Сомалийский абордаж Шахов Максим

Роман основан на малоизвестных фактах, предоставленных в распоряжение автора бывшим капитаном захваченного сомалийскими пиратами судна «Панагия» Александром Феофановым.

Венесуэла, Маракайбо, гостиница «Лючия»

Виктор Логинов курил, сидя в шезлонге на балконе двухместного номера. От пролива, соединявшего Венесуэльский залив с озером Маракайбо, дул свежий ветерок. Под вечер на город обрушился настоящий тропический ливень, продолжавшийся около полутора часов. И изнурительная жара, державшаяся в последние дни, наконец сменилась живительной прохладой.

С балкона гостиницы открывался восхитительный вид на пролив и озеро, однако внимание Логинова было сосредоточено на другом. Он в который раз рассматривал надпись, выгравированную на тонкой золотой пластине, прикрепленной к рукоятке «Маузера» выпуска 1943 года: «Партайгеноссе Мартину Борману, которому выпала великая миссия возрождения Третьего Рейха в Новом Свете. Адольф Гитлер. 29.04.45.»

Мавзолей Бормана, в котором сегодня побывал Виктор, был устроен прямо на секретной фашистской базе подводных лодок, вырубленной в скале на пустынном побережье полуострова Гуахира на территории Колумбии. Превращенную в мавзолей базу агент ЦРУ и дочь одного из беглых нацистов Мерседес взорвала, однако Логинов в самый последний момент успел оттуда выбраться. И доложил обо всем в Москву. Руководство пока молчало, но это было и не удивительно. О таких вещах докладывают на самый верх. И там же принимают решения…

В тот самый момент, когда Логинов покосился на часы, телефон кодированной связи наконец зазвонил в кармане приглушенной трелью. Вынув его, Виктор увидел, что звонит замдиректора ФСБ, и быстро ответил:

– Ну что, товарищ генерал? Ждать судно с водолазами?

– Да сейчас не до этого, Логинов! – быстро проговорил замдиректора, и по его тону Виктор мгновенно понял, что случилось нечто экстраординарное. – Твой Теофило далеко?

Теофило Балтазар, майор кубинской спецслужбы, прикомандированный на официальной основе к венесуэльской контрразведке DISIP, дремал в номере.

– Да нет, за стенкой, товарищ генерал, а что?

– Нам срочно нужна его помощь! – проговорил генерал. – Он ведь в качестве советника участвовал в операции армии Эфиопии на территории Сомали, верно?

– Да…

– В общем, узнай, не осталось ли у него концов в Пунтленде! Это база сомалийских пиратов…

– Я в курсе, товарищ генерал! Пираты что, захватили наше судно?

– Не наше. Но от этого не легче… В общем, в их руках случайно оказался калифорний, несколько грамм…

– Что?!

– То, что слышал. Но они об этом даже не догадываются. Пока… Все понял?

– Так точно, товарищ генерал! Сейчас я переговорю с Теофило и сразу доложу.

– Только пока без конкретики! Жду, полковник!

Отключив телефон, Логинов затянулся дважды подряд. Он не первый год работал в антитерроре и немного разбирался в ядерной физике. Точнее в ее части, касающейся материалов, которые могут быть использованы для ядерного террора. Калифорний можно было назвать голубой мечтой любого террориста. По причине исключительно низкой критической массы. Достаточно было одной целой и восьми десятых грамма этого трансуранового элемента, чтобы произошла цепная ядерная реакция. То есть атомный взрыв. Энергии этого взрыва было вполне достаточно, чтобы в мгновение разрушить «Эмпайр Стейт Билдинг», Асуанскую плотину или весь Ватикан.

Еще раз затянувшись, Виктор поднялся, ткнул в пепельницу окурок и быстро вошел в номер. «Маузер» с дарственной надписью Адольфа Гитлера он оставил на столике на балконе. Сейчас было не до призраков главарей Третьего рейха…

Украина, Чернобыль, административное здание Чернобыльской АЭС, незадолго до описываемых событий

Огромная муха с ревом «Фантома» заложила вираж и приземлилась на папку с пожелтевшей техдокументацией. Андрей Аксюков осторожно отодвинул нижний ящик стола и выудил из него аккуратную мухобойку, которую для него по спецзаказу изготовили слесари станции. Ручка у мухобойки была из легкого титанового сплава, рабочая часть – из толстой маслостойкой резины.

– Пух! – пистолетным выстрелом грянуло в кабинете.

Убитая муха, перекувыркнувшись в воздухе, шлепнулась кверху лапками на столешницу. Андрей Аксюков извлек из другого ящика стола пропитанную дезинфицирующим составом салфетку, взял ею муху и бросил в корзину для мусора. После этого он тщательно протер столешницу и рабочую часть мухобойки. Салфетка отправилась в корзину вслед за мухой, а мухобойку Андрей положил на место.

Без мухобойки на Чернобыльской АЭС было никак. Мухи-мутанты при полете издавали такой шум, что сосредоточиться на работе было невозможно. Хотя работы как таковой становилось все меньше и меньше. С того момента, как президент Украины лично заглушил последний реактор, задача персонала свелась к наблюдению за «саркофагом» и выгрузке ядерного топлива из остановленных энергоблоков. Топливо, согласно договору, отправляли в Россию.

В общем, Чернобыльская АЭС умирала. И каждый из ее еще несокращенных сотрудников задумывался о своем будущем. Оно выглядело безрадостным. В стране царил хаос. Несколько кланов отчаянно сражались за власть. У них были разные лозунги, но одинаковая цель – дорваться до распределения финансовых потоков. «Откаты» достигали пятидесяти процентов. То есть половина бюджета уходила в бездонные карманы чиновников. На это накладывалось «прямое» взяточничество. Владельцы строительных компаний, к примеру, даже не скрывали, что пятьдесят процентов стоимости квадратного метра жилья составляют взятки, уплаченные за получение различных разрешений и согласований.

Этот чиновничий беспредел порождал вроде бы беспричинную инфляцию. В то время, как во всем мире цены на товары и услуги в связи с кризисом снизились, а в соседней России повысились всего на два процента, на Украине цены беспрерывно росли и с начала года поднялись на пятьдесят процентов. Даже высокой зарплаты работников АЭС стало едва хватать, чтобы сводить концы с концами. Закрытие же станции, которое неотвратимо приближалось, для любого сокращенного специалиста грозило стать настоящей катастрофой. Найти другую работу в условиях кризиса было проблемой архисложной.

На столе Аксюкова зазвонил внутренний телефон. Взяв трубку, Андрей ответил:

– Аксюков слушает!

– Андрей Викторович, это я послышался в трубке басовитый голос. – Вы можете к нам спуститься?

– Да, Валера, конечно! Сейчас!

Нажав на рычаг, Аксюков тут же перезвонил на пульт главного дипетчера и по привычке сообщил:

– Это Аксюков! Я в зону, к своим охламонам в лабораторию!

– Понял, Андрей! – тоже по привычке сказал главный диспетчер.

Они продолжали играть свои роли, хотя оба прекрасно понимали, что это уже ни к чему. Вероятность того, что Аксюков кому-то срочно понадобится, приближалась к нулю. Станция была мертва на девяносто пять процентов. Жизнь теплилась только в аварийном четвертом блоке, укрытом саркофагом. Но, что там происходит, никто толком уже давно не понимал. То ли взорвавшийся реактор тоже умирал, то ли копил силы как спящий вулкан, чтобы снова рвануть, заявив о себе на весь мир…

Венесуэла, Маракайбо, гостиница «Лючия»

Теофило Балтазар с пультом в руке дремал на своей кровати. По телевизору шла очередная латиноамериканская мыльная опера. При появлении Виктора Теофило приоткрыл один один глаз.

– Просыпайся, разговор есть! – сказал тот.

Кубинец зевнул и выключил телевизор.

– А до завтра твой разговор подождать не может? Я устал как собака…

– Не может! – покачал головой Виктор, присаживаясь на свою кровать. – В Аденском заливе пираты опять захватили судно. Мне только что звонило руководство. У тебя в Пунтленде не осталось агентуры, которую можно задействовать для его освобождения?

Кубинец положил пульт на тумбочку и приподнялся на подушке.

– Осталось, конечно. А вы что, хотите освобождать их силой?

– Как получится. Это решаю не я… – уклончиво ответил Виктор, отведя взгляд в сторону.

– Угу, понятно после едва уловимой паузы потянулся за сигаретами Теофило. – Ты что-то не договариваешь, Виктор. А не зная, о чем идет речь, я не смогу тебе помочь. Так что лучше перезвони своему руководству и уточни свои полномочия. А я пока перекурю.

– Умный мальчик хмуро сказал Логинов, глядя, как кубинец прикуривает.

– А ты сомневался? – выпустил дым Теофило.

– Да нет, просто лишний раз в этом убедился. Ладно, выкладываю начистоту, но без деталей, поскольку я их и сам еще не знаю… Судно не российское. На нем тайно перевозились ядерные материалы в количестве, достаточном для создания атомной бомбы. Малогабаритной.

– Ого! – присвистнул кубинец. – Пираты об этом знали?

– Нет. Судно было захвачено случайно…

– Ну это навряд ли проговорил кубинец.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Пиратство в Сомали – это бизнес. Неплохо организованный. Случайно никто ничего уже давно не захватывает. Чтобы гарантированно получить выкуп, нужно, чтобы на судне был ценный груз. Или люди, родственники которых в состоянии выложить несколько миллионов гринов…

– Понятно. Так ты сможешь помочь?

– Теоретически – да. Но для этого нужны две вещи…

– Какие?

– Санкция моего руководства и деньги. Девиз Сомали: я и Сомали против всего мира; я и мой тейп против всего Сомали; я и мой брат против своего тейпа; я против своего брата… В адаптированном переводе это означает, что каждый сомалиец за достаточно большую сумму продаст что и кого угодно. Но только по предоплате.

– О какой сумме идет речь? Хотя бы ориентировочно? – поднял в руке телефон Виктор.

– От ста гринов за Сомали до ста тысяч за брата хмыкнул Теофило.

Стоимость одного грамма калифорния, произведенного в промышленных условиях, составляла около десяти миллионов долларов. Ликвидация последствий даже сравнительно небольшого ядерного взрыва, соответствующего по мощности бомбе, сброшенной на Хиросиму, по оценкам специалистов, должна была обойтись примерно в пятьдесят миллиардов. На этом фоне названные Теофило суммы выглядели смешными.

– Я думаю, с финансированием проблем не будет! – сказал Виктор, нажимая кнопку вызова.

Украина, Чернобыль, административное здание Чернобыльской АЭС, незадолго до описываемых событий

Сунув в карман персональный дозиметр, Андрей Аксюков вышел из кабинета и запер дверь с табличкой «Заместитель главного инженера по научной работе Аксюков А.В.» Табличка порядком поблекла. Обновлять ее смысла не было. Чернобыльская АЭС все больше смахивала на корабль мертвецов.

Шаги направившегося к лестнице Андрея отдавались гулким эхом в пустынном коридоре административного корпуса. Большинство персонала давно сократили. Аксюкова пока держали, но в подчинении у него осталось всего два инженера-исследователя. Они были нужны, поскольку в процессе вывода реакторов из эксплуатации периодически возникали вопросы, требующие создания новых технологий. Теоретические решения разрабатывали профильные КБ и институты. Внедряли их на АЭС подчиненные Аксюкова.

Несмотря на мрачность обстановки, сам Андрей был бодр и полон энергии, хотя и старался это тщательно скрывать. До недавнего времени он тоже с ужасом думал о том дне, когда распишется в отделе кадров под уведомлением о своем сокращении. Сейчас Аксюков был близок к тому, чтобы подать заявление об увольнении по собственному желанию. Но торопиться было нельзя. Ядерная физика очень тонкая материя.

Спустившись по лестнице, Андрей направился по переходу в машинный зал. Перед входом в реакторную зону он переоделся в раздевалке инженерно-технического состава. Одежда у ИТР была такой же, как у рядовых работников, а вот защитные каски белыми. Впрочем, теперь это не имело значения.

Миновав стационарный пост дозиметрического контроля, Аксюков оказался в реакторной зоне. И тут же начал спускаться вниз, где в одном из подвальных помещений располагалась лаборатория. На ее двери под категорией пожароопасности было написано: «Посторонним вход запрещен!» Над дверью также имелось световое табло с надписью: «Внимание, идет эксперимент! Не беспокоить!»

Андрей протянул руку к звонку и утопил кнопку. Над дверью имелась миниатюрная видеокамера, и уже пару секунд спустя электрозамок приглушенно щелкнул. Тяжелая металлическая дверь приоткрылась. Андрей потянул ее на себя, вошел в лабораторию и тут же закрыл.

– Хай, шеф! – шагнул навстречу Аксюкову тощий невысокий Валерий Сахно. – С вас бутылка спирта и Нобелевская премия!

При своей субтильности он обладал басовитым голосом, так что люди, предварительно общавшиеся с ним заочно, по телефону, при личной встрече бывали немало удивлены. Они рассчитывали увидеть эдакого Илью Муромца, а встречались с пигмеем-головастиком.

– Что, получилось? – спросил Аксюков, глядя на светящуюся физиономию Сахно.

– А вы сомневались?

– Володя? – посмотрел Аксюков на второго инженера-исследователя, сидевшего в углу лаборатории.

– Валерон – гений даже вроде как с сожалением сказал Владимир Халецкий.

– Так! – быстро прошел к лабораторному столу Андрей. – И где он?

Сахно обошел Аксюкова и щелкнул выключателем. Яркая лампа осветила стеклянную колбу, на дне которой белело небольшое количество порошка. Он был не чисто белого цвета, а слегка желтоватым.

– Вот он, шеф! – сказал Сахно. – Дииодид калифорния.

Андрей Аксюков какое-то время смотрел на порошок, потом отодвинул стул и плюхнулся на него.

– Охренеть, мужики! Не уверен насчет спирта, но «нобелевку» я бы вам дал!

– Так, может, того? – пробасил Сахно, глядя невидящим взглядом в угол. – Выйти из подполья? Опубликовать результаты в инете?

Аксюков едва со стула не свалился. Из-за его неосторожных слов все могло полететь в тартарары. Сахно уже явно представлял себя в смокинге с бабочкой на церемонии вручения Нобелевских премий в Королевской Академии Швеции.

– Ага! – хмыкнул Халецкий. – Щас! Опубликуем, а к вечеру окажется, что у нас было два десятка научных руководителей! Хорошо, если в соавторы нас возьмут! Да и «нобелевку» могут дать лет через пятьдесят, как Гинзбургу с Абрикосовым. Мы к тому времени двадцать раз кони двинем с голодухи! Оно нам надо?

– Не надо вздохнул Сахно, опускаясь на грешную землю.

Аксюков тоже вздохнул, но незаметно. После чего деловито спросил:

– И сколько там его, Володя? Я имею в виду, в пересчете на чистый калифорний.

– Грамма три с половиной или четыре ответил Халецкий. – Смотря сколько примесей! Можно попробовать установить…

– Да хрен с ними! Будем считать, что четыре! Кто это проверит? – взял инициативу в свои руки Халецкий. – Значит, толкаем за четыре лимона! Лимон посреднику и нам по лимону. Договорились?

– Вообще-то это обдираловка повернулся на стуле Халецкий. – Я в инете смотрел, рыночная стоимость грамма – двадцать семь миллионов долларов.

– Да хоть тридцать, Володя! – пожал плечами Аксюков. – Продать его по такой цене сможет только Минатомэнерго, официально. А если его продаст Минатомэнерго, то мы получим…

– Шиш с маслом! – пробасил Сахно.

– Да нет, почему же? – хмыкнул Аксюков. – Премию нам подкинут, долларов по пятьдесят на брата. А министр с замами на каждом грамме наварят по лимону минимум.

– Если не по два угрюмо сказал Сахно.

– Короче, мужики, мы эту тему уже дискутировали напомнил Аксюков. – Через инет тоже не толкнем – или СБУ накроет, или бандиты. А у меня дорожка протоптана, покупатель ждет и безопасность гарантирована. Куда еще дергаться?

– Да некуда дергаться, Викторович проговорил Халецкий. – Это мы так, помечтали слегка…

– Мечтать не вредно. Но давайте определяться. Я свою долю продаю. Если вы не хотите, то отделите мою долю и мечтайте сколько душе угодно дальше…

Сахно с Халецким переглянулись.

– Что скажешь, Валерон?

– А ты что скажешь?

Халецкий вздохнул, как человек, расстающийся с мечтой.

– Я свою долю с Викторовичем толкаю.

Сахно немного помолчал.

– Ладно, я тоже с вами… Только я хочу присутствовать при получении денег. Чтоб сразу забрать свой миллион.

– Ну тогда к делу сказал Аксюков. – Дииодид этот надо как-то приготовить к транспортировке. Идеи есть?

– А чего его готовить? Расплавить по-быстрому да запаять для герметичности в пластик! – пожал плечами Сахно. – Дешево и сердито. И гарантия безопасности.

Люди, неискушенные в ядерной физике, боятся ядерных материалов, как черт ладана. Сотрудники же ядерных центров и плутоний, и уран спокойно держат в руках. Пробег нейтронов слишком короток, чтобы радиация достигла клеток организма. Неприятностями, иногда смертельными, чревато попадание микрочастиц этих металлов на кожу или в дыхательные пути. Поэтому работают с ядерными материалами исключительно в перчатках и респираторах.

Все это в полной мере относилось и к калифорнию. Покрытие вещества пластиком делало его абсолютно безопасным в обращении. Однако Аксюков забеспокоился, как бы чего не случилось в процессе приготовления к транспортировке, и спросил:

– А при плавлении никаких сюрпризов не вылезет?

– Да нет, Викторович покачал головой Халецкий, лучше всех сведущий в ядерном материаловедении. – Это абсолютно безопасно.

– Точно? – переспросил Аксюков.

– Сто пятьдесят процентов.

– Ну тогда действуйте! А я поднимусь перезвоню своему знакомому. Когда материал будет окончательно готов?

– Сегодня, Викторович. Тут работы на полчаса…

Венесуэла, Маракайбо, гостиница «Лючия»

Виктор Логинов и Теофило Балтазар курили, сидя на балконе своего номера. Теофило автоматически вертел в руке «Маузер» Бормана, когда Виктору позвонил замдиректора.

– Слушаю, товарищ генерал!

– Вы там не спите еще?

– Да какой тут сон, товарищ генерал?

– Правильно, потому что спать вы сегодня будете в другом месте. Значит, слушай… С руководством Теофило директор ФСБ уже переговорил, санкция получена. Его временный отзыв из DISIP кубинцы согласуют сами. В Каракасе сегодня, то есть уже вчера приземлился наш транспортный «Ил». Он привез груз согласно военному контракту. Выгрузка уже закончена. Как только будет получено разрешение, «борт» вылетит в Маракайбо за вами. Все понял?

– Так точно, товарищ генерал!

– Тогда начинайте собираться. В этом деле дорога каждая секунда.

– А как мне выйти на контакт с экипажем, товарищ генерал?

– С тобой свяжется представитель «Спецоборонэкспорта». Организация перелета поручена ему.

– Понял!

– Если будут нестыковки, сразу звони!

– Есть! – сказал Логинов.

– Что? – спросил Теофило, когда Виктор опустил телефон.

– Вылетаем сегодня. С твоим руководством вопрос согласован.

– Оперативно…

– Угу… – кивнул Виктор. – Несколько граммов калифорния это тебе не фунт изюма. С ними можно таких дел наворотить, что мало не покажется…

– Калифорния? – отложил «Маузер» Теофило. – Того самого, из которого гринго собирались делать атомные пули?

– Да. Только их, похоже, опередили…

Сверхнизкая критическая масса калифорния еще полвека назад навела «пентагоновских» стратегов на мысль о создании атомных пуль. Однако реализация проекта была заморожена на неопределенный срок из-за дороговизны исходного материала. Ведь одна калифорниевая пуля должна была обойтись минимум в двадцать миллионов долларов. Да и дальность полета пуль в те времена не превышала двух километров, что создавало проблему выживания для самого стрелка. Для террористов все это было несущественно, и Логинов покачал головой:

– Чувствую, придется нам покувыркаться с этим калифорнием, будь он неладен… Чтобы заполучить его, террористы, да и любая разведка пойдут на все. В такой игре человеческие жизни в расчет не будет брать никто.

– Так его перевозили террористы или какая-то разведка? – спросил Теофило.

– Пока не знаю пожал плечами Виктор.

В этот момент у обоих практически одновременно зазвонили телефоны. Кубинцу звонило руководство, Виктору – представитель «Спецоборонэкспорта» в Венесуэле.

Украина, Чернобыль, машинный зал Чернобыльской АЭС, незадолго до описываемых событий

Аксюков выскользнул из лаборатории и тут же прикрыл за собой дверь. Замок приглушенно щелкнул. Андрей достал из кармана сигареты и закурил. Курить на АЭС разрешалось только в строго отведенных местах. Эта норма действовала до сих пор, однако смысла она уже не имела. А Аксюкову порция никотина сейчас была необходима, чтобы собраться с мыслями. То, что совсем недавно казалось невероятным, превратилось в научный факт в виде твердого дииодида калифорния.

Началась эта история около месяца назад. Накануне в первый контур охлаждения третьего энергоблока ЧАЭС установили дополнительную ловушку для извлечения остатков ядерных материалов. После выгрузки топлива в реакторах оставались микрочастицы. Их извлекали очень просто. Через реактор по кругу прокачивали воду, пропуская ее через специальный фильтр, на котором остатки топлива и вылавливали. Третий реактор располагался рядом с взорвавшимся четвертым. Видимо из-за этого микроостатков ядерного топлива в нем оказалось намного больше, чем в первом и втором энергоблоках. Вот и пришлось спешно изобретать и врезать дополнительный и намного более мощный фильтр.

На следующий день после установки его запустили в работу в тестовом режиме, а под вечер Аксюкову, уже собиравшемуся домой, перезвонил Сахно и попросил спуститься в лабораторию. Андрей спросил, не подождет ли дело до завтра, на что Сахно туманно сказал, что лучше, если Аксюков посмотрит сегодня.

– Ну, что тут у вас? – спросил Андрей, войдя в лабораторию.

Халецкий сидел за своим столом и выглядывал из-за пожелтевшей схемы. Сахно небольшими шажками приблизился к Аксюкову и, отведя глаза в сторону, проговорил жалостливым басом:

– Шеф, вы только не нервничайте, но мы, кажется, вчера врезались в «саркофаг»…

– Что?.. – сипло спросил Аксюков. – Как?! Вы что, совсем охренели?.. Насос остановили?!

– Да, шеф! – быстро сказал Сахно. – И я смотрел параметры «саркофага» – никаких изменений!

– Мать вашу! – выдавил из себя Аксюков и направился к ближайшему стулу.

Плюхнувшись на него, он ослабил галстук и огляделся по сторонам:

– Дайте воды!

Выглядывавший из-за схемы Халецкий вскочил и с удивительной быстротой метнулся к холодильнику. Несколько секунд спустя он уже протянул Аксюкову запотевшую пластиковую бутылку минералки. Тот поспешно свинтил пробку, сделал пару жадных глотков, после чего сказал:

– А теперь рассказывайте! Только внятно…

– Да чего рассказывать, Викторович! – вздохнул Халецкий. – Если в двух словах, Валерон с похмелюги показал сварщику не ту трубу…

– Вован, ты…

– Да чего – Вован? – быстро оглянулся на Сахно Халецкий. – Викторовичу-то чего лапшу вешать? Он же свой. Если что – срока впаяют всем поровну. Ему даже больше как ответственному руководителю.

– Работнички, мать вашу… Пролетарии умственного труда проговорил Аксюков, прикладывая ледяную бутылку ко лбу.

В словах Халецкого была сермяжная правда. Если бы «саркофаг», не дай бог, рванул из-за ошибочной врезки, Аксюкова бы точно посадили. Возможно, на пару с директором станции. Или даже в составе триумвирата с главным инженером. А вот Сахно и Халецкий, скорее всего, отделались бы легким испугом. Посадили бы Аксюкова не потому, что он был в чем-то виноват, а потому, что в случаях техногенных катастроф еще со времен Советского Союза было принято кого-то сажать. Для успокоения общественного мнения.

– Да все ж в норме, шеф! – торопливо проговорил Сахно.

– Так! – быстро отнял от головы бутылку Аксюков. – А как вы это поняли? Что вы не туда врезались?

– Элементарно, шеф. Сняли кассету с фильтра, давай смотреть, а там ерунда какая-то. Мы ее в анализатор, а это калифорний…

– Что-что? – не поверил своим ушам Аксюков.

– Точно, Викторович кивнул Халецкий. – Зуб даю за тридцать два ваших.

– Ну вот, шеф, а откуда калифорний в третьем блоке в таких количествах, правильно? Тут мы и давай схему глядеть. По схеме – ни хрена. Мы на место, а там перемычка есть хитрая, которую врезали в нарушение проекта. На схеме ее нет, ее и не заглушили. Вот такая история… – виновато развел руками Сахно.

Аксюков вздохнул. Теперь ему все стало понятно. На любом производстве, да и практически в любом жилом доме, проектные трубопроводы при ремонтах умные энергетики и сантехники «модернизируют», чтоб облегчить себе жизнь. Поскольку это, как правило, делается в нарушение нормативных документов, в эксплуатационную документацию никто изменений не вносит. До аварии третий энергоблок ЧАЭС инженерно был очень тесно связан с взорвавшимся четвертым. После аварии все системы аварийного блока отделили. Но, как оказалось, не все.

– Так! – быстро посмотрел на дверь Аксюков. – Врезку глушим по причине… слишком большого гидравлического сопротивления участка! Врезаемся куда надо и обо всем этом забываем! Совсем!

– Да оно-то правильно, шеф, только тут есть один нюанс… – переглянулся с Халецким Сахно.

– Какой?! – испуганно вскинулся Аксюков. – Что еще, мать вашу?!

– Да вы не так поняли, Викторович! – поспешил успокоить Аксюкова Халецкий. – Из неприятностей это все. Просто мы прикинули, что в кассете должно быть не меньше миллиграмма калифорния, иначе анализатор бы его не показал…

– Не может быть!

– Может, шеф. Мы проверили два раза. И этот миллиграмм мы выловили за шесть часов. Если параметры «саркофага» не плывут, то, может, еще погоняем воду в контуре? За трое суток намоем один грамм. А это по три с лишним миллиона долларов на брата…

В лаборатории установилась тишина. Себестоимость одного грамма калифорния у американцев составляла десять миллионов долларов. Об этом было известно всем, имеющим хоть какое-то отношение к ядерной физике. Российские данные оставались засекреченными, зато было общеизвестно, что калифорний востребован в самых разных областях – от лучевой терапии до разведки нефтяных месторождений. К примеру, факт отравления Наполеона мышьяком был установлен именно благодаря анализу его волос с использованием калифорния. И наркотики искали с его помощью. И стопроцентно отличали золото от фальшивых сплавов. Единственным, что сдерживало развитие всех этих технологий, было то, что мировые запасы калифорния составляли примерно пять граммов.

– Да нет, мужики, его же надо как-то выделить. И перевести в какое-то стабильное соединение. У нас для этого нет оборудования. А стоит оно десятки миллионов долларов покачал головой Аксюков. – Так у меня на этот счет как раз и промелькнула мысля, шеф! – бодро проговорил Сахно.

– Какая мысля, Валера? Ты что, смеешься? Объясни ему, Володя, хоть ты, – призвал на помощь Халецкого Аксюков.

– Вообще-то это может сработать, Викторович вдруг серьезно сказал Халецкий.

– Да вы что, смеетесь, мужики? – раздраженно проговорил Аксюков. – Американцы в Беркли с тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года с этим калифорнием мучаются, а воз и ныне там! В год синтезируют по чайной ложке…

– Так у них в Беркли, шеф, «саркофага» нет!

– Да это понятно! Я тебе про технологию выделения толкую!

– Так я вам и хочу эту технологию объяснить, а вы слушать не хотите!

Аксюков сардонически улыбнулся, сложив на груди руки:

– Ладно, я тебя внимательно слушаю, Валера. Только если ты с тремя десятками трубопроводами разобраться не в состоянии, то какую технологию ты можешь придумать?

– Да очень простую, шеф! – выпалил уязвленный Сахно и начал сыпать специальными терминами.

Постепенно недоверчивое выражение на лице Аксюкова сменилось удивленным. Слушая Сахно, он вдруг вспомнил один недавний случай. На каком-то российском шарикоподшипниковом заводе, выработав ресурс, вышел из строя импортный компьютеризированный комплекс по отбраковке не идеально ровных шариков. Ремонту комплекс не подлежал, а на покупку нового требовалось около десяти миллионов долларов, которых у завода, как водится, не было. И тогда его руководство обратилось к российским умельцам-рационализаторам. Те недельку-другую повозились с этим самым комплексом, после чего нашли гениальный по своей простоте выход. Шарики просто скатывали вниз по наклонной пластине длиной около двух метров. Те из них, что были не идеально ровными, автоматически съезжали в сторону и до конца пластины просто не докатывались.

Примерно такую же технологию выделения калифорния и придумал Сахно. Чем дальше слушал его Аксюков, тем больше убеждался в том, что это должно сработать. Не сразу, но в перспективе обязательно. Причем в очень близкой перспективе.

– Ну, что скажешь, Викторович? – спросил Халецкий, когда Сахно закончил и с видом непризнанного гения отвернулся.

Аксюков вздохнул. Несмотря на то что назначенный козлом отпущения бывший директор Чернобыльской АЭС Брюханов был благополучно осужден самым гуманным в мире советским судом и уже давно благополучно отбыл свой срок, причина аварии на четвертом энергоблоке станции до сих пор не была установлена. Мало того, не было даже установлено, по какой причине оператор в ту роковую ночь нажал кнопку аварийной остановки четвертого энергоблока и почему защитные графические стержни не вошли в реактор. По одной версии, это произошло из-за землетрясения, зафиксированного сразу тремя сейсмостанциями, по другой – из-за вскипания воды.

Если уж никто не понимал, что случилось в досконально изученном реакторе, то, что творится под «саркофагом», было вообще тайной за семью печатями. Это, кстати, точно по Фрейду, было отражено даже в названии. Официально «саркофаг» туманно именовался «Объект «Укрытие». Поэтому воздействовать на происходящие там загадочные процессы прокачкой воды было все равно, что играть с вулканом. Но, с другой стороны, Аксюков прекрасно понимал, что второго шанса за считанные часы стать миллионером у него не будет. И если он не попытается этот шанс использовать, то будет жалеть об этом до конца жизни. Если вообще не сойдет с ума.

– Я скажу наконец проговорил Андрей Аксюков что сперва нужно посмотреть параметры «саркофага». Если они будут стабильными, мы будем работать. Если вдруг поползут, немедленно прикроем нашу лавочку и заметем все следы…

Венесуэла, Маракайбо, международный аэропорт Чинита

– Как только приземлитесь для дозаправки в Дакаре, сразу отзвонишься!

– Есть отзвониться из Дакара, товарищ генерал!

– Ну тогда все! Счастливого полета!

– К черту, товарищ генерал! – сказал Виктор.

Отключив телефон, он посмотрел на Теофило. Кубинец растянулся в одном из десятка кресел пассажирского отсека транспортного «Ила», расположенного между кабиной пилотов и грузовым отделением самолета. В этом салоне обычно летали технические специалисты и лица, сопровождавшие груз. Сейчас он был предоставлен в полное распоряжение Виктора и Теофило Балтазара. Они были единственными пассажирами на борту огромного лайнера, который вскоре должен был совершить экстренный обратный перелет через Атлантику по маршруту Маракайбо-Дакар-Каир-Москва. Несколько граммов калифорния, попавшие в руки сомалийских пиратов, представляли столь серьезную угрозу, что все организационные вопросы решились с неправдоподобной в любом другом случае оперативностью.

– Ну что сказал Виктор генерал довел мне всю имеющуюся на данный момент информацию. Только ее оказалось совсем немного. Ты готов?

– Я всегда готов! – отдал салют Теофило.

– Пионером был? – хмыкнул Виктор.

– И комсомольцем тоже кивнул Теофило. – Значок мне, кстати, сам Фидель вручал. На митинге в Гаване…

– Правда? Ты мне об этом не рассказывал… – удивился Виктор.

– Я тебе о себе много чего не рассказывал хитро улыбнулся кубинец. – Как и ты мне, Виктор. Ладно, излагай информацию…

– Информация следующая… Чтоб ты знал, при распаде шести-восьми килограммов плутония автоматически образуется один грамм калифорния. Так что калифорний является вроде как побочным продуктом работы любого промышленного ядерного реактора. У наших соседей на Украине таких реакторов десятки… На одной из украинских АЭС тамошние кулибины каким-то образом и умудрились незаметно изъять из реактора образовавшийся калифорний, выделив его в виде хлористого соединения. И решили продать. Служба безопасности Украины это прощелкала. Но когда пару дней назад нашли труп продавца, который был заместителем главного инженера АЭС, они сработали оперативно. И цепочку раскрутили за сутки с небольшим. Только к этому времени покупатель, расплатившийся за калифорний несколькими пулями, успел толкнуть товар некоему Аарону Шлиману, который, в свою очередь, успел вылететь из Украины…

– Рука Моссада? – быстро спросил Теофило.