Страна дураков Стукало Сергей
Всё хорошее когда-нибудь кончается. Кончилась и беззаботная жизнь экипажа ретранслятора. Даже отговорка о сложнейшей неисправности аппаратуры не спасла.
Всё было просто, как дважды два. Начальник связи Воздушной Армии в бытность учебы в академии дружил с качком майором с залихватской украинской фамилией. Прошли годы. Дослужившийся до полковника бывший майор получил генеральскую должность. Называлась она просто: "Начальник войск связи ЗакВО".
Но как бы успешно мы ни делали карьеру, академическая дружба не ржавеет. На помощь другу культурист-полковник отправил своего, поднаторевшего в ремонте упомянутых релеек, подчинённого. Откомандированный к вевеэсовцам сухопутный майор был экипажу ретранслятора, мягко говоря, не в тему. Он сразу же выяснил, что техника на борту вполне исправна (для экипажа это оказалось новостью). Майор оказался не только старшим инженером, но и заместителем командира отнюдь не последней в округе связной части. В силу этого вариант "надавить авторитетом" или объявить специалиста "некомпетентным дилетантом" "не прокатил". Весёлая жизнь закончилась, у экипажа начались учебные будни.
К 11.00 утра УАЗик подвозил специалиста к прогревавшему двигатели Ану. Специалист связывался через крышевые антенны с расположенной на горушке в Коджори ретрансляционной точкой и давал команду на взлёт. Набрав высоту, самолёт брал курс к Мингечаурскому водохранилищу. Специалист переключался на подфюзеляжные антенны и связывался с Баку или Ереваном. Каналы регулировались, переводились в транзитный режим, и Штаб округа начинал отрабатывать вопрос управления войсками через самолёт-ретранслятор, а майор принимался нещадно дрючить прапорщиков, вбивая в их головы теорию и практику работы на штатной технике.
Известно, что при должной настойчивости, можно и медведя научить ездить на велосипеде. Месяц спустя прапорщики вполне сносно справлялись со своими, внезапно востребованными, прямыми обязанностями. Близился день приема зачёта…
И он наступил.
К 11.00 в лётную часть въехал УАЗик специалиста. Встречало его необычное число ВВСовских начальников. Отводя в сторону взгляды, они переминались с ноги на ногу. Было предложено пройти и распить. Специалист был не против, но после зачёта.
– Зачёта не будет… – сказало начальство.
– ???
– А принимать не у кого.
– ???
– Экипаж досрочно заменился в Забайкальский военный округ!
За распитием была озвучена достойная удивления история.
Две недели назад нагруженный произведёнными в Тбилиси комплектующими для МиГов ретранслятор вылетел в Ташкент. На завод, где эти самые МиГи собирали.
Дело было привычное.
На обратном пути экипаж, идя навстречу просьбам членов семей и руководства, затаривался дешёвыми азиатскими дарами природы. С наступлением голодных времён в самостийничающей Грузии в разряд "дефицитных даров природы" попали и полутора– трёхгодовалые бычки. Чтобы мясо не испортилось, его перевозили живым весом. Находчивые военные лётчики вливали в бычка бутылку красного грузинского вина, и тот мирно спал до самого прибытия в Новоалексеевку. Потом его забивали, а мясо делили согласно сделанным вкладам.
В этот раз произошла осечка. То ли кто-то из прапорщиков ополовинил заветную бутылку, то ли бык был привычен к виноградной лозе…
При перелёте ретранслятора через Каспий бычок проснулся. Для разминки он погонял по салону прапорщиков, а когда те заперлись у лётчиков – принялся упираться рогами в аппаратуру и борта многострадального самолёта.
Вид у него был поистине зверский, и добровольцев пойти и убить возмущённого перепадами ушного давления "минотавра" не нашлось. После недолгого совещания (благодаря резвым перемещениям бычка самолет изрядно покачивало) было принято решение – возмутителя спокойствия десантировать за борт. Сказано – сделано. Из кабины пилотов открыли аппарель и слегка свечканули. Бык и несколько ящиков помидоров покинули самолет на пятикилометровой высоте, аппарель закрыли, облегчённо вздохнули и полетели оправдываться перед участниками концессии.
Летчики и их жены – люди понимающие. Рисковавшие только вложенными деньгами, не сразу, но всё же простили тех, кто рисковал ещё и собственными жизнями.
Всё бы ничего. Но между Баку и Красноводском тогда ещё курсировали морские паромы. Это довольно вместительные суда с грузовыми и пассажирскими палубами, ресторанами, саунами и полутора тысячами пассажиров на борту. Кто-то заметил человека за бортом, машине скомандовали стоп, спустили катер и выловили привязанного к деревянной двери совершенно размокшего азербайджанца. Более-менее внятно изъясняться он смог только после второго стакана коньяка, но постоянно требующий коньячной подпитки стресс снова привёл его в невнятное (искушенный читатель сказал бы «нечленораздельное») состояние.
Всё что удалось узнать капитану парома и его помощникам – выловлен капитан, фамилия такая-то, с рыболовецкого сейнера, регистрационный номер такой-то. На сейнер что-то упало с неба, и он скоропостижно затонул с тринадцатью членами экипажа.
Капитан отбил в пароходство недоумённую телеграмму, довёз бедолагу до Красноводска, а там получил распоряжение этапировать коллегу назад, в порт приписки, в Баку. Всю обратную дорогу выловленный в Каспии капитан продолжал снимать стресс. Благо от желающих поглазеть, послушать и поставить выпивку – отбоя не было.
Комитет по торжественной встрече потерпевшего кораблекрушение впечатлял. Особой нервозностью отличался начальник азербайджанского рыболовецкого пароходства. Он сразу же схватил предельно пьяного подчинённого за грудки и, захлебываясь прорезавшимся от волнения акцентом, возопил:
– Ты?!!! Морд азвербажанский, где, где, я тебя спрашиваю, сейнер?
Его совсем не смущала аутентичность собственной национальности с национальностью пускавшего пьяные пузыри коллеги.
– Убью, азер вонючий! Новый с иголка сейнер, в полный штиль, среди сраный озеро!.. – кричал начальник, и жаркий бакинский воздух весело гонял под завязку набитое нецензурными выражениями эхо между стальными корпусами стоявших у пирса паромов.
– Отвечай, когда тебя начальник спрашивает! – наседал он.
В голове у болтавшегося как тряпичная кукла капитана что-то щёлкнуло, он открыл глаза и вполне внятно, но безо всякого выражения, произнёс:
– Мамой клянусь – бик с неба упал…
На этом его запал кончился, он уронил голову и сбился не невнятное бормотание о том, что бык сломал часть палубы и борт, утонули все, а вот он, верхом на двери, ремнём, брючным…
Замолкшего капитана погрузили в подъехавшую санитарку и увезли в местную дурку…
Не знаю. Может так и рождаются легенды о Бермудском треугольнике, кракене, летающих тарелках… Отчего им, тарелкам, не летать, если даже говядина парит аки птица?
Ирония судьбы заключалась не только и не столько в точности бомбометания – маленьким быком, посреди огромного Каспия, попасть в маленький сейнер – непостижимым роком представлялось то, что впервые в истории Азербайджана на промысел осетровых вышел полностью национальный экипаж. От капитана до последнего матроса. Сам капитан долго стажировался у более матёрых коллег, и вот теперь был облачён высоким доверием. Местная пресса взахлёб писала, что с первым выходом упомянутого сейнера на путину, Азербайджан становится по-настоящему морской республикой. Меж строк сквозил неприкрытый намёк на способность быть таковой и без помощи изрядно надоевшего «старшего русского брата».
Не судьба. Думается, даже Олег Ефремов не подозревал, что испытание "Часом быка" может быть настолько буквальным.
И сами частенько участвовавшие в закупке «говядины» ВВСовские начальники быстро смекнули, откуда взялся сумасшедший капитан, в столь смачных подробностях расписанный местной прессой. Экипаж ретранслятора в срочном порядке отправили для дальнейшего прохождения в Забайкалье. Подальше от рук закавказской фемиды…
Специалисту-майору пришлось обучать новый экипаж. Прибывшие из Забайкалья прапорщики, как и их закавказские коллеги, имели весьма смутное представление о своем истинном штатном предназначении. Правда, помимо шашлыков, они умели отменно делать отбивные из медвежатины и виртуозно парить начальство берёзовыми, дубовыми и экзотичными пихтовыми вениками.
За время обучения двух экипажей сухопутный майор налетал годовую лётную норму и, из чувства законного противоречия, написал рапорт о засчитывании ему последнего года службы из расчета "год за два" и начислении двойного оклада. Как офицеру лётного состава.
Рапорт действующим приказам не противоречил, командировка у специалиста была подписана в самых верхах, поэтому никто из должностных лиц не упустил возможности безнаказанно довести ситуацию до полного абсурда. По истечении трёх дней, отведённых уставом на рассмотрение обращения майора, оно, с пометками "юридических оснований для отказа не вижу, прошу рассмотреть вопрос в компетентной вышестоящей инстанции", попало на стол Начальника штаба округа.
Отсмеявшись, Начальник штаба спросил коренастого Начальника войск связи:
– Он у тебя с приветом или с юмором?
– С юмором, – ответил Начальник войск связи и, вздохнув, забрал украшенный резолюцией "ОТКАЗАТЬ!" и размашистой генеральской росписью рапорт.
07.06.2002 г.
Идиш
Страна катилась в тартарары – пиво, вместо пивных кружек, разливали в баночки из-под маринованных огурчиков. Пьющих пиво мужчин это не останавливало. Разве что наиболее ортодоксальные, к примеру офицеры, перестали употреблять сей продукт на открытом воздухе. Действительно, негоже офицеру пить прилюдно. Да ещё из залапанной до полной неотмываемости посудины.
Но, отказываясь от распития, мы увеличиваем число тех, кто наутро обнаруживает, что выпил лишнее. А это, как ни крути, не по-офицерски. Поэтому, перестав пить на улице, офицеры стали пить дома и на службе. Не сказать, что больше, чем до необъяснимой пропажи кружек, но уж и никак не меньше. Дело не в количестве, а в передислокации действия на новый театр.
Впрочем, в Грузии офицеры пиво не пили. Или пили его крайне редко. Уж слишком оно было здесь отвратительным. Разбавленным и безвкусным. Даже то, которое в бутылках.
В Грузии пили вино и коньяк. На худой конец – чачу.
Время, как и пиво, тоже было отвратительное.
Во всех отношениях.
Выходных у штабных связистов было немного: обстановка в Грузии больше располагала к казарменному положению, чем к отдыху. Каждый свободный день, когда не надо было торчать на службе, был на вес золота. Ставший привычным режим погружения в многочисленные проблемы и вводные свободного времени не оставлял.
Вводных, по мере их решения, меньше не становилось. Скорее наоборот. А потому каждый выходной воспринимался офицерами как праздник.
В один из таких выходных, трое холостяковавших связистов – два майора и капитан – предавались чревоугодию. На троих. Как водится, не забывая и о распитии, чтобы закуску зря не переводить.
Один из майоров был замполитом. Второй майор и капитан – инженерами.
Не удивляйтесь. В армии не только не боящиеся удара головой о броню командиры служат.
Инженеров звали Алексеем и Александром. К имени третьего персонажа – замполита – мы вернёмся несколько позже.
Ещё не время, товарищ.
В начале лета офицеры отправили семьи «на большую землю», и одной головной болью у них стало меньше. Режим наступившего холостячества более чем благоприятствовал устроенному ими распитию.
Само распитие началось ещё в Штабе, за день до описываемых в нашем рассказе событий. День рождения, случившийся у одного из наших героев, – повод для такого безобразия более чем достойный. Официальная часть мероприятия закончилась к двадцати двум ноль-ноль. Но, как это регулярно случается, нашлись желающие продолжить. Раз уж такая масть пошла. Оставшаяся в резерве десятилитровая канистра, под завязку заполненная молодым вином, "внезапному" желанию офицеров благоприятствовала. И весьма.
Продолжать поехали к одному из инженеров. К тому, который майор. Дома у майора Саши, после тотального списания двух попавших в зону разрушения спитакского землетрясения высокогорных ретрансляторов, случился внушительный запас всевозможных консервов. Тогда, под шумок, округ списал не только связное оборудование нескольких высокогорных ретрансляционных точек, но и завезенное для их зимовки продовольствие.
Помните, как это было в "Кавказской пленнице"?
"Семь порций шашлыка!" – "Восемь!" – "Пусть будет восемь!" – "Выбросила в пропасть!"
Завезенное на ретрансляторы продовольствие списали по Инспекторскому свидетельству. Списали и тут же вычеркнули из приходных книг.
Совершенно неопровержимые документы свидетельствовали: запасы консервов, круп, муки, макаронных изделий, картошки и мороженого мяса перестали существовать.
Землетрясение "сожрало".
Для спасения голодающих точек с продовольственных складов округа был экстренно получен дублирующий комплект консервированных деликатесов. Деликатесы – в армии такое не впервой – учли в приходных книгах и разобрали по домам, пустив на закуску. На фоне наступившего в Грузии продуктового дефицита, чуть ли не голода, это «лихоимство» было очень кстати.
Итак…
Наступили долгожданные выходные.
Вечером и большую часть ночи, друзья общались. Был и смех, были и немногословные тосты, при которых они не сговариваясь вставали и выпивали, не чокаясь, а, усевшись на места, ещё долго не произносили ни слова.
На второй день, ближе к обеду, выспавшиеся герои повествования оказывали знаки внимания жареной картошке и оставшемуся в канистре вину. Хозяин, исключительно для шумового фона, включил телевизор.
Канал был выбран случайно. Из-за музыкальной программы.
В тот день тбилисское телевидение, помимо опостылевшей физиономии президента Гамсахурдиа, транслировало довольно мелодичный концерт. Толково и зажигательно народец пел. Что-то насквозь национальное, и при этом очень ритмичное.
За неимением альтернативы оставили эту программу.
Пили друзья вяло, потому как уже устали – всё-таки вторые сутки «оттяга».
Один из майоров возьми и скажи: хорошо, мол, поют, жаль ничего не понятно. После этой фразы майор Саша допил оставшееся в стакане вино и наклонил голову, прислушиваясь к чему-то внутри себя. Он так немного посидел, подумал, а потом взял да и перевел исполняемую песню.
В общих чертах. Конспективно. О чём, собственно.
Друзья покосились на него, но ничего не сказали: надо будет – сам объяснит, чего это он в переводные фантазии ударился. Когда песня закончилась, бархатный голос женщины-диктора за кадром сделал то же самое, что и майор Саша: коротко изложил самую суть прозвучавшей на непонятном языке песни. Только сделано это было с выражением и не без определенного пафоса. Да ещё и в рифму.
Совпало.
Дальше, больше.
Народ отставил в сторону канистру и заинтересовался:
– А на каком это, Саня, оне поють?
– А "х.е.з.", – ответил спрашивающим Саня. – Что-то напоминает, но что – никак не въеду.
– ??? – не поверил народ.
– Клянусь – не знаю!!! – заволновался тот. – Само в голове всплыло! С бодуна, наверное!
Судя по лицам друзей, они всё равно Сане не поверили – раз уж переводит, а переведённое совпадает, значит должен знать с какого!
Но в серьёзном мужском коллективе торопиться с выводами не принято. Так они и сидели, в ожидании окончания концерта. Чем чёрт не шутит: а вдруг там, по ходу процесса, возьмут и объявят – кто и на каком языке только что пел? Друзья даже о вине забыли.
Минут через двадцать трансляция закончилась. Тот же бархатный голос объявил:
– Вы смотрели концерт артистов еврейского театра из Биробиджана! Исполнялись народные еврейские песни на идиш!
Замполит и капитан Лёша окаменели. А, окаменев, недоумённо вытаращились на майора Сашу. Тот не менее недоумённо развёл руками.
Возникшую за столом паузу прервал выпуск грузинских новостей.
Несколько придя в себя, народ, с непосредственностью, свойственной для давно друг друга знающих людей, поинтересовался:
– Слышь, Саня! А ты у нас сам по национальности-то кто?
– Действительно, ты, случайно, там, в недрах импортного трико, усеченного "по самое не могу", древка фамильного флага не скрываешь? Нут-ко, предъяви народу своё боевое орудие!
– Идите в ж… – обиделся Саня. – Мне скрывать нечего. Русский я!
– Ага! Он, значит, русский! Это с фамилией-то Шевчук? – возмутился замполит. – Если ты, брат Саня, – русский, то я, куда с большими основаниями, – внебрачный внук царицы Тамар! По линии её второго, тайно загулявшего мужа Давида Багратиона! А по совместительству – праправнук потрясателя вселенной Тамерлана! Со всеми вытекающими, а также втыкающими и вытыкающими! Князь я!!! Как, кстати, перед князем сидите, хамьё?!!
Тимур, так звали замполита, как и Давид (Сослан) Багратион – был осетином. И как-то уже намекал, происходил не из последнего на Кавказе рода. Так что был в его словах определённый резон, присутствовало в них и определённое правдоподобие.
Инженеры после заявления замполита поначалу опешили, но потом Алексей, более молодой из собутыльников, а, значит, по определению более наглый, нашёлся:
– Слышь, князь? Тебе с нами, наверное, и за одним столом сидеть "западло"? Ты, брат, если что, не стесняйся. Так и скажи. Мы не обидимся.
– Правильно! – поддержал капитана второй инженер. – Веди себя так, как и подобает князю! Величественно встал и сиятельно свалил!!! Дверь не заперта! А мы, на ход ноги и за Уастэрджэ, осетинского бога путников, выпьем! – и абсолютно нейтральным тоном добавил: – Вечером, между прочим, плов будет! Я уже и рис замочил…
При упоминании о плове самообъявленный князь сразу же сдался. Он смущенно прокашлялся и примирительно поднял руки:
– Ладно-ладно! По дореволюционным меркам все мы уже дворянами считались бы. Как вступил в капитанский чин – уже дворянин! Так что нет никакого смысла соревноваться по части "дворяне и смерды". А посему, господа офицеры, давайте выпьем! И не будем ссориться по пустякам! – осетинский князь ухватил ополовиненную канистру и наполнил бокалы друзей лёгким молодым вином. Улыбнулся: – Знаешь, Саня, а ты всё же предъяви обществу своё "боевое орудие". Для устранения так сказать "невольно возникших сомнений".
– Зачем предъявлять? – резонно отказался Саня. – Всего неделю назад мы все вместе ходили в баню на Исани. Неужели за три часа, пока парились да пиво пили, не разглядели?
– Ну, это… В принципе… Оно, конечно, – капитан чувствительно ткнул упорствующего замполита в бок. – Видели. В расчехлённо-небоевом состоянии. Так что давай, расчехляй! "И онанист, недрогнувшей рукою…" – на оперный манер пропел он.
– Ага! Прям сейчас расчехлю, приведу в боевое состояние и произведу контрольный отстрел кого-нибудь из здесь сидящих!
– А тут альтернативы нет! – быстро сориентировался капитан и указал пальцем на замполита. – Ударим по каждому, у кого нет рабоче-крестьянского происхождения! Кто сказал, что классовая борьба не принимает и такие, сугубо эротические, формы? Принял дозу катализатора, и вперёд! Молодое вино – оно бодрит! Да и классовое чутьё с бодуна только обостряется! На пьяные глаза оно вообще осечки не даёт! Я, кстати, могу подержать этот осколок феодализма, чтобы не брыкался и не шарахался от орудийных залпов! Боеприпасы будем расходовать эффективно и с толком. Долой самодержавие в отдельно взятом воинском коллективе! Да здравствуют интернационализм и перекрёстное осеменение!!!
– И скучно, и грустно… и вылюбить некого уж… – сладко потянувшись, поддержал капитана майор Саша.
Заволновавшееся самодержавие, в лице замполита Тимура, поспешно вскинуло ладонь в примиряющем жесте, а затем энергично погрозило развеселившимся инженерам пальцем, призывая их к тишине.
– Всё, завязываем! Нашли занятие – сравнивать чьё орудие кошернее и боевые стрельбы в жилом доме устраивать!
Друзья ненадолго замолкли. Успокоились, отпили вина, но так просто оставить такую интересную тему не получилось.
– А всё равно, Саня, – не выдержал Алексей, – язык-то ты откуда знаешь?.. Колись, откуда?! Сдаётся мне, по банным-то воспоминаниям, видок у тебя покошернее нашего будет! Я, конечно, не специалист, но от знакомых мне мусульман ты не отличаешься! И вот что я думаю: если раньше твоё обрезанное орудие и знание чуркменского языка можно было списать на азиатское детство, то как теперь прикажешь трактовать нехилое знание идиша? Колись, короче!
– Налицо полнейший алогизм, осложнённый алкоголизмом и поллюциями! – добавил любивший цветистые выражения замполит. – Всё явное становится тайным! Всё тайное становится! А всё неявное не становится, но это – тайна!
Хозяин квартиры, совершенно запутавшийся, сбитый с толку и загнанный в угол столь изощрённой логикой, окончательно расстроился:
– Честное слово, мужики, в первый раз сегодня этот язык услыхал…
– Угу! – А до этого – ни сном, ни духом! Услыхал, и давай себе переводить! А, знаешь, брат, интересное сочетание улик получается: сидит перед нами самый, что ни на есть, кошерный мусульманин православного происхождения, и при этом понимающий идиш! Очевидное – невероятное! Колись, чудо природы! Народ ждёт!!!
– А может, Саня, это в тебе "голос крови" проснулся? – предположил замполит. – Может, ты зря думаешь, что родился обрезанным? Может, это в младенчестве беспамятном какой раввин от твоего орудия лишние заусенцы садовыми ножницами подрезал? И ты, Саня, вовсе не сын своих родителей, а втёршийся в наше высокое доверие генетический агент "Моссада"?
– Слово "бесконечность" он упорно писал через "З" и раздельно, – не преминул ввернуть окончательно обнаглевший капитан Лёша.
– Да ну вас, идиотов! – улыбнулся Саня. – Мне уже и самому интересно – как это получилось! Только, хоть режьте, – сам ничего не понимаю!
