Ядовитая кровь Туров Тимур

Глава 2

Многие полагают, что в Харькове хорошая осень. И они, наверное, правы, если судить об осени по сентябрю и первой половине октября. Дни почти всегда солнечные, листья — золотые, ночи — прохладные, но необыкновенно уютные. Иногда идут дожди, но без надрыва и назойливости.

Это — до середины октября. Потом харьковскую осень может любить только уж очень большой оптимист и романтик. Ну, или как выразился столичный гость, только самозабвенный поклонник подгнившей готики.

Хозяин квартиры возражать не стал. Хозяин квартиры вообще старался гостю не возражать, ибо, хоть оба были не в мундирах, разница в количестве звезд на погонах имела место быть и к отстаиванию своих взглядов не располагала.

Собственно, хозяином квартиры подполковник Осокин был чисто номинальным. Квартира называлась явочной, использовалась для встреч с осведомителями, причем не самого высокого уровня. Однокомнатная квартира в хрущебе на третьем этаже, со старой пошарпанной мебелью если и имела достоинства, то только в месторасположении.

Улица Есенина отчего-то считалась чуть ли не центром Павлова Поля, а Павлово Поле имело статус чуть ли не элитного района города. Те, кто жил на Павловом Поле, ни под каким видом переезжать оттуда не хотели, а квартиры тамошние, при прочих равных, всегда были минимум на треть дороже аналогичных в любом другом районе города.

Но выбрали эту квартиру, естественно, не за элитность расположения. На это областному управлению было наплевать. Но вот удобство транспортных развязок, отсутствие отгороженных дворов, возможность маневра при выборе маршрута следования, даже находящийся почти под боком парк культуры и отдыха имени, естественно, Горького, причем самая запущенная его часть — все это делало квартиру действительно полезным приобретением.

Это подполковник Осокин успел объяснить киевскому гостю подробно. Гостя звали Андреем Ивановичем Петренко, был он полковником милиции и числился при министерстве внутренних дел. Чем именно он там занимался — Осокин не знал, виделся он с Петренко первый раз, но слышал о нем много разного.

В том числе и хорошего.

Но трудно было ожидать чего-либо хорошего от министерского полковника, прибывшего в город чуть не инкогнито, не явившегося в областное управление, а потребовавшего встречи в как можно более укромном месте.

И приказавшим вызвать на встречу, помимо подполковника Осокина, еще и одного из оперов областного управления. И если бы кого приличного. А то Владислава Гетьмана собственной персоной.

Правда, с Осокиным встреча была назначена на полдень, а Гетьмана повелели вызвать к восемнадцати ноль-ноль.

С двенадцати до шестнадцати Осокин отвечал на вопросы о Гетьмане, а два оставшихся часа заваривал чай, бегал за хлебом и колбасой в соседний магазин и слушал рассуждения полковника о преимуществах и недостатках харьковской погоды.

— Да... — протянул Петренко и отставил в сторону пустую чашку. — А ведь я раньше в Харькове частенько бывал. Своего первого я здесь и принял, между прочим. Еще в восемьдесят втором. Как раз в день смерти Леонида Ильича незабвенного.

— Интересно, — поддержал разговор Осокин. — А ведь мы могли и встречаться в то время...

— Не могли. Я тут был, так сказать, неофициально. Брали мужичка тихо, без шума. Привезли отсюда даже не в Киев, высадили по дороге, в Лубнах. И что потом с ним стало — до сих пор не знаю. Но мужик знатный был, одному нашему из группы руку сломал, второму щеку распанахал от глаза до подбородка... Да. Веселое было время.

У Осокина опять-таки было свое мнение по поводу веселья в восемьдесят втором, особенно после того, как пришедший на смену маразматику Брежневу гражданин Андропов принялся закручивать гайки не только у простых советских товарищей, но и у работников милиции. Аж резьба пищала.

В дверь квартиры постучали.

Осокин, вставая с расшатанного табурета, мельком глянул на часы — восемнадцать ноль одна. Небось стоял Гетьман возле подъезда, чтобы начальство точностью поразить. Хотя представить Гетьмана, старающегося поразить начальство подполковник Осокин не мог. Скорее наоборот.

Уже посмотрев в глазок и отпирая дверь, Осокин вспомнил, что забыл предупредить полковника о странностях капитана.

«Ну и черт с ним», — подумал Осокин, имея в виду полковника из министерства.

Сам выбрал кандидата, сам пусть и расхлебывает. Не шептать же сейчас, на пороге, Гетьману просьбы быть помягче с начальством. И не бежать же вперед, на кухню явочной квартиры, с торопливым предупреждением, что Гетьман, значит, при встрече руку никому не подает, даже при награждении в прошлом году поставил генерала с протянутой для поздравления рукой. Чуть было из органов не вылетел, чудом остался, но из приказа на поощрение исчез бесследно.

— Вечер добрый, — сказал Гетьман. — Прибыл...

— Привет-привет, — махнул рукой подполковник, закрывая за капитаном дверь. — Следуй на кухню.

Гетьман удивляться не стал и, не снимая мокрую от дождя куртку, направился куда велели. Осокин заметил, что, прежде чем пройти мимо двери в комнату, Гетьман притормозил на секунду, окинул быстрым взглядом помещение, и только тогда пошел дальше.

Осокин вошел на кухню как раз в тот момент, когда полковник Петренко протянул капитану Гетьману руку со словами:

— Будем знакомы.

— Будем знакомы, — не без сомнения в голосе согласился Гетьман, держа руки в карманах куртки. — Влад Гетьман.

Петренко глянул на Осокина, Осокин пожал плечами.

— Значит, такой вы... — протянул Петренко, опуская руку. — Я думал, преувеличивают. Присаживайтесь, у нас разговор будет долгий и, боюсь, трудный.

Гетьман посмотрел на предложенный табурет, перевел взгляд на окно, не прикрытое шторами. Аккуратно взял табурет и переставил в сторону, так, чтобы сидеть в пол-оборота к двери и не маячить в окне.

Осокин тяжело вздохнул, но Петренко смотрел на все эти манипуляции с видимым одобрением.

— Вы бы, подполковник, распорядились обеспечить квартирку шторами поплотнее, — сказал он. — Дом напротив в пятидесяти метрах. Нехорошо может получиться.

— Будет сделано, — кивнул Осокин. — Мне присутствовать или...

— А вы, извините, не могли бы достать пивка? — спросил с улыбкой Петренко. — А если с рыбцом — то бутылочки четыре. Я все равно останусь тут ночевать, могу себе позволить. Ну, и вы мне компанию составите.

«Если он сейчас еще и Гетьмана предложит в собутыльники, плюну на все и пошлю его в задницу. Вслух. И черт с ней, с карьерой, — решил Осокин и напрягся. — Подполковник я или нет?»

Но дальнейших унижений не последовало.

Выходя из квартиры, Осокин услышал, как Петренко сказал:

— Я с большим интересом прочитал ваше личное дело...

Входная дверь хлопнула.

— Да, дело интересное, но какое-то двойственное, что ли, — Петренко выбрал самую доверительную из своих интонаций, больше отец солдату, чем слуга царю.

Но на Гетьмана эта проверенная годами тактика особого впечатления не произвела. Он сидел неподвижно, прислонившись спиной к стене, выкрашенной ядовито-зеленой масляной краской, руки держал в карманах, лишь один раз вытер левой рукой капли воды с лица, оставшиеся после дождя.

И лицо у него было... нет, не спокойное, а просто неподвижное. Ровный взгляд, сжатые губы. Даже желваки не гуляли на скулах.

— До вашей командировки в Косово — просто загляденье. Приказы о поощрениях, досрочное присвоение, премии в размере заработной платы. Даже сама командировка в Косово — это не просто так. Мы ведь знаем, что туда попасть сложно. И деньги, и карьера... — Петренко ослабил узел галстука, обозначая, что беседу ведет неофициально и приглашая собеседника к откровенности. — Слышал, даже взятки некоторые предлагают. Или там через родственников. Но у вас ведь нет родственников.

Если полковник ожидал ответа и хоть какого-то участия Гетьмана в разговоре, то ошибся. Гетьман продолжал слушать молча.

— Да... — протянул Петренко, прикидывая, какие коррективы внести в стиль беседы и понимая: с таким характером старшему лейтенанту нужно быть очень толковым работником, чтобы до сих пор оставаться на службе. — Но вы вернулись... Кстати, а что там произошло, в Косово? Вы ведь вернулись досрочно, лежали в госпитале, чуть не комиссовались... Чуть ли не на инвалидность. Что случилось?

— На выезде попали в засаду, — сказал Гетьман. — Выжил я один. Был захвачен бандой, бежал.

— И все?

Гетьман молча кивнул.

— Ну, в общих чертах, так я и читал. Только вы, кажется, четыре месяца были в плену. И не бежали, а вырвались. Я не поленился, связался с Косово, там о вас какие-то легенды рассказывали. Неофициально, конечно. Что-то о вырезанной деревне и о том, как остатки банды обнаружили через четыре месяца. И вас, раненого и побитого, на скалах. И что вроде бы это вы всю банду... Человек тридцать.

— Голыми руками, — подсказал Гетьман. — И зубами. Махнул правой рукой — улица, левой — переулочек.

— Нечто в этом роде, — широко улыбнулся Петренко. — Врали?

Теперь улыбнулся Гетьман, чуть-чуть, самыми уголками губ. Но ярко-голубые его глаза остались холодными и спокойными.

— Ладно, что бы там с вами ни произошло, но здешняя комиссия признала вас годным. На работу вас, худо-бедно, взяли, капитана присвоили, но карьеры вам не видать — характер у вас после пережитого испортился. Заключение психологов и психиатра читается как триллер... Вызывает недоумение после всего этого только резолюция «годен без ограничений». И... Вы хотите стать майором? — неожиданно сменил тему Петренко и стал серьезным. — Вот так, разом бросить все, переехать, если захотите, в Киев. Или в любой другой город Украины, по вашему выбору. Или даже назад, в Косово. Или еще в какую загранкомандировку. Есть несколько вакансий на повышение квалификации для работы в Интерполе. С вашим послужным списком...

— С морковкой — понятно, — перебил полковника Гетьман. — С ослом — тоже. А что и куда тащить?

Петренко кашлянул смущенно. Он сам был циником, но все равно старался, по возможности, избегать слишком прямых формулировок. Его бы вполне устроило: «Что я должен сделать?» Но если оперу так удобнее...

— Вы выполняете задание. Одно. Сложное, но одно. Сразу же после этого получаете все, что я вам тут пообещал.

— Вы еще ничего не обещали, но это не важно. Вы Стругацких читали?

— Это...

— Опять-таки — не важно. Вы закончили преамбулу и можете переходить к амбуле.

Полковник тяжело вздохнул и перешел.

В Харькове, кажется, завелся серийный убийца. И, что показательно, работать стал активно и часто. И не оставляя следа. За два месяца он убил шестерых, и не похоже было, что на этом он остановится.

Убийцу нужно найти, сказал полковник Петренко. Но сделать это тихо, не привлекая внимания общественности. Есть свои резоны действовать так, а не иначе — тут Петренко особо не распространялся, а Гетьман и не настаивал. Слушал все так же молча, интереса не проявляя.

— Пока это все, — подвел итог Петренко. — Если вы соглашаетесь в принципе, то мы можем продолжить. Если вы, после согласия, попытаетесь съехать с базара и заявите, что передумали, то вылетите из органов в течение двух дней.

— Во-от... — удовлетворенно протянул Гетьман. — А я все ждал, когда появится кнут. Ну, уйду на вольные хлеба. В журналисты. У меня есть знакомые в самой что ни на есть желтой прессе, и первый мой материал будет о серийном убийце и странном поведении милицейского начальства. Ваш ход.

Петренко прочистил горло.

Гетьман ему определенно начинал нравиться. Нужно только правильно с ним обращаться, и тогда общение даже начнет доставлять удовольствие. Наверное.

— Вам интересно мое предложение?

— А вторую часть вы сразу же скажете или погодя?

— Сразу. Вы даете принципиальное согласие, я добавляю подробностей. И с завтрашнего дня... — Петренко улыбнулся почти искренне. — С завтрашнего дня вы приступите. Но подробности вас могут огорчить. Или напрячь.

— Ничего. Я согласен.

— Тогда... — Полковник встал с табурета, вышел в комнату и вернулся с ноутбуком в руках. — Это вам.

— Неожиданный подарок, — сказал Гетьман. — Это ничего, что день рождения у меня не скоро?

— Тут все материалы. Ознакомитесь на досуге. — Полковник подержал некоторое время ноутбук перед Гетьманом, но, сообразив, что тот брать его не собирается, поставил на кухонный стол. — Вы же умеете с такой штукой обращаться?

— Теперь — неприятный довесок. — Гетьман посмотрел прямо в глаза полковнику, и тот поежился, отводя взгляд.

— Вот визитка, — полковник достал из кармана пиджака картонный прямоугольник, блеснувший позолотой. — Позвоните после того, как ознакомитесь с материалами. В любое время суток.

Гетьман левой рукой взял визитку, посмотрел. Взглянул на полковника, только теперь уже с некоторым удивлением:

— С каких это пор Серый сотрудничает с министерством?

— Он не сотрудничает, — быстро ответил Петренко. — Он обратился к нам с просьбой и предложением...

— Не один хрен?

— Не один. — Петренко снял, наконец, надоевший галстук и бросил его на стол. — Мы тоже поначалу удивились, но потом... Материалы были очень уж... специфические, что ли. Вы посмотрите дела — сами поймете. Сергей Салунский...

— Да говорите уж просто — Серый.

— Хорошо, Серый. Он так сказал — либо к вам, либо к Патриарху. Можно в святую инквизицию. После того, как я это... — Петренко легонько похлопал ладонью по ноутбуку, — ...просмотрел — с Серым согласен на сто процентов. Поскольку в нечистую силу я не верю, в разных призраков и привидения — тоже, значит, все фокусы возможны в исполнении наших... в смысле, ваших коллег, из харьковской милиции. Слишком много случайностей, недоразумений и нестыковок. Посему дело должно расследоваться приватно, без привлечения крупных сил. И вообще, по минимуму привлекать местные силы.

— А я, значит...

— А вас рекомендовал сам Серый. Чем-то вы ему приглянулись, получается. Так и сказал — либо Гетьман, либо никто, сами разберемся. Крови будет много, но не захлебнемся. Нужно будет, сказал Серый, и водичкой святой глотки заливать станем, и костерок, если понадобится, сложим. Очень образно излагал Сергей Леонтьевич. И живо.

— А без него?

— Без него дело даже не возникнет. Не связаны эпизоды. Даже при первом прочтении понятно — не связаны они между собой. Но Серый клянется и божится, что все это один и тот же человек работал... Если человек. У Серого еще есть какие-то сведения, но это только для вас,капитан.

Гетьман покрутил карточку в руке. Положил на стол.

— Отказываетесь? — насторожился Петренко.

— Почему? Телефон запомнил, позвоню.

— Серый сказал, что карточка — как пропуск. Лучше носите при себе.

— Даже так? Может, себе оставите такую нужную вещь?

— А я уже оставил. — Петренко достал из нагрудного кармана вторую визитку и помахал ею в воздухе. — От таких подарков не отказываются...

Когда подполковник Осокин с пивом вернулся в квартиру, Петренко стоял посреди комнаты, задумчиво глядя в стену.

— Получилось? — спросил Осокин.

— В лучшем виде, в самом лучшем виде, — ответил Петренко. — Вы когда сможете повесить наружку?

— За Гетьманом? — удивился Осокин.

— Нет, за папой римским! — взорвался Петренко. — Конечно, за Гетьманом. И жучка ему в квартиру. Машины у него нет?

— Нет.

— Жаль. Но если есть любовница — к ней прослушку. В кабинет рабочий. В задницу. И чтобы хвост за ним ходил неотступно...

— Я разве вам не говорил? — удивился подполковник, сообразил, что до сих пор держит пакет с пивом и воблой в руках, и поставил его на пол, к стене. — За ним нельзя ходить. В смысле — можно, но лучше не нужно.

— Почему?

— Ну... Он «хвост» определяет с ходу, потом некоторое время делает вид, что не заметил, а потом... потом могут быть неприятности. В мае ребята из УБОПа на спор с нашими решили походить за Гетьманом. Три человека, не пацаны.

— И?..

— Легкое сотрясение мозга у одного и побои средней тяжести у других. Причем, бил не Гетьман, все трое клянутся, ну, и алиби у Гетьмана на это время железобетонное.

— Смешно... — сухо констатировал Петренко. — А что прикажете мне делать? У меня совершенно четкие указания — не выпускать из виду.

— Я подумаю, — сказал Осокин. — Есть вариант.

Влад, выйдя из дома, постоял на крыльце, прикидывая, каким маршрутом уходить. Был очень сильный соблазн двинуться через парк — безопасней и надежней. Обычные люди по промокшему насквозь парку шляться не будут, особенно если шагать через болотце, расположенное почти сразу за станцией подвесной дороги.

Но и сам он в таком случае наверняка привлечет излишнее внимание любого стороннего наблюдателя. Получалось, что топать нужно было к одной из станций метро.

Влад поднял воротник куртки и шагнул под усилившийся дождь. Прохожих не было. Это, в общем, ничего не значило, наблюдать могли из окна любого соседнего дома, передав потом по рации или телефону эстафету поджидающему в отдалении специалисту.

Или могли следить каким-нибудь другим способом, экзотичным и трудно определяемым. И тут ничего не поделаешь. С этим нужно просто смириться и реагировать только в самом крайнем случае.

Все, что рассказывал полковник, нужно было обдумать. Он согласился сразу не потому, что так уж хотел повышения в звании и прочих пряников. Да и в милиции Влад остался до сих пор не из-за того, что боялся потерять работу, лишиться удостоверения, оружия и власти.

Влад ждал. К нему должны были прийти, рано или поздно. Так или иначе, но его в покое не могли оставить, Хозяин ему все подробно объяснил. На примерах и очень доходчиво.

Сердце замерло, напомнив Владу, что Хозяин относится к воспоминаниям запретным. Стоило начать вспоминать, и мир снова становился совсем чужим, враждебным и несправедливым.

За ним должны были прийти — пришли. Он еще мог поверить, что полковник поручил это странное дело ему, Владу, из-за простого стечения обстоятельств. Повесить мутного откровенного глухаря на мента, самозабвенно рубящего сук под собой — сам бог велел.

Если что накопает — слава достанется начальству. Если сломает себе на этом голову — туда ему и дорога. Поверить в такую схему Влад мог.

Не поверил поначалу, но это только по той причине, что последнее время не верил вообще никому. Но вот когда появилась визитка Серого — тут уж ни о каких совпадениях речи быть не могло.

Вынырнувшего из-за угла Осокина Влад заметил в последний момент, резко изменил направление и влетел в пропахший кошками подъезд. Не хотелось сейчас встречаться ни с кем, а тем более с подполковником Осокиным. Хотя бы сегодня. Завтра тот наверняка вызовет к себе и будет занудно инструктировать, передавая последние указания начальства, а то вдруг потребует предварительный план розыскных мероприятий. С него станется.

Ведь сделает простецкое лицо, будто не понимает, что организацией розыска должен заниматься уж никак не опер. И вообще, прокуратура пусть работает. В самый раз...

Осокин прошел мимо крыльца, позвякивая бутылками в пакете. Влад осторожно выглянул, убедился, что подполковник дошел до подъезда, в котором находилась явочная квартира, и совсем уж собрался выйти на улицу, но замер, а потом шарахнулся обратно.

Здоровенная псина, почти неразличимая в темноте, не торопясь, протрусила к тому самому подъезду, где скрылся Осокин, как-то задумчиво посмотрела на дверь, подняла голову, словно пытаясь рассмотреть за окнами на лестничных клетках, как подполковник поднимается на третий этаж.

Темно-серая, волчьего окраса зверюга осмотрелась и медленно пошла вдоль дома.

Влад перестал дышать, когда собака остановилась напротив подъезда, в котором стоял он.

Это просто обычная собака, попытался обмануть себя Влад. Много их сейчас по городу бродит. Даже волки, говорят, начинают бродяжничать среди людей. Отличить волка от собаки сможет только охотник или биолог, а если даже и поймет кто — ну, позвонит в милицию. И всех делов.

«Просто собака», — повторил мысленно Влад.

Это не одна из тех тварей, что пытались убить его в Косово. Пусть даже волк, но обычный волк. Самый обычный.

Сейчас зверь постоит немного и пойдет дальше, к мусорным бакам.

Пальцы правой руки, сжимавшие пистолет в кармане куртки, свело судорогой. Можно стрелять, промаха не будет, он был уверен. Свалить тварь пулей в голову, потом — подойти и добить. Расстрелять всю обойму. Лучше — две. И бежать.

Не просто уносить ноги с места преступления, а бросить все и бежать из города. Но тогда придется бежать всю оставшуюся жизнь — это Хозяин ему тоже объяснил очень доступно и доходчиво.

Остаться в подъезде? Так ведь учуял его зверь. Наверняка учуял. От кого прятался капитан милиции? От подполковника Осокина — чушь. Подполковник уже прошел, а он, Влад Гетьман, все стоит в вонючем подъезде, держась за дверную ручку, словно барышня, спрятавшаяся от хулиганов.

От собаки прячется Гетьман. А почему он от нее прячется? Отчего крутой капитан так боится лучшего друга человека? Или он подозревает, что если эта тварь и чей-то лучший друг, то никак не его, капитана Гетьмана?

Времени на раздумья не осталось совсем. Еще пара секунд — можно уже не выбирать вариант, а просто открывать пальбу. Можно даже просто себе в голову.

«Ладно, — сказал Влад сам себе. — Ладно».

Капитан спрятался от подполковника. Подождал, пока тот пройдет, потом еще с минуту дожидался, чтобы тот не вздумал возвращаться, а потом...

Дверь, оснащенная мощной пружиной, открылась нехотя, словно давая Владу еще один шанс сделать правильный выбор. «Подумай!» — простонала пружина.

Влад вышел из подъезда, придержал дверь, чтоб не хлопнула, и посмотрел на окна явочной квартиры.

Все нормально. Все в порядке. Его волнует только подполковник Осокин. А собака напротив подъезда — ерунда. Привычная деталь городского пейзажа.

Стоит, серьезно рассматривая человека, вышедшего под дождь, превратившийся уже в ливень.

— Привет, собака! — сказал Влад. — Мокнешь? Ну, а я пойду.

Портфель с ноутбуком Серого он зажал под мышкой и побежал. Не ускоряясь особо, стараясь избегать луж — так обычно ведут себя люди под дождем, понимая, что все равно вымокнут, но выполняя ритуал.

До метро «Ботанический сад» можно было добраться через дворы, наискось, но Влад побежал прямо, по улице, ведущей к проспекту Ленина.

Собака могла быть не одна. Влад прекрасно отдавал себе отчет, что справиться со сворой в темном дворе у него шансов нет. Просто не хватит патронов.

А на освещенном проспекте...

Влад бежал ровно, не оглядываясь. Он не слышал, бежит ли собака следом. Обычный человек не станет проявлять такой уж большой интерес к дворняге.

Не станет.

Теперь нужно было принять еще одно решение — направляться к метро или садиться в автобус. Быстро. Вести себя нужно естественно, но терять время — нельзя.

Неожиданно для себя Влад шагнул к проезжей части и поднял руку. И, опять-таки, неожиданно, «Ауди» с желтым гребешком на крыше сразу же остановилась рядом.

— На Жуковского, — сказал Влад, открыв дверцу.

— Садись, — согласился водитель и присвистнул, глядя мимо Влада. — Ни хрена себе...

— Что? — спросил Влад, усевшись на переднее сиденье и устраивая портфель на коленях. — Что такое?

— Откуда они здесь? — удивленно сказал водитель. — Совсем обнаглели!

Влад посмотрел и захлопнул дверцу, надеясь, что сделал это не слишком резко.

— Собаки? — спросил он.

Он должен был спросить — удивление водителя было глубоким и искренним.

— Какие, на фиг, собаки? Волки. Две штуки в центре города. И здоровенные...

— Откуда здесь волки? Собаки. Да, громадные, но... — Влад почувствовал, как его запоздало начинает бить мелкая дрожь.

— Ага, сейчас, — водитель тронул машину с места, оглянулся, чтобы вклиниться в поток. — Я охотник. Двадцать лет с ружьем, и волков видел в своей жизни миллион. Но чтоб в городе... Тут же школа неподалеку. Ментам сказать?

— Скажи, — кивнул Влад. — Ты бы мне поверил, если б я тебе про волков рассказал?

Водитель помолчал, потом тяжело вздохнул:

— Таки — да. Таки — не поверил бы.

Он посмотрел в зеркало заднего вида, но, естественно, ничего не увидел, кроме света автомобильных фар, дробящегося в дождевых каплях.

— Чего только не бывает в жизни, — сказал водитель чуть погодя.

— Да, — сказал Влад.

Чего только не бывает.

Волки могли напасть или просто проводили случайно подвернувшегося Гетьмана. А на самом деле они следили за подполковником Осокиным. Или даже за самим полковником из министерства.

Влад вытер лицо и закрыл глаза.

— Если они станут на твой след, — говорил ему Хозяин, — если решат тебя достать, то обязательно достанут. Хочешь выжить — постарайся всех их перебить, убежать все равно не сможешь. От них нельзя убежать.

Голос у Хозяина неприятный, словно клокочет что-то у него в горле, нехотя складываясь в слова. Словно полощет он горло словами, выплевывая время от времени.

— От меня тоже нельзя уйти, — сказал Хозяин. — Ты и сам не захочешь уйти, ведь правда?

Хозяин протянул руку, худую белую руку с длинными сухими пальцами к лицу Влада, дотронулся до его лба. Неверный свет старой керосиновой лампы отразился на когтях, появившихся из кончиков бледных пальцев и снова исчезнувших.

— Кровь... — сказал Хозяин. — Есть в людях и что-то хорошее. Меня это примиряет с вашим существованием. Я бы позволил Наблюдателю тебя увести, но мне время от времени нужна кровь, а мою деревню...

— Где на Жуковского? — спросил водитель.

Влад вздрогнул и осмотрелся.

Он имел в виду поселок Жуковского, но не назвал точного адреса, и водитель привез его на проспект, носивший то же имя. Теперь придется возвращаться.

— Вот здесь, возле мебельного. — Влад достал из кармана деньги, отдал водителю. — Спасибо.

— Тебе спасибо. А все-таки то были волки.

Влад подождал, пока «Ауди» уедет. Огляделся. Дождь почти прекратился, лишь легкая морось висела в воздухе.

Снизу, от Даниловки, послышался собачий лай.

Влад сунул руку в карман, снял пистолет с предохранителя. Он сам себя ненавидел за этот страх, понимал, что так нельзя, что сходит с ума, но ничего не мог с этим поделать.

«Ты не сможешь победить, — сказал ему Хозяин. — Ты сможешь только отсрочить свою смерть».

Это было очень унизительно — стараться выжить. Не жить, не бороться, а выживать, день за днем, месяц за месяцем. Этому Влада также научил Хозяин. Четыре месяца он учил Гетьмана новым правилам, рассказывал ему о том, как на самом деле устроен мир, и жестко указывал место, какое суждено Владу в этом мире занимать.

В мире, где существуют такие вещи, как магия и пришедшие на Землю еще в глубокой древности чужаки.

Тогда все было вроде понятно, но теперь...

Теперь, после возвращения в Харьков, время от времени у Влада возникало желание плюнуть на все, выпрямиться в полный рост и перестать прятаться.

Бросить в рожи этим нелюдям, что он видит их насквозь, прекрасно видит, кто они на самом деле. И умереть. Быстро. Или очень, очень медленно, испытав на себе всю ненависть, накопленную за тысячи лет этими тварями.

Влад прошел мимо девятиэтажки, резко свернул за угол и остановился. Он не мог себе представить, что станет делать, если вдруг кто-то действительно следил за ним и вот сейчас, выскочив из-за угла, окажется лицом к лицу.

Ударит? Или просто глянет в глаза.

Никто не появился.

Где-то неподалеку пьяно орали песню, из приоткрытой форточки доносился визгливый женский голос, требовавший от кого-то сделать хоть что-то, если этот кто-то хоть чуть-чуть мужик.

— Нужно сделать что-то, — пробормотал Влад. — Если мужик.

Его нашли? Ладно. Можно уже не убегать. Можно спокойно заняться делом. Что-то же им от него нужно? Хотят использовать? Для чего? Об этом тоже можно не думать.

Можно позволить себе спокойно зайти в «Сергеевский», купить что-то на ужин и на завтрак. А можно, не торопясь, начистить картошки, мелко настрогать сала из морозильника, и картошечки нажарить на этом самом сале. Да еще с лучком. Можно еще все это запить чем-нибудь веселым, но в одиночку Влад сегодня пить не хотел. Ну, не собирался, во всяком случае.

Потом можно опять-таки, не торопясь, съесть жареную картошку прямо со сковороды, вымыть сковороду, вытереть, сделать себе чашку кофе, черт с ним, пусть растворимого, но обязательно большую чашку, и чтобы сахара было много.

Потом взять эту самую чашку и отправиться в комнату, сесть за письменный стол и включить, наконец, ноутбук.

Спать сегодня все равно не получится. Это Влад знал. Уснуть — да. Уснуть он сможет. Но только снов не будет, будут воспоминания, будет крик, колотящееся сердце, холодный пот на лице и боль, саднящая боль там, куда прикасались тонкие белые пальцы Хозяина.

Влад осторожно дотронулся до небольшого шрама на лбу. Там, где некоторые подозревают существование третьего глаза.

Из-за этого шрама Влад не любил свое отражение в зеркале.

...Когти, стремительно появляющиеся из кончиков тонких белых пальцев, и капли крови на этих пальцах, и мертвенно-бледное лицо с глазами, горящими красным...

Придя домой, Влад, не раздеваясь, прошел в комнату, сел к письменному столу. Нужно просто успокоиться. Так дергаться нельзя, надолго его не хватит. Несколько раз глубоко вздохнув, Влад встал из-за стола и прошелся по комнате. Сегодняшняя встреча с волками выбила его из колеи. Он уже и не думал, что может вот так испугаться, надеялся, что испуг выгорел навсегда, остался легким белесым пеплом возле той проклятой деревни в Косово.