100 великих мастеров прозы Мещеряков Виктор
«Сто великих»® является зарегистрированным товарным знаком, владельцем которого выступает ЗАО «Издательство „Вече“».
Согласно действующему законодательству без согласования с издательством использование данного товарного знака третьими лицами категорически запрещается.
© Грудкина Т. В., Кубарева Н. П., Мещеряков В. П., Сербул М. Н., 2006
© ООО «Издательский дом „Вече“», 2006
Предисловие
При самом беглом знакомстве с этой книгой бросаются в глаза две ее особенности. Первая: основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия. И вторая: добрая треть прозаиков из этого числа – русские. Есть ли тому объяснение?
Попробуем разобраться. Проза долгое время развивалась на периферии словесного искусства. В период античности и эпоху Средних веков проза (за редким исключением) не была еще собственно художественной. Она оформляла смешанные, полухудожественные явления письменности: исторические хроники, философские диалоги, мемуары, проповеди, религиозные сочинения. Художественная же проза бытовала в основном в составе фольклора (сказки, притчи, басни). Литературная художественная проза начинает складываться в эпоху Возрождения, отталкиваясь от стиха и заявляя о себе как о полноценном и самостоятельном явлении в искусстве, отдельном от поэзии и столь же эстетически значимом.
Вплоть до первой трети XIX века включительно литература в основном создавала художественно-односторонние образы – «положительные» и «отрицательные», как их и до сих пор еще трактуют в школе. Лишь Шекспир немного опередил свое время, но его эстетические открытия еще несколько столетий оказались невостребованными.
Наступил ХIХ век, век техники и науки, которые с каждым годом начали играть все более важную роль в жизни общества. Пушкин был прав, восклицая:
- О, сколько нам открытий чудных
- Готовит просвещенья дух…
Действительно, открытия и изобретения последовали одно за другим: паровоз, пароход, фотография, фонограф, электрическое освещение, кинематограф, первые опыты воздухоплавания… Все это и многое другое порождено XIX столетием.
Открытия совершались и во всех областях искусства. В литературе их было особенно много. Так уже в начале века литература стала деятельной помощницей исторической науки. Благодаря романам В. Скотта читатели узнали о прошлом больше, чем из ученых трудов, поскольку картины былого преподносились с помощью занимательного сюжета.
Проникнуть в психологию индивидуума и продемонстрировать его зависимость от социального строя первыми удалось Стендалю и Бальзаку.
Вникая в устройство социальных механизмов, писатели приходят к мысли о необходимости всеобщего политического равенства и защиты угнетенных. Одним из первых обозначил болевые точки набиравшего силу капитализма Диккенс, который писал о пауперизации трудящихся, о беззаконии и духовном кризисе верхов, сочетая повествование с замечательным тонким юмором. Недаром Л. Толстой был уверен: «Просейте мировую прозу, останется Диккенс».
Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Лидерами здесь были русские прозаики (впрочем, и поэты тоже; вспомним хотя бы Некрасова, Надсона). Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Л. Толстой создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных, причем народ в их время воспринимался прежде всего как крестьянин. В городе же объектом их исследования и защиты стал «маленький человек» – небогатый обыватель, бедный чиновник низшего ранга.
От описания литература переходит к поиску рецептов улучшения жизни общества. Первоначально надежды возлагались на благородного просвещенного героя, но весьма скоро выяснилось, что промышляющий об общем благе русский дворянин в государстве оказался «лишним человеком». Какое-то время противопоставлялся ему тип «нового человека», но большей частью эти персонажи были лишь теоретической конструкцией, а на деле были всего лишь миражем. Правда, и миражи такого рода нередко оказывали определенное влияние на молодые горячие головы. Ленин, например, указывал, что знаменитый роман Чернышевского, прочитанный в юности, его всего «перепахал» и приобщил к политической деятельности.
Вообще, литература в XIX веке оказала мощнейшее воздействие на общественные порядки и нравы. Так ряд романов Диккенса способствовал улучшению преподавания в английских школах. Золя помог оправданию несправедливо осужденного капитана Дрейфуса, благодаря Короленко был вынесен оправдательный приговор по делу вотяков (удмуртов), которых несправедливо обвинили в совершении человеческих жертвоприношений…
В первую очередь искусство XIX столетия сосредоточивало свое внимание на социально-политической сфере бытия. И при этом ему подчас удавалось осветить такие аспекты событий, которые наука еще не освоила. Так Жюль Верн не просто был восторженным певцом технического прогресса, он и сам предсказывал, в каком направлении в будущем будет двигаться инженерный гений. В середине XX века литературоведы не без удивления отметили, что большинство предвидений французского фантаста уже реализовано или же находится на стадии разработки.
Именно в литературе в конце XIX века возникают и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. «Машина времени» Г. Уэллса, написанная на исходе столетия, была первым предостережением.
А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки, – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи.
Во второй половине XIX века в этом особенно преуспела русская литература, недаром этот период называют «эпохой русского романса». Творчество Достоевского, Толстого и Чехова оказало влияние на все развитие мировой литературы. Созданные ими образы и затронутые в их произведениях «вечные вопросы» и сегодня не утратили своей актуальности.
Однако в XX веке высокое искусство стало утрачивать свои позиции. Перемены коснулись всех сфер бытия. Начали рушиться постулаты классической физики и философии, одна за другой пробушевали над планетой две кровопролитнейших мировых войны, продемонстрировала хрупкость человеческой цивилизации атомная бомба, подчинила себе общество «массовая культура»… Искусство XX столетия стало таким же нервным и драматичным, как и новая, полная трагизма, эпоха. Если в XIX веке писатели удовольствовались всего четырьмя художественными методами, то в XX столетии их стало вдвое больше, причем жизнь каждого направления оказывалась недолгой.
И все-таки и XX столетие дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. В нашу задачу не входит пересказ истории мировой литературы. Представленные здесь краткие жизнеописания великих прозаиков и беглые характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.
Античность
Апулей
(ок. 124 – ок. 180)
«…читал охотно Апулея», – писал в своем лицейском стихотворении А. Пушкин. Чем же привлекал юного поэта римский писатель, живший во II веке, когда некогда могущественная Римская империя клонилась уже к своему закату? В своем знаменитом романе «Метаморфозы, или Золотой осел» Апулей ярко живописал быт и нравы своих современников, стиль его произведения, веселый, насмешливый, умно сочетавший поэзию чувств с иронией, сочетавший острый меткий анекдот со сказочно-мифологическими новеллами, был ближе вкусам молодого человека, наделенного пылким воображением и безудержной фантазией.
Писатель родился около 124 года в африканском городе Мадавры, входившем в состав Римской империи. Он получил блестящее по тому времени образование, учился в Карфагене, в Афинах, бывал и в Риме, прославился как человек энциклопедических знаний: знал языки, философию, риторику, историю, естествознание, был поэтом, писателем. За свою жизнь Апулей много путешествовал, получая огромное количество впечатлений о жизни и быте различных народов, был известен как искусный оратор и часто выступал с речами во время своих путешествий.
Апулей верил в римских и восточных богов, верил в существование демонов и прочих посредников между людьми и богами, был посвящен во многие мистические культы. Рассказывают, что писатель был женат на богатой немолодой вдове, сын которой обвинил его в применении колдовства для соблазна его матери. Подробности этого процесса изложил в своей очень остроумной защитительной речи сам Апулей, эта речь («Апология») дошла до нас.
Писательская деятельность его была необыкновенно широкой: работы по философии, сборники речей, однако славу Апулей завоевал романом «Метаморфозы» («Превращения»). Закрепившееся за ним название «Золотой осел» показывает, как высоко оценивали современники и ближайшие потомки это произведение.
Роман рассказывает о том, как некий юноша из богатой семьи, по имени Луций, путешествуя по Фессалии, прослышал о проделках местных колдуний; в дом к одной из них, Памфиле, которая умела превращаться в филина, он попадает в надежде обо всем разузнать поподробнее. В колдовстве кое-что понимала и служанка Памфилы, Фотида, которая из любви к Луцию позволяет ему проникнуть в лабораторию хозяйки (которая в тот момент отсутствовала), но ошибается в выборе снадобья, и Луций, натеревшись им, вместо птицы превращается в осла и в ту же ночь был похищен разбойниками.
Еще до обращения в осла Луций подвергся колдовскому воздействию своей хозяйки Памфилы: возвращаясь однажды домой с пирушки, он видит перед домом своих хозяев трех вооруженных людей, которые собираются взломать дверь. Он убивает их всех троих и за это привлекается к суду. Ему грозит казнь, но в гробах якобы убитых им людей оказываются три надутых меха, пронзенные его ударами.
В виде осла, но сохраняя человеческий разум, герой в течение целого года испытывает множество приключений. Обратному превращению в человека помогает ему горячая молитва к богине Изиде. Из рук жреца богини во время религиозной процессии Луций получает венок из роз, съедает цветы и вновь становится человеком и поклонником богини Изиды на всю жизнь.
Пересказать хотя бы кратко бесконечную пеструю ленту приключений молодого человека, – и в его человеческом облике, и в ослином, – немыслимо: в основной сюжет вплетены двенадцать вставных новелл со своей историей, которые рассказывает то или иное действующее лицо. Большинство этих рассказов носит авантюрно-приключенческий или эротический характер: об одураченных женами мужьях, о спрятавшемся любовнике, который выдает себя чиханием, о том, как любовнику, забывшему в спальне блудной жены свои башмаки, удается перехитрить обманутого мужа и избавиться от мести и т. п. Есть здесь рассказы о героических подвигах и трагической судьбе разбойников. Прекрасным исключением является вошедшая в мировую литературу и изобразительное искусство сказка об Амуре и Психее, которую рассказывает старуха, охраняющая разбойничий притон и развлекающая сказкой похищенную разбойниками девушку Хариту. Эта сказка вставлена в романтическую историю влюбленных друг в друга жениха и невесты – Тлептолема и Хариты. Девушку в день свадьбы похищают разбойники. Спасшийся от них Тлептолем находит их и выдает себя за знаменитого фракийского разбойника Гема. Вкравшись в их доверие, он напаивает их и связывает, а сам спасается с невестой, однако заключенный ими брак заканчивается гибелью обоих героев.
Сказка об Амуре и Психее и начинается как сказка: «в некоем государстве жили царь и царица». У них было три красавицы дочери, из которых младшая Психея (с греческого – «душа») отличалась сверхчеловеческой красотой, чем вызвала зависть к себе самой богини красоты Венеры. Богиня посылает Амура с поручением внушить Психее любовь к человеку, ее недостойному, но вместо этого Амур полюбил простую смертную девушку. По приказанию бога Аполлона ее отводят на вершину горы, откуда Зефир своим мягким веянием уносит ее в чудесную долину, во дворец Амура, который и становится ее мужем. Он являлся к ней лишь ночью и взял с Психеи слово не пытаться его увидеть и узнать, кто он.
Но Психея нарушила данное обещание, проявила любопытство и надолго лишилась своего возлюбленного. Ей пришлось пережить много горя и мучений, прежде чем она выстрадала себе прощение и стала, подобно своему божественному супругу, бессмертной богиней, признанной всеми остальными богами. Родившаяся позднее дочь Психеи от этого брака была названа «Наслаждением».
В образе осла Луцию пришлось повидать и претерпеть немало: он голодает, вертит жернова на мельнице, присутствует при жестоких пытках и казнях, отравителях и отравительницах – все это дает возможность Апулею нарисовать живые картинки быта и нравов своих современников, людей разного сословия и звания. Все люди, и мужчины и женщины, падки на любовные приключения, даже противоестественные. Самых ужасных мерзостей пришлось насмотреться бедному ослу, когда его купили евнухи – бродячие жрецы сирийской богини, о культе которой Апулей рассказывает с отвращением.
С юмором изображает он и богов: Венера в сказке зла, завистлива, готова сжить со света Психею и даже бьет ее. В ней нет ничего от прежней богини красоты и гармонии, она жалуется на убыль своей молодости и велит Психее принести из подземного царства Аида коробочку с частицей красоты супруги Аида, Персефоны. Церера и Юнона успокаивают ее, говоря, что ее сын стал совсем взрослым, а она хорошо сохранилась. Верховный бог Юпитер занят лишь поисками очередной соблазнительной красотки и требует от Амура компенсации за участие в его судьбе в виде «девицы выдающейся красоты».
Эта сказка может быть воспринята как философская аллегория истории Луция. Давно замечено, что история Луция повторена в сказке: оба они, и молодой человек, и девушка, падают жертвой своей неосторожности и чрезмерного любопытства, с чего и начинаются их скитания и страдания (зачем искать тайну любви, зачем исследовать то, что прекрасно? – легко и шутливо поучал своих читателей умный и высокообразованный римский автор). Оба героя ищут: Психея – супруга, Луций – утраченный человеческий облик, оба преодолевают всевозможные препятствия и оба в финале торжествуют, приобщаясь к более высоким формам жизни: Луций – к божеству, Психея становится богиней.
Роман написан увлекательно и легко читается, в нем есть реалистические картины жизни и безудержный полет фантазии, насмешливый юмор над нравами людей и богов и строгая благочестивая мораль, назидание (вот к чему приводит любопытство!) и легкий смех человека, любящего удовольствия жизни.
Апулей закончил свою жизнь в Карфагене, где пользовался большим почетом и славой лучшего оратора и занимал должность верховного жреца. Еще при жизни в честь его были поставлены в Карфагене две статуи. Его роману была уготована долгая жизнь, а поэтичную сказку об Амуре и Психее неоднократно перелагали и пересказывали писатели разных стран, в том числе и русские: И. Богданович, С. Аксаков.
