Райская машина Успенский Михаил

– Никуда вы не пойдёте, Роман Ильич, – строго сказал комиссар. – Глупости какие! Вы нам нужны.

– В качестве Достигшего? – поинтересовался я.

– И в этом качестве тоже, – сказал он. – У вас неплохо получается, мне докладывали… Только аудитория у вас будет более продвинутая. А потом, ближе к финалу, вольётесь в группу историков, которые станут разрабатывать структуру будущего мироустройства планеты…

– Какой-нибудь фашистский феодализм, – предположил я.

– Что за манера ко всему приклеивать знакомые ярлыки, – поморщился мой собеседник. – Если хотите, фашизм – естественное состояние человеческого общества… В нём немало правильного и полезного… Но вы только представьте себе планету, населённую творцами и мыслителями! Мир Полудня, «Туманность Андромеды», Касталия, которую обслуживают сонмы японских роботов! Ни войн, ни болезней, ни преступлений! Власть над материей, штурм звёзд! Да ведь ваше поколение только об этом и мечтало, а мы воплощаем эту мечту!

– Точно, мы только и грезили, как бы сбагрить родителей в богадельню – за компанию с нищими и калеками, – сказал я.

– Многие, кстати, и грезили, – сказал он. – Не стоит так уж идеализировать человечество. Из-за квартиры, бывает, папу с мамой заказывают… А бомжей норовят сплавить с глаз долой, всё равно куда… Так вот, не будет нищих и бродяг! И стариков. К сожалению, прокормить такое количество пенсионеров Европа не в состоянии… Но вот это уж временное и вынужденное явление. На освежённой Земле места хватит всем!

– Жаль только, жить в эту пору прекрасную нам с вами уж точно не придётся, – сказал я. – Вы вон с Китаем никак разобраться не можете, с исламскими фанатиками…

– А вот тут вы крупно ошибаетесь, – сказал он. – Вы не представляете, чего достигла современная медицина и генетика. Земная элита прекрасно выглядит – и не только благодаря пластической хирургии. Так что времени у нас хватит. У вас, кстати, тоже – когда вы встанете в наши ряды…

– Вона как! Отмогильное зелье придумали! – вскричал я.

– Называйте так, если хотите, – сказал комиссар. – Собственно, из-за этого всё и затеяли. Представляете, что началось бы, когда люди узнали, что умрут не все! От такой взятки ни один глава государства не откажется, ни один певец свободы… На коленях будет стоять и ручонки тянуть!

– Провести целую вечность в компании вам подобным, – поморщился я. – Бр-р… Скучная публика – все эти нынешние президенты, диктаторы да председатели. Серая. Ни тебе Черчилля пузатого, ни тебе Ельцина поддатого, ни тебе Сталина усатого или Фиделя бородатого…

– Вы правы, – кивнул он. – В перспективе серые нам не нужны. Их и не будет – со временем. Мы их терпим до поры…

– А-ба-жаю! – воскликнул я. – Можете не продолжать. После великой чистки – если этот номер у вас вообще пролезет – вы начнёте жрать друг друга. Группировки, интриги, разоблачения… Приметесь обвинять сообщников в нигилизме и отправлять на Биг Тьюб… Иначе ведь не бывает. И останется какая-нибудь бессмертная «золотая сотня». Или даже десятка…

– Вы ошибаетесь, – он помотал головой. – Уверяю вас, Мерлин. Небожителям нет нужды ссориться…

– А как же восстание Люцифера? – напомнил я.

– Ну, это поповские сказки, – сказал комиссар.

– Как же сказки, – сказал я, – когда я лично знаком с товарищем Денницей?

– Вы-то хоть будьте трезвым человеком, – укоризненно сказал Мамышев. – Так называемый Капитан Денница – это типичный городской фольклор… И молчальник Илларион, кстати, – тоже выдумка истеричных бездетных дамочек…

Я вспомнил прощальные слова Светозара Богдановича, но оглашать их не стал: будет сверхчеловекам сюрприз… Ты один не солгал нам, Князь Мира Сего: ад себе мы построили сами…

– Народ зря не скажет, – всё же заметил я. – Всё кончится очень плохо… для вас. Кстати, что за странная группа с утра пораньше нагрянула ко мне?

– А… эти, – он махнул рукой. – Это был диверсант из одной недружественной страны. Он загипнотизировал группу дезертиров из «Черити форс»…

– А теперь вы сказки рассказываете! – воскликнул я.

– Но вы действовали блестяще! – продолжал комиссар, словно не слыша. – Жаль только, что в ходе операции смертельно ранили майора Кырова – это был ценнейший кадр… Да, жертвы неизбежны! И всегда гибнут лучшие! Знаете, трогательная деталь: перед смертью он что-то говорил про моющиеся обои, про тёплые полы, про мебель… Собирался жить!

Я уж не стал объяснять комиссару, зачем покойному майору нужны были моющиеся обои. Прощай, элитный бордель!

– Панин, наверное, тоже собирался жить, – сказал я. – И все остальные мои друзья. И дети из его приюта… И…

– Панин – такой же упёртый идеалист, как и вы, – сердито сказал Мамышев. – Но у него были деньги, власть, влияние. Он мог натворить много глупостей. Если бы «меморандум Крашке» попал в Сеть раньше, тогда могли бы возникнуть некоторые… А теперь – это лишь одна версия из тысячи других. Мы тоже не сидели сложа руки!

– Значит, это всё правда, – кивнул я.

– Ну, всё, не всё… Реальность гораздо сложнее, – сказал он.

Врёт, подумал я. Панин и сам мог пустить документ в Сеть.

– Врёте вы всё, – сказал я. – Системы не вижу.

– Какая система, помилуйте, – Мамышев потерзал свои три волоска на подбородке. – У нас всё основано как раз на хаосе. Нужно только уметь плавать в этом море… Главное – смутить умы, а уж со смущённым умом мы как-нибудь управимся. Намёки, детали, проговорки – это страшная сила… Ба! Да вы не о мести ли мечтаете?

– Где уж мне, – вздохнул я. – Только терять-то мне всё равно нечего. Но вы-то… Как же вы жить-то потом думаете? Что детям скажете? Как объясните этот новый Холокост?

– А как сейчас живёт человечество? – комиссар задрал подбородок. – Кто-нибудь задумывается о судьбе, например, неандертальцев? Ведь люди наверняка их истребили. Это уж в наши дни учёные лепечут что-то об их неприспособленности и перемене климата. Прекрасно были приспособлены наши конкуренты. Но не повезло им… Только не надо о совести! Нет у природы ни чести, ни совести, ни жалости! То, что происходит, – естественный процесс! Мы – всего лишь инструмент! По-вашему, лучше бы люди умирали мучительно – от голода, жажды, болезней, насилия и техногенных катастроф на перенаселённой планете?..

Он говорил что-то ещё, приводил неотразимые аргументы, а я вспоминал слова старого сибирского писателя. Писатель побывал в Монголии, встретил в степи какой-то необыкновенный закат и сказал примерно следующее: вся эта красота предназначалась вовсе не для человека, а для иного существа – доброго, тонкого, нежного, гармоничного… А человек взял и убил этого ангела, да ещё и сожрал! Чтобы не мучился…

– Нет, – сказал я. – Память об этом преступлении сохранилась, и довольно крепко. Просто мало кто об этом задумывается…

– И как же она сохранилась? – осведомился комиссар.

– В Библии, – сказал я. – Очень просто. Открытым текстом. История Каина и Авеля. Потом стали толковать, что это метафора конфликта между кочевыми и оседлыми племенами… Вот где был первородный грех. И с тех пор человечество продолжает оправдываться перед собой… Я не вас имею в виду, а настоящих людей…

– Ну-ну, – сказал Мамышев. – А ваши «настоящие люди» – не каинова племени?

– Вы правы, – сказал я. – Зря я перед вами морализаторствую. Но вот есть у Салтыкова-Щедрина такая сказочка. Там один помещик пожелал, чтобы в его владениях не было вонючего мужицкого духа. И стало так. И что? Оголодал помещик, одичал, оброс волосом, встал на четвереньки… Так и вам суждено одичать… В конце концов вы поверите сами в свою брехню и устремитесь в Химэй, расталкивая всех локтями…

– Ну, это вздор, – сказал он. – Но вот вы – разумный человек. Разве вас не раздражали все эти вечные орды страдальцев в странах Третьего мира? Разве не орали вы, что хватит тратить народные деньги на помощь всяким басурманским голодранцам? Разве вам не хотелось, чтобы они куда-нибудь исчезли? Вот они и исчезают. А вы снова недовольны. Обыватели вас раздражали, дураки и консерваторы вас раздражали… Да и калеки, и уроды – что уж скрывать! Вот мы от них и избавляемся. Но ни одного стоящего человека туда не пропустим! А то ведь многие стремятся попасть на стартовую площадку из чистого любопытства…

– Странное любопытство, – сказал я. – Идти на верную смерть…

– Отнюдь, – сказал Мамышев. – В том-то и дело, что не на верную. Возможную – да. Но вдруг там и вправду открывается новый мир? В конце концов мы найдём способ с ним связаться…

Он заискивающе посмотрел на портрет, словно ища у него поддержки. Одухотворённый аскет в белой тоге безмолвствовал. Ну да, ну да. Ещё один Великий Учитель из бывших преподавателей лечебной физкультуры…

– В конце концов кто-нибудь вас остановит, – сказал я.

– Не дай бог, – сказал комиссар. – Не дай бог сбыться вашим словам. Машина запущена, отлажена и действует исправно. Мировая экономика перестроена в соответствии с потребностями Эвакуации. И в случае краха сей машины неизбежен скорый конец всему. Многие горячие головы поняли это и смирились. Просто мы не представляли, что прогресс пойдёт вот таким путём. А он взял и пошёл…

– Сам прогресс никуда не ходит, – вздохнул я. – Его ведут те, кто бежит впереди прогресса, – всадники, скачущие впереди лошади…

– Бесполезно с вами спорить, Роман Ильич, – вздохнул и мой собеседник. – Но я не причиню вам вреда и не отправлю на Узел. Пусть это сделает кто-нибудь другой. Ступайте. Рано или поздно вы со мной согласитесь – только не было бы слишком поздно…

– Я и так уже везде опоздал, – сказал я. – Всё проморгал и прохлопал…

– Только помните, – и комиссар погрозил пальцем, – что каждый ваш шаг отслеживается. Вы только вышли за порог своего особняка в Ванкувере – а мы уж об этом знали. И регистрация под чужим именем вам не помогла – наши люди вели вас от самого Шереметьева…

Вот как! А я-то боялся, что он заговорит о Доме Лося! Значит, Панин уже тогда затеял какую-то хитрую игру, в которой я – всего лишь деталь? Теперь и не узнать, в чём эта игра заключается…

– У меня дел много, – сказал я, стараясь сохранять невозмутимость. – На кладбище я, например, так и не сходил…

– Сходите, – усмехнулся он. – И принесите на могилах друзей священную клятву мести на пару с вашим папуасом…

Тут на его столе затрезвонил единственный телефон. Не крошечный мобильник в ухе, а старомодный аппарат из чёрной пластмассы – с проводом и наборным диском.

– Чего? – заорал комиссар Мамышев в трубку. – На подстанции? Какой ракетный тягач? Какой пропуск? С ума вы все там посходили? Какие медведи на мотоциклах? Не выпускать сикхов из казарм!

– Осложнения? – невинно спросил я. Браво, молчальник! Браво, капитан-самозванец! Уж не знаю, что вы там устроили для господина всемирного комиссара… Ты обманывал нас, только пробил твой час – больше ты никого не обманешь…

– Вы ещё здесь, Мерлин? – рявкнул комиссар. – Вон! И так на вас потрачено столько времени, а вы – никто, ничто и звать никак!

Я не обиделся. Только сказал на прощание:

– Значит – все там будем?