Лицензия для Робин Гуда Соболева Лариса
Марьяна вышла на перрон, и тут у нее внутри оборвалось все разом. Кто же удержится от слез? Идя по перрону в окружении мужчин, она всхлипывала:
– Гадский папа, все-таки обскакал ты меня! Чтоб ты в гробу перевернулся!
Ипсиланти купил небольшой букетик и отнес кассирше, но ее на месте не оказалось. Он попросил передать ей букет, потом шел к машине и думал о том, что иногда необъяснимое стечение обстоятельств имеет право занять законное место в ряду мистики.
Ипсиланти на успех не рассчитывал, когда отдал распоряжение, чтобы кассиры фиксировали всех людей с фамилией Фисун, если те будут брать билеты. Естественно, они обязаны срочно сообщить о таких людях. По возможности вокзальная милиция должна задерживать Фисунов – мужчин, женщин, кто бы они ни были. Сначала Ипсиланти получил сведения из аэропорта, что Марьяна Фисун брала билет на питерский самолет. Из-за нелетной погоды вылет задержался, но билет Фисун не сдала. Георг уже был уверен, что Марьяна далеко-далеко, надо подавать в розыск, в международный тоже, а тут вдруг позвонили и сообщили, что кассирша продала билет Марьяне Фисун до Москвы. Георг сомневался, та ли Марьяна купила билет, пока не увидел ее в купе лично.
– Хочешь сказать, меня запеленговали? – не верил Вий.
– Сколько раз ты звонил от меня? – спросил Дар.
– Ну, три. Сказал ребятам, чтоб в клубе...
– Звонок с твоей мобилы засекли! – вдалбливал ему Дар. – А я все думаю, как узнали, где я живу? Думал, меня пасут. А пасли тебя. И выпасли! Предположив, что ты обязательно будешь связываться с друзьями по мобиле, они взяли на контроль связь. Дошло или нет? Я мог бы понять, если б ты был необстрелянный сосунок, но ты же...
– Чепуха, Дар! – слабо возражал Вий. – Да у них аппаратуры такой нет...
– Аппаратуры, может, и нет, – с сомнением произнес Гера. – У них есть блат, есть деньги, с помощью которых покупается информация. Сейчас, Вий, запросто определяется, откуда сделан звонок, то есть определяют точку нахождения клиента в момент, когда он говорит по мобильнику, сведения вносятся в компьютер. Это называется новые технологии. Один мент мне рассказывал, как раскрыли преступление за три дня – по мобильным звонкам. А дом Дара – точка идеальная, то есть, имея даже приблизительные координаты, вычислить, где ты обитаешь, нет проблем. Стоит дом в глубине двора, остальные усадьбы находятся по обеим сторонам далеко от него. Мне тоже покоя не давало, как они обнаружили вас, а сегодня пришла идея в голову именно с телефоном. Я поехал к тому знакомому менту, мы выпили пива, а заодно мне удалось выяснить некоторые особенности современных технологий. И вот что интересно: эти сведения дают лишь органам, простым людям они недоступны, значит, хорошо платили. Ладно, поздно махать руками. Надо думать, как быть, потому что теперь они вычислят вас и здесь, если уже не вычислили.
– Ты отсюда звонил? – повернулся Дар к Вию. Тот опустил голову. Осокин заходил по комнате, через минуту остановился. – Так, ты, Гера сгущаешь краски, пока нам ничего не грозит. Дом двенадцатиэтажный, в какой квартире спрятался Вий, думаю, даже компьютер не в состоянии определить.
– А ты уверен, что за домом не наблюдают? Что не засекли тебя, когда ты выходил из подъезда или заходил сюда?
– Стоп, стоп! – поднял руки Осокин. – Меня наши заклятые друзья не видели во время пожара, а было их трое, значит, узнать не могут. Я не имею в городе друзей и знакомых, кроме вас...
– Дар, не хочу тебя обидеть, но... Чем ты занимаешься? – напрямую спросил Герасим. – Ты никогда не говоришь о работе...
– Я инвалид, соответственно пенсионер, – сказал Дар, при том смотрел прямо в лицо Герасиму, который всякий раз в таких случаях смущался, будто виноват перед ним. Смутился он и на этот раз:
– Извини, но я... А, ладно! – махнул рукой. – Давайте думать, как и куда вам переселиться. В конце концов, если они сейчас не знают, в какой квартире вы обитаете, то в скором времени все равно узнают. Думаю, установят прослушку, будут слушать каждую квартиру... Не мне вам это объяснять.
– Конечно, если технически они оснащены неплохо... – начал было Вий, однако Гера его прервал:
– Будь уверен, оснащены они очень неплохо.
– Ты говоришь, будто знаешь, кто взялся за нас, – проворчал Дар.
– Знаю, – удивил его Гера. – Это Богомол. Либо вы достали кого-то из его близкого окружения, либо его самого. Первый вариант лучше, потому что дает небольшой процент на удачный исход для нас. Богомол раскаявшихся грешников принимает под крыло. Но тогда придется дать ему клятву в верности и стать его рабом. Второй означает: нам – всем до единого – не жить при любом раскладе. Армия Богомола кровожадная, он ей дает возможность творить самосуд. Так что выбора ни у кого из нас нет.
