Осенние любовники Дубчак Анна

...Сначала она бежала полем, исколотые ноги уже никак не реагировали на боль. Казалось, боль стала ее естественным состоянием. Ветер со снегом забивались в растрепанные, хлеставшие по лицу длинные волосы... Тело заледенело, мокрая тяжелая юбка сковывала движение, правая рука еще инстинктивно придерживала на груди порванную клетчатую мужскую рубашку, но и это не спасало от пронизывающего ветра и холода.

Остановившись у самой кромки воды, она, содрогаясь при мысли, что сейчас она ощутит всем телом ледяную серую зыбь реки, оглянулась... Никого. Тем лучше... Зажмурила глаза и, невольно застонав, вошла в воду...

Они стояли посреди зала и обнимались. Аэропорт в этот ночной час выглядел опустевшим и нереальным. Наталия только что прилетела из Москвы, а ведь еще вчера утром была в Лондоне... Она все-таки отвоевала себе это право: путешествовать в одиночестве и не лгать при этом Логинову. На вопрос, на какие средства она полетит в Англию, Ната ответила столь туманно, что понять можно было ее, лишь полностью абстрагировавшись от реальной жизни. «Понимаешь, у меня были кое-какие сбережения... Кроме того, я же не бездельничаю... С помощью своего дурацкого дара мне удалось расстроить несколько бесперспективных браков... Я спасла людям, можно сказать, жизни... И что самое главное – их кошельки. И еще, Логинов, у меня от тебя столько тайн, что тебе потребуется не одна жизнь, чтобы вывести меня на чистую воду. Поэтому или воспринимай меня такую, какая я есть, либо давай расстанемся... Мне бы хотелось быть честной с тобой, и хотя в полной мере претворить это в жизнь практически невозможно, так давай хотя бы в таких мелочах, как путешествия или просто поездки, быть самими собой. Мне надоело врать тебе о том, как прекрасно я провела месяц у тетки в деревне, когда я все это время загорала на юге Франции и перепробовала все имеющиеся там местные вина...»

И Логинов сдался. Он понимал, что ее все равно не удержишь, а потому лишь вздохнул и согласился: в конечном счете каждый человек сам волен выбирать себе свой образ жизни. И не такая уж трагедия, что Наталия со своим талантом и образом мышления не вписывается в его представления о потенциальной жене. Кроме того, ему не верилось, что она когда-нибудь все же согласится на этот брак: уж слишком она была своевольна, капризна и самодостаточна. Но он любил ее, а потому был обречен делать вид, что понимает ее.

Конечно, он давно подозревал, что она зарабатывает себе деньги сомнительными услугами, но во всем винил Сару. Только такая женщина, как Сара, могла надоумить Наталию делать деньги на чужом горе. Схема, как предполагал Логинов, была элементарна до неприличия: Наталия видит нечто, имеющее отношение к личной жизни сильных мира сего (то есть состоятельных людей города – клиентов Сары – директрисы косметического салона «Кристина»), и за деньги предупреждает их либо о грозившей им опасности, либо сообщает детали, имеющие в частной жизни большое значение: например, измена, обман, финансовые махинации... Ну и, конечно, занимается поиском людей. И наверняка не задумывается при этом, для чего ищет человека: для жизни или смерти. И вот эта беспринципность бесила Логинова – прокурора города – больше всего. Мысль о том, что его подруга по уши увязла в совершенно непонятных, но явно с криминальным душком делах, заставляла его быть в постоянном напряжении. Во-первых, он переживал за нее, потому что знал, насколько она увлекающаяся натура, насколько азартна и непредсказуема, когда речь идет о раскрытии преступления или распутывании интересных для нее дел. Во-вторых, он, как человек, обязанный осуществлять надзор за исполнением законов, все чаще и чаще вставал в тупик, сталкиваясь с параллельным расследованием, которое проводила Наталия. Как часто приходилось им работать вместе, дополняя друг друга и постоянно находясь в состоянии компромисса, только чтобы не подраться, как кошка с собакой, добывая ценную информацию. Но если Логинову со своими помощниками приходилось действовать по хрестоматийной, законной схеме, то Наталия использовала в своем арсенале абсолютно все и действовала, как правило, незаконно. Она шла на риск, не задумываясь, и лишь в редкие минуты в ней проявлялась ее женская суть, и тогда она искала помощи и понимания у Логинова. Она становилась беспомощная и слабая, как только что народившийся котенок, и искала тепла в его объятиях. Чаще всего это происходило, когда ей действительно угрожала смертельная опасность. Трезво оценив степень риска, она словно ужасалась своим действиям и, преодолев гордыню, признавала, что была на волосок от смерти.

Они ехали в машине по ночному городу, прижавшись к друг другу. За рулем сидел Сергей Сапрыкин, друг и помощник Логинова. Он же являлся женихом домработницы Сони, которая уже больше двух лет жила у Наталии с Логиновым и, как оказалось, тоже не спешила расставаться со своей свободой. Соня превосходно готовила, следила за чистотой в доме и с полуслова понимала Наталию. Они отлично ладили, чем несколько раздражали великого собственника и консерватора Логинова: он считал, что в квартире должны жить лишь они с Наталией и что раз уж есть домработница, то она должна быть приходящей. Но Соня, несмотря ни на что, продолжала жить в небольшой комнатке возле кухни и была довольна своим положением. Это объяснялось очень просто: ей хорошо платили, и, кроме того, ей не приходилось тратиться, чтобы снимать отдельную квартиру.

– А что с ней сделается? Разве что она... слегка поправилась.

– Ей полнота к лицу... Я правильно говорю, Сережа? – Она ущипнула Сапрыкина за ухо.

Настроение у нее было прекрасное. Она была счастлива, что наконец-то вернулась домой. Хотя и в Лондоне она провела совершенно восхитительные две недели. Первую половину месяца она путешествовала по старой Англии, много ходила пешком, наслаждаясь местной природой и видом увитых зеленью и цветами особнячков, питалась исключительно в пабах, где перепробовала все сорта пива и познакомилась с местной кухней. Но остановив свой выбор на свиных колбасках с тушеной капустой, тоже стала прибавлять в весе. И лишь вернувшись в Лондон, который встретил ее дождем и холодом, она вновь обрела форму, совершая долгие путешествия по столичным достопримечательностям. Конечно, как и каждую женщину, ее поразила Оксфорд-стрит, самая известная торговая улица города, протянувшаяся на целую милю от Мраморной арки до Тоттенгам-роуд. Купив себе на Риджент-стрит два платья, она вернулась туда на следующий день, чтобы выбрать костюм для Логинова. И вот перед самым отъездом на Пиккадилли, где она оказалась после того, как потратила целых сто фунтов в торговом центре «Трокадеро» на подарки, она, отдыхая в небольшом ресторанчике и поглощая в невероятном количестве рыбные деликатесы, и познакомилась с Гарри Робинсоном – солдатом конного караула с Хорс-Гардз, подразделения «Блюз-энд-Ройлз» – и чуть было не наделала глупостей, согласившись провести с ним вечер. Сначала все было, как в хорошей мелодраме: Гарри вызвался сопровождать ее по Лондону, рассказывая на ломаном русском (его отец был русским и держал лавку на Бервик-стрит, что в районе Сохо, мать была ирландкой) об интерьере Вестминстерского аббатства и о шедеврах Национальной галереи, но ближе к вечеру, когда они, уставшие, пришли в ее гостиничный номер, набросился на нее и чуть не прокусил ей губу.

Пришлось с ним расстаться. Причем без сожаления. Хотя ей понравился его здоровый цвет лица, добрые карие глаза и светлые кудри, до которых ее так и тянуло дотронуться. Но очевидно, его предки со стороны русского отца, помимо румянца и карих глаз, наградили его наследственной грубостью и хамством, как иначе можно было назвать его совершенно дикий поступок. Она бы и так согласилась провести с ним время, если бы он вел себя как-то иначе. Нежнее, что ли. Тем более что она в принципе была готова к этому...

– Нет-нет, – рассмеялась Наталия, приводя в порядок одежду и приглаживая растрепавшиеся волосы. – Идем... Мне кажется, что я не была дома целую вечность... Кроме того, мне не терпится показать вам подарки... Если бы вы только видели этот универмаг «Хэрродз»!

– А я-то думал, что ты будешь нам рассказывать про собор Святого Павла...

– Вы, мужчины, просто невыносимы... Все лондонские достопримечательности я изучила по альбомам еще до поездки, и представьте себе – все совпадает: и архитектура, и стиль... Но магазины – это просто чудо...

Они уже входили в подъезд, как вдруг Наталия заметила в нескольких метрах от себя промелькнувшую темную фигуру. Она резко обернулась и встретилась взглядом с прозрачными зелеными глазами: он сдержал свое обещание и все же встретил ее, хотя она и предупреждала его... Она поразилась: как же так, на улице ночь, а его глаза такие же прозрачные и зеленые, как при дневном свете. Глаза, как драгоценные камни, как изумруды...

– Добрый вечер, – услышала она и, покраснев, лишь ограничилась кивком головы. Парень, который только что прошел мимо них, сделал вид, что оказался здесь случайно. А ведь он преследовал Наталию почти месяц.

Они познакомились в банке, где Наталия меняла доллары. Красивый мальчик нахально рассматривал ее в тот момент, когда она как раз пересчитывала деньги. А потом он увязался за ней и ходил почти весь день – куда она, туда и он. Толкая впереди себя корзинку в магазине, куда Наталия забежала, чтобы купить фруктов, она, увидев маячившего возле кассы паренька, поняла, что настало время объясниться. Он мог преследовать ее по двум причинам: у него было к ней дело или же она понравилась ему просто как женщина. Она бы предпочла первое. Тем более что, судя по внешнему виду этого молокососа, он был явно при деньгах: дорогая меховая куртка, соболья шапка, высокие, тисненой кожи, рыжие сапоги и очки – золотая оправа от Риччи. Такие, как он, как правило, занимаются мелким шантажом по отношению к своим папашам-толстосумам. А для этого им необходима информация, которую может им дать только Наталия. В этом плане Сара, конечно, хорошо поработала: редкий влиятельный человек в городе не знал о способностях Наталии Валерьевны Ореховой. Возможно, ее уже и побаивались, но чаще все-таки закрывали глаза на ее информированность в прошлых делах, когда дело касалось будущего.

– Тебе чего?

– Хочу с вами познакомиться, – низким молодым баском, свойственным пятнадцати-шестнадцатилетнему юноше, ответил он.

– А тебе плохо не станет. Зачем? Я же старше тебя.

Разговор происходил на крыльце магазина.

– Вы мне понравились.

– Интересно чем?

– Вы красивая, да и прикид что надо... Давайте встретимся, хотите, я позвоню вам...

– Не хочу. Ты для меня слишком молод. Но раз уж ты весь день ходишь за мной, то донеси хотя бы пакеты... – Она всучила ему в руки четыре пакета с продуктами и приказала остановить такси.

– А тачки что, нет?

– Есть. «Форд» тебя бы устроил?

– Устроил.

– Меня бы тоже, но я сегодня без машины... Так что поменьше разговаривай и голосуй...

Она отошла в сторону и стала наблюдать, как он, переложив все пакеты в левую руку, пытается остановить машину.

Когда они уже приехали к ее дому, она сказала:

– Тебе незачем меня преследовать... У меня муж и двое детей. Поищи себе кого помоложе, понял?

Он хмыкнул и покачал головой:

– Не получится. Завтра увидите меня на этом же месте, вечером... Я хочу вас.

Она чуть было не покрутила пальцем у виска, но сдержалась: ищущий да обрящет. И, взяв из его рук свою ношу, вошла в подъезд.

И он действительно приходил к ее дому каждый день между пятью и шестью вечера, иногда заходил, чтобы погреться, в подъезд. Она наблюдала за ним из окна своей кухни, и они с Соней с удовольствием шутили на эту тему.

Но когда она увидела его в аэропорту, в день своего отлета в Москву, ей стало не по себе.

– В Англию летите? Хорошо вам, а у меня школа...

– Дождись каникул да лети, кто тебе не дает?

– Я бы хотел с вами... – И все в таком духе.

– Я встречу вас! – крикнул он ей на прощание, перед тем как за ней закрылась прозрачная стеклянная дверь.

«Только этого еще не хватало...»

– Ниоткуда. Я его вообще не знаю. Просто для прокурора ты крайне невнимательный: этот мальчик преследует меня еще с сентября... Влюблен в меня, понимаешь?

– Конечно, понимаю. Ну так отшей его, или, если хочешь, это сделаю я...

– Вот когда за тобой будут бегать школьницы, тогда и будешь отшивать, а я уж разберусь как-нибудь сама...

Соня, человек импульсивный, увидев Наталию, всплакнула.

– Если бы ты знала, как я за тебя переживала... Столько часов на самолете... Погода мерзостная, дожди, туман... Я специально слушала и смотрела все новости, чтобы только узнать, как там, в Англии...

– В Англии все в основном английское. Люди там поглощены собой. День и ночь считают фунты стерлингов. Это их естественное занятие.

Ей было весело, хорошо, тепло... Она вернулась наконец домой.

Соня накрыла в гостиной. К горячим пельменям подала острый красный соус и сметану. Сергей с Игорем пили ледяную водку, Наталия с Соней – шампанское.

Раздался телефонный звонок. Игорь Логинов шумно вздохнул:

– Можете застрелить меня, если это не Сара...

И он оказался прав.

– С приездом! – услышала Наталия ее голос. – Пьете небось?

– Ты же знаешь нас... Сара, если хочешь, подъезжай, у нас пельмени, икра...

– Ты мне нужна.

– Прекрасно. Если не приедешь, то встретимся завтра.

– Я, наверное, сама-то подъехать не смогу, если можно, то я направлю к тебе одного человечка. Он хороший, и зовут его Андрей. Ему тридцать два года. Ему надо помочь. С условиями он ознакомлен... Я бы сейчас тебе кое-что сказала, может, ты начнешь уже прямо сейчас...

– А что случилось?

– Помнишь, ровно год назад из тридцать второй школы ушла и не вернулась учительница математики, Ирина Литвинова? Об этом еще тогда писали все газеты, а потом ее труп выловили из реки в районе Соснового Бора...

– Конечно, помню. Ей устроили пышные похороны... Она была еще совсем молодая...

– Так вот, Андрей – ее друг, жених или кто-то в этом роде... Он полтора года был в командировке в Сирии... И когда она перестала писать ему письма, подумал, что она просто вышла замуж на другого...

– А за кого, он не сказал?

– Ну ты даешь... Откуда ты знаешь, что он кого-то подозревает?

– Интуиция.

– Да, он думал, что она вышла замуж за Валентина Самсонова, журналиста «Вечерней газеты»... Между прочим, они были друзьями... Вот и представь себе, Андрей возвращается и узнает, что Ирина мертва, а Самсонов уже больше года как работает в Москве... Потому-то ему никто и не написал... А если кто и был из общих знакомых, которые могли бы ему сообщить о ее смерти, то, наверное, у них не было его адреса...

– А разве Литвинова жила одна? Родственники-то у нее были...

– Нет. Никого у нее не было. Знаешь, по-моему, мы с тобой заговорились... Думаю, что в общих чертах ты все поняла... А остальное расспросишь у Захарченко...

– Это его фамилия?

– Да, Андрей Захарченко. А я тебе завтра позвоню... Ты привезла мне то, о чем я тебя просила?

– Привезла... Ты получишь их при встрече...

Сара была большая оригиналка и попросила Наталию привезти ей из Англии носовые платки с кружевом ручной работы и, если встретятся, с вышивкой...

Наталия опустила трубку и только тогда поняла, что уже давно находится в прихожей не одна: Игорь слышал весь разговор.

– Ты снова подслушивал?

– Что значит – снова? Я просто ждал, когда ты освободишься, чтобы пригласить на чай...

– Неправда, ты шпионишь за мной.

– Тебя просят заняться Литвиновой?

– Ты же сам все слышал...

– Но ведь это же было самоубийство. Эта девушка сама утопилась. На ее теле мы не нашли ни единой царапины...

– Но ведь просто так в реку никто не бросается, не так ли?

Логинов шумно вздохнул:

– Вот теперь я действительно ощутил, что ты вернулась...

Он хотел что-то сказать, но лишь вздохнул и широко развел руками: жест, означавший, что он бессилен и что он готов снова терпеть ее постоянные отлучки из дома и вздрагивать всякий раз, слыша ее голос в телефонной трубке у себя в прокуратуре, думая, что она снова попала в какую-нибудь переделку...

– Слушайте, люди, – дверь открылась, и показалась голова Сапрыкина, – как вы думаете, сколько можно сидеть перед тортом, причем разрезанным на большие куски, и не есть его?

– Думаю, что нисколько... – Наталия улыбнулась и похлопала Логинова по плечу. – Идем, потом поговорим...

Ночью она на цыпочках вышла из спальни и заперлась у себя в кабинете. При свете луны, которая светила в окно, села за рояль, открыла его и коснулась пальцами клавиш. Она соскучилась по этим прохладным гладким клавишам и по тому сложному душевному состоянию, которое ее охватывало всякий раз, когда она предчувствовала нечто, что заставляло ее сердце биться быстрее, а мозг – работать в полную силу.

Это было удивительно, хотя и пугало своими неожиданными видениями.

Она взяла ре-минорный аккорд и принялась тихо наигрывать старинную английскую балладу «Ласточка-касатка»... И сразу же возникла узкая улочка, вымощенная булыжником, а по ней двигается, вихляя бедрами, барышня, одетая в узкое синее пальто с пушистой песцовой горжеткой, застегнутой на пышной груди. На голове девушки белая шляпка-таблетка, лицо разрумянилось, ярко накрашенные губы улыбаются... Она хороша и беспечна. Но кто она?

Девушка приблизилась настолько близко, что Наталия почувствовала сладковатый запах... Так пахнут свежие булочки с ванилью... И точно, появилась вывеска «Кондитерская Берковского». Девушка отворила дверь кондитерской, и до Наталии донесся звон колокольчика. «Господин Берковский, ау...»

Наталия опустила руки, затем быстро поднялась со стульчика, на котором сидела, подошла к подоконнику, где лежал блокнот, куда она записывала все самое важное, что увидела или услышала в своих видениях, и записала: «Кондитерская Берковского; синее пальто, песцовая горжетка, белая шляпка-таблетка, курносый носик, румянец, красные губы; улица, вымощенная булыжником; запах булочек с ванилью».

В комнате, казалось, до сих пор пахло ванилью.

Наталия вышла из кабинета и уже через мгновение стояла на кухне возле холодильника. «Чем я лучше Обломова? Или, наоборот, чем хуже?» Она открыла холодильник, достала блюдо с оставшимся ореховым тортом и поставила на стол. Затем согрела чайник и с удовольствием съела большущий кусок торта. Запивая чаем это ореховое чудо, она подумала о том, что ночью все чувства людей все же обостряются и даже еда кажется вкусней... «Ночь – время наслаждений...»

Она вернулась в постель и принялась тормошить Игоря.

– Логинов, – шептала она ему прямо в самое ухо, – просыпайся, соня, еще только два часа ночи... Я зачем с тобой, собственно, живу, чтобы смотреть, как ты спишь или ешь? Просыпайся, я же приехала... Ну же... Если хочешь, я и тебе принесу кусочек торта, но это потом, а сейчас поцелуй меня...

– Я – Захарченко, – представился высокий брюнет со светлыми глазами и взглядом разочаровавшегося в жизни человека.

– Проходите, пожалуйста. – Наталия впустила его в квартиру. – Хотите кофе?

– Если честно, то я уже и сам не знаю, чего хочу... Кофе, чай... В последнее время я не ощущаю вкуса... Вы видите перед собой живого мертвеца...

Она провела его в гостиную и усадила в кресло.

– Сара буквально в двух словах рассказала мне цель вашего визита ко мне, и вот что мне показалось странным в первую очередь: как так могло случиться, что ни одна живая душа не сообщила вам о смерти любимой вами девушки? Ведь весь город только и говорил об этой трагической гибели... У вас что, нет друзей?

– Понимаете, первые три месяца я жил в Дамаске, а потом нас, геофизиков, перевели в Алеппо... Я должен был вернуться через четыре месяца. Мы с Ирой условились, что она напишет мне и скажет ответ... Дело в том, что как раз перед отъездом я сделал ей предложение. Я знал, что у нее был роман с Самсоновым, но понимал в то же время, что она никогда не будет счастлива с таким человеком, как он...

– Почему?

– Он как птица, порхает с ветки на ветку. Словом, Самсонов не создан для семейной жизни. И Ира тоже это знала. Она никак не могла выбрать, за кого же ей выйти замуж... А мне как назло надо было срочно уезжать... Вот мы с ней и условились, что когда она примет окончательное решение, то напишет мне... И мне действительно пришло письмо. Но там и слова не было о моем предложении... Так, обычные, ничего не значащие слова... И только в конце одна фраза: «Я думаю».

А потом... тишина. И я все понял. И еще подумал тогда, что так, наверное, будет честнее, чем она будет писать мне дежурные письма о погоде и самочувствии... Поэтому-то я и остался там еще на целый год. И вот представьте себе мое состояние, когда я возвращаюсь домой и узнаю, что Ира покончила жизнь самоубийством...

– А кто вам сказал о ее смерти?

– Соседка... Я приехал и первым делом полетел, конечно, к ней... Знаете, все вдруг всколыхнулось во мне, словно и не было этих полутора лет... Я звоню-звоню, а она выходит и говорит, что Иры больше нет... И плачет...

– А Ира тоже жила одна? У нее не было родных, которые могли бы сообщить вам о ее смерти?

– У нее была тетка, так она умерла еще до моего отъезда. А что касается общих знакомых, так их практически и не было... Разве что Самсонов... Он мой одноклассник... Он-то меня, собственно, и познакомил с Ириной, когда она приехала в наш город...

– Выходит, это вы пытались отбить девушку у своего друга?

– Выходит, что так... Но я ее не отбивал... У нас с ней были сначала просто дружеские отношения. Когда Валька начинал чудить, то есть уезжал в командировки и запивал там, она всегда звонила мне, плакала, я приезжал к ней, успокаивал, водил ее в кино... И вот один раз не удержался... Думаю, что она и сама была не против нашего сближения... Вот и получается, что она любила Самсонова, но для жизни выбрала меня... В принципе она мне как-то раз приблизительно это и сказала... В иносказательной форме, конечно, но я понял...

Наталия понимала его: длительная командировка в Сирию служила проверкой не только для Ирины, запутавшейся в своих мужчинах, но и для самого Андрея, которому было бы намного проще забыть ее, находясь далеко, чем видеть, как она страдает от любви к непутевому Самсонову. Очевидно, здесь сработал инстинкт самосохранения. Ну и конечно, он надеялся на то, что Ира, оставшись наедине со своими сомнениями и ощутив одиночество рядом с любимым человеком, поймет наконец, с кем она будет по-настоящему счастлива... Ведь именно одиночество и толкнуло ее в его объятия.

– Я что-то не пойму, Самсонов-то сам любил ее?

– Говорил, что любил, но он вообще любвеобильный...

– Вы хотите сказать, что у Самсонова, кроме Иры, были еще женщины?

– Понимаете, он журналист, ему приходилось много ездить, встречаться с людьми... Он мог, к примеру, уехать в какую-нибудь дыру, в степь, и жить там с какой-нибудь девицей, жить и пить... Он называл это романтикой, хотя все кругом понимали, что это элементарная распущенность, расхлябанность...

– Самсонов сейчас в Москве...

– Да, представьте, его пригласили в Москву... Потому что он, несмотря ни на что, талантлив, оригинален... Этого у него не отнять. Будем надеяться, что в Москве он будет вести себя как-то иначе... Хотя, как мне кажется, комфортнее всего он чувствовал бы себя на телевидении... Он просто должен быть на виду, он должен всех восхищать, поражать, удивлять и потрясать... Уж такой это человек...

– Он красивый? – невольно вырвалось у Наталии, потому что она не видела этого яркого и оригинального Самсонова и очень удивилась бы, узнав, что у него обычная внешность.

– Да, он красивый... – И Андрей посмотрел на нее с вызовом. – Но ведь и я не урод, если вы об этом...

– Да нет, что вы... Просто я несколько абстрагировалась... Вы так интересно о нем рассказывали, что мне захотелось его увидеть...

– Он похож на Нижинского... Только грубоват... А внешность, как у ангела...

– Понятно. – Наталия почувствовала себя неловко под взглядом своего визави. – Так что вы хотите от меня? Узнать причину ее самоубийства?

– Не столько причину, сколько человека, вызвавшего эту причину... Ведь пока она была со мной, ничего такого с ней не случалось... Она вообще была сильным человеком. Когда дело не касалось ее чувств, конечно... Вы же знаете, она преподавала в лицее...

– В лицее, а не в школе?

– Когда только окончила университет и приехала к нам, то работала в школе, ее заметили и пригласили в лицей... Но она отказалась, считая, что все дети одинаковые и их нельзя подразделять на обычных школьников и лицеистов... Но потом у нее эта дурь прошла... Лицей – это оказалось престижным и денежным...

– А как складывались у нее отношения в лицее с педагогическим, так сказать, коллективом?

– По-моему, отличные... Ира, во всяком случае, была всем довольна. Она вела младшие классы и мечтала на будущий год взять себе два старших.

– Она же математик?

– Да, она была сильным математиком... А как педагог была очень принципиальна... Для нее важны были не оценки, а отношение ученика к поставленной задаче. Она считала, что посредством математики можно влиять на формирование характера ребенка в целом... Кажется, на эту тему она собиралась писать диссертацию... Не могу привыкнуть к мысли, что ее нет... Вот, кажется, сейчас зайду к ней в лицей, открою дверь ее класса или учительской и сразу увижу ее стройную фигурку с высоко поднятой головой... Она носила высокий конский хвост...

Он так часто повторял слово «высокий», что Наталия поняла: для него Ирина была слишком высока, недосягаема... И вполне возможно, что так оно и было на самом деле...

– У вас есть координаты Самсонова?

– А зачем они вам? Насколько мне известно, вы способны увидеть нечто, не вставая с места...

– Вас не должно касаться, как я буду работать... Прошу заранее извинить меня за грубость, но если я спрашиваю у вас координаты Самсонова или что-то еще, имеющее отношение к делу, то вы должны помогать мне, а не задавать дурацкие вопросы... Уверяю вас, если бы я сидела на месте, я бы не раскрыла ни одного преступления... Мне приходилось рисковать жизнью, чтобы соединить все логические нити, ведущие к развязке... Я довольно часто сама становилась приманкой, мишенью, чтобы только вывести на свет преступника... То, что я вижу, как вы говорите, лишь обрывки каких-то чужих ассоциаций... К примеру, я вижу, что идет снег, и больше ничего. И что ж с того? Разве могло мне прийти в голову, что женщина, которую я разыскиваю, мертвая лежит на дне глубокого оврага и ее медленно засыпает снегом?.. Все не так просто, как вам может показаться. И если мне понадобится съездить в Москву, чтобы побеседовать с Самсоновым, меня уже никто не остановит... Если дело будет интересное и я увлекусь, то даже в случае вашего нежелания продолжить расследование я буду действовать самостоятельно... Надеюсь, Сара предупредила вас об авансе?..

– Да, разумеется...

– И все же, Андрей, признайтесь: вам хотелось бы, чтобы виновным был Самсонов? Но вам нужны доказательства?

Он ничего не ответил. Просто достал записную книжку и, порывшись в ней, выписал на чистый листочек его московский телефон и адрес и протянул мне.

– Знаете, что я заметила?

– И что же? – Он почему-то не смотрел в мою сторону.

– А то, что вы очень мало рассказали об Ирине... У вас есть ее фотография?

– Да, извините... – Он снова достал записную книжку и вырвал оттуда несколько листков. – Вот, пожалуйста, фотография и адрес...

– Вы не знаете, кто сейчас живет в этой квартире?

– Кажется, теперь она принадлежит муниципалитету, но там никто не живет... Так, во всяком случае, мне сказала соседка... А теперь деньги...

Он достал из кармана пальто деньги и протянул Наталии.

– Здесь ровно тысяча. Да, чуть не забыл... Сейчас я оставлю вам свой телефон... Скажите, вам будет удобнее, если я сам вам позвоню или...

– Как вам будет угодно... Возможно, вы и сами узнаете что-нибудь новое и захотите мне рассказать... Знаете, всякое бывает...

И он ушел, даже забыв попрощаться. Но уже через пару минут вернулся:

– Извините... У меня голова кругом от всего этого... Я просто хотел сообщить вам, что в три часа в лицее будет поминальный обед – сегодня годовщина смерти Ирины... Думаю, если вы пойдете туда, то узнаете намного больше о ней... Возможно, что встреча с людьми, которые были близко знакомы с Ирой, как-то повлияет на ваши видения...

Этот Захарченко начал уже раздражать Наталию своим активным вмешательством в сферу ее подсознания и всего того, что позволяет ей видеть... Не иначе как Сара разоткровенничалась с ним больше, чем нужно, когда говорила ему о Наталии и ее возможностях.

– Хорошо, я подумаю. Только я не знаю, где находится ваш лицей...

– Это бывшая женская гимназия на улице Гончарова...

– Я поняла... А вы-то сами там будете?

– Конечно...

Ей хотелось сразу же после его ухода сесть за рояль и попытаться что-то увидеть, но ей помешали. Как, собственно, всегда. Она уже давно заметила, что обстоятельства в ее жизни складываются таким образом, что ей иногда приходится вести расследования, лишь исходя из интуиции и логики и практически лишь отчасти привлекая сюжеты своих видений. А сколько раз бывало и такое, что у нее просто не было возможности сесть за инструмент! А ведь видения посещали ее лишь в момент музицирования на рояле дома или пианино, где бы оно ни находилось... А уж случаев, когда она, увлекшись распутыванием или проверкой собственных версий, просто-напросто забывала о своем даре, было и вовсе не счесть.

Раздался звонок в дверь. «Сара, – подумала Наталия, – кому же еще быть?» Но уже возле двери она засомневалась: Захарченко только что вышел, не может такого быть, что, встретившись с Сарой на лестнице, они бы не обмолвились ни словом...

Соня, которая тоже вышла на звонок из своей комнаты, пожала плечами: обычно и она могла предположить, кто мог прийти в такой час.

Наталия открыла первую из двух дверей, чтобы посмотреть в глазок (эту привычку ей с большим трудом привил осторожный Логинов), но увидела лишь темное пятно: глазок кто-то закрыл.

– Кто там? – спросила она.

– Не бойтесь, это я, Герман...

– Какой еще Герман?

– Я замерз, вы не могли бы угостить меня чаем?..

Повернувшись к Соне и приложив палец к губам, Наталия прошептала:

– Представляешь, это тот самый мальчик, который хочет меня... – и прыснула в кулак. – Как ты думаешь, мы сможем угостить его чаем?

Соня усмехнулась и развела руками.

– Тогда приготовь нам чай, пока мы будем разговаривать в гостиной, и постарайся сделать так, чтобы он тебя не увидел... Он парень разболтанный, распущенный, если начнет приставать, я тебя позову, хорошо?

Она и сама не могла понять, зачем впускает в дом незнакомого парня, но раздумывать было уже поздно: дверь открылась, и она увидела Германа.

Он был уже без шапки. Темные вьющиеся волосы, прозрачные зеленые глаза с черной точкой зрачка. Красивый, нахальный и еще совсем ребенок...

– Ну проходи... – Она пригласила его войти. – Раздевайся... Ты что же это изменил своим правилам и пришел так рано? Если мне не изменяет память, ты приходишь сюда часов в пять или половине шестого?

– Соскучился, вот и пришел...

– А что, у вас сегодня уроков нет?

– Так ведь сегодня же первое ноября... Выпал первый снег... Но самое главное – у нас начались осенние каникулы...

– Понятно... А что касается снега, то я что-то не заметила...

– Это потому, что он уже успел растаять...

Она провела его в гостиную, в которой она всего минут десять назад беседовала с Захарченко, и невольно усмехнулась: у нее сегодня день приема по личным вопросам.

– Так что тебе от меня нужно? Предположим, что я угощу тебя сейчас чаем, а что дальше?

– Я не такой маленький, как вам это могло показаться... Кстати, вам очень идет этот белый джемпер...

И вдруг он бросился на нее и повалил на диван... Этот мальчик оказался не таким уж и ребенком, потому что губы его просто впились в ее губы, а руки с силой заскользили по мягкой ткани джемпера, задирая его...

– Пусти, негодяй... Что ты собираешься сделать?

– Лежи спокойно... Тебе понравится...

От такой наглости Наталия озверела и принялась хлестать Германа по лицу, а потом, когда почувствовала, как этот молодой хам раздвигает ей рукой ноги, окончательно разозлилась и расцарапала ему щеку...

Появившаяся на шум Соня ахнула:

– Может, милицию вызвать? – Она испугалась не на шутку.

Герман, вскочив, резко повернулся и, увидев Соню со скалкой в руках, попятился к окну.

– Спокойно, – тяжело дыша, проговорил он, морщась от боли и касаясь рукой разодранной щеки, – кошки... Да вы просто кошки... Суки...

И выбежал из квартиры...

Наталия бросилась следом, чтобы убедиться, что этот подонок не оставил на вешалке свои вещи: нет, он все успел схватить перед тем, как сбежать.

– Ничего себе попили чаю, – сказала она, все еще не в состоянии прийти в себя. – Ты видела, что он со мной делал? Он силен, как молодой волк... А какой грубый...

– Но так он же предупреждал, что хочет тебя...

– В следующий раз буду осторожнее... Если честно, Соня, то мне было просто любопытно, чем все это закончится... Я ведь предполагала, что он начнет мне рассказывать про свою первую любовь или, уж во всяком случае, про свои чувства ко мне... А он меня чуть не изнасиловал... Мрак!

– Я думаю, тебе лучше выпить чаю со мной... Тем более что наконец-то мы с тобой остались вдвоем и мне надо тебе что-то сказать...

– Уж не собираешься ли ты наконец выйти замуж за Сережу?

– Я беременна...

– Ну наконец-то, я уж думала, что ты никогда мне об этом не скажешь...

– Ты хочешь сказать, что знала об этом?

– Конечно... Я это почувствовала еще перед отъездом в Лондон. Ты изменилась и внешне, и внутренне... Я даже чуть было не спросила об этом у Сергея...

– Нет-нет! Ему ничего не говори... Я не хочу, чтобы он женился на мне лишь по необходимости... Я дала себе, а вернее, ему – срок. Если в течение месяца он мне не сделает официальное предложение, я порву с ним... Это решено.

– Но ведь он тебе уже делал предложения...

– Все это было не то... Это было – как бы получше объяснить – не официальное предложение, а просто какие-то намеки, фразы...

– Не переживай, думаю, что он уложится в срок...