Той осенью на Пресне Бурлачков Владимир
– Почему не клюет? – обиделся Борька. – У меня всегда клюет.
Пришел замдиректора Ляшко – большой и грузный человек. Сел на край стола, попросил:
– Мне водочки налейте. – И посмотрел на присутствующих: – Это вы чего? Очередную годовщину приказа о пьянках на рабочих местах отмечаете?
– Разве его не отменили? – удивилась дама из Борькиной лаборатории.
– Нет. Всех, небось, завтра в приказ по институту запишут.
– А вас?
– Я скажу, что участвовал, но неохотно.
– Все эти приказы надо отменить, как противоречащие традициям коллектива, – заявил Борька. – А то, что получается? Отметить ничего нельзя!
Людмила Даниловна из профкома объявила:
– Ребята! Кому нужен ковер, записывайтесь завтра у меня.
– Запиши меня, – попросил Борька. – Мне как раз новый ковер нужен. Так плохо было после одного юбилея! А ковер внизу у дивана лежал. Ну, повезли мы его потом к теще на дачу. Два дня чистили. Так его чистеньким там и украли.
Одна из сотрудниц рассказывала:
– Я так нервничала из-за этих схем, которые Борис Петрович представлял на совете. Переживала, как бы мы в них чего не проглядели. Из-за этих схем мне всю ночь кошмары снились.
– Мне на днях вообще приснилась нечистая сила, – перебил ее Борька. – Гляжу – обложила, окружила. Не вырваться от нее. Как быть? Что делать? Ну, думаю: креститься надо. Свят! Свят! Проснулся, лоб вытер и говорю себе: «Уф! Все-таки отбился! Нас, комсомольцев, голыми руками не возьмешь!»
Слева от Олега кого-то вполголоса обсуждали две дамы.
– Не знаю, чего она так к нему привязалась, – говорила одна.
– Может, он как любовник…, – предположила другая.
– Она сказала, что как любовник он очень необязательный.
По дороге домой Олег подумал, что можно было бы зайти в ДК и послушать выступление той девчонки. Но сразу возникло опасение, что там может оказаться Вика. Пришлось бы городить какую-нибудь глупость, вроде: шел мимо и вспомнил про концерт.
Ничего не решив, он сел у метро в троллейбус. Проехал одну остановку и подумал: «А с какой стати я должен думать о Вике?» И начал протискиваться к выходу.
Билетерша скучала у входа. В фойе никого не было. В приоткрытую дверь была видна освещенная сцена. Пел под гитару долговязый парень в куцем светлом пиджаке. Зрители занимали только первые ряды.
Олег сел в конце зала и сразу заметил Вику. Надо было потихоньку сматываться. Ситуация – глупее не придумаешь. Все, как нарочно. Но прежде, чем уйти, пересел поближе, и понял, что обознался. Девчонка просто немного напоминала Вику.
На сцену вышел Артамонов. С правой стороны включили сильный юпитер, и Олег увидел, что впереди, у прохода сидит Аня. Девушка с длинной челкой на лбу и пучком волос на затылке повернулась к ней и что-то спросила.
Он сел за ними, немного подождал и прошептал:
– Привет шлюпочным магнатам!
Аня чуть повела плечами, но не повернулась. Подружка с длинной челкой посмотрела сначала на него, потом на Аню, но промолчала.
– Что же вы сегодня не выступаете? – спросил Олег. Аня прижалась к спинке кресла, повернула голову и тихо сказала:
– А, это вы!
– Разумеется! – ответил он. – Я думал, вы будете на сцене.
– Сегодня не буду.
Ее подружка обернулась и взглянула на Олега.
– Мы тоже решили приобщиться, – прошептал он. – Стихи написали.
– И что? Будете читать? – спросила Аня.
– Если только вам.
– Прямо сейчас?
– Извольте! – ответил он: – «Начало всех начал в конце концов хорошее начало».
Она повернула голову:
– А дальше?
– Вы от меня слишком многого ждете. Дальше пока не сложилось.
После концерта они вышли на улицу. Подруга сделала серьезный вид и громко сказала:
– Тебя, я так понимаю, молодой человек возьмется провожать. А мне – к метро.
– Я вместе с тобой! – ответила Аня.
– А как же молодой человек? – удивилась подруга.
– Я с вами, – отозвался Олег.
Они перебежали улицу и трамвайные пути и пошли по скверу. Подруга разговорилась. Ругала одних выступавших и хвалила других. Рассказывала, что раньше тоже писала стихи. Но вдруг загрустила и замолчала.
– А как Артамонов пишет, вам нравится? – спросил Олег.
– Уж очень вычурно, – ответила Аня. – Одно подражание.
– Ну, почему же? – не согласилась подруга.
– Неестественное в нем что-то есть.
Подруга распрощалась с ними у перехода к метро:
– Меня Леной зовут. Наверное, еще увидимся.
Ане это не понравилось, и она отвернулась.
Они перешли улицу у Краснопресненского универмага. Олег предложил:
– Пойдем в кафе-мороженое на площадь Восстания?
– Ты знаешь, я сегодня очень устала, – ответила она.
– А телефон не просить?
– Просить. Давай по скверу погуляем. Хочешь?
Ему очень захотелось взять ее за руку. Дотронулся, будто невзначай до ее ладони и почувствовал, как она едва заметно отстранилась от него.
– Хочешь пломбир или эскимо? – спросил он.
Она посмотрела на него, улыбнулась и закивала головой.
Две маленькие девочки остановились посередине улицы на разделительной полосе, пропуская транспорт. Но одна вдруг рванулась вперед и оказалась перед желтой «Волгой». Раздался резкий и визгливый скрежет тормозов. Девочку бросило на асфальт, а машина заюзила и ударилась об ограду сквера.
Олег подбежал к ребёнку, подставил ладони под голову, смотрел в большущие, ничего не понимающие глаза. Шофер распахнул дверцу машины и выкрикнул:
– Эй, помоги! Выбраться помоги!
Олег посмотрел в его сторону. Шофер кричал:
– Чего там с ней возишься! У… ё… Мне помоги!
Рядом оказались две женщины. Одна из них подняла девочку на руки.
Олег постоял еще немного и огляделся по сторонам. Ани рядом не было.
Месяца через два пришло письмо. Обратный адрес на конверте был написан красивым, ровным почерком: «ул. Заморенова». На тетрадном листке он прочил: «Прости, но тогда стало очень страшно за все. Ничего, что я взяла твой адрес в справочном бюро? Да?»
Он пожал плечами и разорвал письмо вместе с конвертом.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Утром в квартиру Олега позвонили. На пороге стоял Пашка из соседнего подъезда. Никогда не дружили, но и не ссорились. В школьные времена играли в хоккей на дворовой площадке, а потом Олег время от времени останавливался возле Пашкиного гаража поболтать о рыбалке.
Пашка как всегда ухмылялся, и оставалось только гадать отчего – то ли собирался разозлиться, то ли, наоборот, развеселился.
– Ты ко мне? – удивленно спросил Олег.
– Слушай, надо ящик вниз стащить, – ответил Пашка. Олег не понял и пожал плечами. Отказать было неудобно.
Пашка никогда ни с какими просьбами не обращался, и значит на этот раз ему было очень нужно.
– Отец помер, – объяснил Пашка. – Хороню сегодня.
– Гроб в дом внести? – спросил Олег.
– Не, вчера с мужиками втащили. Теперь надо из подъезда выволакивать. До машины.
– Раз такое дело, могу и на кладбище поехать, – предложил Олег.
– Не надо, – ответил Пашка. – У них там каталки. Только вниз снести.
У подъезда стоял автобус с черными полосами по бокам. Шофер сидел на переднем сидении и курил.
– Этому хорьку заплатить обещал, чтобы помог. – Пашка кивнул на шофера. – Такую морду скосорылил…
Поднялись по лестнице на четвертый этаж. В дверях их встретил парень в белой футболке с засученными рукавами и спросил:
– Что? Нашел? Ну, вчетвером кое-как спустим. С передыхом.
Гроб стоял на столе в небольшой комнате. Пашка сказал, что надо закрыть его крышкой. Парень в футболке ответил, что так не дотащить. Спорили они громко и недовольно. Пашка все же согласился нести без крышки.
В прихожей гроб застрял. Пришлось держать покойного за плечи и поворачивать гроб немного набок. Ободрали обои на стене.
– Ой, шкаф осторожнее! – выкрикнула Пашкина мать.
– Хватит! Замолчи! – гаркнул на нее Пашка и сам схватился за гроб.
– Не, нельзя тебе, – попытался остановить его кто-то из соседей.
– А, подумаешь! – отмахнулся Пашка.
Вынесли гроб из подъезда. Пашка зло крикнул шоферу:
– Эй, спишь там, что ли? Открывай!
– Надо на табуретки. Здесь попрощаться, – предложила старушка-соседка.
– Не, хватит! Поехали! – оборвал ее Пашка. Вечером Пашка опять зашел к Олегу. Ухмыльнулся и показал на поллитровку в кармане:
– Давай у тебя. А там – бабы. Надоели до смерти со своим оранием. Полдня орут и жрут. Всю ночь студень варили.
Олег достал из холодильника остатки колбасы и рыбные консервы. Пашка посмотрел на рюмки:
– Маленькие они у тебя какие-то… Ну, ладно.
– От чего отец умер? – спросил Олег.
– Поболел да помер. И не объяснили толком.
– Разве не написали? – спросил Олег.
– Нацарапали что-то в бумаге. Хрен разберешь.
– Да-а, жил человек и вдруг – нет его.
– Пожил да помер. – Пашка поморщился, давая понять, что разговор с сетованиями и соболезнованиями ему ни к чему.
– В какой крематорий ездили? – спросил Олег.
– Не помню, как называется. У кольцевой дороги. Там, в крематории все раз-два и готово. И поезжай поминать. А все равно житья мне спокойного не будет. У нас – видел? Комнаты – смежные. Даже если я в дальнюю перееду, а мать – в большую. Как толкотня была, так и останется. Это у тебя – хоромы. Вы тут с матерью вдвоем жили. Я помню, когда ее хоронили. Народу у вас много было.
– Она на «Трехгорке» работала. Все и пришли.
– А отца твоего я что-то не помню.
– Он в войну под бомбежку попал. Потом много болел. Рано умер. Когда мне три года было.
– Один ты теперь, – будто довольно проговорил Пашка.
Олег попытался перевести разговор на другую тему и спросил:
– Когда в отпуск?
– Не знаю. Я со старой работы шел. – Пашка разлил водку по рюмкам. – Ребята зовут в Сибирь поехать мосты красить. Заработок – во! А то бы – и смотаться. Вон, люди живут! Нужны деньги – пошел и взял в кредит. Только потом ходи, переоформляй.
– Это где такое?
– Ясно, что не у нас.
Пашка закусил рыбными консервами.
– У матери были кое-какие деньжата. Я хотел у нее на новый мотоцикл взять. А теперь все потратила. Туда – десятку, сюда… Дорогое дело – хоронить. Правда, мамаша своими деньгами управилась.
– А когда за урной ехать? – спросил Олег.
– Хрен ее знает. Мамаша, кажется, где-то записала. Еще тоже возни будет. На кладбище их захоранивают. Или – в стенку… Когда выяснилось, что я на свет появлюсь, мамаша сказала папаше, а он ей: что, оставлять хочешь? Хе. Вот так…
Они поднялись по ступенькам ладного, недавно отреставрированного особняка в переулке за Таганской площадью.
– Возьми пригласительные! – скомандовала Ирина. – А то получается, что я тебя веду.
На одном из глянцевых, нарядных листочков было отпечатано: «Господину Залесову».
– А что, они именные? – удивился Олег.
– Естественно. Так бы тебя не пустили. Еще и документы потребуют.
Дежурный с повязкой на рукаве попросил их остановиться, посмотрел пригласительные и спросил:
– Вы, простите, из какой организации?
– Комитет общественных связей, – важно ответила Ирина.
– Пожалуйста, на второй этаж. – Дежурный показал на широкую лестницу.
Иринин брат, большой и насупленный, стоял у входа в зал, шлепал носком черного ботинка по карему, начищенному паркету и слушал седого, широкоплечего человека в светлом пиджаке. Собеседник взял брата за локоть, что-то негромко сказал и пропал в толпе.
Сергей Павлович увидел Ирину и Олега, подождал, пока они подойдут, и протянул руку:
– Вот, видите, теперь здесь занимаемся делами. Много встреч, много разных бесед. Запускаем большую программу сотрудничества. Очень много предложений из-за рубежа.
К Сергею Павловичу подошли худая женщина с воздушным шарфом на плечах и Пискунов – успевший примелькаться на телеэкранах новомодный политический деятель, сторонник решительных перемен всего и вся. Оттеснили в сторону Ирину и Олега и заговорили о каком-то совещании в Ленинграде.
Публика была одета пестро: в черных костюмах и строгих платьях, в мохеровых кофтах и неглаженых брюках, в рубашках и джинсах. Была заметна неловкость от необычного зрелища и удивленность. Во всяком случае Олег чувствовал их в себе, но не ощущал в Ирине и ее брате.
Из-за плеча появилась голова того самого седого человека в светлом пиджаке. И вопрос в сопровождении натянутой улыбочки:
– А вы у нас кто?
Олег вытянул лицо от удивления, а Ирина равнодушно ответила:
– Из комитета по общественным связям.
– Очень приятно! – сказал седой человек и представился: – Вейтер Михаил Борисович – управляющий директор здешних мест. Будем сотрудничать. И надеюсь, вы у нас часто станете бывать. – И обратился к Олегу: – Это здание у нас полностью готово, а сейчас отделываем основное здание нашего центра на Варварке. Позвольте вашу визитку.
Нет? Жаль. Вот вам моя. И, пожалуйста, в тот зал. Покушать бутерброды. И виски там есть.
– Надо как-нибудь сюда Вику притащить, – тихо проговорила Ирина. – Она любит всякие тусовки.
В зал быстрыми шагами вошел парень с сумкой на плече, выкрикнул:
– Всем привет! – Высмотрел в толпе кого-то из знакомых, заорал: – А! И ты здесь!
Ирина отвернулась, шепнула:
– Во! Видел? Пресса прибыла.
Включили большую люстру. В углу зала загудел микрофон. На возвышение поднялась статная дама в брючном костюме и заговорила с легким акцентом:
– Господа! Мы рады приветствовать вас здесь, в наших стенах в Москве! Сообщаем вам, что мы начинаем нашу миссию в этой стране, которая сейчас так хочет расстаться со своим прошлым. Мы видим свою задачу в том, чтобы поддержать эти усилия. Своим присутствием мы обеспечиваем необходимое содействие. – Дальше даму начала подводить русская грамматика.
После этого выступления возникла небольшая заминка. Кого-то звали и разыскивали. Опять загудел микрофон. На возвышении появился Михаил Борисович Вейтер:
– Господа, сложный современный период нынешней России – это период перехода от старомодного традиционного общества к обществу глубоко модернизированному и потому нетрадиционному. Эти слова надо выделить в качестве ключевых в разрабатываемой концепции предстоящих преобразований. Традиционное общество основано на многочисленных долженствованиях и глубоко вязнет в разных путах, а современное – базируется на снятии табу и широких личных свободах. Мы хотим, чтобы именно к такому обществу шла Россия, отбрасывая свой имперский менталитет и превращаясь из поработителя в друга всех народов.
После Вейтера что-то долго бубнил старичок-историк. Публика начала шептаться и гудеть. Объявили Пискунова. Ему сразу аплодировали. Он церемонно раскланялся.
– Сегодняшние задачи перестройки и демократизации общества, э… – И бодрым голосом: – Предоставление гражданам политических прав основывается на экономических свободах вплоть до собственности. Э… Укрепление и развитие этих прав…
Всех пригласили в соседний зал. В дверях возникла толчея. Сергей Павлович и Вейтер остановились у ближнего столика.
– Тут у нас все как дома. – Вейтер обращался к Ирине: – Лучшее обслуживание – это самообслуживание. Вам чего налить? И уже Сергею Павловичу: – В принципе, очень интересно было бы в вашем регионе семинар организовать. Человек на пятьдесят. А потом наиболее подготовленные могли бы поучаствовать в нашем семинаре в Вене. Но это – позже. После вашего ознакомительного визита. Людей, наверное, можно на семинар подобрать.
– Много у нас проблем накопилось, – важно говорил Сергей Павлович. – Особенно – с очередями.
– Правильно! – поддержал Вейтер. – И с очередями. А что вы там теснитесь? – Он обращался к Ирине и Олегу. – Пожалуйте сюда, молодые люди. Рыбки из Норвегии попробуйте. – И показал пример.
На улице было холодно. Но Ирина сказала, что ей обязательно надо дождаться брата. Он появился только через полчаса. За это время из дверей особняка вынесли и погрузили в «Волгу» два бесчувственных тела. Одно принадлежало общительному репортеру, другое – старичку-историку.
Шофер стоял возле машины, заглядывал внутрь и неизвестно кого спрашивал:
– Куда их вести-то?
Вышел Сергей Павлович. Деловито объявил Ирине:
– Я тебя до дому подбросить не смогу. Мне – в гостиницу. Надо несколько важных звонков сделать. Еду в Вену.
Выбрались из темных переулков и стали переходить площадь у метро.
– Все туфли ободрала, – говорила Ирина. – Тоже мне, подвезти он не мог… Может, нам тогда к тебе поехать? Ты меня не зовешь. Совсем скучным стал. Я подумала: может, мне с собой Вику взять? Чего ты на меня посмотрел? Должна же я тебя как-то развлекать.
В курилке два дня подряд обсуждали последнюю демонстрацию в центре города.
– Пискунов из Ленинграда! – говорил Борька. – Ну, молодец! Как врезал!.. Про цековскую мафию! Так вот вслух и назвал.
– Следователь из прокуратуры выступал, рассказывал, как дело вел, а его быстро свернули. – Веселов тоже был в курсе последних событий.
Олегу все это в конце концов наскучило, и он сказал:
– Показывали вашего кумира, пьяного в дребодан, а он потом говорил, что ему рот на кинопленке растягивали.
– Это сами телевизионщики подтвердили, – оборвал его Борька.
– Так и было, – поддержал его Веселов. – У нас в Пушкино парень живет, на телестудии работает. То же самое говорит!
Олег спросил Борьку:
– Вот, ты знаешь что-нибудь о таких возможностях?
– А кто там чего знает! – отмахнулся Борька.
– Но главное даже не это. А то, что ваш кумир болтал, – Олега этот разговор начинал злить. – А нес он удивительную глупость! И что? Телевизионщики за него говорили?
– Охота тебе за партаппаратчиков заступаться? – спросил Веселов.
– И, правда! Хи-и! согласился Борька.
– А вы чего за секретаря обкома так заступаетесь?
– Он – уже бывший!
Веселов докурил и нервно сказал:
– Мы живем при системе, которая в тридцатые годы создана. Надо когда-то ее ломать или не надо? Это система себя как империя ведет!
– Почему империя – это плохо? – спросил Олег.
– А на черт она нужна?
– Чтобы народы не передрались!
– Почему тогда в той же Европе не дерутся? – раздраженно спросил Веселов.
– Там уж сколько дрались! – ответил Борька.
Веселов помолчал и важно сообщил:
– Мы хотим образовать свою партию. Прежде всего, это должно быть сильное интеллектуальное ядро общества. Должны быть люди, специалисты в своем деле, способные анализировать и предвидеть.
– И кто к вам запишется? – лукаво спросил Борька.
– Очень интересный народ подбирается.
– Чувствую, туда все попадут, кто в свое время в КПСС пролезть не сумел, – сказал Борька.
– Я там не был и тем горжусь. – Веселов недовольно посмотрел на Борьку.
– А чего тогда ходил, просился? – спросил Борька.
– Я? Ну, и ходил! Ну, и что? – Веселов бросил в урну окурок и ушел.
Борька посмотрел ему вслед, состроил рожицу и захихикал:
– Вот еще – партийный деятель у нас появился. А насчет кумира – это ты зря. И неважно, растягивали ему рот на пленке или нет. Надо же как-то с партократией бороться. Только такие люди, как он, и могут все это сломать.
– Пустые они все какие-то…,– ответил Олег. – Что твой Пискунов, что прочие.
Творческий вечер Артамонова был устроен в каком-то человеколюбивом обществе из тех, что появлялись тогда в изобилии, и потихонечку превращались в коммерческие конторы. Открытие задержали на полчаса. Публика прохаживалась по фойе и разглядывала фотографии митингов и новых вождей. Наконец, всех пригласили в зал. Зажглись юпитеры. На сцену вышла Виктория Георгиевна Нивецкая и объявила, что будет ведущей «этого замечательного вечера». На ней было длинное темное платье и крупные белые бусы. Появился сам триумфатор – в джинсовой куртке и кроссовках.
Олег повернулся к Ирине и спросил:
– А где Вика?
– Может, еще придет, – равнодушно ответила Ирина.
– Начнет, наверное, со своего «На смерть поэта»? – Олег кивнул в сторону сцены.
– Не злорадствуй. Он, кстати, спрашивал, придешь ли ты.
О Высоцком Артамонов так и не прочитал. Зазвучало нечто иное. В нескольких интерпретациях было произнесено: «Тяжелая расплата – для них, для них…»