Жертвы требуют красоты Соболева Лариса

Клара рылась в ящиках, но денег не находила. Она переворошила все полки, хотя не имела привычки бросать деньги абы как, но за последние дни столько всего произошло, что она могла стать рассеянной. Последний раз она положила в ящик двадцать тысяч, которые ей дал Мартын. Нет, это был не последний раз, вчера она достала сумму на бензин и продукты, деньги были на месте.

И вдруг ее окатило жаром, ужасные подозрения закрались в душу. Клара распахнула створки мебельной стенки, где стояла красивая резная шкатулка с украшениями. Шкатулка была на месте, но ее страшно брать в руки. Клара сначала взяла с полки ключи, вставила в замок шкатулки, повернула. Потом приложила руку к груди – сердце просто выпрыгивало, после паузы подняла крышку...

– А! – закричала Клара, будто ее убивают.

Шкатулка была пуста. Клара панически огляделась. Нет серебряной статуэтки дельфина с клеймом Фаберже, ей сказали, что это подделка, но очень дорогая. Исчезла настенная тарелка восточной работы, тоже серебряная, с красочной эмалью. Пропал коньячный набор, тоже серебряный с позолотой, пропал DVD-плеер... Предчувствуя, что ее обчистили по полной программе, Клара понеслась наверх. Там к спальне примыкала комнатушка без окон, которую она использовала в качестве гардероба.

Предчувствия оправдались: соболиного полушубка нет. Клара носила его, только когда не было ни снега, ни тем более дождя, берегла. Для ненастья у нее есть дубленка... Дубленка на месте. А норковой короткой курточки нет! И кофточки нет из вологодских кружев! Обокрали!!! Кто?

– Ма... Ма...

Она не смогла выговорить имя, которое, когда ранее произносила его мысленно или вслух, вызывало бурю нежности, чувственности и надежды. Клару душили рыдания. В это трудно поверить, неужели Мартын? Но больше некому.

Глава 17

Утром Ника заехала за Валдисом, потом они забрали фотографии Клары и поехали к дому Фалеева, нашли понятых. Женщины, рассматривая фото, неуверенно пожимали плечами, мол, вроде она, а может, и не она приходила.

– Я мужчинами давно не интересуюсь, – заявила одна бабка, – их женщинами тем более, мне все равно, кто к Витьке ходил. Вы у Зюзи спросите. Если он не пьяный, то в домино играет во дворе или про жизнь рассуждает, заодно замечает, кто к кому ходит. Он был, когда вы обыскивали Витькину квартиру.

Зюзя ничего не смог сказать, моргал тонкими веками в замедленном темпе, короче, был пьян в лоскуты, это с утра-то! По дороге в прокуратуру следователи завернули в магазин, где продавались фирменные купальники, подошли к продавщице, представились. Ника вынула из сумки верхнюю часть купальника в целлофановом пакете, положила на прилавок:

– Посмотрите, этот купальник у вас купили?

– У нас, – ответила продавщица.

– А вы случайно не помните, когда его купили?

– Помню, – улыбнулась симпатичная девушка. – Это третий купальник, который купили в этом месяце. Два сплошных забрали, для бассейна, ведь еще не сезон, да и в сезон у нас не очень покупают такие вещи, слишком дорого. А этот купили на прошлой неделе.

– Помните, кто покупал? – спросил Валдис.

– Девушка. Молодая, красивая... Знаете, из этих – богатых, она была очень хорошо одета, перебрала с десяток купальников, остановилась на этом.

– А более подробно можете описать ее? – снова спросил Валдис.

– Попробую. Она высокая... примерно метр семьдесят пять. Блондинка. Волосы у нее ниже лопаток, вьющиеся. Очень интересные черты лица. Подбородок и скулы почти одной ширины...

– Квадратный? – уточнил Валдис.

– Квадратный как-то не вяжется с ней, но примерно так. Только нижняя часть лица у нее нежная, с плавными линиями. На подбородке ямочка... нос прямой, не маленький, но и не крупный. Высокий лоб... Ах да, губы! У нее большой рот и крупные губы. И длинная шея. Очень красивое сочетание.

Валдис из этого красивого сочетания не смог составить портрет, но удивился:

– Вы так хорошо ее запомнили, почему?

– Во-первых, она очень долго выбирала купальник. Во-вторых, других покупателей не было. В-третьих, я окончила художественную школу, правда, в училище не поступила – таланта не хватило, теперь пишу картины для друзей.

– Нам повезло, – улыбнулся он. – Я понимаю, времени прошло много, наша память только пару ней держит точные черты, но, может, вы поможете составить фоторобот девушки?

– Ой, не знаю. Я никогда этого не делала...

– Вот и попробуете. Сейчас мы отпросим вас у начальства и поедем.

Составили фоторобот, продавщица сказала, что девушка похожа, но чего-то не хватает. Может, не хватает живости в лице, однако худо-бедно, а портрет получили, продавщицу отвезли в магазин. Выходя из машины, она вдруг вспомнила:

– А знаете, у нее есть... как это говорится... особая примета. Родимое пятно размером с десять копеек. Вот здесь... – Продавщица ткнула себя указательным пальцем в скулу между подбородком и ухом. – На правой стороне.

– Спасибо, – сказал Валдис. – Примета ценная.

Ценная-то ценная, но всех женщин города не выстроишь в одну линию и не осмотришь их скулы. А в прокуратуре ждали более существенные новости, Владимир Васильевич вызвал их к себе.

– Дверь закройте плотно, – буркнул он, когда двое молодых людей вошли, одновременно зам набирал номер телефона. – Садитесь... Сократ Викентьевич, это я. Они пришли, подъезжай. Так... Кое-что есть по убийству Кривуна.

– Но Кривун не относится к нашей серии, – робко выговорила Ника и втянула голову в плечи от громкого голоса зама:

– Не перебивать! Как мне теперь видится – относится. Степанян принес запись допроса жены Кривуна, послушайте.

Он включил запись, скрестил на груди руки и повернул голову боком к диктофону, прислушиваясь, видимо, стал туговат на ухо. Дошли до момента, когда жена Кривуна стала рассказывать о находке в вазе, Ника и Валдис переглянулись, но воздержались от комментариев. Даже когда пленка закончилась, они помалкивали.

– Итак, – сказал Владимир Васильевич, – Кривун тоже получил змейку, только живую и до своей смерти.

– Вы считаете, это дело нам надо взять? – спросила Ника.

– А не надорвешься? – съязвил зам. – Степанян тоже хотел скинуть вам дело – дудки. По Кривуну будет работать он, так быстрее выйдем на убийцу. Если Степанян накопает интересные для вас факты, вы будете знать. Но имейте в виду: преступник изобретательный, грамотный. Убивает без свидетелей, а находка в вазе говорит о том, что этот человек входит в круг знакомых Кривуна, точнее – он был в составе гостей. И вот еще посмотрите.

Владимир Васильевич протянул ксерокопии, разумеется, Валдису, хотя Ника сидела ближе. Раньше она болезненно воспринимала его отношение к себе и считала: косо посмотрел на меня пять раз, рычал десять раз, проигнорировал мое мнение два раза. Но сейчас жизнь Платона зависит от слаженности их действий, тут не до обид. Рискуя быть невежливой, Ника повернулась спиной к заму и уткнулась в листы, которые Валдис быстро читал и складывал на стол.

– Кто бы мне дарил такие подарки, – хмыкнул Валдис.

– Вот именно, – буркнул Владимир Васильевич. – Степанян нашел копии в бумагах Кривуна, жена разрешила провести обыск без формальностей. Сейчас он будет качать всех гостей, которые присутствовали на вечере, одновременно займется выяснением, как попал к Кривуну участок, рыболовецкое судно, супермаркет, которые он от всей души подарил Энсу. То, что это хитрые мошеннические приемы, у меня не вызывает сомнений, следовательно, не мешает выяснить, что за личность Мирон Демьянович Энс.

– А вот и я! – В кабинет вошел Сократ Викентьевич. – День добрый.

– Заходи, садись, – пригласил его Владимир Васильевич дружеским тоном. Собственно, рычание зама распространялось лишь на молодых.

– Давайте сначала кассеты Фалеева подготовим, – сказал Сократ Викентьевич.

– Валдис! – И зам кивнул на телевизор.

Тот вставил в видеомагнитофон кассету, сел поближе к телевизору, взяв пульт, включил. Сократ Викентьевич комментировал, не избегая выспренностей:

– Обратите внимание на начало... теперь на лицо женщины. Оно прекрасно, потому что во власти любви. Посмотрите, как она прерывисто дышит, как открывает и закрывает глаза, сколько в них чувственного огня. Один нюанс! Репортаж велся непосредственно из комнаты. Третий человек снимал, приближая и отдаляя картинку. Кульминация! Это не стоны похоти, это транс, катарсис от сочетания физического и духовного удовлетворения.

– Вам бы книжки писать, – протянула Ника, следившая больше за вдохновенным Сократом Викентьевичем, нежели за экраном.

– Пробовал гонять перо по бумаге, пробовал, – гордо сказал криминалист. – Не получилось. Но я остался доволен творческим процессом.

– Не отвлекайтесь, – спустил их на землю зам.

– Теперь следующие партнеры, но я пока промолчу, а вы наблюдайте. И без стеснения, пожалуйста.

Конечно, последнюю фразу он адресовал Нике, все ее считают недоразвитой. Параллельно с просмотром ее одолевали коварные мысли, что надо поменять гардероб на строгий классический – это тоже неплохой способ создать нужное впечатление, деньги у родителей выпросит. И голос неплохо бы изменить, ну, не голос, а интонации, фразы сделать текучими, многозначительными, как у Платона...

– Ставь следующую кассету, – распорядился Сократ Викентьевич. – Опять я прошу вас обратить внимание на первоначальный акт. Правда, во втором случае... Вот, смотрите! Это страсть в чистом виде, когда человека заклинивает. Кстати, во время страсти и бездумной любви в организме изменяются химические процессы, поэтому люди часто делают глупейшие поступки, которые, будь они при памяти, никогда не совершили бы. Не знаю, насколько верна данная точка зрения, но я читал об этом в журналах, исследования проводили западные ученые... Второй партнер. Это Канарин, он на всех трех кассетах, как и Фалеев. А третий... Сейчас, сейчас, минуточку... Вот он. Вам не кажется знакомой эта противная рожа?

– Один из тех двух, которых мы нашли на протоке? – спросил Валдис.

– Отличная у тебя память, – похвалил его Сократ Викентьевич. – Да, это он. Мы идентифицировали его на компьютере, совпадают все черты.

Примерные комментарии были и при просмотре третьей кассеты, так что два часа потратили только на кино. Когда последняя пленка закончилась, Сократ Викентьевич с немым вопросом обвел всех взглядом, мол, что скажете? Валдис выпятил губу, Ника хлопала глазами, не понимая, что имеет в виду Сократ Викентьевич, зампрокурора решил не строить догадок:

– Я внимательно следил, как ты и просил, но ни хрена не понял.

– Угу, – удовлетворенно крякнул Сократ Викентьевич, поглаживая выступающий живот. – Подсказываю: первый акт на трех кассетах (!) снят от и до, то есть вся постельная сцена, начиная с взаимных ласк. Во втором и третьем случае частями или выборочно и тоже на трех кассетах.

– А нельзя ли доступнее? – нахмурился Владимир Васильевич, не желая насиловать свой мозг.

– Нет, – протянул с улыбкой Сократ Викентьевич. – Для молодых людей это будет неплохим уроком.

– Можно мне спросить? – подала голос Ника. – Вы комментировали только первые акты, во время второго и третьего молчали, почему?

– На это есть две причины, одновременно они еще и мои подсказки для вас. Первые акты отличны друг от друга, потому что женщины, отдаваясь Фалееву, вели себя с присущей только им особенностью. Последующие же акты одинаковы на всех трех кассетах. Вторая причина: лица женщин. А они... тоже практически одинаковы в последующих двух актах. Почему?

– Валдис, верни запись, – приказал Владимир Васильевич.

Посмотрели только эпизоды, но на всех кассетах.

– Действительно, почти одинаковые, – недоуменно произнес Валдис. – Все равно не понимаю, в чем суть.

– Сократ, колись, – заворчал Владимир Васильевич. – Мы сидим четвертый час только с тобой, до тебя тоже час парились.

– Ну, раз вы не понимаете, хотя я разжевал, то... – Сократ Викентьевич выдержал небольшую паузу и выдал: – Первый акт проходил по обоюдному согласию, а второй и третий – насилие.

– То есть... изнасилование? – уточнил зам.

– Совершенно верно.

– Погоди, погоди! – поднял ладонь Владимир Васильевич, явно не соглашаясь. – А где крики, борьба?

– В том-то и дело, – невозмутимо сказал Сократ Викентьевич, переплетя пальцы и уложив руки на животике. – Я почему акцентировал ваше внимание на первых актах? Там видно, что женщины сами отдавались. Почему же такие акты не сняли в остальных случаях? Вижу, вы опять не догадываетесь. Так вот борьбу не снимали, а она была и вымотала женщин. Поэтому они ведут себя одинаково пассивно с двумя партнерами, поэтому нет ни подготовительного этапа, ни кульминации. Мы видим только телодвижения мужчин, а женщины не обнимают их, не отвечают на поцелуи, это бесчувственные куклы. А секс с Фалеевым у них прошел по всем правилам самоотдачи и по-разному! Это же естественно, женщины с разным темпераментом, реакции и переживания у них тоже различные. Есть начало, и есть кульминация.

– Откуда вы знаете, что борьбу не снимали? – возразил Валдис. – Разве нельзя смонтировать кадры?

– Друг мой, – улыбнулся Сократ Викентьевич, – смонтировать можно, а зачем? Насилие было, но его не сняли. Ответьте на вопрос: зачем преступникам понадобилось убирать акты насилия?

– И зачем? – поинтересовалась Ника.

– Позже скажу.

– Валдис, поехали по эпизодам. – Неугомонный зам хотел лично убедиться, что Сократ Викентьевич прав.

И что же? Теперь они воочию убедились в том, о чем говорил Сократ Викентьевич.

– Теперь мне понятно, почему Фалееву и Кенару отстрелили я... – Валдис взглянул на Нику и сказал мягко: – В пах стреляли.

– Совершенно верно, – закивал Сократ Викентьевич. – Очень возможно, что убийства совершены на почве мести. Но каким боком сюда привязать Роменскую? Она же не насиловала женщин.

– Сначала надо понять их цель, – проговорил Владимир Васильевич. – Ведь действовали они заодно, причем Фалеев добивался взаимности, как я понимаю, потом отдавал женщин своим дружкам в тот же вечер, если вы обратили внимание на числа внизу записи. Мне пока не ясно, зачем они это снимали.

– Загоняли как порнуху, – подал идею Валдис. – Для этого им и нужны были разные женщины.

– Эта версия имеет право на существование. – Тем не менее в словах Сократа Викентьевича послышалось несогласие. – Но! Во-первых, сюжеты не отличаются друг от друга, а продукция порнографии при всем ее примитиве требует некоторого разнообразия в сюжетной линии или хотя бы в местах действия. Ну, например: акт на природе, потом где-нибудь на заводе, потом в квартире, на крыше и так далее. Чем экзотичнее место, тем выше покупательский спрос, особенно на Западе. Большим спросом пользуется подпольная садистская продукция, снятая живьем, то есть без постановочных кадров. Следовательно, снять акт насилия для порнодельцов – это куча денег, тем более что женщины наверняка сопротивлялись по-разному, как и отдавались Фалееву. И уж совсем идут на ура жестокие убийства с одновременным изнасилованием. Отсюда вопрос: что сделали с женщинами после всего этого безобразия?

– Насколько я помню, – сказал Владимир Васильевич, – за последние три года трупов изнасилованных женщин никто не находил. Это как раз то время, в которое происходили события на кассетах.

– Может, их хорошо спрятали? – внесла и свою лепту в рассуждения Ника.

– Но если женщин убивали, то почему не сняли убийства? – сопротивлялся Сократ Викентьевич. – Почему нет изнасилований? Можно допустить, что три негодяя развлекались скотским образом, но зачем тогда снимали себя? Хорошо, на этот вопрос есть поверхностный ответ: любовались в свободное время своими подвигами. Но, уважаемые, это же всегда живое доказательство преступления, стоило хотя бы одной женщине обратиться к нам. Зачем же хранить у себя дома столь мощный компромат? К тому же с зафиксированным числом и временем?

– Кстати! – оживился зам. – А ведь заявлений подобного рода не поступало. Почему женщины не обращались к нам, кто они вообще?

– Видите, сколько вопросов? – удовлетворенно крякнул Сократ Викентьевич.

– У вас есть хотя бы примерные ответы? – спросил Валдис.

Криминалист развел руками со вздохом капризного ребенка.

– Подводим итог, – сказал зам, и повисла пауза.

Информации много, а ни к чему существенному она не привела, разве что выяснилось главное – женщин насиловали после Фалеева. Валдис мыслил быстрее, поэтому поспешил высказаться:

– Так... Если Сократ Викентьевич прав...

– Я прав, прав, – заверил тот предельно скромно.

– Тогда, – продолжил опер, – почему не допустить, что и женщину, которая была на протоке, тоже насиловали?

– А как ты объяснишь появление убийцы? – задал встречный вопрос Владимир Васильевич.

– Черт его знает! – пожал плечами Валдис.

– А не выслеживал ли он Фалеева с компанией? – предположила Ника.

– И оставил свидетельницу? – возразил Валдис.

– Да если б меня спасли от насилия, я бы под страхом смертной казни не выдала убийцу, – запальчиво сказала Ника.

– Неубедительно, – отмахнулся зам. – Для убийцы неубедительно.

– У нас есть фоторобот женщины, которая была на протоке, – сказал Валдис, положив лист с изображением. – Ее запомнила продавщица магазина, где эта девушка покупала купальник. Только здесь нет родинки размером с десятикопеечную монету, она у нее на скуле. Фотографии трех женщин с кассет тоже получим. Но где их искать?

– Раздадим снимки милиции, а там – как бог даст, – отмахнулся Владимир Васильевич, понимающий всю безнадежность плана. – Вдруг повезет. Такое бывает.

– Мы поехали, прокачаем все же продавцов порнухи. – Валдис поднялся, за ним Ника. – Если найдем что-либо похожее на кино от Фалеева, вытрясем из продавцов, кто им сбывает записи. Завтра с утра попробуем поймать Зюзю, покажем портрет Клары, ну а потом...

– Идите, – махнул рукой Владимир Васильевич. – Нам не дано знать, что будет потом.

Только вышли, Валдису позвонил опер:

– Твоя Клара сегодня целый день моталась на машине. Заехала в скупку, загнала золотые серьги, цепочку и два кольца, я заходил туда за ней. После ездила в риелторскую фирму «Альянс», но туда я не входил, чтоб внимания к себе не привлечь, поэтому цели Клары не выяснил. И заехала в автосалон, тоже не знаю, с какой целью. А вчера, по словам Лехи – он ее пас, – ездила к дому пятнадцать на улице Волкова, проторчала там до двенадцати и вернулась к себе. Сейчас дома.

– Понятно. Жди смену, а завтра выясни, что ей понадобилось в автосалоне и в «Альянсе». Сразу звони. Не смыться ли надумала Кларочка?

Глава 18

А как тут смоешься? Без бабок? Клара сидела дома и пила, закусывая деликатесами, купленными для этой сволочи – Мартына. Она вовсе не была пристрастна к алкоголю, просто люди пьют, когда не видят выхода, заливают страх перед настоящим. Она пила, бесилась от злости и не представляла, что делать. Ну, с квартирой понятно, договор подготовят, завтра Клара его подпишет. Она решилась и на такой отчаянный шаг, как продать машину, а ведь раньше собиралась уехать на ней, все-таки машина – это и способ передвижения, и крыша над головой. Поскольку ей срочно нужны деньги, хозяин автосалона согласился купить иномарку вдвое дешевле – мародер. Он, видишь ли, не покупает автомобили, а только выставляет их на продажу, но для Клары сделал исключение. Тем не менее вырученная сумма даст ей возможность слинять. Купля-продажа займет некоторое время. Нет, и завтра не удастся убраться из города.

Конечно же, ей не давал покоя Мартын, снедала жажда мести. Обобрал, не оставил даже копейки на хлеб, а те деньги, что у нее были, она потратила. Вчера Клара звонила ему сто раз, а он, мерзавец, не брал трубку. Под воздействием шока, забыв об опасности, она поехала к Мартыну, прождала его до глубокой ночи, но свет в окнах так и не зажегся. Вернулась домой и вспомнила, что ее определили на бойню, тряслась от страха в машине, пока не появился сосед, с ним и вбежала в подъезд.

Клара, не раз обманывавшая доверчивых людей, сама не могла пережить обмана. Развел ее, как последнюю дуру, разыграл влюбленного и обчистил! Такое свинство нельзя простить, впрочем, речь идет не о прощении – о наказании. Первая мысль была обратиться в милицию. А там спросят: где работаете (нигде уже несколько лет), откуда у вас столько золотых побрякушек и денег, откуда далеко не дешевые шубки, элитная квартира? Ответ она придумала: любовники дарили. Но вдруг потребуют имена и фамилии любовников, чтобы подтвердили происхождение подарков? Где она их возьмет?

Обида вытекала из глаз горючими слезами, душа разрывалась от боли и безысходности. Один раз поверила мужику, а он... скотина! Клара подливала себе в бокал и выпивала залпом, чтоб не тронуться умом. Но так трудно опьянеть в этом состоянии и в этих обстоятельствах, чтобы упасть на кровать и мгновенно заснуть. Сон приносит отдых и новые идеи, сон необходим, а никак не приходит. Клара перебирала виды мести. Если б только не странные убийства, она рассчиталась бы с Мартыном страшно, жестоко, шкуру живьем содрала бы. Не сама, конечно, для этого есть мясники, но осчастливила бы подлого любовника своим присутствием. А сейчас Клару бросили все, предали, потому что она никто для них, всего лишь лошадка. Одна лошадь сдохнет – другая найдется.

И вдруг ее как прострелило: а не Мартын ли тот загадочный убийца? Правда, она ему ничего не говорила о своем занятии, но это же необязательно. Почему он к ней приклеился? Что, других баб побогаче не нашлось? Да, неспроста Мартын к ней прицепился. И змейку он подбросил, потому что знал ее почтовый ящик. Клара с трудом заворочала языком:

– Мерзавец, а вот я тебе... Напишу донос! Напишу и, когда буду уезжать, подброшу в прокуратуру.

Она поднялась и пошатнулась, тело стало вялым, но Клара списала это не на алкоголь, а на слабость от стресса. Искала бумагу, забыла, где лежит. Выдернула лист из записной книжки, взяла авторучку и выводила буквы, произнося вслух:

– Мартын Ягудин меня обокрал. Унес... деньги, шубы, золотые украшения... много чего дорогого. У меня мысль: он убивает. И меня хочет туда же. Клара.

Листок оставила в записной книжке, которую положила на полку мебельной стенки, взяла бутылку, из нее вылилось три капли. Шатаясь, Клара отнесла бутылку в мусорное ведро, да класть было некуда. Ведро давно не выносила, от него уже шла вонь. Клара чистюля, поэтому решила вынести мусор, а то завтра на кухню не войти будет.

Перед дверью она замерла, не решаясь переступить порог. Но мусоропровод был в подъезде, всего-то на пролет надо спуститься. Клара открыла дверь, высунула голову на площадку – никого, тихо. Она быстренько спустилась, вывалила содержимое ведра в мусоропровод, на пол выпал пакет из-под молока, Клара подняла его и бросила в шахту. Пулей взлетела наверх. Захлопнув дверь, рассмеялась:

– Вот дура! С чего я взяла, что и меня?.. А, да! Змейка...

Слезы вновь навернулись на глаза, Клара двинула к бару, достала непочатую бутылку, отвинтила пробку. Налив в бокал, взяла его...

В каком бы она состоянии ни была, но при памяти. А обостренные нервы подали сигнал: Кларочка, ты не одна здесь. Вероятней всего это ухо уловило присутствие постороннего, а нервы тут ни при чем. Но откуда взяться чужому в ее квартире? Может, соседская кошка вбежала, когда Клара выносила мусор? Ведь ни шагов, ни других звуков не было слышно, человек бесшумно передвигаться не способен, а кошка вполне.

Но откуда же тогда взялся шумок, будто некто что-то задел? Или ей померещилось в пьяном угаре? Или она постепенно сходит с ума? Черт, теперь не проходило ощущение, будто в квартире кто-то есть. И в мозгу выла сирена: ей подсунули змейку, ее хотят убить, для убийцы преград не существует, значит, он мог забраться к ней каким-нибудь хитрым способом. Сирена выла: забрался, забрался. От этого внутреннего воя пьяный угар выветрился за секунду, Клара застыла, настроив биотоки на чужого, которого чуяла спина, чуял позвоночник. Клара повернула голову и скользнула глазом назад...

Комната была большая, но, в общем-то, спрятаться негде. Негде? А за шторами? Клара повернулась лицом к шторам. Они тяжелые, свисают от потолка до пола. Да, там спокойно может притаиться человек. Клара припомнила выражение «зашевелились волосы», потому что у нее волосы задвигались, будто под кожей пробежали несметные полчища муравьев.

Она сползла взглядом по шторам вниз. Вот и пол. Клара вычертила глазами по полу линию, ища носки туфель. Не стоит же человек (если он там) в первой позиции, как балерина, носки не спрячешь.

Штора шелохнулась. Чуть-чуть.

Не глядя, Клара взяла бутылку за горлышко – во всяком случае, теперь есть орудие для самообороны. Но штора шевельнулась и застыла.

Вдруг где-то за стенами взревел мотор, завизжали колеса...

Снова шевеление шторы, вздулась и обмякла...

Да это же форточка открылась, сквозняк волнует портьеры, со двора доносятся звуки. Но Клара не была в этом уверена. Трудно избавиться от страха, когда он только что держал тебя в железных тисках. Но вот еще раз сквозняк слегка вздул тяжелую ткань. Клара вздрогнула скорее от перенапряжения, чем от испуга, каждое лишнее движение воспринималось ею как аномалия в квартире, где должен быть полный покой. Но за шторой не спрячешься, она вплотную прилегает к окну. А чтобы больше не пугаться, надо раздвинуть шторы. Клара несмело приблизилась к окну, держа бутылку наготове.

Резкий рывок... За тюлевой занавеской никого. Форточка действительно открыта, сквозняк вздул тюль.

Клара тихо рассмеялась и решила для собственного спокойствия проверить всю квартиру. Но сначала надо выпить, утихомирить трепещущую душу. Только она повернулась... Шумок! Будто кто-то сделал пару тихих шагов и замер. Но Клара никого не видела и не могла определить, откуда слышались шаги, возможно, сверху. Сверху? У нее там спальня! А если все-таки в ее дом кто-то пробрался через балкон?

– Кто здесь? – крикнула Клара, превозмогая ужас.

Раздался шаг... еще шаг... еще... Нет, это не галлюцинации. Помимо Клары, в квартире есть еще кто-то. Сжимая бутылку, она отступала спиной, глядя на проем, ведущий в прихожую, а там темнота. Наконец вынырнула фигура, Клара с облегчением вздохнула:

– Ты? А как ты... Я что, не закрыла дверь? Нет, не может быть... Слушай, я чуть с ума тут не сошла! Нельзя же так пугать!.. Что?! Что это?!. Почему?!

Зюзя находился в том состоянии, когда свет не мил и окрашен в черные тона, потому был мрачен. Узнав Нику и Валдиса, он подобрел, а когда ему протянули фотографии, почесал затылок и пригласил не в квартиру, а во двор. Вышли. Валдис опять дал ему фотографии, мол, посмотри.

– Тут вот какое дело, – мялся Зюзя. – У нас сейчас как: товар – деньги – товар. Нет, вы не подумайте, я не что-нибудь там... Но мои знания тоже чего-то стоят, верно?

– Сколько? – понял Валдис.

– Много не прошу. Полтинник, а?

Валдис достал купюру, Зюзя хватанул ее грязными пальцами и в карман засунул, потом взял фотографии, выпятил вперед губы, рассматривал.

– Эта женщина приходила к Фалееву? – спросила Ника.

– Ага, – сказал Зюзя. – Такая, скажу тебе, фифа – ни боже мой. Я ей однажды: киньте, говорю, мадам, от щедрот своих полтинничек. Она мне: пошел вон, мурло. Мурло – это я... У него такие были красотули, а эта всегда.

– То есть она у него была постоянной, – уточнил Валдис. – А сколько лет они встречались?

– Давно, – протянул Зюзя, давая понять, что точно не скажет.

– Ну, год, два, три... – подсказывал опер.

– Не, больше. Больше пяти лет, а скока точно – не скажу. И что интересно, она его мудаком оскорбляла. Ага, ага! А он вроде не обижался, смеялся. Вот скажи: что это за мужик, который мудаком согласен быть? Я б ей врезал.

– Спасибо. – По дороге к машине Валдис ворчал: – Я ж ее на нюх взял. Носом чуял, что она в эту порношайку входит. Ну, теперь Кларочка у нас в руках. Поехали к ней.

Ника развернула машину и помчалась, сокращая дорогу, к дому Клары. И тут ее потянуло на жалобы со стонами:

– Я чувствую себя бесполезной. Ротвейлер прав, что не воспринимает меня. Следствие ведется с моим участием, но без меня.

– Брось, он не воспринимает всех, кому нет тридцати пяти и кто не отличился высокими показателями. А таких мало.

– Я ни одной идеи не подала, ни одной версии не наметила.

– Чтоб тебя не мучила совесть, успокою: мы все сейчас в путанице, я тоже. Генеральной линии пока нет ни у кого, даже у Ротвейлера, так что не переживай. Налево сворачивай... Это и есть двор Клары. Останови-ка вон у той машины.

Из окна автомобиля, рядом с которым встала Ника, выглянул молодой и белобрысый паренек:

– Дома она. Не выходила.

– Пошли к ней, – кивнул в сторону подъезда Валдис, выбираясь из машины. – А то она женщина нервная, а я не люблю нервных. И лживых не люблю.

На звонок Клара не вышла, за дверью царила тишина. Валдис дернул дверь – заперта, спросил оперативника:

– Ты точно уверен, что она не выходила?

– Сто пудов. Спит, думаю, хотя в это время...

Звонили, барабанили кулаками – ничего.

– Объегорила она тебя и ушла, – сказал Валдис. – Идемте вниз.

– Позвони ей на мобилу, – предложила Ника.

Но и мобильный Клары не отвечал. Спустились вниз, Валдис спросил:

– Где ее окно?

– А сразу за лестничным пролетом три окна, над ними два и балкон. Валдис, у нее в нижних окнах свет горел до рассвета, не могла она уйти, чтоб я не заметил.

Валдис попятился назад, задрав голову:

– По-моему, свет горит до сих пор.

– Да, люстра светится, – подтвердила Ника. – Ушла и оставила свет? Я думаю, она все же спит... Валдис, куда ты?

Он пошел назад в подъезд, на этаже еще несколько раз безрезультатно постучался в Кларину дверь, потом позвонил в соседнюю квартиру. После того как Валдис приставил к глазку удостоверение, на площадку вышел мужчина в майке и подтяжках:

– Вы к кому?

– К вашей соседке Кларе, – ответил Валдис. – Она, судя по всему, дома, но не открывает. Может, ей стало плохо с сердцем, разрешите воспользоваться вашим окном? Мне надо посмотреть, там она или нет.

– Залезть к ней хотите? – уточнил сосед Клары.

– Ну, если получится. Попробую перелезть из вашего окна на ее.

– Зачем же так рисковать? Высоко ведь. Наши балконы на втором уровне разделяет только стенка, лезьте через балкон.

Ника с оперативником ринулись вниз болеть за товарища. Валдис перелез на балкон Клары, а дверь в квартиру изнутри закрыта. Через тюлевую занавеску ему удалось рассмотреть, что это спальня и там никого нет.

– Леха! – крикнул вниз Валдис. – Иди, поможешь!

Парень побежал в подъезд, а Валдис вернулся к соседу:

– Не могу войти, заперто. Веревка есть? У меня идея. Да, и пустите парня.

Пришлось снова перелезть на балкон Клары, но теперь вдвоем. Валдис обвязался веревкой, второй конец привязал к железным прутьям балкона для страховки, перелез через перила и начал спуск, Леха ему помогал, держа веревку и понемногу отпуская. Вот и нижнее окно Клары. Чуть раскачавшись, Валдис ухватился за край форточки, затем ступил на выступ. Долго отодвигал тюлевую занавеску, наконец образовалась широкая щель, да больше и не нужно было.

– Тяни! – крикнул Лехе.

Подъем оказался сложнее, чем спуск, одно радовало – что расстояние небольшое. Когда Валдис смог ухватиться за прутья балкона, он весь взмок. Очутившись на балконе, не переводя дыхания, сказал:

– Вызывай группу. Скажи, что дверной замок надо вскрывать, пусть захватят инструменты или слесаря.

Антон не узнавал свою жену, главное, не понимал причин ее внезапных истерик. Конечно, он приставил Леру к плите в воспитательных целях, мол, поковыряйся на кухне, авось научишься уважать тех, кто тебя обслуживает. Еда Леры была невкусной, от этого она злилась, а стоило ей слово сказать – в ответ истерика, слезы. Невыносимо.

Поссорившись с женой, Антон выехал из гаража, потом за ворота. Не успел развернуть колеса и набрать скорость – дорогу перегородил серебристый «Форд». Антон и так был зол, ведь его жена стала неадекватной, а тут еще донимают «чайники», не умеющие руль держать.

– Эй! – крикнул он, высунувшись в окно. – Жить надоело?

Из «Форда» выскочил мужчина в деловом костюме, подошел:

– Прошу меня простить, но у нас к вам дело.

– Тогда в офис приезжайте, на дороге я дела не обсуждаю.

– Дело касается вашей жены. – И выжидающе, с кривой улыбочкой уставился на Антона. – Или выйдите, или меня пригласите.

Антон открыл дверцу, приглашая незнакомца в машину. Тот обошел нос авто, уселся на сиденье пассажира.

– Тут вот какое дельце, – начал он. – На протоке убиты трое наших друзей...

Он выдержал паузу, проверяя реакцию Антона.

– Сочувствую, – сказал тот без особого сострадания. – А моя жена при чем?

– А ваша жена была с ними.

– Моя жена? – изумился Антон. – Не понимаю.

– Мы тоже. Нам хотелось бы знать, кто застрелил наших друзей. Ваша жена знает, она же осталась жива, но с нами не хочет объясняться.

Антон практически не услышал последних фраз, его мысли заняла Лера, которая поехала на протоку наверняка в его отсутствие, да еще в компании трех мужчин, а ему об этом ничего не сказала. Почему?

– Что она делала на протоке? – спросил он.

– А что делает молодая баба, когда уезжает муж? – ухмыльнулся гость.

Горячая волна, пробежавшая по телу, на несколько секунд выбила Антона из привычного состояния человека, умеющего в любых обстоятельствах владеть собой. Намек-то топорный: Лерка ему изменяет. Для мужчины это всегда удар, тем более для любящего мужчины, который не бегал по бабам. Он сложил руки на руле, повернул голову к гостю:

– Доказательства где? Я не могу верить одним словам.

Гость достал из нагрудного кармана стопку фотографий, протянул Антону, тот взял не сразу, но взял, как берут опасный для жизни предмет, ту же бомбу. В сущности, первые же снимки и стали для Антона бомбой, чего-чего, а этого он не ожидал. На фото его Лерка и красивый, но слегка подержанный мужик. На улице, в ресторане, на скамейке, в кафе под «грибком». Снимки сделаны в разное время, так как на жене разные наряды. Последние фотографии, а их значительно больше, причинили ему адскую боль. Качество снимков было неважное, но ему и этого хватило, чтобы не сомневаться в измене. Его жена целовалась с другим! А там, где поцелуи у кустов, не за горами и все остальное под кустом. На скулах Антона ходили желваки, в глазах потемнело, однако он держался достойно.

Страницы: «« ... 7891011121314 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Одно дело играть трагедию на сцене перед зрителями, и совсем другое – быть ее участником в жизни. Вс...
Это знал только Бог. А теперь знает человек, знает и пользуется знаниями, применяя изощренные, цинич...
Жизнь пятерых друзей, бывших одноклассников, к тридцати восьми годам определилась. Кто-то из них пой...
Страх опустился на город. По вечерам на его улицы выходит маньяк, который зверски убивает молодых кр...
Слово «друг» режет Германа, как бритва. Кто выстрелил в отца? Уж не «друзья» ли, ловившие каждое его...
Маргарите Спасской было семьдесят с хвостиком. Она считала, что испытала достаточно бед и лишений, б...