Грымза с камелиями Климова Юлия

Глава 24

Кусочек моей неосторожности

    – Я не могу поверить, я не могу поверить, – нервно бормотала Галина Ивановна, мелькая по гостиной.

    – Ничего не видно, – объявила Екатерина Петровна, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в окна.

    – Смотрите внимательней! – нервно крикнула Галина Ивановна и села в кресло. – Что там происходит, в конце-то концов?! Сколько можно находиться в неизвестности!

    Нервы у хозяйки дома буквально вырывались наружу, от каждого ее возгласа чашки на столе жалобно позвякивали.

    Крестясь и бледнея, Екатерина Петровна опять прильнула к окну. Мне кажется, она была даже рада, что ничего не видит: лицезреть покойника – не самое приятное занятие.

    – А в дом его же не принесут? – с надеждой в голосе спросила Екатерина Петровна, отходя от окна.

    – Не говорите ерунды, – брезгливо морщась, сказал Евгений Романович, – как можно тащить в дом труп!

    Он читал газету, и произошедшее, похоже, его мало волновало. Во всяком случае, всем своим видом он показывал именно это.

    – Расскажи, что ты видела, и подробнее, – потребовала Галина Ивановна, глядя на меня.

    Я сидела на стуле и никого не трогала, и уж меньше всего на свете мне хотелось отвечать на чьи бы то ни было вопросы.

    – В лесу на земле лежал мертвый мужчина. Пели птицы, шумели деревья.

    Я сдвинула брови к переносице и задумалась – вроде все рассказала, ничего не пропустила.

    – Ты можешь нормально отвечать, когда тебя спрашивают? – размахивая в воздухе руками, зашипела Галина Ивановна.

    – Не могу, у меня очень маленький словарный запас, и вопросы вы очень сложные задаете, – изобразив на лице идиотскую улыбку, ответила я.

    Галина Ивановна закатила глаза, издала многострадальный стон и кинулась допрашивать Юрия Семеновича. Он тоже был немногословен.

    – Увидел я, что кто-то лежит, вот мы с Аней и подошли...

    – Я это слышала, слышала уже сто раз! – крикнула Галина Ивановна и стала обмахиваться плетеной салфеткой.

    – Дорогая, успокойся, – пафосно сказал Евгений Романович, поднимая свой центр тяжести от кресла. Он погладил Галину Ивановну по плечу, поцеловал в щеку и добавил: – Успокойся, не нужно так волноваться, Максим с Виктором все уладят.

    Я уже очень давно не видела его трезвым, и он никогда не был столь ласков и внимателен к своей подруге.

    Через полчаса сюжет стал развиваться более ритмично. Виктор Иванович вместе с Галиной Ивановной уехали на станцию. Максим наконец-то пришел в дом и, мрачно оглядев нас, сказал:

    – Как вы уже знаете, произошло убийство, и совершено оно в нескольких метрах от этого дома.

    Екатерина Петровна вцепилась в мой локоть. Утешать и поддерживать ее желания не было, и я отвела ее руку в сторону.

    – Рядом с телом обнаружено орудие убийства, это приличный камень, булыжник, называйте, как хотите, им и нанесли удар, который привел к летальному исходу. Думаю, это произошло где-то после трех...

    «Во сколько я проснулась от холода?.. Я же смотрела на часы... где-то в два ночи, потом шастала по лесу, и парень был еще живой... потом Осиков... думаю, где-то в три он от меня и ушел.

    Да что же вы, Арсений Захарович, все под ногами крутитесь в самое неподходящее время! Да и труп этот вам, гражданин Осиков, совсем не чужой... Мне надо к реке, срочно!» Я еле сдержалась, чтобы не сорваться с места.

    – Я бы хотел знать, где каждый из вас был в это время? – закончил свою речь Максим.

    «Где, где... спала я...»

    – Я был у себя, спал, – первым откликнулся Юрий Семенович.

    Я вспомнила, как в его каморке загорелся свет... может, просто так, мало ли что человеку нужно... ночью... Чего я придираюсь, просто не спалось человеку или в туалет захотел.

    – Во сколько вы легли? – спросил Юрия Семеновича Максим.

    – Где-то в десять.

    – Я тоже спала, – вскакивая с дивана, сказала Екатерина Петровна, – как дверь закрыла, так и к себе пошла, уж не помню, сколько на часах было, может, пол-одиннадцатого.

    «Да уж, дверь закрыть ты не забыла, мымра... я из-за тебя замерзла и в лес этот зачем-то потащилась».

    – После ванны я выпил две чашки кофе, почитал газету – люблю быть в курсе последних новостей, знаете ли, – вальяжно начал Евгений Романович, – и тоже отправился спать, было приблизительно полдвенадцатого. Вообще, этот допрос унизителен, не думаете же вы...

    – А почему бы мне так не думать? – резко одернул его Максим.

    Ответом была тишина.

    А потом все посмотрели на меня. И чего смотреть?.. Знаю, знаю... женщина я одинокая, слабо контролируемая, так что грех на меня не подумать.

    – Я спать легла в одиннадцать часов.

    Обойдетесь без подробностей.

    – И до утра ты не просыпалась? – спросил Максим.

    – А почему вы этот вопрос задаете только мне?

    Это дискриминация, мои дорогие, настоящая дискриминация! Если я подам в суд, то присяжные примут мою сторону.

    – Ответь, пожалуйста, на вопрос, – мягко попросил Максим.

    «Врать или не врать, врать или не врать? Ах, этот вечный выбор!»

    – Просыпалась два раза, в печку подкладывала дрова – вот такие у меня суровые ночи.

    Я метнула недобрый взгляд в сторону Екатерины Петровны.

    – Ты слышала что-нибудь?

    – Да, стук своих зубов.

    – Не подходила ли ты к окну, не заметила ли чего странного, подозрительного? – продолжал спрашивать Максим, не обращая внимания на мой сарказм.

    – Нет, я только до печки и обратно, у меня в постели было столько дел, что отложить я их никак не могла.

    Евгений Романович хохотнул.

    – Я прошу всех не покидать территорию участка. С каждым из вас я еще поговорю в отдельности, – строго сказал Максим.

    – Как это не покидать территорию, я хочу навестить родных! – заявила я.

    – Нет.

    – Что значит – нет?! У меня там мама, папа и две сестры!

    Больше всего там по мне скучал Осиков... так мне казалось.

    Максим сдвинул брови.

    – Я что, не могу предупредить их о том, что по лесу шастает маньяк и убивает всех подряд?

    – Позднее мы с тобой вместе пойдем к реке, – ответил Максим.

    Ох, не нравится мне его строгость... Зачем вместе... не надо вместе.

    – Спасибо, конечно, но я не боюсь, не стоит меня провожать.

    – Очень я за тебя волнуюсь, – едко сказал Максим, поднимаясь по лестнице, – и переезжай обратно в дом, одна ты там больше жить не будешь.

    Как это? А бриллианты?

    Мой гениальный план рушился, точно небоскреб. Я столько приложила сил, чтобы оказаться в домике на законных основаниях, я так мечтала уже сегодня устроить там настоящие поиски сокровищ, и все напрасно! Нет. Нет. Нет!!!

    – Я буду жить в своем милом шалаше. Вы не вправе меня оттуда выселить.

    – Приедет Воронцов и скажет тебе то же самое.

    – Я подожду его.

    Умом я понимала, что надежды нет, никто меня там в такой ситуации не оставит, но до приезда Воронцова я могла многое успеть... Я быстренько набросала в голове новый план – надо бежать, бежать в дом и рыть там землю. Что я и сделала, как только Максим скрылся на втором этаже.

    Ступеньки, дверь – и я оказалась в центре своего мира.

    – Дорогие вещи, мебель и прочая атрибутика цивилизованной жизни, у вас есть минута на то, чтобы добровольно сдать мне присвоенные вами ценности, – сказала я, скидывая туфли на затоптанный коврик.

    В ответ тишина – желающих помочь следствию не нашлось.

    Я пошла старым, проверенным путем. Взяла ложку и упала с ней на пол, прислонила ухо к облупленному дереву и стала терпеливо простукивать каждую дощечку.

    – Мне даже жаль, Максим, что вы меня сейчас не видите, – улыбаясь, сказала я, – вот была бы у вас пища для размышлений и масса впечатлений на всю оставшуюся жизнь.

    Тук-тук. Тук-тук.

    – Если я сойду с ума, то кого это удивит?

    Тук-тук. Тук-тук. Я чувствовала себя профессионалом, вскрывающим сейф со сложным кодовым замком. Тук-тук. Тук-тук. Везде раздавался один и тот же звук, но я продолжала стучать.

    Тук-тук. Тук-тук.

    Я бросилась к шкафу и вывалила все на пол. Зачем я это сделала, там же было пусто, пока я не разложила свои вещи? Глупо.

    – Что бы тут еще разворотить? – задумчиво пробубнила я себе под нос и подошла к окну. Прикоснувшись лбом к холодному стеклу, я попыталась немного успокоиться. Да, времени осталось мало, но нельзя метаться и падать духом. – Должно же мне повезти, пусть мне повезет именно сейчас! Пожалуйста!

    Я медленно опустила взгляд на свои ноги. Кроссовки уже старые... Взгляд пополз вверх, а затем правее – картина, которую я поправляла во время генеральной уборки, опять покосилась. Да и не картина это – выцветший рисунок из какого-то журнала за стеклом, размером чуть больше альбомного листа. Стекло треснуло, давно уже треснуло, а мухи засидели всю прошлую красоту.

    Из-под криво висевшей картины выглядывали деревяшки немного другого оттенка, чем основная стена. Я сделала шаг, еще один и дотронулась до рамки. Сердце заохало и затихло – за картиной оказалась дверца вделанного в стену маленького шкафчика.

    На лестнице раздался скрип, я вздрогнула, поправила картину и повернулась лицом к двери. Какая жалость, мне не хватило несколько секунд, чтобы открыть шкафчик и узнать, что там лежит.

    – Это я, – сказал Максим, заходя ко мне в гости.

    – Очень рада.

    Максим посмотрел на тот бардак, который я учинила за последние полчаса, и его правая бровь удивленно поползла вверх.

    – Собираю вещи на всякий случай, вдруг Виктор Иванович будет так жесток, что лишит меня этого пристанища, – объяснила я.

    – Я уверен, что он будет жесток, – ухмыльнулся Максим.

    – Вы что-то хотели?

    – Да, есть у меня один вопрос к тебе.

    Мысли были заняты шкафчиком. «Задавай же скорее свой вопрос и уходи, у меня с минуты на минуту должна произойти встреча с долгожданным богатством!»

    Максим полез в карман. Я представила, как снимаю картину.

    Он внимательно посмотрел на меня. Я мысленно открыла дверцу.

    Он вынул руку из кармана. Я как будто нашла коробку и открыла ее...

    – Ты не знаешь, кому это может принадлежать? – спросил Максим, протягивая мне кусочек бежевой ткани.

    Я думаю, мы с вами уже поняли, что это такое... и догадались, где он это нашел.

    Да-да! Это был кусочек от моего пледа!

    Изобразив на лице серьезную работу мыслей, я почесала затылок.

    – Екатерина Петровна сказала, что это очень похоже на плед, который раньше был в твоей комнате.

    Я повертела кусочек в руках.

    – Похоже, а что, он порвался?

    – Как раз хотел тебя об этом спросить.

    Максим, пройдя мимо меня, направился к кровати. Взял плед, встряхнул его и аккуратно разложил поверх пододеяльника.

    «Да что на него смотреть, что его изучать... Я все расскажу – знаете, уважаемый следователь, я как-то ночью ползла на четвереньках, укутавшись этим пледом, потому что где-то неподалеку прогуливался нынешний труп, и вот случайно зацепилась за корягу...» Честно и доходчиво...

    – Как ты это объяснишь? – спросил Максим, показывая оборванный край пледа.

    – Надо бы заштопать.

    – Вот этот кусок твоего пледа я нашел в двух метрах от трупа, позволю себе повториться – как ты можешь это объяснить?

    – А очень просто, – ответила я, гневно сверкая глазами, – Екатерина Петровна пожалела для меня хорошее покрывало и, как последней Золушке, дала ободранный плед! Жадная она! А какую жизнь вел плед до меня, где он шатался и где он рвался... Извините, но я за это ответственности не несу.

    – Мы с тобой поговорим об этом чуть позже, – сказал Максим, подходя к двери, – пока же ты можешь попробовать придумать что-нибудь более правдоподобное, время у тебя есть.

    Он ушел.

    Он ушел, а я бросилась к картине. «Сейчас достану бриллианты, и хватит с меня, подписку о невыезде я не давала, да и доказать мое участие во всем этом кошмаре невозможно, хотя бы потому, что я никого не убивала – в Москву, в Москву!»

    – Конечно, я не сбегу сейчас, – пробормотала я, снимая картину, – но, когда наши бриллианты будут далеко – а я их отправлю с девчонками в Москву, то я буду чувствовать себя спокойнее, а там посмотрю по обстановке. Меня не в чем обвинять, мне нечего бояться.

    Маленькая дверца без ручки – я поддела ее ножом и улыбнулась.

    Открыла – никакого углубления не было, узенькие полочки с пузырьками. Лекарства. Это аптечка...

    Взяв картину двумя руками, я подняла ее над головой и со всего размаха бросила на пол. Раздался приличный грохот и звон стекла.

    Этого просто не может быть!!! Опять мимо.

    Около минуты я рычала и пинала ногами вещи и осколки, а потом взяла веник и совок и стала подметать.

Глава 25

    Такое впечатление, что у меня теперь будет только два занятия – оправдываться и подозревать

    Воронцов и Галина Ивановна привезли гостей, если их можно было так назвать. Два мрачных мужика в потертых кожаных куртках спокойно осматривали место преступления. Они крутились возле мертвого Служакова, что-то записывали, что-то говорили и даже пару раз щелкнули фотоаппаратом.

    Фотоаппарат в такой глуши! Невероятно!

    Целый час Максим с ними разговаривал в кабинете у Воронцова, потом приехал грузовик. Как переносили тело, я смотреть не стала, вернее, не было возможности...

    Екатерина Петровна на нервной почве совсем спятила, и заключалось это в том, что она посадила меня лепить пироги. Сама же причитала и пила то валерьянку, то валокордин. Пахло от нее соответственно.

    Пироги почему-то не лепились: капуста вываливалась, а тесто липло не только к моим рукам, но и к животу, а также ко всему, к чему я прикасалась.

    – Уезжают, кажется, – глядя в окно, сказала Екатерина Петровна.

    – Все?

    – Мужики эти и мертвый...

    Екатерина Петровна перекрестилась. Глядя на это, я скривилась – сама добродетель, посмотрите только на нее!

    – А Максим с Воронцовым?

    – Остались.

    Тут-то Екатерина Петровна сделала главную ошибку в своей жизни – она оторвалась наконец-то от окна и увидела то, что я так старательно налепила. Одна ее рука потянулась опять же к валокордину, вторая к уже пустому пузырьку с валерьянкой. Интересно, что ее сегодня шокировало больше – труп или мои великолепные пироги?

    – Что это? – застонала она.

    – Как что? – отходя немного от стола, чтобы лучше видеть результат своего труда, спросила я. – Вы же велели пироги сотворить, ну так примите и распишитесь.

    – Но это никакие не пироги! – закричала Екатерина Петровна.

    – Ну не знаю, какого рожна вам надо, – обиделась я, – до вас, знаете ли, никто не жаловался.

    Возможно, потому, что до Екатерины Петровны никто моих пирогов не видел и не ел.

    Меня спас Максим. Собственно, не меня, а Екатерину Петровну, так как еще немного – и от общения со мной у нее точно бы случился инфаркт.

    – Собирайся, пойдем, – сказал он мне, заглядывая на кухню.

    – Это куда? – поинтересовалась я.

    Любопытство, знаете ли.

    – К реке.

    Максим исчез, я задумалась.

    – Что стоишь, иди отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели, – прикрикнула вредная Дюймовка.

    – Хитрая вы женщина, Екатерина Петровна, я вот сейчас уйду, а вы пирожки испечете и, поди, всем скажете, что это вы сами такую красоту приготовили.

    Ответа дожидаться я не стала, ушла.

    Максим ждал меня на улице. Черная куртка застегнута, ботинки начищены, побрит. Сразу видно – человек на работе.

    Полпути мы прошли молча, но потом я все же не выдержала.

    – А вы меня зачем с собой взяли?

    – Я спокоен только тогда, когда ты у меня на глазах.

    Обидно мне это недоверие.

    – Я, между прочим, самый главный положительный персонаж, а вы вечно меня подозреваете.

    – Ну, раз ты у нас такой положительный персонаж, то давай-ка рассказывай, как часть твоего пледа оказалась в лесу, и очень тебя прошу, избавь меня сразу от всех безумных версий.

    – Хорошо, я скажу правду.

    – Даже не верится, – развел руками Максим.

    – Да вы поймите, что я испугалась, только из-за этого и не рассказала сразу, как все было... Вечно вы давите на меня своим недоверием, а потом удивляетесь, почему я молчу или что-то недоговариваю.