Часы остановятся в полночь Соболева Лариса
Она прижалась к стене, которая сейчас представлялась надежной опорой, способной удержать, и зажмурилась. То же сделал и Максим, только ему было значительно неудобней, ведь он и ростом больше, и весом. Повис, ухватившись обеими руками за верхний стержень и стоя одной ногой на нижнем, причем пришлось согнуть колено, вторая нога болталась. На этаже началось движение – неторопливое, размеренное, с временными затишьями.
– Куда делись? А, черт… – Кто-то оступился.
– Запасной спуск ищите, – раздался командный голос.
Пауза. Шаги… Шаги близко, как и голоса…
Нет ничего страшнее ожидания, когда секунды растягиваются до бесконечности, о минутах и говорить нечего. Нет ничего ужаснее, когда висишь между небом и землей, не зная, выдержат ли тебя ржавые железки. Нет ничего страшнее неизвестности, когда некуда деться и рассчитываешь на везение, а оно коварно. И наконец, ничего нет страшнее ощущения близости смерти…
Эрнст нажал на кнопку звонка, ждал недолго, за дверью поинтересовались, кто пришел.
– Извините, что так поздно, вас беспокоит милиция. Мне нужен Иннокентий Гольдмахер, мы можем поговорить на площадке.
Дверь на цепочке приоткрылась, выглянул перепуганный глаз, показался клок взлохмаченных волос, круглый подбородок, выступающий вперед, и часть рта.
– Вы ко мне? – спросил мужчина.
– Если вы Иннокентий Гольд…
– Это я. Что вы инкриминируете мне?
– Вы неправильно меня поняли, к вам претензий нет. Кстати, посмотрите мое удостоверение, чтоб не сомневаться…
Эрнст раскрыл его, глаз изучил, пробежавшись наверняка по всем строчкам, затем остановился на владельце:
– И что такое? Зачем я вам?
– Посмотрите, это ваши фотографии?
Эрнст поднес к щели несколько фото Ланы, раскрыв их веером.
– Нет, это не моя фотография, – отрекся фотограф. – Вы разве не видите, что здесь изображена юная дева?
– Но фотографировали вы?
– Так бы сразу и сказали. Я.
– Меня интересует эта девушка и ее сестры, вы ведь снимали всех трех сестер, не так ли?
– Совершенно верно.
Неожиданно дверь захлопнулась, Эрнст вытаращил глаза, но в следующий миг она снова отворилась, и Гольдмахер вышел на площадку. Тучный мужчина лет пятидесяти пяти, маленького роста, в махровом халате до пят с интересом уставился на Эрнста, изучая его.
– А в чем дело? – осведомился он.
– В том, что снимки потрясающие, – польстил ему Эрнст. – Вы сестер хорошо знаете?
– О клиентах знать много необязательно.
– А для чего они фотографировались?
– Сразу видно: вы не женщина. Для чего снимались? Хм! Для себя. Женщины любят позировать, при этом требовательны к себе и фотографу, им хочется, чтоб все любовались их красотой, а красота далеко не каждой дана. Но мастер может выделить достоинства и скрыть недостатки. Я снимал сестер раз в год, эти снимки последние. Однажды ко мне обратилась их тетка…
– Ксения Макаровна?
– Да, да. Вы знакомы с ней?
– Не так чтобы очень…
– Крепкая женщина, волевая.
– Что вы имеете в виду под словом «волевая»?
– Напористая, знающая, чего хочет. Так вот Ксения Макаровна долго искала фотографа, ей нужны были не просто портреты. Она попросила меня снять девочек в образах неземных существ…
– Вас не удивила ее просьба?
– Помилуйте, чему я должен удивляться? Иной раз клиенты как закажут свои изображения, так мои редкие волосы – и те дыбом встают. Я снимал одну молодую пару… лежащую в гробу.
– Неужели?
– И притом клиенты выдвинули требование, чтоб этот гробовой маразм выглядел эротично, каково?
– Я вам сочувствую.
– А Ксения Макаровна настаивала на одном: на божественной красоте. И просила не жалеть племянниц, но добиться результата.
– Странный заказ. Ну, когда клиентка хочет стать на фото красивей, это понятно, для себя она и денег не жалеет. Но вот тетку, заказывающую фотосессию с переодеваниями для трех племянниц – а стоит это удовольствие немало, – не понимаю. Может, хоть словом Ксения Макаровна обмолвилась, зачем ей нужны были эти снимки?
– Мой интерес заканчивается за объективом фотоаппарата. Но я думаю, она поступала так из любви к племянницам. Если бы вы только слышали ее оценку, когда она получила фотографии, это был полный восторг! Кстати, сейчас упрощена процедура получения заказа. То есть клиенту я отдаю диск, а потом он отпечатывает понравившиеся снимки сам. Ксения Макаровна всегда требовала от меня именно фотографии в одном экземпляре.
– Сколько лет продолжалось ваше сотрудничество?
– Года четыре. Да-да, я провел четыре фотосессии. Первый раз Ксения Макаровна привела ЛоЛиЛа… э… наверно, вы не знаете, девочек называли одним именем…
– Знаю, знаю, – заверил Эрнст.
– В то время они были совсем юными ангелочками, кроме Лоры, поразившей меня чувственной чистотой.
– Извините, а какие-нибудь особенности вы заметили в отношениях сестер и тетки?
Фотограф соединил брови, откручивая ленту времени назад, вдруг закивал:
– Пожалуй, последний раз… это было зимой… мне показалось, между теткой и сестрами возникла антипатия. Должен сказать, девочки воспитанные, виду не показывали, но меня, прекрасного физиономиста, не проведешь. Ксения Макаровна присутствовала на съемках, и я несколько раз ловил взгляды девочек, направленные на нее, которые не назовешь ласковыми.
– Все-таки между ними неприязнь была, – задумчиво произнес Эрнст, перебирая в уме варианты, для чего тетка готовила снимки.
– Не спешите с выводами. Возможно, перед съемками тетка и племянницы поссорились, а девочки молоды, не научились скрывать от посторонних свои эмоции. Во всяком случае, Ксения Макаровна заботилась о них и во время обострения отношений. У нас в студии не всегда тепло, в перерывах между съемками она набрасывала на девочек кофточки, чтоб не простудились.
– А в журналы тетка не отдавала ваши фото? В эти… гламурные? Тем самым зарабатывая, а?
– Да нет, нет. Ксения Макаровна в деньгах не нуждалась, кстати, не думайте, будто опубликовать снимки проще простого, тем более в гламурных журналах. Все же скажите, что случилось, почему вы интересуетесь ими?
– Ксению Макаровну и двух старших сестер убили.
– Да что вы!!! Ай-ай-ай… Ужасно. Значит, вы… теперь мне понятен ваш обостренный интерес.
– Ну, что ж, спасибо за беседу.
– Вы расстроены, – констатировал фотограф, огорчившись сам. – Мне бы не хотелось вас отпускать в таком состоянии. А знаете, кто вам поможет? Некий Биулин… Сейчас вспомню… как же его… Марат… Отчества не помню. Он заходил во время съемок к Ксении Макаровне, у них, как я догадываюсь, были теплые отношения. Один раз Биулин провел в студии полчаса, второй, то есть этой зимой, почти весь день наблюдал. Молча наблюдал.
– Спасибо, – оживился Эрнст, ведь это везение, когда выплывает еще одно лицо, бывает и наоборот – опросы становятся попусту потраченным временем.
Глава 16
Ощущение было такое, будто весь дом кишит муравьями-мутантами ростом с человека. Руки Ланы и Максима занемели, оба их не чувствовали, старались не выдать себя дыханием – хотя кто мог услышать? Но именно сейчас не хватало кислорода, в груди образовался спазм, не дававший ни вдохнуть, ни выдохнуть, свело мышцы от неудобного положения, а конца мучениям не предвиделось. Лишь обостренный слух улавливал даже еле различимые шорохи и шуршания, производимые теми, кто разгуливал по этажу. И вдруг оба чуть не сорвались, услышав внизу, прямо под собой:
– Нет их здесь!
Теперь сверху:
– Ты поищи, поищи. Уйти они не могли.
– Ай, твою мать! – кто-то ругнулся внизу, потревожив камни, которые покатились. – Да тут стена глухая от соседнего дома, тупик.
Максим глянул вниз и задохнулся: луч фонарика гулял по стенам и по земле. Если поднимется вверх…
Луч поднялся, но не настолько, чтоб осветить Лану, он прошелся по стене, скользнул на камни, лежавшие грудами по всей небольшой площади заднего двора, и переместился к выходу, освещая дорогу следопыту.
Переговоры Максим с Ланой слышали, но так и не поняли, кого ищут, кто ищет. Двоих – это понятно, парня и девчонку, но не факт, что Максима и Лану. А если их? В любом случае им попадаться нельзя, они и висели на стене, пока не раздалась команда:
– Закругляемся, нет их. Как сквозь землю провалились!
– Может, и провалились, – послышался второй голос. – Они здесь все ходы и выходы знают. – Ребята вещи нашли, компьютер… ноутбук.
«Хана моему компу, – с досадой подумал Максим. – Но пусть попробуют войти в него».
Вылетел окурок из окна, упал на камни, рассыпав красные искры. Затем тяжелая поступь дала понять, что люди уходят. Но это не обрадовало Максима, он боялся, что тишина только видимость, на самом деле группа поисковиков спряталась по углам и ждет появления двух идиотов из укрытия. Опасался он и за Лану, что она не выдержит и обнаружит себя, как-никак не на земле стоят оба, нервы запросто могут сдать. Но она притихла, будто ее под ним вообще не было, Максим забеспокоился и тихонько позвал ее:
– Лана…
– Что? – откликнулась девочка шепотом.
– Потерпи еще немного.
– Угу, – отозвалась она с жалобной интонацией.
Ей очень тяжело и страшно, причем страшно вдвойне: не удержится – полетит вниз, правда, полет окажется коротким, после него уже ничего не надо будет бояться. С другой стороны – те, кто бегал по этажам, не внушали доверия. Жалко девчонку, но разве его положение лучше? Есть только один выход: терпеть до последнего, пока не станет безразлична собственная судьба. И терпели.
Наконец Максим решился вскарабкаться наверх и посмотреть, как там. Если попадется, то хотя бы Лану не поймают, однако не исключено, что искали вовсе не их, а просто бомжей. Максим сначала размял пальцы рук, они жутко покалывали, а ладони болели. Это не самое страшное, сейчас главное – не торопиться, чтоб не допустить ошибки и нечаянно не свалиться вниз. Лучше об этом не думать, а представлять, что перелезть надо через забор, который стоит на земле.
Не так-то легко оказалось забраться в проем, откуда они спускались. Максим наставил себе синяков, хорошо, что куртку надел, она смягчила удары, когда он цеплялся за основание окна, потом подтягивался, бился коленями… Но жить очень хотелось, старался не думать, что он на четвертом этаже, а внизу камни.
Он спрыгнул на пол, некоторое время стоял, справляясь с дрожью во всем теле, которая обычно наступает после сильного напряжения. Заодно прислушивался, потом сделал несколько шагов – ноги не ватные, ноги никакие, – выглянул из-за стены. Кажется, никого. Максим вернулся к оконному проему, громким шепотом скомандовал:
– Лана, взбирайся наверх.
– Не могу.
– Почему не можешь?
– Не могу, – всхлипнула она и замолчала.
С предосторожностью, замирая на каждом шагу, Максим спустился на третий этаж. Нашел такой же проем, выглянул – Лана торчала недалеко, он провел по стене ладонью и нащупал стержень.
– Спускайся, я здесь, – сказал девочке.
– Не могу.
– Ты через не могу, – уговаривал Максим. – Спускаться легче, чем вверх карабкаться. Лана, ты слышишь?
– Не могу.
– Я сказал, опусти ногу и найди подпорку! – начал злиться Максим. – Если не слезешь, то упадешь, когда кончатся силы!
– Не могу.
– Тьфу ты, малявка противная! Мне прикажешь лезть за тобой? Двоих железки не выдержат. Спускайся! – На этот раз она свое «не могу» не сказала. – Ты меня выведешь. Знаешь, виси, а я, наверное, пойду. Если эти козлы вернутся, мне не поздоровится.
– Подожди… – проблеяла Лана.
– Жду одну минуту, если не услышу, что ты спускаешься…
– Мне страшно. Я не чувствую рук и ног…
– Ты не одна такая, я же справился. Лезь, говорю!
Лана робко щупала ступней стену, сопела и всхлипывала, но рука Максима поймала ее ногу и поставила на стержень.
– Молодец, – подбадривал ее Максим, переживая не меньше. Ну как сорвется? Казни потом себя всю оставшуюся жизнь. – Теперь берись одной рукой за нижний стержень, когда надежно схватишься, цепляйся второй рукой. Давай, давай, смелее. Тут осталось всего ничего.
Она спустилась уже достаточно низко, чтобы Макс помог ей перебраться на основание окна. Максим схватил ее за плечо, велел, чтобы она тоже уцепилась за плечо. Очень неудобный предстоял маневр.
– Отталкивайся и прыгай ко мне, я удержу тебя, – сказал он. – Постарайся второй рукой поймать меня за… за что получится. Ну?
Девочка задышала глубоко, набираясь смелости. Наконец она оторвалась от стержня, упала на стену, схватившись за его куртку, и повисла. А тяжелая… Максим со стоном выпрямился, втягивая Лану внутрь, но и она скользила ногами по стене, пытаясь забраться.
Оба повалились на пол и лежали, дыша тяжело и громко. Мало-помалу восстановилось дыхание, но они не поднимались, Лана начала подвывать.
– Опомнилась, – насмешливо сказал Максим, радуясь, что отделались, в общем-то, легко. – Слезы теперь ни к чему, поздно их лить.
– У меня все боли-ит, – плакала Лана.
– А у меня не болит? Ты мне чуть руку не вырвала. Слушай, чего ты такая тяжелая? Вроде худая, а весишь… Так. Вставай, идем отсюда.
– Куда?
– Ко мне в гараж.
– Почему не к тебе домой?
– По той причине, что я там не живу. В гараже у меня машина и… Там же еда! – вспомнил он.
И подскочил. Ослабленные мышцы не помешали сделать резкий рывок и стать на колени – настолько воодушевился Максим мыслью еще раз поужинать, но вкусно.
– Какая еда? – зашевелилась и Лана.
– Ммм… – Стоя на коленях, он закачался из стороны в сторону, зажмурившись. – Целая коробка еды! Нарезка окорока, буженинки, ветчины, семги. Маринованные огурчики… корнишоны в банках. Лососевая икра! Конфеты в коробке… Вино! Я купил, когда мы с Лорой собирались отвезти Лику к моей учительнице, а на обратной дороге хотели покутить немного.
– Ага, ага, – скептически покивала Лана. – Ты забыл, сколько прошло времени, твоя буженинка плесенью покрылась.
– Заблуждаешься! Я покупал нарезки в вакуумной упаковке! Плесенью покрылся только хлеб, ну и овощи с фруктами сгнили. Бежим?
– Неужели мы классно поедим? – с трудом встала на ноги Лана.
– И поспим нормально. В моей машине комфортно.
Как ни торопились попасть в гараж, а идти, тем более бежать не получилось, ноги еле держали, со стороны можно было подумать, из могил вышли зомби и путешествуют по городу. Но Максим и Лана брели, одержимые страстью поесть не дрянных сосисок из бумаги и сои, дешевле которых бывает только сыр в мышеловке, а настоящих деликатесов.
Пришли. Вот она – цель… А гараж опечатан. Максим, негодуя, сорвал бумажку, вставил ключ… Он не подошел! На собственность Максима повесили новый замок!
– Ублюдки конченые! – озверел Максим, пнув ногой гараж. И скорчился от боли, захромал вокруг Ланы, переваливаясь, как утка. – А… Блин! Сволочи! Ну, я им! Только выберусь из дерьма, я им устрою, они узнают, как вешать замки на чужую собственность!
– Давай на минуточку к тебе заглянем? Сварим чего-нибудь, поспим немножко…
– Что ты называешь минуточкой? – проворчал Максим. – А вдруг там сидят и ждут меня?
– Я не подумала, – вздохнула уставшая Лана. – Где же нам ночь провести? А у твоей подруги? Той, у которой ты машину украл?
– У Насти? Хочешь подставить ее? Нет. К тому же она не подруга мне, напротив, мы с ней на ножах.
– Ну и что? Она же приглашала нас. Пойдем, Макс? Пожалуйста… Выпьем чаю у нее, помоемся.
– Идти черт-те куда.
– У нас же что-то осталось… можно… на такси…
– Во дает! Такси ей подай! У вас, мадемуазель, запросы не по средствам. Такси…
Уставившись под ноги, Максим все же задумался. Время ночное, после стресса и так никаких сил нет, остатки растратили на путешествие к гаражу, а поесть и попить хочется. И недосягаемая мечта обоих – горячая еда и душ с мылом – затмила все известные человечеству соблазны, отказаться от которых – дело немыслимое, так как не привыкли к суровым испытаниям и ограничениям.
– Поехали, – махнул рукой Максим, достал последнюю сотню и сник. – Не хватит.
– Доедем на сотню, а там пешком пройдем, – предложила находчивая Лана.
…Вначале она и не думала подниматься с постели, но в дверь звонили и звонили, Настя включила свет, посмотрела на часы. Ух, как ее накрыло! Вскочив на ноги, она по дороге к двери прихватила швабру, разъяренно цедя сквозь зубы:
– Я сейчас устрою вам звонки, негодяи! Вы у меня схлопочете… Кто там?
– Настя, это я, Максим. И Лана. Открой, пожалуйста.
– Какой Максим? – спросонок не вспомнила она.
– Макс. Макс Балашов. Я угнал твою машину… с тобой.
Память вернулась к Насте, она открыла. В прихожую вломились два чудища, мало напоминающие Макса и ту девочку, которая сидела на заднем сиденье и хамила. Оба прошли сразу в кухню, Настя захлопнула дверь, последовала за ними, а они… Нет, это нашествие варваров. Макс деловито шарил по полкам, открывая шкафы, видимо, проверял порядок. Девчонка почти полностью влезла в холодильник и замерла, будто на задней стенке висит телевизор и показывает кино, а она не в состоянии оторваться.
– Я вам не мешаю? – спросила Настя, скрестив руки на груди.
– Нет, конечно… – проговорил Максим, осекся, когда в поле зрения попала Лана, понял, что их поведение выходит за рамки. – Прости, Настя, мы жутко голодны… Ты нас приглашала, помнишь?
– Помню, – хмуро выговорила та. Приглашая, она не думала, что эта парочка начнет беспардонно хозяйничать, будто у себя дома. – Вы в зеркало смотрелись?
– У нас нет зеркала, – подала голос из холодильника Лана.
– Так посмотритесь, – вспыхнула Настя.
Максим вытащил из холодильника Лану, развернул к себе лицом и осмотрел. М-да, зрелище… Когда-то беленькие волосы приобрели тускло-серый цвет, лицо в потеках, сквозь них видны грязно-бурые ссадины. Об одежде нечего и говорить, впечатление такое – будто девчонку валяли в грязи. Если у нее вид обитательницы свалки, то что собой представляет он?
Максим направился в ванную, отстранив Настю, включил свет и подошел к зеркалу. Рожа ободрана, почему-то тоже в потеках, волосы спутаны, и такое ощущение, словно их попудрили пылью, пальцы, как у людоеда – в крови и грязи. Одежда… на нее лучше не смотреть.
– Доволен? – раздался желчный голос Насти. – Так, быстро мыться, а я пока разогрею что найду.
Слава богу, не выгнала – куда идти в таком виде? Первой отправилась в душ Лана, она хоть и маленькая, но женщина, которой надо уступать, Максим первый раз в жизни пожалел, что не он женщина. Пока Лана мылась, он, усевшись на кухонном стуле, наблюдал за Настей, истекая слюной и односложно отвечая на вопросы. А девушка разогревала картошку с мясом, резала хлеб, колбасу и сыр, достала из холодильника огурцы и помидоры. Максим вскинулся:
– Не надо резать! Мы так…
– «Так» неудобно, – заметила Настя, продолжив кромсать ножом овощи.
– Что она так долго? – не выдержал он и рванул к ванной комнате. – Эй, ты там не утопла? Завязывай!
Из ванной вышла отмытая Лана, она сияла и светилась, замешкалась, завязывая халат Насти. Максим грубо оттолкнул ее и юркнул в душ. О, вода… Если и есть на свете высшее наслаждение, то оно от воды. Правда, от нее покалывала и зудела кожа, но это пустяки.
– Где Лана? – изумился Максим после душа.
– Спит на моей кровати. А для тебя я разложила кресло-кровать. Садись и ешь. Думаю, завтра в городе будет нехватка воды.
– Почему? – Он набросился на еду.
– Вы всю потратили. Ну, рассказывай, по каким канавам вас носило?
Глава 17
Биулин относился к тем редким людям, которые с первого взгляда вызывают расположение, примерно как Филонов, умеющий запросто внушить собеседнику, будто человека добрее и бескорыстнее его нет. Именно поэтому Эрнст не расслабился и, глядя на холеное лицо и в теплые, с желтоватым оттенком глаза Биулина, анализировал, что он собой представляет. На первый же вопрос Эрнста он вымучивал ответ, припоминая:
– Ксения… Ксения… Макаровна, говорите? Полная женщина лет за…
– Ей пятьдесят четыре, на пенсию она вышла в пятьдесят по инвалидности.
– Среди моих знакомых нет инвалидов.
– Ее инвалидность не бросалась в глаза, высокое давление, дела сердечные и тому подобное. – Про себя Эрнст потешался, наблюдая, как у человека отказывает память. – Неужели среди ваших знакомых много женщин с именем Ксения?
– Есть, есть, – покивал тот, все еще не обретя памяти. – Но я в общении с женщинами отчество не употребляю.
– У этой Ксении три племянницы: Лора, Лика и Лана. Часто их зовут одним именем – ЛоЛиЛа. Вы должны знать девочек. Этой зимой вы присутствовали на съемках в студии, фотограф показал.
– А… – неохотно, очень неохотно припомнил Биулин. – Ксения и племянницы… М-да, я знаком с ней. А почему вас это заинтересовало?
Эрнст ему – фотографии. И не сводил глаз с седовласого человека, который заурядно юлил, принимая молодого лейтенанта за дурака, а теперь быстро перестроился, даже благодушную улыбку надел на бессовестную рожу:
– Ну, как же, помню. Это младшая, не девочка, а бесовка, строптивая, должен сказать. А где другие снимки? Фотографировали всех трех сестер.
– В деле, – улыбнулся и Эрнст.
– Простите, в каком деле?
– В уголовном.
То ли Биулин не понял, о чем речь, то ли соображал, какими неприятностями грозит ему визит милиционера, но он странно замер. Эрнст решил отплатить ему и как дураку объяснил:
– Это такая большая и толстая папка, в которой хранят протоколы с места преступления, акты исследования трупов, улики, если они туда помещаются…
Веки Биулина чуть заметно дрогнули, глаза медленно сузились, но за прищуром угадывалось тревожное выражение. Однако тон Биулин взял сухой, холодный:
– Какое отношение уголовное дело имеет ко мне?
– Ксению Макаровну и ее племянниц зарезали, я опрашиваю всех, кто их знал.
– Зарезали… – Биулин свел брови, из-под них с подозрением вперился в Эрнста. – Что от меня хотите?
– Чтоб вы рассказали о Ксении Макаровне и ее племянницах.
– Мне мало о них известно.
– Странно, об этих женщинах никто ничего не знает, а они жили не в тайге, общались не с белками и медведями.
– Хм, – Биулин откинулся спиной на подушки кресла, положил ногу на ногу и с превосходством сказал: – Меня женщины типа Ксении не привлекают, старовата.
– Тогда племянницы? – подловил его Эрнст.
– Интересовали? – уточнил Биулин. – Нет, слишком молоды. Я люблю женщин бальзаковского возраста, когда приходит опыт и знания. Мне нравятся пышные женщины, а не худые или толстые, при всем при том моя женщина обязана обладать гибким умом, с ней не должно быть скучно. Как видите, моим претензиям не соответствуют ни тетка, ни племянницы.
– Зачем Ксения Макаровна устраивала многочасовые фотосессии племянницам?
– Хм, вы даете! Девочки красивы, а красота без внутреннего содержания, трепета, чистоты – ничто. Сестры соединили в себе все качества…
– Простите, что перебиваю, но красотой племянниц она имела возможность любоваться каждый день. Живой красотой, а не на фото.
Биулину было нечего на это возразить, он развел руками:
– У каждого свой бзик или каприз.
– Капризы, – улыбнулся Эрнст, – могут позволить себе люди богатые. А три фотосессии с переодеваниями – не слишком ли дорогое удовольствие для рядовой пенсионерки?
– Она любила племянниц.
– А они ее?
– Дети – существа неблагодарные, поэтому я не завел их.
И в том же духе еще час. Эрнст понял, что не добьется сведений от Биулина, поблагодарил его и ушел, раздумывая: а он-то сам что за личность? Так и не сказал, какие причины заставили его торчать в студии в течение всего дня съемок. Вернее, лопотал нечто из области возвышенных материй, но Эрнст, в силу молодости и воспитания, далекого от заумностей, не только не въехал в смысл, но и заподозрил, что Биулин разыгрывает перед ним некое представление.
К тому же он произвел на Эрнста впечатление эмоционально нестабильного человека, хотя и не ярко выраженного, но как раз в мелочах проскальзывает то, что усердно прячется. Это наблюдения, не факт, что Эрнст прав, ведь он не семи пядей во лбу, но… Как ему представляется, в пятидесятилетнем возрасте давным-давно сформирован характер, не может человек то впадать в меланхолическую медлительность, то выказывать темперамент холерика. Нервничать – пожалуйста, сам по себе визит товарища из правоохранительных органов да еще по поводу убийства на любого подействует угнетающе. Но Эрнсту показалось, в Биулине много ненастоящего, придуманного, поэтому он не задал ни одного вопроса по списку Ксении Макаровны Евстафьевой. А Биулин, не исключено, кого-нибудь из этих людей знает.
Сев в свою «семерку», Эрнст позвонил Киму:
– Как там у тебя?
– Перетряхиваем список Евстафьевой.
– Пробей еще одного товарища, но по нашей базе данных. Зовут его Биулин Марат Харисович.
– А он чем провинился?
– Ничем. Просто хочу знать, хвостатый он или чист, как алмаз.
– Я хотел съездить по списку к трем гражданам, двое из них мужчины, третья – женщина, все бизнесмены.
– И поезжай. Попроси ребят, пусть пошарят по базе. А я съезжу на место вчерашней облавы, может, найду что-нибудь полезное. Пока.
Настя встала рано, ей ведь в институт ехать, дорога не близкая, а нужно еще приготовить поесть на троих. Собираясь, она двигалась бесшумно по однокомнатной квартире, где стало безумно тесно, кресло разложила – и все, ходить негде. Затем плотно прикрыла дверь, чтоб дать возможность Максиму и Лане нормально поспать, переоделась, подкрасилась и расхотела готовить обильный завтрак. В сущности, продуктов достаточно, сами найдут, что поесть, а ей лучше потратить время на подготовку к лекциям.
На «копейке» Настя отправилась в институт и не заметила, что за ее машиной следует «хвост». Впрочем, ей в голову никогда не пришло бы, что кому-то захотелось понаблюдать за студенткой пятого курса и по совместительству танцовщицей кабака. А если б заметила, то подумала, что ее сопровождает поклонник, женщинам эта мысль более по душе, чем страхи-ужасы, подозрения…
Ким зашел в кабинет и непроизвольно застопорился. Обстановка сугубо офисная, она не удивила, но в кресле с высокой спинкой сидела женщина, она-то и породила в нем кратковременный ступор. Лет ей тридцать семь, не больше, однако не всякая молоденькая вызовет такой искренний восторг. Несмотря на строгий костюм, Кирову он не портил, напротив, оттенял нарядную внешность звезды. Она переплела пальцы, уставившись огромными глазами на Кима, и доброжелательно произнесла:
– Слушаю вас. Вы присаживайтесь.