Поцелованный богом Соболева Лариса
– В каком смысле?
– Перебили их, а теперь следы убирают. Ну, сволочи... Держи гранату.
– Зачем?
– Мочить будем гадов...
Только он приподнялся, как послышался голос со двора:
– Эй ты! Супермен одноногий! Слышишь? (В ответ ни слова). Выходи сам, а то сейчас жарить тебя будем.
Сергей толкнул друга:
– Отдай гранату, замочка отменяется. По моей команде стреляй выше голов, потом пауза, и снова стреляй... – И заорал, не предупредив Рената, который едва не выронил пистолет от испуга: – Всем стоять! Милиция! Руки за голову! – И шепотом Ренату: – Огонь!
Они начали стрелять по очереди, Ренат крикнул:
– Окружай их! Цель на поражение!
Естественно, шутка сработала, так как встречаться с милицией группе нападающих не хотелось, на нары попасть никто не мечтает. Четыре фигуры, бросив все, кинулись наутек, парочка пуль полетела им вдогонку, что только подстегнуло убегавших. Вскоре рев моторов вдалеке дал понять, что опасаться нечего Сергей побежал к дому.
– Федька! Это мы... Федька, ты где?
– Здесь я, – отозвался тот, показавшись в дверном проеме.
– А Маргарита Назаровна? – Сергей включил свет. – Маргарита Назаровна! Вы где?
Она высунулась из-под кровати.
– Со мной все хорошо, Сережа... – Он помог ей встать на ноги, старушка заметила тело на полу и приложила ладонь к груди. – Мальчики, тут человек...
Сергей кинулся к телу, перевернул его и выпрямился:
– Наповал.
– У порога еще один, – сказал вошедший Ренат, который успел сбегать к джипу и выпустить Майю.
– Он жив? – спросил Сергей, друг отрицательно качнул головой.
– Ба! – Майя кинулась к старушке и обняла ее. – Ба, что тут было? Какой разгром кругом...
– Ну ты силен, – проворчал Сергей недовольно. – Два трупа.
– Я думал, три, – не раскаялся Федор. – Видел своими глазами, как первый упал во дворе.
– Во дворе только убитая собака, – сказал Ренат. – Видимо, ты его ранил.
– Куда нам их девать? – в раздумье спросил Сергей.
– А что мне было делать? – вяло проговорил Федор. – Полезли сюда, как крысы. Если б я сидел и ждал, когда они проникнут, вы бы нашли наши трупы.
– Да нет, все закономерно, – вымолвил Сергей, остановившись у трупа. – Ренат, подгони джип, будем грузить. И нам теперь здесь оставаться нельзя.
– Сергей, – приблизился, опираясь на костыли, Федор. – Здесь были Шея и Писарь, я узнал их по голосам. Писаря убил бы, себя б не пожалел...
– Шея и Писарь? – оживился Сергей. – Значит, все-таки Амбарцум... Ладно, потом поговорим, а сейчас... Уважаемые женщины, соберите все, что пригодится для походной жизни, не забудьте продукты и постарайтесь сделать это быстро. Для полного счастья нам не хватает ментов. Думаю, их уже вызвали.
– Наши менты этот район не любят, днем предпочитают приезжать, – сказала Майя по дороге на кухню. – Где же мы ночевать будем?
– На травке, – вздохнул Сергей.
Трупы погрузили в джип, кое-как разместились сами и поехали к реке. А куда еще девать два тела? Сергей и Ренат сбросили трупы в реку, оттолкнули их деревянной рейкой, которую прихватили с собой для этой цели. Течение было небольшое, но тела понесло.
– Мирное время, а стреляют, – вздохнул Ренат. – Чего людям не хватает?
– Славы и денег, – скептически высказался Сергей.
Остаток ночи они провели на противоположном берегу в роще. Женщинам и Федору предоставили машину, разложив сиденья, а Сергей и Ренат прилегли у костра на одеяле. Утром их разбудили муравьи...
– Откуда их столько? – стряхивая с себя насекомых, пробубнил Ренат.
Он умывался, зачерпывая пригоршнями воду. Подошел сонный Сергей, присел рядом, поморщился:
– В этой воде, наверное, одни отходы.
– С каких пор ты такой нежный стал? – фыркая, поддел его Ренат. – Скажи лучше, куда деть женщин и Федьку?
– С собой будем пока возить.
– Маргарита Назаровна одета в пижаму и домашние тапочки, ей даже в туалет не зайти в таком виде, а ты говоришь – возить будем.
– Купим одежду. Все это мелочи, Зяблик, у меня план – закачаешься.
Позавтракали всухомятку, сели в автомобиль и поехали в город.
Амбарцум был вне себя, но выдать свое состояние – значит показать подчиненным свое слабое место. Шеф должен оставаться невозмутимым, хладнокровным и держаться на недосягаемой высоте. Заложив руки в карманы брюк, он мерил шагами кабинет, однако полностью скрыть с возмущение он не смог, хотя говорил ровным тоном:
– Вас было семь человек, и вы не взяли калеку без ноги?
– Да он, сволочь, в темноте видел, и как зверь отстреливался. Уложил двоих, одного ранил, четвертому нос сломал, – лениво доложил Шея.
– Объясни мне, тупому, как инвалид сломал ему нос? Ну как, как?
– Ударил чем-то тяжелым прямо в пятак.
– Замечательно! – Амбарцум вяло похлопал в ладоши, аплодируя, конечно, калеке. – Нет, это просто уму непостижимо. Инвалид был один, а вас... Надеюсь, вы не додумались отвезти раненых в больницу?
– Обижаешь, Амбарцум. Мы на дом к хирургу их, к нашему.
Но Шея не обижался, это чудо природы невозможно оскорбить. Он долго проживет с такой нервной системой, если не пристрелят. Амбарцум поднял плечи, недоумевая:
– Вот так Федя... Я просто в восторге от него. Не ценит страна своих героев.
– Легавые его оценят, – подал голос из кресла Писарь. – Он сейчас у них.
– А мы, ребятки, висим на волоске, – протянул Амбарцум.
– Он ничего не знает, – сказал Шея.
– Да? – поднял брови Амбарцум. – Считаешь, он совсем тупорылый? А почему Федя оказался в компании ночных «гостей»? Просто так? Случайно? Почему они заинтересовались Лехой и Спасским? А Леха и Спасский дружбаны были. Все это нечаянное совпадение, да? Ребята, их надо найти. Иначе с нас стружку снимут. – Амбарцум подумал и уточнил: – Шкуру сдерут. Не ешьте, не спите, а ищите. Хотя бы одного желательно взять живьем, а остальных... Возьмите Дыма, он хорошо знает их в лицо. Идите.
Писарь и Шея ушли выполнять задание, Амбарцум взялся за трубку:
– Здравствуй, дорогая, у меня плохие новости...
Она не могла с ним говорить открыто, в гостиной находился Ярослав, не могла выйти с трубкой, муж последнее время стал не в меру подозрительным. Конечно, не ревность была тому причиной. Ярослав стал чаще бывать дома и, в какой бы комнате Валентина ни оказалась, он был тут как тут. Шпионит не потрудившись замаскироваться. Про себя она над ним посмеивалась, уверенная, что одержит верх, как всегда одерживала, если не считать полный развал в их отношениях. Но теперь это непоправимо, из данной ситуации выход один: извлечь из нее максимум выгоды. Валентина говорила, кодируя свои ответы междометиями, Амбарцум был догадливый.
– Ты не одна?
– Угу.
– У меня тоже не телефонный разговор, давай встретимся. Это срочно.
– Да.
– Ты согласна, я правильно понял?
– Угу.
– Тогда через час на нейтральной территории.
– М? (Означало – где?)
– Кафе-мороженое «Улыбка», где мы с тобой встречались прошлый раз.
– Да-да.
Положив трубку в сумочку, Валентина закурила, в столовой свекор не разрешал курить, поэтому муж злобно косился на нее.
– Как странно видеть тебя дома на завтраке, – ядовито заметила она.
– Мне тоже странно видеть, что ты еще не ушла, – угрюмо сказал он. – Тебе негде жить? Я куплю квартиру.
– Но мы же договорились: до выздоровления Марлена Петровича у нас перемирие, – стряхивая пепел прямо в тарелку, напомнила она.
– Папа идет на поправку, я нанял сиделку и охрану, с ним ничего не случится, так что...
Он не сказал «выметайся», однако кто ж не поймет подтекста? Валентина, разумеется, поняла, но уход из дома с демонстративным хлопаньем дверью в ее планы не входил. Ярослав бросил салфетку на стол, одновременно кинул в жену убийственный взгляд, поднялся и направился из столовой в спальню переодеться. Валентина побежала за ним:
– Ярослав, я хочу с тобой поговорить.
– Говори, – он зашел в спальню, она тоже, тщательно закрыв дверь.
– Неужели ты не понимаешь, что причиняешь мне боль? – Слезы блеснули в ее глазах, лицо стало печально-потерянным.
– Зачем же ты мучаешься?..
Она не дала мужу договорить, закрыла ладонью ему рот, очутившись очень близко.
– Погоди. Выслушай меня... Ярослав, я... – она смущалась, краснела, бледнела. – Я люблю тебя. Да-да, это так. Наверное, Марлен Петрович прав, это я во всем виновата, не смогла построить... Нет, разрушила нашу семью. И теперь мне очень жалею.
– Валя, это лишнее...
– Нет-нет, выслушай. – Слезы хлынули из глаз, Валентина прижалась лбом к плечу мужа. – Я не хочу, чтобы мы расстались, но это неизбежно... Что же мне делать, скажи? Я люблю тебя... не могу без тебя... хочу тебя...
Муж, околдованный неожиданными словами и прикосновениями, не успел опомниться, а она уже целовала его в губы, стаскивая с себя и с него халаты. И не дав ему возможности что-то там сказать, повалила его на кровать. Дальше сопротивляться было бессмысленно, ибо Валентина в порыве необузданной страсти делала такое, что раньше считала непозволительными приемами проституток.
После бурной постельной баталии Ярослав в замешательстве одевался, не зная, как теперь быть. Нелюбимая жена все еще лежала, не прикрыв тело, изворачивалась на простынях, будто не отошла от недавнего экстаза. Примирение состоялось без его инициативы, Ярослав злился на себя и на жену, поэтому не подошел ее поцеловать, лишь буркнул:
– Извини, мне пора.
Как только за ним закрылась дверь, стоны и судороги прекратились. Валентина легла на бок, подперла рукой голову и как змея прошипела:
– Ты был бы доволен мной, Марлен Петрович, спасибо за науку.
Она получила очередное подтверждение, что у мужиков мозги находятся в паху, во всяком случае, у Ярослава они точно там, больше он ни на что не пригоден. А волновалась на вначале по единственному поводу: вдруг не получится лечь под собственного мужа, поэтому краснела, бледнела и так далее. Теперь Ярослав на время заткнется и не станет ее выгонять, а ей необходимо время. Вдруг она подскочила, вытаращив глаза:
– Мне же к Амбарцуму!
Быстро одеваясь, Валентина мало заботилась об опрятности, выскочила из дома в чудовищном виде, но она была на колесах, хоть людей не распугает.
Маргариту Назаровну приодели, купив ей спортивный костюм, футболку, носки и кроссовки. Настал миг обдумать последующие действия, а то, неровен час, они все хором отправятся к Спасскому. Сергей решил совместить обдумывание плана с наблюдением за Валентиной, ее следовало прокачать. Чтобы было не скучно, Ренат купил мороженое, пять человек поедали его в джипе.
– Может, она уже умчалась? – предположил Ренат, ведь они стояли уже больше часа. – И почему сразу не осуществить твой план?
– Какой план? – заинтересовалась Майя.
– Секрет, – сказал Сергей. – Нет, Зяблик, маловато сведений. Вот как только... так сразу.
Со двора выехала иномарка. Ренат выкинул мороженое за окно и завел мотор:
– Это она. Лихачка чертова.
– Давай, давай, Зяблик, покажи и ты, на что способен, – доедая свою порцию, подзуживал Сергей.
– А куда обертку выкинуть? – спросила Маргарита Назаровна с заднего сиденья.
– Вон туда, – Сергей кинул в окно остатки.
– Это свинство, – сказала Майя, но держать обертку не стала, тоже выбросила. – Поэтому наш город и загажен.
Приехали на отдаленную улицу, тихую, почти безлюдную. Валентина остановилась у кафе, здесь не было проблем с парковкой, Ренат припарковался чуть в стороне. Валентина вышла из авто, двинула под навес за столик, за которым сидел и курил Амбарцум.
– Ба! – напрегая Сергей. – Какие люди!
– Но это же... – вымолвила Майя с потрясением.
– Ты его знаешь? – чуть повернул к ней голову Сергей.
– Не его, а ее, – сказала Майя, смутившись.
– Ну-ну, и что ты о ней знаешь? – повернулся к ней Сергей.
– Ничего, – Майя потупилась и нахмурилась.
– Нет уж, подруга, говори, что тебе о ней известно? (Она отвернула лицо в сторону). Тогда скажу я: это она заказала тебя и твою бабушку.
– Что?!! – у Майи вытянулось лицо. – Не может быть...
– Так есть. А пацаны того урода, с которым она сейчас сидит за столиком, пытались осуществить ее план. Так что, Майя, рассказывай, что тебе известно.
– Правда ничего. Это жена моего... знакомого...
– Очень близкого, – с сожалением вздохнул Сергей. Ренат, услышав про знакомого, тоже повернулся к Майе.
– Да, да, близкого, – разозлилась она, так как выдавать секреты личного характера, да еще в компании бабушки, ей не хотелось. – Мы никогда не встречались с ней, я вообще ее не знала, однажды видела вместе с ним... и все. Мне сказали, что это его жена.
– Ну, если дело лишь в ревности, то это еще полбеды, – Сергей повернулся к лобовому стеклу и посмотрел на парочку за столиком. – Ты встречалась с ним тайно, да? (Майя проигнорировала его вопрос, впрочем, ему и так понятно). Эх, послушать бы, о чем они там базарят.
– Мне и тебе нельзя туда идти, он нас знает, – сказал Ренат. – Федору тоже нельзя...
– И Майке нельзя, – закончил Сергей. – Мужьям кажется, что жены об их связях понятия не имеют, но на самом деле они знают, помадой какой фирмы пользуются их любовницы...
Вдруг оба разом повернулись назад и уставились на Маргариту Назаровну, которая не подключалась к диалогу, потому что с ней никогда вопросов не решали. Она наблюдала в окно за голубями и чему-то улыбалась.
– Маргарита Назаровна, вы не хотите покушать мороженого? – вкрадчиво спросил Сергей.
– Мы же только что ели, – ответила она, что было равносильно отказу.
– А если мы попросим вас отведать вон в том кафе мороженого, вы не откажетесь?
– Сережа, не ходи вокруг да около, говори прямо, что тебе нужно.
– Надо послушать, о чем говорят та красивая женщина и седой урод. Это очень важно. Сядете за столик сразу за их спинами...
– В спортивном костюме? – ужаснулась старушка.
– Пижама и тапочки ещё хуже. Между прочим, костюм у вас новый, почти модный...
– Я против, – заявила Майя. – Вы не подумали, что они знают, как выглядит бабушка? У меня больше никого нет, не пущу ее.
– Я обо всем успевал думать, – нагло заявил Сергей. – Тебя она наверняка знает, а твою бабушку вряд ли. И обрати внимание: там же дерево стоит между столами, твоя бабушка сядет за ним, ее не заметят, даже если вздумают оглянуться. Но чтобы ее обезопасить... Маргарита Назаровна, держите мои очки и кепку наденьте. И идите, быстрее идите, пока столик свободен.
– Бабушка, не ходи! – взвизгнула Майя, схватив ее за руку.
– Оставь, пожалуйста. – Старушка выдернула руку. – Я пойду. Мальчики, не волнуйтесь, я справлюсь. Майя, дай помаду и зеркало.
Подкрасив губы, Маргарита Назаровна осталась недовольна своим видом, но надела кепку и солнцезащитные очки, взяла у Рената деньги и вышла из машины. Шпионка села за столик спиной к парочке, чтоб лучше их слышать. Официантка принесла меню, но Маргарита Назаровна сделала заказ сразу, молча ткнув пальцем, куда попало, чтоб два голубка сзади не осторожничали. А они, сидя к ней спиной, тихо шипели, можно сказать, вели яростный диалог...
Годы 1929 —1942. По тому же кругу.
Назара, побывавшего под следствием, освободили от занимаемой должности, что нанесло ему сокрушительный удар. Правда, его не вытурили из партии (может, забыли), но все равно обида выедала его нутро, как кислота. Он, проливавший кровь за Советы, оказался выброшен из жизни по ничтожному поводу, ведь его невиновность доказана. В результате он начал попивать. Кате было трудно, она переживала, беседовала с ним, мол, нельзя сдаваться так легко, время лечит, а все плохое проходит. Назар и сам чувствовал: это не выход, однако то, что жена оказалась намного сильнее его, приспособилась, попав в чужой край и чужую среду, а он, единожды столкнувшись с несправедливостью, потерял себя, задевало его самолюбие. А где водка, там и бабы, тут у Кати опустились руки, сделать она ничего не могла, уйти ей было некуда. Ко всем неприятностям новый председатель теперь уже трех хуторов сказал, что в ее услугах школа больше не нуждается, приехала учительница, закончившая... рабфак! Жизнь пошла под откос.
И вдруг – беременность! От кого только – от Назара или Васьки? Кто чего боится, у того то и случается. Стоило ей посмотреть в личико родившемуся малышу, как у Кати непроизвольно вырвался стон. Ребенок получился точной копией Васьки.
– Он похож на моего отца, – заявила она во всеуслышание. – Значит, будет Леонардом, как папа.
– Тю! – возмутилась мамаша. – Хиба ж це имя? Ленькой буде, Ленькой.
– Зовите, как хотите, но имя ему Леонард.
С этой минуты Катя стала другой, зная, что манны с неба не будет. Если муж сломался, то она, наоборот, стала сильнее занимая себя делом. Дети, мамаша, дом, огород, поле – Назара исключила. Но подступали страшные времена, в тридцать втором на Кубань обрушился голод. Тем, кто жил у водоемов, повезло больше, их спасала рыба, а там, где была степь, люди вымирали сотнями. Умерла мамаша, Катя рыдала, будто это была ее родная мать. Ссоры с Назаром стали слишком частыми, заводила его Катя, бросавшая упреки не личного характера:
– Гражданская война, индустриализация, раскулачивание, голод! Как на Кубани может быть то, чего не может быть никогда? Откуда взяться голоду? Теперь ваша коллективизация доконает людей. Скоро никого не останется.
– Прекрати! – взвивался муж, он еще верил в светлое будущее. – В начале пути всегда бывают трудности...
– В начале? – усмехнулась она, гладя белье. – А какой нынче год? Пятнадцать лет прошло после вашей победы – и все еще начало? Загнали три хутора в один колхоз... А слово-то какое: колхоз! Грубое, как топор.
– Ты ничего не понимаешь, только вредишь нам своими высказываниями.
– Нашим отношениям уже ничем не повредишь. Прости, а кто по бабам бегает да пьет?
Его страшно уязвляло, что жена бросает вскользь даже не упрек по поводу баб, а говорит, будто это ее нисколько не задевает. Лучше б она скандалила.
– А ты? – подскочил к ней Назар с намерением ударить, сжал кулаки, свел скулы. – С кем Леньку нагуляла?
Катя подняла утюг – большой, чугунный, горячий. Спокойно, что особенно бесило мужа, произнесла:
– Попробуй тронь. Не обрадуешься.
После ссор он хлопал дверью. Потом приходил и просил прощения. Потом все повторялось. Так они и жили. Но когда родилась Маргаритка, просочились и слухи, что Назар снова связался с Милькой, Катя ушла в комнату мамаши, сказав мужу:
– Отныне ты сам по себе, я сама по себе. Идти мне некуда, к тому же с детьми. Хочешь, уходи к Мильке, Надьке, Нюрке... А хочешь, живи, ты мне не мешаешь. Но после своих Милек не смей ко мне лезть.
Не помогли ни клятвы, мол, люди врут, ни уговоры, ни временное затишье в пьянках и бабах.
Благодаря мамаше у Кати развились способности к ведению хозяйства. Огород у нее был в прекрасном состоянии, имелись куры, утки, коза, во дворе царил порядок. В общем, она не бедствовала и была довольна. Но однажды, когда Леону исполнилось семь, он прибежал домой с горящими глазами:
– Ма! Гляди, удочка! Настоящая! Крутишь ручку, а леска сама ходит.
– Где ж ты ее взял?
– Дядя Вася подарил. Мам, что мне поесть?
У нее сердце так и подпрыгнуло, а ноги подкосились, Катя упала на табурет, спросив с опаской:
– Какой дядя Вася?
– Ты его не знаешь. Он с городу...
– Из города, – автоматически поправила сына Катя.
– Ага. Рыбачить сюда приезжает на лодке с настоящим мотором, меня катал и пацанов. У него один глаз.
Следит, догадался, украдет сына – бушевало внутри.
– Леон, прошу тебя, не садись к незнакомым людям в лодки. Это могут быть плохие дяди, увезут тебя.
– Он еще у прошлом годе до нас...
– В прошлом году к нам! – исправила вульгаризм Катя. – Хорошо, когда он приедет, я хочу посмотреть на него.
Неделю она не выпускала сына из виду, буквально бегала за ним по пятам. И, наконец, увидела Ваську. Он приплыл с двумя друзьями, трое мальчиков и ее сын сели к ним.
– Леон! – закричала Катя, сбегая к берегу. – Домой!
– Ма, я покатаюсь... – надул губы сын.
– Никаких катаний! Иди домой!
– Мамаша, чего ты всполошилась? – засмеялся друг Васьки. – Мы доставим мальчиков назад через пять минут.
Васька спрыгнул на берег, подошел к Кате, крикнув друзьям:
– Катайтесь, я подожду. – Лодка отплыла, затарахтел мотор. – Здравствуй, Катя.
– Опять ты! Что тебе надо? Не трогай моего сына, – выпалила она.
– Сдурела? Я ж не бандит. Так Ленька – твой сын? Я не знал.
– Врешь. Ты нарочно сюда из-за него приезжаешь. Вася, прошу тебя, не приезжай больше.
– Хорошо, не приеду. Как ты живешь, Катя?
– Как все.
Она не расположена была говорить с ним, вытягивала шею и смотрела туда, куда уплыл сын с чужими мужчинами. К ее радости, они вскоре вернулись, Катя взяла Леона за руку и пошла прочь, не оглядываясь.
– Что за женщина? – полюбопытствовал один из друзей.
– Так, знакомая, – сказал Василий, оттолкнув лодку и запрыгивая в нее.
– Красивая. А Ленька ее на тебя похож. Нет, правда, вылитый ты.
– Признавайся, Василий Евсеевич, не ты ли бабе мальца заделал? – пошутил второй.
Сама того не желая, Катя выдала ему свою тайну. Не скажи она «нарочно из-за него приезжаешь», он бы, возможно, и на шутки друзей не обратил бы внимания. Но вычислил время и не сдержал слова, ездил к хутору теперь посмотреть на сына, находя в нем все больше своих черт. Мало того, привозил гостинцы, а чтобы хуторяне ничего не заподозрили, раздавал гостинцы и друзьям Леньки. Катя попыхтела, но, видя, что у него нет подлых намерений, махнула рукой. К счастью, Назар вообще ничего не замечал, живя своей жизнью.
Наступил сорок первый, началась война. Правительство вспомнило, что казаки когда-то верно служили отечеству и приступило к формированию кубанских отрядов. Назар ушел добровольцем. Весной сорок второго, приближалась линия фронта с Таманского полуострова, куда высадился фашистский десант, вновь появился Васька, да не где-то случайно встретился, а в дом вошел:
– Катя, я за тобой. Собирайся.
– Куда? Зачем?
– Завтра немцы здесь будут, я отправлю тебя с детьми в эвакуацию, у меня есть возможность. Поезд утром.
– Нет, я не поеду. А дом? А птица? У меня коза и свинья...
– Куркулькой стала, Катерина Леонардовна, а была благородной девицей. Ты хоть знаешь, что угоняют они людей в Германию? Половина Украины уже там, старший твой точно попадет. Катя, я вырвался с трудом, времени нет. Иначе заберу одного Леньку, здесь его не оставлю, это мое твердое слово.
– Да как же мы поедем? – растерялась она. – В чужое место... Кто нас там ждет? Где жить будем? У меня трое детей...
– Все подготовлено, по документам я отправляю свою семью, ты не одна едешь, таких много. Вас встретят, дадут временное жилье, помогут с работой. Чего стоишь? Собирайся!
Под его напором, она покидала вещи в сумки и узлы, ценностей не осталось, они были потрачены, когда наступали голодные времена. Погрузились в новенький «Виллис», крытый брезентом и покинули хутор. Живя на отшибе, Катя плохо представляла, что творится кругом, а тут воочию увидела панику.
Армия отступала, и на это было больно смотреть. Народ, погрузив скарб в повозки, уходил подальше от беды, в общем, умные бежали, куркули оставались стеречь свое добро. Что такое война, Катя и дети испытали прямо на той дороге. Налетели два самолета, стали бомбить. А вокруг ни укрытия, ни рощ, одна степь. Люди разбегались в разные стороны, некоторые залезали под телеги, солдаты стреляли. Водитель «Виллиса» мчался, как бешеный, объезжая препятствия. Один самолет развернулся, снизился и полетел прямо на беженцев, расстреливая кого придется из пулемета. Василий успел крикнуть:
– Всем на дно! – И сам пригнулся.
Машину повело зигзагами – убили водителя. Василий столкнул его труп на дорогу, сел за руль, а Катя, сжимая плачущую Риту, шептала молитвы. Чем закончилось бы это путешествие, трудно сказать, но в небе появились три наших самолета, началась пальба жуткий рев в воздухе...
Он жил в новой квартире, большой и удобной, предназначенной не для простых людей. Катя вымыла детей в ванной, выкупалась сама, пришла на кухню, где перед Васькой стояла бутылка водки, наполовину полный стакан он держал в руке.
– Господи, как страшно, – вымолила она.
– А ты хотела остаться, – упрекнул ее Василий.
Для нее стало неожиданностью, когда он притянул ее к себе и уткнулся лицом в живот. Не оказала она сопротивления и тогда, когда он подхватил ее на руки и понес на кровать. Куда-то ушла ненависть к Ваське, бандиту и хаму, ушла давно, главное, не понять – почему. Может, потому, что их связал Ленька? Вряд ли. Ту ночь она помнила всегда, а запомнила потому, что не было в ней грязной похоти, не было грубости, как и в эту весеннюю, тревожную ночь. Именно в руках Васьки Катя чувствовала, что защищена, хотя этого было мало. Природа создала человека по жестким законам: женщине нужен мужчина не только как защитник, но и чтобы любил ее. Васька любил ее искренне и сильно, что ощущалось в каждом его поцелуе, в его движениях, в его поступках. А это было то, чего ей не хватало. Все получилось так странно, нелепо, этого не должно быть...
В вагоне, разместив детей и узлы, Катя вышла проводить его в тамбур. Он отдал ей старый кисет:
– Тебе пригодится, а мне ни к чему. Потом посмотришь. Катя, если будем живы, возвращайся ко мне, тебе же плохо с Назаром.
Поезд тронулся, Василий крепко поцеловал ее в губы и спрыгнул. В кисете оказались деньги и золотые украшения, они ей очень пригодились впоследствии. А тогда Катя расплакалась. Она давно не плакала, но в поезде упала на столик и тряслась, не вытирая слез. Плакала потому, что ей действительно плохо с Назаром, плохо на чужом месте, к которому она так и не привыкла, плохо жить в нищете. А хорошо с Васей-Васькой... но от этого тоже плохо. Дети присмирели и ни о чем мать не спрашивали.
18. Наши дни. Временное счастье.
Читать бесплатно другие книги:
