Багдадская встреча. Смерть приходит в конце (сборник) Кристи Агата

Он повернулся, собираясь уйти, и едва не столкнулся с Хори, который спешил к нему из центральной комнаты.

– Вот ты где, Яхмос. Имхотеп ждет тебя. Пора подниматься к гробнице.

Яхмос кивнул.

– Уже иду. – Он понизил голос: – Хори, мне кажется, Хенет сошла с ума… она явно одержима демонами. Я начинаю верить, что это она виновата во всем.

Хори ответил не сразу, но голос его был спокоен и бесстрастен:

– Она странная женщина… и злая. Я так думаю.

Яхмос понизил голос еще больше:

– Хори, мне кажется, Ренисенб грозит опасность.

– Со стороны Хенет?

– Да. Она намекнула мне, что Ренисенб может быть следующей… кто уйдет.

Из центральной комнаты послышался капризный голос Имхотепа:

– Я что, должен ждать весь день? Что вы себе позволяете? Со мною больше никто не считается… Никому нет дела до моих страданий… Где Хенет? Только она меня понимает.

Из кладовой донесся торжествующий смех старухи:

– Слышал, Яхмос? Хенет! Только Хенет!

– Да, Хенет… – тихо сказал Яхмос. – Я понял. В тебе есть сила. Ты, мой отец и я… мы втроем…

Хори поспешил на зов Имхотепа. Яхмос еще что-то сказал Хенет, которая кивнула и улыбнулась злорадной, торжествующей улыбкой.

Затем, извинившись за задержку, он присоединился к Хори и Имхотепу, и трое мужчин направились к гробнице.

Для Ренисенб день тянулся медленно. Она не находила себе места – то и дело выбегала на галерею, шла к пруду, потом возвращалась в дом.

В полдень вернулся Имхотеп. Ему подали еду, и после трапезы он вышел на галерею. Ренисенб присоединилась к нему.

Она сидела, обхватив руками колени, изредка бросая взгляд на лицо отца. На нем сохранялось все то же отсутствующее и недоуменное выражение. Имхотеп почти все время молчал. Несколько раз тяжело вздохнул.

Один раз он позвал Хенет. Но та как раз ушла, чтобы отнести полотно бальзамировщикам.

Ренисенб спросила отца, где Хори и Яхмос.

– Хори отправился на поля льна – там нужно произвести подсчеты. Яхмос на пашне. Теперь все на нем… Себека и Ипи больше нет! Мои мальчики… мои красивые мальчики…

Ренисенб поспешила отвлечь его:

– А Камени не может проследить за работниками?

– Камени? Кто такой Камени? У меня нет сына с таким именем.

– Камени – писец. Он станет моим мужем.

Имхотеп удивленно посмотрел на нее:

– Твоим мужем, Ренисенб? Но ты выходишь замуж за Хея.

Ренисенб вздохнула, но промолчала. Она подумала, что не стоит пытаться вернуть его в настоящее – это жестоко. Однако через какое-то время Имхотеп вдруг встрепенулся и воскликнул:

– Ну конечно, Камени! Он отправился с указаниями для старшего в пивоварне. Я должен идти туда.

Имхотеп удалился, что-то бормоча себе под нос. Теперь он напоминал себя прежнего, и Ренисенб приободрилась.

Может, его умопомрачение было временным?..

Она огляделась. Тишина, окутавшая сегодня дом и двор, казалась зловещей. Дети играли у дальнего края пруда. Кайт с ними не было, и Ренисенб недоумевала, куда могла подеваться невестка.

На галерею вышла Хенет. Опасливо оглянувшись, она подошла к Ренисенб.

– Я ждала, когда ты останешься одна, Ренисенб. – Тон Хенет был прежним, жалобным и покорным.

– Зачем?

Хенет понизила голос:

– Меня попросили кое-что тебе передать… Хори.

– Что он сказал? – обрадовалась Ренисенб.

– Просил тебя подняться к гробнице.

– Прямо сейчас?

– Нет. Приходи туда перед заходом солнца. Так он просил передать. Если его там не будет, подожди. Он сказал, это важно.

Помолчав немного, Хенет прибавила:

– Мне пришлось подождать, пока ты останешься одна… и чтобы никто не мог нас подслушать.

И она неслышно удалилась.

Ренисенб почувствовала облегчение. Она радовалась возможности еще раз насладиться тишиной и покоем гробницы. Радовалась, что увидит Хори и сможет откровенно поговорить с ним. Единственное, что немного удивило ее, – почему он доверился Хенет.

И все же старуха, несмотря на всю свою злобность, выполнила его просьбу.

«Почему я все время боюсь Хенет? – подумала Ренисенб. – Ведь я сильнее ее».

Она гордо выпрямилась, чувствуя себя молодой, полной сил и уверенной в себе…

Поговорив с Ренисенб, Хенет вернулась в кладовую с постельным бельем и, тихонько посмеиваясь, склонилась над разбросанными простынями.

– Скоро вы опять понадобитесь, – радостно сказала она. – Слышишь, Ашайет? Теперь я тут хозяйка, и я говорю тебе, что в твое полотно завернут еще одно тело. Как ты думаешь, чье? Ха-ха! И ты ничего не можешь с этим поделать, да? Ни ты, ни брат твоей матери, номарх! Правосудие? Тебе подвластно правосудие в этом мире? Ответь!

За грудой простыней что-то шевельнулось. Хенет хотела повернуться на звук, но не успела.

Ей на голову набросили широкий кусок полотна, закрыв нос и рот. Безжалостная рука обматывала ткать вокруг ее тела, пеленала, словно покойника, пока она не перестала сопротивляться…

Ренисенб сидела у входа в грот и смотрела на Нил, погрузившись в мечты.

Ей казалось, что прошло очень много времени с тех пор, как она впервые сидела здесь после возвращения в отчий дом. В тот день она радостно объявила, что тут ничего не изменилось, что все в доме осталось точно таким же, как восемь лет назад, когда она его покинула.

Ренисенб вспоминала, как Хори объяснял ей, что она сама уже не та девушка, которая уехала с Хеем, а она возражала, что скоро станет прежней.

Потом Хори заговорил о переменах, идущих изнутри, о порче, которая незаметна снаружи.

Теперь Ренисенб понимала, что он имел в виду, произнося эти слова. Он пытался ее подготовить. А она была такой самоуверенной, такой слепой… с готовностью принимала все за чистую монету.

И только появление Нофрет открыло ей глаза.

Да, появление Нофрет. С этого все началось…

Вместе с Нофрет пришла смерть…

Трудно сказать, была ли Нофрет воплощением зла, но она принесла с собой зло…

И это зло все еще среди них.

Ренисенб снова попыталась убедить себя, что виноват во всем дух Нофрет…

Нофрет… злобная и мертвая…

Или Хенет, злобная и живая. Презираемая, льстивая, подобострастная Хенет…

Ренисенб поежилась, переменила позу, потом медленно встала.

Она больше не может ждать Хори. Солнце уже опускалось за горизонт. Почему он не пришел?

Ренисенб выпрямилась, огляделась и стала спускаться по тропе в долину.

В этот вечерний час было очень тихо. Тихо и красиво, подумала Ренисенб. Что могло задержать Хори? Если б он пришел, они провели бы этот час вместе…

Больше таких часов не будет. В самое ближайшее время, когда она станет женой Камени…

Неужели она собирается выйти замуж за Камени? Потрясенная, Ренисенб стряхнула с себя оцепенение и покорность, которые так долго владели ею. У нее было такое чувство, словно она очнулась от лихорадочного сна. Онемев от страха и неизвестности, женщина соглашалась со всем, что ей предлагали…

Но теперь она прежняя Ренисенб, и если выйдет за Камени, то лишь по собственному желанию, а не потому, что так хочет семья. За Камени, у которого такое красивое, смеющееся лицо! Ведь она его любит, правда? Вот почему она собирается за него замуж.

Здесь, в этот вечерний час, настал момент ясности и истины. Все стало на свои места. Она, Ренисенб, смотрит на мир с высоты, спокойная и отважная, наконец обретшая себя.

Разве однажды она не сказала Хори, что должна спуститься по тропе одна – в час смерти Нофрет? Что, несмотря на страх, должна проделать этот путь в одиночестве.

Ну вот, она идет по тропе. Примерно в это время они с Сатипи склонились над телом Нофрет. И примерно в это время сама Сатипи спускалась в долину, оглянулась… и увидела неотвратимую судьбу.

И примерно в этом же месте. Что такого могла услышать Сатипи? Что заставило ее оглянуться?

Шаги?

Шаги… но теперь сама Ренисенб слышала звук шагов… Кто-то спускался вслед за нею по тропе.

Сердце ее замерло от страха. Значит, все так и было! Нофрет идет сзади, преследует ее…

Замирая от страха, женщина продолжила спуск. Не замедляя и не ускоряя шаг. Она должна преодолеть себя, потому что ни в чем не виновата, не сделала никому зла…

Наконец, собравшись с духом, Ренисенб оглянулась.

И тут же почувствовала облегчение. За ней шел Яхмос. Не дух мертвой Нофрет, а родной брат. Наверное, он был чем-то занят в зале для жертвоприношений гробницы и вышел оттуда после того, как она прошла мимо.

Ренисенб остановилась.

– О Яхмос! – радостно воскликнула она. – Как хорошо, что это ты!

Он быстро приближался к ней. Ренисенб хотела сказать ему о своих глупых страхах, но слова замерли у нее на губах.

Это был не тот Яхмос, которого она знала, – ласковый и добрый брат. Глаза его горели, и он нервно облизывал пересохшие губы. Вытянутые вперед ладони были слегка согнуты, пальцы напоминали когти.

Яхмос смотрел на нее, и его взгляд говорил обо всем. Взгляд убийцы, который снова собирался убить. В нем была всепоглощающая жестокость, злобное удовлетворение.

Яхмос… безжалостным врагом был Яхмос! Под маской мягкости и доброты скрывалось… это!

Она думала, что брат ее любит… но в этом злобном, потерявшем человеческий облик существе не было ни капли любви.

Ренисенб вскрикнула – слабо и беспомощно.

Это смерть, поняла она. У нее не хватит силы сопротивляться Яхмосу. В этом месте, где тропа сужается и откуда упала Нофрет, она тоже встретит свою смерть…

– Яхмос! – взмолилась Ренисенб.

Произнося его имя, она вложила в него всю любовь, которую раньше испытывала к старшему брату. Бесполезно. Яхмос засмеялся – тихим, нечеловеческим, торжествующим смехом. Потом он бросился вперед, вытянув перед собой похожие на когти пальцы, словно хотел схватить ее за горло…

Ренисенб попятилась, прижалась к скале и выставила ладони в тщетной попытке оттолкнуть его. Смерть неумолимо приближалась.

И вдруг она услышала слабый звук, словно звон натянутой струны…

Что-то просвистело в воздухе. Яхмос остановился, покачнулся и с громким воплем ничком рухнул к ее ногам. Ренисенб растерянно смотрела на оперение стрелы. Потом подняла взгляд и увидела Хори с луком в руках…

– Яхмос… Яхмос…

Потрясенная, Ренисенб снова и снова повторяла имя брата. Как будто никак не могла поверить…

Она стояла у входа в грот, и рука Хори по-прежнему крепко обнимала ее. Ренисенб не помнила, как он вел ее вверх по тропе. Она лишь беспрестанно шептала имя брата – в изумлении и ужасе.

