Привести в исполнение Корецкий Данил
— Я к этому грязному делу руки не приложу! И вообще, больше на точке вы меня не увидите!
— Вот это другой разговор, здравый. Это пожалуйста. Не можешь, не нравится, трудно тебе — уйди в сторону.
Ромов помолчал, подвигал челюстью.
— Только кто будет за тебя в грязи ковыряться? Пусть удавы по земле ползают, учителя деток уводят, кисляевы всяких девчонок насилуют… Так выходит?
Он поднялся, отряхнул ладони, будто пыль сбивал.
— Ты не говорил, я не слышал. Скажу Викентьеву, что Лунина исполнять не будем. Пусть принимают решение.
Ромов вышел из кухни, протопал по коридору, хлопнула входная дверь.
— И что теперь? — спросил Попов.
Товарищ пожал плечами. Он выглядел усталым и подавленным.
— Вот тебе и старичок-боровичок…
— Я сразу говорил, что это афера.
— Говорить легко… Делать трудно…
Сергеев несколько раз вздохнул, успокаиваясь, сел на место, со стуком поставил рюмку.
— Конечно, если хорошее дело…
Он налил до краев, поднес ко рту, замешкался и резко отвел руку. Водка выплеснулась на брюки и белую пластиковую поверхность. Гигант потер левую сторону груди.
— Сердце?
Сергеев качнул головой.
— Мышцу сводит. Сейчас пройдет. А Викентьев вызовет, скажем — разыграли мухомора. Но рапорт я ему положу. Завтра же.
На следующий день озабоченный Ромов вошел в кабинет к начальнику спецгруппы «Финал».
— Я насчет исполнения Лунина, — едва поздоровавшись, начал он.
— Подожди секунду, Иван Алексеич. — Викентьев тоже выглядел озабоченным. — Тут такое дело… — Подполковник на миг отвел глаза, но тут же вернул взгляд куда положено — прямо в лицо старому сослуживцу. — Такое дело, аксакал, надо рапорт писать. На отдых.
— А кто это, позвольте спросить, за меня решает? — хмуро поинтересовался Ромов.
— Оно само собой получилось, мы с тобой, старые козлы, и не додумались…
— Похоже, что старый козел тут только один. — Иван Алексеевич ждал.
— Ты почему столько лет в отставке, а работаешь в группе? — спросил Викентьев и сам ответил:
— Да потому, что не было первого номера на замену! Но теперь-то он есть! Мне об этом еще на исполнении прокурор сказал. И генерал сразу: Сергеева в приказ — первым, а Ромова с почетом на заслуженный отдых… Что тут возразишь?
Ромов секунду подумал, пожевал губами.
— Дай листок бумаги.
Неловко присев с торца стола, Иван Алексеевич написал рапорт, протянул его Викентьеву, вспомнив, достал картонку специального пропуска на вход в Управление в любое время суток.
— Возьми. К кассе и по пенсионному пропускают. Да, еще…
Он покопался в карманах широких, будто чужих, брюк, позвенел металлом и вытащил ключ с резной двусторонней бородкой.
— Это от сейфа там, в «уголке». Теперь все.
Ромов выглядел совершенно спокойным. Викентьев знал его давно и понимал, что это маска, призванная скрыть глубокую обиду.
— Так что ты хотел про Лунина? — Викентьев попытался сгладить остроту ситуации. Но бывший первый только махнул рукой.
— Теперь это не мое дело. Сами разбирайтесь. — И, выйдя из кабинета, добавил:
— Чувствую я — такое вы наработаете!
Два дня Сергеев и Попов находились в напряжении, но Викентьев служебного расследования не затевал, ни о чем не спрашивал и о предстоящем исполнении Лунина не вспоминал.
Он рассказал об отставке Ромова и его обиде: понятно, так сразу раз!
— пинок под зад, кому приятно… Но с другой стороны — сколько можно работать?
Сергеев вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо рапорт, хотел порвать, но передумал и положил в сейф.
— Что ни делается, все к лучшему, — сказал он Попову. — Надо попробовать с врачом. Только подход найти убедительный…
Предлог для контакта с Буренко майор искал основательно и нашел. Через пару дней оперативники из областного УВД майор Сергеев и капитан Попов зашли в Бюро судебно-медицинской экспертизы. Ничего странного в этом не было, дела в СМЭ есть у них почти всегда, а что явились к концу работы — так сыщики крутятся как белки в колесе и времени не выбирают. Словом, обычный рабочий визит. И вскинувшийся было навстречу вошедшим эксперт Буренко взял себя в руки и с безразличным видом вернулся к микроскопу.
— Мы к вам, Николай Васильевич, — проговорил Сергеев. — За советом не врача, но нумизмата…
Сергеев полез в карман, отметив, что на одутловатом лице эксперта отразилась тень удовольствия.
— Ты на все руки, как я погляжу. — Сухопарый, будто иссушенный формалином, сосед по кабинету то ли одобрял разносторонность коллеги, то ли, наоборот, — осуждал.
— Эту монету изъяли у квартирного вора. Он показаний не дает, а нам надо устанавливать, где он ее взял. Заявлений нет. Отсюда вопрос: что за монета, где искать хозяина. Вы, коллекционеры, друг о друге больше нас знаете.
Буренко как-то странно взглянул на оперативника, взял небольшой серебряный диск, внимательно рассмотрел со всех сторон сквозь толстую лупу, привычно извлеченную из кармана халата, и молча вернул.
— Что скажете?
— Греческая драхма, — с тем же странным выражением ответил врач. — Вы хотите, чтобы я назвал адрес и фамилию владельца?
— Хотя бы приблизительно: у кого могла быть такая монета?
— А вы не знаете?
— Я же говорю — наш не колется, заявлений нет. Откуда же нам знать?
— Уже почти шесть, — вступил в разговор Попов. — Может, по дороге поговорим?
Буренко неопределенно качнул головой, грузно поднялся с белой вертящейся табуретки и начал переодевать халат.
— Пусть в ресторан ведут, — напутствовал высушенный сосед. — А то получается, ты за одну зарплату два дела делаешь…
— Какие еще «два дела»? — недовольно буркнул эксперт и, не застегивая пальто, пошел к выходу.
Зима стояла теплая, как почти всегда бывает в Тиходонске, снег подтаял и покрылся скользкой ледяной коркой. Буренко запахнулся и, с трудом удерживая равновесие, двинулся по «стеклянному» тротуару. Раньше морг и Бюро СМЭ располагались в центре города на тихой пешеходной улице, несколько лет назад переехали в новое громадное здание комплекса «Скорой помощи», выросшего в степи между северной окраиной старого Тиходонска и стремительно расстраивающимся жилым массивом. Добираться на работу и обратно стало проблемой: транспорт сюда почти не ходил, а до Магистрального проспекта было не меньше полутора километров. Зато «уголок» находился почти рядом — пять минут машиной, иногда Буренко забирали прямо с дежурства.
В сотне метров от больничных ворот начинались частные дома, тротуар здесь был посыпан золой, и Буренко перевел дух.
— Ну, зачем я вам понадобился? — Вопрос прозвучал сухо, если не враждебно.
— Насчет монеты посоветоваться, — сказал Сергеев, которому не нравилось странное поведение врача, тем более что он не мог понять его причины. Может, старый мухомор настучал? Так не должен…
— Я вам могу назвать фамилию и адрес хозяина. Можем зайти — живет он неподалеку. — Буренко остановился и попытался посмотреть гиганту в глаза. Такие попытки всегда выглядели смешно. — Никто у него ничего не крал. Монету вчера взял под расписку майор милиции Сергеев, будто для сравнительной экспертизы. Но мы приятели — этого майор не учел. Грубая работа. Давайте, я слушаю.
Оперативникам было не до смеха.
— Лучше зайти куда-нибудь, сделать по сто граммов, закусить. И разговор легче пойдет.
В голосе Сергеева вряд ли можно было распознать оттенок смущения.
— Нет, — отрезал эксперт. — Разговор за бутылкой — это одно, а милицейские штучки-дрючки — совсем другое. И совмещать их нельзя. Говорите!
Место под ржаво качающимся фонарем на продуваемой ветром улице совсем не подходило для предстоящей беседы, но разогнавшегося Сергеева остановить было невозможно.
— Есть дело, — отрывисто бросил он. — Монета — предлог. Ничего обидного в этом нет. Короче. Скоро исполнение Лунина. Слышали про такого?
Буренко кивнул. Очевидно, тон Сергеева подействовал: эксперт уже не казался враждебным, просто усталым и злым.
— Что думаете? — по-прежнему отрывисто спросил майор. — Правильно стрелять капитана милиции за трех мерзавцев?
— И за двоих стреляли… Бывало — за одного. Кто мерзавец, кто не мерзавец — определить обычно трудно. А что капитан… Закон-то вроде для всех один!
Все шло прахом. Повернуться и уйти — значит отказаться от задуманного. Доверяться человеку, явно находящемуся не в духе, испытывающему к тебе неприязнь, сводящему серьезный долгий разговор к трехминутной перебранке в желтом прыгающем скрипучем круге света, не способного рассеять уже довольно густые сумерки, — и вовсе глупо. Попов ждал, что товарищ плюнет и выждет более удобный момент. Хотя такого может и не быть.
— Про законы сейчас все знают… Грамотные, образованные. Только, как говорит ваш лучший друг Иван Алексеевич, — толку нет.
Сергеев придвинулся к врачу вплотную, нависая над ним внушительной массой.
— Почему вдруг он — «лучший друг»? — Буренко отступил на шаг.
— Неважно. Дело в другом. — Майор снова сократил дистанцию. — На этом исполнении вам не надо ничего проверять. Ни зрачковую реакцию, ни пульс, ни дыхание. Покрутитесь для вида, и все, такая к вам просьба. Затем и пришли с этой дурацкой монетой.
— Конспираторы… — озадаченно протянул врач. — Уж действительно… Я и не знал, что такие вещи делают!
Реакция судмедэксперта была какой-то странной, Попов понял, в чем дело, только услышав следующую фразу:
— А почему Викентьев вас прислал, а не сам? И в таком месте, на улице…
Оперативники переглянулись.
— Вы только что правильно все сказали, — мягко ответил Сергеев. — Именно конспирация. Считайте, что Викентьев ничего не знает. Даже если вы обратитесь к нему напрямую, он будет удивлен. По крайней мере, сделает вид, что удивлен.
— Я же говорю: милицейские штучки-дрючки…
— Отойдите в сторону, — сердито заверещала маленькая старушка в прожженном ватнике. — Места мало, что на самой дороге стали, весь проход загородили!
Буренко запнулся на полуслове и, подталкиваемый костлявым кулачком, двинулся по узкой полоске золы на отблескивающем льду. Старушка шла следом, бурча и звеня огромными ведрами. В сотне метров находилась водозаборная колонка.
Глава двадцатая
В особом блоке Учреждения КТ-15 время не двигалось. Тот же спертый, прокуренный воздух, тот же старый, с печатью безысходной претерпелости на лице прапорщик, тот же капитан в вечно мятой форме и с таким же мятым лицом, те же безразличные ко всему волкодавы дежурного наряда, то же домино и те же резиновые палки.
Днем и ночью здесь было одинаково плохое желтое освещение, зимой и летом — одинаковая духота и вонь. И девять одинаковых экранов мониторов показывали внутренности одинаковых камер, в которых находились одинаково уравненные приговором временные постояльцы.
Лунин выделялся из среды обычных транзитников этого накопителя смерти.
— Колбасу давали, кефир, я котлеты из дома приносил, — рассказывал капитан, выбирая на связке нужный ключ. — Свой как-никак. Только ел плохо… И за что его? Сколько волков, труболетов всяких миловали да в общий корпус переводили… А тут…
Из камеры вышел заросший седой щетиной сильно горбящийся человек, совсем не похожий на фотографию в паспорте Лунина. Обвел всех потухшими глазами, задержался на Сергееве, вытянул вперед руки, хрипло пояснив:
— Плечо болит, назад не выворачивается…
В спецавтозаке Сергеев снял с него наручники и дверь в камеру не запер. Попов почему-то испытывал беспокойство от нарушения обычного порядка: будто рядом в клетке зверь-людоед, который в любую минуту может вырваться наружу.
— Вот где свиделись, Саша, — так же хрипло сказал Лунин. — Об этом же все время думаешь, в снах видишь и спрашиваешь себя: кто же придет? Я ведь почти всех ребят знаю, наверняка кто-то знакомый… Перебирал, перебирал, а про тебя не вспоминал.
— Водки дать? — Не ожидая ответа, Сергеев отвинчивал колпачок плоской фляжки.
— Давай. Мне ребята в блоке так и сказали. Своему нальют для храбрости…
Голос смертника был равнодушен. Он залпом выпил стакан, от плавленого сырка и хлеба отказался, попросил сигарету.
— Горькая водка какая-то… Или давно не пил…
Кузов спецавтозака наполнился тяжелым духом спиртного и табака.
— Там лекарства, — пояснил Сергеев. — Успокаивающее, снотворное. Большая доза.
Спецгруппа еще не была укомплектована полностью, Сергеев согласился выполнять функции и первого, и третьего номера, благодаря чему в бронированном фургоне, как обычно, находились только он и Попов.
Викентьев сидел в кабине и размышлял, что так не годится, надо искать человека на место шестого.
— Кого возьмете вместо Петьки? — Сивцев как будто читал мысли.
— Посмотрим…
— Петька разошелся: говорит, и за первого мог бы работать, — неодобрительно продолжил пятый. — А правда, что первый за каждое исполнение сотню получает?
— Поменьше, — нехотя ответил второй.
— А что офицерское звание присваивают, правда?
— Разбежались. Сразу генерала получит…
Сивцев тяжело вздохнул.
— А чего, все равно интересней, чем баранку вертеть…
— Следи за дорогой! — приказал Викентьев, и водитель обиженно смолк. В кабине наступила тишина. Викентьев обдумывал возможные кандидатуры.
В кузове фургона тоже молчали. Лунин часто зевал. Действовали снотворное и водка, хотя многие смертники зевают и без этого.
Спецавтозак сделал плановую остановку. Слышалея стук вагонных колес. Переезд. До города два километра. Очень напряженное место. Шлагбаум, машины могут стать и сзади и сбоку. Здесь конвой всегда настороже. Но не сейчас. Никто не будет освобождать Лунина извне. Никому он не нужен.
— Подействовали лекарства? — спросил Сергеев.
— Как пьяный… Вроде и сон наваливается, ноги ватные. Заснул бы — и все. Да разве заснешь? И не положено — разбудите…
— Слушай внимательно, — перебил Сергеев. — Мы не будем исполнять приговор. Я выстрелю имитационной пулей — будет удар, как камнем из рогатки. И вались вперед, лежи тихо, засыпай. Мы тебя замотаем в брезент и вынесем. Потом отвезем ко мне, отсидишься и на Алтай, как собирался когда-то…
Лицо Лунина на миг ожило и тут же вновь омертвело.
— Мне-то зачем эти басни… Я никаких фортелей… Смирился уже…
Сергеев потер грудь и шумно сглотнул.
— Слушай и запоминай, Палыч! Ты мне в свое время, можно сказать, жизнь спас. Я уже решил тогда: если что — бритовкой по венам, но в камеру не пойду!
— Сам себя, конечно, лучше, — осужденный с трудом выдавливал слова, язык слегка заплетался, речь стала невнятной. — Я бы тоже сам… Но пистолет небось не дадите… С одним патроном, с подстраховкой? Знаю, не дадите. Не положено, мало ли что смертник выкинет…
Сергеев еще раз сглотнул и надсадно откашлялся.
— Сюда, сюда слушай, Палыч! Не раскисай, ты же стальной мужик! Я тебя вытащу, а Валера мой друг, он поможет! Падай вперед и, самое главное, не шевелись! Иначе и сам пропал, и нас подведешь!
Мигнула лампочка условным сигналом начала движения, фургон переехал рельсы и гладко покатился по асфальту.
Лунин молчал. Голова его безвольно моталась из стороны в сторону, лица видно не было.
Григорий Лебедев ждал полуночи. График наблюдений показывал, что бандиты появляются на сопредельной территории по вторым-четвертым средам, около ноля часов. Очевидно, их дьявольский план жестко сопрягался с каким-то расписанием. Лебедев провел аналитическую работу, изучил движение поездов, побывал в аэропорту, и здесь его как током ударило: по вторым и четвертым средам каждого месяца около пяти утра вылетал самолет в Вену. Григорию стало жарко, и он ощутил противную пустоту в желудке — смутные догадки получили объективное подтверждение! В животе крутило все сильнее, он поспешно спустился в платный туалет и бурно облегчился, даже в неудобной позе продолжая обдумывать свое открытие.
Эти разъезжаются в полвторого или два часа ночи, до аэропорта — час езды.
Как раз к самолету подвозят контейнер с сердцем, почками, разными железами… Таможня и пограничники, конечно, с ними заодно, и вот ранним утром в чужом капиталистическом городе мчится по чисто вымытым улицам санитарный автомобиль с внутренностями безвестного нашего бедолаги, предназначенными для продления жизни акулы империалистического бизнеса, нечистоплотного политикана, мафиози или какого-то другого кровопийцы-миллионера!
В состоянии сильнейшего возбуждения Лебедев приехал домой, достал папку, в которой накапливал нужную информацию, нашел заметку, неровно вырезанную из центральной газеты, и не смог сдержать вскрика: адресатом трансплантатов называлась Австрия! Все совпадало один к одному!
Наверное, это был звездный час в жизни Гоши Лебедева. Он ощутил, что такое железная логика умозаключений, умение наблюдать, анализировать, выдвигать версии и находить им стопроцентное подтверждение. Он испытывал упоение мощью своего интеллекта и одновременно нешуточный, до пупырышек на коже, страх от того, что проник в тайны международной мафии. Сколько же они зашибают, подумать страшно! Да еще в валюте… А он, Григорий Лебедев, поставил их на грань разоблачения!
По канонам всех фильмов, которые он видел, и книг, которые прочитал, его ждала участь опасного свидетеля. Причем в нашем не правильном мире милиция не станет охранять его днем и ночью, не разрешит постоянно носить верный револьвер и даже плохонького пулезащитного жилета не выдаст. Даже разговаривать с ним ни один милицейский чин не станет, а попросту отправит в психбольницу или, в лучшем случае, посмеется.
Он, Григорий Лебедев, был наедине с опаснейшей преступной организацией! В животе снова забурлило, и он опять поспешил в туалет. Наверное, расшалилась печень. С этими сыщицкими делами он перестал регулярно питаться и даже пропускал время приема лекарств. Лучше всего заняться здоровьем, бросив любительскую игру, которая ничем хорошим не завершится. Что, ему больше всех надо? Пусть ломают себе головы, а у него есть свои дела!
Гоша успокоился, покушал творожка без сахара, выпил зеленоватую пилюлю «Лива 52» и уселся у телевизора. Недавно он подключился к кабельному вещанию и теперь регулярно смотрел «крутые» боевики и эротические фильмы. Первые пробуждали желание скорей взять в руки любимый «наган», вторые облегчали половую жизнь, которую он вел в одиночестве.
На экране очередной супермен разделался в одиночку с целой бандой. Ситуация была похожей; полиция тоже не захотела прийти на помощь, герой собирался уехать, а потом пересилил себя и приобрел «магнум», отбрасывающий человека на несколько метров. Бандиты не ждут отпора, решительность, жестокость и первый выстрел — беспроигрышные козыри даже в неравной на первый взгляд игре. Главный негодяй прибегнул к хитрости, надев бронежилет, который не взял даже «магнум». Но у героя под рукой оказалась базука, и реактивный снаряд проломил бронированным мерзавцем толстенную стену, размозжив ему голову, как сырое яйцо.
Лебедев почувствовал прилив уверенности, а на следующий день, оставшись один в комнате дежурной смены, долго выхватывал перед зеркалом «наган», вскидывал и щелкал разряженным барабаном семь раз подряд. Получалось очень быстро и ловко.
Бандитов было как раз семь, если не считать еле переставляющего ноги старика… Да и грузный не в счет, и этот, с кислой рожей… Опасен гигант с лицом убийцы да переодетый милиционером… Тот, который блевал, — слабак, он тоже не в счет, сколько там остается? Двое? А патронов — семь! И стрелок Григорий Лебедев отличный! И внезапность на его стороне! Надо перебороть себя, и все: почести, награды, слава…
А чтобы никаких осечек, можно захватить с собой собаку. Точно! Льва или Беса! Или обоих! Эти псы разметают всю шайку даже без выстрелов, разве в воздух, для острастки…
Настроение у Лебедева улучшилось, страх прошел, и перед сном он в очередной раз прокручивал картину предстоящего задержания.
И вот наконец ожидаемая среда. Он ходил вдоль забора, прислушиваясь к звукам с той стороны. Щель, через которую он вел наблюдения, оказалась замурованной, это его насторожило. Опустив руку, он нащупал холодную рифленую рукоять, торчащую из-за отвернутого клапана кобуры, чуть сдвинул пальцы вперед и за кольцо вытащил стальной, сплющенный на конце шомпол.
Вновь расковырял цемент, заглянул и облегченно вздохнул: территория прилегающего двора была убрана. Исчезли груды металлолома, ржавый остов грузовика, гора старых покрышек. Очевидно, когда наводили порядок, подлатали и забор. Только и всего.
Приедут или нет? Эта мысль жгла и не давала покоя. Сегодня он решился и ни за что не отступит, но если боевой настрой не удастся реализовать… Кто знает, что будет в следующий раз. Глубоко в сознании копошилась мыслишка: «Не получится — значит, не судьба, забудь и проси путевку в санаторий. Лечиться надо, а не в ковбоев играть». Лебедев хорошо знал себя и подозревал: если сегодня сорвется, больше он не решится. И придется клянчить путевку на общих основаниях, не будет статей в газетах и фотографий. Приедут или нет?
В двадцать три тридцать ржаво заскрипели петли, ворота разошлись. Лебедев припал к щели в бетоне. Сердце его бешено колотилось.
На этот раз в серой «Волге» находились три человека. Рядом с водителем важно сидел молодой прокурор, не удостоивший спутников ни одним словом, сзади привычно развалился Буренко. Шитов был недоволен: четвертый номер не должен крутить баранку, открывать да закрывать ворота. Мало ли что нет приказа! Раз переместили сразу на два номера, значит, он им нужен, вот пусть и устраивают, как положено, это их дело! Сергеев за два номера работает — тоже его дело, может, ему так нравится… Впрочем, сам себе Шитов мог признаться, что злится он не из-за лишней работы. Подумаешь, попашет и за четвертого и шестого один раз! Задевало другое: все так и смотрят на него, как на вечную «шестерку». Ну Федька ладно, тот просто завидует, а остальные? Вот прокурор… Григорьев тоже был не шибко приветливым, но от него так презреньем не веяло… А ведь подсуетился в прошлый раз — домой отвез, анекдот рассказал: с прокурором надо дружить, это завсегда пригодится. Хоть бы улыбнулся, руку подал… Нет — буркнул что-то и сейчас воротит физиономию, как от картонного чучела! А тут еще угораздило в новых брюках, замотался, забыл переодеться, если как в прошлый раз…
Прокурор ни о чем особенном не думал, он был человеком маловпечатлительным, к фантазиям не склонным, потому и выбрали на замену Григорьева. Знал он, что держаться нужно строго, дистанцию соблюдать, панибратства не допускать, потому как он есть орган надзора, а все остальные — поднадзорные. Какие тут могут быть разговоры да выпивки? Понятно, что никаких. Выпить он вполне и дома может. Только какая нужда? В прошлый раз попил чайку и распрекрасно заснул, и рожу не перекривило, как у Григорьева! Нормально вошел в работу, начальника здешнего, Викентьева, на место поставил, тот выводы сделал, старикашки этого противного сегодня уже нету. Глядишь — и пьянку затевать не станут…
Буренко находился в самом скверном настроении. По своему должностному положению он постоянно имел дело со следователями и оперативниками, часто уезжал из дома и возвращался на канареечном «рафике» дежурной части, поэтому окружающие считали его полностью причастным к тайнам сыска, вроде как милиционером с медицинским дипломом. Бывало, обращались с соответствующими просьбами: кому-то надо техосмотр пройти, кому-то племянницу прописать, кому-то сообщение из вытрезвителя на работу перехватить. Иногда, правда, не часто, Буренко брался похлопотать, и иногда ему шли навстречу. Хотя случалось такое довольно редко, этого хватало для поддержания репутации «своего человека в милицейском мире».
На самом деле судмедэксперт не был здесь своим и прекрасно это понимал. Доверие в совместных делах доходило лишь до некоего предела, определяемого людьми в милицейской форме. Сколько раз прекращали при его появлении разговоры, казалось бы, закадычные друзья, с которыми обнюхано сто мест происшествия и выпито десять литров спирта! Сколько раз отшучивался на вопрос о способе раскрытия того или иного дела дежурный по городу, безотказно присылающий «разгонную» машину, когда ночью возвращаешься из гостей и не можешь вызвать такси! Милицейская среда выталкивала его, как в далеком детстве морская вода, когда он, ныряя за рапанами, достигал предельной по своим возможностям глубины.
Будучи человеком неглупым и склонным к анализу, он догадывался, какие тайны скрывали от него следователи и оперативники. Но чувство какой-то неполноценности не проходило, хотя он и пытался успокоить себя тем, что секретов «Финала» не знает никто из не доверяющих ему людей.
«Финал» был чем-то ирреальным, существующим за пределами привычного мира. Заходя в «уголок», он терялся и трусил, а чтобы скрыть это, цинично шутил и дразнил чудовище в обличье безобидного старичка Ивана Алексеевича Ромова. Впрочем, все члены спецгруппы казались чудовищами, иногда появлялась мысль, что они с привычной легкостью могут пустить пулю и ему в затылок, как положено по какой-то сверхсекретной инструкции для предотвращения утечки информации. Или откроют еще одну дверь в той дьявольской комнате… нет, скорее, разгребут влажные опилки, поднимут крышку люка и увлекут вслед за собой в преисподнюю…
Чтобы успокоить себя, он вспоминал Павла Сысоевича, которого сменил на этом посту и которому ничего плохого не сделали. «Держи с ними ухо востро», — говаривал тот и многозначительно поднимал палец, но никаких дальнейших пояснений не давал. Воспоминания помогали мало, куда лучшее действие оказывала добрая порция спиртного, потому Буренко норовил врезать перед выездом да иногда приматывал к животу грелку со спиртиком.
Неожиданное предложение двух чудовищ, которое, несомненно, исходило из высоких сфер, ибо самодеятельность тут исключалась, вконец испугало врача. Противиться не имело смысла, все равно сделают, как захотят, у них на то секретные приказы имеются, а вот как бы не подставили его, не выставили в случ-чего виноватым. Длинный и худой палец был у Павла Сысоевича: «Держи ухо востро!» Может, с прокурором поговорить? Да небось они все заодно!
Когда «Волга» заехала в точку исполнения, Шитов привычно загнал ее в гараж и подошел к воротам, поджидая остальных. Прокурор прошел в диспетчерскую, сел к шаткому столу, брезгливо застелил пятна на зеленом сукне. «Почему я должен их ждать? — раздраженно подумал он. — Надо это дело поломать! Пусть они меня ждут!»
Он вытащил приговор на Лунина, постановление об отклонении ходатайства о помиловании, еще раз бегло просмотрел. Врач подошел и стал рядом.
— Освоились на новом деле? — довольно развязно спросил он.
— Занимайтесь своим делом! — отрезал прокурор и сделал вид, что углубился в бумаги.
«Точно, заодно!» — подумал Буренко.
«Только не сразу порядок ломать, — подумал прокурор. — У них ведь своя круговая порука… Викентьев генералу, тот моему шефу: „Кто, мол, у тебя такой шустрый, только пришел и все под себя перекраивает?“ А шеф за свое: „Скромность, выдержка, достоинство…“ Ладно, сразу не будем…»
Лебедев растерянно метался вдоль забора. Может, сейчас, пока их трое? Он подбежал к седьмому посту, чтобы спустить с проволоки Беса, но стоило протянуть руку к карабинчику ошейника, пес свирепо лязгнул зубами, и он едва успел отдернуть кисть. Бес грозно зарычал, Гоша шарахнулся в сторону.
— Сбесился, скотина…
Взъерошенный, с выпученными глазами и перекошенным ртом, он излучал такие мощные биоволны смятения и страха, что собака громко залаяла. Зайдя за зеленый ангар, Лебедев сел на пустой ящик из-под гвоздей, перевел дух, причесался и попытался успокоиться. Это ему удалось, во всяком случае. Бес позволил отстегнуть цепь и послушно пошел рядом. Громадная черная собака внушала уверенность еще больше, чем револьвер, потому что была способна действовать самостоятельно, без участия человека.
Но когда они подошли к нужному месту, Лебедев понял, что допустил ошибку: не предусмотрел, как волкодав преодолеет более чем двухметровый забор.
Тем временем вновь заскрипели ворота. Лебедев взглянул на часы. Ноль десять.
Спецавтозак въехал на территорию точки исполнения.
— Как считаешь, почему врач решил, что нас прислал Викентьев? — неожиданно спросил Попов.
— Хрен его знает!
Сергеев пошарил под сиденьем и осторожно положил что-то в карман.
— Слышь, Палыч! Не подведи! Упал вперед и не двигайся!
— Я бы уже сейчас не двигался, — еле ворочая языком, вымолвил Лунин.
— Хотите — стреляйте, хотите — что хотите…
Дверь фургона резко распахнулась.
— Такси по расписанию! Пассажиров просят выходить! — бодро сказал Шитов.
Прокурор, как обычно, сидел за столом, сбоку приткнулся Буренко, Викентьев стоял у сейфа, все трое смотрели, как Попов и Шитов вводили Лунина. Тот почти не стоял на ногах, его чуть ли не тащили. Руководителя спецгруппы и врача это не удивляло, прокурор же был новичком и видов не видывал.
— Спекся? А еще милиционер! Самому убивать легче?
— Пожалуйста, по инструкции, — почти не разжимая губ, сказал Викентьев.
— Что?
— По инструкции! — рявкнул второй номер. И почтительно добавил:
— Пожалуйста.
Прокурор мотнул головой, как одернутая за узду лошадь.
— Имя, фамилия, год рождения…
Покончив с необходимыми формальностями, прокурор хотел что-то сказать, но, покосившись на Викентьева, передумал и махнул рукой.
Будто подчиняясь жесту, Попов и Шитов развернули осужденного, втащили в комнату с опилками, Сергеев вошел следом. Викентьев шагнул вперед, внимательно наблюдая за происходящим, Буренко встал, следя за рукой Сергеева, поднимающей пистолет к голове смертника.
Ба-бах! — надтреснуто грохнул выстрел. Стриженая голова дернулась, на затылке вспыхнула пузырящаяся рана. Тело повалилось вперед.
«Чего же они мне мозги полоскали? — подумал врач. — Неужели розыгрыш? Мол, предложили такую фигню, а он согласился…»
Викентьев сел на место. Лицо у него было мрачным.
Сразу после выстрела Сергеев разжал левую руку, и на опилки упал перевязанный красной ниткой красный детский шарик, в который было налито двести граммов имитационной краски. Правой ногой он наступил на него и раздавил.
— Не везет тебе, Петя, опять перемазался…
Тот крутанулся вокруг позвоночника: брючина почти до колена забрызгана кровью, кровь разлилась по опилкам, и огромный башмак Сергеева был в потеках.
— Вот гадство! — Неожиданно он согнулся пополам, его стошнило.
— Иди мойся! — скомандовал Сергеев. — И быстро назад вместе со Сивцевым — уберете все здесь… Валера, давай брезент!
У Буренко полегчало на душе. Значит, никаких коварных планов никто не строил и козлом отпущения выставлять его не собирался. А шутить он тоже умеет. Сейчас подойдет, возьмет труп за запястье и скажет: «Пульс бьется, не дострелили!» То-то смеху будет… и сразу все расставится по местам: дал понять, что понял шутку и сам юмор проявил!
Сергеев и Попов уже заворачивали брезент.
— Подождите, я еще не констатировал…
Буренко вразвалку приблизился к расстрелянному и взял его за руку. И челюсть у него отвисла и мороз пошел по коже, потому что пульс действительно бился размеренно и спокойно, как у спящего человека.
— Убедились?
Врач поднял голову, наткнулся на страшный взгляд Сергеева и почувствовал, что у него опускаются внутренности.
— Э-э-э, кх-э, м-да, — откашливаясь в скомканный платок, он вернулся к прокурорскому столу.
Сзади шуршал брезент. Викентьев начал заполнять акт. Что-то в сергеевском выстреле показалось ему странным, и эта странность занозой засела в подсознании, отвлекая от важного документа, он сосредоточился на тексте. Прокурор безразлично прятал в папку бумаги.
«Заодно, все заодно, — бились в голове врача панические мысли. — У них руки развязаны, что захотят, то и сделают. Ладно! Что мне, в конце концов, больше всех надо?»
— Выпивать будем? — нахально спросил Сергеев.
Прокурор вскинулся, как ужаленный.
— Никаких пьянок! Это не ресторан, а рабочее место!
— Ладно, тогда я расписываюсь и поехал. — Сергеев подошел к столу, небрежно черкнул свою фамилию, следом расписался Викентьев, потом прокурор и подвинул бланк врачу. Тот на секунду замешкался.
«А чего там, их три подписи, а моя одна…»
Читать бесплатно другие книги:
