Домик с крокодилами Степнова Ольга

– Я видел, как ты читал.

– Не читал, а смотрел.

– Настя всегда оставляет записки, когда приканчивает себя.

– И… а… – Я потерял дар речи. – Твоя сестрица часто занимается самоубийством?

– Бывает, – вздохнул Прохор. – Она влюбчивая очень. То в охранника влюбится, то в электрика, то в шофёра. Их из-за этого увольняют, а Настька то травится, то вешается, то вены режет. Потом помирает и орёт: «Помогите! Помогите!»

– Ясно, – кивнул я. – А топится она первый раз?

– Первый. Она ж плавает как рыба, чего ей топиться-то?

– А в записках что пишет?

– Не знаю. Мне не читали. Но я думаю, что-нибудь плохое, потому что после этих записок всех ругают, увольняют и денег не платят. Если Настька в тебя влюбится, то тебя тоже поругают и уволят! А я не хочу… – Он вдруг схватил меня за ногу и щекой прижался к бедру. Я почувствовал, что в горле запершило. Меня вдруг потянуло погладить Прохора по голове, чего в моей педагогической практике никогда не случалось.

– Меня не поругают и не уволят, – успокоил я пацана. – Я ж не электрик.

– Ты обещал мне урок ночного ориентирования! – вспомнил Прохор. – Поехали!!

– Куда?! – удивился я.

– Куда глаза глядят!

– А поехали! – вдруг согласился я. – Прошвырнёмся немного на папином «Вольво» и к полуночи дома будем.

Он радостно завизжал и повис у меня на ноге.

– Мужики так не пищат, – отрывая Прохора от себя, сказал я.

– За руль не пустишь? – в десятый раз спросил меня Прохор.

– Ни в коем случае. У твоего папаши машин не хватит, чтобы я каждый раз тебя за руль пускал, – ответил я тоже в десятый раз.

– Папка богатый. Вернее, это мамка богатая, а папка с ней за компанию.

Я с грустью подумал, что тоже богат «за компанию» с Бедой, и что ничего хорошего такое богатство не приносит…

– А чем занимается твоя мама?

– Она гостиницы строит. А ещё театры и санатории. И дельфинарий тоже она построила!

– Здорово. Строительный бизнес, пожалуй, самый лучший на свете. Ты тоже будешь строителем?

– Нет! Я буду как ты, домашним любимцем. Сильным, смелым, огромным и добрым. Я буду учить детей тонуть в двадцать первых «Волгах»!

У меня опять запершило в горле от нахлынувших чувств, и я всё же погладил Прохора по светловолосому затылку. Если так дальше дело пойдёт, то я начну целовать его в щёчки, называть Просей и пускать слезу при расставании с ним.

Смутившись от своих чувств, я втопил педаль газа в пол и тут заметил, что мы мчимся по тому участку шоссе, где находится кафе «Аллигатор».

– По шашлычку вдарим? – подмигнул я Прохору.

– Мама говорит, что есть на ночь вредно.

– Вредно не есть, – непедагогично заметил я.

– Тогда вдарим по шашлычку на ночь! – радостно закричал Прохор. – Так вдарим, что аж слюни до пояса потекут!

В это позднее время парковка возле кафе оказалась почти свободна. Я загнал «Вольво» в большой удобный карман, который находился почти напротив дверей заведения.

– Какие люди! – раскинув руки, радостно заорал Сом, увидев меня с мальчишкой. На нём был тот же высокий колпак и белый передник. Он сграбастал меня с Прохором в охапку и усадил за самый большой стол в центре зала. В кафе оказалось немноголюдно. Только несколько парней, по виду дальнобойщиков, ужинали за одним столом в глубине зала.

– Какими судьбами?! – продолжал греметь Сом раскатистым басом, кидая перед нами льняные салфетки, расставляя фужеры, раскладывая приборы и принося из кухни дымящиеся блюда. – И как вас к нам, медведям, занесло?!

– К аллигаторам! – захохотал я. – Вот, решил пацана прокатить с ветерком, смотрю вдруг, место что-то больно знакомое! Дай, думаю, загляну на огонёк к твоим Тане и Ване! А я смотрю, ты уже оправился после драки?

– Тенты новые купил, мебель поменял, стёкла вставил, – улыбнулся Сом, присаживаясь рядом со мной на стул. – А ещё в тренажёрный зал начал ходить! – Он напряг руку, показав внушительный бицепс.

– Значит, ребята на «Саабах» потеряли интерес к твоему заведению? – уточнил я.

– Сам удивляюсь! Думал, вернутся и камня на камне от кафе не оставят, но пока – тишина…

– Вспомнил! – заёрзал вдруг Прохор на стуле. – Вы тоже бандит! Вас по телевизору в этом фартуке показывали.

– У Прохора все, кого показывают по телевизору – бандиты, – объяснил я Сому.

– Твой? – кивнул он на мальчишку.

Я вдруг поймал себя на мысли, что мне очень хочется сказать «мой»…

– Воспитанник, – похлопал я по плечу Прохора.

– Ах, ты же педагог! – треснул себя по лбу Сом. – И чему же он тебя научил? – обратился он к Прохору.

– Многому. Я теперь ничего не боюсь.

– Так уж и ничего! Чем докажешь? – захохотал Сом.

– Могу с крыши прыгнуть, могу нырнуть, могу проплыть, могу… – Неожиданно пацан сорвался с места, разбежался, нырнул в бассейн с крокодилами и… не вынырнул.

Мы с Аркадием не сразу поняли, что произошло.

– А… и…кх… я… забыл ему сказать, что там Та…а…ня и Ва… аня… – икнул я и бросился к водоёму.

Сом ломанулся за мной, сшибая столы и стулья.

Прохор сидел в бассейне, выпучив глаза и пуская изо рта тоненькую струйку пузырьков. Очки плавно покачивались у него на носу.

– А… – сказал Сом.

– У… – сказал я.

Парни дальнобойщики подскочили к нам и хором сказали «Ого!»

– Т-т-ты кормил их сегодня? – стуча зубами, спросил я у Сома.

– К-к-кого? – не понял Сом.

– Аллигаторов! – рявкнул я.

– Я всех кормил. А крокодилов – не помню.

У Прохора волосы в воде встали дыбом, а пузыри пошли из самых неожиданных мест. Дальнобойщики бросились снимать происходящее на камеры мобильных телефонов.

– Молодец, пацан, – похвалил Сом Прохора. – Главное, не двигаться.

– У него воздух скоро закончится… – Я лихорадочно соображал, что же делать. Если ринуться в воду, крокодилы немедленно порвут всех – и меня и мальчишку. Если бездействовать ещё пару секунд, у ребёнка кончится воздух, он шевельнётся и…

У меня вдруг нарисовалась отчётливая картинка, что будет, если Прохор зашевелится. От ужаса я почувствовал, как волосы на ногах встали дыбом.

– Тащи барану, – приказал я Сому.

– Какую барану? – перестал соображать повар.

– Эту… из шашлыка… То есть, наоборот. Будем крокодилов насильно кормить.

Сом, наконец, всё понял, метнулся на кухню и примчался обратно с целой бараньей тушей.

– Может, они ручные? – кивнул я на аллигаторов, которые всем своим видом показывали готовность к броску.

– Не знаю… не приручал… Вообще-то, у них цепи на лапах, но пацану это вряд ли поможет.

Я выхватил у него барана и сунул его в бассейн.

– Кыс-кыс, – плохо соображая, позвал я крокодилов, но они не обратили на меня никакого внимания, сверля глазами маленького, беззащитного Прохора, у которого заканчивался кислород. Даже пузырьки перестали идти из него на поверхность.

– Утю-тю! – прошептал я, хорошенько перемешав воду в бассейне, бараньей тушей.

Крокодилы стремительно бросились на барана, а Прохор пробкой вылетел из бассейна, приземлившись возле стола и обрызгав всех присутствующих зелёной водой.

Аллигаторы рвали тушу на части, ломали кости, крушили и кромсали на молекулы мясо, не оставляя от барашка ничего, кроме воспоминаний.

– Ты тупой, Глеб?! – возмущённо заорал Прохор. – Зачем ты полез со своим мясом?! Я же загипнотизировал их! Ещё немного и они встали бы на задние лапы!!

Дальнобойщики громко захлопали и вернулись к своим столам. Я почувствовал отчётливый приступ тошноты, словно забеременевшая барышня.

– Хи-хи, – глупо хихикнул Сом. – Хи!

Я подошёл к Прохору и зачем-то ощупал его мокрую одежонку.

– Давай, мы про это маме не скажем, – заискивающе попросил я мальчишку.

– Мы папе про это скажем! – Он оттолкнул мою руку и салфеткой вытер лицо.

Сом притащил ворох полотенец, мы раздели пацана до трусов и вытерли его насухо, как он не сопротивлялся.

– Мне было не страшно! – вопил Прохор, позируя перед мобильниками парней, которые продолжали его снимать. – Они добрые, только сильно заброшенные. С ними просто нужно найти общий язык и регулярно заниматься!

– Что-то есть расхотелось, – пожаловался я Сому, когда мы сели за стол, на котором чего только не было – и шашлык, и салаты, и жареные куры, и огромные крабы и даже большой ананас.

– И у меня аппетит пропал, – кивнул Сом.

– А я бы пожра-а-а-ал! – протянул Прохор, вцепившись в куриную ногу и хватая кружку с пивом.

– Эй! – в один голос завопили мы с Аркадием, вырывая у Прохора пиво.

– Распоясался, – покачал я головой.

– Твоё воспитаньеце, – проворчал Сом.

– Моё, – кивнул я, неожиданно чувствуя гордость.

– Скоро в космос полетим, – обнадёжил нас Прохор. – Я готов!

– Вы только Байконур из моего кафе не делайте, – попросил Сом. – А то убытков не оберёшься.

Мы все втроём громко расхохотались, снимая этим хохотом стресс, страх, и закрепляя мужское братство.

Аппетит всё же вернулся, и скоро от еды ничего не осталось.

Домой мы с Прохором вернулись далеко за полночь, но этого никто не заметил. Весь дом спал, ни одно окно не светилось. Я почувствовал сильные угрызения совести, потому что понял, насколько мне доверяет Ирма Андреевна. За весь вечер она ни разу не позвонила мне на мобильник, не уточнила, где Прохор, чем мы занимаемся и во сколько вернёмся домой.

Чтобы никого не будить, я уложил пацана в своей крошечной спальне, а сам отправился вниз на кухню, где глушил до утра кофе, переваривая события прошедшего дня.

Утром меня вызвала Ирма Андреевна.

Она ждала меня в кабинете, большую часть которого занимали огромные стеллажи со специальной строительной литературой.

– Весь город судачит о том, что мой Прохор сидел вчера в воде с крокодилами в какой-то забегаловке! – сказала она, отпивая маленькими глотками кофе. – Говорят, что даже в «Новостях» показывали кадры, снятые с мобильного телефона!

У меня похолодело внутри.

– М-м… а-а… ну… – невнятно ответил я. – Да, были крокодильчики, ма-аленькие такие, Таня и Ваня…

– Это входит в программу вашего обучения? – поинтересовалась Ирма.

– Конечно! – с излишней горячностью заверил я её.

– А крокодилы, естественно, были ручными и милыми?!

– Конечно! Очень ручными! И очень милыми! – Я готов был сквозь пол провалиться. Ирма Андреевна, сама того не ведая, подсказывала мне ответы на свои трудные вопросы.

Ирма вдруг отставила чашку кофе, подошла ко мне, и, схватив мою руку, горячо пожала её.

– Я вам так благодарна! – прошептала она со слезами на глазах. – Так благодарна! Вы волшебник! Вы лучший воспитатель на свете!!! Мой мальчик на глазах изменился за такой короткий срок! Он перестал бояться, он рвётся в бой, он…

Этой искренней благодарности я не заслужил, и поэтому не мог её вынести. Мои уши запульсировали, наливаясь краской. Я вырвал свою ладонь из её холёных, прохладных рук, упал на стул, и, обхватив руками голову, начал раскачиваться из стороны в сторону.

– Что с вами? – удивилась хозяйка.

– Вы должны немедленно уволить меня!

– Опять – старая песня! Почему я должна увольнять лучшего воспитателя в мире?!

– Да потому что… – Я оторвал руки от головы и посмотрел ей в глаза. – Да потому что крокодилы не могут быть ручными и милыми! Таня и Ваня – это свирепые аллигаторы, которые жрут всё, что шевелится! А Прохор… Прохор плюхнулся в бассейн вовсе не в рамках моей воспитательной программы, а по моему недосмотру и халатному отношению к своим обязанностям! Я на ночь глядя потащил ребёнка кататься на машине, заехал в кафе к приятелю и… Увольте меня! – заорал я, чувствуя, что готов плюхнуться на колени. – Немедленно увольте, или я сам уволюсь!

– Свирепые аллигаторы, которые жрут всё, что шевелится… – заворожено повторила Ирма Андреевна. – И… мой Прохор сам прыгнул к крокодилам в бассейн?!

– Прыгнул…

– И он не умер от страха?

– Не умер и даже попытался дрессировать их. А потом он чуть не выпил пиво из моей кружки.

– Выдрать его, что ли? – слегка наклонившись, Ирма заглянула мне в лицо. В её тёмных зрачках плясали весёлые черти. – Взять большой толстый ремень и выдрать, как настоящего хулигана?! За пиво! За ночные прогулки! За крокодилов! За… – Она захохотала и стремительно подошла к окну.

– Лучше меня выдерите, – тихо сказал я. – Я же говорю вам: я, я, я во всём виноват!!

– Надо же, – словно не слыша меня, пробормотала Ирма Андреевна, – Прохор сам прыгнул в воду, где сидели самые настоящие аллигаторы! – Заломив руки, она в большом волнении прошлась по комнате. – Моего Прохора показали по телевизору как дерзкого, непослушного, смелого мальчика! – Она снова громко захохотала.

– Увольте меня, – тупо повторил я.

– Что вы! – Подойдя к столу, Ирма Андреевна осмотрела меня с головы до ног, словно впервые увидела. – Что вы! Как я могу уволить гения?! Я вас заспиртую, и как особо ценный экспонат буду хранить вечно!

– Не надо меня хранить. Вы издеваетесь надо мной? Потешаетесь? Смеётесь?! – Я почувствовал, что начинаю злиться.

– Нет! – Она снова схватила меня за руку и заговорила так горячо и проникновенно, что нельзя было усомниться в её искренности. – Вы не представляете, что вы сделали! Прохору каких только диагнозов не ставили, вплоть до шизофрении и олигофрении. Я таскала его по врачам-психиатрам, но они только разводили руками и предлагали определить сына в психо-неврологический диспансер. Только я никому не верила! Я продолжала бороться. Я знала, что Прохор нормальный, знала, но никто мне не верил!!! А вы… вам удалось сделать невероятное! Вы растормошили моего сына, вытащили из него нормальное детское непослушание, здоровое любопытство и… даже хулиганство!! Вы гений! – Ирма вдруг наклонилась и поцеловала меня в лоб. – Хотела бы я, чтобы кадры с мобильника, попавшие на телевидение, увидел кто-нибудь из врачей, которые убеждали меня, что мой сын всю жизнь проживёт, забившись под стул! – Ирма засмеялась, и, как мне показалось, опять захотела поцеловать мой вспотевший лоб.

– Увольте меня! – отшатнулся я от неё. – Или я сам уволюсь. Вы сейчас находитесь в состоянии эйфории от того, что Прохор сильно изменился, но, поверьте, вы не представляете степень моей безответственности, когда я потащил мальчишку в…

– Закроем тему, – резко оборвала меня Ирма Андреевна. – Или вы продолжаете у меня работать, или я вас заспиртую.

– Хорошо. – Я встал и вытер о джинсы потные руки. Она так подавляла меня своей решимостью, что я не знал, чем ещё аргументировать свою профнепригодность. – Хорошо, я остаюсь. Но у меня есть условие. Мальчик многому научился, он справился со своими комплексами и страхами, поэтому ему нужно начинать контактировать с другими детьми.

– Вы думаете, он к этому готов? – Глаза у хозяйки засветились счастьем. – Мой Прохор готов общаться с детьми?! Они его не побьют?!

Я фыркнул вместо ответа.

– Что вы предлагаете? – Ирма закурила тонюсенькую сигаретку, от которой дым тонкой змейкой пополз вверх.

– Я предлагаю записать его в танцшколу.

– Танцы?! – уставилась она на меня. – Странная рекомендация, особенно от вас. По-моему, это не очень мужское занятие.

– Это очень даже мужское занятие! – возразил я. – Во-первых, занятия танцами научат Прохора так владеть своим телом, как его не научит этому ни один вид спорта. Во-вторых, движения под музыку благоприятно скажутся на его контакте с детьми. Вы же понимает, когда дети танцуют, им не до ссор и склок! В-третьих, по-моему, у него есть способности. Он пластичный, гибкий, хорошо чувствует ритм. В-четвёртых, при всех моих талантах, я не смогу ему дать опыта общения со сверстниками! Прохору обязательно, непременно нужны контакты с детьми! Где он научится разговаривать с девочками? А мальчишки?! Должны же у него быть друзья детства, наконец!

– Да, да, да, да, – закивала Ирма Андреевна, выпуская через нос тонкую струйку дыма. – Господи, как вы правы! Как же вы правы… Сегодня же подберу лучшую танцшколу в городе! Я немедленно этим займусь!

– Занятия должны проходить не реже двух раз в неделю. Отвозить и привозить Прохора буду я.

– Да, да, да, это не обсуждается. Конечно, отвозить и привозить будете вы! – Она уже листала какие-то справочники, держала руку на телефоне и от нетерпения постукивала острым каблуком по паркету.

Я кивнул ей на прощанье, собираясь уйти, но чёрт меня дёрнул спросить:

– Как чувствует себя Настя?

– Настя?! – Ирма Андреевна оторвала глаза от телефонного справочника. На её лице промелькнуло такое недоумение, что мне показалось, она сейчас спросит: «Какая Настя?».

– Ах, Настя… – Хозяйка рассеянно помахала рукой перед носом, разгоняя сигаретный дым. – С ней всё хорошо. Завтра мою дочь выпишут из больницы, – сухо пояснила она.

Я вышел из кабинета в недоумении. Как можно так самоотверженно и преданно любить одного ребёнка, при этом оставаясь равнодушным к другому? Вот уж кого следовало бы потаскать по врачам-психиатрам, так это Муму…

Вечером позвонил дед.

Этого звонка я боялся больше всего. Сазона и Беду связывали очень тёплые отношения. Объяснить деду, почему я расстался с женой, было почти невозможно, учитывая, что он неважно слышал даже в слуховом аппарате.

– Сынку! – рявкнул Сазон. – Позови Элку, у меня для неё телефонограмма.

– Почему ты не позвонишь ей на мобильный? – проорал я, чтобы дед услышал меня с первого раза.

– Потому что я хочу позвонить тебе! – гаркнул дед.

– Чтобы поговорить с Элкой?

– Не поговорить, а передать телефонограмму! Что-то ты отупел, сынку! Позови Элку!

– Её нет.

– Она в ванной?

– Не знаю.

– Ты ещё и охренел, сынку. Как ты можешь не знать, в ванной твоя жена, или нет?!

– Мы с ней разошлись.

В трубке повисло молчание.

– Вы с ней – что?! Разгулялись не на шутку?! Набухались до чёртиков? Элка лежит под столом и – ни бе, ни ме, ни кукареку?

– Разошлись, дед, это значит не набухались, а решили пожить отдельно.

– Решили пожить отдельно, – задумчиво повторил дед. – От кого отдельно, сынку?!

– Друг от друга!

– Зачем?!

Отвечать на этот вопрос можно было бесконечно долго, но смысла в этом не было никакого. Неожиданно Сазон выдвинул свою версию:

– Она изменила, что ли, тебе, тюфяку?

– Нет, это я, тюфяк, изменил ей, – брякнул я.

– С кем?

– Вряд ли ты знаешь эту блондинку.

– Ты не мог изменить Элке. Она тебе могла, а ты нет!

– Это ещё почему? – оскорбился я.

– Потому что, таких как ты много, а таких как Элка больше нет! Она же полный шухер! Атас! После неё любая другая баба – просто резиновое изделие со штрихкодом Китая!

– Ну, ты, дед, загнул! – удивился я образному мышлению Сазона, которым он никогда не страдал.

– Позови Элку!

– Мы разбежались, дед, я не шучу.

– А что мне делать с телефонограммой?

– Попробуй позвонить Беде.

– Я звонил, у неё отключён телефон.

– Тогда передай свою телефонограмму мне, я тебе тоже вроде как не чужой.

– Тогда слушай. Мы разошлись с Кармен.

– Вот те на! – От неожиданности я сел прямо на пол.

Кармен – молодая жена Сазона, была преданной, мягкой, любящей, заботливой и хозяйственной женщиной. В ней, правда, бурлили иногда испанские крови, и она запросто могла приревновать деда к Дженнифер Лопес или ещё какой-нибудь шоу-звезде, мелькающей на телеэкране в полуголом виде, но предположить, что Кармен выкинет какой-нибудь фортель в семейной жизни, было просто невозможно.

– В смысле вы набухались? – рискнул предположить я.

– Нет, в смысле решили пожить отдельно, – отрезал дед.

– Друг от друга?

– Нет, блин, от кошки Мурки!

– Она тебе, старому пню, изменила?

– Нет, это я, старый пень, изменил ей…

– С кем?!

– Вряд ли ты знаешь эту брюнетку.

– Вот и поговорили, – вздохнул я. – А как же дочка?

– А что дочка?! – заорал дед. – Я её с рук не спускаю! Дочке четыре года, у неё няньки, мамки, гувернантки, охранники и клоуны из цирка в качестве игрушек! Дашка живёт как принцесса и вниманием не обделена! А вот Кармен… куда-то свалила. Я хотел сказать Элке, что если к ней приедет моя жена, пусть она её домой гонит! Я жить без неё не могу. Все бабы против моей испанки – дырявые плоскодонки, у которых вместо мотора тухлый ботокс и гнилой силикон.

– Ну, дела-а… – протянул я. – Ты что, действительно думаешь, что Кармен поехала к Элке?

– А к кому ей ещё ехать-то? У неё в России, кроме Беды, близких подруг нет.

– А в Испании?

– Ты думаешь…

– Я думаю, не надо было тебе изменять гордой испанской женщине. Хорошо, что она тебя не зарезала!

– Она и так без ножа зарезала… И потом, сынку, я ж особо не изменял! Так, посмотрел на одну теледиву. С интересом.

– А я, если честно, даже и не смотрел ни на кого, кроме Элки…

Мы оба тяжело вздохнули.

– Сынку, позови Элку!

– Нет Элки.

– И Кармен нет.

Мы опять помолчали и повздыхали.

– Сынку, у тебя получается жить без Элки?

– Получается. Я много работаю, и мне некогда о ней думать.

– Разве можно работать, когда жизнь рушится?

– Кто сказал, что она рушится?

– Ты предлагаешь мне сходить на дискотеку? – язвительно поинтересовался дед.