– Да кто он такой? – процедил сквозь зубы Дар. – Только и слышу последнее время: Богомол, Богомол... При этом у всех загадочные лица. Ох, доберусь я до этой саранчи...
– И что сделаешь, инвалид? – скептически хмыкнул Гера. – Вообще-то не говори, все равно соврешь. Ладно, постараюсь обрисовать тебе скупыми красками, кто это такой. Такой вот, иногда я думаю, что его не существует, что он – словесный символ каких-то придурков, которые попросту запугивают город кличкой. Он ведь никому не показывается. Но то, что творится вокруг, подтверждает: он есть. Глупо, быть может, но у меня появляется ощущение, будто все это – дурацкое кино о параноике, мечтающем захватить мир. Свои впечатления не могу поддержать фактами и доказательствами, просто все это ощущается в самом воздухе, существует какое-то необъяснимое напряжение, особенно в общественных местах, где полно народу. Единственное подтверждение – то, что братки Богомола не прячутся, значит, он реальная сила.
– Куда же смотрит милиция? – возмутился Вий.
– Риторический вопрос, – ответил Герасим. – Говорят, он подгребает под себя группировки. Город большой, разделен на районы, в каждом по бандитской ячейке или одиночки промышляют. Так было. Теперь если кто из одиночек ведет самостоятельную деятельность, его сначала зовут в общину, потом, когда он не соглашается, убивают. Жестоко. Чтоб пример был поучительным. Поэтому меня разволновало: как Вий попал под пресс? Ребята, колитесь, чем Вий занимался помимо клуба? Мы ведь теперь в одной упряжке, ни меня, ни Юльку не пожалеют.
– Мда, зря мы сюда притащились... – дошло наконец до Осокина.
– Поздно теперь сожалеть, – сказал Гера.
– Сдаюсь: я, случалось, пушки загонял, – признался Вий.
– Ну, тогда понятно. Ты же вторгся в их сферу. Конечно, лично Богомолу на тебя плевать, он занимается крупными делами. А его выродкам ты наступил на мозоль. Еще и кровно обидел, загубив четыре души. Они же не знают, что их Дар положил, так что ответ перед бандитской инквизицией тебе держать.
– Ваш Вий из-за пушек влип, а мы с Тимкой за что? – не выдержав потока информации, влетела в комнату Люда. От неожиданности мужчины остолбенели.
– Подслушивала, – с укоризной покачал головой Гера.
– Вместе с твоей законной женой, – отбрила его Люда. У нее дрожал подбородок, вся она раскраснелась, пылала гневом. Следом вошла как ни в чем ни бывало Юля, примостилась рядом с мужем. – Я не знаю никакого Богомола. А вы что за люди? Решаете, как быть мне без меня? Вы-то кто такие? Один поубивал черт знает сколько народу, второй, оказывается, контрабандист. А ты, Гера, случайно не наркобарон?
– Нет, я занимаю гораздо более скромную должность. Ладно, раз уж подслушивала и все слышала, садись здесь, только не кричи.
Вий встал, уступая ей кресло, но она и не подумала сесть, не снизила тон голоса:
– Не кричи? А ты был в моей шкуре?
– Мы сейчас все в одной шкуре, – повысил голос и Герасим. – Сколько бы ты ни психовала, дело не поправишь, поняла? Надо думать, как из положения, в которое все мы попали, выйти, а точнее, как остаться в живых.
– Неужели все так плохо? – опустилась наконец в кресло, враз обессилевшая, потерянная Люда. – Неужели нас убьют? За что? Мы никому ничего плохого не делали. У меня была хорошая работа. Две работы. Я неплохо зарабатывала, мы с Тимкой даже собирались летом поехать на Черное море. А если это месть? – Все без исключения уставились на нее с явным интересом, Люда воодушевилась: – Я до обеда в магазине уговариваю людей купить алкоголь... Наверное, кто-то из покупателей догадался, что качество не соответствует моей рекламе...
– И мне загнала подделки? – поразился Осокин. – Ох, как я ошибся, думал, ты порядочная девушка... За те деньги, что я отвалил твоему магазину, действительно можно скромно отдохнуть на Черном море несколько дней! Надо же, одно жулье кругом.
– Не удалась цивилизация, – махнул рукой Вий.
– Я же не знала, что ты вечером жизнь нам спасешь, – оправдывалась Люда. – А что мне прикажешь делать? Хозяин выгонит, если я буду проводить антирекламу.
– Она права, Дар, – поддержала ее Юля, но тон ее был не в пользу Людмилы, с заметным сарказмом. – Ведь Люда у нас мать-одиночка.
Людмила метнула в нее молнию взгляда и собралась выпустить тираду по поводу самой Юлии. Герасим угадал ее намерение, повысил голос:
– Мы отвлеклись, все это неважно. И успокойся, Люда, за контрафактное спиртное не убивают, тем более ребенка.
– А за что в таком случае? – не успокаивалась она. – У меня и знакомых нет среди бандитов...
– Значит, есть, – остановил ее Гера. – Теперь вот что. За нашим домом, без сомнения, следят. То, что они еще не нагрянули сюда, нам на руку: значит, не знают, в какой квартире вы скрываетесь. Надо найти другое место и как-то выйти отсюда. Думайте только об этом.
– Гера, – подала голос Юля, – а дом твоей бабушки?
– Неплохая идея, – согласился он. – Один минус: я не вступил в наследственные права, осталось еще три месяца, пока я не имею права им пользоваться...
– Пф! – фыркнула Юля. – Да кто будет проверять! Лучшего убежища не найти. Дом не оформлен на тебя, а что там жила твоя бабушка, не докопаются, у вас разные фамилии. Но самое главное – дом в пригороде, за чертой города. Ребят там искать не будут...
– Ты будешь жить с ними, – заявил Гера.
– Не буду, – спокойно возразила Юля. – Не хочу.
– Куда ты денешься...
– Нет, – ни на тон не повысила голос Юля. – Не люблю походную жизнь, а там удобства во дворе, рукомойник, корыто...
– Ух, ты! – не удержалась от язвительной ноты Люда, обращаясь к Юле. – Ты сейчас, наверное, весь годичный запас слов выговорила.
– Люд, че ты такая вредная? – беззлобно спросил Вий. – Тебе жизнь спасают...
– А у нее ко всем неприязнь развивается, – подметила Юля по-прежнему как бы равнодушно. – Это называется черная неблагодарность.
– Так! – хлопнул себя по коленям Дар. – Где спрятаться мы нашли. Теперь стоит вопрос, как туда добраться Вию, Людмиле и Тимофею. Я уверен, мне можно ходить по городу спокойно, Герасиму тоже. Юле... да. А что делать им? В лицо их наверняка знают те, кто ищет. По меньшей мере надо стать невидимками.
– Мда... – протянул Вий, почесывая затылок. – Вот если б был Новый год, маскарад можно было бы забомбить, переоделись бы Дедами Морозами и...
– Тебе какую бороду ни приклей, все равно узнают, – отмахнулся Дар. – Слишком ты у нас приметная личность, и так ведь с бородой. А кстати, вот если сбрить бороду...
– Ни за что! – категорично заявил Вий.
– Пожалуй, в этом есть смысл, – не слушал его Дар. – А глаз как спрятать? Пиратом переодеться? Глупость одна...
– Почему глупость? – оживился первый раз за сегодняшний вечер Гера. Он встал, чтобы лучше оценить внешность Вия, затем перевел взгляд на Люду. – Есть у меня идея... Правда, не гениальная, рассчитанная на дураков, но, надеюсь, сработает. В конце концов, у Богомола не академики в услужении.
– А что дальше? – не обращаясь ни к кому, проговорил Осокин. Скорее, просто мысли высказал вслух. – Мы приблизительно установили, кто преследует Вия. Хотя меня не убеждает легенда о Богомоле, полагаю, все гораздо проще. А на Люду-то с Тимофеем кто имеет зуб? Я вам еще не сказал: первый на очереди из этой пары Тимофей. Шлепнуть заказали сначала его, а тебя, Люда, попутно, чтоб крик не поняла раньше времени.
– Как-как? – выдавила она. – Тимку?! За что?
– Нам всем хотелось бы знать, – сказал Дар. – Люда, а ты сама что думаешь по этому поводу?
– Не видишь? – усмехнулся Гера. – Она не знает. В таком случае переправим их в дом моей бабушки, потом отправим подальше отсюда.
– Думаете, этого достаточно? – дрогнул голос у Люды. – Меня ведь будет искать милиция. Я же убила... троих... у себя дома. Меня будут искать по всей стране. И найдут. Что я тогда скажу? А на что мне жить в другом месте? И где? Ты предлагаешь мне всю жизнь прятаться, Гера?
– Да, она права, – поддержал ее тот. – В этом смысле Вию повезло чуть больше, власть местных бандитских групп распространяется только на наш город. И потом, если Тимофея кто-то решил убрать, значит, есть причины, и этот некто не успокоится, пока не найдет его. А поможет ему милиция, которая будет искать Людмилу.
– Выходит, надо узнать причину, без нее мы не устраним проблему, – как бы подвел под разговором черту Дар. – Как-никак, а три трупа мои, я подставил Люду, стало быть, мне и докапываться.
– Только не вздумай объявить войну местным бандам, проиграешь, – предупредил его Гера. – Действовать надо тихо, подпольно. И... в общем, рассчитывай на меня.
– И на меня, – сказала Юля. Но сказала Дару, а не Людмиле.
Глава 14
– Марьяночка, золотая моя, – ласково говорил Ипсиланти. Они находились в кабинете одни целый час, а воз, что называется стоял на месте. – Эти сказки вы расскажете батюшке в церкви. Там граждане попы верят и таким, как вы. А мне правда нужна, какая б она ни была. Итак, при каких обстоятельствах вы убили...
– Вы что, глухой? – окрысилась Марьяна. А до этого она горько плакала, утирая нос платком, и была кроткой, беззащитной, доверчивой. Однако моральный садист Ипсиланти доконал ее одним и тем же вопросом. – Сколько раз повторять? Вот, блин, прицепился... Где мои бабки?
– Не знаю. Может, дома сидят, может, на кладбище лежат, в зависимости от того, живы они или нет.
– Мало вы надо мной издевались? – вновь разревелась Марьяна. – В каталажку засадили, бабки забрали... – И тут же перешла на агрессивный тон: – Деньги мои где, которые вы у меня отняли? Я про них спрашиваю.
