Звездный любовник Жукова-Гладкова Мария

Глава 21

Выглядел молодой человек так, словно ему только что пыльным мешком по голове дали.

– Что случилось? – спросила я.

– Коньячку? – предложил шеф.

– Я за рулем.

– Так с удостоверением же! – воскликнул Леонид Левицкий. – С вашим удостоверением можно и в стельку пьяным ездить. А выпить вам явно нужно.

– Давайте, – кивнул следователь.

Мы все тоже пригубили коньячка из запасов шефа, а потом втроем вопросительно посмотрели на гостя из органов.

– Могила пустая, – объявил тот.

– То есть как – пустая?! – воскликнул мой шеф.

– Петька что, живой был? – спросил Леонид.

– Я не знаю! – заорал следователь, которого это дело уже явно достало.

Леонид тем временем невозмутимо рассказал про известный ему случай побега из мест не столь отдаленных.

В деле была докторша из колонии. Человеку, решившему рискнуть жизнью ради обретения желанной свободы, она дала какой-то яд растительного происхождения. Мужик на самом деле страдал – задыхался, бился в конвульсиях, тело сводили судороги, что видели многие свидетели. Через три дня мучений он вроде бы умер. Свидетельство о смерти подписывала та самая докторша. Вскрытия не было, причиной было названо отравление – в смысле острая кишечная инфекция. В те же дни в колонии несколько человек мучились животом, и начальство решило, что это, возможно, какой-то вирус. Одних берет, других не берет, у третьих болезнь протекает вяло, а кому-то не повезло. Мужик был детдомовцем, и его смерть для начальства колонии была предпочтительнее, чем человека, родственники которого могут учинить скандал и пойти по инстанциям. Докторша использовала версию непонятного вируса и настояла на спешном захоронении – чтобы вирус, не дай бог, не распространился дальше. Начальство согласилось. Никому распространение вируса не требовалось. Хоронили на тюремном кладбище, в сумерках. Только рывшие могилу зэки ушли, забросав простой гроб землей, как подъехали друзья «покойного», достали его и вкололи мужику противоядие. Пустой гроб закопали назад, а «мертвеца» отвезли к другим врачам, уже ждавшим в состоянии боевой готовности. Восстановление заняло какое-то время (не день и не два, а гораздо дольше), потом еще пришлось колоть какие-то укрепляющие витамины. Но факт остается фактом. Человек вроде умер (пульса не было), потом ожил.

– Я сам слышал про такие случаи и даже без мучений перед смертью, – сказал следователь. – Но тут-то было вскрытие! Мы же в Петербурге находимся, а не в какой-то удаленной от цивилизации зоне на Севере. Тот, кого похоронили, точно был мертв, в чем нет ни малейших сомнений. Но теперь гроб пустой.

– А могила в каком состоянии? – спросил мой шеф.

– В смысле была, когда мы приехали? Никаких признаков того, что ее раскапывали до нас. Хотя с похорон немного времени прошло, земля не успела полностью затвердеть. Но никакого беспорядка, никаких раскиданных венков. То есть никому из нас перед началом работы даже в голову не пришло, что тело достали.

Левицкий рассказал следователю про «видения» Валерии. Следователь заявил, что ему придется съездить в квартиру Левицких вместе с экспертом и снять отпечатки пальцев Валерии. Также сообщил, что Валерию видели в доме, где нашли труп.

Левицкий вздохнул и повторил то, что рассказал нам с шефом.

– Да, бабка сказала, что она пробыла в квартире совсем недолго… – задумчиво произнес следователь.

– Не убивала Лерка его! – закричал Леонид. – Зачем ей Петьку убивать? Они давно расстались. Валерия за мной замужем, решила свою главную проблему. И где бы она яд взяла? Явно ее кто-то подставить хотел…

– Ее или вас?

Леонид как-то странно крякнул.

– Если бы собирались подставить Левицкого, навряд ли стали бы действовать так, – сказал мой шеф. – Нет, все-таки нацеливались на Валерию и Алену.

Следователь задумался.

– Вещей Рыжикова в квартире не было, когда туда заходила Валерия? – спросил он после нескольких минут размышлений.

Левицкий опять позвонил супруге, а потом сообщил нам, что они отсутствовали, но вообще в квартире было много мужских вещей, точно не принадлежавших Рыжикову – Петр такое дерьмо никогда бы не надел. На спинке стула висела какая-то старая клетчатая рубашка, на одной из кроватей валялись ветхие, с «бахромой» по низу, тренировочные штаны, на полу в прихожей стояли стоптанные домашние тапки в количестве трех пар. У Валерии создалось впечатление, что в той квартире жили гастарбайтеры.

– Она по всей квартире стерла отпечатки пальцев? – уточнил следователь.

– В кухню даже не заходила. Только на двух ручках, которых касалась.

– Так-так… – многозначительно произнес следователь.

– Я могу поговорить с Родионовым, – предложил муж Валерии.

– Я сам с ним могу поговорить, – буркнул молодой человек. – Уже говорил. К сожалению, мы не знаем, кто приезжал первой – Валерия или Алена.

Левицкий позвонил супруге еще раз, и та сказала, что была в квартире днем, где-то около двух часов.

Следователь предложил нам всем вместе отправиться на встречу с банкиром Родионовым. Наверное, понимал, что в присутствии друзей, желающих помочь и верящих в невиновность его супруги (а с тем, что та не сообщила про смерть Рыжикова, адвокаты легко разберутся), банкир скорее поможет следствию.

Примерно часа через два мы все уже были дома у Родионовых. Меня поразили стены, которые будто светились каким-то волшебным светом. Оказалось, что в квартире очень своеобразно (для меня) установлена люминесцентная подсветка. Свет шел снизу, и его источники совершенно не бросались в глаза. При желании можно было включить яркое освещение.

Алена выглядела отвратительно – по крайней мере, совершенно не напоминала ту даму, которую мне довелось видеть пару раз. Как же меняет женщину косметика! Под глазами пролегли темные круги, лицо было бледным и осунувшимся, волосы спутались, глаза ввалились. Такие изменения – и всего за несколько дней!

Мы – мой шеф, Левицкий, следователь и я – были в шоке. Может, она что-то знает, о чем будет молчать и под пытками?

Алена была вынуждена признаться, что тоже была в квартире, где нашли труп, фактически слово в слово повторив слова Валерии. Была она в квартире позже вечной соперницы – когда пьяный сосед возвращался с работы. Дверь тоже была не заперта. Но, в отличие от Валерии, Алена не смогла сохранить спокойствие, вылетела из дома, как ошпаренная. Отпечатки пальцев не стирала.

– Но кто-то же их стер! – повысил голос следователь. – И часть вещей убрал!

Я не стала пояснять кто. Но сколько же народу побывало в той квартире! И кто устроил «маскарад»? Как я понимала, это было сделано за относительно короткий промежуток времени – после побега моего бывшего мужа и до возвращения их с Андреем. Хотя Иван мог долго ехать к Андрею, долго ему все объяснять, и поехали они уже ночью… А первый раз Ванька приезжал с таким расчетом, чтобы воспользоваться общественным транспортом. То есть убивали и устраивали маскарад разные люди? Но кто чего добивался?

– Там точно был Петр Рыжиков? – спросил следователь у Алены.

Родионова удивленно посмотрела на него. И произнесла не менее удивленно:

– Конечно.

– Вы знали про родинку у него на животе?

Женщина бросила быстрый взгляд на мужа. Банкир заговорил, подбирая слова:

– Алена, я знаю, что у тебя с Рыжиковым был роман до брака со мной. Конечно, меня совсем не радует, что ты поехала на встречу с ним…

– На деловую встречу! – вскричала супруга. – Не в ту квартиру, в которой мы всегда… Ой!

– То есть Рыжиков вам сказал, что у него в том доме имеется еще одна квартира, предназначенная для деловых встреч? – уточнил следователь.

Алена кивнула и пояснила, что ее это очень устраивало, поскольку она не хотела, чтобы их с Петром увидели вместе и чтобы кто-то передал это любимому мужу, ведь дорогой Олег расстроился бы. Она не собиралась вступать с Рыжиковым в любовную связь! Была уверена, что разговор пойдет о романах.

В общем, все получалось, как в случае с Валерией. Один к одному. Только время разное. Вечные соперницы не должны были встретиться. Или должны?

– Вы случайно не опоздали на встречу? – спросила я.

– Нет, – покачала головой Алена.

– Карина, почему у тебя возник этот вопрос? – повернулся ко мне шеф.

Я пояснила.

– У вас есть общие враги? – Следователь посмотрел вначале на банкира Родионова, потом на нефтяника Левицкого.

Мужчины переглянулись и пожали плечами.

– А у вас с Валерией? – посмотрел молодой человек на возлежавшую на одре Алену.

– Мы с ней сами – заклятые, – печально улыбнулась та. – Я никого никогда так не ненавидела, как ее. Я ее терпеть не могу! Меня трясет при упоминании одного ее имени!

– Как и ее при упоминании вашего, – вставил супруг Левицкой с самым невозмутимым видом.

– Понимаете, всегда получалось, что мы – конкурентки, – продолжала Алена. – Мы оказывались конкурентками всегда и везде. Мы ровесницы. Одновременно приехали в Петербург… ну, может, с небольшой разницей. Мы боролись за выгодные показы, за выгодные съемки в рекламе, за мужчин, в общем – за все. Хотя это, пожалуй, помогло нам обеим сделать успешную карьеру. Жесткая конкуренция всегда или помогает – или ломает.

«И кто-то про ваше вечное соперничество знал и сыграл свой ноктюрн на струнах ваших душ», – подумала я.

То есть не «кто-то», а Петр Рыжиков. Устроил между вами соревнование теперь на ниве писательства. Но зачем? И зачем ему было «заказывать» этим двум дивам свое убийство? Причем, насколько я помнила, они сами должны были придумать способ. И они придумали. А потом…

– Алена, почему вы в своем романе «убили» Рыжикова в том любовном гнездышке?

– Ой, нестыковочка! – воскликнул следователь. – Убили-то не на сексодроме, а в квартире этажом ниже!

– Этого никто не объяснит, кроме убийцы, – заметил мой шеф.

И тут мне в голову ударила мысль, которой я поделилась с собравшимися: ключи!

Ключи от любовного гнездышка имелись у самого Петра Рыжикова. Как я поняла, дома у него лежал второй, запасной, комплект. Вероятно, все. А ключи от квартиры этажом ниже были еще и у троих соавторов. У них их кто-то мог украсть. Тем более, я точно не знала, сколько комплектов было. Вроде один, который в последнее время хранился у Ивана. Но, может, и у других тоже? Допустим, некто сделал дубликаты – и вернул, а трое любителей выпить и не заметили. Также ключи имелись у неизвестной тетки, имени которой соавторы даже не знают. Та исчезла. Между прочим, могла исчезнуть навсегда – после того как у нее отобрали ключи. Или она воспользовалась ими сама. То есть в квартире, где жили соавторы, убить было проще. Туда легче добраться – больше возможностей.

Вот этими соображениями я и поделилась с народом.

– О каких соавторах речь? – спросила Алена.

Пришлось открыть ей и Родионову страшную тайну создания романов Петра Рыжикова.

– А в его романах убийство в том же месте не описывается? – уточнил банкир.

– Нет, – в один голос твердо заявили банкир и мой шеф, читавшие все произведения друга.

– Алена, вспомните точно, что заказал вам Рыжиков?

– Он не заказывал, а предлагал, – поправила холеная дама, страдающая от нервного срыва. – Именно только предлагал. Сказал, что всегда мне симпатизировал… а тут узнал, что Валерия решила стать писательницей, вот и… Он был уверен, что у меня получится лучше.

– Петр упомянул, что Валерия собирается в романе его «убить»? – уточнил Левицкий.

Алена кивнула:

– Да. И предложил мне придумать способ. Подразумевалось, что «убивать» его будет Валерия, а потом понесет за это наказание.

– Вы сами придумывали наказание для Валерии?

– Да.

В романе Алены, как я помнила, Валерия прыгает из окна, когда ее приходят арестовывать, и ломает руки-ноги. Но! Я вспомнила, что было дальше: Ирина, супруга Петра Рыжикова, подкупает санитаров в тюремной больнице, и Валерию травят каким-то редким ядом. В книге Валерии убивает тоже Ирина, но уже, понятное дело, Алену.

Я обратила на это внимание собравшихся – и тех, кто читал романы, и тех, кто не знал перипетий сюжета.

– А в жизни Рыжикова на самом деле отравили каким-то ядом, который не определяется при помощи обычной экспертизы, – собщил следователь.

– Вообще невозможно определить, что за яд? – посмотрел на него недоверчиво мой шеф.

– Теоретически возможно, но все экспертизы очень дорогие. Как вы понимаете, у государства нет на них денег. Иногда родственники оплачивают, но вдова Рыжикова не высказала такого пожелания. Я лично помню случай: одна дама, дважды нефтяная вдова, оплачивала очень дорогие экспертизы, чтобы выяснить, своей смертью мужья отправились в мир иной или им помогали. Удивительно, что тогда в обоих случаях умерли сами. Но тогда именно вдовица проявляла инициативу, а органы, конечно, не возражали. Однако в данном случае… К тому же нет рвотных масс, и яд уже успел частично разложиться на составляющие. Мало материала для исследования плюс поздняя экспертиза. Да и что нам даст выяснение того, какой яд использовался?

– Можно выяснить, у кого к нему был доступ, – сказал мой шеф.

– Каким образом?

Вождь нашей партии был вынужден пожать плечами.

– Уже бывали подобные случаи, – вздохнул сотрудник правоохранительных органов. – Конечно, если кто-то в деле имеет отношение к химической или фармацевтической промышленности, просто к медицине, занимается знахарством, знает травы… В этом деле таких фигурантов нет. Ни одного человека. Кстати, яд чисто растительного происхождения. Не помню, говорил я это или нет? Наш эксперт не уверен, что смог разобраться даже с количеством компонентов! Там какая-то смесь. То есть смешивали травы, коренья, их сок. Поскольку труп нашли не сразу, некоторые компоненты не удалось вычленить вообще. Скорее всего яд был куплен. Причем куплен он мог быть и у нас в стране, и за рубежом – нельзя сказать, наши там коренья или не наши. И покупка наверняка разовая, естественно, за наличные. Ее не проследить.

Затем следователь привел еще один пример. Правда, тогда человека отравили в Лондоне. Тоже был использован редкий яд, определить который английские судебные медики не смогли. Все друзья усопшего, нашего гражданина, переселившегося в Лондон, не сомневались, что его отравила жена. Некому было больше. Вероятно, не сомневались и англичане. Но жена незадолго до этого провела несколько месяцев в элитной английской психушке и была их врачами признана неадекватной. После курса лечения ее выпустили домой, так как она не была буйной, не пускала слюни, не превратилась в овощ. Вероятно, дамочка сошла с ума от безделья, и дело еще усугубилось климаксом. Она жила дома, принимала выписанные препараты, даже выходила в магазин. Сумасшедшие очень изобретательны – такие сумасшедшие, как та жена из Лондона. Вероятно, она купила яд то ли у индусов, то ли у пакистанцев, которых немало в Англии. Захотела – нашла. Потом подсыпала или подлила мужу в еду. В результате тот умер от остановки сердца, когда шел к машине через парк после игры в теннис.

– И что было дальше? – заинтересованно спросил мой шеф.

– Ничего, – пожал плечами следователь. – Вы помните, что я сказал? Она официально была признана английскими врачами сумасшедшей. То есть обвинение ей предъявить нельзя. Других кандидатов не имелось.

– Но англичане же должны были как-то обосновать смерть?! – воскликнул банкир Родионов.

– Официальная версия – самоубийство, – хмыкнул сотрудник органов.

– Что?! – воскликнули мы все хором.

Следователь кивнул.

– Не хотели заниматься. Умер русский, а от русских за рубежом и так одна непрекращающаяся головная боль. Опять же – зачем тратить деньги налогоплательщиков на дорогие экспертизы и исследования? Вот и получилось, что мужчина сам принял редкий яд и пошел играть в теннис. А у нас в стране еще наши правоохранительные органы ругают… Такое бы у нас точно не прошло, в особенности с иностранцем.

Молодой человек повернулся к Алене:

– Значит, смерть Валерии вы придумывали сами?

– Ну да. Выбрала прыжок из окна. Я как представила ее всю переломанную на асфальте… Живую, но переломанную… Просто бальзам на душу! – плотоядно улыбнулась писательница.

Я помнила, что эта сцена была написана с особым садистским смакованием. Алена радовалась смерти соперницы. Другая писательница, Валерия Левицкая, тоже смаковала наказание Алены. И просила меня добавить деталей. У нее в романе в лицо Алене брызгает кислотой вдова Петра Рыжикова, Ирина. И обратила внимание: Валерия, когда представляла себе ту сцену – Алена слепнет, у нее изуродовано лицо, и она просит одного своего давнего поклонника достать редкий яд, – испытывала прямо-таки садистское наслаждение.

То есть редкий яд фигурирует в двух романах, пусть им травят и не Петра Рыжикова.

– Почему у вас в книге Ирина убивает Валерию? То есть подкупает санитаров и передает им яд? – уточнил следователь, осиливший творение Алены.

– Ну это же естественно! Ирина мстит за мужа, – как само собой разумеющееся сообщила Алена.

– Вы сами так решили?

Алена глубоко задумалась. А потом сказала:

– Я знала, что Петр никогда не уйдет от жены. Всегда знала. А когда он мне предложил роман написать… Да, пожалуй, он тогда и сказал, что жена его смерть просто так не оставит. Ну, вроде так мне сюжетный ход подсказывал. И я тоже решила, что Ирина должна расправиться с убийцей своего мужа, не думая о последствиях для себя лично.

– Алена, откуда яд-то взялся? – спросил муж. – Как он тебе пришел в голову? Где Ирина его берет?

– Этого в романе нет, – напомнила я. – Там просто: подкупает санитаров и передает им редкий яд. А у Валерии редкий яд Алене передает давний поклонник.

Левицкий снова принялся звонить супруге в Таиланд.

– Мне Петька говорил, что таинственный яд очень оживляет художественное произведение, – ответила Валерия. – Советовал вставить. Он же сам писатель. Я и вставила, то есть Карина. Я Карине сказала, что яд обязательно должен быть.

– Одним словом, идея с ядом принадлежит Петру? – еще раз уточнил Левицкий.

– Да, Ленечка. Я скучаю, зайчик! Может, ты ко мне прилетишь? Кстати, в следующие два часа ты мне не звони – на массаж ложусь.

Следователь вопросительно посмотрел на Алену.

– Не помню, – нахмурила та избавленный от морщин лоб. – Может, и Петр что-то сказал про яд. Я на другом сосредотачивалась.

– А Петру было откуда взять яд? – Следователь взглянул на моего шефа, потом перевел взгляд на Леонида Левицкого.

– Ну, при желании…

– С возможностями, деньгами и связями Петра достать любой яд легче легкого, – сказал банкир Родионов. – Но вы были правы, когда не стали тратить время на поиски того, кто яд приобрел. Никогда бы не докопались. Может, упоминание яда в романах и смерть Рыжикова от редкого яда – элементарное совпадение?

– А вы верите в совпадения в этой истории? – устало откликнулся следователь. – После того как труп «обработали» точно в соответствии с романами вашей жены и Валерии Левицкой? И еще покойник исчез из могилы! И была какая-то баба, которая руководила мужиками, писавшими под Петра Рыжикова… Никто даже не знает ее имени! Потом на улице умирает бывший муж Карины, один из соавторов. Столько лет пил – и ничего, а тут вдруг на улице то ли по башке ему дали, то ли сам ударился обо что-то и замерз, потому что вовремя не пришел в сознание. Причем возвращался со встречи с той бабой!

– Надо говорить конструктивно, – объявил Родионов. – Рыжиков вряд ли сам отравился, так? – Банкир посмотрел на Левицкого и моего шефа.

Те подтвердили, что так.

– Но могли похоронить не Рыжикова. Данная версия, как я понял, тоже присутствует?

Следователь кивнул. И пояснил: единственное, что смущает всех, – родинка. Жена усопшего опознала, у Алены, Валерии, Владимира Вениаминовича (мой шеф) сомнений не возникло. Я про себя добавила еще Ивана и Андрея.

– В таком случае напрашивается вывод, что Рыжикова скорее всего отравила жена, – сказал Родионов.

– И откуда такой вывод? – уточнил мой шеф.

– Имела возможность – раз. Ни у Алены, ни у Валерии ее не было. Подсыпать что-то в еду или питье легче всего жене – как доказывает пример из Англии, приведенный нашим уважаемым гостем. Может, Петр что-то подозревал. И решил оставить подсказку для следствия, для друзей. Не просто же так он затеял написание романов Аленой и Валерией с обязательным убийством себя, любимого, и обязательным фигурированием жены! Редкий яд мог быть просто попаданием в «десятку».

– Во время оглашения завещания Ирина испытала шок, – вспомнила Алена.

Я кивнула. Да, вдова точно не знала, что акции компании проданы. Ей достались – по ее меркам – сущие крохи. Женщина рассчитывала совсем на другое.

– Она его любила! – воскликнул мой шеф и напомнил, как Петр ее добивался.

На всех присутствующих наибольшее впечатление произвел рассказ о негритянском оркестре под окнами.

Дело было в советские времена, и молодой студент Рыжиков собрал по общежитиям чернокожих студентов, приехавших получать специальность в Советский Союз. Негритянский оркестр под окнами в те времена был подобен приземлившейся во дворе летающей тарелке. Сам Петр выложил имя «Ирина» на асфальте лепестками роз. Поющих и бьющих в барабаны негров слушал весь дом, даже из соседних прибежали. Такого ни на чьей памяти не случалось никогда. Когда Рыжиков заорал: «Ира, выходи за меня замуж!» – голоса из окон и голоса зевак во дворе слились в единый рев: «Выходи!»

Я подумала, что родители Ирины, которые были против Рыжикова, вероятно, решили, что лучше сдаться, иначе потенциальный зятек что-нибудь похуже выкинет.

Правда, с тех пор прошло больше двадцати лет. И за эти годы у Рыжикова было бессчетное количество любовниц. С другой стороны, с Ириной он не разводился и не собирался уходить из семьи. Домашних обеспечивал, сын в Англии учится.

Но! Акции компании продал и загородный дом продал, и все машины, и любовное гнездышко. И Ирине ничего не сказал.

Может, все было не так безоблачно, как считают мой шеф и Левицкий? Или Ирина в деле? А сейчас играет на публику?

– Я займусь Ириной вплотную, – объявил следователь. – Но если у вас, господа, появится какая-то информация или просто мысли на данную тему придут в голову, звоните в любое время.

В это мгновение у него в кармане зазвонил телефон.

Глава 22

– Кто? – не понял вначале следователь. – Какая баба Варя?

Я подсказала, что так зовут соседку из дома, где Рыжикову принадлежали две однокомнатные квартиры.

– Да, понял. Кто?.. Сейчас выезжаю.

Молодой человек отключил связь и обвел нас всех взглядом.

– В любовном гнездышке появились две женщины, мать и дочь. Только что приехали. Баба Варя сходила на разведку. Обожаю таких бабок! Что бы мы, милиция, без них делали? Оказалось, что мама купила квартиру для дочки. Хозяин отдавал дешево.

– Значит, из-за срочности, – высказал свое мнение банкир Родионов.

– А вы выяснили хотя бы фамилию новой владелицы? – спросил мой шеф.

– Сейчас спрошу. Должны были выяснить, – ответил следователь.

Он позвонил к себе на работу, и ему сообщили, что владелицей является некая Ольга Анатольевна Гранатовая, двадцати одного года.

– Гранатовая? – переспросил мой шеф и посмотрел на Леонида Левицкого.

– Точно, она, – кивнул муж Валерии.

– Не она, дочь, – заявил мой шеф. – Двадцать один год. А Петьке было сорок один. Подходит. Я же помнил, что у него еще есть незаконнорожденный ребенок! Он же когда-то упоминал, что ему помогает. Но пол не называл, говорил «ребенок». Вполне могла быть девочка.

– Отчество «Анатольевна», – напомнил следователь. – Да, фамилия может быть матери, но…

– Та баба ребенку свое отчество дала, чтобы Петьку не подставлять, – сообщил мой шеф. – Я сейчас вспоминаю ту историю…

Мадам Гранатовая (мой шеф и Левицкий даже не помнили, как ее зовут) тоже трудилась на ниве комсомола, как и они сами, и Петр Рыжиков. Петр к моменту знакомства с Гранатовой уже был женат на Ирине, и супруга усиленно лечилась от бесплодия. Возможно, Петр просто хотел проверить на практике, способен ли иметь детей. С Гранатовой была его первая длительная любовная интрижка. До нее он Ирине не изменял и даже не помышлял об этом.

– Внешне Гранатовая была чем-то похожа на Ирину, – вспомнил Левицкий. – Уж потом Петька на моделей переключился.

– И старше она была его лет на пять, а то и на семь, – вспомнил мой шеф. – И не возражала.

– Мне кажется, она просто хотела ребенка, – заявил Левицкий. – Ты прав: женщина была старше, время поджимало. Сейчас-то у нас, по крайней мере, в крупных городах, уже отходят от дурацких стереотипов, а тогда-то считалось, что если девушка в двадцать пять не замужем, значит, ущербная.

– В двадцать три, – сказал шеф.

Начался спор, смысла в котором я не видела вообще. Хотя была согласна, что в нашей стране даже на успешную женщину, которая не замужем, некоторые граждане, и в особенности гражданки, частенько смотрят как на ущербную. Причем обычно бывает, что сами-то они ничего не добились в жизни. Но у них в доме есть свой алкаш, который пропивает все деньги, а иногда еще и руки распускает. Зато они замужем!

Я сделала вполне определенный вывод. Некая дама из освобожденных комсомольских работников, с которой пересекались трое друзей, решила родить от Петра Рыжикова ребенка. Если бы он тогда развелся, это помешало бы ему сделать карьеру. И ей могло бы помешать – из-за того, что разбила советскую семью, ячейку общества. Вероятно, она просто не хотела замуж, видя, что представляет собой комсомольско-партийная братва, окружающая ее. Или страшно хотелось ребенка, неважно от кого. То есть, конечно, хотелось здорового ребенка, а молодой Рыжиков на роль отца (или быка-производителя) подходил прекрасно.

Женщина дала ребенку свою фамилию и свое отчество – чтобы никак не подставить Петра. Возможно, чтобы не подставляться самой. Молодец. Скорее всего Рыжиков это ценил. И, похоже, не забывал о дочери. И если он оставил девушке квартиру… Но баба Варя сказала, что продал! Или на самом деле не продал? Чего ради матери и дочери объяснять свои семейные проблемы какой-то бабке, которую они видят впервые в жизни…

– Я еду на ту квартиру, – сообщил следователь.

Конечно, я тут же сказала, что поеду с ним. Трое мужчин объявили, что тоже желают посмотреть на пассию Рыжикова и ее дочь: мой шеф и Левицкий хотели встретиться с прошлым, Родионов просто желал разобраться в истории, в которую оказалась впутана его жена. Алена ехать отказалась, так как ей нужно много времени на приведение себя в порядок. Но ей на глазах становилось лучше! Вот что значит участие в расследовании…

Отправились все на той же машине, так как в нее умещались.

По домофону позвонили бабе Варе, чтобы не предупреждать мадам Гранатовую заранее о появлении нашей компании. Когда мы вышли на нужном этаже, баба Варя уже приплясывала от нетерпения. Я с ней вежливо поздоровалась, но моя персона ее мало интересовала, так же как и следователь. Зато старушка с большим интересом осмотрела трех холеных мужиков. Вероятно, думала, что один такой холеный допрыгался.

В дверь звонил следователь. На вопрос «Кто?» представился по форме и сказал, что ведет расследование по делу убийства Петра Рыжикова.

Дверь открыли.

На пороге стояла женщина лет сорока, явно уделяющая много внимания своей внешности, значит, смело можно было делать вывод, что она старше. Лицо ее было ухоженным, но вроде не подтянутым, хотя какие-то процедуры по омоложению точно проводились. Вообще, лицо было худым и, сказала бы я, аристократическим. Лоб высоким, нос тонким и прямым. Волосы прямые темные, конечно, крашеные, но смотрелись естественно. Очень аккуратная стрижка. С одной стороны ухо было закрыто, с другой за него заведена прядь. Ушко оказалось очень маленьким, с маленькой сережкой с бриллиантом.

Сходство с Ириной Рыжиковой? Нет, я его не заметила. Может, оно имелось в молодости, а теперь сошло на нет? И та, и другая были одного роста, вероятно, похоже двигались (чего я определить пока не могла), но в лицах я не нашла общих черт. Но вот из-за спины женщины появилась молодая особа, в которой я тут же узнала черты Рыжикова.

И не я одна.

Мой шеф и Леонид Левицкий издали возгласы удивления, банкир Родионов только покачал головой, следователь внимательно присматривался. Мать тем временем присматривалась к моему шефу и Левицкому.

– Володя? – спросила она довольно робко.

Мой начальник кивнул и сказал:

– А это Леня Левицкий. Ты его тоже должна помнить.

Дама протянула руку, причем так, что она определенно предназначалась для поцелуя. Не целовал только следователь и, конечно, я. Мы пожали ей руку (у нее оказалась тонкая прохладная ладонь), и дама представилась:

– Кира.

Я назвала себя.

– Проходите, – предложила мадам Гранатовая.

Баба Варя была вынуждена остаться на площадке, хотя явно очень хотела проникнуть внутрь. Но Кира безапелляционно закрыла дверь у нее перед носом.

– Это она вам позвонила? – спросила Кира у следователя.

Тот кивнул.

– Мерзкая бабка. Терпеть таких не могу. Всегда лезут, куда не просят.

Представляю, сколько в свое время судачили за спиной у Киры, когда она без мужа родила дочь.

– Даже не знаю, куда вас лучше пригласить… – задумчиво произнесла Кира в небольшом коридорчике.

– В комнату, – сказал мой шеф. – Сядем на огромное ложе, а двое могут в креслах разместиться.