Мечта мужчины Царева Маша
– Сними эту бандану, старушка! На нас все смотрят, я стесняюсь. А эти кожаные штаны тебя полнят!
Весь концерт я просидела как на иголках. Никакого удовольствия не получила и даже не запомнила, кто именно выступал. Я комкала в руках кожаную бандану и мечтала под землю провалиться. Мне казалось, что все окружающие смотрят на меня насмешливо. И я чувствовала себя бочкой жира, хотя в зале было полно женщин куда толще меня.
Мне хотелось поскорее попасть домой и переодеться.
Но когда концерт закончился, он предложил вместе поужинать. Я растерялась. С одной стороны, я так давно мечтала об этом – вкушать буржуазную клубнику под пышной шапкой взбитых сливок и чтобы напротив сидел он. И молча любовался бы мною и тем, как я ем. С другой стороны, я почему-то продолжала чувствовать себя уродиной. Я была красивой, совершенно точно. Но в глазах моих не было того особенного блеска, который отличает настоящую красавицу от самозванки.
И все же я согласилась. Я знала, что никогда не прощу себе упущенной возможности. Ничто не огорчает так, как то, что мы не сделали когда-то, хотя и могли.
Он привел меня в китайский ресторан на проспекте Мира. Я заказала экзотический десерт – боярышник в кляре. Но есть от волнения не могла – вилкой катала кусочки теста по луже патоки и совершенно по-идиотски молчала.
А он, представьте себе, говорил о любви. Не о любви ко мне, конечно, а об абстрактной любви. Но звучало это обнадеживающе. И правда, если он ни на что не хотел намекнуть, то почему поднял именно эту тему? Почему не завел разговор о чем-нибудь безопасном – о растущих ценах на автомобили или стратегических особенностях хоккея на траве.
– Любовь – это самый опасный противник, – говорил он.
– Что ты имеешь в виду?
– Никогда не знаешь, на какую уловку она пойдет в следующий раз, чтобы выставить тебя полным дураком.
– Тебе так не везло в любви? Я затаила дыхание.
– У меня было много женщин, но все как одна суки. Ненавижу сук. Именно поэтому я решил изменить свое отношение к любви.
– И?
Кажется, в тот момент у меня поднялась температура. Такое странное ощущение – как будто бы сердце растеклось по всему организму, как ртутные шарики.
– Понимаешь, я всегда был слишком категоричным. Я обращал внимание только на тех женщин, появление которых было сродни удару под дых. Знаешь, старушка, есть такие люди, которые кровь заставляют закипеть.
Уж я-то знаю, подумала я, тщетно пытаясь остановить кипение.
– Такие люди делают тебя несчастным, – он раздраженно отодвинул свою тарелку с острым рисом. – Можно попробовать твой боярышник?
– Конечно, – прошептала я.
Я знала, что сейчас, вот сейчас, он скажет что-то важное.
Но он принялся сосредоточенно жевать. Мне пришлось ждать по меньшей мере десять минут, пока он справился с десертом и с помощью зубочистки избавился от остатков патоки, прилипших к зубам.
– Так вот. В последнее время я стараюсь обращать внимание не только на девушек, которые одним взглядом отправляют тебя в нокаут. Я подумал – а что если любовь иногда подкрадывается исподтишка? А ты увиливаешь от нее, упорно поворачиваясь спиной.
К чему он это? Неужели имеет в виду меня? Я сидела напротив него и улыбалась. Проснись и пой, корова в кожаных штанах! Конечно, он имеет в виду тебя, а кого же еще? Не официантку же, которая только и успевает подносить ему сливовое вино.
– Совершенно с тобой согласна.
– Вот видишь! – возликовал он. – Значит, не один я так считаю. Значит, это правда.
– Я тоже часто об этом думаю. – Воодушевленная хрупким теплом, вдруг возникшим между нами, я протянула руку и погладила его по щеке. Он улыбнулся, я смутилась.
Благословенное тепло, нежное, как бутон подснежника. Если правильно за ним ухаживать, лелеять его и подпитывать, то оно может разрастись в вибрирующий огонь.
– Именно по этой причине я и пригласил сегодня тебя…
Вот оно! Наконец-то! Йе-е-ессссс!
Без преувеличений – я готова была вспрыгнуть на стол прямо в уродующих мою (толстую? Или не хуже, чем у других?) задницу штанах, каблуками раскидать тарелки и исполнить что-нибудь зажигательное и энергичное под «Танец с саблями», например.
– Я… я очень рада… Правда.
– Я хотел поговорить с тобой. Уверен, ты все правильно поймешь. Ты всегда казалась мне умной.
Я подалась вперед.
– Продолжай.
– Это касается Веры. Веры из бухгалтерии. Мне казалось, вы подруги.
Многоголосый хор ангелов в моей голове оборвал свое пение.
– Ну… не то чтобы подруги. Так, общаемся от случая к случаю. А что?
– В последнее время я много о ней думаю.
– Обо мне? – на всякий случай уточнила я.
– О ней. О Вере. Я вдруг подумал, а вдруг она – именно то, что я искал?..
…Подонок. Подлец.
Я прислонилась лбом к стеклу. Автобус трясло. Жалко, что в общественном транспорте нельзя курить. Как он мог так поступить со мной? Это не вчера произошло, но запомнилось, как и все горькие обиды, ярко. Неужели он просто ничего не заметил? Как я смотрела на него, как я, подобно отважной амазонке, охотилась за его взглядом? Как я радовалась его улыбке, как волновалась, когда разговаривала с ним? Как можно быть настолько нечутким? Или он просто был садистом? Сознательно ловил от этого кайф?
Если бы можно было с ним поговорить… Сейчас я бы не постеснялась. Почему я не догадалась обо всем его расспросить? Как безвольное бревно, поплыла по течению, влекомая кипящей яростью…
Автобусы я не люблю. Такое впечатление, что водитель нарочно тормозит как можно резче, чтобы пассажиры, как кегли, повалились друг на друга. Вот и сейчас – не успела я задуматься, как мне отдавили ногу. А на мне, между прочим, были бежевые замшевые сапожки, сшитые одним авангардным модельером на заказ. На каждой щиколотке вышивка, имитирующая татуировку в кельтском стиле. Хотя к чему на зоне бежевые сапожки… Там мне выдадут другую этническую обувь – валенки.
И все же – странно… Из-за него я несколько лет прожила, словно в тюрьме. Он заточил меня в пространство, ограниченное одним-единственным человеком – им самим. И вот теперь я отправляюсь в настоящую тюрьму – из-за него же…
А прошлой зимой был еще такой случай.
Он позвонил мне поздним вечером, когда я уже легла спать.
– Солнышко! Ничего, что я так поздно?
Его голос, как выяснилось, работал эффективнее заточенного в алюминиевую кастрюлю будильника. Я так и подскочила на кровати. Сон как рукой сняло.
– Ничего страшного! Я еще и не думала ложиться.
– Ты, кажется, в Сокольниках живешь?
– Да.
– Просто у меня машина сломалась. Ее чинят сейчас, но им потребуется несколько часов. А на улице мороз – жуть. Может, на чай пригласишь… – он помолчал. – Конечно, если это неудобно, то я все пойму.
– Удобно! – взревела я. – Конечно, приезжай! Записывай адрес!
Разумеется, я оптимистично решила, что сломанная машина и непогода – это классический прием интеллигентного соблазнителя. Я наскоро застелила кровать и побежала в ванную брить подмышки. На мне были бигуди, я торопливо сдирала их, вырывая целые пучки волос. В итоге на моей голове получилось нечто, более всего напоминающее парик Долли Партон.
У него был мобильный телефон, и вскоре он позвонил еще раз, чтобы уточнить номер подъезда.
– Как, ты уже подъехал?! – Я ужаснулась. Мне не хотелось, чтобы он видел меня с растрепанными волосами, без косметики и в плюшевой пижаме с пятном от кетчупа на груди.
– Еще нет, но скоро буду… Знаешь, а я почему-то очень хочу тебя увидеть.
– Я тебя тоже.
– Я тортик купил. Ты любишь «Эстерхази»?
– Конечно! Мой любимый торт.
На самом деле я бы восхитилась, даже если бы он принес консервированную спаржу или рыбные палочки в панировке. Все, чем ему бы вздумалось угостить меня в ту ночь, я мгновенно возвела бы в ранг самого любимого блюда. Потому что это была бы еда, которая предшествует любви. Заниматься любовью с любимым человеком – разве не для этого я рождена на свет?
– Кажется, я только что поняла, в чем смысл жизни, – рассмеялась я.
– И в чем же?
– Потом расскажу. Главное, ты приезжай побыстрее.
– Хорошо. А ты надень, пожалуйста, белую рубашку, она мне так нравится!
– Что?
– Белую рубашку с вышивкой на кармане. Ты в ней так сексуальна.
Господи, он помнит мою одежду! А я столько времени была уверена, что он и присутствия-то моего не заметит, если я сама не подойду поздороваться.
– Конечно. Жду тебя.
– Целую.
И он отсоединился.
А я бросилась к шкафу, но рубашки с вышивкой на кармане не обнаружила. Запоздало вспомнила, что в порыве хозяйственности упрятала ее в корзину с грязным бельем. Отыскала рубашку в ворохе несвежих колгот. А что – не такая уж она и грязная. Только на воротнике полоска тонального крема. Но ее можно отстирать в раковине, а потом быстренько высушить под утюгом.
А что есть у меня в холодильнике?.. Какой кошмар, варенье заросло плесенью! Сколько месяцев стоит здесь эта банка?
Пока грелся утюг, я успела накрасить глаза, натянуть черные чулки с подвязками и подпилить ногти. Воротничок никак не хотел сохнуть, и в конце концов я решила оставить все как есть. Наверняка надолго эта рубашка на мне не задержится – раз он сам признался, что считает ее сексуальной. А судьба сексуальных вещей – быть сорванными в порыве страсти и в течение всего вечера небрежно валяться на полу. Растрепанные кудри я собрала в высокий хвост – получилось стильно.
А он все не появлялся. От скуки я решила испечь шарлотку. Сорок минут – и у нас будет душистый свежий пирог. После секса самое время поесть сладкого – можно прямо в постели. Я замесила в миксере тесто и обсыпала корицей яблоки. Хозяйничала и улыбалась. Какое же это счастье – готовить для любимого мужчины.
Прошло два часа, а он так и не появился. Поверх сексуальной рубашки мне пришлось надеть кардиган. В конце концов я и чулки сменила на рейтузы – ничего страшного, успею оперативно переодеться, пока он будет подниматься по лестнице.
На столе остывала шарлотка. Хотелось спать. Я сварила кофе и попробовала кусочек пирога. Вкусно. Включила телевизор – работал только ночной молодежный канал. Тупо понаблюдала за тем, как блондинистая Шакира виртуозно потрясает ягодицами. Вот бы и мне научиться быстро-быстро вращать попой в разных плоскостях – от мужиков отбоя бы не было.
Я не помню, как уснула. Утром обнаружила, что сижу в кресле, свернувшись калачиком. Ноги затекли, мышцы ныли, как после занятия аэробикой-латино, шею ломило. Я посмотрела на часы – половина одиннадцатого. Восхитительно, я опоздала на работу.
А он так и не приехал.
…В офисе я появилась через полчаса – и никто не посмел меня отчитывать, наверное, потому что у меня и так был похоронный вид. Косметику я смыла, а заново краситься не стала. Под глазами наметились синяки (но это была не та красноречивая синева, которая окаймляет глаза красивой женщины после бессонной ночи любви), голова не поворачивалась, потому что всю ночь я провела в прохладной комнате в рубашке с мокрым воротничком.
Он тоже опоздал. Я думала, что он виновато потупится или хотя бы попробует мне все объяснить. Но он подошел ко мне и как ни в чем не бывало хлопнул по плечу. Это он так со мной здоровался – терпеть не могу этот жест, допустимый в общении лишь с нелюбимыми женщинами.
– Прости, старушка! Хочешь орешков? – весело воскликнул он и протянул мне раскрытую пачку кешью.
– Нет, спасибо, – холодно отказалась я. – Знаешь, а я тебя вчера ждала.
Все-таки он немного смутился.
– Я понимаю. Прости, ради бога. Вчера у моей бабы день рождения был, я напился, и мы поссорились. И от отчаяния я начал звонить всем знакомым девушкам и напрашиваться в гости… Я идиот, извини, старушка…
… – Девушка, откуда же вы взялись тут, такая интересная?
Автобусный приставала совершенно не стеснялся обратиться ко мне, нарядно одетой задумчивой женщине, несмотря на то что был лохмат, не умыт и, кажется, изрядно пьян. Совсем молодой парень, блондин, широкое русское лицо, нос картошкой, веснушки. С трудом сфокусировал на мне взгляд, но улыбался вполне дружелюбно. Обычно я таких принципиально игнорирую. Хотя что уж там, я вообще стараюсь общественным транспортом не пользоваться.
Но в тот момент мне захотелось поговорить хоть с кем-нибудь. Главным образом для того, чтобы отвязаться от куда более навязчивого собеседника – внутреннего голоса.
– Вы считаете меня интересной?
– Еще бы! Никогда раньше таких не встречал. Вы случайно не артистка?
– В некотором роде.
– Знаете, а я бы на вас женился, – простодушно улыбнулся он. – Не верите? Правильно, мужчинам доверять не стоит. А я все-таки правду говорю. Спорим?
Мне вдруг стало грустно. Что же я делаю? Уже с пьяными в автобусе кокетничаю… Цепляюсь, как за соломинку, за последние мгновения свободы. Я и не подозревала, что сердце может так ныть от самых обыкновенных вещей. Этот автобус мне надолго запомнится. Может быть, я буду даже скучать вот по этому никчемному блондину. Если я ему об этом сейчас скажу – не поверит.
– Простите меня. – Я решительно встала и пробралась к выходу. С этого момента у меня своя дорога.
Не хочу в тюрьму. Только не сейчас. Только не я. Только не из-за этого придурка. Нет – не бывать этому, и точка. Эта мысль, простая и яркая, как вспышка молнии в анимационном кино, на несколько секунд парализовала меня.
Я стояла перед зеркалом в благоухающей ванилью ванной, все вокруг было таким знакомым – бесконечные стеклянные флаконы, разноцветные ароматические свечи, упаковки с краской для волос, змейки резиновых бигуди. И мое побледневшее лицо в забрызганном зубной пастой зеркале – красивое лицо, ухоженное.
И сейчас, вот прямо сейчас мне необходимо позвонить в милицию и сообщить о совершенном преступлении. Один телефонный звонок, и мой миниатюрный ванильный рай распадется на тысячу осколков, как неловко уроненный на кафель хрустальный флакон с духами.
Я присела на край ванны. Может быть, наполнить ванну теплой водой, перемешанной с розовым маслом, – в последний раз испытать дивно пахнущее блаженство релаксации? Эх, сколько поступков мне вдруг отчаянно захотелось совершить в последний раз! Поболтать по телефону ни о чем, съесть бутерброд с икрой, перечитать в сто пятидесятый раз Сэлинджера, посмотреть дурацкое телевизионное ток-шоу, померить оранжевые чулки с подвязками, которые я на прошлой неделе смеха ради купила в секс-шопе.
Я не хочу в тюрьму, а значит, не бывать этому.
Надо немедленно успокоиться. Есть ли у меня другой вариант? Как скоро будет найдено тело? Сегодня среда, раньше пятницы в дачном поселке народ не появится. И как быстро подозрения падут на меня? В последнее время мы так мало общались – наверное, сначала следователь пройдется по его близким знакомым. А знакомых у него – тьма-тьмущая. Особенно женщин, и каждая третья – ходячее воплощение страстной ревности. Кажется, убегая с дачи, я вымыла свою чашку. Конечно, там полно отпечатков моих пальцев, но откуда им знать, что отпечатки – именно мои?
Спокойно. С чего я вообще решила, что звонить в милицию необходимо? Полный бред, но виноватой я себя почему-то не чувствую. С моей точки зрения, подлец, измучивший столько женщин, включая меня, получил по заслугам. Он меня изнутри высушил, я стала черствой и вот теперь даже не способна испытать чувство вины.
Если я уеду из Москвы, кто меня найдет? Деньги у меня есть, не много, конечно, но на первое время хватило бы – а там устроюсь как-нибудь. И вообще, будет ли меня кто-нибудь искать? А если еще внести небольшие изменения во внешность…
Вряд ли в тот момент я соображала, что делаю. Скорее действовала на автомате – схватила коробочку с раствором «Домашняя химия» и бигуди. На коробке была нарисована глупо улыбающаяся блондинка, кудрявая, как овца. Подарок мамы – мама всегда считала, что мне стоит немного оживить свою внешность. Еще у меня была черная краска для волос, крем-автозагар и цветные контактные линзы, которые превратят мои прозрачно-голубые глаза в воспетые «очи черные». Я прекрасно понимала, что собираюсь сознательно уничтожить собственную привлекательность. Мне совершенно точно не пойдет цыганский цвет волос, да и выполненная в домашних условиях химия сделает меня похожей на продавщицу из овощного ларька. Зато никто не сможет признать в вульгарной безвкусной тетке светскую красавицу – меня. Почему-то мне было весело и легко.
Через три часа на Савеловском вокзале появилась чернявая женщина неопределенного возраста. Она была одета в бесформенный серый балахон, застиранный китайский пуховик и дутые сапоги – дешевые, но практичные. В ее руках была черно-белая хозяйственная авоська. Женщина ничем не выделялась из вокзальной толпы, она выглядела как типичная жительница глубинки, усталая мать как минимум двоих детей. На лице ее были заглавными буквами выведены все ее нехитрые проблемы – денег мало, муж пьет, молодость на исходе, а до старости еще далеко… Как бы удивился случайный наблюдатель, если бы ему удалось ненароком заглянуть в неприметную авоську этой невзрачной, побитой жизнью дамы, – ведь внутри он с удивлением обнаружил бы блестящее портмоне из лакированной кожи крокодила. Да и содержимое портмоне было под стать дороговизне самого кошелька. Две тысячи долларов, несколько тысяч рублей и изящные золотые часики с плавающими бриллиантами на циферблате.
Но никто не знал о богатстве, тщательно спрятанном в заношенной сумке, поэтому и на ее хозяйку никто внимания не обращал. А она тем временем подошла к кассе, купила первый попавшийся билет на первое попавшееся направление, а потом уселась на лавочку на перроне.
Она понятия не имела о том, куда едет.
Этой женщиной была я.
Глава 3
Чудеса да и только. Что за странный вечер. Мужчина, похожий на Энрике Иглесиаса (та же волнующая смуглость, та же милая, как у барышни со старинного портрета, родинка на щеке), проявив похвальную настойчивость, познакомился с ней, Ольгой Бормотухиной. Угостил ее куриной кесадильей (какое вкусное слово – кесадилья – так и веет от него ленным южным берегом и остывающим пляжем), не позволил ей заплатить за обед, доставил к подъезду да еще и номер ее телефона записал!
Ольга поднималась по лестнице, весело мурлыкая песенку – ну конечно же! – Энрике Иглесиаса «Bailamos». С испанского переводится как «танцуем». Хо-хо, мы еще потанцуем, улыбалась Ольга. Так потанцуем, что какой-нибудь Владке с ее длинными тощими ногами и не снилось! Кто придумал такую глупость – считать костлявые конечности сексуальными, а плавность линий превратить в порок?!
Поворачивая в замке ключ, Ольга подумала: «А может быть, все-таки примерить белье, которое мама на Новый год подарила? Чем черт не шутит…»
Ключ не поворачивался. Этому неприятному факту могло найтись только два объяснения: либо некстати сломался замок, либо…
Дверь распахнулась, на пороге стояла Влада, хорошенькое подвижное лицо которой было, намазано какой-то густой синей массой.
– Олечка! – даже за толщей косметической маски было видно, что у Влады очаровательные ямочки на щеках. – Олечка, прости, что я вот так, без приглашения!
– Да что уж там, – пришлось ответить Оле.
Откровенно говоря, она не была рада видеть сестру. При Владке не примеришь сиреневые стринги. Не понежишься в пенной ванне, вслушиваясь в блаженную тишину. Не помечтаешь спокойно о предстоящем свидании с «иглесиастым» Эдуардом. У Ольги не было сомнений в том, что новый знакомый обязательно назначит ей свидание. В противном случае зачем бы ему понадобился ее телефон.
Запасные ключи от Олиной квартиры на всякий случай хранились у мамы. Это была инициатива тети Жанны, которая справедливо полагала, что береженого Бог бережет, да и вообще – мало ли что. «Мы воспользуемся ключом только в форс-мажорных обстоятельствах», – успокоила мама Ольгу. И вот заветным ключиком воспользовалась Влада. Судя по ее цветущему виду и оживленному смеху, появление ее в квартире сестры ничего общего с форс-мажором не имело. Просто Владке вздумалось отдохнуть от говорливых мамы и тети Жанны.
– Олечка, прости меня, милая! – закружилась по комнате Влада. Она была одета в домашний невесомый халатик («Ага, и пеньюар привезла, неужели останется ночевать?» – тоскливо подумала Ольга). – Просто у меня такое происходит! Мама ничего не понимает, а моя жизнь рушится!
– Что за бред? – Оля скинула сапоги. Рядом с изящными красными ботиночками Влады ее сапоги выглядели огромными. У Ольги был сорок первый размер ноги.
– Представляешь, я вчера позвонила Гоше Кудрину. Он отмечал Новый год у своих родителей, в Сочи. А вчера должен был прилететь, и я так надеялась его увидеть. А он трубку не взял, идиот. Хотя мобильник работает, следовательно, он уже здесь!
Словосочетание «Гоша Кудрин» пребольно укололо Ольгу в область сердечной мышцы. За новогодние праздники она успела почти забыть о нем. И он, уж точно, отступил на второй план по сравнению с кесадильей из курицы и прилагающимся к ней атрибутом в виде заинтересовавшегося Ольгой брюнета. Но стоило Владе произнести: «Гоша Кудрин», как тоскливо заныла знакомая занозка. А ведь завтра Оля его увидит. И он, насмешливо улыбнувшись, потреплет ее по плечу и беззлобно скажет: «Привет, мой Борец Сумо!» А потом поведет Владку в бар телецентра Останкино, кофе пить.
– И это все?
– В смысле?
– В смысле это вся трагедия? Гоша Кудрин не взял трубку, и ты сделала вид, что твоя жизнь рушится?
– Какая ты злая, – надула пухлые губки Влада, – а я, между прочим, не знаю, люблю его или ненавижу. Он такой хам иногда бывает. Знаешь, что он мне сказал перед праздниками? Что я стала толстая. Кстати, я там купила курочку-гриль. Мой руки, я ее сейчас в духовку поставлю.
– Лучше чайник поставь. Я не голодна, пообедала в городе. Кесадилью из курицы ела, – Оля все же не удержалась от хвастливого комментария, – это кубинское блюдо.
– Какое расточительство, – поддразнила ее Влада.
И тут настал Олин звездный час. Она откашлялась, перед тем как, словно между прочим, сообщить:
– А я не сама платила. Меня… пригласили.
Прошла, должно быть, целая минута перед тем, как Влада осознала смысл этих слов.
– Кто? – округлила синие глазища сестра.
– Так, мужик один, – небрежно пожала плечами Ольга, мысленно поставив себе пять с плюсом за грамотную подачу информации, – он давно за мной увивается… Да ты так глаза не выпучивай, вредно гримасничать, когда на тебе маска. Морщины будут.
– Я сейчас смою, – Влада бросилась в ванную и через полминуты вернулась обратно. Маску она смыла кое-как, у бровей и под носом остались синие ошметки. – Олька! Рассказывай! Какой еще мужик?! Почему ты раньше ничего нам не говорила?!
– Да как-то повода не было. – Оля налила себе чаю и медленно размешала сахар.
Ей бы, подобно Владе, воспользоваться заменителем сахара в таблетках. Да что уж там…
– Да не молчи ты! Блин, а я-то думала, что мы подружки! Ты же моя сестра, я все про тебя должна знать!
– Хочешь сказать, что я все про тебя знаю? – прищурилась Оля. – Ты же мне не докладываешь о каждом своем оргазме.
– О-па, – хлопнула в ладоши Влада, – так у вас уже и оргазм имел место быть. Супер. Ну ты и скрытная. Налей-ка и мне чайку. По этому поводу я даже шоколадку съем. Вообще-то я принесла ее тебе, мне же надо соблюдать диету.
– А мне не надо? – усмехнулась Оля. – Что-то рано вы на мне поставили крест. Мне двадцать пять лет. И мы еще станцуем!
Влада подозрительно посмотрела на нее. Ольга подумала, что та была хорошенькой даже в ошметках косметической маски, прилипших к лицу. Что же за наказание божие – иметь сестру, которая красива, даже когда у нее насморк, даже когда она просыпается с похмелья!
– Оль, а ты не пьяная?
– Разве что чуть-чуть, – призналась она, – мы пили ром. Крепкий кубинский ром… Ладно, доставай свою шоколадку.
Влада послушно зашелестела оберткой. «Гейша», любимый Олин шоколад, весьма дорогой. Надо же, сестренка не забыла о том, что Ольга предпочитает именно его, позаботилась. Вспыхнувшая было ревность к чужой стройности и несправедливо полученной красоте вдруг уступила место благодарности и даже любви. Оля положила голову на хрупкое Владкино плечико. А все же хорошо, когда у тебя есть сестра. Даже если она такая красивая.
Влада погладила ее по голове – у нее были приятно прохладные пальчики.
– Расскажи, что за мужик-то?
– Его зовут Эдуард, – охотно призналась Оля. – Я не знаю, сколько ему лет, но не больше тридцати двух – тридцати трех, это точно. Он бизнесмен, у него своя маленькая типография, печатает визитки. И еще… он очень красивый, Владкин! Как Гошка, даже лучше.
– Даже лучше? – недоверчиво переспросила сестра.
– В сто раз! – В тот момент Оля была искренне уверена в том, что внешними данными любитель кубинского рома Эдуард и в самом деле во сто крат превосходит оператора Гошу Кудрина.
– Брюнет, блондин? – Влада деловито интересовалась параметрами мужчины, в связи с которым ее стотридцатикилограммовая сестра произнесла слово «оргазм».
– Брюнет. Глаза карие, ресницы длиннющие. И загорелый, а может быть, от природы смуглый такой.
– Познакомишь?
– Рано еще, – Ольга залпом допила чай. – Может быть, и познакомлю когда-нибудь.
– Хоть фотографию показала бы.
– Нет у меня ни одной его фотографии. И вообще, отстань от меня с расспросами. Если будут какие-нибудь новости, я сама тебе сообщу.
– Обещаешь? – Влада мечтательно зажмурилась, смакуя шоколад.
– Гарантирую!
…На работу сестры отправились вместе. Ради первого рабочего дня решили шикануть и поймали такси. У обеих было приподнятое, праздничное настроение. Влада надела новый, на заказ сшитый костюм-тройку – фасон был строгим, и к костюму даже прилагался галстук. Но материал был почти вечерним – струящийся, поблескивающий в электрическом свете шелк цвета спелого апельсина. Этот костюм шел миниатюрной загорелой Владе, на более крупной особе апельсиновый шелк выглядел бы излишне вызывающе. На Ольге же был старый удобный джемпер – зато она, вопреки обыкновению, накрасила ресницы и слегка мазнула по губам Владкиной оранжевой помадой.
Обе были слегка взвинчены – как ни странно, по одному и тому же поводу. И у повода было имя – Георгий Кудрин. Волновались сестры по-разному. Влада то и дело открывала пудреницу и принималась с каким-то остервенением поправлять макияж. То ресницы кверху завьет – а они у нее и так как у Мальвины. То и без того блестящие губы покроет жидким блеском.
Оля волновалась тихо. Она смотрела в окно, на заснеженные улицы, и думала – а вдруг чудеса все же случаются? Эдуард и словом не обмолвился о ее лишнем весе, вдруг отныне и всем прочим она будет казаться приятно полной, а не убийственно гиппопотамистой? И Гоша Кудрин, отдохнувший, посвежевший, посмотрит на нее новым взглядом, и взгляд этот будет глубоким и горячим…
– Как ты думаешь, у него баба новая не завелась? – спросила Влада, в очередной раз открывая пудреницу.
– Слово-то какое – «завелась», – усмехнулась Ольга, – и это я слышу от литработника… Откуда мне знать?
– Ну почему, почему он такой ненадежный? – вздохнула Влада. – Ненавижу его, ненавижу. Убью когда-нибудь, честное слово.
– Разве он тебе что-то обещал? Человек просто живет, как ему нравится. И потом, у вас же ничего такого не было… – Оля помолчала, внезапная догадка оглушила ее, как удар свинцового молота. – Или было?
Влада потупилась. Оля почувствовала, что ей не хватает воздуха. Неужели эпатажная сестренка все же соблазнила Кудрина?!. Если нет, то почему она так многозначительно молчит? Впервые в жизни Оле Бормотухиной вдруг нестерпимо захотелось съездить ближнему своему по физиономии. – Владка! Не молчи!
– Смотря что ты имеешь в виду… Мы встречались несколько раз вне работы. Один раз он пригласил меня в ночной клуб…
– А потом?
– Что потом?
– После клуба? Завез в свою холостяцкую берлогу и…
– Никогда бы не подумала, что моя сестра – нимфоманка, – рассмеялась Влада. – Увы. Никуда он меня не завозил. Хотя я была бы совсем не против.
– И не только ты, – вырвалось у Ольги.
– Привет, мой любимый Борец Сумо! – с такими словами устремился к ней мужчина, улыбка которого снилась ей почти каждую ночь на протяжении последнего полугодия.
– Здравствуй, Гоша, – сдержанно ответила она, два часа выбиравшая новую тушь в надежде, что пушистые удлиненные ресницы отвлекут его внимание от мерзкого прозвища. Черта с два! Борец Сумо – как это унизительно! Еще не хватало, чтобы кличка навсегда приклеилась к ней. Какаято каинова печать.
– А ты поправилась, – он ущипнул ее за складочку на талии. Ухитрился ухватить эту самую складочку, несмотря на то что на Ольге был толстый шерстяной джемпер.
– Старалась. Ела в три горла все праздники. За себя, за маму и за Владку. Они обе у нас на диетах, вот мне и пришлось отдуваться.
– Ты прелесть, – Гоша уже не смотрел на нее, он устремился к Владе, которая в своем апельсиновом костюме уже несколько минут принимала эффектные позы в противоположном конце офиса. Она, конечно, и не смотрела в сторону Гоши, но Оля-то поняла, на кого были рассчитаны все ее томные ужимки.
«Под каким бы предлогом ввернуть, что у меня появился поклонник? – подумала Ольга. – Хотя это будет смотреться слишком нарочито… Успешные женщины поклонниками не хвастаются».
– Олечка, ты сегодня какая-то… обновленная. – К ней подошла редакторша Алиса, Олина ровесница. Они считались подругами. То есть Алиса как раз и была одной из тех подруг, которые стеснялись появляться в людных местах в Олином обществе.
– Да у меня сегодня свидание, – это сказало само отчаяние голосом Ольги Бормотухиной.
– Свидание?! У тебя?! – Алиса даже не заметила, какую бестактность она сморозила. – Но с кем?
Ольга, как ей самой показалось, изящно присела на краешек стола. Хлипкая дешевая мебель угрожающе всхлипнула, и Оля поспешила встать. Нет, сидеть на столе и мило болтать ногами – это Владочкино амплуа. Она же должна вести себя, как и подобает рубенсовской красавице, чинно и плавно.
– Да так, познакомилась с одним. Эдуард его зовут. Вполне ничего, на Энрике Иглесиаса похож чем-то.
– Да ну, – недоверчиво протянула Алиса. – Где же ты его отхватила? Он тоже в Останкино работает?
– Да нет, – Оля передернула плечами, что должно было подразумевать, что она чересчур разборчива для того, чтобы связаться с телевизионным работником, – он бизнесмен. У него своя типография.
Она решила благоразумно промолчать о том, что «типография» состоит из одного настольного печатного станка. И о том, что Эдик жаловался на катастрофическое отсутствие клиентов. И о том, что он носит дешевую обувь и передвигается на раздолбанной «шестерке» с подмосковными номерами.
– Поздравляю, – после паузы сказала Алиса, – а вот у меня сейчас с мужиками глухо. Спроси, может быть, у твоего бизнесмена есть друзья? Не обязательно похожие на Энрике Иглесиаса. Сойдет и Рикки Мартин… Да что уж там, на безрыбье и Лучиано Паваротти сгодится.
Первый рабочий день не принес Оле никаких хороших новостей, кроме короткого триумфа в разговоре с Алиской. Только уж больно подозрительный был у нее взгляд – вряд ли она поверила, что Олю и правда ожидает романтический вечер.
Зато для Влады день сложился как нельзя лучше.
Во-первых, Гоша Кудрин пригласил ее в пресс-бар выпить зеленого чаю. Правда, за ними увязалась долговязая эффектная Верочка из бухгалтерии, но, по словам Влады, Гоша на вредную дылду даже ни разу не взглянул. Его внимание якобы было целиком сосредоточено на ней, Владе, на ее шикарном апельсиновом костюме с глубоким декольте, на ее блестящих губах (избыток помады) и глазах (избыток чувств). Обо всем этом сестра рассказала Ольге вечером, при этом у нее был вид завоевателя-триумфатора. Оля тоскливо слушала, как она нахваливает Кудрина – его выразительные глаза и его мягкие руки, – оказывается, на протяжении всего чаепития он гладил ее коленку под столом. И присутствие наглой Верочки делало эту тайную ласку вдвойне пикантной.
«Откуда ей знать, может быть, другой рукой Гошка умудрился уважить и Верочку, – подумала Оля, – а что, с этого станется».
Нет, другого Гошу Кудрина знала она, совсем другого. Она восхищалась не тем Гошей, который под столом нежно поглаживает острые коленки влюбленных в него красавиц. А Гошку, который шутит так, что у Оли потом три дня болят мышцы пресса (все его шутки, кроме пресловутого «Борца Сумо», казались ей смешными и меткими).
Но оказалось, что это еще не весь триумф Влады.
В тот день на ее имя в редакцию пришел странный факс. Телеведущую Владу Бормотухину пригласили поучаствовать в национальном конкурсе красавиц «Мисс Телевидение». И эта идея показалась ей очень даже привлекательной. Оля-то знала, что Влада с детства мечтала стать королевой красоты. Она даже одно время ходила на просмотры в какие-то модельные агентства, куда ее неизменно не брали из-за маленького роста. И вот теперь – такой шанс!
– Олька, это будет моя самая большая победа! – верещала Влада.
– Да, но только если ты победишь, – осторожно предостерегла ее Оля.
– Я чувствую, что смогу. И теперь у меня будет лишний стимул сидеть на диете. И еще позволю-ка себе вечернее платье от Саши Грузиновой. Была на ее последнем показе, это нечто! Мне пойдет… Как ты думаешь, может быть, мне в брюнетку покраситься?
– С ума сошла? – возмутилась Оля. – Где это видано, чтобы натуральная блондинка красилась в стандартный цвет?!
Влада тоже была блондинкой, но не такой, как Ольга. Светло-русый вариант, мягкая русская Аленушка. А вот из Оли, уменьшись она вполовину, могла бы получиться настоящая Снежная королева.
– Победительница поедет в Париж на конкурс «Мисс Телевидение Европа», – глаза потенциальной коронованной особы сияли, как огни на елке – еще ей подарят шубку из шиншиллы и путевку в Рим на уик-энд.
– Ты этого достойна, – вздохнула Ольга.
Оля Бормотухина запрещала себе думать о том, что такое красота. Потому что подобные мысли в ее исполнении носили довольно пессимистичный характер и могли привести как минимум к ревности.
Читать бесплатно другие книги:
