молодому человеку.
– Мне тоже, – улыбнулся Салим. – Я много про вас читал в Интернете.
– Там не всегда бывает все правильно, – поморщился Дронго, – очень много неточной информации, очень много разного рода сплетен и слухов, масса небылиц и совсем немного правды.
– Добрый вечер, господин Дронго, – подошла к ним Зема, протягивая руку. – Наши гости, кажется, уже прилетели. Сейчас они должны выйти. А это господин Раймонд Слейтер из английского посольства.
Дипломат подошел к ним, церемонно поклонился. Ему было лет тридцать пять. На его лице не отражались никакие эмоции. Было понятно, что он приехал сюда всего лишь исполнить свою служебную обязанность. Если он и был представителем спецслужб, то очень искусно это скрывал.
– У вас много гостей? – уточнил Дронго.
– Да, – вздохнула Зема. Ей было приятно быть в центре внимания на таком крупном международном форуме. – И все подтвердили свое участие. Я сегодня уже дважды приезжала в аэропорт. Днем приехала большая российская делегация.
– Все прилетели?
– Почти все. Только режиссер Зиновий Ройзман не смог. Он занят монтажом своего фильма. Звонил, извинялся. Очень жалеет, что не может прилететь, у него здесь много друзей. Зато прилетел Александр Нахимсон. Вы его должны знать. Он часто работает с Гусманом.
– Очень хорошо знаю. Он так похож на Эйзенштейна, что я иногда думаю, что он его незаконнорожденный сын.
Они улыбнулись друг другу.
– Они будут жить в отеле «Европа»? – поинтересовался Дронго.
– Да. Мы выбирали номер вместе с англичанами, – показала в сторону Слейтера Зема. – Девятьсот шестой, так называемый королевский номер. Он состоит из четырех комнат, которые можно разделить на два номера по две комнаты. Два смежных номера с общей дверью. В одной половине будет жить сам Мовсани, а в другой – его сопровождающий мистер Хитченс. Все решили, что так будет правильно. И мы еще посадим нашего сотрудника в коридоре. Хотя скажу вам по секрету, что, по-моему, наши опасения оказались не напрасными. К нам звонили из Министерства национальной безопасности. По-моему, они тоже очень встревожены. Но вы не беспокойтесь, мы все равно оплатим вам билеты.
– Я не сплю уже две ночи, опасаясь, что не заплатите, – улыбнулся Дронго. – Значит, приезд Мовсани вызвал такой ажиотаж.
– И не говорите, – вздохнула Зема, – он стал настоящей звездой. Так было, когда приезжал Пьер Ришар из Франции. Ой, кажется, они уже приехали.
В этот момент открылась дверь. С другой стороны подъехал автобус, привозивший пассажиров. Из него вышла дежурная, за ней двое мужчин. Один был среднего роста, в клетчатой кепке, темной куртке. У него была мешковатая фигура, рыхлое лицо в оспинках, большие уши, вытянутый нос, немного выпученные глаза. Он снял кепку, приглаживая редкие волосы коричневого цвета. Он наверняка использовал для окраски волос хну. Следом за ним в зал вошел мужчина лет сорока пяти. Он был выше своего спутника на целую голову. Одетый в темный плащ, худощавый, подтянутый, ладно скроенный. Лицо было немного удлиненное, светлые глаза, седые волосы. Взгляд настороженный, но спокойный.
Они вошли в зал. Первой к гостям подскочила Зема, приветствуя их на английском языке. За ней потянулись Вагиф Бабаев и Салим Садых. Дронго стоял немного в стороне. Сотрудник английского посольства пожал руки обоим прибывшим и что-то сказал Хитченсу. Тот кивнул. К ним подошел офицер таможни, и сотрудник посольства предъявил ему сертификат на оружие. Очевидно, это было согласованное разрешение на приезд Хитченса с оружием. Таможенник кивнул, унося куда-то документы. Только тогда Зема вспомнила о Дронго.
– А это наш эксперт по безопасности, – показала она в его сторону, – господин Дронго.
Было заметно, что Хитченс слышал это имя. Но он внешне не подал виду. Хотя с явным любопытством оглянулся. Затем подошел первым и пожал руку Дронго. За ним подошел Мовсани.
– Добро пожаловать в Баку, – сказал по-фарсидски Дронго.
– Спасибо, – обрадовался Мовсани. – Я так давно не слышал родную речь. А здесь все говорят по-фарсидски. И я хорошо знаю азербайджанский, ведь я вырос в Ардебиле, а там почти все говорили по-азербайджански.
– Значит, вы можете считать себя на родине, – улыбнулся Дронго, – если вы родились в Южном Азербайджане.
– Я поэтому так рвался в Баку, – живо закивал Мовсани.
– Мы должны ехать, – напомнил Слейтер.
Все заторопились к машинам. Дронго обратил внимание, как держался Хитченс. Он передал свою сумку носильщику левой рукой, чтобы правая была свободна. Даже когда он здоровался с другими людьми, он все равно не упускал из виду своего подопечного. Они выходили из зала в таком порядке. Первыми шли Бабаев и Салим Садых. За ними Мовсани и Хитченс. Замыкали группу Слейтер и Зема. Но едва первая пара вышла на улицу, как к ним бросились корреспонденты телевизионных каналов. Слейтер повел себя решительно. Он встал перед Мовсани, разводя корреспондентов в разные стороны. Вагиф Бабаев и Салим Садых помогали ему отгонять наиболее назойливых. Но избежать интервью все равно не удалось. Мовсани улыбался. Ему было приятно, что его встречает так много корреспондентов.
– Вы не боитесь покушения? – крикнул первый из них.
– Не боюсь, – ответил режиссер, – я не сделал ничего плохого.
– Вы впервые в Баку?
– Да. Но я родился в Ардебиле, в Южном Азербайджане. И всегда мечтал к вам приехать.
– Вы будете представлять новый фильм?
– Нет. Я приехал в качестве почетного гостя.
– Вы знаете, что на фестиваль приехала большая группа из Ирана? Как вы к этому относитесь?
– Очень хорошо. Надеюсь увидеться со своими бывшими соотечественниками.
– Вы знаете, какую сумму предложили за вашу голову?
– Моя голова стоит гораздо дороже, – сказал режиссер под смех корреспондентов.
– Вы не считаете, что вам грозит опасность? – снова спросил кто-то.
– Спасибо за ваши вопросы, – сказал Слейтер, понимавший азербайджанский язык. – Мистер Мовсани только что прилетел и должен отдохнуть. Извините... – он прошел первым.
Хитченс пропустил Мовсани вперед, настороженно глядя по сторонам. И именно в этот момент раздался громкий сигнал, словно кто-то нарочно ждал окончания этой импровизированной пресс-конференции. Хитченс правой рукой отодвинул своего подопечного, всматриваясь во вторую линию автомобилей, стоявших на параллельном переезде. Но все было спокойно. Корреспонденты повернули свои камеры в другую сторону. Хитченс опустил правую руку, которую он держал наготове. Было понятно, что оружие он носит в специальной кобуре под левой рукой, чтобы его удобнее было доставать.
– Подождите, – попросил Хитченс и, обращаясь к Слейтеру, уточнил: – Где ваша машина? Мы поедем в посольском автомобиле?
– Наша с красными номерами, – показал Слейтер на темный внедорожник «Ленд Ровер».
Хитченс еще раз осмотрелся и, прижимаясь к Мовсани, прошел к машине. Бабаев недовольно пожал плечами.
– Этот англичанин слишком осторожничает. Если он будет так дергаться из-за каждого звукового сигнала, то уедет из нашего города законченным неврастеником.
– Он его телохранитель, – напомнил Салим, – поэтому так переживает.
– У нас не стреляют на улицах города и тем более в таких местах, – недовольно заметил Бабаев. – Пусть хотя бы помнит об этом. Посмотри, что он делает. Кажется, он хочет уехать в посольской машине. Зема, почему вы молчите? Это нарушение нашего протокола.
– Я не могу с ними спорить, – возразила Зема.
Дронго внимательно наблюдал за всем происходящим. Ему понравился этот немногословный англичанин. Хитченс был явно не дилетантом, на него можно было положиться. Нормальная реакция, выдержанный человек, не склонен к необдуманным действиям, умеет просчитывать варианты, действует по обстановке, одним словом, чувствуется профессиональная подготовка.
Гости уселись в первый автомобиль, который был предоставлен посольством Великобритании. В него сели Слейтер, Хитченс и Мовсани. Во втором уехали Зема, Вагиф Бабаев и Салим Садых. Еще одна машина – белая «Хонда» – уехала пустой.
Дронго вышел к своему автомобилю. Он почти никогда не садился за руль, это мешало ему думать. К тому же он мог отвлечься и просто не обратить внимания на другой автомобиль. Поэтому почти везде, где он жил, у него были свои водители. Усевшись в машину, он негромко произнес:
– Спасибо.
– Я все сделал, как вы просили, – сказал водитель. – Как только они закончили разговаривать с журналистами и начали выходить, я сразу дал короткий и резкий сигнал, как вы мне сказали.
– Да, ты все сделал правильно. А сейчас поедем домой.
Он сам попросил своего водителя дать этот сигнал, чтобы проверить реакцию Хитченса и убедиться в серьезности намерений англичан, приславших сюда опытного сотрудника для охраны Мовсани. Итак, тринадцатого, в пятницу вечером, Мовсани прилетел со своим телохранителем в Баку и ничего страшного не произошло. Внезапно Дронго увидел машину, которая медленно проехала мимо них.
– Останови, – попросил он водителя, – не торопись. Пусть они проедут мимо нас. Ты не знаешь, чей это автомобиль?
– Или из милиции, или из службы безопасности, – пожал плечами молодой водитель. – Честное слово, не знаю. Но номера обычные. Машина частная.
– Они следят за приехавшими, – убежденно произнес Дронго. – Нужно будет уточнить, кому именно принадлежит эта машина. А теперь поехали домой.
Уточнить номер машины не представляло особого труда. Уже через час ему было известно, что машина принадлежала Министерству национальной безопасности. Очевидно, его друг генерал решил подстраховаться и послал еще двоих офицеров для охраны прибывшего режиссера. Еще одна машина с сотрудниками должна была дежурить у отеля «Европа», где остановились Мовсани и Хитченс. И в самом отеле тоже дежурили несколько сотрудников Министерства национальной безопасности.
Вечером Дронго включил телевизор. По всем каналам передавали сообщение о приезде в Баку известного иранского режиссера, ставшего гражданином Великобритании, Хусейна Мовсани. Демонстрировали кадры из аэропорта, было заметно, как нервничают Вагиф Бабаев и Салим Садых. Как постоянно кому-то звонит Зема, как дергается мистер Слейтер. Только Хитченс сохранял внешнее спокойствие. И сам режиссер Мовсани держался достаточно спокойно для такой необычной ситуации.
Канал «Евроньюс» даже показал фрагменты некоторых фильмов Мовсани, рассказал о его творческом пути и угрозах, которые поступали из Ирана. Комментатор не забыл добавить, что поездка такого известного диссидента в Азербайджан является актом гражданского мужества режиссера и признаком стабильности существующей власти в республике.
Поздно вечером уже по азербайджанскому каналу ANS показали интервью иранского посла. Он категорически отрицал вынесение фетвы бывшему иранскому гражданину, ныне являющемуся гражданином Великобритании. На вопрос ведущего о судьбе Салмана Рушди посол не без волнения ответил, что сам Всевышний покарает нечистивца, осмелившегося бросить вызов миллионам верующих. Что касается творчества Мовсани, то эти выпады носили личный характер и не могут рассматриваться как выпады против всех мусульман, пояснил посол. Однако корреспондент канала настаивал на том, что угрозы в адрес Мовсани реальны. Посол оправдывался, пытаясь объяснить, что политика Ирана не является вызовом современному цивилизованному сообществу и смертный приговор Мовсани был вынесен одним человеком, а не коллегией улемов или высшим имамом, как в случае с Салманом Рушди, которые имели право на вынесение подобной фетвы, приговаривающей богохульника к обязательной смертной казни.
Но настырный корреспондент решил задать следующий вопрос и спросил насчет огромного денежного вознаграждания. Посол резонно ответил, что подобное вознаграждение может назначить и ревнивый муж для убийства любовника своей жены. Или руководитель крупной корпорации, считающий конкретного человека предателем, которого нужно найти и наказать. Однако это совсем не означает, что страна, в которой подобное происходит, может считаться пособником террористов. Корреспондент пытался с ним спорить, но посол прекратил разговор, пообещав, что помолится за душу несчастного Мовсани, чем вызвал еще большее раздражение сотрудников телеканала, которые не удержались от язвительных комментариев в адрес иранского дипломата.
Дронго выключил телевизор во втором часу ночи. Завтра будет пресс-конференция и торжественная процедура открытия. Потом будет банкет. Судя по всему, генерал говорил правду. Мовсани будут охранять как самого ценного гостя и, скорее всего, не допустят никаких серьезных происшествий. По существу, Дронго уже сделал свое дело. Одним своим появлением в Баку он привлек внимание к приезду Мовсани и подтвердил серьезную опасность, которая могла угрожать режиссеру во время его визита. Теперь можно расслабиться и получать удовольствие. Он отправился принимать вечерний душ. Никто в целом мире не знал, когда произойдет убийство. Никто, кроме убийцы, который этого тоже пока не знал. Но уже твердо был намерен совершить это преступление. До убийства оставалось совсем немного времени.
Глава 5
Рано утром раздался телефонный звонок. Дронго взглянул на часы, стоявшие рядом на тумбочке. Только половина девятого. Кто может звонить в такое время? Он недовольно поморщился. Джил никогда не звонит так рано утром. В Италии сейчас только половина шестого утра. Любой из его близких понимает, что звонить в такое время просто нельзя. Он прислушался. Телефон переключился на автоответчик.
– Доброе утро, – услышал он чей-то незнакомый голос, говоривший с турецким акцентом. Даже не так. Он говорил не с акцентом. Он говорил именно по-турецки. – Извините, что беспокою вас так рано утром. Но у меня к вам очень важное дело. Вы можете взять трубку?
Дронго закрыл глаза и повернулся на другой бок. Какой-то ненормальный тип звонит так рано утром. Почему он должен отвечать этому неизвестному турку?
– Я забыл представиться. Меня зовут Омар Лятиф. Я из Стамбула, журналист, приехал освещать ваш фестиваль. Вы можете мне ответить?
Дронго подумал, что нужно было вообще выключить телефон. Ничего, он сейчас отключится.
– У меня есть важные сведения по поводу приехавшего иранского режиссера Хусейна Мовсани. Дело в том, что его...
Телефон отключился. Дронго открыл глаза. Кто такой этот Омар Лятиф? Откуда он взялся? Что он может знать про Мовсани? Почему он позвонил так рано утром. Черт побери! Теперь уже не заснуть. Он поднялся и сел на кровати. Что именно хотел сказать этот турецкий журналист? Откуда он узнал номер его домашнего телефона? И почему сразу заговорил о Мовсани? Когда все это закончится? Сегодня уже четырнадцатое. Кажется, в понедельник этот иранский режиссер наконец уберется отсюда. Тяжело вздохнув, Дронго поднялся и пошел в ванную комнату бриться. Заодно выиграть время, чтобы позвонить Земе уже после девяти и не будить ее так рано утром.
В десятом часу утра он позвонил ей.
– Доброе утро. Извините, что беспокою вас так рано. Вы не спите?
– Доброе утро. Конечно, нет. Я уже в отеле. Наши гости завтракают.
– Понятно. Вы сейчас в «Европе»?
– Нет. Я в «Хаят Редженси». Основную часть гостей кинофестиваля мы поселили именно здесь. А в «Европе» остаются только несколько человек. Наш иранский гость со своим телохранителем и еще трое гостей, которые сами попросили их там поселить.
– Кто именно? – уточнил Дронго.
– Продюсер Нахимсон, которого вы знаете. Журналистка из Боснии Сада Анвар и журналист из Турции Омар Лятиф.
– Очень интересно. А чем они объяснили выбор этого отеля?
– Нахимсон там раньше останавливался. Он сам попросил, чтобы его поселили в этом отеле, где можно будет спокойно проводить переговоры. А журналисты настаивали, чтобы их поселили именно в «Европе». Причины, побудившие их это сделать, мы не узнавали. Каждый имел право выбрать один из четырех отелей по вкусу. Многие выбрали «Хаят Редженси» в центре, но некоторые предпочли «Крисчен-Бич» на побережье. Еще несколько человек поселились в «Радиссоне». И пятеро в «Европе».
– А почему вы пошли им навстречу? Почему решили разместить их именно там?
– У нас заказаны номера в разных отелях. Это был выбор каждого, – пояснила Зема.
– Но вчера вы не говорили мне, что, кроме Мовсани, еще кто-то будет жить в «Европе».
– Журналисты прилетели сегодня ночью. Рейсом из Стамбула. Вчера их еще там не было. А Нахимсону предложили отель на побережье, но он поменял его на «Европу». Завтра у них переговоры относительно нового фильма. Может, вы слышали. А почему вас так заинтересовали эти журналисты?
– Дело в том, что примерно минут сорок назад мне позвонил Омар Лятиф, чтобы сообщить какую-то важную новость о Мовсани. Вы случайно не знаете, что именно он хотел мне сообщить?
– Нет, не знаю. А откуда он узнал ваш домашний телефон? Или он позвонил на мобильный?
– На домашний. В половине девятого утра. Вот почему я решил перезвонить вам, чтобы узнать, откуда этот ретивый турецкий журналист узнал мой номер.
– Если вы думаете, что это я дала ему ваш телефон...
– Не думаю. Но почему он позвонил? У вас есть его мобильный?
– Конечно. У нас есть контактные номера всех приехавших.
– Продиктуйте мне его номер, – попросил Дронго.
– Я вам перезвоню через десять минут, – ответила Зема.
Дронго положил трубку. «Надеюсь, что в «Европе» сегодня утром ничего не случилось», – подумал он. Минуты тянулись томительно долго. Наконец он не выдержал. Нашел справочник, где были телефоны всех отелей, и позвонил в «Европу».
– Говорят из службы безопасности кинофестиваля, – представился Дронго. – У вас все в порядке?
– Да, – ответил удивленный дежурный. – А почему вы спрашиваете? У нас дежурят ваши сотрудники. Они взяли два номера. Вы можете позвонить им.
– Какие сотрудники?
– Вы же говорите, что вы из Министерства национальной безопасности, – переспросил дежурный.
Читать бесплатно другие книги:
