Магия-5. Заговоры на все случаи жизни Степанова Наталья

Круг спасения (защита от обратного удара)

Мастера знают, что для них помощь людям порой может обернуться серьезной опасностью для здоровья.

Снимая порчу с тяжелого больного, мастер высвобождает тело и душу страждущего из невидимого плена, наведенного порчей.

Я уже объясняла раньше, что порча насылается силой энергии того мастера, который и погубил вашего больного. Высвобожденная энергетика посредством слова (заклятия, заговора, молитвы и т. д.), подкрепленная необходимыми ритуалами со свечами, должна вернуться к тому, кто ее отправил изначально, и поглотиться телом последнего. Это и называется обратным ударом.

Осмотрительный и грамотный мастер, снимая с кого-нибудь порчу, обычно подстраховывается, заговаривая домашнее животное, кормя его с закланием. Делает он это для того, чтобы наславшие порчу «бабушки» по незнанию посылали обратный удар на заговоренное животное.

Но бывает и так, что обратный удар попадает в цель, и мастер начинает болеть. Про такие случаи в народе говорят: кто что лечит, тот через то и болеет.

Меня многие спрашивают, можно ли уберечься от обратного удара? Можно, говорю я вам. Способов очень много, некоторые из них уже описывались в предыдущих книгах.

Сегодня я вам расскажу о круге спасения.

Итак, как защитить себя от обратного удара.

Если вы определили, что у обратившегося к вам больного порча на смерть, следует знать, что в случае снятия этой порчи можно серьезно пострадать и даже лишиться жизни.

В моей практике были случаи, когда с целью подзаработать лжезнахари лечили людей, до поры до времени отделываясь легкими неприятностями для семьи и для собственного здоровья. Некая Н. не без успеха практиковалась в магии. Однажды к ней обратился действительно испорченный человек, причем с порчей на смерть. Говоря иными словами, этот человек был эльвольвирован на смерть. Н. провела манипуляции со свечами, прочитала для пущей важности и убедительности какие-то молитвы и… перетянула с больного погибель на себя. Через месяц она уже еле ходила по квартире.

Н. обратилась ко мне. В доверительной беседе удалось установить, что она хорошо гадает.

Зная об этом, люди просили ее снять порчу. Не умея делать этого, Н. соглашалась. Чем все это закончилось, вы только что прочитали.

Наверное, Бог милостив. Он пожалел ее троих детей и помог вернуть женщину к жизни. Хотя, не скрою, сделать это было очень тяжело.

Поступают так:

Чертят круг угольком из поддувала. Диаметр круга должен быть таким, чтобы вы свободно помещались внутри. Когда будете вставать на колени, ноги ваши не должны касаться круга.

За чертой круга ставят три свечи в стаканы с солью. Стаканы должны располагаться таким образом: один стакан впереди вас и два стакана – по бокам. Одежда должна быть свободной, без пуговиц. Очень удобно для таких случаев иметь балахон.

Стоя на коленях, сосредоточьтесь на словах заклинания. Не отвлекайтесь на звонки и стуки. В том месте, где надо называть имя, называйте имя умершего. Не произносите имена погибших неестественной смертью: повесившихся, застрелившихся и так далее. Не называют имени, схожего с вашим именем.

После прочтения заклинания-оберега гасят, стоя на коленях, сперва ту свечу, что была перед вами, затем свечу с левого бока и последней – с правого.

Эти свечи связывают красной нитью меж собой и убирают за икону.

Когда через некоторое время станет ясно, что человек, которому вы помогли, здоров и у него все хорошо, свечи уносят на кладбище, ищут могилу с именем поправившегося больного и там их сжигают.

Читают в круге так:

О Великие Ангелы,

Придите ко мне на помощь,

Поддержите мои желания,

Способствуйте их исполнению!

Ярое Солнце! Пылающая Луна!

Частые звезды!

Святые ангелы,

Находящиеся постоянно

В присутствии Бога живого!

Величием Его,

Признанным церковью и людьми,

Заклинаю вас, Ангелы,

Предстать перед моим кругом.

Заклинаю мертвого духа (имя покойника)

Защищать меня от молнии возврата,

От гибели напрасной – слова и дела.

Ангелы и духи, властью, данной вам от Бога,

Защитите талант мой и здоровье!

Да иссякнет зло,

Разрушится всякое заклятье,

Сломается стрела,

Пущенная в сердце мое.

Нерушим Господь, нерушима вера моя.

Ныне и присно и во веки веков.

Аминь.

Погибель, сведенная на коте

(в память о мастерах)

Однажды к бабушке пришел знахарь, звали его Ефим. Он часто у нас бывал. Бабушка опекала его как мастера, разъясняла ему ошибки в работе и учила новому. Ефим искренне любил ее и почитал как наставницу. Мне он приносил яблоки из своего сада и сахарных петушков на палочке.

В тот вечер, о котором я начала рассказывать, Ефим был какой-то не такой, как обычно. Помявшись, он наконец выложил то, с чем пришел. При нем была фотография светловолосой женщины, на мой взгляд, ничем не примечательной, с самой заурядной внешностью. Бабушка взяла фотографию в руки и, подержав, положила на стол. Никто не произнес ни слова. Они молча смотрели друг на друга. А я смотрела на них…

После долгой паузы бабушка сказала:

– Что тут говорить, Ефим, ты и сам знаешь. Если полгода проживет, ее счастье.

Ефим смотрел на бабушку. Лицо у него было такое, какие порой можно увидеть в церкви, когда человек смотрит на икону. Сразу понятно, что молит он об умирающем. Смотреть на такое лицо страшно и невыносимо.

– Ты ступай и приди-ка лучше завтра. – Бабушка тронула Ефима за рукав. – Я подумаю пока. Ступай.

Ефим ушел, а бабушка закрылась в своей комнате. В то время я уже многое знала, многому научилась и потому понимала, что она принимает решение – делать ли ей переклад.

Надо сказать, что до сорока лет Ефим так и не женился, как истинный мастер отдавая все свое мастерство знахарству.

Только мастер может понять мастера. Сутки, месяцы, годы – все уходит на чтение молитв, заговоров, собирание трав и корней, земли, золы, насекомых, змей, на изготовление в великие праздники свечей, сухариков, просфоры… Многое, очень многое можно здесь перечислять…

Ефим был яр и фанатичен в своей работе, но без этих качеств мастер и вовсе не мастер. Собранные им травы удивительно благоухали, сохраняя свой цвет и аромат. В засушенном виде они выглядели, как свежие. И все потому, что он в точности соблюдал все необходимые при сборе трав и корней правила: учитывал месяц, число и время, знал, как полагается подходить к той или иной траве, как ступить, какую молвить молитву при этом. Если он брался лечить, то потом сильно болел, что является первым признаком того, что человек полностью передает силы души и тела для поднятия больного. Ездил он и по монастырям, истово молясь о том, чтобы Господь дал ему силы для работы.

Скупая на похвалы бабушка, голубка моя, хвалила его со свойственной только ей мягкой и совершенно детской улыбкой. Сколь я живу, ни у кого такой больше не видела. И уже только по этой улыбке могла понять, как ценит и уважает она Ефима.

Сидя на табуретке, я все больше укреплялась в мысли, что не сможет бабушка отказать Ефиму и сделает переклад для этой белокурой незнакомки. Ведь было очевидно, что Ефим наконец-то полюбил. Но полюбил он, на свою беду, недолголетнюю женщину…

Обычно моя обязанность состояла в том, чтобы я сидела молча и наблюдала за тем, что делает бабушка, когда приходят больные. Я училась. Подавала воду, травы, исполняла все ее поручения.

На другой день, когда пришел Ефим, бабушка велела мне сесть рядом с ней за стол. Стол был у нас круглый и очень старый. Ефим ждал, что она скажет. По пальцам, которые он крепко сжимал в кулак, было видно, как он переживает.

– Эко угораздило тебя, парень, – заговорила бабушка. – Другой, что ли, не было? Ну да ладно, помогу я тебе, а ты уж потом накажи внукам, чтобы молились за род Степановых. И то ведь не было бы их, если бы не мой переклад! Нынче же уезжай с ней, Ефимушка, нам с тобой встречаться больше не доведется. Мне из твоих рук нельзя брать хлеб. А детям моего рода нельзя будет брать их хлеб – чтоб через кровь не сошла беда на них. Есть у твоей суженой кот, вот тут-то грех и будет. В городе ведь коров не заведешь. Случиться это должно седьмого июля. Вот тебе платок. Оботри ей лицо, чтобы она потом по своему коту не больно убивалась. В память о дружбе нашей и о моем подарке тебе никогда не отказывай в помощи страждущим с именем Евдокия. Да напиши одним листком потом, как оно было.

…Передо мной лежит листок в клеточку: «Здравствуй, матушка моя названая! Ниже земли мой тебе поклон! Пишу со слезами на глазах. Весь я раб Божий, а тебе, матушка, преданный ученик и слуга. Снишься ты мне, и рад я этим снам – хоть так поглядеть удается… К городу привыкаю потихоньку. Правда, лес здесь далеко, а это тяжело мне. Знаю, матушка, как ты устаешь, и потому буду краток.

Случилось задуманное тобою день в день – в 12 часов 7 июля, как раз на Ивана Купалу. Жена моя, даренная тобой, громко вскрикнула. Я взглянул на нее. Смотрю, кот наш вспрыгнул к ней на колени и лапами уперся в грудь. Видно, когтями задел, оттого она и вскрикнула. Затем кинулся кот к балкону, повернул голову и, как человек, посмотрел на нее, постоял немного и прыгнул вниз. Жена закричала, а я наготове с твоим, матушка, платком. Утер ей лицо да шепчу все, что нужно. Она и обмякла. Кота я зарыл и сделал все как положено. Знаю, будет моя Любушка теперь жить. И вечный я должник твой, матушка, в неоплатном долгу я пред тобой.

Покоряясь воле твоей, прощаюсь с тобой, благодатная, Богом данная моя матушка! Сколько жить буду – буду молиться за тебя и внукам накажу, чтобы делали это. Во веки веков – аминь. Если можно, то в памяти своей держите Ефима, верного вам до гробовой доски».

Недавно я узнала от мастеров, что Ефим умер. В память о нем я написала этот рассказ. Пусть каждое имя хорошего мастера и всех тех, кто лечил и исцелял во Славу Божью, не забудется людьми никогда.

Заговоренная на трех гробах

Из письма: «…Не в моем характере изливать душу, особенно тем, кого я не знаю. Но с тех пор как я начала собирать ваши книги, вы, Наталья Ивановна, стали для меня очень близким человеком. Вот я и решила написать это письмо, возможно, моя история кому-нибудь пригодится. Все, что я расскажу вам, чистая правда. Было это, как мне теперь кажется, очень давно…

Мама родила меня рано, от одноклассника. Его родители тут же переехали жить в другой город, и своего отца я ни разу не видела. Выписавшись из роддома, мама отдала меня тетке. Я за это ее не осуждаю, ведь ей было всего шестнадцать лет. По словам тетки, она была очень красивой… Через год она утонула, отдыхая с компанией на острове.

Тетка воспитывала меня как могла и не обижала. Когда я пошла в третий класс, она связалась с сектой, которая постепенно все прибрала к рукам: волею моей родственницы, ее имущество и, наконец, жилье. Она все отписала им.

Тетка и раньше-то была неразговорчивой, а как вошла в секту – перестала меня замечать совершенно. Но я ее очень любила, ведь мне некого было любить… Мы стали жить на даче, на которую секта не позарилась, так как, кроме скособоченного туалета и гнилой сараюшки, там ничего и не было. В школу я не ходила – далеко добираться. В сарае было холодно. Чтобы прогреть его, я собирала сучья и топила железную печку, которую тетка нашла на дачной свалке.

Секта была заинтересована в том, чтобы вовлекать в свои ряды новых людей. Бывало тетка по нескольку дней отсутствовала, выполняя возложенные на нее поручения. В такие дни мне было особенно страшно в сарае и холодно. Меня мучил голод. И вот однажды я решилась на воровство. Влезла через чердак в соседную дачу, нашла там варенье и принесла к себе. Когда тетка вернулась, она жестоко избила меня. По ее понятиям, я должна была воспринимать жизнь такой, как она есть.

Вскоре мы собрались «ходоками», как говорила тетка, то есть пошли искать новых людей для общины. Я была рада, что мы будем вместе. Старый сарай с его скрипами и снующими по ногам мышами я ненавидела. Тетка, подсаживаясь на улице к незнакомцам, слащавым голоском заводила разговор о вере, заканчивая приглашением войти в секту. Как ни странно, многие брали адрес, я же почему-то всегда ярко представляла, что рано или поздно они останутся в неотапливаемом сарае…

Иногда мне доводилось бывать с теткой в общине. Я видела, как они пели, разговаривали по душам… Казалось, что все эти люди очень любят друг друга. В такие минуты я понимала, почему тетя отдала им все. Многие из сестер и братьев отказывались не только от личного имущества, но и от родственников, даже от жен и мужей, если те чинили им препятствия для посещения секты. Члены секты на исповедях все докладывали наставникам, а те из услышанного делали выводы. Когда тетушка доложила наставнику о моих крамольных мыслях (я ей неоднократно пыталась втолковать, что если бы нас любили, то не оставили бы без квартиры), меня объявили порождением дьявола и отлучили от общины. Тетка, естественно, тоже отказалась от меня, доказав тем самым свою преданность секте. Взяв за руку, она подвела меня к перекрестку и, отвернувшись, сказала: «Иди, дьяволица на все четыре стороны». Потом она ушла, а я еще долго стояла, надеясь, что тетка одумается и вернется, но она не вернулась.

Вы представить не можете, как много теперь беспризорных детей… Кто-то из вас, наверное, видел среди них и меня. Мы собирались стайками, ночевали на чердаках, в подвалах, на чужих дачах. У всех были разные судьбы. У одних родители наркоманы и алкоголики, у других сидели по тюрьмам. Подружка моя Настя в девять лет сбежала из детдома, не выдержав издевательств воспитателя-мужчины. Потом мы стали работать на сутенеров. Нас били, чтобы мы не сбежали. До сих пор на моем теле видны шрамы от побоев.

Между тем как в детской сказке о царевне, я взрослела и… становилась красивой. Видели это и сутенеры. Цена на меня росла день ото дня. Для меня снимали комнату, возили только избранным клиентам. Мы с Настей потихоньку откладывали деньги, хотели подкопить и уехать, а там забыть все, что с нами было. Вряд ли родные сестры любили и жалели друг друга больше, чем мы с моей подружкой, но однажды «кот» (сутенер) избил ее до смерти за десятку, спрятанную в сумочке. Я неделю провалялась в нервной горячке и решила, что убью его, чего бы мне это ни стоило.

Поднявшись с постели, я собралась на кладбище. Странное это чувство, когда сидишь и смотришь на холмик земли… Невозможно себе представить, что там, на глубине двух метров, лежит близкий тебе человек… Как будто и не было никогда синих глаз и рыжих кудряшек Настеньки… Когда я лежала больная, мне так хотелось поскорее прийти к ней на могилу. Мне казалось, что там я наплачусь досыта. Но вот я сидела, а глаза мои оставались сухими. Не верилось как-то, что она тут, у меня под ногами. А может, сердце мое очерствело… Посидев немного, я встала и пошла. Иногда я останавливалась около красивых памятников и читала надписи. Сроду не думала, что на кладбище так спокойно и тихо…

Мое внимание привлекла женщина, которая переходила от одной могилы к другой. Наклоняясь, она проводила рукой по земле, а затем переходила к следующей и также чертила какой-то знак на холмике. Я стояла не шевелясь, и она меня не замечала до тех пор, пока не поравнялась со мной. Мы смотрели друг на друга. Неожиданно я перестала что-либо чувствовать, как бы выключившись на какое время.

Оглянулась я оттого, что женщина тряхнула меня за плечо. Как она подошла, я не видела. Когда она обратилась ко мне по имени, я не удивилась.

– Давай-ка, Сонечка, перекусим, – сказала она.

Мы присели за столик у какой-то могилы. На платочке она разложила яйца, пироги и яблоки. Лежа дома в постели, я почти ничего не ела, а теперь с радостью накинулась на еду.

– Знаю я все твои мысли, Сонечка, – заговорила она. – Горя ты, конечно, хлебнула много, но убивать никого не нужно, не бери грех на душу, она у тебя и так многострадальная. Враг твой сам скоро умрет. Послушай моего совета, уезжай. Я тебя заговорю на трех могилах, через год ты окрепнешь и душой и телом. У тебя будет дом, муж и двое детей. Каждые семь лет приезжай на эту могилу, клади на нее то, что сегодня ела: яйцо, яблоко и пирог с кутьей. Мой заговор будет возрождаться заново. Будешь ты, девочка, любима, счастлива и долговечна… Но с кладбища ты должна уйти с примирением в сердце, иначе печать моя не ляжет на тебя. Как выйдешь за кладбищенскую ограду, не оглядывайся. Я еще свои дела не доделала. А теперь пойдем, я заговорю тебя. Ты много страдала и заслужила покоя.

Перед тем как мне уйти, она спросила:

– Хочешь спросить – спроси.

Я задала ей вопрос, откуда она мое имя знает, откуда знает все о моем прошлом и о том, что я решилась на убийство. Женщина ответила:

– Я все считала с тебя. Впоследствии все, что она говорила, сбылось:

я замужем и очень счастлива. Все у меня хорошо. Я все делаю так, как мне и велела та женщина. Но вот не дает мне покоя одна мысль. Почему я не спросила ее имени? За кого мне молить Бога? Ведь это она не позволила мне стать убийцей.

Чем больше я читаю Ваших книг, тем чаще думаю, Наталья Ивановна, а не Вы ли это были? В любом случае – как хорошо, что есть еще люди, которые могут заглянуть в сердце человека и помочь ему тогда, когда истерзанная душа готова на все. Дай Бог и Вам, и всем мастерам, протягивающим руку помощи тем, кто стоит у последней черты, здоровья и благополучия! Не хочу и не могу слушать заумные рассуждения на тему о том, хорошо или плохо знахарство. Я считаю, что это Господь дает помощь всем больным и отчаявшимся людям через таких, как Вы.

Слава всем вам, кто принял на себя нашу боль!

Слава всем тем, кто был гоним и сгорел на кострах только за то, что хотел помочь другим.

Я теперь часто читаю книги и про святых. Многие из них погибли. Взять Пантелеймона-целителя. Ему отрубили голову за то, что он лечил людей. И только много лет спустя его причислили к лику святых.

Святая Матрона также была земной женщиной. Пострадала она от властей за то, что, как и Пантелеймон, лечила простых людей, помогала им и только после смерти была возведена в святые.

Низкий поклон всем целителям от меня. Я знаю, что они тоже покупают ваши книги. Народ всегда чтил и будет чтить тех, кто лечит их детей и помогает страждущим в трудные минуты жизни.

Спасибо вам всем, дорогие мои, и низкий вам поклон. Соня Ф.»

Ответ Мавродию

Из письма: «Наталья Ивановна! Я мастер с крепкими знаниями. О вашей бабушке я слышал еще мальчишкой от своего деда, который передал мне свое дело. В миру я Мавродий, возможно, вы обо мне что-нибудь слышали. К вашей династии наша семья всегда относилась с величайшим почтением. Лично я считаю вас редкой щедрости душевным человеком и совершенно необыкновенным мастером. А дед мой называл вашу бабушку «коронованной ведьмой» – кому, как не вам, знать, в каких случаях так говорят.

Но, простите великодушно, я вам хочу сказать малоприятную вещь.

Скажите, Наталья Ивановна, зачем вам понадобилось обучать своему бесценному искусству людей, из которых больше половины вряд ли способны оценить его по достоинству? Поверьте моему слову, в толпе умных всегда найдется один-другой дурак, который вас же и обольет грязью! Обязательно отыщутся «умники», желающие порассуждать о выгоде, извлекаемой из добра и зла. Вам будут мотать нервы попусту, не понимая того, что ваша жизнь нужна тем людям, которые считают оставшиеся месяцы или недели жизни. Лишнее «спасибо» вам никто не скажет. Не обижайтесь, сами видите, какими стали люди. Они не могут жить без злобы, кляуз и анонимок. Поедом едят друг друга без всякого сожаления!

Я раньше, как и вы, хотел каждому помочь. Этому меня учил дед. Но времена меняются. Лучше уж я буду помогать двум-трем серьезным клиентам, заботясь об их здоровье, бизнесе и безопасности, чем безвозмездно пахать день и ночь, как вы.

Кому нынче нужно ваше самопожертвование? Организуйте лучше престижное обучение для самых известных мастеров мира. Лично я из ваших книг узнал много того, чего не знал прежде, и стал работать не в пример лучше. Читая ваши книги, я понял, почему авторитет вашей династии так высок. Но… стоит ли метать бисер перед теми, кто этого не ценит и не поймет никогда? Простите за резкое сравнение! Ведь я видел собственными глазами людей без пяти минут мертвых, которые после вашего лечения были абсолютно здоровы. Это сравнимо только что с чудом! Несомненно, что вы получили свой талант от Бога, иначе и невозможно думать! Не тратьте свою жизнь на ответы по телефону – силы не безграничны, жизнь коротка. Жаль будет, если вас не уберегут. Вы хотите помочь всем, а это невозможно! С искренним уважением, Мавродий».

Спасибо вам, Мавродий, за то, что написали. Спасибо за правду.

Но всякий человек имеет право прожить свою единственную жизнь так, как он этого хочет. Вы жалеете меня, а я жалею о том, что бесценный опыт и знания многих поколений вашей семьи тратятся на двух-трех богатых людей. А ведь вы, Мавродий, могли бы помочь и больным детям, и старикам. Вот вы пишете, что нынче время тяжелое, люди разрозненны и злы. Вот и помогите им, если хватит на это сил.

Хорошие мастера уходят, унося с собой секреты мастерства. Я имею в виду не только целителей. Получается, что теперь мы покупаем за границей то, что когда-то умели делать и сами гораздо лучше! Обидно мне за это. Это только кажется, что все впереди. Где есть Рождество, там есть и Успение.

Подойди к зеркалу, Мавродий, посмотри на себя: так ли ты молод, чтобы успеть выполнить свою миссию? А если тебе в руки попало наследие веков – простое это везение или совпадение? Для того ли передавали свое умение твои предки, чтобы в итоге все превратилось в прах? Где икона, Мавродий, которой благословил тебя твой дед на целительство и труд? Посмотри в очи лика святого этой иконы, у тебя еще есть время, чтобы исправить ошибку!

И не нужно обижаться на мои слова. От любви к нашему делу я обязана так говорить. Из уважения к твоему трудолюбивому роду – ведь это же сколько сил, труда и терпения нужно было положить твоему деду, чтобы вырастить и воспитать такого мастера, как ты. Честь ему, память и хвала!

Не испорти трудов своих предков, не запятнай их чести и памяти.

Если будет необходимость в совете и помощи, я не откажу.

С уважением, Н. И. Степанова