– Ах, вон что... – протянул Ипсиланти. – При вас составлялась опись, так что не беспокойтесь, деньги вашего мужа надежно хранятся. А то бабки какие-то... Давайте по-русски изъясняться будем?
– Ой, ой, ой! – покривилась она, обливая следователя желчью. А что, ей уже терять нечего, потеряла все. – Можно подумать, вы здесь все честные. Бабки мои они сохранят! Ха! Кто ж вам, ментярам хитрожопым, поверит? Небось, сам пачку заныкал втихаря, а может, и не одну. Ни один мусор не пройдет мимо шары, вы все – халявщики.
– Наконец, Марьяна, я слышу настоящее русское слово. Наконец я вижу вас во всей красе. Ну, теперь настала пора откровенного базара. Ты не убивала, да? Молчи, молчи, это я так, рассуждая, спросил. Так вот, Марьяночка, заложили тебя.
– Да? И кто же треплом поработал? – заинтересовалась она, подавшись корпусом вперед.
– Ну, во-первых, соседка... напротив живет...
– А-а, – протянула Марьяна разочарованно, откинувшись на спинку стула. – Есть там такая... из породы долгоносиков, вечно из окна вываливалась, когда я с мужем домой возвращалась. Завистливая потому что. И старая ведьма. А брехливая...
– Намекаешь, она тебя оболгала? – спросил без подтекста Ипсиланти. Марьяна утвердительно кивнула. – Так есть второй свидетель. Кстати, благодаря этому свидетелю мы нашли сейф, о котором даже родные и любимые дети Фисуна не подозревали.
– Потому что супруг мой всех боялся, даже собственной тени, а своих выродков тем более, – не преминула вставить Марьяна. – Ну-ну, и кто же этот второй свидетель?
– Бакс. – В паузе Ипсиланти наслаждался реакцией задержанной. Марьяна сначала открыла рот и глаза, так просидела с минуту, потом посмотрела на него, как на конченого идиота. Он понял, что она не верит. – Если б ты слышала его треп! Не могу повторить, даже не проси. Я эстет, матом не ругаюсь. А как он тебя склонял... это что-то с чем-то. Из его уст, пардон, из клюва мы узнали и про сейф, и про автоген, и про Радия.
– Вот сволочь! – высказалась Марьяна, и непонятно было, кому адресовалось ее оскорбление. – Дай сигарету.
Ипсиланти встал из-за стола, ведь дамам пачку сигарет и зажигалку бросают только невоспитанные люди. Она закурила. Сигарету деджала в абсолютно прямых двух пальцах с облупившимся маникюром на длинных ногтях, держала с вызовом, мол, не боюсь тебя. С этой Марьяной следователю намного интересней было вести диалог, а то хныкала битый час, будто монашка непорочная. Она выпустила дым длинной струей на Георга и улыбнулась:
– Слушай, а мне не положен адвокат? Сидим тут, базарим, ты несешь черте что. Свидетеля нашел... птичку божью. Но, родной мой, птичка быть свидетелем не может, это тебе любой адвокат растолкует. Поэтому я хочу знать: положен мне адвокат или нет?
– А как же, положен.
– Так давай, зови. А то после разговора без свидетелей ты такое потом выкрутишь, что мне пожизненный срок впаяют.
Ипсиланти отметил гибкий ум Марьяны. А ведь на первый взгляд дура дурой. Даже то, как она менялась в процессе диалога, подтверждает ее исключительную изворотливость, свойственную неглупым людям. А почему, собственно, она должна быть дурой? Марьяна успешно делала женскую карьеру, если так можно выразиться, вышла замуж за предел мечтаний многих женщин ее возраста – за сейф с пачками денег. И если б не убили Фисуна, вполне возможно, Марьяна добилась бы от него многих благ, зафиксированных у нотариуса на тот прискорбный случай, если муж скоропостижно скончается. И не исключена вероятность того, что прискорбный случай произошел бы, так сказать, с подачи Марьяны. Но сейчас в то, что она заказала мужа, Георг слабо верил, Фисун завещания не оставил, наверняка жить собирался лет триста. Однако был еще труп Елецкого, застреленного на дороге...
– Ты получишь адвоката, не беспокойся, – пообещал Ипсиланти, возвращаясь на свое место за столом. – Учти, адвокат – это сухие протоколы, буква закона и ни одной человеческой ноты. Я же хочу просто поговорить с тобой. Без протокола. Поэтому вернемся к тому, с чего начали. Смотри: я не записываю твои слова. Ответь по секрету: почему ты убила Елецкого? У вас же был роман, насколько мне известно.
– А, тебе и это известно? – нисколько не смутилась она, сбрасывая пепел на пол. Ипсиланти, не сделав ей замечание, пододвинул пепельницу. – А свидетели есть? Попугай уже был... Наверное, Цент тебе прогавкал о моем романе с Радиком? Кстати, о Баксе, раз уж показания птички законны. Он постоянно утверждает, что трахал меня. Так и орет: хочу трахнуть Марьяну...
– А я знаю, – покивал Ипсиланти с серьезной миной. – Слышал от него же.
– Так что, он тоже мой любовник? Интересно, а как это у нас получалось, с птичкой-то... Так, дальше. Кто там еще свечку держал, а?
– У нас было время узнать о тебе подробности, – улыбнулся Ипсиланти. – Людям только кажется, что их грешки незаметны окружающим. Однако ты меня загрузила, Марьяночка, я уже устал. Ладно, открываю карты. Кстати, что за царапина у тебя на щеке?
– Ой, да какая тебе разница? Ну, поцарапалась своими же ногтями. Они у меня длинные и крепкие, хочешь, продемонстрирую на твоей щечке?
– Не стоит. Ну, тогда...
Он выдвинул ящик стола, достал целлофановый пакет и, поставив локоть на стол, слегка потряс пакетом, мол, вот что у меня есть против тебя. А в пакете ничего нет. Марьяна выпятила нижнюю губу, после чего остановила на Ипсиланти сочувствующий и одновременно недоуменный взгляд. Вдобавок и головой покивала, дескать, тронулся мужчина, как жаль.
– Марьяна, я не псих, – заверил ее он. – В этом пакете твои волосы. И нашли их не где-нибудь, а на трупе. Не возражай, не возражай, это твои волосы, экспертиза установила точно. К тому же в машине Елецкого полно твоих отпечатков. Ну, и царапина. У Елецкого под ногтем нашли кровь с кусочками кожи, а у тебя царапина, следовательно, поцарапал тебя он. Экспертиза установит, что кровь и кусочки кожи твои. Вы что же, дрались на почве безумной страсти?
Опять пауза. Эдак до вечера следователю мучиться... А Марьяна нахмурила лоб, курила, глядя в никуда. Ипсиланти понял, что она лихорадочно соображает, как ей быть. И вот, по заметным изменениям в ее лице, он догадался, что Марьяна придумала ответы. Ипсиланти приготовился услышать историю в стиле фэнтази, поэтому устроился поудобней на стуле, скрестил на груди руки. И услышал чудненькую историю:
– Не буду отпираться, раз вам известно... Я действительно уехала вместе с Радиком. Он довез меня до главной дороги, ведущей в аэропорт. Да, я хотела покинуть этот варварский город и эту варварскую страну. И если б не долбаный гололед, хрен ты сейчас допрашивал бы меня. Ну, вот. Высадил Радик меня на дороге, я поймала частника и приехала в... – Она подняла на следователя глаза. – Не веришь.
– Что за вопрос? Конечно, нет.
– Но это правда... – капризно надула губки она.
– Это ложь, – перебил Ипсаланти, слегка улыбаясь, и достал еще один пакет – с пистолетом внутри. – А это что?
– А ты не знаешь? Пистолет.
– Твой?
– Не мой, конечно. Да, вы нашли его у меня, ну и что?
– Из этого пистолета убит Елецкий. А нашли его у тебя в сумочке. Марьяночка, золотце мое самоварное, ты, видимо, не догоняешь, что тебя ждет. А чистосердечное признание...
– Ой, – недовольно махнула она рукой, – не трать красноречие, знаю, что скажешь.
– Извини, потрачу. Как ты объяснишь царапину на твоей щеке? Тихо, тихо, я сам расскажу, – упредил он ее ответ. – Елецкий привез тебе автоген, вы вскрыли сейф, а там лежало страшно много денег. Деньги имеют магическое свойство: перепрограммируют тех, кто их увидел в большом количестве, вызывают в человеке алчность, то есть ему хочется забрать их у того, кто деньги имеет. Радий, очевидно, решил отнять деньги у тебя, но ты же сама не отдашь, и он надумал тебя грохнуть, поэтому съехал с дороги, чтоб вас не увидели случайные свидетели. Произошла жестокая борьба, в результате он поцарапал тебя... наверное, хотел задушить. Так было дело?
– Не так! – гаркнула она.
– А как? – быстро среагировал следователь. Марьяна закатила глаза к потолку, показывая, как он надоел ей. – Ох, Марьяна, не ценишь ты моей доброты. Короче, подруга, можешь говорить все, что хочешь, за дачу ложных показаний тебя, конечно, не привлекут, срок тебе и так большой светит. И отдыхать тебе на нарах много-много лет. Выйдешь старая... некрасивая... злая и... бедная. Нищая выйдешь! – Ипсиланти знал, на что надавить.
– Слушай... – Марьяна вдруг подалась корпусом вперед и зашептала: – А вы там, рядом с Елецким, больше не находили трупов?
– А что, ты еще кого-то пришила? – задал встречный вопрос Георг. – Ну-ка, ну-ка, признавайся, Марьяна, куда дела второй труп?
– Правда, не было трупа? – почему-то радовалась она.
– Век воли не видать! – Улыбнулся следователь. – Все, Марьяна, мне надоело, передаю дело в суд, там с тобой живо разберутся.
– Ладно, – огрызнулась она. – Расскажу...
– Но теперь под протокол. Будешь говорить?
– Да! – психанула она и всхлипнула.
Но Ипсиланти был не тот человек, которого трогают слезы. Марьяна мотнула головой, отбрасывая назад волосы, заодно и ненужный прием – слезы. Забросив ногу на ногу, она решительно произнес:
– Ну, пиши...
Тихий вечер с падающим снегом откладывал на душе самые приятные впечатления. Мятежный сидел в автомобиле, откинув голову на спинку и любовался неспешным полетом хлопьев. Сначала, падая на капот, они таяли, затем тот остыл, и хлопья оставались снегом, слились в одно целое, покрыв наконец железо девственно белым покрывалом. Еще не загорелись фонари, но голубые сумерки волшебно подсвечивали и без того прозрачный воздух, казалось, тьма никогда не придет. Хорошо...
Мятежный чувствовал себя маленькой частицей огромного пространства, где каждой песчинке определено место, только ему одному забыли его показать. Оттого Олегу Мятежному везде неуютно, везде не то, и жизнь потому катится не так. Он хотел бы найти свое место, хотел бы, чтоб каждый вечер был так же покоен и тих, как этот, и чтоб за спиной не стояла свора диких и кровожадных зверей, имеющих над ним власть. Он не знаком с такими вечными истинами, как любовь, счастье, а хотелось бы познакомиться, но при своем теперешнем положении он не имеет права на них. Он не знает цену дружбе – и это пронеслось мимо. Он сросся с чуждым ему миром, а сейчас стал чужим уже и среди своих. Он думал, что свобода стоит таких понятий: делаю, что хочу, иду, куда хочу, и тоже ошибся. Тело-то идет, а душа болит. Душа не принимает его окружения, его положения, его несвободы. И как же быть? А всего-то была одна ошибка.
Мятежный опустил подбородок на руль, тупо глядя на подъезды двенадцатиэтажного дома. Он не имеет права закрыть глаза, насладиться покоем, он должен все время смотреть, кто выходит из подъездов. А глаза не видят, вернее, видят снег, вечер, отблески желтых пятен на снегу – зажглись фонари.
– Ну, как тут? – спросил Калюжник, открыв дверцу и плюхнувшись на сиденье рядом.
– По нулям, – вяло отозвался Мятежный. – Вы не ошиблись? Этот дом?
– Ошибки нет, он здесь, – ежась после пробежки по холодной улице, произнес Калюжник. – Циклоп звонил по мобиле три раза. Знать бы еще, где эта сучка с пацаном прячется.
– Какая сучка? – вяло поинтересовался Мятежный.
– Неважно, – буркнул Калюжник, включая магнитолу.
Ритмичная и хаотичная музыка разрушила трепетное настроение Мятежного, он вспомнил о задании Ипсиланти, поэтому сделал вид, что обиделся:
– Не доверяешь мне?
– А кто ты такой, чтоб тебе доверять? – перебирая кассеты, пробубнил Калюжник. – Как показывает практика, сейчас сестре родной нельзя верить, не то что... Я и себе-то не всегда доверяю. Ладно, вот тебе жратва, а я пойду. Смена придет в одиннадцать.
– Постой. – Выскочил за ним из машины Мятежный. Калюжник остановился, развернувшись вполоборота. Глаза его, обращенные на Олега, все больше щурились, словно въедались в лицо Мятежного. – Понимаешь... я ж давно у вас... а все на том же месте, с пацанами зелеными. Я разве не справляюсь?
– У нас у всех место одно, – с двойным смыслом, как показалось Мятежному, сказал Калюжник. – Повышения ждешь?
– Пойми, неудобно, когда пацанва с тобой, как с равным. Ну, должно же быть какое-то различие между стариками и новичками?
– Должно, – согласился Калюжник без особой уверенности. – Будет дело, будет и повышение.
– А когда? – крикнул ему уже вслед Мятежный.
– Скоро, – не оборачиваясь, бросил тот.
Калюжник, отходя все дальше, скрипнул зубами от недовольства. Ну, и народ... ну, и дерьмо... Он имел в виду Мятежного. Хотя остальные не лучше. Как на заводе: место, повышение, квалификация, зарплата... Скоро будет точно так же, как в государственном аппарате, – связи, бабки, карьера. И как там, прорвутся к власти бездарные, тупые, дерьмовые людишки. Карьеризм в криминальном мире... Не смешно ли? Мир сдвинулся. Или развернулся на сто восемьдесят градусов.
Калюжник смачно сплюнул и упал на сиденье своей машины. Только не думать! От этого одни неприятности, от этого нервы слабеют. Гордыня – плохой друг, мешает она Калюжнику. Умный, он почему умный? Потому что не гнушается дерьмом, умный это дерьмо собирает в одну большую кучу, а в ней утонут те, кто гордый. Мятежный, букашка с амбициями, в гору лезет... Обещание таким карьеры – неплохой манок, который пользуют умные.
С утра Юля села в машину мужа и объехала институты города, где учатся иностранцы. Она направлялась прямиком к декану, представлялась сотрудницей киностудии, объясняла, что в окрестностях города будет сниматься фильм и ей поручили подобрать несколько типажей для массовых съемок и эпизодических ролей. Что конкретно нужно? Очень немного: посмотреть студентов института. Практически все деканы сказали: пожалуйста. И никто, никто не попросил Юльку показать документы! Она диву далась – до чего же народ у нас наивный и доверчивый. Впрочем, немаловажную роль сыграла ее великолепная внешность, а также качественная одежда: на мошенницу Юля никак не тянула. Обычно декан поручал секретарше провести Юлию по группам, но некоторые делали это сами, расспрашивая о новинках кино, об актерах. Юля, нашпигованная информацией из желтых журналов и газет, на которые обычно у деканов времени не хватает, выдавала по секрету жуткие тайны знаменитостей. В группах она внимательно изучала студентов, кое-кого фотографировала, иногда записывала координаты. А в общем, результатом осталась недовольна, о чем кратко поведала на «семейном» совете. Однако при том она вернулась с добычей. Выложив на стол стопку вещей, Юля сказала:
– Вот. У араба купила.
Люда развернула рубашку до пят, разочаровалась:
– Не подойдет, маленькая. И нужно две.
– Это образец, – закуривая, обронила Юля. – Мы сошьем такие же.
– Я не умею, – призналась Люда.
Юля, со свойственной ей королевской манерой, подарила Людмиле скучающий взгляд, и только. Все эти дни Людмила жила на пределе: пар выпустить негде, настоящее угнетает, будущее туманно, она и сорвалась:
– Прекрати со мной обращаться, как с горничной. – В ответ головка Юли повернулась и одна бровь поползла вверх, мол, что за претензии? – Да, да, у тебя постоянно повелительный тон. Думаешь, это незаметно? Заметно, дорогая. И не думай о себе, будто ты королева, а остальные – твоя прислуга. Ты просто невоспитанная...
Дар бесстрастно взял ее за локоть и вывел в коридор, потом буквально впихнул в кухню, не слушая протесты. Там он плотно закрыл дверь, усадил Людмилу на стул и спокойно сказал:
– Если тебе не нравится наше общество, которое пытается сохранить твою бесценную жизнь, катись к черту. Но Юльку оскорблять не смей. Ты ее не знаешь, и тебе далеко до нее.
– А ты что сейчас делаешь? – не могла остановиться Люда. – Разве не оскорбляешь меня?
– Стоп! – поднял он руки. – Я не баба на рынке. Выяснять, кто из нас правее, не собираюсь. Либо ты считаешься с нами, либо... Я все сказал.
– Хорошо, мы уйдем, – поднялась она.
– Сядь! – Дар властно нажал на ее плечо. – Ты уйдешь, потому что это твое дело – жить или сдохнуть от пули. Но уйдешь только после того, как я перевезу Вия и Тимку в безопасное место, а пока придется потерпеть. – Всякие попытки возражений он пресек: – Будет так, как я сказал, поняла? Тебе повезло, но ты этого не ценишь.
Он ушел, а Люда... Слезы обиды от несправедливости потоками хлынули из глаз, она едва сдерживалась, чтобы не рыдать в голос. Самое поразительное – она знала, что не права и от этого злилась еще больше. Внезапно почувствовала, как кто-то опустился на место, где только что сидел Дар. Повернула голову и снова отвернулась. Вий явно приплелся утешать. Он положил руку ей на плечо, которую Людмила тут же сбросила.
– Ну, что ты, в самом деле... – промямлил он с обидой. – Люд, ты ж не такая, чего ты в пузырь лезешь? Ты правда плохо знаешь Юльку. И Дара. Не бойся, они не злопамятные.
Зато Людмила злопамятная. Во всяком случае, так она о себе думала. В следующий раз, когда Вий положил ей руку на плечо, она не сбросила ее, а когда он слегка привлек к себе Люду, голова ее сама упала ему на грудь. Но это ничего не значит, иногда необходимо поплакать в жилетку в самом прямом смысле...
Дар озабоченно смотрел в пол, массируя пальцы рук. Юля некоторое время наблюдала за ним, потом перепорхнула на диван, на котором он сидел, обхватила руками свои коленки, положила на них подбородок и уставилась на Осокина. Он будто и не заметил ее перемещения, так и сидел, не двигаясь. Юля дотронулась до него, тихо сказала:
– Не переживай, она просто глупая. Исправится.
– Не о ней я думаю, – сказал он, неотрывно глядя в пол. – Юля, я тогда, на крыше, поступил неосмотрительно.
– Жалеешь, что застрелил Яцкова? – Она была в курсе его дел. Она одна, больше никто. – Но ведь он первым пытался тебя убить, ты оказался ловчее.
– Он защищался, это естественно, – вздохнул Осокин. – Когда я вернул ему винтовку, он подумал, что я безоружный и наставил ее на меня, собрался выстрелить... Ему надо было много времени, чтобы выстрелить, мне секунды, чтобы достать ствол и тоже выстрелить. А насчет жалости... Яцков меня не колышет. Он конченый был, не каждый способен пойти на человека с винтовкой, тем более на малолетнего мальчишку. Хватит о нем, а то уж очень много мы ему времени посвящаем. Меня беспокоит...
– Что? Что? – Юля придвинулась ближе.
– Я пришел на Фисуна. А Яцков случайно именно в это же время пришел на Тимку и Людмилу. Я застрелил его... Юль, меня вычислят.
– Не понимаю. Тебя невозможно вычислить.
– Я неправильно выразился. – Он повернулся к ней. – Людей, способных решить проблемы при помощи наемников, немного, вертятся они в одном круге. Кто знает арифметику, мухой просчитает, что Яцкова завалил тот же, кто застрелил Фисуна. Это понятно?
– Да. И что?
– Слушай дальше. Заказчик Тимки вычисляет, кто заказал Фисуна, потом ищет меня, так? Возможно, он пойдет на прямой диалог с заказчиком Фисуна или придумает какой-нибудь трюк, чтобы узнать, кто того завалил, и тогда... тогда заказчик Фисуна сдаст тебя. Ведь мне помогала найти клиентов ты.
– Да, очень просто. И что?
– Тебе тоже нужно спрятаться с Вием и Тимкой. А мне придется это все разгребать до тех пор, пока всем не станет безопасно жить открыто.
– Это ты верно сказал.
Они думали, что одни в комнате, но в дверях стоял Герасим. Дар и Юля не заметили, не услышали, когда он вошел.
Глава 15
Дом Свищевых – крепость, романский замок. Между прочим, в прямом смысле. Арки, башни с «зубчиками», и с бойницами, за такими в средние века прятались воины и стреляли из луков по неприятелю. Для чего эти излишества сейчас – не известно. Может быть, таким образом подчеркивается состоятельность хозяев? Сколько в доме этажей, посчитать трудно, потому что архитектура строения асимметричная, окна разных размеров, но Ипсиланти прикинул: на трехэтажную темницу тянет. Краснов так попросту присвистнул, взглянув на башенки за высоченным забором:
– Летова негодяйка, если отняла у ребенка привольное житье.
– Откуда ты знаешь, какая она, Летова? Может, она родила Тимофея, бросила в роддоме, потом захотела вернуть сына...
– Запиши сюжет и срочно отправь на центральный телеканал, они сляпают сериал. Народ любит душещипательные истории. А я тебя охлажу. Летовой двадцать восемь, Тимофею одиннадцать с половиной. Во сколько же лет она родила?
– Сейчас акселерация, рожают и в тринадцать. У меня с арифметикой все в порядке, а у тебя нет. По моим подсчетам, Людмиле, если она родила Тимофея, было не полных шестнадцать, а это вполне нормальный возраст для секса.
– Никогда не поймешь: то ли ты шутки шутишь, то ли и вправду...
– Дурак? – ухмыльнулся Ипсиланти, не обидевшись. – Хозяева вроде дома. Идем?
Время вечернее, поэтому застали обоих Свищевых. Хозяйка сразу же накрыла на стол – чай, конфеты, пирожные и несколько видов варенья. Ипсиланти оценил: попал к интеллигентным людям. Хозяйка сладкая, как варенье, с прической «взбитые сливки», в платье местного кутюрье с поползновениями на шик. Хозяин... какой-то он... маленько прибитый. В роговых очках, в стареньком костюмчике с потертыми рукавами, сгорбленный, без какого бы то ни было выражения на лице. Обоим по сорок пять, пухленькие и, в общем-то, миленькие. Не успели гости и хозяева сесть за стол, Петр Петрович схватил пирожное и погрузил зубы в него.
– Петр, не увлекайся сладким, тебе нельзя, – промурлыкала хозяйка. Она излучала заботу, доброжелательность и гостеприимство.
Петр отнесся к замечанию наплевательски и продолжил заглатывать пирожное.
– У вас замечательный дом, – начал издалека Ипсиланти. – Дворец.
– Но сколько денег нужно на содержание... – пожаловалась Лидия Евгеньевна. – Соседи считают нас богачами, а мы еле тянем дом. Думали продать, купить жилье попроще, а жалко. История нашей семьи уходит корнями в далекое прошлое, Свищевы служили верой-правдой русским князьям, и нам не подобает жить в конуре. А у вас, простите, очень странная фамилия...
– Почему же? Распространенная греческая фамилия, как в России Сидоров, Петров, Иванов. Лидия Евгеньевна, вы написали заявление, будто вашего племянника украла Летова...
– Да, все так, – сказала она. – Мы думали, он сбежал из дома... искали его на вокзалах и по злачным местам...
– Что вы говорите! – с сочувствующей интонацией произнес Георг, покосившись на ее мужа, который перестал есть, слушал, не поднимая лица от тарелки. Поедая сласти, он почти упирался подбородком в тарелку. – Только почему вы сразу не заявили в милицию, мол, пропал мальчик, а сделали это семь месяцев спустя?
– Думали, найдется. Так не раз было. Скажи же, Петр.
– Да, – кивнул муж и чуть не окунул нос в чашку с чаем.
– А почему он сбегал? – искренне удивился Краснов. – По нашим сведениям, на хулигана, которого тянет к таким же хулиганам и беспризорникам, Тимофей не похож.
– Конечно, – с едва заметной неохотой согласилась она. – Просто он очень сложный мальчик, настырный и строптивый. Оправдывает его то, что он пережил трагедию.
– Да? И какую же трагедию? – заинтересовался Ипсиланти.
– Брат моего мужа... – замялась хозяйка. – О, это темная история, до сих пор не выясненная.
– Но мы же и работаем для того, чтоб прояснять темные истории, – улыбнулся Краснов, вооружившись приемами Ипсиланти, который, если нужно, превращался в саму вежливость и обаяние. – Расскажите, Лидия Евгеньевна.
– Я не могу, мне тяжело...
В подтверждение своих слов она встала и отошла к окну, утирая слезы. Краснов переглянулся с Ипсиланти, затем оба остановили вопросительные взгляды на ее муже, и тот выпалил скороговоркой:
– Их нашли мертвыми в спальне год назад.
– Простите, кого? – осторожно спросил Ипсиланти.
– Моего брата и его жену, – хмуро ответил он.
– Их убили? – уточнил Краснов.