Семирамида Шишков Михаил
Евнух тут же выглянул из повозки. На его лице очертилось искреннее и радостное удивление.
– Да ну! Что, уже граница?
– Границу мы еще утром пересекли, а сейчас полдень. Пятеро остались, нарядились по-нашему и пристроились сзади. Зачем?
– Откуда мне знать.
– Так отошли их.
– Это не в моей власти.
– А в чьей же?
– Откуда мне знать?
– Что ты заладил – откуда да откуда! Ассирийцы нам головы поотрывают, если мы притащим в Ашшур вражеских лазутчиков. Забыл, о чем Нинурта предупреждал?
– Нинурта мне не указ.
– Кто же тебе указ?
– Мой повелитель – царственный Мардук-Закир-шуми.
– Царь далеко, а Нинурта близко. Если из-за твоей нерасторопности всем нам придется худо, пощады не жди.
Делать было нечего. Евнух, проклиная все на свете, вылез из колесницы, взгромоздился на кобылу и направился к группе сирийцев.
– Честь вам и хвала, храбрые воины! – начал он.
Пятеро бандитского вида чужаков, приодевшиеся под бедуинов, молча, нагловато усмехаясь, наблюдали за ним. Это лишило евнуха уверенности.
– Можете поворачивать домой. Вы исполнили свой долг, мы благодарны вам за гостеприимство и охрану.
– Послушай, евнух, – запросто обратился к нему один из них. – Не ты нас нанимал, не тебе расплачиваться. Мы уйдем тогда, когда будет нужно.
– Ассирийцы близко, – предупредил евнух.
– Тебе за то и заплачено, чтобы ты провел нас через пограничные посты. Как только мы переправимся через Евфрат, мы повернем назад. Держись уговора, и тебе не о чем будет волноваться.
Сарсехим попытался усиленно вспомнить, о каком уговоре идет речь, однако страх отбил охоту углубляться в по дробности. Он поспешил к Ардису, передал слова сирийца.
Ардис глухо и невнятно выругался.
– Смотри, как бы поздно не было. Может, их здесь перебить? Ты спросил, зачем они переоделись?
– Ардис, кто здесь старший?! Они скоро покинут нас. Как только переправимся через Евфрат.
– Сарсехим, ты всегда был изворотлив, но сейчас ты заигрался. Мне не нравятся эти люди, а еще больше не нравится, что они следуют вместе с нами. Что у них на уме?
– Откуда мне знать?! – повысил голос Сарсехим. – Не зарывайся, Ардис.
– Ты не можешь не знать, зачем они следуют вместе с караваном.
– Клянусь богами, мне о том неизвестно.
– Хорошо, подождем до Евфрата. Скажи, чем знамениты молодцы Урука?
– Не знаю, что ты имеешь в виду. Урук – город, молодцы – его жители. Что еще?
– Пока ничего.
– Хвала богам, ты успокоился.
– Я не успокоился, а затаился. А ты подумай над моими словами.
– Ты мудр, старик, и я не прочь, если твои люди будут приглядывать за сирийцами. Уж больно похабные у них рожи.
На переправе через Евфрат Сарсехим шепнул ассирийскому патрулю заветное слово, при этом, на чем настаивал Ардис, евнух даже не заикнулся, что с караваном следуют чужаки. На другом берегу Ардис вновь напомнил – пора, мол, распрощаться с непрошеными попутчиками. Те попросили разрешения провести ночь на этом берегу и поклялись, что с рассветом повернут назад.
Был вечер, садилось солнце, скоро жара сменится приятной прохладой. В увядшей степи задует ветерок. Хотелось кушать. Сарсехим разрешил сирийцам переночевать поблизости.
Партатуи-Буря принялся настаивать – он с товарищами вмиг избавится от незваных гостей. Ардис сплюнул и не стал спорить с евнухом – до утра так до утра. На чужой территории драка ни к чему.
Ночь прошла на удивление спокойно, но с восходом в лагере раздались громкие крики, ржание лошадей. Буря засунул голову в повозку и разбудил евнуха.
– Что, доигрался?
Перепуганный Сарсехим сразу выбрался наружу.
Старик был озабочен.
