Хождение под мухой Донцова Дарья
Вопреки моим ожиданиям тело не было ни холодным, ни скользким, на ощупь оно напоминало кожаную сумку, ничего противного. Я принялась осторожно гладить Люсю. Вараниха затрясла кожей под подбородком, потом, приподнявшись, положила на диван две передние лапки. Вот оно как! Доброе слово и ящерице приятно.
– Лампа, – завопил Кирюшка, – беги сюда, скорей, скорей.
Испугавшись, что у мальчика случилась неприятность, я опрометью скатилась с дивана и рванула в его комнату.
– Что? Что стряслось?
– Во, – ткнул пальцем в экран Кирка, – гляди, «Ментов» по каналу ТНТ гонят, будешь смотреть?
– Тьфу на тебя, перепугал! Думала, опять розетка загорелась!
– Так всегда, – обиделся Кирюшка, – хочу сделать приятное, а получаю выговор!
Но я уже раскаялась в сказанном.
– Извини, миленький, но я лучше почитаю.
– Дело хозяйское, – вздохнул Кирюшка, – просто ты всегда ворчишь, что мы «Ментов» мешаем смотреть! А тут такой случай!
Я погладила его по вихрастой голове. Кирилл увернулся. Он теперь не любит «бабских слюней», хочет казаться суровым мужчиной. Интересно, сколько лет пройдет, прежде чем он поймет, что настоящий представитель сильного пола должен быть ласков и приветлив? Впрочем, произойдет метаморфоза только в одном случае, если он добьется успеха в жизни. Реализованный мужчина никогда не станет привязываться к женщине с мелочными придирками. Нет, ему не надо ничего себе доказывать и повышать собственную самооценку, унижая других людей. Настоящий мужчина спокойно простит бабу, и в 99 случаях из ста не обратит внимания на несваренный суп. Просто съест бутерброд. А вот если ваш кавалер не представляет собой ничего особенного, ежели сидит на работе в самом углу, а во время дружеского застолья не знает чем похвастаться… Ох, не завидую я вам тогда. Голову дам на отсечение, что не будет от него житья жене и детям, он станет придираться и «воспитывать» по каждому поводу. Странное дело, женщины отчего-то боятся связываться с импотентами и геями, но совершенно спокойно идут в загс с парнями, у которых явно выраженный комплекс неполноценности, я бы, как от чумы, бежала от последних, а геи – великолепные друзья…
Я доползла до дивана и обнаружила дивную картину. Люся спит на моем месте, по ее бокам устроились сладко похрапывающие мопсихи. На тарелочке белели два кусочка хлеба, баранина исчезла. Вне себя я шлепнула Мулю пуловером.
– Обжора, как не стыдно!
Мопсиха раскрыла глазки и обиженно уставилась на меня. Вся ее умильно складчатая морда словно говорила: «Ты чего, хозяйка? Сплю себе спокойно. За что?»
– Не прикидывайся овечкой, – кипела я, – знаю, знаю, кто слопал вкусную баранинку. Ада никогда не ворует, а Люся травоядная, ей сегодня на ужин капусту дали. Так что, кроме тебя, некому. А ветеринар, между прочим, велел посадить вас, сударыня, на низкокалорийную диету. Поскольку вы в ширину и в длину стали совершенно одинаковы.
Кипя от негодования, я попыталась лечь на место, но не тут-то было. Мопсы не хотели шевелиться. В конце концов мне удалось сдвинуть наглых собак, но тогда возникла следующая проблема. Люся не собиралась покидать уютное местечко, а я побоялась мешать варану. Неизвестно, как отреагирует ящерица, если потяну ее за хвост. Ложиться спать в обнимку с Люсей мне не слишком хотелось, поэтому пришлось идти в комнату для гостей и устраиваться там. Утихомирилась я около двух часов. Взбила подушку, потеплее завернулась в одеяло, вытянула ноги, сладко зевнула и… услышала телефонный звонок.
– Лампа, – пробормотала Надя, – спишь?
– Нет, нет, читаю, опять что-то стряслось?
В трубке стояла тишина, потом раздались рыдания.
– Сейчас приеду, – пообещала я и побрела одеваться.
Надя была на этот раз не в халате, а в свитере и джинсах.
– Опять звонили? – спросила я, снимая сапоги.
– Нет, – прошелестела Надя, нервно ломая пальцы. – Хуже!
– Что еще?
– Богдан приходил.
Я выронила сапог.
– Как?
Надя, трясясь в ознобе, тыкала рукой в сторону балкона:
– Там, там…
Не сняв второй сапог, я вылетела на лоджию. Никого.
– Тут пусто, успокойся.
Надя покачала головой:
– Он внизу стоял.
– Где?
– У гаражей.
– Ты ничего не перепутала?
– Сначала зазвонил телефон, – начала Надя.
Подруга сняла трубку и услышала далекий-далекий голос, долетавший сквозь треск и писк.
– Надюша, я же просил костюм. Неужели трудно выполнить такую простую просьбу? Леночка приехала, а никакой посылки нет. Не ожидал от тебя.
– Послушай, – взвилась я, – ты что, не поняла? Кто-то просто издевается. Голос-то не Богдана.
– Не знаю я ничего, – заплакала Надя, – вообще ничего не сообразила. Слышно было плохо, просто отвратительно. Какой костюм? Что за Леночка?
Я прикусила язык. Совсем забыла, что соврала Наде и не рассказала ни про брюки с пиджаком, лежавшие в сумке, ни про визит к маленькой покойнице…
Надя тем временем продолжала:
– Ну, а потом он шепнул: «Иди на балкон, я тебе покажусь».
Загипнотизированная, словно кролик перед удавом, Надюша вышла на лоджию и услыхала тихое:
– Эгей!
Возле гаража-ракушки стоял Богдан, одетый в костюм и белую сорочку. Галстук Надюша не разглядела. Супруг поднял руку.
– Скоро встретимся, 10 марта.
– А дальше что? – обалдело спросила я.
– В обморок я упала, – поморщилась Надя, – со всей силы затылком о ящичек с картошкой ударилась, болит жуть. А когда пришла в себя, все, никого нет.
– Это глюки!
– Нет, я видела очень ясно Богдана, прямо как тебя.
Я закусила нижнюю губу. Дело плохо, пахнет психиатрической клиникой, еще пара таких звонков, и у Нади съедет крыша. Что за дрянь развлекается подобным образом? От лоджии до гаражей довольно далеко. Надюша живет на последнем этаже. Некто, одетый в темный костюм, запросто мог сойти за Богдана. Муж Нади был интересным мужчиной, но не атлет. Размер одежды, наверное, 50–52, нормальное телосложение, ничего бросающегося в глаза… И потом, ну как она могла разглядеть его? На дворе ночь.
– Под фонарем он стоял, – пояснила Надя, – видишь, как около гаражей светло. Владельцы специально прожектор повесили, чтобы воров отвадить. Нет, это Богдан приходил.
И она вновь затряслась в рыданиях. Я понеслась на кухню за валокордином. Но, увидев рюмку с остропахнущей жидкостью, подруга покачала головой:
– Лампуша, я жутко боюсь.
– Чего? Пей давай.
– Сегодня десятое марта.
– Девятое.
– Десятое, – показала Надя на часы, – уже за полночь, и наступил новый день. Вдруг и правда он за мной придет?
– Глупости! Лучше подумай, кто из врагов может тебя доводить до инфаркта.
– У меня нет недругов, – уверенно заявила Надя.
Я поставила рюмку на столик. Надюша, святая простота, искренне считает, что в дом к ней приходят лишь благожелательно настроенные люди, хотя я могу назвать парочку заклятых подруг – та же Анюта Шахова, которые пили у Киселевой кофе, а потом сплетничали о ней же. А в клинике небось есть медсестры, другие врачихи, завидующие Наде. Ведь Богдан кого-то увольнял… Нет, нельзя быть такой наивной, считая всех вокруг друзьями.
– Хотя, – неожиданно прибавила Надя, – мы ведь с тобой особо не дружили, а ты сразу прибежала на зов.
– Мы знакомы всю жизнь, – пожала я плечами. – Наши родители получили квартиры на одном этаже, когда нас еще и в проекте не было. Ты помнишь то время, когда мы были незнакомы?
– Но ведь не дружили, – упорствовала Надюша, – просто поддерживали хорошие отношения, ходили в гости на дни рождения, но особой близости не было, тайнами мы не делились.
– Почему же ты мне позвонила в первый раз? – тихо спросила я.
Надюша грустно улыбнулась:
– Сначала я номер Анюты Шаховой набрала, она-то самая близкая была… Все про меня знала, а я про нее… Только Аня мой голос услышала и заявила: «Извини, сейчас не могу, завтра вечером приеду», а ты мигом примчалась.
Я только вздохнула. То, что Аня Шахова не слишком долюбливает Надю, видно всем невооруженным глазом. Только такой крайне незлобивый человек, как Киселева, мог считать ее лучшей подругой.
Я неожиданно вспомнила, как довольно давно, только начав карьеру педиатра, Надя стала обрастать частной клиентурой. Доктор она, как говорится, волею божьей. Маленькие пациенты ее обожают, но, что важнее, Надежда любит своих больных. Согласитесь, это не такое уж распространенное качество для врача. И еще. Она изумительный диагност. Так вот, несколько раз с Киселевой происходили такие истории. Визит частнопрактикующего врача стоил по тем далеким временам пять рублей. Часто случалось, что Наде приходилось посещать одного и того же больного несколько раз. Во многих домах с ней расплачивались сразу, протягивая синенькую пятерку, в других – только после завершения «цикла». Но была и третья категория пациентов, которые говорили, разводя руками:
– Простите, доктор, мы люди бедные, хотелось вам заплатить, да нечем.
Хотя Надя сразу объясняла, что она занимается частной практикой. Натолкнувшись на обман, она всегда по-детски изумлялась и находила для нечестных людей оправдательные мотивы. Надя вообще думает о человечестве хорошо. Ей принадлежит гениальная фраза: «Конечно, Чикатило негодяй и мерзавец, заслуживающий суровое наказание, но, наверное, в детстве его никто не любил». Даже для серийного маньяка она нашла оправдание.
– Валокордин мне не поможет, – пробормотала Надя, – знаешь, я хочу проспать все десятое марта, провести в наркозе, в амнезии.
– Ну прими… Не знаю что! Кто из нас доктор?
– Меня совершенно сносит пипольфен, – пояснила подруга, – съесть бы две таблеточки, и все, двадцать четыре часа без рефлексов.
– За чем дело стало? Где он? В аптечке?
– Я пипольфен дома не держу.
– Почему? Раз так хорошо действует?
Надюша хмыкнула:
– Пипольфен – антигистаминный препарат.
– Какой?
– Против аллергии, из этой же серии супрастин, диазолин, тавегил… Словом, подобных лекарств много. У меня на пипольфен парадоксальная реакция. Человек не должен, проглотив пилюлю от крапивницы, дрыхнуть сутки. Поэтому у нас только супрастин, он не вызывал у меня сонливости, понимаешь?
Я кивнула.
– А сейчас, думается, пипольфен не помешает, только где его взять?
– Хочешь, на проспект смотаюсь? Там аптека круглосуточная.
– Лампа, пожалуйста, вот деньги.
– Да ладно, – отмахнулась я, – у самой есть. Только ты отключи телефон, задерни шторы и дверь никому не открывай, даже не подходи к ней.
– Тогда ключи возьми, – предложила Надя, – а я в ванной запрусь.
Я вышла на улицу и покатила в аптеку. Циферблат показывал три часа ночи… Или это время уже принято называть утром? Но, несмотря на то, что всем людям сейчас положено спать, в аптеке оказалось полно народу. Покупали какую-то ерунду. Стоящий передо мной мужик попросил витамины. Они понадобились ему именно в это время. Ну ладно нитроглицерин, валокордин или спрей от астмы. Понятно, почему ночью прибежали за жаропонижающим для ребенка, но «Витрум»? Да уж, на свете полно чудаков.
Получив упаковку с голубыми пилюлями, я добралась назад, поднялась наверх, отперла дверь и крикнула:
– Доставка лекарств на дом, получите пипольфен!
В ответ ни звука. В квартире пахло чем-то сладким, словно тут недавно пекли пироги. В воздухе витал аромат ванили. Я добралась до ванной и постучала в створку. Полнейшая тишина. Внутри небольшой комнаты было пусто. На стеклянной полочке в изумительном порядке замерли флаконы и пузырьки, полотенца оказались сухими. Похоже, тут никто не мылся.
Внезапно мне стало страшно, даже жутко, по полу гулял сквозняк, ноги мигом замерзли. Чувствуя себя как ребенок, забредший в полночь на кладбище, я рванула дверь Надиной спальни. Никого. Кровать не разбирали. Комната идеально прибрана, словно хозяйка не заглядывала сюда пару дней. Ощущая, как липкий ужас поднимается от ног к сердцу, я пошла по коридору, заглядывая во все помещения. Кабинет Богдана, его спальня, кухня… Дом будто вымер. Последней по коридору была гостиная.
Я влетела в нее и затряслась: балкон раскрыт настежь, мартовский ледяной ветер треплет занавески. Несмотря на то, что по календарю пришла весна, погода больше напоминает зимнюю. Желто-красные шторы развевались, как флаги. Обычно их придерживают витые, шелковые шнуры, но сейчас кисти болтались у стены, мерно покачиваясь. «Ш-ш-ш» – шелестели занавески, «тук-тук-тук» – отзывались шнуры с кистями, ударяясь о красивые обои, – «тук-тук-тук». Я шла к открытому балкону, словно проваливаясь в зыбучий песок, каждая нога весила по сто килограммов. Ноги не подчинялись мне, колени подламывались. Наконец я оказалась на лоджии, уцепилась трясущимися пальцами за край перил и сказала себе: «Не смотри вниз».
Но глаза уже помимо воли глянули на снег под балконом. Надя не соврала. Автовладельцы повесили возле гаражей великолепный фонарь, просто прожектор. И в его ярком, каком-то неестественно белом свете была видна тоненькая фигурка в пуловере и брюках, лежащая лицом вниз. Казалось, Надюша хочет обнять клумбу, на которую упало ее тело. Руки широко раскинуты в разные стороны, левая нога прямая, правая согнута в колене, а вокруг шеи расплылось темно-вишневое пятно.
ГЛАВА 5
Собрав в кулак всю силу воли, я вернулась в гостиную и посмотрела на стол. Пусто. Надя не оставила никакого письма или записки. Я взялась за телефон.
Один из наших лучших с Катюшей друзей, Володя Костин, служит в МВД. Я настолько не любопытна, что даже не знаю, какой пост он занимает, только могу назвать звание: майор. Существующие между нами отношения скорей родственные, чем дружеские. Вовка – холостяк, женщины несутся через его квартиру хороводом. Несколько раз мы с Катей пытались его женить, потом бросили сие неблагодарное занятие. Имен его любовниц мы запомнить не успеваем.
– Ты сам в них не путаешься? – не утерпела один раз Юля. – Просто Казанова! Вчера Таня, сегодня Маня, завтра Аня небось будет! Не боишься имя не так назвать?
Вовка хихикнул:
– Я их не по именам зову.
– А как? – заинтересовался Кирюшка.
– Киска, – заржал Вовка, – всех называю просто: Киска, имя можно и не запоминать. Кстати, и тебе советую, когда вырастешь, придумать своим бабам псевдоним. Зайчик, рыбка, ягодка. Они такое обращение обожают, прямо тащатся, нет бы прикинуть, отчего кавалер упорно имя не называет… Но до них не доходит, умора прямо.
– Не смей учить ребенка глупостям, – подскочила Юлечка, – не слушай его, Кирюшка!
Кирилл опустил лицо вниз и сделал вид, что жутко занят макаронами, но его глаза весело блестели.
Живет Вовка рядом с нами, дверь в дверь на одной лестничной клетке, и вот теперь я терзала телефонный аппарат.
Трубку сняли на двадцатый гудок.
– Алло, – прочирикал приятный голосок.
Понятно, очередная киска.
– Позовите Володю.
– Он спит, – с легкой укоризной ответила девица.
– Разбудите.
– А кто, собственно говоря, звонит? – пошла в атаку киска.
Теперь в ее голосе слышались недовольство и ревность. Но у меня имеется в запасе аргумент, способный сразить кошечку наповал.
– Майор Романова из убойного отдела.
В трубке послышался шорох и слова:
– Заинька, проснись! Ну зайчик!
На месте Вовки я бы насторожилась. С чего бы это любовница зовет его, словно он симпатичное длинноухое? Не иначе как тоже боится запутаться в именах любовников!
– Ну! – рявкнул приятель. – Чего еще? Ты на часы смотрела?
– Вова, – тихо сказала я, – Вовочка, тут под балконом лежит труп Нади Киселевой.
Надо отдать должное Костину, проснулся он мгновенно.
– Под каким балконом, адрес!
Спустя час по чистоубранной квартире совершенно спокойно, в грязных ботинках разгуливали мужчины. Володя безостановочно зевал, записывая мои показания. Потом он спросил:
– Ну хорошо, по-твоему, ее кто-то пугал…
– Не по-моему, а точно! И не пугал, а планомерно издевался, может быть, даже доводил до самоубийства…
– Ладно, – согласился майор, – предположим, но где доказательства?
– А что, разве не хватает моих слов?
– Оно так, конечно, – вздохнул Володя, – но вот ты тут столь вдохновенно рассказывала о телефонных звонках. Понимаю, что их к делу не подошьешь, но телеграмма? Может, сохранилась? Я пожала плечами:
– Зачем она тебе?
Володя присвистнул:
– Вот ты, Лампудель, обчиталась детективов и решила, что в расследовании нет ничего сложного, побегала, поболтала и все… Ан нет! Что такое, на твой взгляд, телеграмма?
– Ну бумажка со словами.
Костин сморщился:
– Бумажка со словами! Это документ. Если его внимательно изучить, можно многое узнать.
– Что, например?
– Номер почтового отделения и время, когда отправили весточку.
– Зачем?
Володя вздохнул:
– Эх ты, мисс Марпл. Да чтобы пойти туда и порасспрашивать служащих. Каждый, кто подает телеграмму, обязан указать свой обратный адрес.
– Ха, можно любой написать.
– Верно, – пробормотал майор, – можно, но все равно ниточка есть. Или вот, ты говорила про костюм «Хуго Босс» и обгорелые ботинки… Где эти вещи?
– Ну ботинки Надя, наверное, выбросила…
– А сумку с костюмом куда дели?
– Я же попыталась убедить вдову, что там тряпки и бутылка «Аса», якобы забытые уборщицей… Ну и сделала вид, будто несу в домоуправление.
– А на самом деле?
– Выбросила на помойку.
– Когда?
– Вчера.
Костин почесал в затылке:
– Похоже, проехали мимо, но попытаться стоит. Эй, Мишка.
Мишка всунулся в комнату.
– Сходи во двор, пошарь в бачках. Ну-ка опиши ему сумку…
– Черная, матерчатая, с двумя ручками, спереди карман на «молнии». Такие возле каждой станции метро продают.
– Когда выбросила? – с тоской спросил Мишка.
– Вчера, утром.
– Так уж увезли, – оживился Миша, – мусор всегда до восьми забирают.
– Иди, иди, – поторопил его Володя, – вдруг повезет. А ты, Лампудель, езжай домой, баиньки.
– Но…
– В машину и к себе.
– Ты…
– Ступай!
– Да…
– Разворот через плечо, – рявкнул майор, – и шагом марш.
Кипя от негодования, я вылетела на улицу. Потом обошла дом и прошла во двор. Тело Надюши увезли, и только свежая земля, которую дворник набросал, чтобы скрыть лужу крови, напоминала о произошедшей трагедии. Я задрала голову вверх. Господи, как высоко. Неужели она сама, преодолев страх, шагнула через бортик лоджии? Что толкнуло ее на этот шаг? Или кто?
Я медленно подошла к «ракушкам» и стала под фонарем. Примерно здесь или чуть левее стоял «Богдан». Нет, вот тут, похоже. Я наклонилась и подняла необычный белый фильтр. В нос ударил запах ванили. Отвратительные сигарки «Кафе крим», их употребляют в основном дамы, но есть и мужчины, покупающие плоские железные коробочки. Впрочем, фирма выпускает еще и другие сорта сигарок, маленькие, тонкие. Это не гаванские сигары, толстые и мощные. Единственно, что объединяет два вида курева, так это цвет – нежно-коричневый, так выглядит кусочек молочного шоколада. Мало найдется парней, способных получать наслаждение от «Кафе крим», слишком уж сладкий, приторный аромат. Но Богдан любил именно такие, я это знаю точно. В ноябре Надя позвала меня на день рождения к мужу. Естественно, встала проблема с подарком. Ну что можно презентовать человеку, у которого и так все есть, тем более что супердорогие подарки мне не по карману. Всяческие авторучки, зажигалки и брючные ремни стоимостью, как стратегический бомбардировщик, я приобрести не могу.
– На Тверской в галерее «Актер» есть магазин «Музей табака», – посоветовала Надя, – купи ему упаковку «Кафе крим».
Я поехала по указанному адресу и приобрела омерзительно дорогую, на мой взгляд, сувенирную упаковку, где лежало пятьдесят сигарок. Продавцы, правда, старательно пытались убедить меня, что коробка со ста трубочками для курения выглядит шикарнее, но я не дрогнула. Богдан был страшно доволен, тут же распечатал подарок и предложил собравшимся угоститься. Но все присутствующие, мужчины и женщины, разом замотали головами.
– Много вы понимаете в колбасных обрезках, – ответил Богдан, – ну, спасибо, Лампа, удружила.
Я молча рассматривала окурок. Ей-богу, еще пять минут, и я поверю, что Надин муж приходил сюда.
Детей дома я не застала. Лиза и Кирюшка убежали в школу. На кухне паслись Сережка с Юлечкой, азартно уничтожавшие сырники.
– Ну ты даешь, – протянул парень, – мы чуть было не проспали! Хорошо, Капа сообразила и всех разбудила, что за безответственность, Ламповецкий!
Я напряглась, ожидая вопроса: «Где шлялась ночью?», но Сережка как ни в чем не бывало продолжил:
– Хорошо, Капа заглянула в спальню, увидела, что ты дрыхнешь без задних ног, и пошла всех расталкивать.
От неожиданности я уронила сырник. К нему моментально бросились Муля и Люся. Неповоротливая вараниха отстала от мопсихи, которая при виде любой еды проявляет чудеса ловкости. Мулечка уже почти подскочила к замечательно пахнущему сырнику, но тут Люся открыла пасть, откуда со скоростью пули вылетел язык. Сырник мигом «приклеился» к длинной, узкой ленточке. Щелк! Сладкий кусочек исчез внутри варанихи. Мопсиха вытаращила глаза, такого с ней еще ни разу в жизни не случалось.
Но мне было не до изумленной собачки. Капа заглянула в спальню и увидела, что я сплю? Ну и ну. Во-первых, я перебралась в комнату для гостей, а во-вторых, провела почти всю ночь у Нади.
Правильно поняв мое удивление, Капа отвернулась от плиты и подмигнула ярко накрашенным глазом. Сережка, как все мужчины, увлеченный только собой, продолжал негодовать. Дождавшись, когда он наконец убежит на работу, я спросила:
– Капа? Это как понимать?
Пожилая дама лихо швырнула на раздраженно скворчащую сковородку кусочек творога и сообщила:
– Танцуй, пока молодая. Сама люблю веселиться, только, к сожалению, все мои кавалеры старые кучи, только и говорят, что о болячках.
– Но я…
– Ладно, – отмахнулась Капа, – сегодня я тебя выручила, завтра ты меня прикроешь, лады?
Я ошарашенно кивнула.
– Время свободное есть? – бодро осведомилась бабушка.
– Мне к двенадцати на службу.
– Ну, успеем, собирайся.
– Куда?
– В «Рамстор», надо затариться.
Если есть вещь, способная привести меня в настоящий ужас, так это поход за продуктами в огромный магазин.
– Может, не надо, а? Пельменями обойдемся.
– Отрава!
– Мы всегда…
– Иди за сумками.
– Пельмени…
– У них начинка из собачатины, – сообщила Капа, – ты готова схарчить на ужин несчастную болонку, в недобрый час потерявшую хозяев?
– Нет.
– Тогда вперед.
Во дворе я направилась было к «копейке», но Капа мигом вскочила в серую «Нексию» и крикнула:
– Ну, жду.
Пришлось сесть на пассажирское место. Капа ловко ухватилась за рычаг переключения скорости и стартовала, подняв фонтан грязных брызг.