Домик с крокодилами Степнова Ольга

– Прохор, Прохор, Прохор, Прохор… – слились ответы в одно большое гулкое эхо. – Прохор, Прохор, Прохор…

В довершение этого кошмара я снова увидел Беду. Она стояла возле большого дерева с каким-то допотопным ружьём на плече. Длинный козырёк бейсболки скрывал её лицо, но разве мог я с кем-нибудь перепутать Элку?!

Закрыв глаза, я потряс головой.

– Сом, там Элка, ты видишь? – указал я на дерево.

– Ничего не вижу. Там дуб растёт! Высокий, раскидистый дуб… – Аркадий вдруг покраснел и показал дубу кулак. Или мне это тоже привиделось?!. Беда растворилась в воздухе вместе со своим ружьём и бейсболкой.

– Высокий, раскидистый дуб, – мрачно повторил я. – А Прохоров тут…

– Шестнадцать штук, – нахмурился Сом. – И не один не похож на нашего. А я-то думал, что Прохор – редкое имя!

– Ты что, издеваешься?! – схватил я за грудки Чусова. – Издеваешься, да?!

Ко мне бросились два камуфляжных парня, но вице-мэр жестом остановил их.

– Эх, ты! – оторвал он мои руки от своих белоснежных лацканов. – Не был бы ты внуком Сазона… – Чусов сплюнул на землю и заорал: – Я собрал всех Прохоров подходящего возраста, которые есть в городе, слышишь?! Всех! Есть тут Громов, нет, я не знаю! Выбирай сам, кто из них тебе нужен! Забирай эту мелюзгу, а мне верни мою экономику и безопасность!!! Я собрал всех Прохоров, которые были в городе!!!

– Здесь нет сына Ирмы Громовой, – сухо сказал я. – Ни Боцмана, ни Пале-Рояля я тебе не отдам.

– Это твоё последнее слово?

– Да, рабовладелец ты хренов. Это моё последнее слово.

– А если я прикажу штурмовать дом?

– Рискни. Мой дед на месте твоего посёлка построит Сазонов-лэнд.

– Если б ты не был внуком Сазона, я б тебя… – Он скрипнул зубами и впился в меня заплывшими жиром глазками. – Я б тебе, ботанику, как кузнечику, ручки-ножки оторвал и гулять выпустил. Это мой город! По-любому, это мой город, и такой выкидыш как ты, не имеет права наводить тут порядки!

– Завтра Сазон Сазонов будет знать, что я выкидыш, – ласково пообещал я ему.

– Скажи, – наклонившись, прошипел мне Чусов в лицо. – А где Ирма Андреевна? Почему сама Ирма не занимается этим делом?! Да если бы Громова заподозрила меня в похищении своего сына, я бы уже слетел со своей должности, а моих пацанов пытали бы не такие как ты, а специально обученные люди! Забирай мелюзгу, а мне отдай Боцмана с Пале… – Его рот вдруг залепил шмоток синей краски, прилетевший со стороны дома. Чусов, согнувшись, закашлялся, и мне так захотелось ударить его ребром ладони по шее, что я еле сдержался.

Шеренга оборвышей дружно заржала.

Чусов, отплёвываясь синей слюной, прыгнул в машину и кавалькада чёрных джипов рванула в направлении города.

– Ты об этом ещё пожалеешь! – проорал вице-мэр в окно. – Ты ой как об этом ещё пожалеешь!!!

– Стой, Чусов! – крикнул Сом. – А что мне делать с шестнадцатью Прохорами?!

Прохоры сами ответили на этот вопрос, брызнув врассыпную. Их грязные пятки сверкали быстрее, чем крутились колёса у джипов.

– Мама! – закричал Сом, обращаясь к Софье Владимировне, которая свесилась из окна, держа в руке детский пистолет, стреляющий синей краской. – Мама, я же сказал тебе лежать на коврике и листать модный журнал!!!

– Я и лежу! Просто мне показалось…

– Ты только что расстреляла краской вице-мэра!

– Да?! Ну, извини. Просто мне показалось, что вам угрожает опасность! Я вызвала милицию, «Скорую» и санэпидемстанцию!

– О господи, – Сом схватился за голову. – И когда всё это здесь будет?

– Не знаю, на Лохматую горку быстро не приезжают, – крикнула в ответ Софья Владимировна.

– Нужно спрятать оружие и пленников, – озабоченно сказал Сом.

Я протянул ему автомат и гранаты.

– Послушай, дружище, управься тут без меня. Мне нужно срочно увидеться с Ирмой Громовой. Чусов прав – где она? Почему ничего не предпринимает?! Почему даже не позвонила мне, чтобы узнать, где я и что делаю?! Неужели Ирма до сих пор без сознания? Этого быть не может. Я должен увидеть её!

Сом забрал у меня оружие, и, похлопав по плечу, сказал:

– Удачи тебе. Будь осторожен.

Я кивнул и побежал к машине. На мгновение мне опять померещилось, что возле дуба стоит Беда. Видение было настолько отчётливым, что если бы я точно не знал, что Элка сейчас веселится на какой-нибудь светской вечеринке, то решил бы, что она не выдержала разлуки и примчалась ко мне.

Чтобы избавиться от наваждения, я набрал свой домашний номер в Сибирске и наговорил на автоответчик длинный, путаный монолог о том, что трудно быть женой такого идиота как я, и что это было правильное решение – пожить друг от друга отдельно.

Дом Громовых встретил меня зловещей тишиной. Только на кухне отдалённо звенела посуда, наверное, Мария готовила ужин.

В гостиной никого не было, в столовой тоже, спальня и кабинет Ирмы оказались закрыты. Стучать в эти двери я не рискнул, поэтому заглянул на кухню.

За столом сидел Арно. Он ел пирожки, запивая их молоком, а Мария крутилась у печки. Увидев меня, Арно приветственно вскинул руки. Рот у него был забит, и он закивал головой, показывая, как рад меня видеть.

– Явился! – обернувшись, воскликнула Мария. – Не запылился… Тут уже детективы вовсю работают, а ты, бездельник, всё где-то шляешься! Где твоя гражданская совесть?!

– Что за детективы? – поинтересовался я, проигнорировав обидный вопрос о местонахождении моей гражданской совести.

– Детективша! – энергично помешивая в кастрюле суп, уточнила кухарка. – Дура такая, просто ужас! Сначала говорит, я кухарка новая, а ты, тётя Маша, в деревню езжай корову доить. А потом – я типа пошутила! Мол, не кухарка я, а детективша! Ну, я этой длинной ничего, конечно, не рассказала. Уж она меня и про хозяев, и про Настю, и про Прошу расспрашивала, а я рот на замок и молчок!

– Длинная? – насторожился я. – Здесь была длинная детективша?! Чёрт… – Я вскочил. – Кто её нанимал?! Как она выглядела?!

Арно с набитым ртом начал бурно жестикулировать, пытаясь что-то сказать, но кухарка перебила его:

– Как выглядела, как выглядела… Паршиво она выглядела. Худая как… Блин, как это называется? Модель, во! Как модель она выглядела! Стрижечка, филировочка, очки на носу. А кто её нанял, не знаю. Не докладывала она.

– Не докладывала… – Я сел и затолкал пирожок себе в рот, хотя аппетита не было никакого.

В конце концов, сейчас каждая третья девушка имеет рост и вес модели, носит очки, коротко стрижётся и называет себя детективом. Ну, если не каждая третья, то каждая пятая – точно.

– Мма—ча—ва! Ба-ка-ку-па! – эмоционально выразился Арно, помогая себе руками.

– Прожуй, чучело, а потом говори, – устыдила его Мария. Она схватила со стола миску с пирожками, переставила её на подоконник и проворчала: – Жрут и жрут, жрут и жрут, чем больше готовишь, тем больше жрут!

– Да не детективша это была! – заявил Арно. – Не детективша, а твоя…

Договорить он не успел, на кухню влетел Никас. Его глаза блестели безумием, на висках выступили капельки пота, а на бледных щеках пылали красные пятна.

– Послушайте… послушайте… – пробормотал Громов, протягивая небольшой белый конверт. – Послушайте, это лежало возле ворот! Я только что нашёл, только что… Скажите, здесь что-то о Прохоре, да?! Здесь что-то о моём сыне?!! – истерично заорал он и зарыдал крупными, обильными, немужскими слезами.

Я выхватил конверт и распечатал его. Внутри находился обычный dvd-диск.

– Да, скорее всего, этот диск подсунули похитители, – пробормотал я. – Хватит рыдать! Где в доме есть видеоплейер?!

– Везде, – всхлипнул Никас. – Везде есть, в кабинете, в гостиной, в спальнях, в ванных комнатах тоже есть…

– Все в гостиную! – приказал я, стремительным шагом выходя из кухни. – Никас, немедленно позови Ирму Андреевну!

Никас заметался, словно раненый зверь, и побежал наверх.

– В гостиную, не перепутай! – крикнул я вслед этому слащавому паникёру.

На стене в гостиной висел огромный плазменный экран, а на стеклянной подставке стоял видеоплейер. Мне не терпелось воткнуть в него диск, но я взял себя в руки, и, скрипя зубами от жгущего меня изнутри нетерпения, дождался, когда в гостиную войдут Никас и Ирма. Я невольно вздрогнул, увидев хозяйку. От прежней Ирмы осталась тень, призрак, пустая бездуховная оболочка, словно Ирма выбежала куда-то, оставив дома своё худенькое тело в измятом халате, со свалявшимися волосами и безразличными глазами. Словно его, тело, забыли вымыть, одеть, причесать и наполнить эмоциями…

Никас подвёл Ирму к креслу и усадил с заботливостью сиделки. Слёзы на его лице высохли, алый румянец прошёл, зато руки тряслись как у алкаша, не принявшего с утра дозу спиртного.

Мне захотелось крикнуть «Ирма, очнись! У нас появился шанс!», но я не мог, я ничего не мог, потому что голос пропал, а руки у меня дрожали посильней, чем у Никаса, когда я вставлял диск в дисковод.

Экран вспыхнул голубым светом и замерцал поперечными погрешностями, какие бывают, когда пропадает сигнал. Это мерцание показалось мне вечностью, хотя длилось не дольше секунды. Я видел, как Ирма вцепилась пальцами в колени, как побелели на пальцах суставы, как Никас, стоящий позади кресла обнял её, как желваки заходили на его скулах и как алые пятна опять вспыхнули на щеках.

– Мама! – звонко крикнул с экрана Прохор. – Мамочка, я хочу к тебе! – Он заплакал навзрыд, вытирая маленькими кулаками слёзы. – Мама, я не боюсь! Я совсем не боюсь! – Прохор перестал плакать и тереть глаза. Он посмотрел прямо перед собой, и зрачки его забегали, старательно читая написанный на бумаге текст, который кто-то держал перед ним. – Мамочка, для того, чтобы я вернулся к тебе, ты должна за неделю собрать пятьдесят миллионов долларов в мелких купюрах! Деньги нужно уложить в двадцать пять чемоданов, и каждый день ровно в полночь привозить по три чемодана в Тихую заводь. Под большим валуном там есть огромная яма, ты будешь складывать туда чемоданы, мамочка! Каждый вечер по три чемодана! Когда ты скинешь в яму последние чемоданы, я буду ждать тебя в своей детской. Если ты покажешь эту запись милиции, меня убьют, мамочка, потому что у моих похитителей в правоохранительных органах есть свои люди. Передай привет папе, я очень люблю его!

Изображение исчезло, бредовый текст, который Прохор явно читал по бумаге, которую кто-то держал перед ним, перестал наконец-то звучать…

Я удивился, почему не кричит Ирма. Почему не плачет, не ругается и не грозит расправой всему миру, лишившего её сына. Обернувшись, я увидел, что она спит, откинув голову на спинку кресла. Спит спокойно, словно после длинного трудового дня, сытного ужина и рюмки коньяка. Слышала ли она слова Прохора, я не знал. Что означал этот безмятежный сон, я понятия не имел. Говорят, у стресса бывают самые непредсказуемые последствия.

Зато Никас горевал страстно и бурно. Он тихонечко подвывал, закрыв лицо руками, и через его тонкие пальцы на пол капали слёзы.

Я снова включил запись. Я всматривался и вслушивался, пытаясь разглядеть хоть какую-нибудь деталь-подсказку.

– Мама! Мамочка, я хочу к тебе! – Это были единственные слова Прохора, сказанные не по бумажке. Он сидел на фоне белой простыни – мятой, несвежей, – и ни единой детали интерьера не было видно, даже пресловутого окна, по виду из которого можно определить в какой части города находится заложник.

– Мамочка, для того, чтобы я вернулся к тебе, ты должна за неделю собрать пятьдесят миллионов долларов в мелких купюрах!

Мелкие купюры – это понятно, от них легче избавиться, не вызвав ни у кого подозрений. Но сумма выкупа названа несусветная! Сомневаюсь, что даже Ирма найдёт такие огромные деньги всего за неделю.

На Прохоре была та же рубашка, в которой он был на занятиях танцами, тот же галстучек и тот же лёгкий сатиновый пиджачок молочного цвета. Глаза под очками казались покрасневшими и усталыми. В стёклах очков вдруг мелькнуло еле различимое отражение… Я нажал «стоп» и прилип к экрану, но ничего толком не разглядел, кажется, это была чья-то рука, державшая текст, написанный на листе бумаги.

Я включил перемотку.

– Ты должна за неделю собрать пятьдесят миллионов долларов в мелких купюрах! – повторил Прохор с экрана.

– Пятьдесят миллионов долларов в мелких купюрах?! – заорал Никас, и, оторвав от лица руки, заметался по комнате. – Они с ума сошли?! Я немедленно звоню в милиц… Нет, нет, этого нельзя делать, иначе Прохора… Господи… господи… – Он кинулся к спящей жене и начал трясти её за плечи: – Ирма, у нас есть пятьдесят миллионов долларов?! Ирма, у нас найдётся двадцать пять чемоданов?! Ирма!!!

– Что?! – Ирма открыла мутные, бессмысленные глаза. – О чём ты?!

– Ирма, у нас есть пятьдесят миллионов долларов?! – тряс её Никас. – За Прохора просят пятьдесят миллионов в мелких купюрах и в двадцати пяти чемоданах!!!

– Я найду, – прошептала Ирма. – Всё продам, займу, но найду… Сколько ты говоришь? Двадцать пять чемоданов мелочью?! – Она вдруг засмеялась.

Сил моих не было смотреть на этих двух безумцев, и я неожиданно понял, что совсем не хочу заводить детей.

Двери в гостиную распахнулись. На пороге с перекошенным от ужаса лицом застыла кухарка.

– Там… – хватаясь за сердце, прошептала она, – там Настёна в ванной… – не договорив, Мария пронзительно завизжала.

Я бросился в северное крыло дома, где жила Настя.

– Себя порешила!!! – заголосила Мария. – А-а-а!!!

Это смахивало на дурной сон. Я бы всё отдал, чтобы проснуться, но не знал где и кому сунуть взятку за спасительное пробуждение.

Настя лежала в ванной, заполненной красной водой. Длинный сарафан скрывал её тело и обнажал руки с перерезанными запястьями. Бледное лицо, запрокинутое назад, полузакрытые глаза и губы, которые кривила гримаса боли, выдавали отчаяние, с которым она уходила из жизни.

Я ни на секунду не усомнился в том, что Настя мертва, поэтому даже не стал щупать пульс. На полу, возле ванной, стояла пустая бутылка виски.

Я столько раз видел эту картину в кино, но и предположить не мог, что она пахнет кровью, виски и хлорированной водой.

Прибежали Мария и Арно. Через несколько секунд пришли Ирма и Никас.

Арно громко выругался и принялся вытаскивать Настю из ванны.

– Всё кончено, – остановил я его. – Лучше оставить всё как есть, если будет следствие.

– Всё-таки она сделал это, – со злостью сказал Никас. – Всё-таки сделала!

– Что? – сухо уточнил я.

– Покончила с собой! Будто ты не знаешь, – нехорошо усмехнулся он.

– Ничего я не знаю. Настя никогда не хотела умереть всерьёз, она просто привлекала к себе внимание.

– Конечно, кому как не тебе всё знать о Насте! – Никас в упор посмотрел мне в глаза. – Кому как не тебе!! Она своего добилась! Теперь ей на пару дней обеспечено всеобщее внимание! И твоё в том числе! Мой сын погибает, а ей – почёт, сочувствие и внимание! – Он захохотал и выразительно посмотрел на пустую бутылку.

– Опять эти фокусы, – пробормотала Ирма Андреевна. – Опять эти её дешёвые фокусы… Позовите врача! Немедленно позовите врача и пусть ей приготовят отдельную палату в психиатрической клинике! Я устала… Боже, как я устала! – Ирма огляделась вокруг, словно ожидая, что врач немедленно материализуется из воздуха.

– Не надо врача, – покачал я головой. – Тем более не надо отдельную палату в психиатрической клинике. Настю убили.

В ванной повисла такая тишина, что стало слышно, как журчит тоненькая струйка воды, бежавшая из крана.

– Что ты сказал?! – схватил меня за грудки Никас. – Что ты сказал, повтори!

– Да, Глеб, с чего ты взял, что она убита? – поддержал Никаса Арно. – Тут типичный суицид! Типичнее не бывает.

– Вы ослепли?! – заорал я, отодрав руки Никаса от своей майки. – Вы не видите, что у неё синяки на шее?!! Настю кто-то придушил, а уж потом затолкал в ванну с тёплой водой и перерезал ей вены!! Неужели вас не удивляет, что на правой и на левой руке порезы одинаково сильные и глубокие?! Я что-то не замечал, чтобы Настя была левшой! И потом, извините, господа, но где нож или бритва, которой она резала себе вены?! Где?! Или вы полагаете, что она вскрыла себе вены, а потом тщательно спрятала орудие самоубийства?!! Повторяю, её убили. Убили наспех, необдуманно и очень глупо. Сначала придушили, потом влили в глотку виски и, перерезав вены, затолкали в ванну с тёплой водой. Или наоборот – сначала придушили и перерезали вены, а уж потом влили виски. Вот только на бритве или ноже остались отпечатки пальцев преступника! Скорее всего, кто-то спугнул убийцу, и у него не было времени, чтобы оттереть их, поэтому он просто спрятал орудие убийства! – Я начал открывать и обшаривать все шкафчики, заглядывать во все углы ванной комнаты, в надежде найти окровавленный нож.

– А ведь он прав, – пробормотал Арно, склоняясь над Настей. – Её действительно душили!

– Где записка? – тихо спросила Ирма Андреевна. – Она всегда писала записки, прежде чем покончить с собой!

– Вот уж чего не смог сделать преступник, так это написать за Настю предсмертную записку, – усмехнулся я. Ни ножа, ни бритвы я, естественно, не нашёл, поэтому стал закрывать шкафы, проклиная себя за то, что «наследил» везде своими пальцами.

– Какой преступник?! – заорал Никас. – Что ты несёшь?! Ты хочешь сказать, что в доме кроме нас кто-то есть?!

– Не знаю, – пожал я плечами. – Похоже, что так.

– Вы как хотите, – всхлипнула Мария, – а я вызываю милицию, – Она убежала, шаркая тапочками.

– Бред, – помотал головой Арно. – В доме не может быть чужаков! Все входы и выходы оборудованы камерами видеонаблюдения!

– Иди, посмотри записи на мониторах, – посоветовал я ему. – Лучше сделать это до приезда милиции.

Арно умчался широкими скачками орангутанга.

– Вы утверждаете, что Настя мертва? – заглянула мне в лицо прозрачными глазами Ирма.

– Я утверждаю, что она убита.

– Не слушай его, – обнял за плечи жену Никас. – Настя в очередной раз попыталась покончить с собой, и на этот раз у неё получилось.

– Значит, ей уже не помочь… Не помочь… Ну и ладно. – Ирма схватила Никаса за руку и закричала: – Если ей всё равно уже не помочь, значит, мы должны спасать Прохора! Пойдём искать деньги и чемоданы! Сколько ты говоришь? Пятьдесят миллионов долларов? Мелочью?! Идиоты, кто же просит такие деньги в чемоданах и мелочью?.. – Она увлекла Никаса за собой вверх по лестнице, оставив в воздухе запах лекарств и атмосферу лёгкого безумия.

Я остался один на один с телом. Бордовая от крови вода тонкой струйкой лилась через край ванны. Я закрыл кран и протёр все ручки шкафов, которых касался. Надеюсь, меня не сделают во всём виноватым. Прохор – да, в его похищении есть моя вина, но Настя…

Я вдруг вспомнил, что в кармане грязных джинсов лежит записка с недвусмысленным текстом: «В моей смерти винить Глеба Сазонова».

Со всех ног я помчался в свой домик. Если хоть одному менту придёт в голову обыскать жилище воспитателя, мне от обвинения в Настиной смерти не отвертеться. И плевать всем будет, что этой записке уже пару недель, им лишь бы дело закрыть и кого-нибудь посадить.

Джинсы я нашёл быстро. Почему-то они лежали не в корзине для грязного белья, а на стиральной машине. Записка была в кармане, но её текст заставил меня подумать, что я не просто сплю, а сплю в неудобной позе после большой дозы некачественного спиртного.

Таких возмутительных галлюцинаций у меня ещё не случалось, даже учитывая глюки, где фигурировала Беду с берданкой под дубом.

«Привет, Казанова! Постирай штаны!» – было написано в записке печатными буквами.

Я понюхал штаны, нашёл знакомую дырку и три знакомых пятна, убеждаясь, что это действительно мои джинсы.

– Постирай штаны, Казанова, – пробормотал я, включая стиральную машину и запихивая туда джинсы вместе с запиской. – Постирай штаны, постирай штаны! Постирай штаны, дятел! – Я долбанул головой в стену, чтобы убедиться в наличии у себя болевых ощущений. Они меня посетили – довольно сильные, не как во сне, а как наяву. Я побился ещё сильнее, чтобы проверить, вскочит ли шишка. Когда не уверен в своих мозгах, как ещё их проверить?!

– Кто там? – ехидно спросил за спиной до боли знакомый голос и сам же уточнил: – Сто грамм?!

– Пять литров вишневого вина и два сливового на двоих без закуски, – честно признался я, очередной раз тараня головой стенку. – И что, из-за такой малости – здравствуй, белочка?!

– И белочка, и зайчик, и хрен моржовый, – буркнул за спиной голос. – Бизя, очнись! Ты видел меня минимум два раза, хватит валять дурака!

…Я вспомнил подвал Вспомнил кулак, который Сом показал дубу, вспомнил длинную «модель-детектившу», которая пытала Марию, и пазлы в моей голове встали каждый на своё место. Для гарантии я ещё раз ударился лбом о стену так, что отлетели несколько плиток.

– Элка! – не оборачиваясь, позвал я. – Да ты никак жить без меня не можешь!

– Могу. Я здесь совершенно случайно! – Она оттолкнула меня и выключила стиральную машину. Сбитый кафель хрустнул у неё под ногами.

– Мы же договорились пожить отдельно! – Я схватил её за плечи, чувствуя, как в области солнечного сплетения зарождается чувство, похожее на восторг.

– Я и живу отдельно! – отпихнула она мои руки. – Ты в Найроби, а я…

– Тоже в Найроби! – заржал я и включил машину. – Что ты тут делаешь в джинсах за шестьсот рублей с барахолки и в бейсболке за сто?!

– За сто двадцать! Долларов!! – завопила она, выключая машину.

Я нажал кнопку, заставляя умный агрегат стирать мои джинсы.

– Хватит лясы точить! Сома кто-то столкнул в колодец! – Она опять выключила машину.

– Что?! Сом в колодце?! – Я включил машину, потому что не собирался идти на поводу у Беды.

– Он вышел покурить и встал возле старого, заброшенного колодца, который находится недалеко от дома. Кто-то подкрался сзади, оглушил его ударом по голове и спихнул в колодец. Хорошо, что там воды только по пояс, иначе, Сом утонул бы. Он попросил меня ничего не говорить маме и сгонять за тобой! Быстрее! Поехали! Вода в колодце очень холодная!

Рванув к выходу, чтобы спасать Сома, я заметил, что от стиральной машины идёт чёрный дым. Возле двери находился рубильник, и я вырубил электричество во всём доме, от греха подальше.

– Тебя даже техника не выносит! – крикнул я на бегу Элке.

– Это она тебя не выносит!

Элка умудрилась меня обогнать и первой прыгнуть за руль низкой, скребущей дном землю «Ауди».

– Мы поедем на «Вольво»! – попытался возразить я.

– На «Ауди»!

– На «Вольво»!

– Твоя «аудюха» увязнет в первой же яме!

– А твоей «вольвухе» нужен аэродром для разворота!

Спорить было бессмысленно. Я едва успел запрыгнуть на пассажирское сиденье, как она сорвалось с места.

До Лохматой горки мы доехали молча. Честно говоря, я даже если и хотел бы, не смог слова произнести, потому что Беда шла с любимой скоростью сто двадцать, по любимой встречной полосе. «Камазов» на дороге оказалось немного, но те, которые попались, ловко уходили от нас на обочину.

Когда мы подъехали к колодцу, совсем стемнело.

– Сом! – крикнул я в тёмную пропасть. – Если моя жена наврала, что ты здесь, придётся её в Найроби пешкодралом отправить апельсины на зиму заготавливать!

– Не наврала! – гулко отозвался Сом, словно из преисподней. – Бизя, эти суки чусовские меня в колодец столкнули!

– Боцман и Пале-Рояль сбежали?! – заорал я, склонившись в колодец так, что сам едва не полетел вниз.

– Да нет, эти козлы в надёжном плену! Ковры маме утюгом через марлю гладят, а она их яблочным джемом потчует. Меня кто-то из других чусовских отморозков по голове долбанул и колодец отправил. Отомстили, гады… Бизя, я тут того и гляди коньки откину, холодно очень! По пояс в воде колодезной стою. Хорошо, что жиру много! Тащи верёвку, поднимать меня будем, если я дорог тебе как собутыльник и соплеменник.

– Ага, сейчас, – пообещал я. – Только сначала скажи, соплеменник, давненько ты знаешь, что жена моя по пятам за мной ходит?

Внизу послышался плеск и хрюканье.

– Давно, – гулко откликнулся Сом. – Прости, дружище! Она попросила держать это в тайне. Разве я мог отказать женщине?! Да ещё такой…

– Какой – такой?!

– Знаменитой!

– Бизя, вода в колодце холодная! – заорала Беда. – Ты заморозишь Сома! Чусовские ублюдки сделают своё чёрное дело твоими руками! Ты соображаешь, что делаешь?!

– Соображаю. Тут не верёвка нужна, а канат. Сколько ты весишь, дружище Сом?

– Сто пятьдесят кэгэ! – стуча зубами, крикнул Аркадий.

– Тут нужны два каната и вертолёт. – Пока я чесал затылок, Элка вытащила из багажника своей «Ауди» моток толстенной верёвки.

– Годится! – Я спустил один конец верёвки в колодец, а другой привязал к заднему бамперу машины. – Обвяжись как следует! – крикнул я Сому и посветил ему фонариком от мобильного.

– Готово! – через две минуты сообщил Сом. – На три раза обмотался и три морских узла завязал. Майна!

– Вира! – дал я отмашку Беде, уже сидевшей за рулём.

Она стартанула, как необъезженная лошадь. Бампер с треском отлетел и ударил меня между лопаток. Я упал в траву и минут пять не мог вспомнить как нужно дышать.

– Я вдова? – склонилась надо мной Элка.

– Лет через шестьдесят, – пообещал я, с трудом поднимаясь. – Ты специально в меня целилась?

– Специально. Всю жизнь мечтала запендюрить тебе бампером по спине. Как ощущения?

– Прекрасные. Словно на мне потоптался индийский слон.

– Эй, братцы! – позвал нас Сом из колодца. – Боюсь, вам меня не вытащить, пока я не похудею килограмм на пятнадцать! Я поднялся на пару метров и застрял как пробка в шампанском! Похоже, в этом месте колодец немного уже.

– Чёрт! Как же ты проскочил это место, когда туда падал?

– Не знаю.

Я заглянул в колодец, подсветив себе фонариком. Сом торчал гораздо ближе, но до него всё равно было метров пять-шесть.

– Мне гораздо лучше! – ободрил меня Аркадий. – По крайней мере, я выбрался из ледяной воды. Скажи, ты можешь меня покормить?

– Как?

– Я открою рот, а ты бросишь в него кусочек колбаски!

– У тебя есть колбаска? – обернулся я к Элке.

– Я, блин, тут волшебник! – проворчала Беда и достала из бардачка большой пакет чипсов.

Минут десять я целился чипсами в открытую пасть Сома. Он с хрустом жевал их, потом опять открывал рот, как голодный птенец.

– А теперь пить! – попросил Аркадий, когда последний золотистый кружок был съеден.

– Пить! – заорал я, не сомневаясь, что у Элки в машине есть всё, что нам нужно.

– Сидеть в колодце и просить пить, – покачала она головой, но, тем не менее, достала из машины бутылку колы.

Я открутил крышку и тонкой струйкой влил колу Сому в отрытый рот.

– Хорошо, – сказал Сом. – Но мало.

– Странный способ похудеть на пятнадцать килограммов! – склонившись в колодец, сказала Элка. – Теперь мы тебя отсюда точно не вытащим.

– Мне и здесь хорошо, – отозвался Сом. – Главное, чтобы кормили вовремя, остальное неважно.

Я обошёл вокруг колодца. Вариантов спасения Сома собственными силами не было никаких.

– Придётся вызвать спасателей, – развёл я руками.

– Нет! – взвыл в колодце Сом. – Только не спасателей!

– Почему? – ласково поинтересовалась у него Элка.

– Знаю я этих ребят! Они приедут с видеокамерами и будут снимать свою героическую работу со всех ракурсов. А через неделю меня мокрого, грязного, толстого и ободранного покажут в программе «Спасаем всех!» наравне со спасёнными дворовыми котами, которых пачками снимают с деревьев! Вот народ ухохочется! Нет уж, лучше тут сдохнуть!!!

Я решил, что должен уважать чувства друга, тем более, что на его месте поступил бы точно так же – лучше помер бы в жерле старого колодца, чем позволил снимать себя «спасам» на камеру.

– Я бы тоже лучше там сдохла, – прочитала мои мысли Беда.

– Ты бы там не застряла.

– Что ты имеешь в виду? Что мне нечем зацепиться?! Что у меня нет ни груди, ни зада?!

– Не начинай, – поморщился я. – У меня такое ощущение, что я никуда не уезжал.

– У меня тоже! – заорала она.

– Братцы, не ссорьтесь, – жалобно попросил Сом. – Поверьте, когда собой затыкаешь колодец, гораздо приятнее рассматривать звёзды, чем слушать чужие ссоры.

– Придурок, – зло шепнула мне Элка.

– Сама при… дура!

Спина у меня болела от удара бампером, а мозги совсем не работали. Единственное, что я мог предложить Сому, это сбросить прикуренную сигарету ему в рот.