– Насчёт чего обрезать, это мы, брат, быстро! Впрочем, у тебя всё уже и без нас – того?! "Золотое сечение" – в полном и безупречном наличии? – отозвался воспрявший замполит и тут же схватился за консервный нож. – А вдруг, Саня, у тебя там чего не дорезали? Давай, по быстрому поправим? Обрежем вершки по самые корешки!
– Попрошу не покушаться на мои упорно голосующие за женскую красоту части организма! – не дался хозяин застолья. – Обрезание – не самоцель, а средство гигиены!
– А давайте за это и выпьем! – подхватил мысль замполит. – За гигиену! А также за всё, что стоит, и всех, кто выступает в этом доме!
– У кого стоит, а у кого и простаивает… – добавил дотошный капитан.
– Тогда за то, чтобы каждый наш сучок был непременно с задоринкой!!! – не смутился замполит (его, когда он говорил тост, сбить с мысли было невозможно). – И за то, что удивительное в нашей жизни всегда рядом! Азохэм вэй и Аллах Акбар?
– Воистину Акбар! Бамбарбия кергуду! – ответили инженеры и дружно потянулись своими бокалами к поднятому навстречу бокалу замполита.
Вечером друзья ели плов.
Вино к этому времени закончилось, и дневной случай с хозяином квартиры, переводившим песни с далёкого идиш, был ими почти забыт.
Потом они разъехались.
Убравшись на кухне и перемыв посуду, майор Саня улёгся в постель с книгой в руках. Читать у него не получилось и заснул он далеко заполночь с мыслью о том, откуда вдруг, пусть и с грехом пополам, он понимает многие слова на идиш, и даже целые фразы на этом диковинном для русского слуха языке.
Спал он неспокойно.
Спящему Сане снилось детство. Он снова был пятиклассником. Было воскресение, зима, и он опять пришёл в гости к своему другу Пете Безу. И, как это нередко случалось, опять разговаривал с его бабушкой.
– A-a-a, Du Knabe! Komm rein, Knabe! (А, мальчик! Проходи-проходи!..) – встретила его бабушка. – Komm rein, bitte!.. DrauЯen ist es kalt. Du bist wahrscheinlich erfroren? Mein Gott, genau, Du zitterst. Ich werde dir heissen Tee machen. Bist Du wahrscheinlich auch hungrig? Willst Du eine Quarktasche? (Входи, не стесняйся! На улице так холодно. Замёрз, наверное? Боже, и точно – ты весь дрожишь! Я сделаю тебе горячего чаю. Наверное, проголодался? Хочешь ватрушку?)
– Guten Tag, Oma! (Здравствуйте, бабушка!) – ответил ей Саня. – Ich will nicht essen! Ehrlich! (Я не хочу кушать! Честное слово!)
Но бабушка была непреклонна:
– Setze dich, Kind, und mach mir keine Widerrede! (Сядь, дитя, и не спорь со мной!) – приказала она. – IЯ es! Es schmekt! (Cкушай это! Это вкусно!)
И протянула Сане плетёную корзинку с умопомрачительно вкусно пахнущей сдобой с заварным кремом, курагой и творогом.
– Danke, Oma! Schmekt wirklich gut! (Спасибо! Действительно вкусно!) – ответствовал Саня, вгрызаясь в сдобу.
Пока Саша ел ватрушку и запивал её обжигающе горячим, настоянным на травах и смородиновом листе, чаем – бабушка жаловалась на жизнь:
– Heute habe ich nur Дrger mit meinen Faulpelzen! Niemand!!! Niemand will sich Mьhe geben, Muttersprache zu sprechen! Alle, alle Jugendlichen sind faul geworden! (Сегодня мои бездельники меня только расстраивают! Никто!!! Никто не хочет приложить усилий для того, чтобы говорить на родном языке! Вся, вся молодёжь стала ленивая).
Саня бабушке не возражал. Он знал, что если молча кивать, словно китайский болванчик, то надолго её запала не хватит, и вскоре он будет отпущен к своим друзьям. Но в этот раз бабушка была явно на пике педагогического энтузиазма:
– Kommt her, Ihr Nichtstuern! (Идите сюда, бездельники!) – внезапно позвала она внуков.
В немецких семьях детей дважды не зовут. Вскоре Санины товарищи – Пётр, Йоська и Андрей – стояли перед бабушкой ровным рядочком с опущенными головами. На их плутоватых физиономиях хорошо читалось старательно изображаемое пронзительное раскаяние.
– Also? Sind das ja Kinder? (Ну? Разве это дети?) – спросила бабушка висевшее на стене распятие. – Frьher gab es ja Kinder! (Вот в прежние времена были дети!) – подытожила она, и, судя по всему, распятие с ней согласилось.
– Warum spricht Sascha Deutsch gern, und ihr wollt es nicht?! Ihr seid Deutsche, und nicht er! Warum hat er fьnf im Deutschunterricht, und nicht ihr? (Почему Саша охотно говорит на немецком, а вы не хотите?! Это вы немцы, а не он! Почему это у него – пять за немецкий, а не у вас?) Geht schon fort! Alle raus! Geht spielen! (Идите уже прочь! Вон отсюда! Играйте!)
Когда внуки, облегченно вздохнув, поспешили из комнаты, бабушка поманила Саню пальцем.
– Und Sie, Stirlitz, bitte ich zu bleiben! (А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!) – голосом Броневого-Мюллера произнесла она. И, схватив перепуганного Саню за рукав, добавила внезапно прорезавшимся басом: – Und Sie, Alexander Isaitch, sind Sie etwa nicht Jude? Wirklich nicht? Jetzt werden wir es ьberprьfen! (А вы, Александр Исаич, часом, не еврей? Точно? Сейчас мы это проверим!)
Она извлекла откуда-то из складок своего халата никелированный колокольчик и, нехорошо скалясь, стала его энергично встряхивать возле самого Саниного уха.
Майор Шевчук, безмятежно спавший до этого неприятного момента, беспокойно заворочался, повернулся на левый бок, уворачиваясь от назойливого колокольчика, и попытался вырваться из цепких лап сна. Сон упруго прогнулся, но не отпустил.
– Tanze, Du kleiner Jude! Tanze doch! (Танцуй, маленький еврей! Танцуй!) – продолжала приговаривать бабушка, поминутно облизываясь.
Облизав губы, она складывала их трубочкой и клаксонила, как допотопный паровозик из мультфильма Уолта Диснея.
После третьего бабушкиного гудка Саня проснулся весь в поту, с судорожно колотящимся сердцем. На тумбочке, возле его правого уха, заполошно заливался будильник. За окном, вторя будильнику, сигналил заехавший за Шевчуком водитель.
Действуя на автопилоте, Саня мгновенно оделся, махнул в окошко водителю, что скоро будет, и двинулся в сторону ванной.
Иногда сны бывают предельно реалистичными. То, что детство прошло, и он уже давно не мальчик-пятиклассник, а целый штабной майор, Саня осознал лишь тогда, когда увидал в зеркале ванной комнаты собственную небритую физиономию с торчащей изо рта ручкой зубной щётки. О наступившем милитаристическом "сегодня" и о том, кто он есть на самом деле, ему напомнили майорские погоны на не застёгнутой форменной рубашке оливкового цвета.
Саня окончательно проснулся и вдруг понял, что только что началась новая неделя. Что выходных у него этим летом, скорее всего, уже больше не будет.
Пора было ехать на службу.
Родина без майора Сани скучала.
Саня вздохнул, а затем привычно послал заскучавшую Родину. С чувством, вслух и очень далеко.
Голос его при этом был исполнен неподдельной нежности.
Любил он Родину.
А она – его.
09.02.2006 г.
Тысячелетний идиш.
Историческая справка
За сотни лет жесточайших гонений, которым подвергались евреи, мировая общественность порою оказывала языку идиш знаки самого высокого внимания, запоздало признавая феномен рождения и развития культуры восточноевропейского еврейства. Идиш – один из наиболее богатых языков нашей цивилизации. Энциклопедия «Британика» ещё перед второй мировой войной называла идиш одним из семи основных языков современного культурного мира, а в конце 40-х ООН рассматривал возможность его объявления языком международного общения…
Сегодня идиш изучают во многих университетах и школах Израиля, США, Великобритании, Южной Америки, России, Украины, Италии, Германии. Известны любители идиш в Японии, других странах. В Польше, Литве, Латвии, Румынии, Молдавии, СССР, США, Аргентине и ряде других стран преподавали на идише в еврейских учебных заведениях, начиная от средних школ, гимназий, педагогических и литературных техникумов и институтов, до курсов медсестер и политехнического института. Идиш-клубы существуют во многих городах разных стран. Традиционными стали выставки еврейской книги на идиш. Вопросу о сохранении идиша посвящаются заседания Кнессета, который признал его одним из национальных языков еврейского государства… Вместе с тем, до сих пор многие воспринимают идиш как "жаргон", "испорченный немецкий", язык необразованных "балаголес" (извозчиков) и местечковых свах… Исследователи подчеркивают, что одним из достоинств идиша, заметно обогащающим его, является наличие значительного числа заимствований из других языков: древнееврейского, немецкого, славянских, латинского. Немало заимствовано у идиш и другими языками.
Известно, что чем больше в языке синонимов, тем язык богаче. По числу заимствованных синонимов идиш занимает первое место в мире. Вместе с тем в нём немало слов, появившихся в результате активного словотворчества. Идиш исключительно богат идиомами и поговорками, что делает крайне трудным его перевод на другие языки. Зато он успешно используется для выпуска научной литературы, на идиш издавались учебники и энциклопедии, в том числе медицинская.
В идише, подобно другим языкам, существует несколько диалектов, что не помешало его развитию как литературного языка, на котором созданы богатейшая проза и поэзия. На идиш переведены Жюль Верн, Киплинг, Майн Рид и другие известные писатели, на идише издан и "Тихий Дон" Шолохова.
Многие авторы понимают под идиш не только язык, но целую культуру, образ жизни. Долгие века именно идиш защищал евреев от растворения в окружающих народах.
Многие современные языки появились в результате войн и покорения одних народов другими путем смешения их языков. Но история идиш отличается от их истории. Первыми евреями, осевшими в Европе ещё в годы существования древней Иудеи, были еврейские воины римских легионов. Однако появление первых еврейских этнически компактных поселений в районе Кёльна отмечено только в 321 г. н. э. Вместе с тем, условным началом развития национальной культуры европейских евреев и их языка идиш считается 801 год.
Более тысячи двухсот лет тому назад на небольшой территории, окружающей место слияния рек Майн и Рейн, родился язык идиш. Именно в это время началось формирование многих нынешних европейских языков. "Какой-то общий толчок в истории Европы привел к появлению французского, немецкого, идиш, других языков". Формированию идиша способствовало и отделение общин европейских евреев от духовных центров Вавилона и Иерусалима ("Декларация о независимости ашкенази", XII в.). В языки разных народов, которые жили в это время в том регионе, вошло много общих слов и корней, которые впоследствии проявились в немецком, французском, еврейском и в некоторых славянских языках. Естественно, что эти слова претерпевали изменения, приспосабливаясь к каждому из адаптировавших их языков и его грамматике. Идиш же сохранил, кроме своего древнего еврейского алфавита, и многие слова из древнееврейского языка (который лёг в основу современного иврита).
Таким же образом и образованию русского литературного языка содействовали сложные культурные влияния соседей, их литератур, их литературных языков, особенно греческого и старославянского.
До середины XIII века идиш-говорящее население было полностью окружено населением, говорящим на немецком языке. К XIX столетию территория, где проживала основная часть европейских евреев, была уже почти полностью изолирована от германцев. Продвижение еврейских ишувов на Украину, в Румынию, Чехию (XVI в.), Голландию (XVII в.), перемещение центров еврейской культуры в Краков, Люблин, Вильно (XVII, XVIII в.в.) привело к обогащению идиша новыми элементами, в том числе славянскими. Одновременно с развитием языка развивалась и литература на идише. Её первые ростки – в творчестве кочующих поэтов, небольших театральных трупп. Наиболее старые из обнаруженных сборников песен на идиш, датированы 1372 и 1382 годами. Уже в XVI веке появляются так называемые глосары – словари идиш, содержащие пояснения слов и фраз, переводы Пятикнижия, молитвенники, историческая литература, первые романы. Первая идиш-энциклопедия была издана в 1707 году. Бурное развитие идиш-культуры начинается с середины XVIII века. Становятся всемирно известными пишущие на идиш писатели, поэты, поющие на идиш музыканты. Появляется идиш-театр, на всех континентах издаются газеты на идише. Растет число идиш-издательств, растут тиражи книг, журналов и газет. Тираж ежедневной газеты "Форвертс", появившейся в конце XIX века, превышал 280 тыс. экземпляров… В канун Второй мировой войны в мире проживали 16 млн. 260 тыс. евреев, из них около 12 млн. (более 70 %) говорили на идише. Только в Европе идиш был языком повседневного общения 7.084,750 человек, в Северной, Южной и Латинской Америке – 3,241,500. Говорила на идиш и большая часть евреев Эрец Исраэля, Австралии, часть евреев Африки и Азии.
Однако, говоря о судьбе идиша, нельзя не признать, что к геноциду его культуры приложили руки и… сами евреи. После образования в 1949 году государства Израиль, его политическим руководством была предпринята попытка введения единоязычия. При этом еврейским парням и девушкам, впитавшим идиш с молоком матери, произносившим на идише первые трепетные слова любви, с приездом в Эрец Исраэль разрешалось пользоваться родным языком не больше одного года, после чего они могли потерять работу из-за недостаточного усвоения иврита… Израильские лидеры стремились через иврит объединить ашкеназов и сефардов. Цена того, что в естественный ход истории вмешались политики, как всегда, оказалась слишком высокой.
по статье В.Едидовича «Тысячелетний идиш»
Тампон
Ранняя среднеазиатская весна уже одела проспекты и дворы в не имеющую никакого отношения к исламскому экстремизму зелень. Вечера стояли тёплые, и вымиравший к 21.00 город, щедро освещенный дешёвым электричеством Нурекской ГЭС, казался волшебной акварелью, написанной на чёрном бархате.
Почему 21.00?..
В Душанбе второй месяц действовал комендантский час. В феврале 90-го введённые в столицу Таджикской ССР войска так толком и не поучаствовали в умиротворении объявившей себя революционной силой уголовщины. Город, где на день десантника треть мужского населения надевала голубые береты, справился с начавшейся резнёй без посторонней помощи. Спецназовская эффективность стихийно возникших отрядов самообороны стала большой неожиданностью не только для молодчиков из семейных кланов Явана и Куляба, но и для по показному нерасторопного, словно отрабатывавшего заокеанский заказ, горбачёвского Центра.
Комендантский час в городе был введён скорее для отчетности, чем для наведения порядка. Заметим, что и местное население, традиционно уважающее решительные телодвижения власти, старалось вести себя так, чтобы не раздражать личный состав немногочисленных патрулей.
До начала комендантского часа оставалось более пятидесяти минут.
Ехавшие в троллейбусе закадычные подруги, Зиночка и Лидочка, беззаботно болтали. Впрочем, болтая, они не забывали поглядывать на часики. Мало ли…
Когда-то они были одноклассницами, и осознание того незатейливого факта, что прошедшие со времени окончания школы годы не привнесли их отношения отчуждения, доставляло им по-детски искреннюю радость. Несмотря на частые встречи, подругам всегда было о чём поговорить. Вот и сейчас Лидочка взахлеб рассказывала Зиночке об устроенной не далее чем сегодня девочками их отдела "чёрной кассе".
Сегодняшнему поколению это словосочетание ни о чём не говорит. Но, когда рубль был полновесной и вполне твёрдой (не смотря на свою неконвертируемость) валютой, "чёрные кассы" были популярны среди женщин, работавших в многочисленных советских учреждениях. Небольшой коллектив скидывался по двадцать – двадцать пять рублей. Тянулся жребий, и самая везучая становилась обладательницей суммы, которой хватало на достаточно серьёзную покупку. На следующий месяц процедура повторялась, за исключением из процедуры жеребьёвки уже вытянувшей счастливый билет сотрудницы. И так – до полного завершения круга. Эта придумка не наносила заметного урона семейному бюджету, но позволяла не копить деньги долго и нудно, испытывая постоянный соблазн истратить накопленное на что-нибудь сиюминутное.
Лидочка была так возбуждена из-за того, что именно она вытянула первый счастливый билет в сегодняшней свежеиспеченной "чёрной кассе". Радость переполняла её, и она, не сдерживая голоса, рассказывала Зиночке о том, что теперь у неё на руках шестьсот пятьдесят рублей, и что она уже договорилась с заведующим мебельным магазином рядом с работой о покупке югославского спального гарнитура. Буквально завтра можно будет забирать.
– Счастливая ты… – вздыхала подруга. – Везёт тебе!
– А то! – горделиво соглашалась Лидочка. – А представляешь, если, как все говорят, будет инфляция, то и получки подымут. А "чёрная касса" у нас без индексации! И с большой получки я туда за пару-тройку раз всю сумму верну! Сейчас – это большие деньги, а тогда – ничего не будут стоить. И не разорюсь, и при гарнитуре буду! – радовалась она.
Зиночка, внимательно слушая подругу, ежеминутно на неё шикала. Мало ли… Та приглушала голос всего на два-три слова, но быстро забывалась и звонкое эхо вновь разносилось по полупустому троллейбусу. Наконец Лидочка обратила внимание на попытки подруги заставить её говорить тише. Обратила и возмутилась.
– Что это ты меня всё время одёргиваешь! Я эти деньги, в конце концов, не украла! Все скидывались вполне добровольно. И первый номер вытащить могла любая! Мне просто повезло!!!
– Так-то оно так, – отвечала подруга, – да я не об этом. Галдишь на весь троллейбус, а деньги немалые. Как бы кто не польстился!
– Брось! – не унималась Лидочка, – кто может позариться?
– А хотя бы и тот небритый! – вполголоса сказала Зиночка.
И Лидочка наконец обратила внимание на сверкавшие нехорошей решимостью глаза молодого таджика, сидевшего через два кресла от них. Его тяжёлый взгляд и довольно красноречивый вид человека, явно не чуждого уголовного миру, испугали её. Она замолкла, и остаток пути ехала с растерянным, даже с расстроенным видом.
Скомкано попрощавшись с подругой, жившей гораздо дальше, Лидочка вышла на остановке у продовольственного магазина. Молодой таджик вышел вслед за ней. Отчаянно надеясь, что это всего лишь совпадение, Лидочка заскочила в продмаг. Таджик вошел следом и, словно часовой, остановился у дверей единственного входа. Его взгляд неотступно следовал за перепуганной женщиной, и та, окончательно растерявшись, бродила по секции самообслуживания битых полчаса.
Так ничего и не купив, Лидочка с отчаянной решимостью пристроилась к выходившему из магазина крупному мужчине. Они вместе вышли, вместе сошли со ступенек и вместе двинулись в сторону жилого квартала сразу за магазином. Со стороны они должны были выглядеть как семейная пара, но все испортил мужчина. Он несколько раз окинул Лидочку изумлённым взглядом, а затем недоуменно пожал плечами и ускорил шаг. Ускорилась и Лидочка.
Таджик не отставал. Правда, он и ближе десяти-пятнадцати метров не приближался.
Обратиться к незнакомому мужчине с просьбой её проводить, испуганная женщина почему-то не догадалась, поэтому, когда тот внезапно свернул направо, Лидочка, не мешкая, припустила бегом через стройку. Преследователь поначалу растерялся, остановился, стал озираться. Это позволило Лидочке увеличить дистанцию ещё на двадцать метров. До Лидочкиного дома оставалось около двухсот метров. На пути темнели недостроенные корпуса детской спортивной школы. Самый короткий путь был именно через стройку. Она бежала, постоянно оглядываясь. Было безумно жаль денег, и уже потом себя, глупую самоуверенную дурёху.
В конце концов, таджик решился. С места, плавно, даже как-то изящно, он перешёл на стремительный лёгкий бег. На краю стройплощадки он молниеносно наклонился, и Лидочка с ужасом увидала в его руках, словно по волшебству возникшую, толстую палку. Эдакую импровизированную метровую дубину.
Тонкие каблуки Лидочкиных туфелек увязали в строительном гравии, и вскоре она почувствовала, что выбивается из сил. Драгоценная сумочка больно колотила по бедру. Она на ходу расстегнула её, достала перетянутый резинкой конверт с деньгами и быстрым движением сунула его в вырез кофты. Под лиф, прямо к судорожно колотящемуся сердцу. Через несколько шагов идея с перепрятыванием денег перестала казаться ей настолько блестящей. Лидочка вытащила конверт и, оттянув пояс юбки, затолкала его, как могла далеко, в трусики.
Шагов через пять она оглянулась в очередной раз. Тёмная фигура преследователя была уже совсем рядом. Ошалевшая от ужаса, Лидочка не могла оторвать от неё испуганных глаз и, зазевавшись, налетела на кучу строительного мусора. Торчавшая из него стальная проволока больно хлестнула по ногам. Лидочка взвизгнула, инерция буквально выбросила её в воздух, и, не успев ничего понять, она влетела выставленными вперёд руками, коленями, а затем и лицом в беспорядочно рассыпанную смесь песка и острого гравия. Боль была адская, но инстинкт выживания заставил её подняться. Большего Лидочка уже не успела. Сухая, отполированная весенними дождями и древоточцем палка, опустилась ей на голову.
Боли смирившаяся с неизбежным женщина не почувствовала. Палка как-то странно спружинила. Лидочке показалось, что она отскочила от её головы, словно резиновая, и лишь растекающееся вокруг рассеченной кожи тепло подсказало ей, что случилось нечто страшное. Она довольно натурально упала, изобразив потерю сознания, и лежала тихо, как мышка, стараясь дышать как можно незаметнее. Ей казалось, что у неё даже сердце стало биться гораздо тише, словно повинуясь её отчаянному желанию стать как можно незаметнее.
Таджик, склонившись над своею жертвой, дышал глубоко и отрывисто.
"Тоже, наверное, волнуется… – отметила Лидочка отрешённо. С удивительным безразличием она наблюдала за своим преследователем через ресницы полуприкрытых глаз. – Только бы не добивал, только бы не добивал", – стучало в её голове.