Петроний
(? – 66 г. н. э.)
Гай Петроний Арбитр, выдающийся древнеримский писатель, стоит у истоков создания жанра авантюрного романа, нашедшего свое дальнейшее развитие в мировой литературе.
О некоторых фактах биографии писателя известно из «Анналов» Тацита. Петроний был проконсулом, а затем консулом в одной из римских провинций. Он был принят в число немногих приближенных Нерона и пользовался у императора большим уважением, став законодателем изящного вкуса при дворе, за что получил прозвище «арбитр изящества». Нерон не считал ничего ни приятным, ни роскошным, пока не получал одобрения от Петрония. Для современников Петроний был олицетворением порочного человека, всецело предающегося наслаждениям. По словам Тацита, «день он посвящал сну, а ночь – делам и жизненным наслаждениям». Однако в душе Петроний всегда осуждал бесчинства Нерона и потому принял участие вместе с Сенекой и другими лицами в заговоре против императора. Заговор был раскрыт, и Петроний, наряду с другими заговорщиками, по приказу императора покончил жизнь самоубийством. О смелости и самостоятельности Петрония говорит тот факт, что в своем завещании он перечислил все бесчинства Нерона и его окружения, называя имена разделявших его разврат мужчин и женщин, а затем послал этот документ Нерону за своей подписью.
Петроний, человек с драматической судьбой, яркая личность, был знаменит как выдающийся писатель. Он написал много поэм, описывающих жизнь при дворе, которые до сих пор служат ценным источником информации о жизни Рима начала тысячелетия. Самым известным произведением этого рода, дошедшим до нас в отрывке, является «Пир Трималхиона» – пародия на популярный тогда в Риме литературный жанр симпосия («пиршества»). Однако главным литературным творением Петрония является роман «Сатирикон», который дошел до нас в чрезвычайно небольшом объеме, в отрывках, которые между собой слабо связаны и зачастую лишены логической последовательности.
В «Сатириконе» повествуется о скитаниях и приключениях преследуемой богом плодородия Приапом компании молодых людей без определенных занятий и с сомнительной репутацией, которые ведут паразитический образ жизни, живя за чужой счет. Их скитальческая жизнь, ссоры и примирения, встречи и расставания составляют сюжетную канву произведения, обнажающего изнанку быта низших слоев римского общества. Все эпизоды объединяет личность главного героя – Энколпия, от лица которого ведется рассказ, поскольку он – непосредственный участник всех событий, происходящих в романе. В романе, выдержанном в стиле непринужденного рассказа, даны талантливые реалистические зарисовки нравов эпохи поздней Империи, отражены ее социальные отношения и недостатки. Высмеивая с позиций аристократа и эстета плебейскую среду, Петроний живо и остроумно рисует многоликих людей и их жизнь, заглядывая в потаенные глубины человеческого бытия. Имея в изобилии образцы разговорного народного языка, это произведение является бесценным памятником истории языка, неоценимым источником вульгаризмов.
Книга Петрония называется «Сатирикон», однако у исследователей нет уверенности в том, что так ее назвал сам автор. Вряд ли Петроний хотел кого-либо бичевать сатирой. Для этого нужно было, по крайней мере, верить в возможность исправления людей и нравов. Этой веры у Петрония не было. Он пессимистически смотрел на род человеческий и на будущее своего народа. Петрония часто называют представителем «римского декаданса». Жизнь для него не представляла никакой ценности, он не хотел ни бороться за нее, ни защищать. Такой скептический взгляд на жизнь он вложил в свой роман. И картина, нарисованная им, наглядно свидетельствует о том, что античное римское общество шло к упадку.
По существу, «Сатирикон» – рассуждения о падении человека, о падении общества, рассуждение без гнева и пристрастия, по собственному выражению Петрония, «с откровенной непосредственностью». В «Сатириконе» нашли отражение характерные черты эпохи «римского мира» – рост экономического и социального значения провинций, деградация знати и возвышение вольноотпущенников. Ведущим мотивом романа является мотив сладострастия, поэтому в нем много любовных сцен и описаний омерзительных оргий.
Однако общий тон романа оправдал его название. Петроний описывает своих героев пародийно и с насмешкой. Яркие, открыто сатирические краски в описании пира сменяются глубокой иронией, которая в последних главах достигает своей высшей степени – сарказма. Местами же в насмешливом, ироническом «Сатириконе», где автор прячется за шутовством и фарсом, проглядывает вдруг совершенно серьезная озабоченность. Петроний откликается на злободневные для своего времени проблемы культуры: критикует образование в риторических школах, которые приучают юношей к пустому разглагольствованию на отвлеченные темы, а не дают полезных для жизни знаний, и юноши уходят из школ «дураки дураками». Мысли Петрония о причинах упадка красноречия, о воспитании ораторов перекликаются с аналогичными мыслями древнеримского педагога Квинтиллиана («Воспитание оратора»). Петроний высмеивает непомерно разросшийся дилетантизм в поэзии, с горечью описывает бедственное положение в Римской империи людей гуманитарных профессий: риторов, учителей, поэтов. В рассуждениях о сравнительной ценности наук литературе, к сожалению, отводится последнее место. Главную причину упадка искусства Петроний видел в коррупции.
Интересна своей необычностью композиция «Сатирикона». В первом же эпизоде обращает на себя внимание то, что он завершается стихотворным резюме. Подобные стихотворные вставки также развивают основную мысль эпизода и содержат своеобразное моралите (нравоучительный вывод). Необычайно ярок, живописен и образен язык романа. При описании пира у разбогатевшего вольноотпущенника слышится болтовня плебеев, речь, пересыпанная пословицами и поговорками, яркими сравнениями и метафорами, а также народные афоризмы. Так, например, на похоронах одного красавца «его жена отвратительно мало плакала. Женщина есть женщина – коршуново племя». Или приводятся рассуждения астролога: «Подо Львом рождаются обжоры и властолюбцы. Под Девой – женщины, беглые рабы и колодники. Под Скорпионом – отравители и убийцы. Под Стрельцом – косоглазые, что на овощи зарятся, а сало хватают. Под Овном – те, у кого голова крепкая и лоб бесстыжий».
Многие эпизоды «Сатирикона», полные веселого лукавства и юмора, как бы предвосхищают знаменитые итальянские новеллы эпохи Возрождения, книги Боккаччо и Мазуччо. В романе обнаруживается явственная тенденция к реалистическому описанию человеческих характеров. Роман «Сатирикон» донес до нас живое дыхание клонящейся к упадку античности и дал возможность насладиться блестящим талантом его автора.
Плутарх
(ок. 46 – 120)
Древнегреческий писатель Плутарх, основатель литературного жанра исторического жизнеописания и биографической прозы, происходил из старинного состоятельного рода г. Херонея, провинция Беотия. Он родился в ту пору, когда Греция уже утратила самостоятельность и подчинилась власти грозного Рима. Плутарх получил блестящее образование и после обучения в Афинах стал верховным жрецом Аполлона Пифийского в Дельфах. Он много путешествовал и общался с выдающимися людьми своего времени, в том числе с императорами Траяном и Адрианом, считавшимися мудрыми правителями, покровителями наук и искусств. В дружеском кругу Плутарх предавался изысканному общению, вел беседы научного содержания, в которых касался самых разных сторон жизни. Широкая образованность и эрудиция позволили ему создать собственную частную школу (академию), в которой Плутарх преподавал своим собственным детям и детям своих состоятельных сограждан. Большую часть жизни писатель провел на своей родине, в Херонее, где неоднократно избирался архонтом (высшим должностным лицом).
Писательское наследие Плутарха огромно. Но из примерно двухсот пятидесяти его трудов до нас дошла только одна треть. Обширную группу составляют сочинения Плутарха на морально-этические темы по общим названием «Moralia» («Этика»). Они посвящены вопросам семейной жизни, воспитания, дружбы, становления характера. По форме – это трактаты, размышления, рассуждения, диалоги, например «О болтливости», «О любопытстве», «О сребролюбии» и пр. В них много верных суждений, тонких наблюдений, бытовых реалий его времени. Большое внимание уделено вопросам женского воспитания и вообще положения женщины в семье и обществе. Морально-этические сочинения Плутарха интересны во всех отношениях и не утратили своего нравственно-воспитательного значения и в наши дни.
Однако особую популярность античному автору создали дошедшие до нас его великолепные литературные портреты выдающихся людей истории. В сорока шести «Сравнительных жизнеописаниях» содержатся 23 пары биографий выдающихся греков и римлян. Он не ставил своей задачей точное описание исторических событий, а хотел лишь как художник-портретист воспроизвести характер исторического лица. Поэтому часто, опуская важные события в жизни своего героя, он останавливался на незначительной детали, объясняя свою позицию следующим образом: «Незначительный поступок, словцо, шутка чаще лучше выявляют характер, чем кровопролитнейшие сражения, великие битвы и осады городов». Вот одна из сцен из биографии Александра Македонского, ярко характеризующая великого полководца и великодушного человека. Его войска захватили город Фивы, и несколько человек ворвались в дом добродетельной женщины по имени Тимоклея. «Предводитель отряда спросил хозяйку, не спрятала ли она где-нибудь золото или серебро. Тимоклея ответила утвердительно и, отведя фракийца в сад, показала колодец, куда, по ее словам, она бросила во время взятия города самые ценные из своих сокровищ. Фракиец наклонился над колодцем, чтобы заглянуть туда, а Тимоклея, став сзади, столкнула его вниз и бросала камни до тех пор, пока не убила врага. Когда связанную Тимоклею привели к Александру, уже по походке и осанке можно было судить о величии духа этой женщины – так спокойно и бесстрашно следовала она за ведущими ее фракийцами. На вопрос царя, кто она такая, Тимоклея ответила, что она сестра полководца Теагена, сражавшегося против Филиппа, отца Александра, за свободу греков и павшего при Херонее. Пораженный ее ответом и тем, что она сделала, Александр приказал отпустить на свободу и женщину, и ее детей». Этот эпизод из жизни Александра Македонского был дорог Плутарху еще и потому, что сам он был родом из Херонеи.
Плутарх предстает перед нами не только как историограф. Он был выдающимся философом своего времени, сторонником платоновской философии, автором ряда философских трактатов. Плутарх был философом-моралистом, для которого важнейшим понятием являлась «гармония». Под гармонией и в космосе, и в государстве он признавал всеобщее единство и всеобщую борьбу противоположностей. Плутарх рассматривал гармонию и как главный принцип наилучшего состояния государства. Государственное устройство у него сравнивается с музыкальным инструментом, в котором гармония достигается путем того или иного использования отдельных звуков. Так спартанский правитель Ликург достиг государственной гармонии в результате натягивания соответствующих политических струн, а Нума в Риме – путем их ослабления. Перикл, прежде чем получить большую власть в государстве, старался угодить народу политикой в виде «приятной и нежной гармонии» и только в дальнейшем перешел к «аристократическому и царскому государственному устройству».
Широту интересов и универсальную образованность Плутарха показывают также многочисленные труды по истории литературы, физике, медицине, риторике, истории музыки и теологии. В них писатель предстает как исследователь, наделенный собственным оригинальным мышлением. Плутарх использует самые разные литературные формы: диалоги, памфлеты, письма и пр.
Труды Плутарха, особенно его «Сравнительные жизнеописания», имели большое влияние на современников и потомков. В XVI веке его сочинения перевел на французский язык Жан Армио и открыл тем самым античного автора широкому кругу читателей Европы. Плутарх, один из крупных деятелей так называемого «греческого Возрождения», которое пыталось вернуться к духовным истокам классического эллинизма, был особенно популярен в эпоху Ренессанса и оказал огромное воздействие на умы последующих поколений, став для них певцом героев и героизма.
Средние века и эпоха возрождения
Нестор Летописец
(1056 – 1114)
Преподобный Нестор, агиограф и летописец, был монахом Киево-Печерского монастыря, в который он пришел в 17-летнем возрасте, когда в монастыре подвизались его великие основатели – преподобные Антоний и Феодосий. Киево-Печерский монастырь с самых первых лет своего существования являлся не только центром монашеских подвигов, но и распространителем церковной культуры. Его значение для жизни Киевской Руси было огромно. Почти все епископы в XI и XII веках были сначала иноками Печерского монастыря. В его стенах переписывались книги и велась запись событий, многие монахи занимались иконописанием. Печерский монастырь был средоточием всего, что делало тогда историю Русской земли: князья, бояре, епископы съезжались на собор к киевскому митрополиту, купцы, ежегодно проходившие по Днепру мимо Киева в Грецию и обратно, приезжали в монастырь за благословением.
В этом монастыре поселился и юный Нестор. Пройдя несколько лет искуса, он был пострижен в иноческий чин игуменом Стефаном Печерским. Позже им же он был возведен в сан диакона. Нестор никогда не отлучался из монастыря, трудился над жизнеописаниями прославленных святых и первой русской летописью. Как и полагается истинному монаху, он соблюдал строгий пост, непрестанно молился, хранил душевную и телесную чистоту. В 1091 году Нестору была поручена ответственная и почетная миссия извлечения из земли тела преподобного Феодосия Печерского, когда инок стал свидетелем многочисленных чудес, произошедших у нетленных мощей святого. Сам Нестор после смерти был положен в Ближних пещерах, через 34 года его мощи были обретены нетленными. Православная церковь причислила преподобного Нестора к Лику Святых и ежегодно чтит его память 9 ноября.
Преподобный Нестор написал три основных сочинения: «Повесть временных лет», «Чтение о житии и о погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба» и «Житие преподобного Феодосия Печерского». Первым по времени создания является «Сказание о Борисе и Глебе» – житие святых мучеников, сыновей князя Владимира Святославича Красное Солнышко. Обширное введение этой книги содержит размышления автора об извечной борьбе добра со злом. Борис и Глеб (в монашестве – Роман и Давид) выступают поборниками христианских добродетелей: смирения и братолюбия, а Святополк предстает как орудие дьявольских козней.
Позднее Нестор пишет «Житие преподобного отца нашего Феодосия, игумена Печерского», в котором повествуется о жизни и деяниях одного из основателей монастыря. Автор описывает творимые Феодосием чудеса, искусно изображая бытовые детали и естественно передавая диалоги персонажей. Особенно выделяется в «Житии» образ матери преподобного. Вопреки традиции, Нестор изображает не лишенную каких-либо индивидуальных черт благочестивую христианку, а, напротив, женщину властную и суровую, которая решительно отказывает сыну в его просьбе уйти в монастырь, с этой целью она может и жестоко его избить или посадить на цепь. Образ самого Феодосия, человека, который в монастырском быту отличался глубоким смирением, но мог и резко осуждать неблаговидные поступки князей, близок к прототипу. Нестор, собирая материал для жизнеописания, опирался на рассказы очевидцев. Повествование преподобного Нестора наполнено конкретными чертами киевской жизни и монастырского быта XI века. В этом отношении интересен такой эпизод. Князь, находившийся где-то за городом, поручает некоему отроку отвезти Феодосия на телеге в Киев. Увидев бедно одетого Феодосия, юноша принимает его за простого монаха и, попрекнув за постоянную праздность, предлагает поменяться местами: юноша поспит в телеге, а Феодосий пусть правит лошадью. Смиренный Феодосий соглашается. Но когда путники приблизились к Киеву, юноша замечает необычайное почтение, оказываемое его спутнику, и со страхом понимает свою оплошность. В этом эпизоде помимо нравоучительной идеи прославления смирения преподобного Феодосия содержится немало живых деталей: и упоминание о далеком от благочестивого уважения отношении к монахам, и чисто реалистическое изображение самого игумена, который слезает с лошади и шагает рядом с ней, чтобы не заснуть.
Главным творением Нестора, за которое он и получил прозвание Летописца, была Повесть временных лет, русская летопись, доведенная до 1110 года, которая еще называется Начальной летописью. Многим событиям, описанным в повести, свидетелем был сам Нестор, о других он узнавал от очевидцев, например от монаха Яна Вышатича, прожившего 96 лет и умершего в 1106 году, следовательно, родившегося еще при Владимире Равноапостольном. В летописи соединены и отдельные краткие погодные записи, и пространные рассказы об отдельных событиях, и дипломатические документы, например договоры Руси с греками Х века и душеспасительные назидания, например поучение преподобного Феодосия Печерского. Летопись состоит из трех частей: Повести временных лет, Сказании о Крещении Руси при Владимире, Киево-Печерской летописи. В первой части, которая представляет собой связную, цельную художественную повесть, рассказывается о разделении земли после Потопа между сыновьями Ноя, о славянских племенах, о хождении на Русь апостола Андрея, об основании Киева, о призвании на Русь варягов и о первых киевских князьях – Аскольде, Дире и Олеге. Во второй, которая носит полемический богословский характер, обличаются все вероисповедания, кроме православного, и основой для этого труда послужило древнее анонимное житие святого князя Владимира. Третья часть, собственно историческое повествование, рассказывает о бурной жизни Руси первого после Крещения времени. Летопись преподобного Нестора стала для позднейших историков не только ценным фактографическим источником, но и образцом литературного жанра.
Значение Нестора Летописца для русской литературы и русской истории огромно, поскольку он явился очевидцем и хронографом самых первых шагов становления Русского государства и русской культуры.
Джованни Боккаччо
(1313 – 1375)
С творчеством великого итальянского гуманиста Джованни Боккаччо связано появление прозы нового типа. Его «Декамерон» – самая популярная книга европейского Возрождения. В ней писатель стремился передать разнообразие самой жизни, запечатлеть в каждом предмете и образе наиболее характерные живые черты. Он первый в художественном произведении воссоздал новый тип человека, сформированного общественными условиями итальянских городов, показал его любовь к жизни, бодрость, оптимизм.
Боккаччо появился на свет в 1313 году в семье богатого флорентийского купца Боккаччо ди Келлино. Традиционное мнение о том, что он родился в Париже, сейчас оспаривается. Вероятней всего, он родился во Флоренции или в Чертальдо, в имении своего отца. С юных лет Джованни чувствовал влечение к поэзии, но у отца были другие взгляды на будущее сына. Он взял мальчика из школы и отдал на обучение в купеческий дом. Но к торговому делу Джованни испытывал отвращение, а потому отец отправил его в Неаполь изучать право, надеясь, что сын, по крайней мере, приобретет профессию юриста.
Около 1330 года Джованни поселился в Неаполе, где по настоянию отца изучил коммерческое и каноническое право. Но юриста из него тоже не получилось. Неаполем в это время правил король Роберт Анжуйский, друг и покровитель Петрарки. Король Роберт привлек к своему двору ученых и поэтов, стремясь придать ему блеск и величие. В этот круг гуманистов был вхож и молодой Боккаччо. Знакомство с неаполитанскими гуманистами расширило его культурный кругозор. Под их влиянием он стал поэтом и гуманистом, познакомился с гениальными творениями римских классиков – Овидия, Вергилия, Апулея, Тита Ливия, которые в значительной степени повлияли на формирование Боккаччо как художника.
Здесь, при дворе, Боккаччо встретил Марию Д’Аквино, побочную дочь Роберта Анжуйского, которую горячо полюбил. Поэтические успехи начинающего писателя произвели впечатление на Марию. Между молодыми людьми завязался роман, но он не был продолжительным. Мария вскоре изменила Боккаччо, выбрав себе нового возлюбленного. Однако Боккаччо продолжал любить Марию. Ей суждено было стать его музой, вдохновившей на создание целого ряда произведений, где он изобразил свою неверную возлюбленную под именем Фьяметта (с итал. «огонек»).
Жизнь в Неаполе стала важным этапом в творчестве Боккаччо. Помимо многочисленных стихотворений, посвященных Фьяметте, он пишет роман в прозе «Филоколо», в основе которого лежит средневековый рыцарский роман «Флорио и Бьянкофьёре» – первый итальянский приключенческий роман. Далее последовали две большие поэмы – «Филострато» и «Тезеида», также основанные на материале французских средневековых романов. Эти поэмы заложили традицию ренессансной рыцарской поэмы.
В 1340 году по настоянию разорившегося отца Боккаччо возвращается во Флоренцию. Однако торговая деятельность его по-прежнему не привлекала. Он продолжает заниматься поэзией и быстро втягивается в политическую жизнь города. А во Флоренции неспокойно. В 1342 году власть в городе захватили гранды (аристократы), поставившие правителем ловкого авантюриста Вальтера Бриэнского. Через год флорентийцы изгнали его из города. К власти пришла партия черных гвельфов, во Флоренции вновь утвердился республиканский строй.
Боккаччо сразу проявил себя как сторонник республики и враг тирании. Именно ему принадлежит изречение: «Нет жертвы более угодной Богу, чем кровь тирана». Запись в один из семи старших цехов города дала ему все права гражданина Флоренции. Он начинает выполнять литературно-дипломатические поручения правящей гвельфской партии. В 1349 году Боккаччо ездил в Равенну к дочери Данте Алигьери, а в 1351 году он совершил поездку в Воклюз к Петрарке, приглашая его вернуться во Флоренцию, откуда когда-то вместе с Данте был изгнан его отец. Но главное место в его жизни занимала литература. В 1342 году Боккаччо написал пасторальную повесть «Амето, или Комедия флорентийских нимф» и аллегорическую поэму «Любовное видение», в середине 40-х годов завершил поэму «Фьезоланские нимфы» и роман-исповедь «Элегия мадонны Фьяметты».
Наиболее значительным из этих произведений является «Элегия мадонны Фьяметты». Это лирическая исповедь замужней женщины, богатой неаполитанки. Она рассказывает, как встретила юношу-флорентийца Памфило, как страстно полюбили они друг друга и как по настоянию отца Памфило вернулся в родной город, где встретил и полюбил другую женщину, забыв о неаполитанской возлюбленной. Это принципиально новаторское произведение, отличное от аллегорической, назидательной средневековой прозы. Боккаччо оправдывает супружескую измену Фьяметты, защищая право женщины на свободу чувства. Исследователи называют «Фьяметту» первым психологическим романом в западноевропейской литературе. Как заметил Р. И. Хлодовский, «Боккаччо наделил героиню своими собственными чувствами, как бы „перевернув“ историю своих отношений с разлюбившей его Марией Д’Аквино. Писателю было важно показать подлинно пережитое, проанализировать внутренний мир реального человека…»
Великой победой ренессансного реализма стал «Декамерон», создававшийся Боккаччо приблизительно в 1348–1353 годах. «Декамерон» – сборник из ста новелл, одна из которых является обрамляющей, скрепляющей все новеллы в единое повествование. В обрамляющей новелле описывается чума, которая разразилась во Флоренции в 1348 году (во время чумы погиб отец писателя). Это описание очевидца, что сразу придает повествованию конкретность, связывает его с современностью.
В обрамляющей новелле рассказывается, как десять молодых флорентийцев (семь девушек и три юноши), встретившись в церкви Санта Мария Новелла, осудили разгул низменных страстей, порожденных чумой. Желая сохранить душевное здоровье и человеческое достоинство, они решают удалиться в загородную виллу и там переждать, пока чума не отступит. Днем молодые люди собираются проводить время в прогулках, играх и танцах, а вечером решают на протяжении десяти дней рассказывать друг другу по одной новелле. Отсюда название книги: «Декамерон» с греческого переводится как «десятидневник». «Так в рамочной новелле, – пишет В. А. Луков, – возникает главная идея книги: ценности жизни (естественные чувства, земные, плотские желания, жизнерадостность, веселье) могут победить все, что жизни противостоит, – болезнь, мертвящие оковы средневекового мира (церковного фанатизма, феодальной зависимости), саму смерть». В каждой новелле эта идея проявляется по-разному. Тематика новелл широка и многогранна: есть новеллы антиклерикальные, направленные против лицемерия и ханжества служителей культа, есть новеллы в защиту женщин, изменяющих своим мужьям (новеллы против феодального брака, заключаемого не по любви, а по сословным и экономическим соображениям), есть новеллы, воспевающие любовь как здоровое и естественное человеческое чувство. Есть новеллы веселые, грустные, трагические. «Декамерон» выстроен как мозаика: каждая новелла имеет свой законченный сюжет и отражает какой-то фрагмент жизни. Все сто новелл вместе раскрывают новую, гуманистическую картину мира и человека, прославляющую радость земного существования, реабилитирующую плотское, земное начало, защищающую естественные, внесословные чувства.
После «Декамерона» Боккаччо не создал более ничего значительного в области художественной литературы. В 1355 году он написал аллегорическую поэму «Корбаччо, или Лабиринты любви», злой сатирический памфлет, направленный против женщин. «Женщина, в защиту которой автор „Фьяметты“ сказал так много, в этом творении его предстает как существо притворное и крайне неопрятное» (И. Полуяхтова). Вряд ли стоит видеть в этом произведении, как видят некоторые исследователи, возвращение Боккаччо к средневеково-аскетической морали. «Корбаччо» имеет биографическую подоплеку. Во Флоренции Боккаччо одно время ухаживал за вдовой, которая принимала его знаки внимания, а за глаза публично насмехалась над ним. Так что эту поэму можно рассматривать как своеобразную месть писателя своей коварной возлюбленной.
И все же можно говорить о творческом и жизненном кризисе, постигшем писателя в середине 50-х годов. Несмотря на огромный успех «Декамерона», который почти сразу был переведен на многие языки, идейно-художественный замысел этой книги в целом не был понят современниками, в том числе и Петраркой. Это крайне тяжело подействовало на Боккаччо. Сыграли свою роль и проповеди монаха-фанатика Джоакино Чиани, призывающего писателя отречься от «еретических сочинений», влекущих людей к пороку. Под влиянием этих увещеваний Боккаччо пишет Петрарке в 1362 году письмо, в котором сообщает о своем решении сжечь «Декамерон» и прекратить занятия поэзией. Петрарка отговорил друга от этого намерения. Боккаччо не отрекся от своей великой книги: в 1370–1371 годах он переписал и заново отредактировал «Декамерон».
Сближение с Петраркой подвигло Боккаччо заняться филологией. Плодом его занятий классической древностью явился ряд научных работ на латинском языке, среди которых выделяется обширный трактат «О генеалогии богов» (1350–1363) – своеобразный свод знаний по античной мифологии. Боккаччо изучил греческий язык и совместно с греком Леонтием Пилатом в 1367 году завершил перевод Гомера. Особенно много в последние годы своей жизни Боккаччо занимался творчеством Данте, которого боготворил. Он первый написал биографию великого поэта («Жизнь Данте Алигьери»). В 1373 году по поручению Флорентийской коммуны Боккаччо начал читать публичные лекции о Данте. Шестьдесят лекций, прочитанных писателем, легли в основу его комментария к первым 17 песням «Божественной комедии».
Умер Боккаччо в Чертальдо 21 декабря 1375 года. На его надгробии высечено: «Studium fuit alma poesis» – «Занятием его была благая поэзия».
Франсуа Рабле
(1493 или 1494 – 1553)
Рабле – центральная фигура французского Ренессанса. Ему же принадлежит и одно из первых мест в ряду великих писателей мирового масштаба. С его творчеством, как и творчеством Сервантеса, связано рождение жанра романа Нового времени. Мудрецом, пророком, великим писателем, «гением человечества» называли и называют Рабле восторженные ценители. Потрясает его универсализм, энциклопедичность знаний и интересов. По книгам Рабле можно изучать процесс развития французского Возрождения, прослеживать его исторические судьбы. Вместе с тем меньше всего стоит искать в его романах глубокомысленной серьезности, важной мудрости. Оружие Рабле – смех, с помощью которого он борется со старым миром и утверждает принципы новой жизни, нового отношения к человеку и его месту в мире. Показательно суждение о Рабле историка Мишле: «Рабле собирал мудрость в народной стихии старинных провинциальных наречий, поговорок, пословиц, школьных фарсов, из уст дураков и шутов. Но, преломляясь через это шутовство, раскрывается во всем своем величии гений века и его пророческая сила. Всюду, где он еще не находит, он предвидит, он обещает, он направляет. В этом лесу сновидений под каждым листком таятся плоды, которое соберет будущее».
Точная дата и место рождения Рабле неизвестны. Исследователи жизни и творчества великого французского гуманиста пришли к выводу, что родился он в 1493 или 1494 году где-то в окрестностях Шинона (Турень). Это долина Луары – своего рода колыбель французского Возрождения: многие выдающиеся гуманисты были родом из этой области. Франсуа был младшим сыном Антуана Рабле, мелкого судебного чиновника, владевшего небольшим поместьем. В 1510 году он поступил во францисканский монастырь в Фонтене-Леконт (Пуату). Духовные подвиги мало привлекали юношу. Он хотел учиться. Рабле изучает латинский, древнегреческий, древнееврейский языки, читает произведения классиков, вступает в переписку с главою французских гуманистов Гильомом Бюде. Постепенно около Рабле сложился круг единомышленников, таких же, как и он, молодых послушников, жаждущих знаний и увлеченных новыми идеями.
Еретические увлечения Рабле и его соратников в конце концов вызвали недовольство церковных властей. В 1523 году в его келье был проведен обыск, греческие книги были конфискованы. Рабле спасли друзья, выхлопотавшие ему разрешение папы перейти в бенедиктинский монастырь, не отличавшийся особой строгостью. В бенедиктинском аббатстве в Мальезе Рабле обрел покровителя в лице настоятеля – аббата Жоффруа д’Эстиссака, не чуждавшегося новых идей. Здесь Рабле уже никто не мешал, и он со всем энтузиазмом принялся изучать медицину и естествознание.
Д’Эстиссак снисходительно смотрел на путешествия Рабле по Франции. В течение трех лет Рабле посещает ряд университетских городов: Париж, Пуатье, Тулузу, Бордо, Бурж, Орлеан. В 1530 году он самовольно сложил с себя монашеский сан и стал студентом медицинского факультета университета Монпелье. Вскоре он получил ученую степень бакалавра, набрал свой курс и начал читать лекции, следуя доктринам отца греческой медицины Гиппократа и римского ученого Галена и впервые интерпретируя их непосредственно по первоисточникам.
Во Франции это была еще пора терпимости. После разгрома французских войск при Павии испанскими войсками (1525) и унизительного плена французского короля, из которого он с трудом освободился, Франциск I в пику католической Испании устремился к союзу с протестантской Германией. Король Франции стал проводить очень либеральную религиозную политику и покровительствовать французским гуманистам, стоящим по большей части на протестантских позициях. Это во многом объясняет снисходительное отношение властей к гуманистическим идеям и смелым новациям молодого бакалавра.
В 1532 году Рабле – врач лионской городской больницы. Лион в это время – оплот гуманизма, город ученых и книжников. Здесь Рабле публикует ряд научных работ по медицине. В них запечатлена грандиозная работа ученого-гуманиста по восстановлению и комментированию текстов древних медиков («Медицинские письма Манарди», «Афоризмы» Гиппократа). У античных медиков Рабле заимствует идею гармонического единства материального и духовного начал в человеке и дружественно расположенной к нему матери-природы, концепции, которая ляжет в основу его будущей великой книги. Смелость Рабле потрясает. Однажды публично комментируя анатомические сочинения Гиппократа, он осмеливается анатомировать труп повешенного. Этот кощунственный с позиций ортодоксального христианского сознания акт мог легко привести Рабле на костер.
Рабле не может ограничиться только сферой медицины. В Лионе происходит рождение Рабле – великого писателя. В один из весенних дней 1532 года он наткнулся у уличного торговца на маленькую книжку под неотразимым названием: «Великие и бесценные хроники гиганта Гаргантюа, содержащие рассказы о его родословной, величине и силе его тела, также диковинных подвигах, кои совершены за короля Артура, его господина». Это была одна из многочисленных народных (лубочных) книг, без которых не обходилась ни одна лионская ярмарка. Рабле, по его собственному признанию, эта книжка пленила тем, что количество экземпляров этой книги за два месяца продается столько, «столько не купят Библий за девять лет». Так коммерческий успех народной книги и желание попробовать себя на литературном творчестве натолкнули Рабле на мысль написать продолжение романа о сыне Гаргантюа Пантагрюэле.
Книга «Ужасающие и устрашающие деяния и подвиги достославного Пантагрюэля», опубликованная к осенней лионской ярмарке 1532 года, хорошо раскупалась, и предприимчивый издатель – Клод Нурри – сразу запустил ее второй тираж. Рабле же принялся за второй том. В 1534 вышла «Повесть о преужасающей жизни великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля», отодвинувшая первую книгу на второе место и ставшая началом пятитомного романа о веселых великанах.
Летом 1533 года в Лионе гостит королевский двор Франциска I в сопровождении лучших поэтов и блестящих ученых. Рабле завязывает многочисленные дружеские связи, и среди них важным является знакомство с виднейшим политическим деятелем, дипломатом, епископом Жаном Дю Белле, к которому он поступает на службу врачом.
В свите епископа Дю Белле Рабле трижды ездил в Италию – в 1534, 1535 и 1548 года. Вторая поездка была больше похожа на бегство. В ночь на 18 октября 1534 года на улицах Парижа кто-то вывесил антикатолические плакаты, объявившие «об отвратительных и огромных злоупотреблениях папской мессы». Один плакат был прибит даже на двери королевской опочивальни. Франциск был разъярен и напуган. В этой акции ему почудился народный бунт. Испугом короля воспользовались сорбоннские богословы, склонившие его подписать эдикты об уничтожении книгопечатания во Франции и о преследовании лиц, укрывающих протестантов. Началось преследование свободомыслящих и лютеран, по всей стране запылали костры. Многие гуманисты предпочли бежать за пределы Франции. Тучи сгустились и над Рабле: его романы запретили теологи Сорбонны, да и сам он себя изрядно скомпрометировал в глазах властей своими связями с гуманистами и «еретическими» занятиями. В Италии Рабле добился личной аудиенции у папы Павла III и получил у него прощение за самовольное оставление своего бенедиктинского монастыря.
Возвратившись на родину, Рабле снова принимает сан и в 1536 году получает должность каноника при монастыре Сен-Мор-де-Фоссе. Но его пребывание в монастыре не было долгим. Покровительство Дю Белле, который к этому времени стал кардиналом, позволило Рабле вести медицинскую практику, и с 1537 по 1840 год он работает врачом и читает курс анатомии в Монпелье, Париже, Меце, Турине. Его романы переиздаются, им подражают, появляются анонимные переделки. В 1542 году Рабле переиздает в новой редакции свои два романа и согласно логике повествования, ставит на первое место «Гаргантюа», а на второе «Пантагрюэля». Стремясь оградить себя от нападок сорбонистов, он смягчает нападки на теологов и убирает те места, на основании которых его могли бы зачислить в протестанты.
В 1543 году Франциск назначает Рабле докладчиком королевских прошений, а в 1545 году он получает от короля привилегию на дальнейшее издание «Пантагрюэля». «Третья книга» вышла в 1546 году. В ней Рабле отказался от глумления над церковью и над Сорбонной, он даже позволил себе похвалить «добрых богословов» за то, что они «искореняют ереси» и «насаждают истинную католическую веру». Рабле пытается помириться с Сорбонной – слишком опасным стало открытое противостояние церковным властям. Но сорбонисты осудили и третью книгу, объявив ее «грешной». Высокий пост и личное покровительство короля не спасли писателя от нападок теологов. В 1546 году он, судя по всему, спасаясь от преследований, бежит за пределы французского королевства, в город Мец, где работает врачом.
В конце 40-х годов мрачная атмосфера во Франции, связанная с католической реакцией, прояснилась. Произошла смена на французском престоле – умер Франциск I, и на трон взошел Генрих II, на папском престоле Павла III сменил Юлий III. Вскоре стал обостряться конфликт между Парижем и Римом по поводу раздачи французских бенефиций римской курией. Положение Рабле сразу улучшилось, его выпады против папства оказались как нельзя кстати. Кардинал Дю Белле мог уже открыто покровительствовать писателю: в январе 1551 года он дал ему место кюре в Медоне под Парижем, обеспечивавшее Рабле хорошими доходами и не требовавшее от него фактического исполнения священнических обязанностей. Получил Рабле и новую королевскую привилегию на издательство «Четвертой книги», которая вышла в 1552 году. Примечательно, что в этой части романа изрядно досталось не только папистам, но и Кальвину. И это не случайно. В 1549 году Кальвин напал на Рабле в памфлете «О соблазнах». Для кальвинизма смех и вольнодумство Рабле, не признававшего никакого принуждения в религии, было столь же опасны, как и для католических теологов.
И опять кардинальные перемены в политике Франции: «Четвертая книга» вышла в феврале 1552 года, а в апреле король заключил мир с папой. По-видимому, Рабле предугадывал такой поворот, так как перед самой публикацией книги он счел благоразумным очередной раз скрыться. По Лиону даже ходили слухи, что он арестован и посажен в тюрьму.
Парижский парламент приговорил «Четвертую книгу» к сожжению. От Рабле отвернулись даже былые друзья, публично осудив его сочинения. Всеми травимый, Рабле писал «Пятую и последнюю книгу героических деяний и подвигов доброго Пантагрюэля», но завершить ее писателю не удалось – 9 апреля 1553 года он умер и был похоронен в Париже. «Пятая книга» была подготовлена и полностью издана друзьями и учениками Рабле только спустя одиннадцать лет после его смерти.
Смерть Рабле, как это часто бывает с великими, окружена легендой. Свое прощание, обращенное к окружающим, он, согласно легендарной версии, заключил словами, запечатлевшими образ вечно ищущего писателя: «Я отправляюсь искать великое „может быть“». Современники на смерть Рабле отзывались по-разному – восторженно и язвительно, насмешливо и сокрушенно. Среди многочисленных высказываний-эпитафий наиболее показательно такое: «В преисподней теперь весело: Рабле и там насмешит».
Книгу Рабле называют веселой энциклопедией французского Ренессанса. Создаваемая на протяжении двадцати лет, она вместила всю историю французского гуманизма первой половины XVI века, она отразила эволюцию и самого художника, его движения от смелого оптимизма к сомнению скорого воплощения в жизнь гуманистических идеалов. Первые две книги, написанные молодым Рабле, полны безусловной веры в победу разумного и доброго в человеке. Его мудрые и добродушные короли-великаны легко и весело удерживают победы над мракобесами всех мастей – схоластами, святошами, папистами, феодальными вояками и прочей нечистью. Начиная с третьей книги, «на авансцену выйдет беспокойное сомнение в шутовском наряде Панурговых поисков» (С. Д. Артамонов). Озорник и насмешник, циник и сквернослов, Панург – типичное дитя средневекового города. И если с Пантагрюэлем связано идеальное, утопическое начало романа – это настоящий просвещенный монарх, о котором мечтал Рабле, – то с Панургом в роман входит реальная средневековая Франция, многоликая, с сочно прописанным бытом. Объединив в своем романе идеальное и реальное, отвлеченно-возвышенное и житейски-озорное, Рабле утвердил в художественной прозе прочный союз ученого мудрого слова с народной мыслью и образностью, идущей от народной толпы, уличных анекдотов и карнавальных пародий.
Томас Мор
(1478 – 1535)
Величайший английский писатель и первый гуманист английского Возрождения Томас Мор родился в Лондоне в 1478 году. Это был знаменательный год – год появления первого печатного станка и первой печатной книги в Англии. Дед Томаса был булочником, отец, ставший юристом, получил от Эдуарда IV звание рыцаря. После окончания школы Сент-Энтони Томас был отдан на воспитание в дом лорда-канцлера, архиепископа Джона Мортона. Он был просвещенным и гуманным человеком, верившим в великое предназначение своего питомца. В 1492 году сэр Мортон определяет Томаса в Оксфордский университет, где преподавали гуманистически образованные профессора, привившие юноше любовь к древнегреческой философии и литературе. Но Томасу не суждено было завершить университетский курс. По требованию отца он уходит из Оксфорда и поступает в высшую юридическую школу Нью Инн, откуда впоследствии переходит в Линкольн Инн.
В 1504 году Томас Мор женился на Джейн Кольт, дочери эссексского помещика. Она родила ему трех дочерей и сына. Их брак был счастливым, но в 1512 году Джейн умерла. Свои гуманистические идеи Мор стремился реализовывать в воспитании своих детей. Его дочери на равных с юношами приобщались к знаниям в домашней школе Мора, удивляя впоследствии окружающих своей ученостью и прекрасным знанием древних языков. В диалоге «Аббат и ученая дама» («Разговоры запросто») Эразм Роттердамский перечислил выдающихся женщин своего времени, не уступавших своей образованностью мужчинам. Среди них – женщины из дома Мора.
В год женитьбы Мор был избран в парламент, где зарекомендовал себя честным и бескомпромиссным человеком. Он не побоялся выступить с речью против самого Генриха VII, требовавшего очередной денежной субсидии от парламента. После этого на семью Мора были обрушены репрессии: его отец был заточен в Тауэр, а самому Томасу было приказано не появляться в парламенте. К политической деятельности Мор смог вернуться только после смерти Генриха VII. Тогда же он получает место помощника шерифа Лондона. До 1509 года Мор занимается адвокатской практикой и читает лекции в юридической школе Форнивал Инн.
В 1409 году Мор познакомился с нидерландским гуманистом Эразмом Роттердамским, когда тот приехал в Англию. Между ними установились особенно теплые отношения, скоро переросшие в крепкую дружбу. Во время своего следующего визита в Англию в 1509 году Эразм поселился в доме Мора. Долгие беседы двух гуманистов подвигли Эразма Роттердамского написать блестящую сатиру «Похвала Глупости». Тогда же Томас Мор и Эразм Роттердамский совместно перевели на латинский язык диалоги Лукиана.
На досуге Томас Мор предпочитал заниматься любимым делом – литературой. Еще будучи учащимся юридической школы, он попробовал свои силы в качестве драматурга студенческого театра. Увлекался он и стихотворством. В 1510 году Мор приступил к работе над «Утопией» («Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия»). Она была написана по-латыни, на которой ученые обычно писали свои произведения (в то время для европейских народов латынь была интернациональным языком). Завершена и опубликована «Утопия» была в 1516 году. Появление книги Мора стало событием международного значения. Сразу последовали издания в Париже, Базеле, Флоренции, Венеции, Вене… На английский язык «Утопия» была переведена после смерти ее автора, в 1551 году, и сразу получила широкую популярность в Англии.
«Утопия» – фантастический роман, написанный в форме диалога. Такое построение книги Мор заимствовал у Платона («Государство», «Тимей»), но дал этой форме оригинальную разработку. Слово «утопия» Мор составил из греческих слов, что обозначает «несуществующее, небывалое место». В книге представлен мир, устроенный на началах справедливости и разума, своего рода антитеза «миру безумных». В первой части, написанной позже второй, дана сатирическая картина жизни современной Англии с ее несправедливым строем и жизненным укладом. В частности, Томас Мор останавливается на проблеме «огораживания». Во времена Мора торговля шерстью стала чрезвычайно выгодной, и английские помещики начали сгонять крестьян с их земель, превращая поля в пастбища для овец. По этому поводу автор с горькой иронией замечает, что в Англии «овцы пожирают людей». Несовершенному миру автор противопоставляет тот идеальный уклад жизни, который ему якобы удалось увидеть на острове Утопия. Описанию жизни утопийцев посвящена вторая часть произведения.
Общество Утопии бесконфликтно, здесь царит благоденствие, так как нет частной (и даже личной) собственности – все общее. Труд – обязанность всех граждан, причем нет непроходимой грани между умственным и физическим трудом. Все желающие после короткого рабочего дня (он продолжается шесть часов) посещают образовательные лекции и наполняют свой досуг интеллектуальными занятиями. В Утопии запрещена смертная казнь. На преступников возложен тяжелый и грязный труд. Мор полагает, что «лучше карать пороки, чем самого человека», считая, что преступник своим трудом может загладить и искупить свою вину.
Время Томаса Мора – это время величайших географических открытий. Мир стремительно менялся, на карте появлялись новые земли, заселенные подчас удивительными народами. Мор поместил свою Утопию на один из островов, недавно открытых во время морского путешествия. Чтобы придать повествованию достоверность, писатель включил в него факты собственной биографии, ввел реальных, действительно живших в то время людей. Среди них – сам автор, кардинал Мортон, покровитель Мора и Эразма голландский гуманист Петр Эгидий, участник экспедиций Америго Веспуччи Рафаил Гитлодей. Книга построена в форме беседы между Мором и Рафаилом Гитлодеем. Интересно, что свои мысли Мор высказывает не «от себя», а вкладывает в уста Гитлодея, бывалого морехода и путешественника, объехавшего почти весь земной шар. Как пишет И. Н. Голенищев-Кутузов, «впечатление от книги Мора было так сильно, рассказ подан столь документально-достоверно, что многие писатели поверили в реальность „нового острова Утопия“». И это несмотря на то, что в грецизированных названиях и именах Мор старательно разрушал собственный прием реалистической убедительности и подчеркивал вымышленный характер названий местностей и обычаев утопийцев.
В книге Томаса Мора впервые была представлена стройная и продуманная система идеально справедливого общественного строя. Благодаря ей было положено начало новому жанру европейской литературы – жанру социальной утопии, получившей большое распространение как в английской литературе, так и в литературах других стран.
Среди других прозаических произведений Томаса Мора особенно интересна «История Ричарда III» (1513–1518) – живой исторический рассказ о политических событиях периода войны Алой и Белой Роз. О коротком, но трагическом царствовании Ричарда III, взошедшего на престол через убийство своих племянников, наследников Эдуарда IV, Мору в ранней юности рассказывали канцлер Мортон и отец Мора – сэр Джонс. Опираясь на эти воспоминания, Мор создал образ «вероломного, одержимого злобным властолюбием тирана», непревзойденного мастера политической провокации и интриги, человека незаурядного, но наполненного только алчностью и честолюбием. «История Ричарда III» была опубликована в 1541 году, после смерти писателя и, несмотря на то, что была не завершена, оказала огромное влияние на развитие английской историографии. Текст Мора был включен Э. Холлом в его хронику (1548), а затем его использовал Р. Холиншед в «Хронике Англии, Шотландии и Ирландии» (1577, 1587). В свою очередь хроника Холиншеда стала основным источником трагедии Шекспира «Ричард III». Таким образом, шекспировский образ коронованного злодея восходит к Ричарду Мора, хотя исторически не совсем достоверен.
Широкая известность Томаса Мора побудила Генриха VIII приблизить его к себе. В 1521 году писатель приглашен ко двору, где получает рыцарское звание и должность казначея. В 1523 году сам король рекомендует Мора спикером парламента, а в 1529 году назначает канцлером королевства. По этому поводу Эразм Роттердамский писал: «Счастливы были бы государства, если бы правители ставили во главе их должностных лиц, подобных Мору». В 1532 году Мор добровольно сложил с себя обязанности канцлера и ушел в отставку. Одной из причин оказалось принципиальное несогласие Мора с политикой короля в отношении реформационного движения. Мор не разделял идей Реформации, видя в них угрозу единству христианского мира и источник религиозных войн, начатых под знаменами Лютера. Между тем нарастал конфликт между Генрихом VIII и католическим Римом. Формальным поводом для разрыва послужил отказ римского папы Климента VII узаконить развод английского короля с Екатериной Арагонской. Воспользовавшись отказом, Генрих VIII по примеру немецких князей объявил себя главой английской церкви и потребовал от духовенства присяги на верность. Мор отказался присягнуть на верность и подписать новый закон о престолонаследии, по которому наследницей английского престола объявлялась Елизавета, дочь Анны Болейн, второй супруги Генриха VIII, с которой он обвенчался, несмотря на противодействие Рима.
17 апреля 1534 года Томас Мор согласно «Указу о государственной измене» был арестован и заключен в Тауэр. В течение года его пытались склонить на сторону короля, но он оставался непреклонным. 6 июля 1535 года его казнили во дворе Тауэра. Перед лицом смерти Мор держался с достоинством и даже шутил с палачом.
Эразм Роттердамский
(ок. 1469 – 1536)
При жизни его называли «гражданином мира». Он пользовался необычайной известностью в Европе ХVI века, его радушно встречали ученые и папские сановники, ему предлагали навсегда остаться в Риме, соблазняли его блестящей церковной карьерой, но Эразм предпочитал независимость. Он разъезжал по странам Европы, окруженный славой и почитанием. Он был самым образованным человеком своего времени, признанным авторитетом в вопросах культуры, религии и политики. Великолепное знание древних языков позволило ему дать научный перевод библейских текстов, взглянуть на «священные письмена» глазами трезвого историка, свободного от мистики и фанатизма. Посредством обширных связей и корреспонденции он поддерживал тесные контакты с выдающимися людьми своего времени.
Литературное наследие Эразма Роттердамского огромно: трактаты на богословские, нравственно-философские и педагогические темы, латинские стихи, одних писем насчитывается более двух тысяч, критические издания древних текстов, переводы с древнегреческого языка, сборник диалогов «Разговоры запросто». Сам Эразм главным своим трудом считал исправленный текст Нового Завета и комментарии к нему, однако в историю мировой литературы он вошел прежде всего как автор небольшой книжицы с веселым и странным названием – «Похвальное слово Глупости» (1509).
Он родился в Нидерландах в городе Роттердаме приблизительно в 1469 году, был незаконным сыном священника, рано лишился родителей, рано познал нужду. Оставшись сиротой, юный Эразм вынужден был уйти в монастырь, чтобы получить образование. Хорошая библиотека при монастыре позволила ему расширить свой кругозор и именно здесь он начинает писать стихи. Однако жизнь в монастыре открыла глаза юноше на неприглядные стороны церковного быта, и в 1493 году он оставляет монастырь. Ненавидя монашество и презирая богословов, Эразм тем не менее принимает титул доктора богословия, ибо он давал относительную материальную независимость. Он становится секретарем архиепископа Камбрейского и едет в Париж, где продолжает свое образование. С этого времени начинается период его странствий по Европе. Его заветной мечтой была Италия и ее искусство. В Италии он посещает целый ряд городов, изучает ее литературу и культуру, повсюду его радушно встречают итальянские гуманисты. Европейские владыки спорили друг с другом из-за чести принять его у себя, наперебой приглашая в свои замки. И он, свободный и не терпящий никакой зависимости, переезжал из одной столицы в другую, возглавляя и олицетворяя собой гуманистическое движение в Европе.
Эразм дважды побывал в Англии (1505–1506), где его близким другом и соратником стал Томас Мор, великий английский гуманист, автор знаменитой «Утопии». Именно в течение долгого пути в Туманный Альбион через города и веси средневековой Европы, куда по приглашению своего друга отправился Эразм, полный надежд на нового короля Англии Генриха VIII, провозгласившего себя покровителем ученых и писателей, он и пишет свое удивительное, ни на что не похожее сочинение «Похвальное слово Глупости».
Оно менее всего похоже на сухой трактат или на назидательный диалог. Эразм обращается здесь к шутке, вольной и шаловливой игре ума, но за внешне пародийной формой скрываются серьезные мысли автора над человеческой жизнью, его суд над историей и людьми, в ней его философия жизни, его идеалы, его ненависть и презрение. Перед нами весь Эразм, насмешливый, ироничный и одновременно мудрый гений. На долю «Похвального слова» выпал шумный успех, за короткий срок оно разошлось в нескольких десятках тысяч экземпляров и сразу же начало переводиться на другие европейские языки. Появление замечательной сатиры Эразма совпало с началом великого культурного перелома в жизни стран Западной Европы, вошедших в пору Ренессанса.
Похвала глупости! Как могло появиться желание воздать похвалу человеческой глупости? У всех народов издавна глупость была предметом насмешек. Еще у древних греков был «город Глупов» – Абдера, у немцев существовала целая литература о дураках. Да и у нас на Руси излюбленным героем народных сказок был Иван-дурак. Вот и Эразм использует народные сказания о дураках и делает героиней своей сатиры госпожу Глупость, рядит в дурацкие колпаки представителей самых различных сословий и состояний, которые длинной вереницей проходят перед нами. Его героиня родилась на тех Счастливых островах, где растет несеяное и непаханое, а родитель ее – Бог Плутос (бог богатства). Остроумен самый замысел книги: госпожа Глупость, обиженная тем, что род людской до сих пор не удосужился воздать ей в благодарственной речи похвалу, решает сама увенчать себя лаврами и прославить в похвальном слове, поэтому произведение Эразма не просто сатира, по форме оно напоминает шуточный панегирик. С торжеством госпожа Глупость обозревает ряды своих питомцев, говорит о благодеяниях, которые она оказывает миру, не умеющему, однако, оценить ценить ее заслуг. Поначалу Глупость выступает как объект насмешек автора, однако по мере того, как углубляются ее размышления, она, подобно герою русских сказок, вдруг предстает перед нами совсем в ином обличье и в ее голосе начинают звучать раздумья и самого Эразма.
Используя свою героиню, которая считает себя владычицей мира, Эразм рисует жизнь средневековой Европы как царство торжествующей глупости. Как много смысла, глубокого, философского, жизненного, в нападках героини сатиры на человеческое общество и его представителей. На школьных учителей, пичкающих мальчуганов разной чушью, самодовольных правоведов, громоздящих толкование на толкование, отчего ясное дело становится запутанным и темным, на длиннобородых философов, своими хитросплетениями напускающие «туману в глаза людям неопытным»: «кто не убежит в ужасе от такого существа, не то чудовища, не то привидения, недоступного природным чувствованиям».
Особо видное место в размышлениях госпожи Глупости занимают богословы: «Что до богословов, то, может быть, лучше было бы обойти их здесь молчанием, – восклицает Глупость, – не трогать этого смрадного болота, не прикасаться к этому ядовитому растению! Люди этой породы весьма щекотливы и раздражительны. Того и гляди, набросятся на меня и потребуют отречения от моих слов, а ежели я откажусь, вмиг объявят меня еретичкой. Они ведь привыкли стращать этими громами всякого, кого невзлюбят».
Сатира на церковников в сатире поистине убийственна. Эразм высмеивает почитателей икон и святых, из которых «один исцеляет от зубной боли, другой искусно помогает роженицам, третий возвращает награбленное добро». Священники поощряют подобное суеверие, потому что оно увеличивает их доходы. Эразм восстает против торговли индульгенциями, которыми церковь соблазняет верующих, обещая им за деньги отпущение грехов, «так что ежели угодно, разрешается начинать сызнова весь порочный круг». Писатель говорит о невежестве церковников, их бесстыдстве и развращенности, «при помощи обрядов, вздорных выдумок и диких воплей» они «подчиняют смертных своей тирании».
Не менее язвительно Эразм рисует и феодальную верхушку общества – людей, которые «хоть и не отличаются ничем от последнего прохвоста, однако кичатся благородством своего происхождения». Поэтому короли и придворная знать также находятся в свите госпожи Глупости. Но Эразм высмеивал не только старый феодальный уклад, он уже видел темные стороны и нового буржуазного мира, видел его уродливые черты. Ему отвратителен был культ наживы, особенную ненависть Эразма вызывали купцы: «Купеческая порода глупее и гаже всех, – пишет он, – ибо купцы ставят себе самую гнусную цель в жизни и достигают ее наигнуснейшими средствами: вечно лгут, божатся, воруют, жульничают, надувают и при всем том мнят себя первыми людьми в мире потому только, что пальцы их украшены золотыми перстнями». Бог Плутос – «единственный и подлинный отец всех богов и людей. По его мановению в древности, как и ныне, свершалось и свершается все – и священное и мирское. От его приговоров зависят войны, мир, государственная власть, советы, суды, народные собрания, браки, союзы, законы, искусства, игрища, ученые труды…» По воле Плутоса мир принимает из рук Глупости дурацкие колпаки, и Глупость, воцарившись среди смертных, руководит комедией человеческой жизни.
По мнению Эразма, мир бредет вдалеке от путей разума и природы. Глупость стала главным режиссером народного театра, ее направляющая рука чувствуется повсеместно, «да и что такое вся жизнь человеческая, как не забава глупости?» – с горечью восклицает Эразм. Только мужественный человек, горячо ненавидевший всяческую рутину и невежество, мог позволить себе столь смелые выпады против пап и королей, епископов и вельмож. Он всегда верил в конечную победу разума, до конца своей жизни он оставался страстным гуманистом, уверовавшим в близкое торжество принципов гуманизма. Вскоре после смерти Эразма (1536) в Базеле вышло первое собрание его сочинений в 9 томах. В России первый перевод сочинений (трактат «О приличии детских нравов») появился во второй половине XVII века.
Мигель де Сервантес Сааведра
(1547 – 1616)
Сервантес – автор гениального романа. Но и сама жизнь его, овеянная авантюрным духом времени, сложилась словно по канонам остросюжетного повествования. Пожалуй, ни одному великому писателю мира не выпадала столь тяжелая доля, как Сервантесу. И он с честью прошел через все испытания, уготованные ему судьбой, вызывая восхищение окружающих своим мужеством, душевным благородством, рыцарской стойкостью. Автор самого популярного, самого читаемого романа, издаваемого немыслимыми по тем временам тиражами, Сервантес так и не вышел из нужды. Неласков оказался мир к своему гениальному писателю и после его смерти: умер Сервантес в бедности, похоронен был за чужой счет, могила его вскоре затерялась, и даже дом, где жил писатель в последние годы, снесли в 1833 году. Но уходил ли Сервантес из жизни уставшим и разочарованным? Уже на смертном одре он написал в предисловии своей последней книги слова, свидетельствующие об обратном: «Простите, радости! Простите, забавы! Простите, веселые друзья! Я умираю в надежде на скорую и радостную встречу в мире ином…»
Обратимся к началу бурной биографии Сервантеса. Будущий автор «Дон Кихота» родился 29 сентября 1547 года в день святого Мигеля. Имя Сааведра Сервантес добавит себе позже сам: это было знатное и уважаемое родовое имя дальних родственников Сервантеса.
О детстве и юности Сервантеса известно немного. Мигель был четвертым из семерых детей Родриго Сервантеса и Леонор де Кортинас. Его отец, принадлежавший к идальгии (мелкопоместному дворянству), вынужден был зарабатывать на жизнь зазорной для дворянина профессией лекаря. В поисках заработка Родриго Сервантес вместе с большой семьей постоянно переезжал из города в город. В 1551 году Сервантесы поселяются в Вальядолиде, тогдашней столице Испании. Семья еле сводила концы с концами. Дон Родриго был даже арестован за долги ростовщику, а на имущество семьи был наложен арест. Тем не менее с 1557 года Мигель поступил в колледж иезуитов, где получил гуманитарное образование, которое продолжил в Мадриде, куда семья перебралась в 1561 году. В Мадриде ему посчастливилось учиться у гуманиста Хуана Лопеса де Ойоса, напечатавшего в 1569 году в своей книге первое стихотворение ученика – элегию на смерть испанской королевы.
Далее версии биографов Сервантеса расходятся. Согласно одной версии, Сервантес по протекции своего учителя был принят камерарием (камердинером) на службу к послу римского папы Пия V монсеньору Джулио Аквавива-и-Арагону, который по достоинству оценил поэтический дар молодого человека и взял его с собой в Рим. Другие биографы обратили внимание на тот факт, что осенью того же 1569 года в Мадриде разыскивали некоего Мигеля де Сервантеса, приговоренного за участие в дуэли к отсечению правой руки и десятилетней ссылке. Так или иначе, Сервантес в 1570 году уже в Италии, где вскоре поступает на службу в испанский полк Мигеля де Монкады и несет службу на корабле «Маркеза». Сервантеса обуревают честолюбивые надежды. Карьера военного в Испании, главном оплоте христианства в Европе, считалась в те времена престижной и почетной. А уж тем паче карьера солдата-крестоносца, защищающего в борьбе с мусульманами единственно истинное вероучение. Кстати, для того чтобы поступить в полк крестоносцев, Сервантесу пришлось доказывать чистоту своей крови. «Срочно вышли бумаги, свидетельствующие о незапятнанности моего вероисповедания», – обращается он в письме к отцу.
Испанцы в это время полностью контролировали Италию. Они владели важнейшими ее городами и областями – Неаполем, Сицилией, Генуей, Миланским герцогством. Ректором Падуанского университета был испанец, а в Падуе и Генуе испанских студентов было больше, чем итальянских. 1570 год – это самый разгар военных событий. Турецкая эскадра захватила город Никозию. Объединенные итало-испанские силы готовились сразиться с Оттоманской империей.
Первое боевое крещение Сервантес получил 7 октября 1571 году в знаменитой битве при Лепанто. В этот день его трепала сильная лихорадка, но он предпочел, «даже будучи больным и в жару, сражаться, как это и подобает доброму солдату, а не прятаться под защитой палубы». Поднявшись наверх, он неожиданно для себя принял командование над 12 солдатами и храбро вступил в бой под шквальным огнем турок. Во время боя Мигель был трижды ранен. Одна из ран навсегда парализовала левую руку. Но Сервантес не ушел из армии. После лечения в госпитале он вернулся в строй и до 1575 года участвовал во многих битвах.
Доблесть молодого человека была отмечена военачальниками. 20 сентября 1575 года с братом Родриго, служившим в той же армии, Мигель отправился на судне «Эль Соль» в Испанию. С собой он вез рекомендательные письма командующего испанскими войсками брата короля дона Хуана Австрийского и вице-короля Неаполя герцога де Сеса на имя Филиппа II. Эти письма давали Сервантесу надежду на продвижение в Испании по карьерной лестнице и возможность материального вознаграждения. Но после сильного шторма корабль испанцев был захвачен алжирскими корсарами. Так Сервантес оказался в Алжире, где пробыл в плену пять лет. Письмам суждено было сыграть роковую роль в его судьбе. Грамоты дона Хуана и герцога де Сеса внушили его первому хозяину греку-отступнику Дели Мами мысль, что Сервантес является знатной особой, а потому за своего нового раба он заломил такой огромный выкуп, какой семья Сервантеса не могла собрать.
Пренебрегая угрозой пыток и казни, Сервантес четыре раза организовывал побег и даже пытался поднять восстание пленных. Но каждый раз среди заговорщиков оказывался предатель, и каждый раз, после очередной неудачи, Сервантес брал всю ответственность на себя. «Я один в этом повинен… Никто из этих христиан не виноват», – бесстрашно заявлял он мучителям. Мужество однорукого невольника сделало его известным в Алжире. После очередного неудачного побега Сервантеса купил наместник Алжира Гасан-паша, который «каждый день кого-нибудь вешал, другого сажал на кол, третьему отрезал уши», за что и получил прозвище «Пахнущий Кровью». Сервантесу удалось избежать страшной расправы: Гасан-паша оценил мужество «Однорукого». В доме своего нового хозяина Сервантес написал драму «Алжирские нравы», где рассказал о страданиях пленников.
Только осенью 1580 года Сервантес наконец был выкуплен (брата Родриго семья выкупила еще три года назад). Часть денег с трудом наскребли родственники, остальную сумму внес орден монахов-тринитариев, занимавшийся выкупом пленных христиан. Но на этом злоключения Сервантеса не закончились. На него поступил донос от монаха-доминиканца Бланко де Паса, который в свое время предал пленных, пытавшихся бежать, и теперь, чтобы обелить себя, в предательстве обвинил Сервантеса.
Сервантес сумел собрать свидетельства очевидцев, подтвердивших его мужество и благородство. Один из пленных говорил, что Сервантес был для него «отцом» и «матерью». Другой утверждал, что «Сервантес очень умен, благороден и добродетелен и очень хорошего поведения», что он «друг других рыцарей».
Дома он застал свою семью разоренной. Герой битвы при Лепанто никого в Испании не интересовал: ни наград, ни денег, ни службы, на которую он рассчитывал, Сервантес не получил. Он вновь поступает на военную службу, и уже не столько из патриотических побуждений, а чтобы не умереть с голоду. В это время Испания воюет с объединенными силами Англии и Франции. Сервантес получает скромное место военного курьера при ставке герцога Альбы в Томаре. В 1583 году во время пребывания на службе в Португалии Сервантес влюбился в молоденькую актрису Ану Франку де Рохас. Плодом их недолгого романа стала дочь Изабель – единственный ребенок Сервантеса.
Вскоре Сервантес ушел с военной службы – слишком мал было жалование. В 1584 году он женился на девятнадцатилетней Кателине де Саларас-Паласьос. В поисках заработка он обращается ко многим занятиям, пытается заработать литературным трудом: пишет патриотические драмы, публикует пасторальный роман «Галатея», появившийся в продаже в 1585 году и понравившийся публике. Но литературный заработок мог прокормить писателя только в том случае, если бы у него был богатый и знатный покровитель. У Сервантеса же не было таланта приобретать знатных друзей. Между тем расходы росли. Умерли родители, погиб брат Родриго. У Мигеля на содержании кроме собственной жены и внебрачной дочери оказались две сестры и племянница.
В 1587 году Сервантес получает должность комиссара по закупкам провианта для армии. Пятнадцать лет он колесит по дорогам Испании и скупает излишки продовольствия по твердым ценам. Горячо сочувствуя голодным крестьянам, Сервантес предпочитает изымать излишки прежде всего у церкви. За это его чуть не отлучили от церкви и даже вызывали в комиссию по проверке национальной чистоты. Жизнь Сервантеса тяжела, заработки скудны, он вынужден жить вдали от семьи. Доверчивость и благородство Сервантеса довели его до тюрьмы. Он поместил казенные деньги в севильский банк, владелец которого вскоре объявил себя банкротом. По обвинению в сокрытии денег Сервантес попадает в 1592 году в тюрьму. Там он побывает еще три раза – в 1597, 1602, 1605 годах, причем во второй и третий раз по делу о невзысканных недоимках.
В 1603 году, выйдя из королевской тюрьмы, Сервантес потерял место сборщика налогов. В ту же зиму Сервантес вместе с семьей переехал в Вальядолид. К этому времени им уже написано около половины новелл и драм, вошедших в сборники 1613 и 1615 годов, а в тюрьме он начал работу над «Дон Кихотом», первый том которого вышел в свет в 1605 году. Успех превзошел все ожидания: книгу буквально сметали с прилавка. За год роман выдержал шесть изданий. Издатель потребовал от Сервантеса права на издание романа в Португалии, Каталонии и Валенсии. Дон Кихот и Санчо Панса становятся нарицательными персонажами. Но огромный успех первой части «Дон Кихота» мало что изменил в судьбе Сервантеса и его семьи. Как-то французский посол в Испании Дак Майен стал расхваливать в обществе высокопоставленных особ книгу Сервантеса, которую он знал почти наизусть. «Как бы мне хотелось познакомиться с ним!» – воскликнул француз. Ему тут же ответили, что он «стар, солдат, идальго и беден». «И такого гениального человека вы не содержите на государственные фонды?» – вскричал потрясенный герцог.
Очевидно, из-за безысходной нужды и в надежде на бесплатные похороны обе сестры и его жена постриглись в монахини. Сам Сервантес в 1609 году поступил в религиозное общество «Братство рабов святейшего причастия». В «Братстве» состояло множество высокопоставленных особ, и Сервантес, очевидно, пытался найти себе там покровителя. Вскоре он его нашел в лице графа де Лемоса, которому посвятил все произведения последних лет. Но появление покровителя не внесло в жизнь писателя благих перемен. Как-то граф Лемос собрался представить ко двору выдающихся поэтов. Сервантес попросил включить его в список приглашенных. Однако секретарь Лемоса включил вместо Сервантеса другого, молодого поэта.
Большим ударом для Сервантеса оказался выход в свет в 1614 году подложного второго тома «Дон Кихота», автор которого укрылся под псевдонимом Алонсо Фернандеса Авельянеды. Хотя заимствование чужих сюжетов в то время было делом обычным, Авельянеда не просто использовал чужую историю, но фактически написал злой памфлет на роман Сервантеса. Он огрубил и исказил героев, представив Дон Кихота в виде сумасшедшего старика, а Санчо Пансу как глупого и жадного обжору. Книга также содержала много обидных и несправедливых выпадов против самого Сервантеса. Подделка Авельянеды ускорила выход второго тома «Дон Кихота», напечатанного в конце 1615 года. За четыре дня до смерти Сервантес завершил свое последнее произведение – «северную повесть» «Странствия Персилеса и Сихизмунды», которую он начал писать еще в 1590-е годы и которая была опубликована в 1617 году, – уже после смерти писателя.
Умер Сервантес 23 апреля 1616 года. За две недели до смерти он принял монашеский сан и указал монастырь, где должны были покоиться его останки. Похоронили его францисканцы-терциарии за счет благотворительных сумм братства.
Как странно порой складываются судьбы произведений! Любимое сочинение Сервантеса, пасторальный роман «Галатея», сейчас никто не читает, кроме специалистов. Забыты и «Странствия Персилеса и Сихизмунды», на которые писатель возлагал столько надежд. Зато продолжаются «странствия» «Дон Кихота», когда-то задуманного в осмеяние нелепых рыцарских романов, буквально наводнивших всю Испанию, но по мере его создания превращавшегося в гениальный роман о великом безумце, способном создать в своем воображении целый мир, видеть его наяву и жить в нем. Непреходящую симпатию читателей к Дон Кихоту, внутреннее влечение к нему по-своему очень глубоко объяснил И. С. Тургенев. Отвечая на вопрос «Что выражает собою Дон Кихот?», русский писатель писал: «Веру, прежде всего, веру в нечто вечное, незыблемое, в истину, находящуюся вне отдельного человека, не легко ему дающуюся, требующую служения и жертвы. Дон Кихот проникнут весь преданностью к идеалу, для которого он готов подвергаться лишениям, жертвовать жизнью… Нам скажут, что идеал этот почерпнут расстроенным его воображением из фантастического мира рыцарских романов; согласны – и в этом-то состоит комическая сторона Дон Кихота; но самый идеал остается во всей своей нетронутой чистоте. Жить для себя, заботиться о себе Дон Кихот почел бы постыдным. Он весь живет (если можно так выразиться) вне себя, для других, для братьев, для истребления зла, для противодействия враждебным человечеству силам – волшебникам, великанам, то есть притеснителям».
Литература XVII–XVIII веков
Протопоп Аввакум
(1620 или 1621 – 1682)
Отмечая историческое значение деятельности Аввакума Петрова, А. Н. Толстой писал: «…в омертвелую словесность, как буря, ворвался живой, мужицкий, полнокровный голос. Это были гениальные „Житие“ и „Послания“ бунтаря, неистового протопопа Аввакума». Конечно, русская литература XVII века не была «омртвелой словесностью», но суть «бунтарского» творчества Аввакума Толстой обозначил очень точно.
Аввакум Петров был крупнейшим идеологом русского старообрядчества. Старообрядчество возникло как противодействие стремлению Русского государства объединить в единой обрядовой системе церковь великорусскую и церкви воссоединяемых украинских и белорусских областей. За основу была взята обрядовая система греческой церкви. Движение старообрядчества зародилось в среде низового духовенства, недовольного обременительными для него реформами патриарха Никона, но скоро под знаменем «старой веры» стали объединяться все недовольные и, прежде всего, крепостное крестьянство и «плебейские» элементы городского посада, оппозиционные государству.
Своеобразная, очень индивидуальная манера Аввакума, автобиографизм и субъективизм его сочинений связаны с тяжелыми обстоятельствами его личной жизни. Большую часть своих произведений Аввакум написал в Пустозерске, в земляном «срубе», где он просидел последние пятнадцать лет своей жизни. Здесь им было написано более шестидесяти сочинений: знаменитое «Житие», «слова», послания, толкования, поучения, челобитные, беседы, письма. Здесь, в Пустозерске, у Аввакума не было слушателей, он не мог проповедовать своим «детям духовным», и ему ничего не оставалось, как взяться за перо. Так родился гениальный писатель.
Все сочинения Аввакума писались в ожидании надвигающегося конца, мученической смерти, и его литературные взгляды, его писательская манера, в значительной мере определены этим положением. Он чужд лжи, притворства и лукавства. Искренность чувств – вот самое главное для Аввакума. «Я ведь не богослов, – что на ум попало, я тебе то и говорю», «писано моею грешною рукою, сколько Бог дал, лучше того не умею», – такими заверениями полны сочинения протопопа. Свою речь он называет «вяканием», свое писание – «ковырянием». Он пишет, как бы беседуя, имея перед глазами конкретного читателя, слушателя, который стоит здесь же, перед ним. «Сочиняя, Аввакум постоянно видит перед собой читателя, – пишет А. М. Панченко. – Это – тот же крестьянин или посадский мужик, с которым Аввакуму приходилось иметь дело с молодых лет, это его духовный сын, нерадивый и усердный, грешный и праведный, слабый и стойкий в одно и то же время. Это – „природный русак“, как и сам протопоп. Такому читателю нелегко понимать церковно-славянскую премудрость, с ним надо говорить просто, и Аввакум делает просторечие своим стилистическим принципом: „Чтущии и слышащии, не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русской природной язык… Я не брегу о красноречии и не уничижаю своего языка русскаго“».
Аввакум Петров родился в 1620 или в 1621 году в селе Григорове Нижегородского края. Отец Аввакума, сельский поп, по образу жизни почти ничем не отличался от своей паствы. От трудностей и тягостей жизни он находил утешение в «питии хмельном». Мать же была «постница и молитвеница», именно она внушила своему сыну глубокое религиозное чувство. Отец Аввакума умер рано, и мать одна поднимала целый выводок ребятишек. Когда Аввакуму исполнилось семнадцать лет, мать женила его на четырнадцатилетней сироте, трудолюбивой и набожной девушке. Так в жизнь Аввакума вошла Настасья Марковна, которой суждено будет пройти со своим мужем через все мытарства и родить ему девятерых детей.
В двадцать один год Аввакум стал дьяконом, а в двадцать три «был поставлен в попы» в селе Лопатицы. Но долго он в Лопатицах не удержался из-за своего строптивого характера и ссоры с местным воеводой. В 1647 году Аввакум был вынужден вместе с женой и новорожденным сыном отправиться в Москву искать защиты от преследования властей. В столице он познакомился с царским духовником Стефаном Вонифатьевым и его единомышленниками – «ревнителями древлего благочестия», поставившими цель поднять религиозный и нравственный уровень духовенства, придать благообразие и чинность беспорядочной и суетной церковной службе.
Заручившись поддержкой Вонифатьева, Аввакум возвращается в Лопатицы. В Москве он поклялся «отцам», что будет «ревновать во Христе» и стараться о благочестии. Однако его усердие по исправлению нравов вновь воздвигло «бурю» и гнев «начальников». В конце концов, он вынужден был покинуть Лопатицы и переехать в Юрьевец-Повольский, где был рукоположен в протопопы, но и на новом месте продержался недолго, восстановив на этот раз против себя уже и местный клир и прихожан суровой проповедью нравственности. Ему уже было за тридцать, когда он «вдругорядь сволокся к Москве» и стал служить в Казанском соборе, где настоятелем был его покровитель Иван Неронов, входивший в круг ревнителей благочестия.
Наступил 1652 год, год изгнания взбунтовавшимся народом Аввакума из Юрьевца, год смерти московского патриарха Иосифа. Три последних года жизни патриарха русской церковью фактически руководили ревнители благочестия. С ними полностью был солидарен архимандрит новгородский Никон, который у себя в Новгороде осуществлял их идеи, непрестанно советуясь с ревнителями.
Реальных претендентов на патриарший престол было двое: «отец духовный» царя Стефан Вонифатьев и «собинный (особый) друг» царя честолюбивый и энергичный Никон. Царский духовник прямо указал на Никона как на достойного преемника покойного патриарха. Для ревнителей благочестия Никон был «наш друг», и они его поддержали. Как потом напишет Аввакум, не знали они, что «врага выпросили и беду на свою шею».
Как только Никон был поставлен патриархом, он сразу же изменил свое отношение к прежним друзьям, сразу же «возлюбил стоять высоко, ездить широко». Оговорив себе право быть независимым даже от царя, он тем более не собирался выслушивать назидания и обличения ревнителей.
Никон принял единоличное решение провести реформу русской церкви «по греческому чину». Этим он сразу же превратил ревнителей благочестия в своих врагов. Они верили в непогрешимость русских книг и русских обрядов и не верили грекам, потерявшим истинную веру, достоинство и добрые нравы под турецкой властью.
Первым выступать перед народом, обличая нововведения патриарха, стал протопоп Аввакум. После изгнания Ивана Неронова из Казанской церкви и заключения его в Спасов-Каменный монастырь, Аввакум отказался служить по новому образцу в Казанском соборе и демонстративно перенес службу во двор опального Неронова, приспособив для этой цели «сушило» – сарай для сена. Во время всенощной он был схвачен и посажен на цепь в подземелье московского Андроникова монастыря. Три дня и три ночи здесь держали протопопа, не давая ему пищи и воды. На четвертый день вывели Аввакума из погреба и стали уговаривать подчиниться патриарху, но перенесенные истязания лишь утвердили протопопа в мысли, что он страждет за правую веру.
Так начался крестный путь Аввакума. Никакие пытки и истязания, гонения и ссылки, уговоры царя и бояр, обещания земных благ за отказ от своих убеждений не смогут заставить его прекратить борьбу против «блудни еретической» – Никоновой реформы. «Держу до смерти, яко же приях; не прелагаю предел вечных, до нас положено: лежи оно так во веки веком!» – под таким девизом пройдет его вся дальнейшая жизнь.
17 сентября 1653 года Аввакум «за ево многое бесчинство» был сослан в Сибирь. Тринадцать недель везли мятежного протопопа вместе с семьей в Тобольск, много лишений и нужды пришлось им вытерпеть на этом длинном пути. В Тобольске Аввакум оставался недолго: пришел из Москвы указ ехать на Лену, а по дороге туда, в Енисейске, застал его новый указ – отправляться ему в Даурию под начальство воеводы Афанасия Пашкова. Воеводе было приказано искать в Даурской земле пашенные места с угодьями и в этих местах ставить остроги. В эту колонизационную экспедицию и был направлен Аввакум в качестве священника, из-за чего он оказался в прямой зависимости от начальника отряда.
Пашков, по отзыву самого Аввакума, был «суров человек», и ему будто бы «с Москвы от Никона приказано» было мучить Аввакума. Конфликт между воеводой и протопопом обозначился с первых дней их совместного путешествия и скоро превратился в упорную борьбу, о которой сам Аввакум впоследствии сказал: «…он меня мучил или я ево, – не знаю, Бог разберет в день века».
Вместе с мужем в далекую ссылку, в неведомые земли безропотно шла Настасья Марковна. Она рожала и хоронила по дороге детей, вытаскивала их из реки во время бури, спасала детей от голодной смерти, выкапывая коренья и подбирая недоеденные волками объедки. Марковна помогала мужу стойко переносить все невзгоды, и лишь однажды из ее истерзанной груди вырвался крик отчаяния: «Долго ли муки сея, протопоп, будет?» Но стоило протопопу вместо утешения сказать: «Марковна, до самыя смерти!», как, собрав все силы и волю, она со вздохом ответила: «Добро, Петрович, ино еще побредем!»
За вычетом того небольшого срока, когда Аввакуму было еще разрешено служить в церкви в Тобольске, почти все годы ссылки он разделял условия походного быта казаков-первопроходцев: тянул в ледяной воде дощаник, волок сани, валил и гнал по рекам строевой лес, ставил срубы, промышлял рыбу и зверя. Нужда и голод, побои и издевательства, полная зависимость от жестокосердного начальника только духовно укрепляли протопопа. В Сибири родилась слава Аввакума как героя и мученика за веру и правду, и молва о его подвиге и стойкости достигла Москвы.
Прошло почти одиннадцать лет. Протопопу приказано было вернуться в Москву, куда он и приехал в 1664 году. Никон к этому времени был уже отстранен от руководства церковью, и царь, фактически возглавивший церковную реформу, захотел «милостью» склонить Аввакума на свою сторону. Но протопоп и в Москве проявил свою непреклонность. Как царь и бояре ни старались переубедить его, прибегая к лести и подкупу, терпения мятежного протопопа хватило только на несколько месяцев. А потом он разразился гневной челобитной к царю, самовольно стал восстанавливать старые обряды и открыто проповедовать свои взгляды, вследствие чего «запустошил церкви» в Москве. Царь и власти в августе 1664 года приняли решение снова отправить его в ссылку в Мезень. Спустя полтора года протопопа вновь привезли в Москву, где был собран церковный собор для разбора и обличения раскольничьих заблуждений. Но и здесь, как гласит официальный документ, Аввакум «покаяния и повиновения не принес, а во всем упорствовал, еще же и священный собор укорял и неправославным называл». Тогда по решению собора Аввакум был расстрижен, предан проклятию как еретик и отправлен в Пафнутьев монастырь, где «заперши в темную полатку, скована держали целый год».
После новых бесполезных увещеваний, которые продолжались больше года и в которых со стороны церковных властей принимали участие прибывшие в Москву вселенские патриархи, Аввакум вместе со своими единомышленниками, попом Лазарем и иноком Епифанием, был отправлен в Пустозерский острог на Печоре, «место тундряное, студеное и безлесное». Здесь Лазарю и Епифанию были вырезаны языки и искалечены правые руки. Относительно Аввакума ограничились заточением в земляном «срубе», посадив его на хлеб и воду. Этот сруб представлял собой вырытую в земле глубокую яму, которую у входа охраняли стрельцы. Но и «осыпанный» мерзлой землей, без книг, Аввакум продолжал свою деятельность. Не имея возможности проповедовать в церкви и на площади, он взялся за перо, а не случалось пера под рукой – писал «в темнице лучинкою». Из пустозерского «рва» через «верных людей» передавались пламенные послания Аввакума сначала в Мезень, а оттуда в Москву. Никогда слава Аввакума не была так велика, а его деятельность столь опасна для властей, как теперь, когда он был заживо погребен за Полярным кругом. Не без прямого воздействия пустозерских писаний началось в 1668 году и продолжалось восемь лет Соловецкое восстание. Теперь Аввакум уже не столько уговаривал царя, сколько угрожал. Так, в челобитной к молодому царю Федору Алексеевичу он писал, что отец его угодил прямо в ад. Здесь содержался прямой намек – ведь царь Алексей Михайлович умер сразу после подавления Соловецкого восстания, проклятый его участниками. Это послание решило судьбу мятежного протопопа и его соузников. 14 апреля 1682 года осужденных привязали к четырем углам сруба, завалили дровами и берестой и сожгли.
Из приговора до нашего времени дошла только одна фраза: «За великие на царский дом хулы…»
Шарль Перро
(1628 – 1703)
Сказки Перро не были чем-то принципиально новым для французской литературы. И до него издавались сборники сказок, но они входили в разряд «низменного чтения» и не имели никакого отношения к миру прекрасного, где царил «высокий стиль». Перро первым предложил сказку читателю образованному, утонченному, искушенному, и тот восторженно ее принял. Между тем Перро не был собирателем фольклора. Он использовал те сказки, которые хорошо знал с детства и, сохраняя простоту их языка, в остальном обращался с ними достаточно свободно. В них он давал волю своей фантазии, становился их фактическим автором. О сказках Перро очень точно сказал И. С. Тургенев, который перевел их на русский язык: «Несмотря на свою несколько щепетильную, старофранцузскую грацию, сказки Перро заслуживают почетное место в детской литературе. Они веселы, занимательны, непринужденны, не обременены ни излишней моралью, ни авторской претензиею; в них еще чувствуется веяние народной поэзии, некогда их создавшей; в них есть именно та смесь непонятно-чудесного и обыденно-простого, которая составляет отличительный признак настоящего сказочного вымысла».
Родился Шарль Перро в 1628 году в семье адвоката Парижского парламента. Семья Перро не была дворянской, но отец стремился дать всем четырем сыновьям хорошее образование. Да и мать была женщиной образованной – она сама учила детей читать и писать. По замечанию французского историка Филиппа Арьеса, школьная биография Шарля – биография типичного отличника. За все годы обучения в коллеже ни он, ни его братья ни разу не были наказаны розгами, что удивительно для того времени. Прилежание братьев Перро дало свои плоды: по крайней мере, два из них стали знаменитыми. Старший, Клод, прославился как архитектор (он проектировал восточный фасад Лувра), механик, археолог, физик. Шарль, младший из братьев, довольно рано обнаружил литературный талант.
После окончания коллежа Шарль три года берет частные уроки права, получает диплом юриста и начинает карьеру адвоката. Но это скорее была дань семейной традиции, чем осознанный выбор жизненного пути. Много позднее он напишет в своих «Мемуарах»: «Я считаю, что было бы очень полезно сжечь все книги судебных дел… нет ничего лучшего в мире, как уменьшение числа судебных процессов». Сам Перро участвовал всего лишь в двух процессах. В это же время он пишет стихи, обратившие на себя внимание известного поэта Жана Шаплена, приближенного к придворным кругам. Шаплен рекомендует молодого человека всесильному Кольберу, министру финансов, и тот назначает его секретарем совета по литературному творчеству при только что организованной Малой академии.
Перро быстро завоевывает доверие Кольбера и становится одним из самых значительных лиц среди его окружения. Ему доверяют составление надписей для медалей и памятников в Академии надписей, он проводит инструктаж среди посланников, отправляющихся в заморские страны, но главная его должность – Генеральный секретарь в интендантстве королевских построек. Перро курирует строительные работы, начатые тогда в Лувре, Тюильри и Версале, проводит финансовые проверки. Благодаря его ходатайству сад Тюильри был открыт для посещения публикой.
В 1671 году Шарль Перро становится членом, а потом и секретарем Французской академии. Обладающий незаурядными организационными способностями, он предложил ряд новаций в работе Академии: жетоны для отчета о посещаемости заседаний, собственное устройство для голосования, открытость для публики процедуры приема в члены Академии. У Перро неплохое жалованье, которое он тратит на коллекционирование произведений искусств и приобретение недвижимости.
Кончина Кольбера в 1683 году ознаменовала завершение служебной карьеры Перро. Он выходит в отставку и полностью посвящает себя литературной деятельности, а также воспитанию своих шестерых детей (брак с Мари Гишон продолжался недолго – она скончалась после шести лет замужества).
В это время он уже довольно известный в придворных кругах поэт, но его галантные и сатирические поэмы, торжественные оды большой славы ему пока что не снискали. Слава поначалу придет к нему в виде скандала, разразившегося 27 января 1687 года после прочтения Перро на заседании Французской академии своей новой поэмы «Век Людовика Великого». С этого момента во французской словесности начинается девятилетняя «война», развернувшаяся между приверженцами современности («новыми») и апологетами античности («старыми»).
В своей поэме Перро сопоставил современную ему литературу с литературой века Августа к решительной невыгоде последней. Самым яростным оппонентом Перро стал знаменитый теоретик французского классицизма Николя Буало, который демонстративно покинул зал заседаний во время чтения поэмы и впоследствии неустанно осыпал колкими эпиграммами своего литературного врага.
В продолжение полемики, начатой в поэме, Перро в течение девяти лет пишет и публикует четырехтомный трактат, построенный в виде философского диалога, под названием «Сравнение древних и новых в вопросах искусств и наук». В этом трактате преимущество современных писателей над древними Перро выводил из общей идеи прогресса человеческой культуры. При всех полемических перехлестах и спорных утверждениях (согласно Перро, в процессе развития человечества наиболее высокой культурой оказывается та, что объединяет в себе опыт предшествующих эпох, дополняя его своими собственными открытиями, а потому Лувр совершеннее эфесских храмов, Лебрен выше Рафаэля, Паскаль умнее Платона, Буало значительнее Горация и Ювенала), он сформулировал очень важный тезис. В литературе так же, как и в жизни, существует прогресс, а потому, создавая искусство нового времени, нет резона опираться на авторитет древних. Логическим развитием и завершением этого спора со стороны Перро стал его большой труд «Знаменитые люди Франции нынешнего века» (1697–1700), где он поместил более ста биографий знаменитых ученых, поэтов, историков, врачей, художников.
Но бессмертие и подлинную славу Перро принесли не поэмы и ученые труды, а произведения, которых он, очевидно, немного стыдился – волшебные сказки. Иначе как объяснить тот факт, что лишь первые три из них, написанные в стихах, он открыто признал своими, четвертую он выпустил анонимно («Спящая красавица»), а затем, издавая сборник прозаических сказок, и вовсе укрылся за именем своего восемнадцатилетнего сына Пьера Перро д’Арманкура?
И все же обращение Перро к жанру сказки было закономерным: это позволило ему перейти от теории к практике. Выступая против подражания современной литературы античным образцам, он фактически выступил за возвращение искусства к национальным основам. Перро увидел в народных сказках тот национально окрашенный источник, который должен обновить литературу.
Первыми были написаны стихотворные сказки. Их Перро в 1695 году объединил в сборник, открывавшийся предисловием. В нем автор подчеркнул главный мотив, подтверждавший ценность этих сказок, – это «похвальная и поучительная мораль». По глубокому убеждению Перро, сказки должны быть связаны с каким-нибудь моральным уроком. «Добродетель в них всегда вознаграждается, порок наказывается». Сказки должны показать читателям, как важно быть трудолюбивым, честным, послушным, рассудительным.
В духе эстетических вкусов своего времени Перро стихи предпочитал прозе. Но его стихотворные сказки заметно уступают прозаическим. В последних он выступил подлинным мастером великолепной отточенной прозы, занимательным рассказчиком, искусно сплетающим юмористическое грубоватое повествование в народном духе с традициями салонной галантной культуры.
Сборник прозаических сказок, принесших Перро всемирную известность, впервые вышел в 1697 году одновременно в Париже и Гааге под названием «Сказки моей матушки Гусыни, или Истории и сказки былых времен с моральными поучениями». Это всем теперь известные «Спящая красавица», «Красная шапочка», «Синяя Борода», «Кот в сапогах», «Феи», «Золушка, или Хрустальная туфелька» (правильный перевод – «Туфелька, отороченная мехом»), «Рике с хохолком», «Мальчик-с-пальчик».
Свои сказки Перро писал в расчете как на детей, так и на взрослого читателя. Причем, если прозаическая часть сориентирована на детское восприятие, то стихотворная завершающая мораль, отмеченная иронией и игривостью, а в некоторых случаях и явно выраженным эротизмом, адресована взрослым. Авторское начало проявляется и в описаниях пейзажей, убранства комнат, и в портретных и психологических характеристиках героев, и в иронических попытках разумного объяснения чудес. Все это совершенно не свойственно устному народному творчеству.
И все же отношение Перро-сказочника к фольклору было принципиальным: в большинстве случаев он пользовался устной традицией, довольно точно воспроизводя рисунок народной сказки. Особенно это чувствуется в сказках «Красная шапочка», «Кот в сапогах», «Синяя борода». Любопытно, что его «Красная шапочка» является древнейшим источником текста. До Перро ни фольклорной, ни литературной версии этого сюжета не обнаружено. Некоторые исследователи сделали вывод, что именно от французского сказочника этот сюжет попадает в фольклор – уж больно широкое распространение он получает в европейском фольклоре последующих веков.
«Мальчик-с-пальчик», «Золушка» и «Спящая красавица», напротив, довольно далеки от фольклорной традиции. Этим сказкам присущ светский колорит, галантность, в них автор откровенно совмещает сказочную атрибутику с приметами современной ему действительности. Например, в «Золушке» сестры, собираясь на бал, наряжаются и причесываются по последней моде, украшают себя мушками, как модницы и модники конца XVII века. Пробуждение красавицы, проспавшей волшебным сном сто лет, тоже приходится на конец XVII века – ведь на ней платье с высоким воротником, «какие носили при короле Генрихе IV».
«Они волшебные и реалистические одновременно, эти сказки, – пишет о сказках Перро Е. Перехвальская. – И герои их действуют как вполне живые люди. Кот в сапогах – настоящий ловкий парень из народа, который благодаря собственной хитрости и находчивости не только устраивает судьбу своего хозяина, но и сам становится „важной особой“. „Он больше не ловит мышей, разве только иногда, для развлечения“. Мальчик-с-пальчик тоже вполне практично не забывает в последний момент вытащить у Людоеда из кармана мешок с золотом и так спасает от голодной смерти своих братьев и родителей».
Сборник сказок Перро породил моду на сказки. Под его прямым влиянием в литературе появляются многочисленные сказочные сборники других авторов. Сказка стала излюбленным жанром светских салонов и получила новую, сугубо салонную окраску, практически утратив фольклорную основу. Новое осмысление народной сказки придет спустя век, в романтическую эпоху, и начало этому положат братья Гримм.
Возвращаясь к последним годам жизни и творчества Шарля Перро, стоит отметить, что в 1700 году произошло его примирение с Буало. Глава партии «древних» признал правоту своего литературного противника. Эстетический спор выиграл Перро и его соратники.
16 мая 1703 года Шарль Перро умер в Париже.
Даниэль Дефо
(1660 или 1661 – 1731)
Даниэля Дефо можно назвать безусловным основоположником реалистического романа Нового времени. Дело в том, что в начале XVIII века в Европе не было романов в современном понимании. Широко в это время распространены средневековые рыцарские романы, наполненные фантастикой, невероятными приключениями. В Испании чрезвычайно популярны плутовские романы, в центре которых история героя-плута, пикаро. Опираясь на сложившуюся романную традицию, а также на гениального «Дон Кихота», используя жанр путешествий (Англия в это время – крупнейшая морская держава), Дефо создал роман в современном понимании этого слова – историю жизни, индивидуальной судьбы частного человека. Он был просветителем и в своем понимании человека исходил из просветительского представления, согласно которому человек от природы добродетелен, но среда (воспитание и социальные обстоятельства) делают его плохим или хорошим.
Дефо был сыном своего времени – времени становления буржуазного общества. Его кипучая и деятельная натура соединяла в себе черты буржуазного дельца и порой беспринципного политика, яркого публициста и талантливого, многогранного писателя.