Грымза с камелиями Климова Юлия
– И Виктор Иванович, как назло, уехал, – бубнила Екатерина Петровна.
– Как уехал, так и приедет, – равнодушно ответил садовник.
– Что-то долго она там болтает, – я встала с лавки и заходила вдоль кустиков не то пионов, не то еще какой-то ботаники.
– Мозгов у нее нет, раз сюда дребедень эту притащила, – высказался Юрий Семенович, продолжая протирать лопату.
– Не смей так говорить, – взвизгнула Екатерина Петровна, – если бы не Галина Ивановна, где бы ты был!
– Подальше от тебя, злобная курица.
Екатерина Петровна не успела вывалить целое ведро оскорблений на садовника, так как из дома вышла Галина Ивановна. Мы соответственно уставились на нее.
– Витя приедет сразу, как только сможет, и не один, а со знакомым частным детективом или следователем, не помню уже, с кем именно. Пока же надо ехать на станцию и кому-то там сообщить о пропаже... Я не очень поняла, кому, в голове каша... Где Женя?
Мы дружно пожали плечами.
– Боже мой, – всхлипнула Галина Ивановна, – здесь же даже нет милиции или хотя бы частного детектива, а если следы затопчут и преступника не найдут?
– Уверяю вас, переживать не о чем, мы их уже затоптали, – поддержала я расстроенную женщину.
– Женя! – в отчаянии закричала Галина Ивановна.
Этот субъект выплыл из-за угла с печатью злости на лице.
– Я здесь, не надо так орать.
– Надо ехать на станцию, Виктор приедет сразу, как освободится.
– Никуда не поеду, я планировал выпить. Я расстроен, неужели ты не видишь этого?
– Я должна заявить о пропаже, должно быть все официально, иначе... – она помолчала, – я сказала, собирайся, мы едем, и точка.
Укатили они довольно быстро, я решила воспользоваться ситуацией и срочно встретиться с Осиковым. И еще – мне надоело искать свои собственные бриллианты в кромешной темноте по ночам, я сейчас просто пойду туда и все осмотрю, а то, боюсь, и наше богатство уведут прямо из-под носа.
Как только Екатерина Петровна отправилась заниматься своими делами, я юркнула в охотничий домик.
Решив еще раз осмотреть печку, я взяла валявшуюся на полу ложку и стала простукивать все, что только можно было простучать. Ерунда какая-то, самой стало смешно. Я трогала эту печку, нюхала, пыталась сдвинуть, гладила и осыпала комплиментами, подлизывалась, как только могла, но бриллианты из нее так и не выпрыгнули.
Шкафчик. На полке банка от кофе с окурками, старая пожелтевшая коробка спичек, журнал и промасленные пакетики со специями. Понюхала. Еще пахнут. Я попыталась отодвинуть шкафчик, он легко поддался. За ним ничего не было.
Соберись, соберись, это должно быть такое место, куда влезет коробка, и предполагается, что в коробке всего лишь диссертация, а не куча бриллиантов.
Подойдя к столу, я выдвинула ящик – пыльная газета и солонка с отбитым краем. Ничего.
Две кровати. С каждой я сняла и одеяло, и матрас. Дверь скрипнула, и я услышала знакомый противный голос:
– И что ты тут делаешь?
– Екатерина Петровна, я тут постель перестилаю, разве не видно?
Вот ведь грымза, следит за каждым моим шагом.
– А кто тебя просил, хотела бы я знать? Зачем ты это делаешь?
Главное в такие моменты – не задумываться, а просто говорить первое, что пронесется в голове.
– Я теперь буду здесь жить.
Что я сейчас сказала? Жить здесь... да, точно, я теперь буду здесь жить!
– С какой это стати?
– Я в доме боюсь, вдруг у меня тоже что-нибудь украдут, а потом, я медитирую время от времени, мне необходимо уединение – так лучше результат, и спокойнее. А вы медитировать не пробовали? Очень рекомендую, особенно хорошо помогает при вздутии живота, да и лишаи хорошо сходят.
Екатерина Петровна, наверное, и раньше подозревала о моем безумии, а теперь-то, не сомневаюсь, уверилась в этом наверняка.
– Ты не будешь тут жить!
– Буду!
Ей-то какая разница? Похоже, с некоторых пор у злостной Дюймовочки только один в жизни девиз – главное, сделать все назло мне.
– Тебе никто не разрешит!
– Виктор Иванович разрешит!
– Вот дозволят, тогда и будешь чужие вещи трогать, а пока пошла отсюда вон!
Я на нее даже не рассердилась. От идеи упросить Воронцова разрешить мне здесь жить по телу побежали мурашки, извещающие о скорой победе. Не буду сейчас заострять Петровну на этом вопросе, лучше потом по-тихому договорюсь с Воронцовым. Если все получится, то домик станет практически моим, и не надо будет вести поиски, все время оглядываясь назад. Я улыбнулась. Я улыбнулась еще раз. Ну и еще раз, дабы сделать приятное Екатерине Петровне.
– Что ж, пойду навещу маменьку, соскучилась она, наверное, без дочерней ласки.
Я направилась к двери.
– Тебя никто не отпускал, в доме случилось невесть что, а ты по своим делам собралась? – вдруг лицо Екатерины Петровны изменилось. – Это ты, негодная, колье своровала, и сейчас его из дома вынести хочешь?!
Нет, ну логика у нее присутствует, то есть ситуацию разложила грамотно.
– Значит, так, хотите вы этого или не хотите, а я отправляюсь к маме, вернусь и помогу вам по хозяйству, как и следует поступать добропорядочной горничной.
Я соскочила со ступенек и направилась к забору.
– Держи ее! – закричала Екатерина Петровна садовнику.
– Ты куда топаешь? – спросил Юрий Семенович, отрываясь от ведер с песком.
– Маму навестить, – ответила я.
– Ну, иди.
Он победно посмотрел на Екатерину Петровну.
К реке я подходила в каком-то непонятном состоянии: мне казалось, будто и Сольку, и Альжбетку, и маму я видела очень давно – много месяцев тому назад, и что сейчас случится очень волнительная встреча. Мы обнимемся и всплакнем...
– Ну, наконец-то, голубушка, ты о нас вспомнила, – фыркнула мама, увидев меня.
Я облегченно вздохнула – ничего в этом мире не изменилось.
– Девчонки где? – поинтересовалась я, заглядывая в холодильник. Продуктов было достаточно, можно не волноваться – с голода родные и близкие не умрут.
– Ты бы лучше спросила, каково твоей матери здесь одной, с этой беспардонной молодежью.
– Каково тебе, мама, здесь одной с не самыми лучшими представителями нынешнего поколения?
Мне же не жалко спросить.
– Это кошмар!
Теперь, когда формальности соблюдены, надеюсь, можно переходить к насущным вопросам.
– Девчонки-то где?
– У реки!
– А Осиков?
– Я прошу тебя называть его Арсением Захаровичем.
Хорошо, что не папой... Опять же, как положительная дочь иду на уступки.
– А где Арсений Захарович?
– Не знаю!
– Вы поссорились?
– Нет, но он несколько раз уходил и не говорил куда, я, знаешь ли, не привыкла к такому обращению, я даже готова разорвать помолвку...
– Что?
Кажется, я все-таки пропустила торжественную часть.
– Я не хочу об этом говорить, – поспешно буркнула мама.
– Хорошо, просто скажи мне, где он может быть?
– В деревне, ходит там кого-то выискивает... мне кажется, он бабник.
Ах, мама, усмирите свою ревность, уверена, у этого человека есть и другие интересы.
Пожалуй, я начну с Осикова...
Деревенька была так себе, вернее, ее практически не было: дома покосились и глазели на мир выбитыми окнами, изредка доносился скрип проржавленных дверных петель, а некошеная трава переваливалась через низенькие заборы. Что здесь делает Осиков и где он? Я поддала ногой камень. Вопросы есть, ответов пока нет.
Я пошла по дороге, с удовольствием рассматривая раскидистые яблони, скамейки и заросшие дорожки.
– Куда путь держишь, девонька?
Из-за облупленного забора показался дед Остап. Приятная встреча, пожалуй, я даже соскучилась.
– Здравствуйте, а я человека ищу.
– Помню, помню, о незнакомце ты в прошлый раз спрашивала.
– Да нет, уже не его, – улыбнулась я. – Вы здесь такого маленького толстенького мужчину не видели?
– И его видел, а как же не видеть.
Дед Остап открыл калитку и махнул рукой в сторону его домика.
– Что значит – и его видели? – поинтересовалась я, направляясь вслед за радушным старичком.
– Так появился твой неряшливый парень, видал я его.
– Где? – оживилась я.
– В деревеньке нашей и проживает, прячется в одном из домишек.
Мы зашли на терраску, большой круглый стол занимал почти все ее пространство. Дед Остап усадил меня на красивый резной стул, налил из банки в стакан какую-то мутную жидкость и сказал:
– Пей, никакая хворь не возьмет.
Надо выпить, надо для дела...
– Не бойся, это же квас на травах, такого нигде не сыщешь.
Я сделала маленький глоток. Мало того, что я осталась жива, мне захотелось выпить еще. Остренькие пузырьки разбежались по языку, и я блаженно прикрыла глаза.
– Пей, пей, Аннушка.
Когда меня еще назовут так... Да, пожалуй, никогда.
– А где этот дом, в котором он прячется? – продолжила я разговор.
– До конца деревни топать надо, там еще огромная труба ржавая лежит, и возле дома будка собачья желтая, собаки уж нет никакой, а вот будка осталась.
– А кто там жил раньше?
– Старуха Матрена да муж ее, Василь, померли два года назад, им уж по девяносто было, а собаку Полканом звали, добрая собака была.
Не думаю, что тот, кто меня интересует, приходится им родственником.
Как бы читая мои мысли, дед Остап сказал:
– Случайный он тут, по всему видать.
– А почему вы сказали, что он прячется?
– Так ежели человек днем не выходит из дома, то что это значит? Только одно – от людей прячется. То ли худое затеял, то ли в глаза людям стыдно смотреть.
Не думаю, что неряшливый парень из разряда особо совестливых товарищей, лично я на его счет заблуждаться не намерена – он притащился сюда вслед за Осиковым и пока, по всей видимости, занял выжидательную позицию. Интересно, что их связывает? Ох, чувствую, подведет нас Арсений Захарович!
– Как стемнеет, так и выходит на дорогу, – продолжил дед Остап. Достал папиросу из помятой пачки, крякнул и закурил. – Ночь – пора воров да лиходеев, вот и он рыщет по округе и глазами ночь трогает.
Я почувствовала, как по спине пробежал холодок.
– А откуда вы знаете, что он по ночам бродит?
– Кот у меня потерялся, – старик вздохнул, и мне показалось, что в его глазах блеснули слезы, – хоть и животина, а все ж родная душа, прикипел я к нему. С кем поговорить-то еще... Убег, зараза такая! – дед Остап стукнул кулаком по столу и тут же обмяк. – Выхожу иногда на дорогу, жду его.
– А как вашего кота зовут?
– Тишей, серый да ласковый был кот.
– Если я его увижу, то обязательно вам принесу.
– Спасибо, дочка, дорог он мне, совсем я без него плох.
Дед Остап налил еще кваса и вдохнул терпкий дым.
– А куда этот незнакомец ходит? – вернулась я к неряшливому парню.
– Так к домам большим и ходит, где ты на работу определилась. Куда именно, не скажу, но в ту сторону. А бывает, к реке вышагивает; не знаю, уж какие он дела творит, но чувствую, недобрые.
– А вчера вы его видели?
– Было дело. Я за банькой стоял, уже стемнело, гляжу – крадется к лесу, оглядывается, боится, что заметят. Чудак, не понял еще, что, кроме меня, тут никого и нет, – старик усмехнулся. – А пошел он своей обычной дорогой – к большим домам.
Значит, вчера этот человек вполне мог быть около дома Воронцовых... Кто он? Кто он?
– Спасибо вам, – поблагодарила я деда Остапа. Сделала глоток кваса и на миг закрыла глаза от удовольствия, – пойду уже, мне еще приятеля надо найти, приехали вместе.
– Того, что маленький да толстый?
– Ага, – подтвердила я, – не знаете, где он? Вроде сказали, в деревню пошел.
– Видел его с час назад, около колодца крутился.
– И чего он тут крутится... – раздраженно пробормотала я.
– Как чего, – ухмыльнулся дед Остап, и его глаза лукаво заискрились, – одного человека вы с ним ищете, видать, интересы ваши рука об руку идут, а может, и переплетаются, как ветви деревьев. Он тоже спрашивал про незнакомца, не встречал ли, не разговаривал ли с ним.
– А вы?
– Заблудил его немного, – дед Остап пожал плечами и улыбнулся.
– Обманули? – уточнила я.
– Обманул, как есть обманул. Сказал, что видел, да только случайно, мельком, и ничего не знаю больше.
– А почему вы ему правду не сказали?
Дед Остап потер ладони о ватные штаны и вновь потянулся к пачке с папиросами.
– Для тебя, дочка, эту правду берег. А коли всем говорить стал бы, так расплескал бы, не донес.
– Спасибо.
Я взяла руку деда Остапа и пожала ее. Немного официально получилось, но зато от души. Выйдя за калитку, обернулась – приятное место, чудесный человек!
Осикова я нашла около почти развалившегося магазинчика: он сидел на ступеньке и ругался вслух.
– Чертова дыра! Спросить не у кого... прибил бы гада... – бубнил он, нервно отковыривая от досок потрескавшуюся краску.
– Спросите у меня, Арсений Захарович, – посоветовала я, прислонившись к березе, – а потом я у вас кое-что спрошу...
Осиков вздрогнул от неожиданности и вскочил на ноги.
Глава 16
Разговор по душам с Осиковым, и мысли, пляшущие в разные стороны
– Ты что здесь делаешь? – спросил Осиков, учащенно хлопая короткими ресницами.
– Вас искала. Соскучилась, знаете ли, да и мама жалуется, что совсем вы ее забыли, ходите не пойми где, общаетесь неизвестно с кем.
– Что за ерунда, не торчать же все время у реки, – Осиков сел обратно на ступеньку и нервно сцепил пальцы в замок.
– А может, вы здесь кого-нибудь ищете? – ненавязчиво поинтересовалась я.
Колитесь, Арсений Захарович, колитесь! Если честно, уже надоело ломать голову над вашими недомолвками и поступками. Сколько можно наивно полагать, что вас окружают беспросветные дурочки, пора бы уже посмотреть правде в глаза.
– Кого мне здесь искать?! – резко воскликнул Осиков.
Плохо врете, что тут еще скажешь.
– Где вы были этой ночью?
Осиков опять вскочил, побагровел, раздул щеки и шмыгнул носом.
– Что все это значит, что за допрос?! – выкрикнул он и топнул ногой.
Я промолчала.
– Да! Я здесь не просто так, – не выдержав моего взгляда, через несколько секунд затараторил Арсений Захарович, – я ищу парня, который украл мою карту!
О! Дело тронулось с мертвой точки.
– А зачем?
– Это моя карта!
– Неужели вы так щепетильны?
– Это карта с подробнейшим планом местности, на ней помечен охотничий домик.
– Вы преувеличиваете, Арсений Захарович, обычная карта с обычным крестиком, который растягивается на квадратный километр, там нет ничего интересного для постороннего человека.
– Это тебе так кажется, ты слишком легко относишься к таким вещам, – Осиков заходил взад и вперед, – кругом враги! Мы можем лишиться всего в любую минуту!
Куда это его понесло?
– Какие враги, где они? Откуда им взяться, вы что, еще кому-то рассказывали про свои наворованные сокровища?
– Нет! Ты что! Как можно!
– Тогда чего нам бояться? – настаивала я.
– В таких делах надо быть очень осторожными, я пожил на этом свете и во многом разбираюсь лучше тебя...
Далее Арсений Захарович прочитал объемную лекцию о бестолковой молодежи и о том, что раньше уважали старших и, конечно же, все были с ног до головы абсолютными интеллигентами. Жаль, мама пропустила это шоу. Она бы уж точно оценила ораторское искусство пухленького искателя приключений. Теперь я понимаю, за что она полюбила Осикова – за такую же трепетную душу, как и у нее самой.
Речь Арсения Захаровича была грамотной, с примерами и даже со стихами, слушала бы я его и слушала, но, увы, вредный характер взял свое.
– Арсений Захарович, вы извините, что перебиваю вас, но просто хочу напомнить, что из нас двоих в тюрьме за воровство сидели вы, а не я.
Осиков фыркнул и надулся.
Нет! Разговор еще не окончен.
– Вы знакомы с парнем, который украл карту?
Презрительное молчание в мой адрес.
– Вы как планируете встречу с ним? Думаете, вы его найдете и грозно скажете – а ну отдавай, что взял! Он заплачет, станет молить о пощаде и пообещает больше никогда так дурно не поступать. Так?
Молчание.
– Зачем вам нужен этот человек?
Тишина.
– Где вы были прошлой ночью?
Осиков дернул плечом – первое шевеление с начала допроса.
– Я видела вас, перелезающего через забор дома, в котором я работаю. Надеюсь, от этого вы отпираться не будете?
Арсений Захарович повернулся и покрутил пальцем у виска, давая понять, что я серьезно заблудилась в своих мыслях или попросту наткнулась на мираж.
– Вы хотите сказать, что этого не было?
Гордый взгляд в мою сторону.
– Это вы украли «Живую слезу»?
Я цепко следила за реакцией. Арсений Захарович медленно встал и посмотрел на меня весьма округлившимися глазами. Щеки порозовели, а уши несколько раз дернулись (хотя, может быть, они такие тонкие, что колышутся от малейших порывов ветра).
– Ты что? С ума сошла? – прошипел он и уже не покрутил у виска пальцем, а постучал кулаком по своему блестящему лбу. Звук, скажу я вам, раздался не слишком лестный для Осикова.
– А что вас изумляет в моем вопросе?
– Как я мог украсть «Живую слезу»?! – вскричал он.
– То есть вы не хотите меня спросить, что это такое? Вы не удивлены тому, что колье украдено, вы просто интересуетесь, почему я подозреваю именно вас?
Осиков побелел.
– Зачем вы ночью приходили на участок Воронцова? – спросила я, чеканя каждое слово. – Отвечайте!
– Я не приходил, – в ответ замотал головой Арсений Захарович.
Я сделала шаг вперед.
– Откуда вы знаете про это колье?
– Я ничего о нем не знаю, слышал где-то, вот и все.
– Почему вы мне врете?
– Я не перелезал через забор! – закричал Осиков, и его щеки теперь запылали.
– Послушайте, давайте поговорим по-хорошему, – предложила я миролюбиво (менять тон разговора во время допроса очень полезно, преступника такой маневр сбивает с толку или, в крайнем случае, расслабляет – я прочитала об этом в одной умной книжке), – этой ночью у дамочки, на которую я работаю, украли колье стоимостью в миллион долларов. Вы были замечены мной в саду. Кто знает, может, не я одна стояла в эту минуту у окна... Поймите, что с вашим прошлым и вашим враньем вы автоматически становитесь подозреваемым номер один.
Осиков несколько секунд смотрел на меня, потом развернулся и со скоростью пули побежал в сторону леса. Нормальная реакция, скажу я вам, вполне в духе Арсения Захаровича. Зная его тягу к комфорту и еде, уверена, к вечеру, нагулявшись по лесу, он вернется. Моя мама снимет с его одежды сучки и паутину, поругает и прижмет это сокровище к сердцу... Я вдруг поняла, что мне будет жаль, если колье украл Осиков.
Славка рубил дрова.