– Чужаки ушли. Наш человек, который следил за ними, про пал. Сейчас ищем.
Разведчика отыскали не сразу. Его нашли в яме, засыпанного ворохом травы. Он был весь в крови, стонал. Успел выговорить:
– Их ждут в Ашшуре. Они хвалились, что ни в чем не уступят молодцам из Урука.
В следующий миг дыхание оставило его.
Ардис и Буря приступили к побледневшему Сарсехиму – куда ушли незваные попутчики, почему он перетащил их на левый берег Евфрата. Однако тот отказался отвечать. Евнух залез в повозку и принялся бить себя по щекам, надеясь, что дикие скифы отстанут от него.
Не тут-то было.
Откинувшие полог и некоторое время с удивлением разглядывающие, какого рода наказанию с таким усердием подвергал себя евнух, Ардис и Буря неожиданно подхватили Сарсехима под мышки и выволокли из колесницы.
Ардис спросил:
– Зачем они отправились в Ашшур?
– Откуда мне…
Он не договорил. Буря замахнулся, и Сарсехим метнулся за спину Ардиса. Молодой скиф за шиворот вытащил евнуха, поставил его на колени и не спеша наполовину выдвинул меч-акинак из ножен.
– Или ты, негодяй, признаешься, или лишишься головы.
Сарсехиму еще хватило дерзости пригрозить варвару страшными пытками, которым его подвергнут в Ашшуре и Вавилоне. Он воззвал к старику, напомнил ему о внучке, которую Сарсехим излечил от простуды, после чего зарыдал, повалился на бок и закричал:
– Боги, милые боги! Вы видите, что здесь творится? – затем, страдая, принялся кататься по земле.
Ардис и Буря – этот успел вытащить меч – некоторое время молча слушали его вопли, потом Ардис наклонился и потрепал страдальца по плечу.
– Сарсехим, послушай. Хватит, а?..
Сарсехим с неизбывной печалью глянул ему в глаза.
– Ты видишь, что творится? Ты должен спасти меня.
Ардис с той же невозмутимостью объяснил:
– Твои вопли – это затяжка времени. Ты уступаешь злу, и я не могу поклясться, что на этот раз ты поступаешь вынужденно. Если произойдет что-то страшное, ни я, ни Буря молчать не будем. Никто из вавилонян молчать не будет. Мы подтвердим, что ты тянул время, значит, был в сговоре с негодяями.
– Ардис! – воскликнул евнух. – И ты поверил?!
– Глядя, как ты воешь, я не побоюсь заявить, что ты что-то скрываешь. Я хочу спасти наши головы, ибо, случись что в Ашшуре, с нас тотчас сдерут кожу. Тем более в преддверии войны. Это, надеюсь, ты понимаешь?
Сарсехим, как ни в чем не бывало, поднялся на ноги, отряхнул пыль с колен, ударил себя в грудь кулаками.
– Я в самом деле ничего не знаю.
– Возможно, но сейчас наши жизни в твоих руках. Ты должен доказать, что не имеешь отношения к негодяям или их по-кровителям. Если будешь вилять, мы свяжем тебя и доставим в Ашшур.
– Я не тянул время!..
– Это ты скажешь Нинурте.
Буря вскинул меч, наскочил на евнуха.
– Ты за все поплатишься, мерзкая тварь!..
Сарсехим тут же спрятался за спину старика, закричал:
– Убери от меня этого вшивого!..
Буря снова наскочил на евнуха.
– Чем прославились молодцы из Урука? Говори, а не то!..
Евнух вспылил.
– Какое мне дело до какого-то Урука, пусть даже этот город и славится как прибежище Иштар…
Он внезапно замолчал, рот у него открылся, глаза полезли из орбит. Затем его отчетливо бросило в бледность.
– Говори, – приказал Ардис.
– Я боюсь поверить… Боюсь ошибиться. Но если это и есть ее подарок, тогда всем нам крышка…
Он завопил от ужаса, да так, что не только Ардис и Буря, но и стоявшие поблизости воины вздрогнули.
– Говори!!! – в тон ему закричал Буря.
Евнух залепетал, попытался ухватиться за Ардиса, за его накидку, но не смог – пальцы у него дрожали.
– Я ошибся, Ардис. Ты тоже ошибся. Одной головой здесь не отделаешься. Нас заставят до скончания наших дней жалеть о том, что мы появились на свет.
– Выкладывай, – приказал Буря.
– Нет, – решительно отказался Сарсехим. – Я скажу только Ардису.
– И мне! – потребовал Буря.
Евнух с мольбой глянул на старого скифа.
– Огради меня от этого бесноватого!
– Тебе не избавиться от меня, негодяй! – закричал Буря.
На этот раз Сарсехим обрел неожиданную храбрость и наскочил на молодого скифа, пихнул его животом.
– Тебе не избежать гибели, негодяй. Трижды по тридцать раз негодяй! Тебе не избежать расплаты, ты сгинешь от руки Нинурты. Как ты посмел пялиться на царевну?! Что ты вообразил, сын собаки? Ты что, туртан? Ты царского рода? О наша небесная, голубиной чистоты Шами, как пугали ее твои грязные взгляды! Сколько раз она пыталась усмирить твой подлый нрав…
Буря рукояткой меча ударил евнуха по голове. Тот неожиданно обрадовался и завопил, обращаясь ко всем, кто толпился поблизости.
– Видали?! Все видали?! Он поднял руку на старшего евнуха.
Буря еще раз замахнулся. Ардис, единственный, кто не потерял присутствия духа, оттолкнул Бурю, обернулся к Сарсехиму.
– Вы оба мне надоели. Я прикажу привязать вас лицом к лицу, чтобы вы могли вволю лаяться, пока вас доставят в Ашшур.
Евнух сразу успокоился, кивком указал на столпившихся поодаль воинов.
– Тогда отгони их.
Когда они втроем укрылись за повозкой, Сарсехим объяснил:
– Есть древняя поэма…
– Какое нам дело до поэм! – возмутился Буря.
– Убери этого припадочного. Я думаю.
– Уймись, Буря. Ну?..
Молодой скиф выругался и с намеком, не спеша, вложил меч в ножны. Сарсехим, словно завороженный, наблюдал, как узкое, чуть загнутое к острию лезвие погружается в тесные кожаные ножны, при этом Буря, заметив взгляд Сарсехима, нарочно, с намеком, несколько раз поводил клинком вперед-назад. Как только перекрестье звякнуло о бронзовое кольцо, скреплявшее ножны у влагалища, Сарсехим откашлялся.
– Не в силах поверить, чтобы сестра посмела так поступить с сестрой? Но если кто-то напустил на Шаммурамат эту свору, это может быть только она.
– Кто она? – спросил Ардис.
– Гула. Еще в Вавилоне она предсказывала ей такую участь… когда та отрезала ей косу.
Он ткнул пальцем в Бурю и заговорил страстно, взахлеб:
– Вы – варвары. Вы слыхали об Уруке, но вам наплевать, что Урук – это священный город Иштар. В ее власти любовь и вой на. Богиня шествует на двух львицах, у нее в руках лук и стрелы. Ради спасения своего мужа Таммузи она не побоялась спуститься в подземный мир – царство Эрешкигаль, – где мертвые, присев на корточках, страдают, вспоминая о мире живых[18]. Она одолела чудовище величиной с гору. Иштар добыла для Урука первосвященство, она привезла в город таблички судьбы. Там есть запись о каждом из нас. Твоя судьба, Буря, тоже запечатлена на этих таблицах. Будь уверен, ты плохо кончишь. Урук – город Иштар, там она утешила местных молодцов. Там сочинили «Похвалу Иштар».
Он сделал паузу и принялся напевно, на манер жрецов, декламировать:
- Дева Иштар молодцам явилась.
- Утехою держится город!
- Один молодец к ней подходит, молвит:
- «Приди ко мне, уважь мою просьбу».
- Утехою держится город!
- Другой к ней подходит, молвит:
- «Приди, чтоб за лоно твое я взялся!»
- Утехою держится город!
- «Что ж, я вас уважить готова —
- Утехою держится город!
- В вашем городе молодцов соберите,
- В тень стены отойдем мы все вместе.
- Утехою держится город!»
- Семеро – у ее грудей, семеро – у ее бедер.
- Шестьдесят и еще шестьдесят наготой ее себя тешат.
- Молодцы приустали, ну а Иштар вовек не устанет!
- «Восходи, молодцы, на прекрасное лоно!»
- И что этими словами дева велела —
- Молодцы услыхали – и уважили просьбу!
- Утехою держится город!
Наступила тишина. Первым ее нарушил Сарсехим.
– Гула упоминала о подарке. Она так выразилась: «Они проверят, правда ли Шаммурамат питалась молоком богини?» Она утверждала, что ее подарок нельзя пощупать, нельзя отвергнуть.
Ардис насупился.
– Ты полагаешь?..
– Да. Чем еще она может отомстить скифянке… Я хотел сказать, Шаммурамат.
В этот момент Буря взорвался.
– Их всего пятеро. Как они доберутся до Шами?
Сарсехим усмехнулся.
– Эх, приятель, если негодяям щедро заплатить, они найдут способ. А для молодой женщины хватит и пяти негодяев, чтобы замучить ее до смерти, особенно если среди них есть «осел». По верь, я знаю, что говорю. Это священный обряд. Им пользуются, когда Баал гневается или скучает.
Ардис трезво рассудил:
– Они опередили нас на полдня. Много, если считать, что у них прекрасные скакуны.
– У меня не хуже, – буркнул Буря. – Я догоню их.
– Не сметь! – завопил евнух и потряс кулаками над головой. – Стоит тебе попасться в руки ассирийцам, и уже ничего нельзя будет исправить.
– А сейчас можно? – усмехнулся Ардис.
– Сейчас можно промолчать. Если что-то и случится, мы здесь ни при чем.
– А если в Ашшуре докопаются?..
– Мы уже будем в Вавилоне.
– А если они потребуют у Закира выдать нас?
– Закир откажется.
– Ты хитер, Сарсехим, но и я не дурак. Ты рассчитываешь – тебя, мол, царь не выдаст, ты успеешь подлизаться, все свалишь на меня. Только учти, никто из нас, угодив в лапы ассирийцев, молчать не будет.
– Что ж теперь делать? – воскликнул Сарсехим.
– Я помчусь в Ашшур! – заявил Буря. – Помчусь как ветер, помчусь быстрее птицы. Я успею. Я должен успеть.
– Глупости! – оборвал его Ардис. – Кто в стране разбойников прислушается к скифу?
– Я отыщу Нинурту.
– Кто допустит тебя до начальника ассирийской конницы.
– Я все равно помчусь!..
С этими словами Партатуи-Буря бросился к своему скакуну, вскочил на него и поскакал на юг.
Ардис и Сарсехим бросились за ним.
– Стой! Стой!
Евнух упал на колени, принялся с ожесточением бить себя по лбу.
– Он погубит нас всех! Он выдаст нас всех! Его затопчут конями. Ему рот не позволят открыть.
– А если он спасет всех нас? – спросил Ардис.
Евнух тут же поднялся, принялся отряхивать колени.
– Если спасет, – деловито отозвался он, – получит награду.
Глава 5
Бурю схватили в воротах Ашшура. Здесь его догнали конные ассирийцы с выставленной в степи заставы, они гнались за ним еще с полудня. Стражи на воротах, заметив усталого донельзя, страшно возбужденного скифа, едва не подняли его на копья, заставили спешиться. Тут и подоспела погоня.
Пленника поволокли во дворец, бросили к ногам Иблу. Наместник, сидя на возвышении, к которому вели широкие ступени, некоторое время разглядывал варвара. Приметил, что тот хотя и скиф, но эмблему на высоком колпаке имеет вавилонскую[19].
– Язык знаешь? – обратился он к Буре.
Тот что-то буркнул в ответ.
– Поставьте его на ноги, – приказал наместник.
Стражники исполнили приказание. Буря попытался освободиться, однако воины еще крепче сжали его.
– Господин, я – посланец от Ардиса, начальника конной стражи каравана, который отправился в Дамаск.
– Да ну! – восхитился Иблу. – А кто такой Ардис?
– Господин! – с отчаянием воскликнул Буря. – Позволь мне поговорить с твоим племянником?
– Почему не со мной? – удивился Иблу.
– Потому что ты не знаешь Ардиса.
– Это что-нибудь меняет?
– Меняет, господин. Где твой племянник, господин?
– На охоте.
– Где его супруга Шаммурамат?
– Тоже на охоте.
Буря внезапно и звучно зарыдал, вновь попытался вырваться.
Стражи еще сильнее сжали пленника. Тот ослаб, обвис на руках. Воины перевели дух, и в следующий момент Буря изловчился и ударил одного из стражей ногой в пах. Тот вскрикнул, выпустил руку. Буря тут же освободившейся рукой ударил кулаком другого. Ему удалось вырваться. Он бросился к Иблу. Наместник побледнел, вскочил, взялся за рукоятку ножа, однако скиф упал ему в ноги, взмолился:
– Господин, если тебе дорога честь семьи… Если тебе дорого счастье Нинурты… Если тебе пришлась по сердцу Шаммурамат, срочно направь воинов, чтобы те окружили ее и никого не под пускали…
В этот момент его ударили рукояткой меча по голове, и Буря потерял сознание.
Иблу презрительно глянул на стражей.
– Плохо держите. Скажете Ушезубу, что я недоволен. Этого привести в чувство. И побыстрей!
Бурю окатили водой из кожаного бурдюка. Тот встрепенулся, встряхнул головой. Иблу подсел к нему поближе, приказал:
– Говори.
– Нельзя, господин. Чужие уши.
– Ты больше не будешь бросаться на меня?
– Нет, наместник. Ты – моя единственная надежда.
– Хитро и непонятно. Все прочь.
– Господин, – бросился к нему появившийся Ушезуб. – Я знаю этого человека. Он буен и своенравен.
– Он точно из вавилонского каравана?
– Да, но…
– Все прочь! – повысил голос старик.
Воинов, сбежавшихся защищать господина, как ветром сдуло.
– Говори! – приказал он Буре.
Нет более захватывающего развлечения, чем облава на диких ослов. В иных местах их называют онаграми, кое-где куланами, но, как ни назови своевольное животное, взять его, особенно в степи, – трудное дело.
Здесь нужна сметка.
Следопыты, с утра следившие за стадом, обнаружили себя, когда онагры двинулись к реке на водопой. Многочисленно-плотной, изогнутой цепью всадники отсекли животных от реки и постарались поворотить их в сторону обрывистых террасных откосов, где прятались засады.
В неприступных обрывах кое-где были заметны ложбины, проточенные водами, стекавшими с раскинувшегося повыше террас просторного, обильного разнотравьем плато. В одной из таких промоин притаились Нинурта, Шами и Набу-Эпир, выразивший желание поучаствовать в таком захватывающем мероприятии, как гон диких ослов.
Охотники притаились в зарослях колючника, откуда, повыше переплетения ветвей, им открывался вид на широкую пойму, усеянную косяками диких ослов.
Сердце молодой женщины, наблюдавшей за маневрами конных загонщиков, колотилось с такой силой, что заглушало тысяченогий топот копыт. Справятся ли загонщики? Куда свернут онагры? Где будут искать спасения? Помчатся ли в их сторону или попытаются прорваться на равнину по другой лощине? Если животные прорвут оцепление и вырвутся на свободу, добыть их будет трудно, считай, невозможно, ведь всем известно, что по резвости онагр значительно превосходит объезженную лошадь. Брать животных можно, только когда они начнут тесниться в узости, – тогда их можно легко бить стрелами.
Онагры, словно предчувствуя опасность, грозившую им со стороны террасных откосов, начали бросаться в разные стороны, пытаясь найти брешь в тесных рядах ассирийских всадников. Старые опытные самки, возглавлявшие косяки, вели своих молодых соплеменников прямо на воинов. Избежав стрел, животные решительно наскакивали на коней – те со страху вставали на дыбы, всадники с криками валились на землю. В общей сумятице дикие ослы пошевеливались куда проворнее, чем кони и люди. Храбрые и сообразительные животные пытались вцепиться в горло лошади, а если повезет, и крепко лягнуть ее задними копытами в живот. То там, то здесь отдельные онагры, а кое-где и целые косяки, прорывались на волю. Их гордое ослиное «иаканье» торжествующе покатилось по речной долине, прибавляя храбрости тем, кто еще находился в осаде.
Правда, конники из многотысячного отряда Нинурты тоже были не промах. Старшие военачальники быстро сумели восстановить порядок. Конные кисиры сомкнули ряды и решительно погнали оставшихся животных в сторону откосов. Старались так завернуть спасавшихся бегством животных, чтобы как можно больше онагров скопилось у той узости, где притаился их военачальник с молодой женой, а также мудрец, недавно прибывший из Вавилона учить местных жрецов уму-разуму.
О Набу-Эпире говорили разное. Кое-кто утверждал, что, прощаясь с ним, вавилонский царь Мардук-Закир-шуми рыдал, ведь этот уману считался в Вавилоне лучшим знатоком ночного неба, наиболее опытным из всех составителей таблиц, предрекавших судьбу гражданам и стране. Понятно, что лишиться такого предсказателя было горем для великого города.
В стране Ашшура Набу-Эпира ждали с нетерпением – впереди война, и вступать в нее без ясного и тщательно выверенного оракула было безумием. Ассирийцы не любили выходцев из Вавилона, но вынуждены были прислушиваться к их советам, их наставлениям, учиться грамоте по их табличкам. Что касается Набу-Эпира, все полагали, явится какой-нибудь напыщенный старец с козлиной бородой и примется указывать – это не так и это не так. Оказалось, Набу-Эпир был вполне сносным мужчиной средних лет. Первую неделю уману разгуливал по Ашшуру, посещал храмы, наведывался на рынки, заговаривал с торговцами. Он умел по говору определить, кто откуда родом. Ладно бы узнавал тех, кто приехал из Вавилонии или прибрежных стран, но и природных ассирийцев он безошибочно приписывал к той или иной общине, к той или иной местности. Такое всеведение попахивало колдовством, попыткой овладеть чужой шимту, а за такие дела в Ашшуре можно было и на кол угодить, так что сначала от приезжего умника старались держаться подальше. Однако когда он излечил дочь одной из бедных торговок и не взял за это деньги, люди начали более доброжелательно отзываться на его вопросы.
В городе удивлялись любопытству вавилонянина. Все ему надо было знать – как называются те или иные ворота, почему на главной улице неравное число священных каменных быков с человечьими лицами, кто вытесал их из камня и когда? Этими вопросами – особенно «когда?» – он нередко ставил горожан в тупик. Никому в Ашшуре в голову не приходило задуматься, когда случилось то или это событие, возведен тот или иной храм. Народный ответ был ясен – они стояли всегда! Когда же Набу-Эпир упросил Нинурту-тукульти-Ашшура взять его с собой и супругой на охоту, в конных кисирах с примесью неодобрения начали поговаривать – понятно, откуда у скифянки столько дерзости. С таким сумбуром, какой царил в голове ее вавилонского учителя, не то что, усаживаясь на лошадь, ноги раздвинешь, но и молочной дочерью Иштар не побоишься себя объявить. Отношение к чужачке в Ашшуре до сих пор было настороженным. Местные женщины упрекали ее за нелепые капризы – нет, чтобы со всем прославленным в мире вавилонским искусством ублажать мужчину, заниматься хозяйством, растить детей, она, насытив утробу семенем мужа, забрюхатев, взяла в руки лук и помчалась на охоту.
Тем временем дикие ослы, прижимаемые к откосам многочисленной конной массой, начали скучиваться у обрывистых склонов. Самые нетерпеливые из стоявших в засаде знатных охотников начали обстреливать онагров из луков. После первых же попаданий косяки отхлынули, затем с нарастающим напором бросились штурмовать проходы на плато. Самое многочисленное стадо устремилось к той промоине, где притаились Нинурта, Шами и Набу-Эпир. Перед устьем завертелся бешеный водоворот из диких животных и лошадей. Посыпавшиеся с коней люди, спасаясь от обезумевших онагров, начали взбираться на откосы. Кто не успевал, тут же был растоптан. Наконец всадники усилили напор, и еще через мгновение косяки помчались вверх. Животные с места развили такую скорость, что буквально пулями влетали в ложбину и, не снижая скорости, устремились на плато.
Шами закричала и первой, ударив пятками Рыжего, бросилась в погоню. За ней помчался Нинурта, следом его телохранители, другие военачальники, старавшиеся держаться поближе к племяннику туртана, и последним Набу-Эпир.
Женщина, в ответ на победное иаканье ослов, не смогла сдержать вопль – порыв преследуемых животных, сумевших вырваться на свободу, поднял в душе необоримый, не знакомый ранее восторг и жажду крови. Она бросила Рыжего во весь опор.
На плато начался стремительный гон, в котором каждый сражался сам за себя.
Опытные охотники утверждали – если онаграм не дать напиться, они вскоре выбьются из сил. Молодые ослы начали сдавать первыми, за ними замедлили бег и более крупные самцы. Нинурта увлекся преследованием крупного и поджарого осла. Попасть в него со спины Верного не было никакой возможности – тот ловко менял направление, то в одну сторону скакнет, то в другую. Наконец, отделившись от косяка, самец помчался к верхней кромке откосов, а старшая самка, за которой гналась Шами, неожиданно резко свернула в сторону буковой рощи. Шами и Нинурта разделились, каждый азартно преследовал свою добычу. Тот осел, за которым гнался начальник конницы – мускулистый, крепкий, с темной полосой на спине, – казалось, совсем выбился из сил и теперь спасался редкими скачками. Когда же Нинурта почти вплотную приблизился к нему и принялся оттягивать тетиву, осел вдруг неожиданно бросился на Верного. Жеребец едва успел отскочить в сторону. Онагр еще более злобно налетел на коня, успел укусить за шею. Нинурта никак не мог выбрать момент, чтобы пустить стрелу. Рассвирепевший осел продолжал наскакивать на жеребца. Нинурта несколько раз ударил скакуна пятками, потом разразился проклятьями. В этот момент Верный встал на дыбы, и начальник конницы полетел на землю.
Тут же вскочил, отыскал взглядом Шами. Женщина продолжала гнаться за косяком. Возглавлявшая косяк самка все дальше и дальше уводила его в лес, покрывавший предгорные холмы.
Нинурта всплеснул руками. Заметив группу скакавших поблизости всадников, он крикнул, указывая на удалявшуюся с опушки женщину:
– Остановите ее!
Скакавший впереди незнакомый бедуин поворотил вслед за Шами. За ним последовали еще четверо всадников. Нинурта с недоумением отметил, что таких воинов в его отряде вроде не было, но в следующий момент Верный вскочил на ноги и, к своему ужасу, Нинурта обнаружил, что его верный друг захромал. Тут еще одна несуразность бросилась в глаза начальнику конницы – вслед за странными чужаками проскакал не кто иной, как воин из охраны каравана, который следовал в Дамаск. Как же его звали?! Нинурта так и не смог вспомнить, проклял себя за забывчивость, за мнительность – сердце действительно вдруг забилось часто, беспокойно, – подозвал телохранителей.
Шаммурамат, увлеченная погоней, не заметила, как оторвалась от охотников, как потеряла из вида мужа. Она подгоняла и подгоняла Рыжего. Оказавшись в лесу, Шами быстро сообразила, почему старая самка уводила сюда свой косяк, – здесь конь с седоком не так увертлив и быстр, как менее крупные животные. Ослица, ловко меняя направление, с легкостью продиралась через кусты. Шами приходилось то придерживать Рыжего, то пускать во весь опор. Вдруг Шами почувствовала, как ее приподняло в воздух и швырнуло наземь. Приземлилась в зарослях дикого винограда, чем всегда были обильны леса Ассирии.
Попыталась вскочить на ноги, однако не тут-то было – высохшие стебли держали крепко. Если бы не помощь двух мужчин, протянувших ей руки, вряд ли она сама сумела бы скоро выбраться из зарослей. Когда ноги обрели свободу, Шами попыталась выдернуть руки, однако чужаки крепко сжали ее запястья и, придерживая на весу, потащили женщину в глубь леса.
Читать бесплатно другие книги:
