Принцип высшего ведовства Клименко Анна

– Попробую, – он усмехнулся, – мне очень хочется.

Я обняла его за шею – какое приятное, почти забытое ощущение! Зачем я пыталась убивать собственные чувства? Почему гнала от себя человека, который был предназначен мне самой Вселенной?

Андрей быстро шел к окраине хутора, все дальше и дальше от светящегося окошка, за которым, отделенная от нас ненадежными стенами, осталась ведьма Инга. Потом он усадил меня на ствол поваленного дерева, сам расположился рядом, на траве, у меня в ногах. И я поведала ему без утайки все, что знала о «Молоте ведьм» и его авторах, о двух приятелях-доминиканцах, ставших смертельными врагами. А я – я по-прежнему была между молотом и наковальней, теперь уже надежно к ним привязанная. Да еще Инга усмотрела в будущем страшную угрозу моей жизни… Что же теперь делать?

Ведьмак вздохнул. Так тяжело, словно ему на плечи опустилась могильная плита.

– Вот, значит как… Живучий, гад. А мы-то все гадали, кто такой этот Эрик на самом деле? Он не демонстрировал никаких сверх возможностей, но при этом… Каждый из нас чувствовал, что где-то в глубине своей сущности он носит древние тайны давно ушедших времен…

Он сел на траве, скрестив ноги по-турецки, задорно тряхнул длинной челкой.

– Так ты говоришь, что теперь они оба к тебе привязаны?

– Да.

– И отстанут только после того, как разыщут друг друга? А следовательно, и тебя заодно?

Я задумалась. Эрик не уточнял, должна ли я быть рядом, чтобы он мог видеть Якова. А может быть, они уже и встретились, и все уже и закончилось? Без моего участия?

– Не знаю. Не знаю! А вдруг… я не так уж и нужна на самом деле?

– Инга видела его… рядом с тобой, когда это случится, – мрачно пробормотал Андрей, – наверное, таковы правила.

– Я не знаю, что делать, Андрей.

– Ничего не делать, – он подобрался ближе и положил голову мне на колени, – пока просто ждать. Я уже говорил тебе, что пристрелю собственноручно каждого, кто здесь объявится…

– Ты нарушишь закон, – я нахмурилась, – и по твоим следам пустят читающих след.

– На пулях не остается следов, Лера. И я плевать хотел на Закон, который не может защитить тебя.

А потом… не знаю, что случилось.

Как будто кто-то очнулся внутри меня после долгого сна – и вместе с этим пробуждением в сознание просочился страх. Я смотрела на Андрея, на белеющий в ночи идеальный профиль. И видела его… Неживым. Восковой куклой, мраморным изваянием. В нем больше не было жизни, в моем Андрюхе – Господи, чушь какая! А ведь он собирался меня защитить…

И, повинуясь необъяснимому, странному порыву, я сняла с пальца перстень с изумрудной каплей.

– Вот, возьми его.

– Зачем? – тихо спросил колдун, – мне не нужно… это…

– Если ты действительно меня любишь, то наденешь на палец, и будешь носить не снимая.

Кольцо налезло только на мизинец, да и то едва-едва.

– Я не понимаю, к чему это, – Андрей неуверенно поворачивал руку, глядя, как мерцает камень, – это тебе он подарил?

В его голосе явственно проскользнули нотки ревности.

– Да, – я пожала плечами, – пожалуйста, носи его ты. Для меня.

Помолчав, я добавила:

– У меня есть одна просьба. Выполнишь?

– Если она разумна, то да.

– Завтра… поезжай к моим родителям. Я хочу быть уверена, что с ними все в порядке.

Утро выдалось сырое и туманное.

Вообще, я проснулась оттого, что замерзла: шерстяной плед не спасал от холода, сочащегося сквозь разбитое – и кое-как заколоченное досками – окно. В углу, в метре от моего носа, деловито возился длинноногий паучок, один из тех, кого дети зовут «часики», а на паутине поблескивала роса.

Поерзав на новеньком матрасе (да-да, с Ингой мы спали в одной комнате на приобретенных специально для этой цели матрасах), и не обнаружив, собственно, Инги, я высунулась из-под пледа, осторожно выглянула в соседнюю комнату, где мы по молчаливому соглашению устроили кухню. Предчувствие… молчало. Вернее, его просто не было – значит, не было и опасности.

Инга куталась в нежно-розовый махровый халат поверх водолазки и джинсов. Она недовольно бурчала себе под нос, откидывая за спину путанные вишневые пряди, и приплясывала, словно шаман, вокруг закипающего чайника. Потом ведьма ловко схватила кружку, сыпанула туда ложку растворимого кофе и залила водой. Запах сырости, травы и старого дома смешался с ароматом кофейным, отчего у меня тут же заурчало в желудке.

Я окончательно проснулась, сбросила плед и, ежась, села на матрасе. Инга выглянула из «кухни» – она грела пальцы о горячую кружку и, судя по выражению лица, пребывала в дурном расположении духа.

– Доброе утро. Наша принцесса от инквизиции желает кофе?

– Доброе, – я пропустила мимо ушей ее язвительность, – спасибо, сама сделаю.

Инга хмыкнула и отвернулась. А я в который раз подумала – вот она, женская дружба. Еще недавно были приятельницы задушевные, а сейчас только что волосы друг другу не выдираем.

Я взяла с подоконника кружку, выудила из коробки пакетик «Липтона».

– Ты помирилась с Андреем? – вдруг спросила Инга.

– Наверное, – я невозмутимо заваривала чай, – мне хочется, чтобы это было так. А что?

– Ничего.

Воспользовавшись паузой, я добыла себе пачку печенья, надорвала ее.

– Он сегодня помчался в город, – тяжело сказала Инга, – как на крыльях. Тоже мне…

– Не говорил, когда вернется?

– Обещал к вечеру.

Она быстро допила свой кофе и, обогнув меня, удалилась в «спальню». Разумеется, перелистывать свои журналы, а я, оставшись предоставленной самой себе, предалась размышлениям – ибо занять себя было откровенно нечем.

Я думала про Андрея. После вчерашнего разговора… мне было приятно о нем думать, вспоминать каждое прикосновение, каждый жест, каждый взгляд. И все-таки я была неправа, когда жестоко гнала его от себя. Да и к чему теперь вспоминать? Теперь, когда, наконец, все начинало налаживаться?

Мда. Налаживаться, как же…

Я отмела прочь мысли о двух древних колдунах и не менее древней колдунье Джейн, допила большими глотками чай и, прихватив с собой остатки печенья, отправилась побродить по заброшенному саду. Сидеть и смотреть на недовольную физиономию Инги не хотелось, а уж слушать ее бурчание тем более.

…Сад начинался прямо за домом: старые абрикосовые деревья, посаженные так густо, что наверху сплелись ветвями. Кора почернела от влаги, кое-где тяжелые ветви были поломаны и беспомощно свисали. А под ногами сочно шелестел пырей. Другим растениям темно здесь, а этому сорняку хоть бы что.

Я задрала голову в поисках зеленой и твердой как боб абрикосы. Но, видно, этой зимой почки побило морозом, деревья отцвели, сбросили белое платье – да все зазря. Ни одной абрикосинки, даже самой завалящей.

Перешагнув через подгнившую ветку, я двинулась вглубь сада. Потом пришлось перебираться через поваленное дерево, перегородившее дорожку. Нога соскользнула в мокрую от росы траву, я успела ухватиться за влажный от росы ствол… И в тот же миг поняла, что не одна в этом давно заброшенном саду.

Странное это было ощущение. И совсем не похожее на то, когда тебе в спину кто-то смотрит. Пальцы онемели, их закололо, как будто я долго-долго держала руку в одном положении – все это пронеслось в доли мгновения – а еще через секунду я почувствовала свою руку не своей. Как будто… это совсем не я держалась за старый абрикос, а…

Джейн.

Она была здесь.

Совсем недавно, иначе я бы не ощутила ее присутствие так ясно, четко…

Ведьма Джейн успела пройтись по саду, подержалась за то же самое дерево, что и я… И значило это…

Издалека донеслось резкое, раздраженное карканье.

Черт!

Оскальзываясь в траве, я метнулась назад, к дому. Джейн успела здесь побывать, следовательно, место моего пребывания больше не тайна для Эрика. А может быть, и с самого начала не было тайной. Может быть, господин инквизитор попросту играл со мной, выжидая удобный момент… Для чего?.. Для нападения? Но какой Эрику смысл меня убивать? Разве то только сам он и был Яковом, а все, что мне было рассказано – пустышка, манок для глупых уток!

…Надо было уходить отсюда. Как можно скорее.

Не знаю, почему я думала именно так, но в висках ухало одно-единственное слово: бежать.

– Инга! – завопила я, подбегая к дому, – Инга, уходим! Бежи-и-и-им!

Три подгнивших ступеньки крыльца, я взлетаю по ним. Распахиваю дверь, не слыша надрывного скрежета петель и треска рассохшихся досок.

– Инга, ты где? Инга, они были здесь!

Черт, ну сколько можно выпендриваться? Да, отношения наши далеки от приятельских, но разве время сейчас для выяснения кто прав, а кто виноват?

– Инга!..

И крик застывает на губах, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Потому что я вижу… Да, теперь действительно вижу Ингу, распростертую на полу рядом с электрическим чайником. Ее лицо закрыто от меня… черным пятном. Господи, да это же не пятно, это рубашка… И теперь уже он поднимается с корточек, медленно оборачивается. Яркая внешность Пирса Броснана, которому – опять-таки! – совсем не место в заброшенном доме с провалившейся крышей и заколоченными окнами. Этому мужчине нужно блистать, ослеплять, убивая…

– Инга, – прохрипела я, глядя в лицо убийцы.

– Ну, здравствуй, Лера, – натянуто улыбнулся Михаил, – наконец-то я дождался момента, когда мы с тобой можем без помех кое-что обсудить.

Я попятилась. Обратно, к двери.

И в то же время – что-то щелкнуло, повернулось в голове. Слетели скобы, разошелся шов, сдерживающий воспоминания, и вот я уже снова бегу, под ногами мелькает пятнистый асфальт. То черное, то светло-серое, невысохшие лужи и солнечные пятна. Я удираю от парня, которого опрометчиво хотела приворожить, словно ослепнув от страха, налетаю на кого-то…

– Ой, извините!

– Ничего, ничего страшного.

И я успеваю подумать о том, что налетела на мужчину чрезвычайно приятной внешности, до жути напоминающего всем известного актера… как там его? Пирс Броснан, агент 007… Я бегу дальше, а мысли о человеке, с которым я столкнулась, тают, тают словно туман под солнцем. Или как кубик сахара в горячем чае.

…Все.

– Ты! – выдохнула я, глядя в ярко-синие глаза Михаила.

Каждый кусочек мозаики медленно становился на свое место.

Он имел со мной телесный контакт.

Он был колдуном, причем далеко не самым слабым.

Он видел меня с Эриком, но мог притвориться, что поверил своему бывшему приятелю… Да, именно приятелю. И именно бывшему.

– Яков, – беззвучно произнесла я.

И тот, кто собирался привести меня на законную казнь – и тем самым «аннулировать» нашу маленькую магическую связь – кивнул.

– Да. Профессор Шпренгер. Надо сказать, ты мне тоже помогла разыскать моего врага.

Я бросила последний взгляд на Ингу. Кому-нибудь могло показаться, что ведьма просто без сознания – но только не мне. Что-то изменилось в моей соседке. Она как будто погасла, потух внутри алый китайский фонарик…

Но Яков не дал мне даже осознать то, что Инги не стало. Он атаковал, просто и незамысловато – так же, как Эрик в водонапорной башне, подняв в воздух видимую внутренним взором пелену из пепла и голосов тех, кто умер много столетий тому назад.

– Да пошел ты, тварь! – заорала я.

Еще один, быстрый взгляд в сторону Инги – так и есть, она не шевелилась. И уже не принадлежала миру живых… А тот, кто убил ее… Тот, кто все это время играл мной, как пластилиновым человечком, стоял в трех шагах и скалился. Господи, кто бы мог подумать, что у Броснана может быть столь отвратительная, гадкая ухмылка?!!

– Ты сам сдохнешь! – гаркнула я в катящуюся на меня серую стену, – будь ты проклят!

…Все решили мгновения.

Перед глазами замаячил остро заточенный маятник. Тик-так, прямо над моей шеей. И опять мир сделался нежно-фиолетовым, с белыми проблесками по краям, а я снова, как раньше, почувствовала себя его неотъемлемой частью… Вернее, мир вокруг стал частью меня самой. Все – и Яков, словно заключенный в огненную сферу, и дощатый пол, и обсыпавшаяся штукатурка.

– Будь ты проклят! – повторила я.

Как это оказывается просто – сжать дом, словно картонную коробку, одновременно закутываясь в фиолетовый кокон, невесомый, но твердый как алмаз. Темная пелена смерти столкнулась с ним, надавила – перед глазами запрыгали звездочки… Но в этот миг о пол грохнула трухлявая балка, за ней еще и еще. Яков быстро вскинул руки в попытке остановить обрушение крыши, смерть на мгновение замерла, ослабила напор… И я рванулась прочь, добивая несчастный дом, размолачивая его в труху. За спиной скрежетало, с мягким гулом рушились саманные стены, трещали оконные рамы.

Бежать, теперь только бежать. Но куда?

Якова не остановят такие мелочи, как рушащийся дом. Он будет меня искать, он знает где я… Нашел в первый раз, найдет и во второй. Не иначе как это побочный эффект ритуала, проведенного Эриком!

Отбрасывая мокрые ветки, продираясь сквозь лебеду в человеческий рост, я бежала в сторону оврага.

Некоторое время, может быть, я продержусь. Но не долго.

Возвращаться и смотреть – а что там, собственно, с Яковом под обрушившимся домом – не хотелось.

Сырая глина – слишком плохая дорога для беглеца. Она налипает на ребристые подошвы кроссовок, по пуду на каждую ногу. А еще на глине хорошо видны следы, и любой зрячий человек будет читать коричнево-желтый склон как книгу с крупным шрифтом.

Впрочем, Якову наверняка безразличны мои неуклюжие попытки уйти от погони. Времени у него хоть отбавляй: Инга мертва, Андрей уехал в город… А рядом со мной нет больше никого, равного по силе этому старому колдуну. Да и будет ли профессор Шпренгер смотреть на отпечатки моих подошв на глине? Готова поспорить, ему достаточно того следа, что оставляет мое ментальное поле и той связующей нити, что нас объединяет. Нас, троих…

Я никогда не умела толком бегать, а бегать быстро – в особенности. Стоило добраться до крутого склона, густо заросшего ясенем, как в боку немилосердно заныло, дыхание сбилось, а перед глазами запрыгали мелкие серые точки. Черт!

Овраг, на который я рассчитывала, оказался не в меру глубоким – метрах в десяти внизу сквозь молодую листву поблескивала речка. И зачем я только сюда помчалась?!! Сама себя загнала в ловушку. Вот если бы я сразу побежала в сторону трассы, то…

«То все равно не выдержала бы этот марафон», – холодно заключил мой рассудок, – «свалилась бы на пол пути, да еще на совершенно открытом месте. Идеальная мишень».

Ну и что? Можно подумать, что здесь я не мишень. Якову-то что? Не с ружьем же он за мной охотится. Это просто немыслимое везение, что он не может свернуть мне шею на том расстоянии, что пролегло сейчас между нами…

А что? И правда. Если для того, чтобы меня убить, ему нужно быть рядом… Ну, тогда еще можно попытаться улизнуть. Чтобы потом, если очень-очень повезет, добраться до Эрика – «если он завершит начатое, то тебе не жить». Эх.

Я выругалась про себя и начала спускаться по крутому склону. Сырая глина – скользит под ногами, мокрые от росы ветки ясеня так и норовят вырваться из пальцев. Так, спокойно, спокойно Лера – насколько вообще сейчас уместно слово «спокойствие». Может быть, спуститься немного, затем взять в сторону, во-он туда, где хмель оплел куст, превратив его в большой зеленый кокон. И выжидать… пока господин Шпренгер не начнет спускаться следом, меня разыскивая. Если повезет, то Яков спустится ниже. И тогда я наверное смогу опередить его, ударить в спину всей силой своей слабенькой магии… Ведь получилось же дом разнести в щепки… А тут можно и камнем по темечку, благо, что увесистые голыши под ногами так и выглядывают…

План, который постепенно складывался у меня в голове, конечно же был самым дурацким и самонадеянным. Уж очень вдохновило меня падение крыши на голову Якову. А ну как получится и булыжником по затылку?.. О том, что произойдет в случае неудачи, я старалась даже не думать. А если повезет, то я вернусь из этого оврага и помчусь в сторону трассы, чтобы поймать там попутку.

Но все, как и следовало ожидать, было решено без меня и моего на то согласия. Треснул корешок, поехали ноги – и замелькало все вокруг: зеленое, рыжее, дымчато-голубое, снова зеленое, рыжее.

Не-е-е-ет! Пожалуйста, нет!

Что-то больно зацепило руку, захрустела раздираемая рубашка, в лоб со всего маху врезало твердым и холодным… И я замерла, боясь шевельнуться. Джинсы мгновенно напитались ледяной водой, эта же водица шустро забралась за пазуху. О-ох. Я растянулась на дне оврага, за малым не захлебнувшись в речке, прозрачной и холодной. В толще воды красивыми цветными пятнами лежала галька.

…Так, Валерия. Не надо паники. Не нужно думать. Поднимайся, вот так, помаленьку. Кости вроде бы целы, на лбу, похоже, роскошная шишка растет. Встань и иди, прямо как в Библии. Куда идти? А-а, вот теперь можно и подумать. Наверное, туда, где можно забраться наверх. Интересно, а где сейчас твой дружок Яков?

Что-то кольнуло меж лопаток, я обернулась – а затем, взвизгнув, бросилась вперед, вдоль речушки, уже не разбирая дороги и слабо соображая, что делать дальше. Потому что Яков… Да, он уже спускался. Только не так, как я – медленно съезжая на попе и хватаясь за ясеневые ветки. Яков просто летел, ухитряясь нести свое тело над недружелюбным глиняным склоном.

…Все. Шикарный план об обрушении на голову колдуна тяжелого камешка рассыпался, словно песочный замок. Но самое жуткое было в том, что Яков ни капли не пострадал от того, что на него упали потолочные балки, пусть и трухлявые. И рубашка у него не запачкалась, и модная стрижка не растрепалась. Шикарный мужчина в черном, которому самое место в Голливуде где-нибудь.

Я задыхалась. Сколько я еще так продержусь? Перепрыгивая через вспученные мокрые корни, шлепая по воде, огибая так некстати вылезшую из земли ясеневую поросль?

Быстрый взгляд назад – расстояние между мной и убийцей медленно сокращалось. То ли Яков не научился за пятьсот лет быстро летать, то ли ему доставляло удовольствие следить за агонизирующей жертвой. Он молча летел над руслом речушки, раскинув крестом руки… мне показалось, что на губах колдуна играла беспечная и совсем не злая улыбка – «я же тебя, Лера, убиваю не потому, что ты мне навредила. Просто ты мне мешаешь, очень. А так – прости, дорогая, ничего личного».

Эх. А ведь Андрей обещал, что не даст меня в обиду.

Но не я ли отправила его к родителям? И… не я ли… сама отдала ему перстень, единственную вещь, которая могла бы… теоретически конечно, меня защитить от магии Якова Шпренгера?

Вот так оно и получалось. Не Эрик, отнюдь не Эрик лепил мою судьбу. Я сама.

Внезапная боль в лодыжке – и я лечу, лечу вперед, лицом в жидкую грязь вперемешку с битым стеклом. Последняя внятная мысль о том, что здешние ухитрились загадить даже этот овраг. Непроглядный мрак перед глазами. Все.

…Или нет?

Меня ловко подхватили под мышки. Чернильная тьма перед глазами оказалась мягким трикотажем с запахом мяты. Кто-то на мгновение прижал меня к себе, как будто хотел убедиться, что – вот она я, цела и невредима – и тут же отстранился.

– Ты все делаешь неправильно, – холодно заключил Эрик, оглядев меня с ног до головы, – ты готова слушать кого угодно, но только не меня. Это либо упрямство, либо просто непомерная глупость. Первое я еще готов простить, со вторым мириться не собираюсь.

Инквизитор выглядел так, словно только что совершил небольшую оздоровительную прогулку: ежевичные глаза блестели, на щеках появился легкий румянец, коротко остриженные волосы уложены волосок к волоску… И уж совсем он не был похож на человека, который готовился меня убить.

– А где Джейн? – сорвалось у меня.

Эрик еще раз окинул меня взглядом, в котором на сей раз мелькнуло беспокойство.

– Джейн? Она тоже здесь. Тоже в игре, ждет своего часа.

Он легонько встряхнул меня, давая понять, что не намерен держать на руках вечно. Поставил рядом с собой.

– Ну как ты?

– М-м-м, – неопределенно промычала я.

Все закружилось в хороводе: и стеклянная вода поверх голышей, и ясеневая поросль, и терракотовые лоскуты голого склона. Я невольно уцепилась за локоть Эрика, хотелось еще раз посмотреть ему в глаза, убедиться наконец, что – нет, он не мог желать моей смерти, потому что…

Но вместо этого желудок сжался до размеров лесного орешка, опустился куда-то вниз. А на лице Эрика вдруг появилось выражение сродни тому, что можно наблюдать на физиономии заядлого картежника при виде колоды карт.

– Яков, друг мой! – он развел руками и шагнул вперед, оставляя меня за спиной.

…Сколько лет они ждали этой встречи? Один – с пренебрежительным презрением победителя, другой – с жаждой путника, одолевающего пустыню ненависти и пестующего в сердце надежду на месть. Так просто и так сложно одновременно. Жить для того, чтобы когда-нибудь встретить и повернуть время вспять, припомнить подземелья Шато де Шильон, повредившуюся рассудком Малику и съеденного младенца. Жить, чтобы в итоге положить свою память и свою жизнь на алтарь справедливости – но справедливости той, что истинна только для одного человека в мире и кажется изощренным издевательством для прочих.

Я не могла ни понять, ни принять такого существования. Верю, что большая часть человечества разделила бы мою точку зрения.

…Их разделяло не более десяти шагов. Яков продолжал парить в воздухе, Эрик… вернее, Генрих, стоял на земле, закрывая меня собой. И в те бесконечно долгие мгновения они оба показались мне невероятно, непостижимо прекрасными. Таких, как они, просто не могло существовать в нашей серой действительности – два ангела, застывшие по разные стороны пропасти, с призрачными крыльями цвета антрацита.

– Значит, ты стал Михаилом, – нарушил молчание Эрик, – разумный ход. Мне стоило догадаться об этом раньше.

– Мне незачем было искать с тобой встречи, – кажется, голос Якова дрогнул. Или померещилось?

– Только одна ошибка, Яков.

– Я знаю. Случайность, не более.

– И не более, чем случайность то, что я встретил ее, доказательство твоего существования.

Яков поморщился и сложил на груди руки.

– Ты стал как они, Генрих. Ты даже говоришь как они, эти новые смертные.

Эрик пожал плечами.

– Не стоит полагать, будто меняюсь только я. Но ведь мы здесь не для этого, верно?

– Не представляю, для чего здесь ты. Мне нечего тебе сказать. И незачем. Я сделал то, что хотел и оказался сильнее.

– Полагаю, нам действительно не о чем говорить, – глухо промолвил Эрик.

– Конечно, друг. Vince sacrificans, не так ли?

– Воистину. Но только на сей раз жертвой будешь ты.

– А я не верю тебе, Генрих, – спокойно отозвался Яков, – и ты, Лера, не верь.

В следующий миг он резко выбросил вперед руки, как будто хотел сдернуть пласт реальности. И мир вокруг действительно содрогнулся, застыл на мгновение… А потом я почувствовала, как на затылке зашевелились волосы: земля под моими ногами потекла. Как теплый воск, как только что приготовленный гуляш из глины, камней, журчащей воды.

– Держись за меня, – прошипел Эрик, не оборачиваясь.

Ну конечно! Подошвы его ботинок уже давно не касались плывущей почвы, ему не нужно было подпрыгивать, балансировать, пытаясь удержать равновесие… Я что есть сил вцепилась в плечи инквизитору, повисла на руках – весь овраг продолжал двигаться к Якову большим червем.

– Это ненадолго, – уголком губ усмехнулся Эрик, – сейчас последует…

И он оказался прав. Последовало. Да еще как!

Все остановилось. А вокруг Якова засветилась полупрозрачная сфера, сотканная из гнилостно-зеленых светляков. Она росла, пухла, как воздушный шарик, отвоевывая себе все новое и новое пространство – а там, где потусторонний свет соприкасался с живым, оставалась серая, аморфная масса. Грязь, густо замешанная на пепле.

– Господи, – выдохнула я, отчаянно цепляясь за Эрика.

Смерть приближалась, подползала к нам – а он ничего не предпринимал. Все еще не предпринимал, хотя я чувствовала, как внутри инквизитора свился тугой, ослепительно белый кокон.

– Эрик…

– Ты мне поможешь? – невинно моргнул он, – когда я скажу, ударь врага. Как сможешь… и этого будет предостаточно.

– Хорошо.

Я кивнула. Подумала о том, что может сейчас делать Джейн и почему она держится в стороне, когда ее любовь может попросту погибнуть.

Прочь размышления! В висках гулко заухало, мир подернулся фиолетовой дымкой. И в тот миг, когда сотканная Яковом сфера коснулась Эрика, он отпустил на свободу то, что до сих пор носил в себе.

Ярость. Невыносимая боль, от которой можно сорвать голос. Горечь страшной потери. Возмездие…

Слепящая молния рванулась к колдуну, во все стороны брызнула зелень, точно кровь из разрубленной артерии, расколола этот мир на две обугленные половинки… И застыла, нависая над Яковом. Эрика затрясло.

– Бей! Сейчас же!

Они были равны, два старых приятеля. Один достойный враг другому. Но первый был одинок, а второй – нет. И я ударила изо всех сил, схлопывая вокруг Якова ткань нашего мира, что есть мочи сжимая переплет этой чудовищной и одновременно чудесной книги…

– Молодец, – прошептал Эрик, сжимая мои пальцы. Я успела увидеть, как блестят крупные капли пота у него на лбу.

Спустя мгновение все пропало. И Яков… Он открыл рот в немом вопле, поднял руку, потянулся ко мне – и в один миг осыпался на траву кучкой головешек.

А потом что-то взорвалось внутри меня, плеснуло горячим фонтаном. Поплыли куда-то вбок деревья, наливаясь темнотой. Кажется, меня тряс Эрик, его перекошенное лицо быстро таяло и расплывалось.

– Лера! Где кольцо?!! Где?!! Кольцо?..

– Какая же ты сволочь, – донесся издалека голос Андрея. И – выстрелы, один за другим.

…Я ждала, когда пред глазами начнет пробегать вся жизнь. Как об этом пишут – яркими вспышками, отдельно взятыми кадрами. Наверное, все этого ждут, с грустью и сожалением. Но воспоминания молчали. Осталась небывалая легкость, свет далеко вверху. Я оттолкнулась от невидимого, того, что меня удерживало, и… Вдруг увидела себя.

Я лежала в высокой траве, раскинув руки и уставившись в небо. В застывших глазах отражались кроны деревьев и белая точка солнца. Подбородок кто-то щедро разукрасил темной блестящей глазурью, она пачкала шею и тягучими каплями стекала на воротник клетчатой рубашки. В которой, как ни крути, было что-то неправильное. Чего-то не хватало… Отсутствовала нижняя часть кармана. Она провалилась в черноту, пропиталась темнотой. Вместо ткани рубашки были влага и беспросветный мрак, сложившиеся в аккуратную лунку. И на дне ее барахтался комар, увязая все глубже и глубже.

Разве это я? Как странно. И совершенно, ни капли не больно. Только вот рядом…

Вцепившись в мое предплечье, навзничь лежал Эрик. Черная водолазка расцвела багровыми цветами, а на щеке – Господи, как странно это видеть – стыла мокрая дорожка, как будто в последние минуты жизни старый инквизитор… плакал. И тут же, стоя на коленях, над тем, что осталось от Валерии Ведовой, глухо рыдал Андрей.

– Лерка, Лерочка… прости… меня… Вернись, ну вернись… Как же я без тебя?!!

Мне так хотелось его утешить. Сказать, что со мной ничего плохого не произошло – ведь на самом деле не больно, и даже не грустно. Чего убиваться тогда? Ему, наверное, стоило узнать о том, что теперь я всегда теперь буду рядом, но… Как странно. Я ощутила чужое присутствие. Существа, подобного мне.

…Лицо Джейн казалось выполненным из тончайшей золотой проволоки. Нет плоти, нет ни кожи, ни губ, ни носа – одни сверкающие контуры, постоянно меняющиеся, изгибающиеся, переходящие друг в друга. И вместе с тем я необычайно четко видела ее перед собой, светлую, лучистую, воздушную – вернее, невесомую. Джейн была исполнена тихой грусти и, как ни странно, искреннего сострадания. В обычной жизни его так остро не почувствовать, а здесь, в этом странном месте вне мира оно выглядело как рябь по воде на лунной дорожке. Согревало, утешало, давало надежду.

Но… если мы вместе, значит, и она?..

– Ты хороший человек, Лера, – услышала я чистый голосок Джейн, – возвращайся.