Забытый полководец. Генерал армии Попов Смыслов Олег
– Ставка намечает разгромить орловскую группировку противника и ликвидировать его орловский выступ концентрическими ударами трех фронтов. Но удары в Орловской операции придется наносить только тремя армиями нашего фронта, да левофланговой армией Западного фронта. Смотрите. Центральный будет крепко связан наступательной группировкой противника, сдерживая натиск. А мы нанесем только два удара: один – правофланговой 61-й армией с севера, на Волхов, Орел; другой – главный удар – совместно наносят на Орел с востока 3-я и 63-я армии. Третий удар наносит с севера левофланговая армия Западного фронта. Она во взаимодействии с нашей правофланговой армией уничтожает немцев в районе Волхова, а затем вместе с ней будем наступать на Орел, охватывая его с запада.
План предстоящей операции генерал Сандалов в Москву повез на машине. Сталин одобрил его быстро, а когда вернулся, пришлось пояснять: «…план Орловской операции не предусматривал решительных действий ударных группировок с целью окружения войск противника на орловском плацдарме. Почему же Ставка и командование Брянского фронта не воспользовались весьма выгодной конфигурацией советских войск для проведения операции на окружение орловской группировки? Дело в том, что в то время все внимание Ставки было обращено на подготовку войск Центрального и Воронежского фронтов к предстоящим оборонительным боям, на сосредоточение стратегических резервов в район Курска. Потому-то для Орловской операции выделялись относительно ограниченные силы, для которых задача окружения орловской группировки противника была бы непосильной. Одной из основных задач Орловской операции явилось отвлечение части вражеских сил, которые противник бросит на Курск».
В июне 1943-го командующим 3-й армией Брянского фронта назначили опытного военачальника генерала А. В. Горбатова. Он сменил генерала П. П. Корзуна, который показал себя храбрым и энергичным командиром, однако ни наступательных, ни оборонительных армейских операций никогда не проводил.
Генерал Горбатов первым делом заехал представиться командующему фронтом М. М. Попову и члену Военного совета Л. З. Мехлису: «Командующий фронтом принял меня очень хорошо. Договорились, что утром я выеду в армию с его заместителем генералом И. И. Федюнинским». И если к Мехлису он шел настороженным, то командующий расположил его сразу: «Познакомясь за обедом с командующим фронтом несколько ближе, я, к моей радости, увидел в нем молодого, но хорошо знающего военное дело генерала, находчивого и жизнерадостного человека. Об армии, которую мне предстояло принять, он сказал:
– Врылась в землю, засиделась в обороне, в прошлом провела ряд неудачных наступательных операций. Но все это в прошлом, – подчеркнул он. – Не буду характеризовать командиров сейчас, чтобы не привязывать вашего мнения к своему. Скажу одно: безнадежных нет. Нужна работа и работа – и с генералами, и с солдатами».
За новое дело генерал Попов взялся с присущим ему энтузиазмом. Так, вернувшись из Москвы с совещания, на котором был утвержден план летней кампании, Маркиан Михайлович провел фронтовую оперативную игру на картах. Л. М. Сандалов рассказывает: «Для занятий с командованием и штабами армий, с командирами соединений ударной группировки фронта и с командирами специальных соединений, обеспечивающих наступление, были оборудованы на небольших участках земли специальные полигоны. На них в уменьшенном масштабе был изображен рельеф местности полосы наступления, показаны укрепления орловского плацдарма и вражеские войска, их занимающие. На этих полигонах генералом Поповым и командармами неоднократно проигрывались всевозможные варианты боевых действий при наступлении на Орел.
Войска в это время тренировались попеременно в прорыве специально оборудованных в тылу оборонительных полос.
К середине июня под руководством моего заместителя генерала Сидельникова был подготовлен в дер. Дерюжинки фронтовой КП. Он был умышленно развернут не на направлении главного удара, а в стороне от него, на второстепенном мценском направлении. Одновременно в районе Новосиль строился фронтовой НП.
Погода в то время установилась по-настоящему летняя. Почва и дороги просохли даже в низинах рек Оки и Жиздры. Командующий фронтом стал выезжать для подготовки к наступлению войск и в 61-ю армию, которой год назад он командовал. Несколько раз он съездил и в левофланговую 11-ю гвардейскую армию Западного фронта. В последней генерал Попов детально увязывал предстоящие совместные действия как с командующим армией генерал-лейтенантом И. Х. Баграмяном, так и с командующим Западным фронтом генерал-полковником В. Д. Соколовским и его начальником штаба генерал-полковником А. П. Покровским».
Троюродный брат полководца Антонин Александрович в книге о родственнике отметит по существу: «М. М. Попов обращал внимание на взаимодействие частей и соединений, на тщательность оперативной маскировки. Не обходил вниманием и службы тыла, в частности материально-технического снабжения, медико-санитарную, госпитализацию легкораненых, как источник пополнения резервов. Особенное внимание уделял разведке, на собираемые ею данные о противнике, нацеливая разведуправление армии, разведотделов корпусов на скрупулезную проверку и анализ поступающих с низов боевых донесений, разведсводок о составе частей неприятеля, его потерях, в которых нередко много преувеличений, а то и просто вранья, перепроверяя их опросом пленных, захваченных документов».
Неслучайно кто-то из членов Военного совета зло пошутил: «Если суммировать все потери противника по наградным листам, то окажется, что фрицев перед нами и вовсе нет». Он потребовал от разведчиков всех рангов при проведении разведки обращать внимание на, казалось бы, незначительные мелочи, которые могут иметь важное значение. По этому поводу генерал СМ. Штеменко отмечает: «Генеральный штаб волновала орловская группировка, противостоящая Западному и Брянскому фронтам, она могла явиться ближайшим источником пополнения гитлеровских сил при наступлении на Курск. Не было никаких признаков изменения в группировке врага. Как вдруг назначенный командующий Брянского фронта М. М. Попов доложил по телефону, что в этой группировке произошли изменения, которые ему пока неизвестны».
Оказывается, один бывалый солдат при посещении командующим передовой сказал, что у немцев произошла пересменка частей. На вопрос М. М. Попова, почему он сделал такое предположение, солдат ответил: «Фриц не тот, товарищ генерал. Раньше-то он ходил в рост, стреляя в свое время по назначенным районам, перерывы делал в семь утра и в час дня. Видать, завтракали и обедали. Все чин чином. А этот, по всему заметно, новый, стреляет бестолково, в рост не ходит, а бегом да ползком все прячется. Перерыв на завтрак и на обед делает в другое время».
Проведенные несколько поисков языков из этого соединения подтвердили правильность суждений солдата. Было установлено, что часть ослабленных своих дивизий противник вывел на отдых и пополнение, но не под Курск.
5 июля началось немецкое наступление на Курск, а у же 12-го севернее Орла полным ходом пошла операция «Кутузов». По свидетельству генерала Штеменко, «наступление Брянского фронта развивалось относительно медленно, а через пять дней, 17 июля, на глубине в 22 километра у тылового рубежа по реке Олешня совсем затормозилось. Здесь сидели войска так называемой мценской группировки противника, составлявшей как бы клин между главными силами Западного и Брянского фронтов. Этот клин серьезно осложнял межфронтовое взаимодействие. Особенно трудно приходилось Брянскому фронту, который являлся своего рода связующим звеном в системе трех фронтов. Наступая на Орел с востока, он должен был своим правым флангом совместно с войсками Западного фронта громить врага под Волховом. В то же время главными силами ему надлежало содействовать Центральному фронту, который с 15 июля приступил к уничтожению противника в районе Кромы. Силы раздваивались и постепенно иссякали. Создалась угроза нарушения плана разгрома противника под Орлом. Чтобы преодолеть кризисное положение, Брянскому фронту нужна была помощь».
Начальник Оперативного управления Генштаба поясняет: «Еще при подготовке операции остро стоял вопрос об усилении Брянского фронта танками. Оборона противника была здесь очень сильной, с большим количеством долговременных огневых точек. Пехота никак не могла одолеть ее без непосредственной поддержки бронесредств.
Как ни подсчитывали, менее чем двумя танковыми корпусами было не обойтись. Г. К. Жуков, лично выезжавший на место, доложил об этом Сталину, и фронт такое усиление получил. Однако для развития успеха танков опять не хватало. Тогда-то и заговорили о 3-й гвардейской танковой армии. Она формировалась в полосе фронта неподалеку от Плавска. В состав ее входили два танковых и один механизированный корпуса да плюс еще отдельная танковая бригада. Командовал армией генерал-лейтенант П. С. Рыбалко».
Вот тут про армию Рыбалко и вспомнили. Генерал Штеменко продолжает свой рассказ: «Доложили И. В. Сталину. Он согласился передать туда 3-ю гвардейскую танковую армию, одобрил предложения Генштаба по части ее задач. Тем не менее директива пока не отдавалась.
– Нужно узнать мнение командующего фронтом, – сказал Сталин и сам позвонил по телефону генералу М. М. Попову.
В разговоре с ним Верховный Главнокомандующий, оценивая положение под Орлом, подчеркнул, что важнейшей задачей Брянского фронта является разгром мценской группировки противника и выход 3-й общевойсковой армии А. В. Горбатова на реку Ока. Затем он сообщил свое решение о передаче фронту 3-й гвардейской танковой армии, которая должна была нарушить устойчивость обороны врага сначала в полосе наступления 3-й общевойсковой, а потом и 63-й армии В. Я. Колпакчи. Ввести танки Рыбалко в сражение Верховный рекомендовал как можно скорее, чтобы не дать врагу укрепиться. Но в то же время предостерег:
– Их можно погубить, если двинуть прямо на Орел. В уличные бои в таком крупном городе танковую армию втягивать не надо. После того как будет обеспечено продвижение главных сил фронта, лучше направить ее на Кромы в интересах левого соседа.
М. М. Попов принял эти указания к немедленному исполнению, и мы тут же по телефону отдали приказ П. С. Рыбалко о передаче его армии в состав Брянского фронта.
3-я гвардейская танковая армия умело и скрытно совершила марш и сосредоточилась в тылах Брянского фронта. Днем 19 июля, сразу же после того как пехота прорвала оборону противника, начали действовать передовые ее части, а затем и главные силы. Представитель Ставки И. Н. Воронов доложил, что ввод 3-й гвардейской танковой армии в прорыв осуществлен своевременно и достаточно организованно.
Бой подтвердил сведения, добытые разведкой: в полосе действий нашей танковой армии оборонялись части 2-й и 8-й танковых, 36-й моторизованной и 262-й пехотной дивизий противника. Они оказали ожесточенное сопротивление. Несмотря на это, к исходу дня войска П. С. Рыбалко форсировали реку Олешня и, углубившись на 10–20 километров, успешно преодолели тыловой оборонительный рубеж немцев. Создались выгодные условия для удара в тыл мценской группировки. Отход неприятеля из-под Мценска и по всей линии нижнего течения реки Олешня, можно сказать, был предрешен.
В ночь на 20 июля об этом докладывалось Ставке. Мы в Генштабе очень опасались, что танковой армии не удастся сохранить организованность действий, поскольку маневр предстоял сложный и сопротивление противника пока не ослабевало. Взвесив, однако, все "за" и "против", положились на искусство и опыт П. С. Рыбалко и М. М. Попова. В 2 часа была подписана и отправлена весьма срочная директива. Адресовалась она представителю Ставки маршалу артиллерии П. Н. Воронову и командующему Брянским фронтом генерал-полковнику М. М. Попову. Привожу ее в выдержках.
"Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
1. Ближайшей задачей Брянского фронта иметь разгром мценской группировки противника и выход 3-й армии на р. Ока.
Для этого 3-й танковой армии Рыбалко с утра 20.7 нанести удар в направлении Протасове, Отрада, к исходу дня 20.7 перерезать шоссейную и железную дороги Мценск – Орел и, развивая в течение 21.7 наступление на Мценск с юга, совместно с 3-й армией Горбатова завершить уничтожение мценской группировки противника и освободить город Мценск.
2. После выполнения этой задачи 3-ю танковую армию Рыбалко направить на юг с целью перерезать железную дорогу Моховое – Орел и содействовать 63-й армии Колпакчи в выходе ее также на р. Ока.
3. В дальнейшем 3-й танковой армии Рыбалко перерезать железную дорогу Орел – Курск в районе по решению командующего фронтом и при благоприятных условиях овладеть городом Орел.
Если овладение городом Орел не будет соответствовать обстановке, 3-й танковой армии Рыбалко двигаться дальше на запад в направлении Кромы".
В этой основной части директивы точно воспроизводились указания И. В. Сталина, отданные по телефону еще 17 июля. Выполнение их уже началось и протекало вполне успешно.
В ночь на 20 июля противник оставил Мценск. Прикрывая свой отход, он бросил с утра против главных сил Брянского фронта, в том числе против танковой армии, большое количество авиации. Но наступление не останавливалось. К 17 часам того же дня танковая армия перерезала в районе Каменево шоссе Мценск – Орел, выдвинулась к железной дороге и реке Оке. Войска 3-й общевойсковой армии вышли к Оке на следующий день, сменили здесь танкистов и завязали бои за овладение переправами.
21 июля, выполняя директиву Ставки, 3-я гвардейская танковая армия повернула к югу, на Становой Колодезь, в полосу 63-й армии. Для наступления на новом направлении П. С. Рыбалко использовал свой второй эшелон: 12-й танковый корпус и 91-ю танковую бригаду. Корпуса же, наступавшие до того в первом эшелоне танковой армии, встали вслед за ними. Такая перегруппировка сил была разумной и по своему характеру вполне нормальной. Кстати сказать, П. С. Рыбалко неоднократно практиковал это и позже при одновременных действиях войск на нескольких иногда противоположных направлениях. В данном случае, правда, армия действовала на противоположных направлениях не одновременно, а последовательно, но перегруппировка все-таки требовалась, и командующий осуществил ее правильно, хотя и в трудном варианте.
Танкисты успешно справились со своей новой задачей. Они сломили сопротивление противника в районе Станового Колодезя и на всем южном фланге Брянского фронта, после чего 3-я гвардейская танковая армия была переподчинена Центральному фронту и направилась под Кромы.
Таков фактический ход событий».
В первом часу 22 июля генерал Сандалов узнал, что командующего вызывает Москва: «Он был в войсках. Примерно через полчаса позвонили мне и сообщили, что со мной будет говорить Иванов (псевдоним Сталина при переговорах по телефону). Его вопросы и распоряжения я почти дословно тогда записал:
Иванов: Почему Рыбалко еще не занял Становый Колодезь?
Не дослушав до конца моих пояснений, Иванов сказал мне:
– Передайте командующему фронтом, что я недоволен управлением танковой армией.
Пока я разыскивал по телефону генерала Попова, Москва, по-видимому, уже нашла его. Он позвонил мне сам и продиктовал для передачи Рыбалко приказание Верховного Главнокомандующего 22 июля овладеть Становым Колодезем. Командующий фронтом вновь потребовал направить мехкорпус И. П. Корчагина через Моховое на Становый Колодезь для того, чтобы совместным ударом с 12-м корпусом М. И. Зиньковича уничтожить противостоящего противника.
В течение двух дней войска Брянского фронта производили на главном направлении перегруппировку, подвозили боеприпасы, разведывали тыловой оборонительный рубеж противника, готовились к его прорыву и форсированию рек Ока и Оптуха».
28 июля стал последним днем существования болховской группировки противника. А «30 июля – армии генералов Баграмяна, Федюнинского и Баданова, а также группа генерала Крюкова в составе кавалерийского корпуса и нескольких стрелковых дивизий были переданы Ставкой в состав Брянского фронта. Для удобства управления войсками фронтовой КП пришлось переместить в район Мценска.
С этого времени Брянский фронт стал развивать два сосредоточенных удара: с юга – армиями правого крыла на Хотынец и с востока – армиями Горбатова и Колпакчи на Орел».
Вспоминает генерал И. И. Федюнинский: «…30 июля, решением Ставки 11-я армия была передана в подчинение командующего войсками Брянского фронта.
Генерал-полковник М. М. Попов при первой же встрече спросил:
– Иван Иванович, скажите, в чем причина неудачи прорыва на кцыньском направлении? Ставка поручила мне разобраться в этом.
– Я уже докладывал Ставке по требованию командующего Западным фронтом. Могу только повторить, что не следовало вводить армию по частям, – ответил я и высказал соображение, что сейчас, на мой взгляд, нужно использовать 11-ю армию на правом фланге фронта для нанесения удара на Карачев, а в последующем на Брянск.
– Сколько времени вам требуется на подготовку к дальнейшему наступлению? – спросил Попов.
– Не меньше восьми суток.
Генерал Попов, человек опытный, с большим оперативно-тактическим кругозором, ответил не сразу. Он прошелся по комнате, склонился над картой.
Я терпеливо ждал ответа. Наконец командующий выпрямился, опершись ладонями обеих рук на карту, и сказал:
– Хорошо. С вашими доводами согласен. Но восемь суток – это слишком мало. Даю вам двенадцать.
Мы постарались использовать это время с наибольшей пользой».
Утром 3 августа войска 3-й армии генерала Горбатова и 63-й армии генерала Колпакчи прорвали немецкую оборону на подступах к Орлу. А уже вечером 380-я стрелковая дивизия 3-й армии и 5-я стрелковая дивизия 63-й армии опрокинули противника под Орлом и в 4 часа 40 минут 4-го ворвались на восточную окраину города.
По свидетельству начальника штаба фронта, именно «за успешное проведение Орловской наступательной операции командующему Брянским фронтом М. М. Попову было присвоено звание генерала армии, а командующему 11-й гвардейской армией И. Х. Баграмяну – генерал-полковника.
