Если свекровь – ведьма Касмасова Лилия

В кухне не было и следа от вчерашней бури и дождя, или что тут происходило. Зато были следы от сегодняшнего нашествия. Кожура от картошки, обертки от колбасы, крошки хлеба и разделочные доски украшали все поверхности.

У плит – а их здесь, к счастью, было целых пять – стояла вереница мужчин, и все они что-то жарили и варили. Все громче и писклявей свистел чайник, подбираясь к самой верхней ноте в своем диапазоне, но его никто в этой суматохе не слышал.

Бондин обошел стол, выключил чайник. Повернулся ко всем:

– Я объявлю вам, а вы передайте, пожалуйста, остальным. Потому что я спешу.

Двойные двери кухни смотрели как раз на такие же распахнутые двери столовой. Там за столом сидели дамы. Они, похоже, услышали или увидели инспектора, оставили свои элегантные завтраки и стали подходить к нам.

– Итак, – провозгласил Бондин. – Как вы уже знаете, Департамент МИ-13 проведет инспекторскую проверку поместья и всех в нем присутствующих на предмет злоупотребления магией. По любезной просьбе неизвестного лица.

Это он про того, кто нажал кнопку-анонимку? Про меня то есть? На меня покосилась добрая половина присутствующих. Инспектор, похоже, заметил их взгляды, одна рыжая бровь его поднялась, губы криво усмехнулись.

Я любовалась пейзажем за окном. Нечего на меня пялиться. Меня вынудили, напугали. И я ведь не знала, что это за кнопка!

– Инспекция начнется в полдень, – продолжил Бондин. – Но так как я вынужден уехать, то проводить ее перепоручили инспектору Жасмин Барсуковой.

Кто-то пробубнил:

– Да лишь бы не этот нахал.

А нахал продолжил говорить:

– Пока же прошу вас сдать мне все нелицензированные магические зелья, напитки, порошки и таблетки, а также магическое оружие. – Он подождал несколько секунд, но никто в кухне и не шелохнулся. Тогда он заговорил снова: – Ну, тогда счастливой инспекции.

– Значит, вы уезжаете, а другой инспектор прибудет только к полудню? – спросила Далия, вдруг объявившаяся у дверей в коридор. В руках ее была большая книжка с яркой обложкой.

– Инспекторша, – сказал Бондин. – Должна к полудню. А значит, у вас есть еще… – он взметнул руку к глазам, – целых два с лишним часа, чтобы поразмыслить, о чем бы вам хотелось сообщить ей.

– И чтобы кое-что спрятать, – пробубнил Мордациус.

– Что, простите? – обернулся к нему Бондин.

– Чтобы кое-что спрятать, – нахально сказал Мордациус и отправил в рот кусок яичницы размером с парус.

– Воля ваша, – отозвался инспектор. – Только Барсукова из таких, которые находят.

– Хом, – недоверчиво чавкнул Мордациус.

Далия в этот момент переложила книжку из руки в руку, и я увидела, что это «Сказки тысячи и одной ночи». Решила девочкам почитать? Но что-то я не заметила накануне, чтобы она проявляла к ним хоть малейший интерес.

Инспектор вышел из кухни в маленький холл, я двинулась за ним. Когда мы очутились на улице, он надел плащ и пробормотал:

– Что-то я их не слишком напугал.

– А вы хотели бы, чтобы все, как зайцы, дрожали в вашем присутствии?

– Ага, – кивнул он. И вдруг остановился: – Вы заметили, что на кухне нет самого главного?

– Скалки?

– Неа.

– Котла над открытым огнем?

– Да нет же, – он улыбался.

– Печки, – буркнула я.

– Повара. Про которого мне гости вчера все уши прожужжали – какой он искусник, да какой был восхитительный обед.

Сомневаюсь, чтобы гости жужжали именно ему – но разговоров об обеде вечером и правда было полно. Он не мог не услышать.

– Далия Георгиевна дала ему выходной, – сказала я.

– И это когда столько гостей?

Вообще-то да. Странно. Ведь Далии наверняка наплевать, что кто-то там устал, если у нее орава гостей, которых надо кормить. Но может, она очень этим поваром дорожит? Даже муж ревнует ее к Жиэну.

Бондин с удовольствием кивнул на мою озадаченность и зашагал по дорожке к озеру. По озеру на всех парах удалялась лодка с супругами Весловскими.

– Куда мы? – спросила я.

– Орхидея Семеновна обещала ждать нас у берега, – он махнул рукой вперед.

Далеко на берегу виднелась внушительная черная фигура рядом с какой-то не менее внушительной бочкой.

– А что за список вам дала соседка?

– Успели разглядеть?

– Только цифры.

– Список свадебно-романтических мечтаний Мелиссы.

– Да? И что там? – Мне было ужасно любопытно.

– Ничего особенного, – сказал он.

По его тону было понятно, что выспрашивать бесполезно. Жаль, я не вор какой-нибудь или не фокусник, а то бы выудила у него бумажку из кармана, едва бы он только глазом моргнул.

Вдруг позади, где-то за домом, раздался оглушительный звук, похожий на автомобильный сигнал, да такой громкий, что стриженые ветки деревьев-шаров дрогнули. Звук повторился несколько раз, словно кто-то нетерпеливо жал на клаксон. Я остановилась, обеспокоенная:

– Что это?

Бондин ответил:

– Следование главе первой учебника по проведению инспекций, – и процитировал: – «Психологическая атака – лучший способ обескуражить инспектируемых».

Вид у меня, похоже, был совсем растерянный, и Бондин поспешил меня успокоить:

– Но не переживайте, это мало помогает. Ведьмы очень устойчивы психологически. А если и обескураживаются, то, чтобы восстановить свое душевное равновесие, прибегают к колдовству или к зельям… Да, я всякого от них навидался. Так что лучше не обескураживать их слишком агрессивно.

– Чего? – не поняла я.

– Это Барсукова приехала, – сказал он, резко свернул на газон и направился обратно к дому.

Я метнулась за ним, спросила:

– Так рано?

Хотя о чем я? Бондин вообще прибыл с вечера.

Он будто прочел по лицу мои мысли и сказал с неловкостью:

– Чтобы застать врасплох…

– Но нам-то зачем туда? – я попыталась удержать его за рукав. – Нам надо Кры… Мелиссу догонять!

Он остановился и, коснувшись лацкана своего пиджака, неожиданно сообщил:

– А вы знаете, мой значок фальшивый.

– Да? – удивилась я. – Зачем же вы им хвастались?

Глупый вопрос. Хвастаются просто для того, чтобы хвастаться.

– Я не хвастался, – сказал он. – Я хотел произвести впечатление.

– Запугать, – уточнила я.

– Внушить уважение, – сказал он. – Но вообще-то, – меланхолично признался он, – нет такой награды – за рвение.

– Да?

– Разумеется! Но ведьмы же никогда не следят за новостями Департаментов и обычно не знают ни о каких церемониях вручения. – Он поглядел в сторону дома: – А вот награда «Бульдог месяца» существует. И в этом месяце получила ее Жасмин.

– Ну, всего лишь месяца… – сказала я.

Это вроде лучшего работника месяца в нашем супермаркете. Почти что символическая вещь.

– Но она работает в МИ-13 всего лишь месяц, – сказал Бондин. – Пришла после института.

Ого.

– Поэтому я хочу перемолвиться с ней парой слов, чтобы по возможности избежать нанесения увечий, – объяснил он.

Я уже давно не держала его за рукав, и Бондин зашагал вперед. Я догнала его:

– Она может их изувечить?

– Она – их? – Он засмеялся.

Мы зашли за угол, и до нас донесся голос, усиленный рупором:

– Всем выйти во двор и выстроиться в шеренгу.

– Она серьезно? – спросила я.

Но, похоже, все в доме посчитали, что серьезно, и когда мы обогнули следующий угол, то увидели, что на крыльце уже толпятся люди.

– Забавно, правда? – скривились в однобокой улыбке губы инспектора.

– Не вижу ничего забавного, – сказала я.

– Сейчас увидите.

На подъездной аллее был припаркован огромный белый автобус, похожий на междугородный. У автобуса стояла здоровенная, как гвардеец, молодая девушка в ярко-красном юбочном костюме. Костюм был отделан белым кантом, на плечах девушки громоздились золотистые эполеты, голову венчала пилоточка, а на левой груди сверкал огромный значок: золотая морда бульдога с желтыми пышными лентами вокруг.

– Наша рабочая форма, – сказал Бондин. – Ну то есть у мужчин брюки, разумеется.

– И почему вы не в такой?

– Не хочу выглядеть, как идио… как гусар.

– Зато ваши красные кеды были бы в цвет.

– Там положены черные начищенные ботинки. С железными набойками. Чтоб стучали громче.

Это он шутит?

Но, когда Жасмин Барсукова сделала несколько шагов, я поняла, что вовсе нет. Звонкий бой ее каблуков по асфальту услышали, наверное, и в поселке.

Многочисленные гости Далии Георгиевны, она сама и ее муж, выстраивались в кривую шеренгу, больше похожую на не очень организованную очередь.

Мужчины молча хмурились, дамы что-то тихо не то что говорили, а свистели сквозь зубы. Далия стояла, гордо скрестив руки на груди. Дмитрий Васильевич, как обычно, безмятежно курил сигарету. Маргариты Петровны не было видно – возможно, из ее домика призыв Барсуковой не был слышен.

Мы с Бондиным остались стоять у угла дома.

– Но ведь проверка в двенадцать должна начаться? – тихо спросила я его.

– А Барсуковой плевать, – прошептал он.

– Ведьмы, шаг вперед! – скомандовала в рупор гусарша.

А дальше что? «Хенде хох»?

Но «хенде хоха» никакого не последовало, даже если он и входил в намерения Барсуковой. Потому что на нее неожиданно обрушился водопад, потом, откуда ни возьмись, со всех сторон полетели комья грязи, и – что это? яйца и помидоры! – а потом ее вдруг обвили веревки и цветные ленты. Рупор, смытый волной воды, валялся на земле.

Связанная гусарша прокричала, сдвинув измазанные в желтке брови:

– Я видела, кто это сделал! Вам будет выписан штраф за применение магических действий к инспектору! По двадцать митрилок!

Митрилок? Что это? Ведьминские деньги? Наверное, та монетка, в которую Маргарита окунала кольцо.

– Почему она не применит магию, чтобы освободиться? – спросила я у Бондина.

– Потому что инструкция запрещает инспекторшам колдовать во время проверок, – ответил он.

Позади послышался звон разбитого стекла. Инспектор вмиг притянул меня к себе, а мимо пролетел какой-то предмет. Далия поймала его – это был небольшой сундучок, – взяла оттуда горсть сияющих серебром монет, всучила сундук стоявшему рядом мужу, подошла к девице и высыпала ей монеты на голову.

А потом к гусарше на скорости подплыли три разные дудки и задудели ей прямо в уши!

Я стояла далеко, но меня и то звук пронял аж до нытья в зубах. Я повернула кольцо. Жасмин окружили три призрака с дудками. Четвертый, прадедушка Миши, дирижировал ими. А пятый – пианист – хохотал в стороне, глядя на это.

А потом я заметила, что в магическом мире автобус выглядит совсем по-другому. Он был не белый, а красный. На окнах были решетки, а на двери висел ржавый амбарный замок.

Я отвернула кольцо обратно и вполголоса спросила у Бондина:

– Зачем решетки на окнах?

– Жасмин любит совмещать проверку с арестами, – сказал он.

Жасмин между тем кричала плачущим голосом:

– Думаете, раз вы призраки, вам это с рук сойдет! Даже если вы разлетитесь по всему свету, я пошлю за вами агентов! И они вас по ветру развеют!

В ответ дудки просвистели ей в уши еще раз. Потом чинно поплыли обратно к крыльцу.

– Я же говорил, – тихо прошептал мне на ухо инспектор, – что это забавно. С Барсуковой все время так, но она все-таки хочет чего-то добиться своими методами.

Он подошел к своей коллеге, которая уже освобождалась от пут (вручную), и обратился к собравшимся:

– Послушайте, не будьте столь строги, девочка только что из института. Она хочет быть любезной, но пока не знает как.

– Мы ее научим, – отозвалась мать Орхидеи, бодро тряхнув лиловой шляпкой.

– Отлично, – сказал инспектор и обернулся к девице: – Ну, Жасмин, тогда я со спокойной душой оставляю тебя здесь работать. – А потом склонился к самой ее голове, осторожно отодвинул запачканные яйцом патлы и что-то тихо ей сказал.

Та нехотя кивнула.

Инспектор стряхнул мяклую помидорку с эполета гусарши, вернулся ко мне и сказал:

– Я подозреваю, что Весловский нам чего-то не договорил и его дочь вполне могла направиться на остров Ла Гомера. Тем более что свадьба в тропическом стиле стоит на втором месте в романтических представлениях Мелиссы…

Ах, это типа когда вместо платьев и костюмов – пальмовые листья, и кокосы вместо лифчика. А вместо свадебного торта и шампанского, наверное, бананы и кактусовая брага. Или что там пьют на тропических островах?

– Но я бы все же проверил, куда они направились на ступе, – продолжал инспектор. – На острова на ней не улетишь, конечно. Но так как ступе не нужна дорога, можно улететь хотя и недалеко, но в любом направлении.

– Тогда как же мы узнаем, куда они двинулись?

Инспектор ухмыльнулся:

– Ступы легко берут след друг друга.

– Как это? Как собаки?

– Ну не совсем. По-своему.

Так вот зачем ему понадобилась вторая ступа!

И мы бегом направились к роще у озера.

По дороге я спросила Бондина:

– Я вот что не поняла. Отец Мелиссы говорил о какой-то перенастройке ключей… Они, ну, какие-то компьютерные, цифровые?

Бондин рассмеялся:

– Магические. Вы же на территорию «Золотых тополей» тоже не просто так проехали. Что предъявляли у ворот?

– Браслет, – показала я.

Он сухо кивнул:

– Обручальный браслет! Да, многие так делают. Чтобы члены семьи могли беспрепятственно заходить-выходить. Ну вот, твой браслет и есть ключ.

– Миша называет их пропусками.

– Да, и так можно назвать.

Недалеко от берега озера, на слегка пожухлой траве, у пламеневшего ягодами куста боярышника, стояла огромная, с метр в высоту и не меньше метра в диаметре, бочка. Опираясь о бочку задом, стояла Орхидея и держала в руках метлу.

– Ну, – сказала она, выпрямляясь, – полетели?

– Да, – сказал инспектор.

– Мама любит летать с комфортом, – сказала Орхидея, показывая рукой внутрь бочки.

Я увидела там небольшое, обитое красным, мягкое сиденьице. Занимало оно треть бочки.

– Я буду управлять, поэтому полечу стоя, – сказала Орхидея. – А вы садитесь, пожалуйста… Только я не знаю, хватит ли места на двоих. Ну, ты, Вика, можешь присесть инспектору на колени, – и Орхидея мне подмигнула.

Еще чего не хватало!

– Я тоже полечу стоя, – сказала я.

– Отлично, – сказал наглый инспектор. – Значит, мне будет удобнее. Вы, я думаю, довольно тяжелая, еще все ноги отдавите.

Что? Это он намекает, что я толстая, что ли? Ну, может, моя фигура и не идеальна, а вот он – так вообще доходяга! И, кстати, мог бы, как джентльмен, возразить, что стоя полетит он, а не я!

Орхидея открыла дверцу ступы.

Инспектор зашел внутрь и уселся. Я зашла, постаравшись наступить рыжему на ноги (кеды ведь очень мягкая вещь, даже если маскируются под туфли). Но этот проныра быстро поджал свои длинные ноги, сплясав какую-то полечку.

В бочку вступила Орхидея, закрыла дверцу, которая закрылась с таким же звуком, с каким захлопывается дверца автомобиля, выставила метлу наружу, как весло, и сказала:

– Вверх.

Я взялась руками за край. Ступа оторвалась от земли и, слегка покачиваясь, поднялась над макушками деревьев. Ой, как качает! Мы будто в лодке. Да еще в небольшой шторм, пожалуй. (Хотя я никогда не каталась в лодке в шторм. Да и вообще не каталась. Но, думаю, ощущения должны быть примерно те же.)

– Мы хотим пойти по следу предыдущей ступы, – сказал инспектор Орхидее.

– Да-да, – отозвалась она, – я помню. – Она легонько похлопала метлой по боку недвижно зависшей в воздухе ступы и сказала: – В стаю! В стаю!

Чего? В какую еще стаю?

Недоумение, похоже, отобразилось на моем лице, потому что инспектор сказал мне тихонько:

– В дикие древние времена ступы любили собираться стаями и летать куда им вздумается, попастись на воле, так сказать.

«Попастись на воле»! Они что, коровы, что ли, эти ступы?

Нет, ступа не была коровой, она была больше похожа на собаку: сначала стала вертеться то в одну сторону, то в другую, так что я будто очутилась на каком-то диком аттракционе, и у меня моментально голова закружилась.

– След берет, – радостно обернулась к нам Орхидея.

– Отлично, – сказал инспектор и обратился ко мне: – Может, присядете?

– Да, – сказала я. – Если вы встанете.

– Вот еще, – сказал он.

И я вдруг догадалась – по тому, как он избегал выглядывать наружу:

– Высоты боитесь?

Он хмуро посмотрел на меня и ничего не ответил. А в следующий миг бочка рванула вперед так, что я упала на инспектора. Он обхватил меня за талию, пробормотав:

– Держитесь.

А Орхидея, как заправский морской волк, над которым не властна качка, крепче перехватила руками метлу и будто вросла в дно бочки.

Ехать в ступе сидя гораздо удобнее, скажу я вам, даже если сидишь на коленях непонятно у кого.

Вдруг раздалось громкое пиканье. Раз, два… трижды.

– А! Работают, – сказал инспектор. Поднял левое запястье – часы мигали красным светом. Бондин обхватил меня с другой стороны правой рукой и нажал кнопку на часах. Те погасли. – Мы пролетели над границей поместья, – пояснил он мне.

Как приятно сбежать из-под ареста. Даже если это и не побег вовсе, а разрешенная инспектором вылазка. Потом я вдруг подумала… И спросила, перекрикивая шум ветра:

– А если люди увидят нас?

– В смысле, что вы меня обнимаете? – лукаво спросил он.

Я и правда держалась за его плечи. Ну не улетать же из этого ведра!

– Что по небу летит бочка! – возмущенно крикнула я.

– А, нет, они видят, что по небу летит дельтаплан, правда, с тремя планеристами, – он улыбнулся. – В наш век довольно просто замаскироваться. В технику верят, в чудеса нет.

Я почувствовала, что мы снижаемся, потом – что резко падаем, но затем мы довольно мягко приземлились. Я отлепила лицо от пиджака инспектора и открыла зажмуренные от страха глаза. Рыжий улыбнулся:

– Приехали.

Я и сама увидела, что приехали: мы остановились на берегу реки, и метрах в десяти от нас невысоко над землей выделывала кульбиты похожая на нашу бочка. Судя по всему, ей было очень весело: она шныряла в полуметре над травой, переворачивалась, вдруг резко взмывала на метр-другой вверх, потом снова летела к земле.

Я вскочила с колен инспектора.

– А вот и ступа Маргариты Петровны, – сказала Орхидея и похлопала метлой по боку нашей бочки: – Стоянка. – Потом повернулась к инспектору: – А теперь что?

– Это ведь недалеко от «Золотых тополей», – сказал инспектор, поднимаясь и оглядываясь.

– Ага, – сказала Орхидея. – А на том берегу, чуть подальше, выше по течению, наша с мамой ферма. Да и это место я знаю, мы сюда на Ивана Купала приходим, водяные нам гадают.

– Кто? – не поверила я своим ушам.

– Да живут тут два прозрачных увальня, – сказала Орхидея, – в реке. Ты им венки кидаешь. Если утащат, то не будет у тебя в этом году жениха, – голос ее погрустнел. – Мои всегда утаскивают.

Мой бы тоже в этом году утащили, наверное.

– И зачем они сюда приехали? – тихо недоумевал инспектор, выходя из бочки.

Я и Орхидея вышли тоже.

– Там, у берега, причал, – сказала Орхидея. – Лодки.

– Лодки? – переспросила я. – Но зачем? Они ведь могли и дальше лететь в ступе.

– Ступы не любят летать над большой водой, – объяснила Орхидея. – Боятся.

Ступы. Боятся. Почему бы и нет? Если они берут след, сбиваются в стаи и иногда пасутся на воле, то почему бы им не иметь страхов?

Мы пошли за Орхидеей по тропинке. Я разглядела, чем занимается Маргаритина бочка: она ловила собою белых бабочек-капустниц.

Потом мы спустились к старому серому причалу. Около него колыхались на воде сбившиеся в кучу лодки.

– Куда они могли поплыть? – спросил сам себя инспектор, присаживаясь на корточки и глядя на лодки.