Возвращение живых мертвецов Савина Екатерина

– Васик, только не гони, – попросила Даша, – хоть машина и не моя, но она такая… что мне самой, наверное, очень неприятно будет, если ты влетишь в какой-нибудь случайный фонарный столб.

– Я? – возмутился Васик. – Не построили еще такой фонарный столб, в который я бы влетел! Я же водитель с… с… большим стажем…

– Употребления алкогольных напитков, – закончила за него я, – ты, Василий, и правда, поосторожнее за рулем, а то… Мне бы не хотелось попасть в больницу. В то время, когда мне назначена такая важная встреча. И насчет столба ты тоже зря говоришь – кто месяц назад протаранил автобус с делегацией из Средней Азии?

– Так то ж я на другой машине был, – пояснил Васик, – и пьяный еще. А эти чурки мне из окна махали тюбетейками и кричали – «салага», «салага…» Ну я и…

– Наверное, они тебе не «салага» кричали, а «салам», – предположила Даша, – это у них такое приветствие – ничего обидного в этом нет. И незачем было автобус калечить.

– Я не хотел автобус калечить, – сказал Васик, мягко сбрасывая скорость на очередном повороте, – я хотел их просто того… попугать. А получилось. Ну, выпил же я немного еще… А сейчас – уже другое дело. Сейчас у меня такая тачана, что я и сам смотрю, как бы мне кто в зад не въехал. И не пью. Давно уже не пил…

– Сколько? – поинтересовалась Даша.

Васик минуту пошевелил губами.

– Двадцать два часа, – гордо объявил он, – со вчерашнего дня.

– Да, – сказала я, – это круто. Человека такой силы воли я еще никогда не встречала.

– Смеетесь… – беззлобно откликнулся Васик, – смейтесь, смейтесь… А я вот покатаюсь недельку на этой тачке и, может быть, вообще пить брошу. А как пить брошу… делом займусь каким-нибудь… может быть…

– Не будем заглядывать в будущее, – сказала я, – между прочим, мы уже приехали. Вон у того здания притормози – с чугунным козырьком над подъездом.

– Ого! – удивился Васик. – Я и не заметил, как мы приехали. И за дорогой почти не следил – разговаривал. А точно по адресу… Это у меня подсознание сработало. Я, наверное, прирожденный водитель. Или нет… Я, наверное, тоже, как и Ольга – экстрасенс.

Даша довольно громко хмыкнула.

– Ну, может быть, и не экстрасенс, – легко согласился Васик, – и у нормальных людей бывают всякие… паранормальные заморочки. Вот я как-то раз нажрался, в ментовку попал, утром просыпаюсь на нарах в обезьяннике, а у меня в кармане куртки непочатая бутылка водки! Представляете? И самое главное – совершенно непонятно, как мусора не отобрали. Они же, падлы, всегда обыскивают. То бумажник, то мобильник из кармана стырят… А уж на спиртное-то у них такой нюх…

– Тормози! – закричала я. – Прирожденный водитель! Ты же два квартала уже лишних проехал!

Человек, который встречал Петра Ивановича у ворот дачи, был довольно высок, очень грузен и темнолиц. Шапка грязно-серых волос, неряшливо растрепанных в разные стороны будто бы сильным ветром, придавала ему удивительное сходство с привокзальным бомжем – и только довольно дорогой спортивный костюм, мобильный телефон последней модели, висящий на поясе толстяка и массивные золотые цепи на груди и запястьях – говорили о том, что их обладатель человек весьма и весьма состоятельный.

– Валентин Валентинович, здравствуйте! – прокряхтел Петр Иванович, выбираясь из своего автомобиля.

Грузный кивнул ему и проговорил тяжелым басом:

– И вам доброго здоровья, Петр Иванович. Как доехали?

– Нормально, – сказал Петр Иванович и оглянулся на шофера Витьку, который тоже покинул автомобиль и теперь во все глаза смотрел на странного собеседника своего босса, забыв о незажженной сигарете, которую он рассеянно перекатывал в пальцах.

– Машину-то… – проговорил Витька, – во двор загонять или как?

– Не нужно загонять машину во двор, – размеренно произнес Валентин Валентинович и поскреб оттопыренным большим пальцем затылок под своей невообразимой шевелюрой.

– Почему? – удивился Витька.

– По кочану! – снова обернулся к нему Петр Иванович. – Совсем ты, Витька, зарвался. Твое дело какое? Крутить баранку! Раз и навсегда запомни!

«Эге-ге! – замелькало в голове у шофера Витька. – А мой Иваныч-то нервничает. Раньше никогда так часто не срывался. А оно и понятно, почему нервничает – ночь на дворе, какая-то дача странная. Кругом – точно – ни одного человека нет километров на десять. Что же это такое, дорогие товарищи, происходит? А уж про его компаньона нового и вообще говорить не приходится – прямо бандюга. И рожа у него бандитская и вообще…»

– Ты, давай-ка… дружок, – заговорил вдруг «бандюга», и Витька вздрогнул, поняв, что тот обращается именно к нему, – садись обратно на свое место и уматывай. Времени мало, и ждать, пока ты здесь отсвечивать будешь, я не собираюсь.

Шофер Витька от неожиданности открыл рот.

– Пе-петр Иванович! – выговорил он. – Как же это?.. А кто вас обратно повезет?

– Я отвезу, – не дав ответить Петру Ивановичу, сказал «бандюга».

– Пе-петр Иванович…

– Ну, чего тебе еще! – рявкнул Петр Иванович. – Сказали – вали в гараж!

– А как же?..

– Не понял, что ли?

– А как же Римма Михайловна? – договорил-таки шофер Витька. – Что я ей скажу, если она мне позвонит и спросит, где вы?

– Куда она тебе позвонит – в гараж? – криво усмехнулся Петр Иванович. – Сиди в гараже, жди меня. Домой не суйся. Я через несколько часов приеду…

– Но как же…

– Петр Иванович, – прогудел «бандюга», – как это вы сотрудников так своих можете распускать? Мои подчиненные, не дослушав приказания, мчаться исполнять. А ваш… Он так до утра будет мяться. Непорядок. Ведь мы же с вами договаривались – только я и вы. И больше никого. Дело секретное.

– Я могу и здесь подождать, – угрюмо заявил Витька, – а вы в доме разговаривайте. Я тут и подожду в машине. Чего мне в гараж-то ехать?

Петр Иванович побагровел от гнева и притопнул ногой.

– Слышь ты… – придушенным голосом заговорил он, – если сейчас же не свалишь отсюда, завтра на хрен уволю. Понял, сволочь?

Шофер Витька колебался еще минуту – до тех пор пока «бандюга», которого Петр Иванович называл Валентином Валентиновичем, не проговорил, разведя руками:

– Ну, это несерьезно, Петр Иванович. Если вы не хотите со мной никакого дела иметь, так и скажите. Мне совсем не интересны подобные спектакли. В конце концов я могу и в театр сходить… – тогда Петр Иванович скроил такую злобную физиономию, что Витька решил больше не искушать судьбу и плюхнулся на свое место водителя, с силой захлопнув за собой дверцу.

«Ну и хрен с тобой! – думал он, мчась обратно по пыльной проселочной дороге. – И даже хорошо, что меня отослали. Если там чего не так, то – мое дело сторона – меня не было и все… А Римме Михайловне все равно потом расскажу… Чтобы она ему взбучку устроила, старому козлу. Потом расскажу, не сейчас – а то, если у моего Иваныча сделка сорвется, он вообще меня – не то, что уволит, а убьет насмерть».

«Бандюга» Валентин Валентинович проводил взглядом уносящийся автомобиль и проговорил, обращаясь к Петру Ивановичу, неуверенно озирающемуся по сторонам:

– Ну что же, дорогой мой, пойдемте, поговорим. Дело, которое я вам хочу предложить, сулит просто баснословные барыши. Вы уж извините, что я такого туману напустил – пригласил вас в безлюдное место, шофера вашего отослал… Но ведь обычно как – чем меньше ушей, тем больше барышей. А? – он засмеялся, но тут же оборвал себя и заговорил серьезно:

– Значит, суть нашего дела в следующем…

– Да-да-да… – поддакнул Петр Иванович, семеня за грузным «бандюгой».

Они подошли к костру.

– Ах, – неожиданно мягко вылепил губами «бандюга», – посмотрите, как искорки пляшут в огне… На поленьях. А поленья треща-ат…

Петр Иванович глянул в огонь.

На встречу я попала вовремя. Без трех минут шесть я уже стояла перед дюжим охранником, возвышавшимся над своей конторкой, как могучий утес над скованным штилем морем.

– Вы к кому? – коротко спросил он, едва шевельнув губами.

– Гольдман Михаил, – сказала я, – президент фирмы «Спешл-авто».

Охранник приподнял белесые брови и, склонив голову, оглядел меня с головы до ног. Потом оглянулся на пустынный коридор за своей спиной.

– Проходи, – усмехнулся он и провел огромной лапищей по рыжим усам, словно только что проглотил кусок аппетитного горячего пирога.

«Странно, – подумала я, – что это он так себя ведет? Как деревенский ухарь на завалинке. Он вроде не ухарь. Вроде охранник в солидной фирме. Смотрел на меня, так словно облизывал – с головы до ног. Ну и тип… Даже не спросил у меня документы, не позвонил осведомиться – я же все-таки к президенту фирмы иду, а не…»

Я прошла гулкий коридор до конца. Вдоль стен коридора тянулась галерея запертых дверей – с прибитыми табличками, на которых были выгравированы номера.

«Кабинета президента здесь нет, – подумала я, – наверное, у него-то дверь – если не обита кожей, то хотя бы снабжена табличкой – с указанием фамилии, имени, отчества и должности. Только вот где эта дверь? Не возвращаться же мне к этому уроду-охраннику, чтобы спросить…»

Коридор вовсе не заканчивался тупиком. Я толкнула широкую стеклянную дверь – она не оказалась заперта – и вышла на лестницу.

Позади меня раздался короткий веселый свист. Это еще что за новости?

Обернувшись, я увидела, что охранник, приняв позу загулявшего колхозника, вольно облокотился на свою конторку – смотрит на меня, чему-то посмеиваясь. Конечно, это он мне свистел, кто же еще…

– Эй, красавица! – пробасил охранник. – Тебе на третий этаж и налево. Там увидишь – дверь такая большая… Давай! – он снова свистнул, как Соловей-разбойник, – счастливо!..

– Ненормальный какой-то… – пробормотала я, поднимаясь по лестнице на третий этаж. – Наверное, его и оставляют дежурить, когда в здании почти никого нет – вечером в субботу, например – как сейчас – или в воскресенье, или в праздники… А этот президент Гольдман Михаил… как его по батюшке… Гольдман Михаил Саулович – значит, человек настолько занятой, что нашел время принять меня только вот сейчас. А будние дни у него все заняты. Это хорошо – с деловым человеком приятно работать…

Двери в приемную была приоткрыта. Секретарши нигде не было видно – рабочий стол был прибран, никаких бумаг, ничего. Только выключенный компьютер и аккуратная карандашница.

– Тоже домой ушла, – решила я, – рабочий день у сотрудников фирмы закончен.

Не задерживаясь, я прошла прямо к двери с соответствующей табличкой и постучалась.

– Да-да, – немедленно ответили мне, – проходите, пожалуйста. Садитесь, – сказал мне довольно молодой человек с тонким шнурком черных усиков под длинным немного крысиным носом, – вот сюда, в кресло.

Я уселась в кресло напротив стола. Михаил Саулович – а это был, несомненно, он – несколько секунд внимательно всматривался в мое лицо, потом сдержано улыбнулся и заглянул раскрытый еженедельник.

– Ольга Антоновна, – прочитал он, – рекламное агентство «Алькор». Минута в минуту. Ценю точность.

– Я рада, – улыбнулась я.

– Михаил Саулович, – быстро представился он, прекрасно, наверное, сознавая, что никакой нужды в этом нет – просто из элементарной вежливости, – вы извините, что я назначил встречу в такой… неурочной час, но… я так занят сейчас, – заговорил он, откинувшись на спинку кресла. – Фирма только-только начала работать, компетентных сотрудников пока немного, так что почти все приходится делать самому… Ответственность-то перед моими западными коллегами целиком на мне… М-да. Давайте, перейдем прямо к делу. Времени у меня… – он посмотрел на свои наручные часы, – совсем мало – через час еще одна деловая встреча, да и у вас, скорее всего, какие-нибудь дела…

– Почему вы так решили? – поддержала я пока еще не совсем официальный разговор.

– Ну… как… – Михаил Саулович снова улыбнулся, – молодая девушка. Молодая, красивая девушка, – поправился он.

– Спасибо, – сказала я, а Михаил Саулович стер со своего лица улыбку и положил руку на объемистую папку, лежащую на столе, справа от него.

– Вот здесь, – сказал Михаил Саулович, – подробное изложение рекламной концепции моих зарубежных коллег. Вы, как мне сказали, настоящий профессионал, так что должным образом обработать эти материалы для вас, я думаю, не составит никакого труда.

– Спасибо, – снова сказала я.

– Честно говоря, – признался Михаил Саулович, – я в эту папку так и не заглядывал – замотался с другими делами. Но в целом рекламную концепцию предприятия я, конечно, представляю… Вы посмотрите, позже мы с вами встретимся и поговорим. Поделимся, так сказать, впечатлениями. Когда вы будете готовы для разговора. Завтра? То есть, извините, послезавтра?

Я с сомнением посмотрела на пухлую папку. Работы здесь было, по меньшей мере, дня на три-четыре. Это, если не заниматься другими делами. Но ведь оперативность в бизнесе цениться прежде всего… После качества, конечно.

– Во вторник, – сказала я, – задание ответственное, так что, я думаю, лучше не спешить. Или в среду.

– В среду, – подытожил Михаил Саулович. – Спешить и правда не стоит, но нужно… как бы это… поторапливаться.

– Сделаем! – с готовностью ответила я.

– Теперь еще… – Михаил Саулович наскоро пролистал свой еженедельник, – ага, вот… Я бы хотел осведомиться у вас относительно расценок.

– Пожалуйста, – проговорила я, – итак…

Славик какое-то время задумчиво теребил массивный золотой крест на своей груди. Потом он глянул на часы и откровенно зевнул.

– Скучно, – молвил он, ни к кому из присутствующих в комнате специально не обращаясь, – и долго наш гость будет мне мозги парить?

Сразу после того, как эти слова растаяли под низким потолком темного полуподвального помещения, раздался звонкий хлопок сильной пощечины, а спустя еще секунду – тоскливое хныканье.

Славик поднял глаза на того, кто стоял прямо перед ним.

– Говорить будешь или как? – спросил он.

– О чем говорить-то? – всхлипывая, забормотал низенький человечек в черном деловом костюме, уже кое-где порванном и запачканном подвальной пылью; руки коротышки были скованы за спиной наручниками, а по бокам стояли два молодых человека с традиционно-бульдожьим выражением на гладких лицах и настороженно следили за интонациями и жестами своего босса – определяя, когда, с какой силой и в какие места бить втиснутого между ними человечка.

– Он не знает! – притворно всплеснув руками, вздохнул Славик. – Он забыл, о чем ему нужно мне рассказать! Он у нас забывчивый.

Славик едва заметно подмигнул одному из молодых людей, и коротышка незамедлительно получил звучный удар по уху.

– Теперь вспомнил? – поинтересовался Славик.

Коротышка несколько секунд мучительно морщился, явно страдая от непереносимого звона в ушибленном органе слуха, потом ответил, с трудом двигая разбитыми губами:

– Мне про Захара ничего не известно… Они никогда никому про себя ничего…

Коротышка с хрипом втянул в себя порцию воздуха и немедленно получил страшнейший удар в глаз, отчего его лицо сразу залила хлынувшая из рассеченной брови кровь.

– И долго ты нас будешь еще мучить? – осведомился Славик, закуривая дорогую сигарету. – Вы посмотрите, какой изверг! Фашист прямо! Гитлер. Ну-ка, Лысый, хватит, играть с ним. Сделай ему по-настоящему больно.

Коротышка коротко вскрикнул, закашлялся и, отхаркиваясь кровью на земляной пол что-то неразборчиво забормотал.

– Что-что? – переспросил Славик, с удовольствием затягиваясь. – Нихт ферштейн, майн фюрер. Говори, падла, нормально!

– Я правда… ничего не знаю… – хрипнул гаснущим голосом коротышка и снова уронил голову.

Молодые люди посмотрели на Славика, ожидая дальнейших приказаний. Славик тяжело вздохнул и резким щелчком отшвырнул от себя недокуренную сигарету. Минуту он сидел совершенно неподвижно, а потом его взорвало.

– Сука! – заорал он, вскакивая со стула. – Ты чего, гнида магаданская, мне втираешь здесь, а? Да я тебя, сучара бацильная, на куски порву, понял? Гандон! Хватит дуриком прикидываться! Когда Захар появлялся здесь полтора года назад, кто на него работал? Скажешь, не ты, пидарасина? Кто, как крыса бегал, ему информацию собирал? Ты! Ты, падла, ты! А теперь, когда я точно знаю, что Захар снова в городе, ты говоришь, мне, что его не видел! Да мне лучше других известно, что Захар постоянно пользуется твоими наводками крысиными! Это ведь ты у нас, крыса, везде шныряешь и все вынюхиваешь! Штирлиц сраный! Колись, урод, где сейчас Захар находится! Сука! Сука! Сука!

Славик, встрепанный и красный, подбежал к поддерживаемому молодыми людьми коротышке и несколько раз сильно ударил его по лицу.

Тяжело дыша, Славик навис над едва шевелящимся на человеком и медленно разжал окровавленные кулаки.

– Ну все, урод, – тяжелые и полные смертельной угрозы слова закапали на избитого, как воск с оплавляющейся черной свечи, – если сейчас не начнешь говорить – тебе пиздец. Понял?

Очевидно, для того, чтобы убедиться, понял ли его коротышка или нет, Славик присел на корточки и, брезгливо сморщившись, повернул к себе окровавленное и распухшее лицо коротышки – заглянул в его глаза.

Коротышка, мучительно кривя рот, что-то прохрипел.

«Не… знаю», – разобрал Славик его слова.

– Шеф, – прозвучал голос одного из молодых людей, – да этот фуфел и в натуре не знает ни хрена. Был бы он в курсе расклада, так хоть чего-то вякнул бы… Там… стрелки перевел на кого-нибудь… А то заладил – не знаю, не знаю… Кончать его надо – он тут не при делах…

С трудом подавив новый приступ бешенства Славик прищурился и вдруг понял все.

«Знает он все. Все он знает. Он и не скажет мне ничего, – думал Славик, внимательно изучая трясущееся от страха и боли лицо коротышки, – потому что он меня боится меньше, чем Захара. Но он ведь знает, что я его сейчас пристрелю, если он… Так почему он молчит? Чем пригрозил ему Захар? Что может быть хуже смерти?»

Славик выпрямился и вытер руки о куртку одного из молодых людей.

– Хер с ним, – сказал он глядя на скулящего на полу коротышку, – не хочет душу облегчить перед смертью – не надо. А кончать его так и так придется – достал он уже всю братву до смерти. Косого кто заложил мусорам? А стрелку с татарами кто сдал?

Славик сплюнул и снова полез за сигаретами. Вытащив пачку, он хотел было закурить, но обернулся к спокойно стоящим позади него молодым людям.

– Чего ждете-то? – буркнул он и, прикуривая на ходу, направился к железной двери, ведущей из комнаты прочь.

Выстрел глухо донесся до него только тогда, когда массивная дверь захлопнулась, навсегда отрезав коротышке путь к солнечному свету.

Славик поднялся к себе в офис и, приказав секретарше ни при каких условиях его не беспокоить, уселся за свой стол, крепко сжав руками голову.

– Вот черт, – пробормотал он сквозь зубы, – последняя ниточка оборвана. Наверное, не надо было этого козла валить, поработали бы с ним, может, чего он мне и сказал бы. А сейчас? Я точно знаю – Захар вернулся и явно прокручивает новое свое дело. Какое? И где он сам находится? Мои братки весь город перевернули – никаких следов. Как сквозь землю провалился, падла… Второй день они его уже вытаптывают… Что же делать? Где искать Захара?

Славик от бессильной злобы зарычал. Он стремительно поднялся с кресла и подошел к окну. Снова закурил, но тотчас затушил сигарету в пепельнице.

– А ну-ка… – сказал он сам себе и достал из заднего кармана джинсов потертую записную книжку – ту самую, которую он совсем недавно отобрал у коротышки.

– Покойничек несколько дней назад встречался с Захаром, – задумчиво проговорил Славик, вертя в руках книжечку, – собирал для него сведения, как обычно. Иначе зачем было ему с Захаром-то встречаться? А сведения эти могут помочь мне в поисках…

Недоговорив, Славик открыл книжку и быстро перелистал ее. С минуту, примерно, он шелестел порядком замасленными страницами, потом страшно выматерился и швырнул книжку в стену.

– Каждый листик исписан сверху донизу, – прохрипел он, – а половина страниц вообще вырвана. Фамилии, имена… Адреса… Сотни две наберется. Не могу же я проверять адреса все эти…

Славик вернулся за свой стол, достал из ящика початую бутылку виски, поискал стакан – не нашел и отхлебнул прямо из бутылки. Отхлебнул еще раз и отставил бутылку в сторону.

«Вот дерьмо, – мрачно думал он, вертя в руках тяжелую дорогую ручку с золотым пером, – сколько еще попотеть придется, что этого Захара отыскать. И главное – никаких зацепок не осталось. А на полпути останавливаться нельзя. Не справиться с делом, которое сам же и затеял, значит – потерять уважение пацанов… Интересно, откуда у меня эта ручка? Подарил кто-то… Да, нет, никто вроде не дарил. Дарили б – я запомнил бы. До хрена, наверное, стоит… Ручка. Ручка…»

– А-а… Бля-а-а! – радостно заорал Славик, снова вскакивая со стула. – Это ж я из кармана у крысеныша вытащил!

Он свинтил колпачок и черкнул ручкой на первой попавшейся бумажке. Благородный фиолетовый цвет дорогих чернил здорово отличался от цвета чернил обычных. Славик метнулся в угол кабинета, подобрал книжку и раскрыл ее на последней странице, исписанной вдоль и поперек карандашами, ручками и фломастерами всех цветов и модификаций.

Ругнувшись сквозь зубы, Славик стал терпеливо перелистывать книжку, надеясь найти запись, сделанную ручкой с золотым пером. Ручка была совсем новая, и легко можно было предположить, что записи, сделанные ею, относились к тому делу, которым занимался коротышка последнее время…

– А последнее время он работал на Захара! – свирепо захохотал Славик.

Славик пролистал всю книжку, но следы чернил ручки с золотым пером обнаружил только в одном месте – там, где из книжки было вырвано несколько листов, на торчащем из переплета обрывке осталась фамилия с инициалами:

«Чернобуров А. В.»

– Чернобуров А. В., – повторил Славик, – не такая уж распространенная фамилия. Найдем. Весь город прочешем, но найдем.

Он откинулся в кресле и с удовольствием закурил.

– А я ничего… – вдруг проговорил он, глядя в потолок, к которому поднимались струи синего дыма, – не дурак совсем. Прямо как этот… Как его… Как Шерлок, бля, Холмс… – и усмехнулся.

Шофер Витька снова пошевелил пальцами прикованной наручниками к батарее руке.

– Я же вам говорю, – проскулил он, – я просто отвез Петра Ивановича на ту дачу, а потом он отослал меня обратно… Сказал, сиди в гараже и жди меня. А домой, мол, и не суйся. Так и сказал…

– Так и сказал? – не без иронии переспросил опер, закидывая ногу на ногу.

– Ага, – закивал Витька, – вы бы, гражданин начальник, руку мне того… освободили. А то она совсем затекла. Я же не преступник какой… А вы меня – из гаража прямо, да в наручниках сюда…

– Заткнись, – беззлобно оборвал его опер, устраиваясь на стуле поудобнее, – скажи спасибо, что сюда тебя привезли, а не в камеру сразу. Там бы ты недельку попарился с урками, потом бы живо раскололся. Понял? В последний раз спрашиваю – где твой босс?

«Все, – тоскливо подумал Витька, пытаясь разогнуть совсем омертвевшие пальцы, – попал я. Это Римма Михайловна позвонила друзьям Ивана Петровича и попросила найти мужа. Запаниковала – он никогда больше, чем на час не опаздывал. А я до утра сидел в гараже, его ждал. Пока менты не прикатили. У Ивана Петровича крутые друзья, у него дела с ними большие… Они теперь меня мордовать будут, пока что-нибудь не прояснится. А что проясниться, если я ничего не знаю? Вот говорил же я Иванычу – не надо было ехать на встречу на ту… Так и погиб он через свою жадность. И меня сгубил. Захотят менты – буду я на нарах свой век доживать. Надо же им на кого-то преступление повесить…»

– Слышь, ты! – повысил голос опер. – Чего замолчал?! Я с тобой разговариваю или где? Отвечай на вопрос, гад!

– Какой? – пискнул Витька, который, увлекшись своими безрадостными мыслями, вопрос прослушал.

– Я два раза не повторяю!

– Но ведь не слы…

– Повторяю! – взревел опер. – Я два раза не повторяю! Где твой босс?

– Да не знаю я! – воскликнул несчастный шофер. – Я вам уже рассказал, как все было. Съезди… съездите на ту дачу и там его ищите. Я его последний раз там видел.

Опер вздохнул и погладил себя по пухлым, гладко выбритым щекам.

«Неправильный обмен веществ у него, наверное, – неизвестно к чему подумал Витька, – вон рожа какая красная. А еще орет. Как удар его хватит, как помрет он – что же – мне еще и за этого мусора отвечать? Господи, да за что же мне такое?»

– Ты хватит шлангом прикидываться, – заговорил опер уже поспокойнее, – на ту дачу, которую ты нам указал, мы уже съездили. Ничего там нет. Заброшенный поселок там, понимаешь, нет?

– Следы от костра должны были остаться, – робко предположил Витька, – следы от костра и от шин. Моя тачка там была и тачка этого… бандита. Он здоровый такой был – весь в золотых цепях… страшный.

– Вот гонит, – усмехнулся опер, – книжек начитался, да? Мариной Серовой увлекаешься? Страшный бандит в золотых цепях…

Опер поднялся со своего стула, и Витька вдруг заметил, что он очень маленького роста. Опер близко-близко подошел к прикованному Витьку и какое-то время мерил его ненавидящим взглядом.

– Слышь, ты… – злым и придушенным голосом проговорил милиционер, – наши ребята весь поселок излазили. Ни на одной дачи никого не было… больше месяца. Везде пыль в палец толщиной… Никаких следов от шин, никаких следов от костра – ни на одном дворе, ни на одной дороге. Понял? Ничего там нет. Есть – охрана, которая божиться, что никого вчера не было, и вообще – земля, на которой стоит этот поселок, куплена – там коттеджи будут строить – и строго охраняется отделом вневедомственной охраной. Там ни одна мышь не проскользнет, а ты говоришь…

– Я знаю! – воскликнул вдруг Витька. – Эти… которые из вневедомственной… они и украли моего босса! Они, они! Больше некому! И тот бандюга был просто охранник переодетый! Да, да! – осененный своей догадкой, Витька попытался было вскочить со стула, но получив крепкий тычок в ухо, ойкнул и опустился обратно.

– Ребята из вневедомственного с нашим полковником повязаны, – заложив руки в карманы, пояснил опер, – ихний начальник с нашим полковником – старые друзья. Вместе в юридическом учились. Так что… не получилось у тебя соврать, понял? Охранники просто не могли похитить твоего босса и обманывать полковника они тоже не могут – сказали, что вчера в поселке никого не было, значит, никого не было.

– Как это?.. – прошептал Витька, широко распахнув глаза. – Я же точно видел…

– Не знаю, что ты видел, – проговорил опер и вернулся за свой стол, – пока что – все, что ты говоришь, полная херня. Поверить тебе может только идиот… Уж, если врешь, то врал бы хоть правдоподобнее… – добавил опер, чуть отвернувшись в сторону.

Витька что-то хотел успеть, но не успел.

– Итак, – сказал опер, подняв вверх кривой палец, увенчанный внушительной бородавкой, – получается у нас следующая картина. Ты – выманив своего босса из дома под каким-то предлогом – увез его… куда-то… и передал… каким-то людям. А теперь тень на плетень наводишь, пытаясь пустить следствие по неверному следу.

– Да я же вам говорю! – заскулил снова Витька. – Всю правду вам говорю, а вы…

– Замолчи! – заорал опер, и лицо его начало покрываться бурыми пятнами. – Не выводи меня из себя, гнида! Ты – последний, кто видел Петра Ивановича, ты – главный подозреваемый! Думаешь, мы все дураки здесь? Поверим в твои идиотские рассказы о страшных бандитах? Все… – устало выдохнул опер и опустил руки. – В камеру. Посидишь сутки, подумаешь, глядишь и правду начнешь говорить. Фертшейн, придурок?

– Подождите… – у Витьки неожиданно сперло дыхание и только колоссальным усилием воли он заставил себя говорить, – это что получается… Меня теперь посадят? Я же невиновный совсем…

Опер усмехнулся.

– Ты знаешь, какие друзья у твоего босса? – понизив голос спросил он. – Ты знаешь, кто сегодня утром звонил нашему начальству? А? Ты знаешь, какой хай подняли из-за твоего Ивана Петровича, а? Эта его… жена психованная на нашего полковника два часа орала, а он сидел, как оплеванный. Полковник! Офицер! А ты про себя что-то квакаешь… Гнида болотная. Да из тебя, если понадобится, сведения будут скальпелем выковыривать, понял? Невиновный он. Для всего нашего отдела сейчас главное – либо найти твоего босса, либо… посадить кого-нибудь. А то… нас самих попрут с работы…

Витька крепко зажмурился. Ущипнул себя за прикованную руку и, не ощутив боли, обрадовался.

«Это сон! – решил он. – Сейчас проснусь и ничего не будет. Ни ментовки, ни этого страшного опера, ни ужасающей перспективы тюремной отсидки…»

Он открыл глаза. Опер снова стоял прямо перед ним – близко-близко.

– Значит так, – сказал он, – посидишь в камере и поразмышляешь… А я пока подготовлю наряд. Скоро тебя, голубчик повезут в тот самый поселок. И если ты и там будешь мне фуфло загонять про бандитов у костра, я тебя тогда, ублюдка!..

Не договорив, опер сунул под нос шоферу Витьке густо покрытый рыжими волосками кулак.