Колесо судьбы Стил Даниэла

Перед этим он назвал водителю адрес ресторана «21» — он предпочитал его другим заведениям, когда жил в Нью-Йорке. На Тану это произвело впечатление. С ним ей было намного интереснее, чем с Джорджем Чандлером. Она уже давно ни с кем никуда не выходила и даже успела забыть, как это бывает. Ее спутники никогда не были такими, как Гарри. Обычно они всей компанией отправлялись в пиццерию, где-нибудь на Второй авеню. Было это еще до выпускного вечера… до Билли Дарнинга…

— Мой отец погиб на войне, когда я еще не родилась.

— Это было мудро с его стороны: тем, кто был искалечен, мучиться всю жизнь тяжелее. — Это навело Тану на мысль о его матери, покончившей с собой, но она так и не решилась спросить его о причине самоубийства. — Ваша мать не вышла замуж вторично?

— Нет. — Немного поколебавшись, Тана продолжала:

— У нее есть друг. — Гарри казался ей человеком, которому можно рассказать об этом. Было у него в глазах нечто такое, что располагало к нему и внушало доверие. Он все воспринимал как надо.

— Ее друг женат?

Она густо покраснела, но он, к счастью, этого не заметил.

— Что заставляет вас так думать?

— Природная сметка, я полагаю. — Он переходил всякие границы. У Таны могло бы появиться желание дать ему пощечину, если бы не мальчишеская бесшабашность, которая делала его столь привлекательным в ее глазах. Его дерзость была столь откровенной, что сердиться было невозможно, — Я угадал?

При других обстоятельствах она не призналась бы в этом ни одному человеку, но тут не устояла.

— Да. Вернее, был женат раньше. Вот уже четыре года, как он овдовел, а жениться… не хочет. У него есть себялюбивый сынок, настоящий подонок. — Тана еще никогда не употребляла таких сильных выражений в беседе с посторонним лицом. Даже с Шарон она себе этого не позволяла.

Гарри, однако, не моргнул и глазом.

— Мужчины почти все такие. Видели бы вы моего предка! Его путь усеян безутешными жертвами, он меняет женщин как перчатки — только затем, чтобы не потерять форму.

— Неужели он такой неотразимый?

— Вовсе нет. Но он думает только о себе. Неудивительно, что мама решилась на самоубийство. — Он не мог простить отцу ее смерть. Когда Тана это поняла, ее сердце сжалось от сочувствия.

Такси подкатило к подъезду ресторана, Гарри заплатил, и они вышли. Через несколько секунд они окунулись в праздничную атмосферу фешенебельного ресторана. Тана была здесь лишь однажды, когда они с матерью отмечали окончание ею школы. Ей понравились игрушки, подвешенные над стойкой, изысканно одетая публика, в которой Тана сразу узнала двух кинозвезд. Метрдотель, увидев Гарри, расплылся в приветливой улыбке и направился в их сторону — он был, судя по всему, безмерно рад видеть своего завсегдатая. Они немного задержались у стойки и направились к своему столику. Гарри заказал себе бифштекс с кровью, а Тана — яичницу. Они выпили шампанского.

Вдруг он заметил, что лицо Таны омрачилось. Она смотрела в противоположную часть зала, где за столиком явно не скучала веселая компания во главе с немолодым уже человеком, сидевшим в обнимку с молодой девушкой. Проследив направление ее взгляда, Гарри похлопал Тану по руке.

— Старая любовь, как я догадываюсь? — Он был удивлен: его спутница была не похожа на тех девчонок, которые охотятся за богатыми стариками.

— Во всяком случае, не моя. Он мгновенно понял ситуацию.

— Друг твоей матери?

— Он ей сказал, что пойдет на деловой обед.

— Может, это так и есть.

— Не думаю. — Она обратила на Гарри жесткий взгляд. — Больше всего меня бесит, что мать считает его непогрешимым. Для него всегда находятся оправдания. Она сидит целыми вечерами одна и ждет его. Чаще всего он не приходит, а она все равно испытывает к нему благодарность.

— Как долго они вместе?

— Двенадцать лет. Он присвистнул.

— Ничего себе!

Тана бросила в сторону Артура враждебный взгляд. «Он, видать, не отказывает себе ни в чем». Эта сцена заставила ее вновь вспомнить о Билли. Она отвернулась, чтобы не видеть пирующих, однако Гарри успел заметить выражение боли в ее глазах.

— Не принимайте это близко к сердцу, принцесса, — мягко сказал он.

Тана повернулась и посмотрела на Гарри.

— Это ее дело. Не мое.

— Умница! Только не надо забывать об этом. Каждый волен сам распоряжаться своей судьбой. — Он улыбнулся. — А вы так и не ответили на мои нескромные вопросы. Что вы собираетесь делать после окончания колледжа?

— Не знаю. Может быть, поступлю в Колумбийский университет. Я хочу учиться дальше.

— Перспектива выйти замуж и завести четырех деток вас не устраивает? — Оба весело рассмеялись.

— Покорно благодарю, хотя это — голубая мечта моей мамочки. — Она взглянула на него с новым любопытством. — А вы? Где все-таки вы учитесь?

Он поставил свой бокал и вздохнул.

— В Гарвардском университете. Это звучит немного претенциозно, не так ли? Потому вам и не захотел сказать сразу.

— Это правда? Он усмехнулся.

— К несчастью, да. Однако я не теряю надежды вылететь оттуда к концу учебного года и прилагаю к этому все усилия.

— Не верю. Если бы вы были слабым учеником, вы бы не смогли туда поступить.

— Как это не смог бы поступить? Это абсурд! Я — Уинслоу, моя дорогая! Такие, как мы, всегда поступают. Собственно говоря, этот университет построен на наши деньги.

— Ясно. — Его слова произвели сильное впечатление. — Тем не менее вы не хотите там учиться?

— Не очень. Я хотел уехать куда-нибудь на Запад: в Стэнфорд или в Калифорнийский университет, но у моего отца это что-то вроде идеи фикс. Переубеждать его не имело смысла, вот я и поступил. А теперь валяю дурака, вынуждая своих профессоров раскаиваться в том, что они меня приняли.

— Похоже, вы для них не подарок, — засмеялась Тана.

Она заметила, что Артур и его компания только что ушли. Он ее не видел, и она не знала, радоваться этому или нет.

— Вы должны приехать ко мне туда как-нибудь. Ну, скажем, во время весенних каникул.

Она засмеялась и отрицательно покачала головой.

— Не думаю, что это возможно.

— Вы мне не доверяете? — Гарри искренне удивился. В эту минуту Тана увидела в нем вполне зрелого молодого человека со светскими манерами.

— Честно говоря, нет. — Она прихлебнула шампанского, и оба рассмеялись. Она была настроена на веселый лад, ей было хорошо с ним. Впервые за долгое время она встретила парня, который ей нравился. Просто как друг. Он был остроумен, с ним можно было посмеяться; ему она могла открыть то, что не могла сказать никому другому, кроме Шарон. Вдруг ей пришла в голову идея.

— Я могу приехать, но не одна.

— А с кем? — подозрительно спросил он.

— С подругой по общежитию. — Она рассказала ему о Шарон Блейк. Он был заинтригован.

— Дочь Фримена Блейка? Это меняет дело. Она и в самом деле такая замечательная, как вы ее расписываете?

— В сто раз лучше. — Тана рассказала ему, как они с Шарон ходили в йоланское кафе, где их не стали обслуживать; потом рассказала про лекцию Мартина Лютера Кинга. Он слушал с видимым интересом.

— Я хотел бы ее увидеть. Вы действительно думаете, что сможете приехать с ней в Кембридж этой весной?

— Это не исключается, но я должна спросить у нее.

— Разве вы с ней срослись, как сиамские близнецы? — Он оглядел ее критическим взором. Это была одна из самых симпатичных девушек, каких он когда-либо знал. Ради того, чтобы повидать ее лишний раз, он был согласен на все. Пусть она привозит с собой кого ей угодно.

— Вроде того. Я ездила к ним в Вашингтон на День Благодарения и хочу сделать ответное приглашение.

— Но почему бы вам не пригласить ее сюда? Последовала долгая пауза, после чего Тана подняла на него глаза.

— Мою мать хватит удар, если она узнает, что Шарон цветная. Я рассказываю ей все, кроме этого.

— Чудно! — засмеялся Гарри. — Не помню, говорил ли я вам, что моя бабушка со стороны матери была темнокожая? — Это было сказано с такой серьезностью, что она почти поверила. Гарри не выдержал и рассмеялся, а она сделала обиженное лицо.

— Ничего себе, шуточки!.. Приходите к нам в гости, Гарри.

— Но я хочу, чтобы вы были моей гостьей.

Он позвонил ей на следующий день, чтобы пригласить ее через два дня на ленч. На Рождество мать с дочерью остались вдвоем.

— Это звонил тот самый молодой человек, с которым ты познакомилась вчера? — Было субботнее утро, и Джин читала, лежа в постели. Артур не звонил со вчерашнего дня, и она умирала от нетерпения рассказать ему о том, как прошел бал. Однако Джин не решалась его побеспокоить, ей приходилось ждать, когда он позвонит сам — так повелось еще при жизни его жены. Ко всему прочему, он, наверное, занят рождественскими заботами, своими детьми.

— Тот самый, — ответила ей дочь.

— Он показался мне симпатичным.

— Не только тебе.

Тана, однако, знала, что критерии оценки у них с матерью разные. Гарри может быть язвительным и непредсказуемым, он слишком много пьет и, судя по всему, испорчен воспитанием. Однако накануне он вел себя вполне прилично, когда проводил ее до дому: просто пожелал ей доброй ночи — и ничего больше. Напрасно она нервничала из-за этого. Когда он через два дня зашел за ней перед ленчем, на нем был блейзер с галстуком и серые брюки. Но стоило им спуститься вниз, как он нацепил роликовые коньки, клоунскую шляпу и повел себя как сумасшедший. Так и ехал по улицам города, а она покатывалась со смеху, глядя на его проделки.

— Гарри Уинслоу, вам известно, что вы спятили?

— Да, мадам! — отвечал он с идиотской ухмылкой, кося на нее глазами.

Так, на коньках, он и въехал в «Дубовый зал», где они собирались позавтракать. Метрдотель был не в восторге, но он знал посетителя в лицо и не решился его остановить. Гарри заказал бутылку шампанского и мгновенно выпил целый бокал, как только ее откупорили. Поставив на стол пустой бокал, он с улыбкой взглянул на Тану.

— Кажется, это вошло у меня в привычку.

— Вы хотите сказать, что вы — алкоголик?

— Так точно! — Он самодовольно улыбнулся и заказал завтрак для обоих.

Покончив с едой, они прошли через Центральный парк к катку «Уолмана», где простояли битый час, глядя на катающиеся пары и беседуя о жизни. Гарри ощущал в ней какую-то непонятную скованность: она не лезла к нему в душу, была осторожна и замкнута и вместе с тем — умна и отзывчива. Ей были небезразличны люди с их проблемами. Однако она не предлагала ему себя, он не чувствовал протянутой ему руки. В ее лице он приобрел нового друга — и не более того. Она видела, что он это понимает и что это возбуждает его любопытство.

— У вас есть знакомый парень в «Грин-Хиллз»?

Она отрицательно покачала головой, глаза их встретились.

— Нет. Никого. Сейчас я не хочу заводить никаких знакомств.

Ее откровенность его удивила. Это было нечто вроде вызова с ее стороны, и он не удержался от дальнейших расспросов:

— Почему так? Вы напуганы тем, что произошло с вашей матерью?

Тана, однако, никогда не думала в этом направлении. Еще раньше Гарри сказал ей, что не хотел бы иметь детей, не желая, чтобы они были травмированы, как был травмирован он сам. Тана рассказала ему, как Артур в очередной раз подвел Джин в это Рождество.

— Вполне возможно. Но есть и другие причины.

— Какие же?

— Я не хочу о них говорить. — Она посмотрела мимо его лица, тогда как он пытался представить себе, что именно так на нее повлияло. Она сохраняла безопасную дистанцию между ним и собой, и даже когда они смеялись и шутили, Тана, казалось, все время посылала предупреждающие сигналы: «Не приближайтесь ко мне слишком близко!» Он надеялся, что с ней все в порядке в смысле секса — вряд ли у нее есть какие-нибудь отклонения. Однако было что-то такое, что она предпочитала прятать под своим защитным панцирем, и он не понимал почему. Кто-то должен был довести ее до такого состояния, но он не знал кто.

— В вашей жизни, наверное, было какое-то важное событие?

— Нет. — Она взглянула ему прямо в глаза. — Я не хочу говорить об этом.

У нее было такое лицо, что он потерял охоту продолжать расспросы. Оно выражало боль и что-то еще, чего он не мог определить, но от чего у него перехватило дыхание, а он был не робкого десятка. Однако на сей раз он все же что-то увидел — это заметил бы даже слепой.

— Извините меня, — он переменил тему беседы, заговорив о каких-то пустяках.

Тана ему очень нравилась, и они несколько раз встречались во время рождественских каникул: ходили на обед, на ленч, на каток, в кино. Она даже пригласила его пообедать у них дома, но сразу же пожалела об этой ошибке: мать подвергла его форменному допросу, будто он был готовым кандидатом в мужья. Она спрашивала его о планах на будущее, о родителях, о видах на карьеру и даже об экзаменационных оценках. Едва дождавшись его ухода, Тана накинулась на Джин с упреками:

— Что ты ему устроила? Он пришел пообедать, а не делать мне предложение.

— Тебе уже восемнадцать лет, Тэн. Пора начинать думать о таких вещах.

Тана была взбешена.

— Зачем?! Он мне всего-навсего друг. Уж не думаешь ли ты, что я выскочу замуж на будущей неделе?

— Ну а когда ты думаешь выйти замуж?

— Никогда! За каким дьяволом я буду это делать?

— Но что ты тогда собираешься делать всю оставшуюся жизнь? — Материнские глаза преследовали ее, загоняли в угол, не давая ни минуты покоя. Тана ненавидела эту ее манеру.

— Откуда мне знать? Ты хочешь, чтобы я вычислила это прямо сейчас? Сегодня? На будущей неделе? Какой бред!

— Не смей так разговаривать с матерью! — Джин потеряла наконец терпение и рассердилась.

— Чего ты от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы ты имела уверенность в завтрашнем дне, Тана. Я не хочу, чтобы ты оказалась в моем положении, когда тебе будет сорок. Ты заслуживаешь большего.

— Ты тоже. Тебе это приходило когда-нибудь в голову, мам? Я не могу видеть твои страдания, когда ты сидишь и ждешь его, точно какая-нибудь рабыня. Все, что ты имеешь после стольких лет, — сожитель Артур Дарнинг! — Тане очень хотелось рассказать ей, что она видела его в ресторане с другой женщиной, но она не решилась причинить матери такую боль. Только этого ей и не хватало. Тана сдержалась, но Джин тем не менее сочла себя оскорбленной.

— Это не правда! Ты несправедлива к нему.

— Тогда почему ты так боишься, что меня постигнет твоя участь?

Тана отвернулась от нее, чтобы не видеть ее слез, но мать снова развернула ее к себе лицом. В ее глазах стояла скопившаяся за эти двенадцать лет и за предыдущие годы мука.

— Я хочу, чтобы ты имела все то, чего была лишена я: разве это так уж много?

Сердце Таны устремилось ей навстречу, и голос ее прозвучал почти мягко, когда она сказала:

— Но, может быть, я не хочу иметь то, чего хотела ты?

— Как можно не хотеть этого? Муж, дом, дети, обеспеченное положение — разве в этом есть что-то зазорное? — Джин выглядела шокированной.

— Конечно же, нет, мам. Но я еще слишком молода, чтобы думать о таких вещах. Что, если я мечтаю сделать карьеру?

— Какую карьеру?

— Почем мне знать? Я говорю теоретически.

— Ты будешь одинокой, Тана, — с горечью сказала Джин. — Тебе лучше прекратить учение, если, конечно, найдется хороший человек.

Но дочь не хотела сдаваться. Уже сидя в поезде, она не переставала думать об этом, В первый же вечер в «Доме Жасмина» они с Шарон долго разговаривали, лежа в кроватях при выключенном свете.

— Боже мой, Тэн! Она так похожа на мою мать! В другом отношении, конечно. Все матери хотят для нас того, чего хотели для самих себя, не думая о том, чем мы от них отличаемся, что мы думаем и чувствуем, о чем мечтаем. Мой отец меня понимает, но мама… Я только и слышу: юридический колледж, гражданское неповиновение, чувство ответственности за черных. Черт возьми, я так устала быть «ответственной», что мне хочется вопить от злости. Я поступила в «Грин-Хиллз», тогда как хотела поехать туда, где есть другие черные. Проклятие! Здесь я даже не могу завести парня, а она мне твердит, что с этим, мол, успеется — когда-нибудь после. Но я хочу развлекаться теперь, хочу ходить в рестораны, в кино, на футбольные матчи!..

Ее красивая белокурая подруга улыбнулась в темноте, внезапно вспомнив о чем-то.

— Хочешь поехать со мной в Гарвард на весенние каникулы?

— Зачем? — Шарон облокотилась на подушку и с интересом уставилась на Тану. Та рассказала ей о Гарри Уинслоу. — Он, похоже, нормальный парень. Ты влюблена в него?

— Нет.

— Почему?

Последовала пауза, значение которой было понятно им обеим.

— Сама знаешь.

— Нельзя мучить себя этим всю жизнь, Тэн.

— Ты заговорила, как моя мать. Она задалась целью устроить мою помолвку хоть завтра, лишь бы только нашелся кто-нибудь, кто захочет на мне жениться, купить мне дом и наградить меня детьми.

— А что сказать об этих «сидячих забастовках», где нас забрасывают тухлыми яйцами? Тебе это нравится больше?

— Конечно же, нет.

— Твой гарвардский друг, видать, симпатичный?

— Да. — Тана улыбнулась при мысли о нем. — Он мне очень нравится — как друг. Это самый честный и искренний человек изо всех, кого я встречала.

Он позвонил ей спустя несколько дней, и она лишний раз поняла, чем он ей симпатичен. Он представился владельцем исследовательской лаборатории в Йолане, которая якобы проводит эксперименты над девушками.

— Мы пытаемся выяснить уровень интеллекта молодых леди в сравнении с юношами, — сказал он, изменив голос. — Мы, разумеется, понимаем, что он невысок, но…

Она вовремя узнала его голос, не успев дать волю своему негодованию.

— Ну вы и болтун!

— Привет, малютка! Как жизнь?

— Нормально.

Поговорив немного, она передала трубку Шарон. Девушки стояли у телефона и разговаривали с ним по очереди, пока наконец Шарон не ушла наверх, а Тана продолжала говорить и не могла наговориться. Это был не диалог влюбленных, скорее Гарри напоминал заботливого брата. Через два месяца частых звонков они сделались самыми близкими друзьями. Гарри выражал надежду увидеться с ней по весне. Она пыталась привлечь к этому Шарон, однако безуспешно. Тана было решилась уговорить свою мать и пригласить подругу к себе домой, но Мириам Блейк звонила дочери, почитай, каждый вечер: на Пасху был назначен грандиозный слет негров в Вашингтоне, всенощное бдение со свечами в защиту гражданских прав, и мать хотела, чтобы Шарон в нем участвовала. Она считала, что это станет важным событием в их жизни. «Теперь не время для каникул», — сказала она. Шарон была страшно подавлена, когда подруги покидали «Грин-Хиллз».

— Тебе просто надо было ответить отказом, Шар. — Тана взглянула на подругу и встретила сердитый взгляд ее блестящих черных глаз.

— Ха! Помнишь, как ты «отказалась» от участия в «выездном бале»?

Тана помолчала, потом медленно наклонила голову. Ее подруга права: невозможно противостоять им все время. Она передернула плечами и смущенно улыбнулась.

— О'кей, сдаюсь. Мне очень жаль. Я буду скучать без тебя в Нью-Йорке.

— Мне тоже будет тебя недоставать. — Она одарила Тану ослепительной улыбкой.

В поезде они болтали о разных пустяках и играли в карты. Шарон сошла в Вашингтоне, а Тана поехала дальше, в Нью-Йорк.

Было темно, и в воздухе пахло весной, когда она вышла из поезда и наняла такси. Дома все было по-старому, но девушке почему-то стало грустно. В их квартире абсолютно ничего не менялось и не добавлялось: ни новых драпировок, ни свежих цветов, которые могли бы порадовать глаз. Всегда одно и то же, из года в год — та же потертая кушетка, те же чахлые цветы в горшках. Когда она жила здесь постоянно, это не казалось таким унылым, но теперь — иное дело. Все теперь выглядело обветшавшим, комнаты будто уменьшились в размерах.

Ее мать еще не вернулась с работы. Тана свалила сумки на пол в своей спальне и вдруг услышала звонок телефона. Она поспешила обратно в гостиную.

— Алло!

— Говорит Уинслоу. Как дела, малютка? — Это было как глоток свежего воздуха в душном помещении. Тана заулыбалась.

— Здравствуй!

— Когда ты приехала?

— Только что. А ты?

— Вчера вечером, вместе с двумя сокурсниками. И вот я снова здесь. — Он обвел взглядом номер, который оставлял за собой его отец в гостинице «Пьерра». — Тот же город, та же тюрьма. — Он озорно улыбнулся в трубку. Они столько узнали друг о друге за время разговоров по телефону за эти месяцы, что чувствовали себя старыми друзьями. — Давай приезжай, организуем выпивку. Согласна?

Тана была рада возможности его увидеть.

— Спрашиваешь! Ты где?

— В гостинице «Пьерра», — сказал он, будто о чем-то не заслуживающем внимания.

Тана усмехнулась.

— Грандиозно!

— Не слишком. Мой родитель в прошлом году пригласил дизайнера и все здесь переделал. Теперь это выглядит как обыкновенный притон, но хорошо уже то, что я могу здесь остановиться, когда приезжаю в Нью-Йорк.

— Твой отец тоже там? — Она была смущена. Гарри иронически усмехнулся.

— Не смеши меня! Я думаю, что мой предок теперь в Мюнхене, он любит проводить там пасхальную неделю. Немцы очень ревностно блюдут христианские праздники, а также осенний праздник урожая. — В его голосе прозвучало на этот раз нетерпение. — Какая тебе разница? Приезжай, и мы устроим сабантуйчик. Я велю подать ленч в номер. Что ты хочешь? Заказ надо дать заранее, его исполнят через два часа.

Это произвело на нее впечатление.

— Я, право, не знаю… Может, гамбургер и коку? Как ты считаешь? — Ей это было в диковинку, но Гарри, по-видимому, ничуть не смущало окружающее его великолепие.

Когда она вошла к нему, он лежал на диване с босыми ногами, в джинсах и смотрел по телевизору футбол. Он сгреб ее в охапку и приподнял над полом, заключив в свои медвежьи объятия: было несомненно, что он искренне рад ее видеть, даже больше, чем она могла ожидать. Его пронизала дрожь, когда он запечатлел братский поцелуй на ее щеке. Наступила некоторая неловкость: им предстояло перенести ту близость, которая установилась между ними по телефону, в реальную обстановку. Но это длилось недолго, к концу ленча они вели себя как закадычные друзья, и Тана явно огорчилась, когда пришло время уходить.

— Тогда оставайся! Я сейчас обуюсь, и мы махнем в «21».

— В таком виде? — Она с сомнением оглядела свою клетчатую юбку и ноги, обутые в мокасины с шерстяными носками. — Мне надо домой: я не виделась с мамой целых четыре месяца.

— А я уже начал забывать эти семейные ритуалы, — сказал он скучным голосом.

Он выглядел еще красивее, чем раньше, однако Тана ничего не ощущала к нему, кроме чувства дружбы, которое все росло с момента их первой встречи. Только дружба. Она была уверена, что он тоже испытывает к ней чисто платонические чувства.

Она взяла с кресла свой плащ и повернулась к нему.

— Ты когда-нибудь видишься со своим отцом, Гарри? — Голос ее прозвучал мягко, в глазах было искреннее сочувствие. Она знала, как он одинок. Все каникулы он проводил либо у товарищей по университету, либо в пустой квартире или гостиничном номере. Об отце он упоминал только в ироническом контексте, рассказывая о его женщинах, собутыльниках, о том, как он мыкается по разным городам.

— Я вижу его очень редко: наши дороги пересекаются раз или два в год, как правило, здесь либо на юге Франции. — Это прозвучало очень впечатляюще, но Тане не составило труда распознать его скрытую печаль. Он был бесконечно одинок, потому и открыл ей так много. Что-то внутри его искало выхода, жаждало понимания и любви. В себе она ощущала нечто похожее. Какая-то часть ее существа страдала от того, что у нее нет полноценной семьи: отца, сестер, братьев. Только одна мать, одинокая женщина, посвятившая свою жизнь человеку, который ее не оценил. А у Гарри нет даже и этого. Тана подумала о его отце с недобрым чувством.

— Какой он?

Гарри пожал плечами.

— Женщины находят его симпатичным… умный… холодный… — Он взглянул на девушку в упор. — Каким, по-твоему, может быть человек, убивший мою мать? — Тана съежилась под его взглядом, не находя, что ему ответить. Она уже жалела, что задала этот вопрос, но Гарри обнял ее за плечи и проводил до дверей. — Не забивай себе голову, Тэн: это было очень давно.

Но она не могла последовать его совету, считая, что Гарри не заслуживает одиночества: он такой красивый, остроумный, такой порядочный… и в то же время избалованный, дерзкий на язык, дурашливый. Когда они завтракали в номере в первый раз, он выдавал себя за англичанина; во второй раз вдруг заговорил с французским акцентом. Официантки не знали, что о нем и думать, а они с Таной держались за бока от хохота. Можно было предположить, что он паясничает так везде, и на обратном пути ей вдруг показалось, что ее жизнь вдвоем с матерью в их унылой квартирке не так уж и плоха.

В любом случае это лучше, чем роскошный и холодный декор в отеле «Пьерра». Номера там огромные, повсюду хром и стекло, предметы роскоши, рассчитанные на толстый кошелек. На полу невероятных размеров белые ковры, на стенах бесценные произведения живописи — но и только. Никто там его не ждет, когда он приезжает из университета, никто не будет ждать ни завтра, ни послезавтра. Гарри всегда остается один на один с батареей бутылок в холодильнике, с глазу на глаз со шкафом, заполненным дорогими костюмами, да еще с ТВ.

— Привет, мам, это я! — закричала она с порога. Джин бросилась ей навстречу и прижала ее к груди.

Лицо матери сияло от счастья.

— О, беби! Ты замечательно выглядишь. — Эта радостная встреча вновь заставила ее подумать о Гарри и обо всем, чего он лишен, несмотря на его богатство и громкое имя. У него нет того, что имеет она, Тана. Ей вдруг нестерпимо захотелось, чтобы он был счастлив. Джин смотрела на дочь такими счастливыми глазами, что Тана в кои-то веки и сама почувствовала радость оттого, что она дома. — Я увидела твои сумки и не могла понять, куда ты подевалась.

— Мне надо было повидаться кое с кем. Я не думала, что ты вернешься так рано.

— Сегодня я ушла с работы пораньше по случаю твоего приезда.

— Извини, мам.

— К кому ты ездила? — Джин, как всегда, хотелось знать, что делает ее дочь, с кем встречается, но Тана уже отвыкла давать отчет в своих поступках. Она помолчала, решая, надо ли рассказывать все. Потом заставила себя улыбнуться.

— Я была в отеле «Пьерра», у Гарри Уинслоу. Ты его вряд ли помнишь.

— Как не помнить! — Джин выказала живейший интерес. — Он сейчас в городе?

— У него там постоянный номер. — Тана сказала это по возможности безразличным тоном. В глазах матери отразились смешанные чувства. Это хорошо, что он такой состоятельный и такой солидный, чтобы платить за номер в дорогой гостинице, однако для Таны бывать там рискованно.

— Вы были одни? — озабоченно спросила Джин. Тана рассмеялась.

— Конечно. Мы ели сандвичи и смотрели ТВ. И то, и другое абсолютно безопасно, мам.

— И все же… Мне кажется, что тебе не следует… — Она выразительно посмотрела в глаза своей красавицы дочери.

Лицо Таны помрачнело.

— Он мой друг, мам.

— Он — молодой мужчина. Никогда нельзя предвидеть, что может произойти в такой ситуации.

— Я знаю это лучше, чем ты думаешь! — Ее глаза вдруг стали жесткими. Она знала это слишком хорошо. Только случилось такое не в гостинице, а в заполненном гостями доме ее обожаемых Дарнингов, в собственной спальне отца Билли. — Я знаю, кому можно доверять.

— Ты слишком молода, Тэн, чтобы судить об этом.

— Нет. Я уже взрослая. — Тана сидела с каменным лицом. То, что сделал с ней Билли, перевернуло всю ее жизнь. Она теперь имеет печальный опыт, и если бы почувствовала хоть малейшую опасность со стороны Гарри, то никогда не вошла бы в его номер, тем более не осталась бы в нем. Интуиция ей говорила, что его можно не опасаться. Гарри совсем не то, что сын любовника ее матери. — Мы с ним просто друзья.

— Как ты наивна, Тана! Между юношами и девушками не может быть дружбы. Это противоестественно.

Глаза Таны изумленно распахнулись: она не верила своим ушам.

— Как ты можешь говорить это, мам?

— Но это правда! Если он приглашает тебя в номер, значит, у него есть что-то на уме. Может, он хочет улучить момент, а ты об этом и не подозреваешь. — Внезапно она улыбнулась. — Ты считаешь, у него серьезные намерения, Тэн?

— Что значит «серьезные намерения»? — Тана едва сдерживала себя. — Говорят тебе, мы только друзья!

— А я говорю, что не верю в такую дружбу. — Теперь Джин улыбалась почти интригующе. — Знаешь, Тэн, это был бы неплохой улов.

Это было уже слишком! Тана вскочила на ноги и окинула мать презрительным взглядом.

— Что он, рыба, по-твоему?! Я не хочу никого «ловить»! Я не желаю выходить замуж, не хочу, чтобы меня продавали, точно вещь. Я хочу учиться и иметь друзей.

Можешь ты это понять? — В ее глазах стояли слезы, отражавшиеся в глазах Джин.