– Да, Яхмос, – тихо сказал Хори. – Все смерти – дело его рук.

– Но как? Почему? И разве это мог быть он… ведь он сам был отравлен. Едва не умер.

– Нет, Яхмос не рисковал жизнью. Он точно рассчитал, сколько вина выпить. Яд вызвал у него недомогание, а потом он преувеличивал свои симптомы и страдания. Это был способ отвести от себя подозрения.

– Но как он мог убить Ипи? Он был так слаб, что не держался на ногах!

– Тоже притворство. Вспомни слова Мерсу о том, что после того, как яд выйдет из тела, силы быстро восстановятся. Так все и было.

– Но зачем, Хори? Этого я не могу понять – зачем?

Управляющий вздохнул:

– Помнишь, Ренисенб, как однажды я рассказывал тебе о порче, которая идет изнутри?

– Помню. Сегодня вечером я как раз об этом думала.

– Ты как-то сказала, что Нофрет принесла с собой зло. Ты ошибалась. Зло уже жило здесь – в сердцах домочадцев. Появление Нофрет лишь заставило его выйти из тьмы на свет. Ее присутствие сломало преграды. У Кайт нежная любовь к детям обернулась безжалостным эгоизмом в пользу себя и своего потомства. Себек из приятного и веселого молодого мужчины превратился в хвастливого и безвольного распутника. Ипи оказался не испорченным, но милым ребенком, а интриганом и себялюбцем. Сквозь фальшивую преданность Хенет стала явственно проступать злоба. Выяснилось, что громогласная Сатипи – трусиха. Сам Имхотеп превратился в капризного, напыщенного тирана.

– Знаю… знаю. – Ренисенб вытерла глаза. – Можешь не объяснять. Я и сама все это постепенно поняла… Но в чем причина… откуда берется эта порча, которая, как ты говорил, поражает человека изнутри?

Хори пожал плечами:

– Кто знает? Наверное, человек не может не меняться, и если он не становится добрее и мудрее, то перемены идут в другом направлении – в нем всходят семена зла. Или эти люди просто вели замкнутую, ограниченную жизнь – у них не было ни широты взглядов, ни воображения. Или, подобно болезням растений, зло заразно и передается от одного к другому.

– Но Яхмос… он как будто совсем не менялся.

– Да, и это одна из причин, Ренисенб, почему я начал его подозревать. Остальные – таковы уж были их характеры – могли дать выход своим чувствам. Но Яхмос всегда оставался робок, послушен, и у него не хватало смелости для бунта. Он любил Имхотепа и не жалел сил, чтобы угодить ему, а Имхотеп считал сына старательным, но глупым и медлительным человеком. Он презирал Яхмоса. Сатипи тоже ни во что его не ставила, помыкала им… Постепенно бремя глубоко затаившейся обиды становилось все тяжелее. Чем покорнее казался Яхмос, тем ярче горел внутри огонь его гнева.

А затем, когда он уже приготовился пожинать плоды своего усердия и прилежания, став совладельцем отца, появилась Нофрет. Именно она – или ее красота – стала последней каплей. Нофрет бросила вызов праву всех троих братьев называться мужчинами. Она разбередила открытую рану Себека, высмеивая его глупость, она привела в ярость Ипи, обращаясь с ним как с капризным ребенком без намека на мужественность, она демонстрировала Яхмосу, что не считает его мужчиной. Именно после появления Нофрет острый язык Сатипи довел Яхмоса до белого каления. Насмешки жены, утверждения, что из них двоих у нее больше оснований называться мужчиной, – все это заставило его потерять самообладание. Встретив Нофрет на узкой тропе, он, ослепленный яростью, столкнул ее вниз.

– Но ведь это Сатипи…

– Нет, Ренисенб. Тут вы все ошибаетесь. Сатипи снизу видела, как все произошло. Теперь ты понимаешь?

– Но Яхмос был с тобой в поле.

– Да, но только последний час. Однако ты не поняла, Ренисенб, что тело Нофрет было холодным. Ты же коснулась ее щеки. Тебе казалось, что она упала только что. Нофрет была мертва уже не меньше двух часов – в противном случае на жарком солнце ее лицо не показалось бы тебе холодным. Сатипи все видела. И в страхе бродила поблизости, не зная, что делать. Потом заметила тебя и попыталась отправить обратно.

– Хори, ты давно это знаешь?

– Догадался я довольно быстро. Поведение Сатипи подсказало мне это. Она кого-то – или чего-то – смертельно боялась, и скоро мне стало ясно, что боится она Яхмоса. Сатипи перестала донимать его, старалась всеми способами угодить ему. Понимаешь, это стало для нее ужасным потрясением. Яхмос, которого она презирала, считала самым робким из людей, убил Нофрет. Мир Сатипи перевернулся с ног на голову. Подобно большинству скандальных женщин, она была трусливой. Новый Яхмос пугал ее. От страха Сатипи начала разговаривать во сне. Вскоре Яхмос понял, что она представляет для него опасность…

Теперь, Ренисенб, тебе должен стать ясен смысл того, что ты видела своими глазами. Сатипи увидела вовсе не призрак Нофрет, когда упала со скалы. Она увидела лицо человека, который шел за нею, – собственного мужа. На этом лице было написано намерение столкнуть ее вниз, как он столкнул другую женщину. Объятая страхом, она попятилась и сорвалась. Имя Нофрет, которое Сатипи прошептала тебе перед смертью, означало совсем другое: Яхмос убил Нофрет.

Помолчав немного, Хори продолжил:

– Иса догадалась обо всем после одной фразы Хенет, не имевшей отношения к делу. Хенет пожаловалась, что я смотрю сквозь нее, словно вижу за ее спиной то, чего там нет. А потом заговорила о Сатипи. И тут Иса поняла, что все гораздо проще, чем ты думала. Сатипи не смотрела за спину Яхмоса – она смотрела на самого Яхмоса. Чтобы проверить свою догадку, Иса повторила слова Хенет, но так путано, что их мог понять только Яхмос – и только в том случае, если ее подозрение верно. От неожиданности он выдал себя, всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы Иса убедилась в своей правоте. Однако Яхмос понял, что она его подозревает. А когда подозрение возникло, все быстро стало на свои места, несмотря на рассказ пастушка… Мальчик был до такой степени предан Яхмосу, что беспрекословно выполнял все приказы господина… и в тот же вечер даже выпил настойку, от которой больше не проснется…

– О Хори, я не могу поверить, что Яхмос был способен на такое! Нофрет… да, я это понимаю. Но остальные убийства?

– Это трудно объяснить, Ренисенб, но как только сердце впускает в себя зло… оно расцветает в нем, как маки на хлебном поле. Наверное, Яхмос всю жизнь был склонен к насилию, но не решался на него. Он презирал свою роль робкого и покорного человека. Думаю, убийство Нофрет подарило ему ощущение власти. И первой это продемонстрировала Сатипи. Жена, вечно бранившая и оскорблявшая его, теперь стала послушной и испуганной. Обиды, до сей поры глубоко запрятанные, подняли головы – как змеи, одну из которых мы видели здесь на тропе. Себек и Ипи… один красивее, другой умнее – поэтому они должны уйти. Он, Яхмос, станет хозяином дома, единственной надеждой и опорой отца! Смерть Сатипи усилила удовольствие, которое он получал от убийства. Яхмос почувствовал себя еще более могущественным. После этого разум его помрачился… и зло полностью завладело им.

Ты, Ренисенб, не была ему соперницей. И он тебя любил – насколько это было еще возможно. Но мысль о том, что твой муж унаследует часть поместья, Яхмос перенести не мог. Думаю, Иса согласилась выдать тебя замуж за Камени по двум причинам. Вопервых, если Яхмос нанесет очередной удар, его жертвой станет скорее Камени, чем ты… В любом случае она попросила меня проследить, чтобы с тобою ничего не случилось. Вовторых, Иса – она была храброй женщиной – хотела спровоцировать Яхмоса. Я следил за ним – поскольку он меня не опасался, – чтобы поймать с поличным.

– И тебе это удалось, – сказала Ренисенб. – О Хори, я так испугалась, когда оглянулась и увидела его…

– Знаю, Ренисенб. Но так было нужно. Пока я не отходил от Яхмоса, ты была в безопасности… Но это не могло продолжаться вечно. Я знал, что, если у него появится возможность столкнуть тебя со скалы, в том же месте, он этой возможностью воспользуется. Тогда снова оживут сверхъестественные объяснения всех смертей.

– Значит, просьба, которую передала мне Хенет, была не от тебя?

Хори покачал головой:

– Я тебе ничего не передавал.

– Но почему Хенет… – Ренисенб умолкла и покачала головой: – Я не понимаю, какую роль во всем этом играла Хенет.

– Мне кажется, Хенет знает правду, – задумчиво произнес Хори. – Сегодня утром она дала ему ясно это понять… что очень опасно. Яхмос использовал ее, чтобы заманить тебя сюда… вероятно, Хенет сделала это с радостью… потому что она тебя ненавидит, Ренисенб.

– Знаю.

– А потом… Интересно, что потом? Хенет была убеждена, что знание даст ей власть. Но я не верил, что Яхмос надолго оставит ее в живых. Может, она уже…

Ренисенб поежилась.

– Яхмос был безумен, – сказала она. – Им овладели злые духи, но он не всегда был таким.

– Не всегда. И все же… Помнишь, Ренисенб, я рассказывал тебе о детстве Себека и Яхмоса, о том, как Себек бил Яхмоса камнем по голове, а потом прибежала твоя испуганная мать и сказала: «Это опасно». Мне кажется, она имела в виду, что опасно так обходиться с Яхмосом. А на следующий день Себек заболел… все подумали, что он чем-то отравился… Я думаю, Ренисенб, твоя мать знала о скрытой злобе, которая живет в груди ее ласкового, робкого сына, и боялась, что однажды эта злоба вырвется наружу…

Ренисенб вздрогнула:

– Неужели все не такие, какими кажутся?

Хори улыбнулся:

– Иногда такие. Например, мы с Камени. Думаю, мы оба такие, какими ты нас видишь, Ренисенб. Камени и я…

Он многозначительно посмотрел на Ренисенб, и она вдруг поняла, что должна сделать главный в своей жизни выбор.

– Мы оба любим тебя, Ренисенб, – продолжил Хори. – Наверное, ты это знаешь.

– И тем не менее, – медленно проговорила женщина, – ты не возражал против моей свадьбы, ничего не сказал… ни слова.

– Ради того, чтобы тебя защитить. Иса была согласна со мною. Я должен был притворяться безразличным, чтобы все время следить за Яхмосом, не вызывая у него подозрений, – объяснил Хори и с чувством прибавил: – Ты должна понимать, Ренисенб, что Яхмос много лет был моим другом. Я любил его. Пытался уговорить твоего отца, чтобы он дал Яхмосу власть и положение, которых тот жаждал. Тщетно. Все это пришло к нему слишком поздно. В глубине души я не сомневался, что Яхмос убил Нофрет, но заставлял себя не верить. Находил разного рода оправдания, даже для его поступка. Мой несчастный друг Яхмос был мне очень дорог. Потом смерть Себека, Ипи, наконец, Исы… Тогда я понял, что в душе Яхмоса зло окончательно победило добро. И он принял смерть от моих рук. Быструю, почти безболезненную смерть.

– Смерть… От нее никуда не деться.

– Нет, Ренисенб. Сегодня пред тобою не смерть, а жизнь. С кем ты ее разделишь? С Камени или со мной?

Ренисенб смотрела прямо перед собой, на долину внизу и на серебристую ленту Нила.

Перед ее внутренним взором очень четко возникло улыбающееся лицо Камени, каким оно было в тот день в лодке. Красивый, сильный, веселый… Она снова почувсвовала жар в крови. Теперь Ренисенб его любила. Камени может занять место Хея в ее жизни.

«Мы будем счастливы вместе, – подумала она. – Да, мы будем счастливы. Мы будем жить вместе, любить друг друга, у нас будут сильные, красивые дети. Дни, заполненные трудом… и дни удовольствий, когда мы будем плыть под парусом по Нилу… Жизнь снова будет такой же, как с Хеем. Могу ли я желать лучшего? Чего я хочу?»

Она медленно, очень медленно повернулась к Хори. Как будто спрашивала его – без слов.

И он ответил, словно понял ее:

– Я любил тебя, когда ты была еще ребенком. Я любил твое серьезное лицо и уверенность, с которой ты приходила ко мне с просьбой починить сломанные игрушки. А потом, после восьми лет отсутствия, ты снова пришла сюда, сидела рядом, делилась своими мыслями… Твои мысли, Ренисенб, не похожи на мысли остальных членов семьи. Они не направлены внутрь, не ограничены узкими рамками. Твой разум подобен моему – он смотрит за Реку, видит мир перемен, новых идей… видит мир, где все возможно для тех, кто обладает смелостью и воображением…

– Знаю, Хори. Знаю. Я чувствовала то же, что и ты. Но не всегда. Будут моменты, когда я не смогу следовать за тобою, когда я буду одна…

Ренисенб умолкла, не находя слов, чтобы выразить путаные мысли. Она не могла представить, какой будет ее жизнь с Хори. Несмотря на его нежность, несмотря на его любовь к ней, в чем-то он останется непредсказуемым и непостижимым. Им суждены мгновения высокого счастья… но какой будет их повседневная жизнь?

Она порывисто протянула к нему руки:

– О Хори, реши за меня. Скажи, что мне делать?

Мужчина улыбнулся ей, как улыбался маленькой Ренисенб. Но не взял ее протянутые руки.

– Я не могу сказать, что тебе делать со своей жизнью, Ренисенб… потому что это твоя жизнь… и решать только тебе.

И тогда она поняла, что помощи не будет, что Хори не станет обращаться к ее чувствам, как Камени. Если был Хори дотронулся до нее… но он этого не сделал.

И вдруг Ренисенб со всей ясностью осознала, какой ей предстоит сделать выбор – легкая жизнь или трудная. Велико искушение повернуться и сойти вниз по извилистой тропе к нормальной жизни, которая ей знакома и которой она уже жила с Хеем. Там ее ждет безопасность… Она будет делить с мужем ежедневные радости и горести… и ей нечего будет бояться, кроме старости и смерти.

Смерть… Мысли Ренисенб совершили полный круг, от жизни к смерти. Хей умер. Возможно, Камени тоже умрет и его лицо, подобно лицу Хея, медленно сотрется из ее памяти…

Она посмотрела на Хори, безмолвно стоящего рядом с ней. Странно, подумала Ренисенб, она никогда не обращала внимания на внешность Хори. Ей это было ни к чему…

Ренисенб ответила, уверенно и решительно – таким тоном она когда-то говорила, что одна спустится по тропе на закате солнца.

– Я сделала выбор, Хори. Я разделю свою жизнь с тобою: мы будем делить все радости и горести до самой смерти…

Он обнял Ренисенб, и на его лице появилось новое для нее выражение – нежности. Ее сердце переполнилось счастьем и восторгом, ощущением радости бытия.

«Если Хори суждено умереть, – подумала она, – я его не забуду! Хори – это песня, которая всегда будет звучать в моем сердце. Это значит… что смерти больше нет».