Поздравляя по телефону М. М. Попова с присвоением ему нового звания, И. В. Сталин пошутил:
– А свои генерал-полковничьи погоны вместе с моим поздравлением передайте Баграмяну».
Звание генерала армии Маркиану Михайловичу было присвоено Постановлением Совета министров СССР от 26 августа 1943 г. А на следующий день Указом Президиума Верховного Совета СССР он был награжден вторым орденом Суворова 1-й степени…
«5 августа был освобожден Орел, и в этот же день был занят Белгород, – констатирует доктор исторических наук Е. Е. Щекотихин. – Орел – это ключ от ларца, в котором хранились ключики от побед, одержанных нашими войсками летом и осенью 1943 года. В приказе по поводу Первого салюта город Орел обозначен первым, а Белгород вторым, и поэтому имя командующего Брянским фронтом стоит в приказе Верховного Главнокомандующего первым. Сталин, подписывая приказ, все и всех расставил по своим местам. Кто до того знал имя генерал-полковника Маркиана Михайловича Попова? В основном оно было известно в узких кругах военных. Теперь имя полководца генерала Попова – у всех на устах. Именно войска Брянского фронта внесли самый существенный вклад в победу, увенчавшуюся Первым салютом. (…)
Виднейший английский военный историк и теоретик военного искусства Лиддел-Гарт в своей книге "Вторая мировая война" написал: "С 1941 года Орел был одним из важнейших и сильно укрепленных бастионов немцев. Не меньшее значение имел и тот факт, что, пока Орел находился в руках немцев, они могли угрожать Москве. Стратегическое положение Орла и мощь его укреплений были настолько велики, что овладение этим городом сыграло огромную роль в ходе дальнейших боевых действий". Провал в этой крупнейшей наступательной операции означал – позор, а победа – триумф. Так генерал Попов и останется в веках и исторических анналах как автор Первого победного салюта».
По приказу Верховного Главнокомандующего № 2 от 5 мая 1943 г. в этот день в Москве был дан артиллерийский салют войскам, освободившим Орел и Белгород. Самый первый салют за время Великой Отечественной войны. Именно по этой причине за Орлом и Белградом закрепилось название «город первого салюта».
К слову сказать, приказ начинался со слов «Сегодня, 5 августа, войска Брянского фронта при содействии с флангов войск Западного и Центрального фронтов в результате ожесточенных боев овладели городом Орел».
А чуть выше шли фамилии отличившихся военачальников: генерал-полковник Попов, генерал-полковник Соколовский, генерал армии Рокоссовский, генерал армии Ватутин, генерал-полковник Конев. И если в приказе Верховного № 1 от 24 июля («Вчера, 23 июля, успешными действиями наших войск окончательно ликвидировано июльское немецкое наступление из районов южнее Орла и севернее Белграда в сторону Курска») первым в списке отличившихся шел генерал армии Рокоссовский, вторым – генерал армии Ватутин и только потом генерал-полковник Попов, то теперь, судя по установленной иерархии самим вождем, наиболее отличившимся был признан Маркиан Михайлович Попов.
По мнению Ф. Д. Свердлова, в этой операции «также ярко проявился его полководческий талант: смелый и решительный маневр крупных сил во фланг и тыл группировки противника, упреждение врага в осуществлении замыслов, внезапные удары по уязвимым местам, решительное, параллельное преследование врага, навязывание ему своей воли». При этом войска под командованием генерала М. М. Попова сыграли в Орловской стратегической наступательной операции решающую роль, освободив такие значимые города, как Мценск, Волхов, Орел и Карачев. У других фронтов успехи были гораздо скромнее.
Почерк и стиль полководца
Размышляя о труде полководческом, Сергей Матвеевич Штеменко пишет: «Итак, кто же такой полководец?
Русская военная энциклопедия времен Первой мировой войны дает такое определение:
"Военный начальник, стоящий во главе крупного отряда войск, предназначенного для самостоятельных и широких операций. Хотя это понятие и не имеет определенного содержания и невозможно установить точной границы, за которой военный начальник приобретает или теряет звание полководца, тем не менее наличность стратегических действий в деятельности военного начальника является обязательным условием для придания ей характера полководчества…"
Большая Советская энциклопедия (2-е изд.):
"Полководец – военный деятель, военачальник, руководящий вооруженными силами государства или крупными оперативно-стратегическими объединениями войск, владеющий искусством подготовки и осуществления стратегических операций и творчески использующий опыт боевых действий для развития военного искусства. Значение полководца определяется его способностью найти и применить в определенной исторической обстановке такие способы ведения войны и военных действий, которые приводят к победе".
Из этих определений явствует, что полководец – это не должность и не чин. Полководцем становится тот военачальник, личные качества которого позволяют войскам под его руководством содеять подвиги, одержать большие успехи и сделать заметный вклад в общую победу. Каждый полководец вносит что-то свое, присущее его характеру, дарованию, знаниям и опыту, в организацию и ведение сражений, операций и боев.
В годы Великой Отечественной войны выдвинулась целая плеяда замечательных военных руководителей. Широко известны имена таких выдающихся военачальников, как товарищи И. Х. Баграмян, A. M. Василевский, Н. Ф. Ватутин, К. А. Вершинин, Н. Н. Воронов, Л. А. Говоров, А. Г. Головко, С. Г. Горшков, А. А. Гречко, А. И. Еременко, Г. К. Жуков, М. В. Захаров, И. С. Исаков, И. С. Конев, Н. И. Крылов, Н.Г Кузнецов, Р. Я. Малиновский, К. А. Мерецков, К. С. Москаленко, А. А. Новиков, Ф. С. Октябрьский, И. Е. Петрова, М. М. Попов, К. К. Рокоссовский, В. Д. Соколовский, Ф. И. Толбухин, В. Ф. Трибуц, И. Д. Черняховский, В. И. Чуйков, Б. М. Шапошников, И. С. Юмашев и многие другие».
Что же касается почерка полководца, то это скорее относится к его владению основополагающими принципами военного искусства, обладанию даром творчества, новаторства и оригинальностью мышления…
Маркиан Михайлович Попов был скромным человеком, и неудивительно, что когда он решил написать про свой фланговый удар на Брянском фронте (1959 г.), то написал соответственно, без всякого пафоса: «Брянская наступательная операция, проведенная в сентябре 1943 года, до сих пор не освещалась в литературе. По своему характеру и результатам она не принадлежит к числу выдающихся операций Великой Отечественной войны и является одной из обычных фронтовых операций, которые во множестве осуществлялись нашими войсками. Эта операция была проведена после того, как Брянский фронт, которым я в те дни командовал, в тесном взаимодействии с Западным и Центральным фронтом закончил ликвидацию Орловского выступа».
Только через девять лет в журнале «Огонек» полководец признается: «Но я вспоминаю об этой операции с особенной гордостью. Ведь Брянск был освобожден при помощи хитрого маневра, реализованного нашим фронтом. И врагу, заглотавшему подсунутую наживку и не сумевшему разгадать замыслы советского командования, не оставалось ничего другого, как спешно убраться из Брянска, даже не успев подорвать подготовленные к взрыву здания и предприятия города».
А начиналось все так: «В ходе напряженных боевых действий по ликвидации Орловского выступа, длившихся с 12 июля до середины августа, войска фронта, несмотря на большие потери, не снижали темпы преследования. В частях и соединениях наблюдался высокий моральный подъем. (…)
Немецкому командованию было крайне важно, используя выгодные для обороны массивы брянских лесов, отходящими силами остановить перед ними войска Брянского фронта, не допустить их выхода на удобную для маневра местность к западу от Брянска и к Днепру. Нам было важно сорвать эти намерения противника.
16 августа Ставка Верховного Главного Командования, в связи с продвижением наших войск на рославльском и брянском направлениях, приказала Брянскому фронту, продолжая наступление, не позднее 26–28 августа выйти на Десну на фронте Жуковка, Брянск, Трубчевск, а подвижными частями захватить переправы через Десну и прочно удерживать их до подхода главных сил. В дальнейшем форсировать Десну северо-западнее и южнее Брянска, овладеть брянским плацдармом в излучине этой реки и развивать наступление на Гомель. Направление основных усилий фронта северо-западнее и южнее Брянска объяснялось тем, что Ставка, зная о прочности обороны противника непосредственно на брянском направлении, предупреждала командование фронта о нецелесообразности лобовых ударов через леса, тем более что город Брянск расположен на западном, очень высоком, крутом и укрепленном берегу Десны.
Новая задача Брянского фронта была составной частью общего плана наступления наших вооруженных сил, развернувшегося в конце лета 1943 года. Брянский фронт находился на стыке двух основных взаимодействующих группировок советских войск: одна из них, состоявшая из пяти фронтов, наносила главный удар на Украине в основном против армий "Юг"; вторая группировка из двух фронтов наступала на смоленском направлении против левого крыла группы армий "Центр". Брянский фронт во взаимодействии с Центральным фронтом расчленял силы групп армий противника, разрывал их сообщения и связь, нарушал взаимодействие между ними. Действия фронта во многом должны были способствовать достижению целей Советской Армии на западном и юго-западном стратегических направлениях.
Наш правый сосед – Западный фронт под командованием генерал-полковника Соколовского В. Д. 7 августа начал и к середине августа уже завершал Спас-Деменскую наступательную операцию. В последующем ему предстояло овладеть Ельней и наступать на Смоленск. Войска левого крыла Калининского фронта, которым командовал тогда генерал-полковник Еременко А. И., вели наступление в районе Духовщины. Действовавший слева Центральный фронт под командованием генерала армии Рокоссовского К. К. получил задачу наступать в юго-западном направлении.
В Брянской операции наибольший интерес представляют: выработка решения на ее проведение, перегруппировка сил и средств фронта на новое направление в результате неуспеха на ранее избранных направлениях, а также методы внезапного для противника создания новой ударной группировки…
При подготовке решения на операцию мы прежде всего учитывали особые условия лесисто-болотистой местности во всей полосе наступления фронта. Влияние такой местности на боевые действия войск хорошо известно, а брянские леса в этом отношении исключительно характерны. Они сильно затрудняли действия всех родов войск, особенно артиллерии и танков. Возможности маневра были крайне ограничены. Отдельные малолесистые коридоры находились к юго-западу и к западу от Кирова за пределами полосы фронта и отчасти на его левом крыле.
Серьезным препятствиями являлись многочисленные реки с высокими и укрепленными противником западными берегами, текущие с севера на юг, особенно такие как Болва, Десна, Беседь, Сож и, наконец, могучий Днепр. Естественный подъем местности с востока на запад предоставлял противнику командные высоты.
Крайнее беспокойство вызывало состояние железных и шоссейных дорог, которых в полосе фронта имелось очень мало. В ходе наступления мы уже оторвались от своих баз почти на 200 км. Грузы приходилось подавать очень изношенным автотранспортом, потреблявшим много горючего, по разбитым фронтовым дорогам. С продвижением войск фронта на запад положение с дорогами еще более осложнялось, ибо все имевшиеся дороги сходились в районе Брянска, а к западу от него железных дорог, на которые можно было бы базировать фронта на всю глубину его задачи, не имелось. Железная дорога Карачев – Брянск – Гомель лишь частично могла обеспечить наши потребности. Такое положение очень осложняло снабжение войск.
В то же время наличие в тылу у противника брянского железнодорожного узла давало ему возможность маневрировать войсками вдоль фронта и в глубину через Рославль и Гомель. Кроме того, несколько шоссейных рокад, проходивших от Брянска на север через леса, использовались командованием для скрытых и быстрых маневров войсками. Наконец, в районе Брянска располагался значительный аэродромный узел противника.
Все это вместе взятое позволяло предвидеть, что противостоявшая фронту 9-я немецкая армия будет упорно отстаивать район Брянска и брянских лесов. Скоро мы убедились в этом.
В состав Брянского фронта в это время входили: 11-я, 11-я гвардейская, 3-я и 63-я общевойсковые армии, 4-я танковая и 15-я воздушная армии. Одновременно с постановкой задачи на овладение Брянском Ставка передала нам из Западного фронта 50-ю армию, состоявшую из трех дивизий. Кроме того, в состав фронта входил 2-й гвардейский кавалерийский корпус, два (2-й и 8-й) артиллерийских корпуса прорыва, 2-я гвардейская минометная дивизия, 8-я гвардейская минометная бригада и одиннадцать отдельных гвардейских минометных полков. Помимо этих средств, фронт располагал несколькими отдельными танковыми полками, одной танковой бригадой, инженерными, химическими и другими частями. (…)
Хотя число наших соединений превосходило количество дивизий противника, фактического превосходства в силах мы не имели. По штатной численности немецкие пехотные дивизии в 1,5 раза превосходили наши. К тому же в ходе непрерывных наступательных боев, продолжавшихся свыше месяца, численность личного состава в ряде наших дивизий, особенно в 3-й армии, сильно уменьшилась и дошла до 3–4 тысяч человек. Материальная часть также была в большом некомплекте: в 4-й танковой армии, с уходом 11-го танкового корпуса в распоряжение Ставки, осталось около 50 танков. Вследствие резкого недостатка снарядов преимущества над противником в огне в полосе фронта практически не имелось.
Изучая и оценивая обстановку, мы убедились, что подготовленная в труднопроходимых лесах оборона противника совершенно исключает возможность добиться успеха путем лобовых атак. Наступая в лесу, войска фронта будут вынуждены действовать вдоль немногочисленных дорог и растекаться отдельными ручейками, путь которым очень легко преградить. Вследствие малой емкости направлений, обеспеченных дорогами, наступающим войскам пришлось бы глубоко эшелонировать свои силы, и они лишались возможности одновременно их использовать для быстрого наращивания удара. В то же время противник, имея хорошие условия для скрытого маневра и маскировки своих войск, наблюдения и ведения огня, мог бы бить наши войска по частям, экономить силы и выигрывать время, т. е. выполнять свои замыслы. При самой благоприятной обстановке мы могли рассчитывать лишь на медленное, последовательное прогрызание вражеских позиций, что позволило бы немецким войскам организованно отойти на подготовленные в глубине оборонительные рубежи.
Все эти обстоятельства требовали от нас решения стоящих перед фронтом задач на флангах брянской группировки противника или на одном из них. Фланговый удар позволял лишить противника сильных сторон его обороны, уже налаженной по лесам и рекам, и вывести основные силы фронта в тыл противника. Развивая удар в глубину, мы могли разорвать железнодорожную связь и нарушить взаимодействие войск группы армий "Центр".
Первоначально мы считали, что в сложившихся условиях будет наиболее правильным наступать на обоих крыльях фронта сильными фланговыми группировками войск по сходящимся направлениям. Наши соображения на операцию Брянского фронта, разработанные к исходу 16 августа, предусматривали действия на двух основных направлениях: на северном крыле фронта в направлении Дядьково, Шамордино должны были наступать главные силы 50, 3 и 11-й армий, поддержанные всей авиацией фронта, а на южном крыле, из района Ревны на Орменку, должны были прорывать оборону противника 11-я гвардейская и 63-я армии.
Но провести этот план в жизнь не удалось. Боевые действия в период с 17–26 августа убедили нас в том, что войска фронта не могут преодолеть хорошо подготовленной и плотно занятой обороны противника. Ее первый рубеж проходил по восточной опушке брянского лесного массива, местами выдвигаясь к востоку. Второй оборонительный рубеж противника шел по лесистому западному берегу реки Болва и далее на юг на Локоть. В оперативной глубине по правому берегу Десны имелся еще один рубеж. Как стало известно впоследствии, войска Брянского фронта находились перед заранее подготовленной обороной противника, получившей наименование рубежа "Хаген".
При наступлении наши соединения и части испытывали большие трудности, особенно в организации артиллерийской подготовки и поддержки. Из-за плохих условий и недостатка снарядов не удавалось подавить огневую систему противника даже на переднем крае. Прорвавшиеся в лес войска не только оказывались перед неподавленной обороной противника, но и не могли применить танки в непроходимых дебрях. Командиры, лишенные возможности наблюдать свои войска, теряли управление боем. Анализ результатов боевых действий войск показал, что прорвать оборону противника без солидной артиллерийской подготовки и значительных резервов не удастся. В этом крылась важнейшая причина того, что войска фронта уже десять дней оставались почти на прежних рубежах».
Командующий 50-й армией генерал И. В. Болдин прекрасно запомнит, как войска его армии, выйдя на рубеж к исходу 18 августа, встретили упорное сопротивление подошедших резервов: «Вражеский огонь был таким мощным, что мы оказались не в состоянии преодолеть его. Предложил командирам 108-й и 110-й стрелковых дивизий произвести разведку боем. В ходе ее выяснилось, что перед нами занимают глубоко эшелонированную, заблаговременно подготовленную оборону 296-я и 134-я пехотные дивизии противника. Оборона усилена минно-взрывными и проволочными заграждениями перед передним краем и перед второй полосой, проходящей по западному берегу реки Болва.
Данные разведки доложил по телефону командующему фронтом генералу армии М. М. Попову. Напомнил ему, что после месяца беспрерывных изнурительных боев армия имеет большие потери. На исходе снаряды и мины.
– С теми силами, какими располагаю, – сказал я в заключение, – трудно рассчитывать на успех при прорыве крепкой вражеской обороны. Прошу вашей помощи.
Командующий сказал, что сам приедет к нам и все решит на месте. Приехал он уже на следующий день. Молча выслушал меня и объявил:
– Так вот, товарищ Болдин, я решил создать ударную группу под командованием моего заместителя генерал-лейтенанта Казакова. В нее войдут три ваши дивизии и кавалерийский корпус. Группе предстоит прорвать оборону немцев на улемльском направлении и проложить вашей армии дорогу к Десне.
– Значит, забираете половину армии? – спрашиваю Попова. Он молчит.
– Тогда мне здесь делать нечего. Я не намерен плестись в хвосте группы Казакова. Вы лишаете меня доверия, а в таком случае продолжать командование армией не считаю возможным. Кроме того, товарищ командующий, ваше решение является незаслуженной обидой пятидесятой армии. Она достойна лучшего отношения.
Будучи глубоко убежден в ошибочности решения командующего, я очень волновался, говорил повышенным тоном. Генерал Попов ничего мне не ответил, встал и предложил всем, кто находился в палатке, тут же выехать на мой наблюдательный пункт.
Когда мы прибыли туда, командующий выслушал доклады нескольких командиров дивизий и командира 2-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майора В. В. Крюкова. Затем немного подумал и обратился ко мне:
– Решение о создании ударной группы отменяю. Приказ о переходе войск пятидесятой армии в наступление оставляю в силе. Главный удар нанесете на Улемль, Ивот. – Командующий с укоризной посмотрел на меня и, улыбнувшись, добавил: – Полагаю, товарищ Болдин, теперь вы снимете с меня тяжкий груз обвинений в несуществующих грехах?
– Товарищ командующий, будь вы на моем месте, тоже, наверное, нервничали бы.
– Как сказать. Откровенно говоря, Иван Васильевич, я не стал бы делать поспешных выводов. Отношу это за счет экспансивности вашего характера. Малость погорячились, а в итоге наговорили много лишнего. Ну да ладно, на этом поставим точку и забудем.
Затем командующий обратился к генералу Крюкову:
– Как только у Болдина наметится успех, сразу же вводите в бой свою кавалерию.
Крюков повторил приказание и взял под козырек.
– Что ж, товарищи, поехали дальше, – обратился к нам командующий.
Все мы направились в лес юго-восточнее Жиздры. Остановились на большой лесной поляне, где четкими рядами выстроились подразделения 2-й инженерно-саперной штурмовой бригады Резерва Верховного Главнокомандования. У большинства из них грудь украшают ордена и медали. Член Военного совета фронта обращается к командующему:
– Чудо-хлопцы! Убежден, эти смогут открыть Болдину путь к Десне.
А я слушаю и не могу понять, к чему это он говорит. Командующий фронтом поздоровался с бригадой. В ответ послышалось громовое "Здравия желаем!". Затем бойцы начали надевать на себя стальные нагрудники. Командир бригады генерал Шестаков пояснил, что эти панцири они получили несколько дней назад.
Через несколько минут бойцы начали имитировать атаку. С нескрываемым любопытством следим, как слаженно они действуют, как мастерски владеют оружием. Когда программа была исчерпана, генерал Попов спросил у меня:
– Как, Иван Васильевич, хороши хлопцы?
– Что говорить. Конечно, хороши.
– Вот и замечательно. Штурмовая бригада теперь подчиняется вам. Это и есть наша помощь.
Я сказал командующему, что рад новому пополнению, но даже оно будет бессильно, если нам не дадут снарядов и мин.
– Как только подойдут эшелоны с боеприпасами, немедленно получите. А пока, товарищ Болдин, приступайте к выполнению приказа, рассчитывая на собственные силы. Учтите, каждая минута дорога.
22 августа наша армия начала наступление на улемльском направлении, стремясь прорвать вражескую оборону и выйти к реке Болва. Преодолевая упорное сопротивление противника, нам удалось на отдельных участках овладеть первой линией его траншей. Но сильный артиллерийский огонь, который мы не могли подавить из-за недостатка снарядов, и удары гитлеровской авиации по боевым порядкам наших войск вынудили остановить наступление.
На моем наблюдательном пункте тогда находились командующий, член Военного совета фронта и я со своими заместителями. С болью в сердце наблюдали мы, как таяли цепи атакующих. Генерал Попов приказал ввести в бой кавалеристов Крюкова. Но и это не изменило положения, тем более что противник бросил против конников танки.
К 24 августа мы совсем выдохлись».
В связи с тем, что сил и средств фронта для одновременного ведения операции на обоих флангах явно не хватало, 27-го генерал армии Попов доложил в Ставку, «что считает целесообразным главные усилия сосредоточить на правом крыле фронта и только на одном направлении, где следовало ввести дополнительно к 50-й армии еще 3-ю армию, использовать всю авиацию и имевшиеся боеприпасы. Наступление в такой группировке сил фронт мог начать 1–2 сентября.
На левом крыле фронта предлагалось ограничиться ударом 63-й, а также части сил 11-й гвардейской и 4-й танковой армий в общем направлении на Локоть с целью содействовать наступлению Центрального фронта.
Ставка согласилась с нашими соображениями, и примерно по этому варианту развернулись боевые действия левого крыла Брянского фронта. 63-й армия под командованием генерал-лейтенанта Колпакчи В. Я. в 4 часа 1 сентября прорвала оборону противника и успешно приступила к очищению территории от Трубчевска. Поскольку лесные массивы здесь контролировались партизанами, которые создали угрозу тылу противника, ему пришлось выводить свои войска из-под ударов армии за Десну на подготовленные позиции.
К этому времени Центральный фронт достиг значительных успехов на черниговском направлении. Возобновили успешное наступление и войска Западного фронта на ельненском направлении. Противник был вынужден ослабить свою артиллерийскую группировку в полосе наступления Брянского фронта и перебросить отсюда часть своих оперативных резервов. Используя некоторое ослабление огня артиллерии противника и успех 63-й армии, войска 11-й гвардейской армии под командованием генерал-полковника Баграмяна И. Х. 2 сентября перешли в наступление своим левым флангом и в последующие дни стали развивать удар в направлении Навли и далее к Десне.
Что касается событий на правом крыле фронта и в центре, то уже в ходе подготовки наступления у нас появились соображения о возможности проведения флангового удара фронта из района юго-западнее Кирова, который находился в полосе Западного фронта.
По условиям местности фланговый удар из этого района позволял обойти основные массивы брянских лесов, избежать форсирования реки Болвы и выйти на безлесные просторы западнее Брянска. Здесь могли развернуться наши танки, конница и артиллерия…
Чтобы определить возможность организации здесь действий, еще 26 августа мы связались с командующим 10-й армией генерал-лейтенантом Поповым B. C., который со своей стороны считал, что удар войск Брянского фронта из района Кирова вполне возможен.
Для наступления мы наметили использовать 50-ю армию под командованием генерал-лейтенанта Болдина И. В., непосредственно примыкавшую к этому району, и приступили к разработке плана операции и ее подготовке. Вся основная работа была закончена к исходу 28 августа.
Сущность нового решения на операцию состояла в том, чтобы нанести массированный удар на правом крыле фронта из района Кирова в общем направлении на юго-запад с захватом плацдарма на западном берегу Десны. На левом крыле фронта, как было сказано раньше, готовился удар 63-й армии на Локоть.
29 августа по нашему докладу Ставка изменила разграничительную линию фронта. В этой связи следует вспомнить известное положение, что разграничительные линии не могут рассматриваться как что-то незыблемое. Опыт Брянской операции, как и многих других, подтверждает это. Старшие начальники должны всегда своевременно уточнять разграничительные линии, создавая тем самым войскам более благоприятные условия для действий и стимулируя таким образом принятие инициативных решений подчиненными.
Во времени мы были очень ограничены. Нужно было увязать действия с 10-й армией и Западным фронтом, произвести перегруппировку войск, которая и началась в ночь на 30 августа».
30 августа, после проведения на правом фланге рекогносцировки и посещения левофланговой армии Западного фронта, Маркиан Михайлович вызвал к себе генерала Болдина:
«– Я пригласил вас, Иван Васильевич, – начал генерал Попов, – вот по какому делу. Думаю, согласитесь, что не к лицу нам сидеть, выжидая манны небесной. Вам предстоит произвести быструю и скрытную перегруппировку войск в район Кирова.
Командующий приказал к утру 2 сентября перебросить туда 413, 324, 238 108, ПО и 369-ю стрелковые дивизии с частями усиления.
– Армия должна быть готова пятого сентября прорвать оборону противника южнее и юго-западнее Кирова, – продолжал генерал Попов. – В дальнейшем наступать на Бучино, Рековичи и выйти на рубеж Дубровка – Жуковка.
Развивая свою мысль, командующий показывал на карте путь планируемого наступления.
– Временно вам будут переданы двести двенадцатая и шестьдесят четвертая стрелковые дивизии десятой армии Западного фронта. Кроме того, вам подчиняются второй гвардейский кавалерийский корпус и артиллерийская дивизия прорыва.
Задача показалась мне заманчивой, и я с радостью принялся за ее решение. Признаюсь, тревожило только то, что район сосредоточения совпал с местом, по которому в течение двух лет проходила вражеская полоса обороны. Здесь было еще много неразведанных и необезвреженных минных полей, имелись проволочные награждения, завалы. Все это должно было затруднить движение, привязать войска к немногим очищенным от заграждений дорогам.
Чтобы читатель представил себе трудности предстоявшей рокировки, скажу лишь, что почти на всем более чем 100-километровом пути нам предстояло проложить пять маршрутов, снять тысячи мин, построить мосты и гати. Артиллеристы и кавалеристы получили только по одному маршруту. А ведь длина колонны артиллерийского корпуса составляла 150 и кавалерийского корпуса с боевыми обозами – ПО километров.
Штаб армии разработал детальный план смены частей, составил подробные графики движения. Я издал приказ, которым обязал командиров корпусов и дивизий соблюдать на марше строжайшую дисциплину, а на участках скрещивания маршрутов беспрекословно выполнять все требования регулировщиков. Для строгого контроля за точным выполнением войсками графика и плана марша, а также правил маскировки командировал во все стрелковые дивизии и танковые полки офицеров штаба армии. Там, где скрещивались маршруты, было организовано специальное дежурство офицеров, наделенных особыми полномочиями. Кроме того, группа офицеров контролировала марш с самолетов У-2.
Движение войск производилось только ночью. Большая нагрузка выпала на инженерные подразделения. Они были распределены по маршрутам, двигались впереди войск, вели инженерную разведку, разминировали минные участки, ремонтировали мосты, прокладывали колонные пути, делали обходы.
Пока шла перегруппировка, мы с несколькими офицерами штаба армии выехали на восточную окраину Кирова и начали планировать наступательную операцию. После принятия решения я выехал в 212-ю и 64-ю стрелковые дивизии, только что переданные нам.
4 сентября в полосе намеченного прорыва шесть усиленных стрелковых батальонов от шести дивизий начали разведку боем. Результаты боя, как и показания захваченных пленных, имели для нас большое значение. Оказалось, оборона противника глубиной до 15 километров состояла из двух полос и имела сильно развитую систему полевых сооружений. Несколько линий траншей были прикрыты проволочными заграждениями, а противопехотные и противотанковые минные поля занимали свыше 60 процентов всей линии фронта.
В тактической глубине на рубеже Заседский – Шубартов – Барсуки – Мал. Желтоухи – Бол. Желтоухи – Косичино враг построил отлично оборудованный рубеж с отсечными позициями, противотанковым рвом, "волчьими ямами". Все деревни и высоты гитлеровцы превратили в опорные пункты, создали там систему фланкирующего и косоприцельного огня всех видов. Передний край обороны противника в лесу был прикрыт сплошной бревенчатой стеной метровой толщины и двухметровой высоты с земляной прокладкой. К этому следует добавить, что гитлеровское командование подтянуло сюда с других участков фронта много пехоты, танков и артиллерии.
В то же время перед левым крылом Западного фронта гитлеровцы свои войска ослабили. Этим не преминула воспользоваться 10-я армия, начавшая активные боевые действия. Наш сосед справа – 38-й стрелковый корпус – установил, что участок в районе Дубровка не только слабо обороняется, но и в инженерном отношении плохо оборудован».
К утру 3 сентября крупные силы войск были перегруппированы к северу на расстояние в 80—100 км. Поиски наиболее выгодных способов достижения успеха на этом не прекратились. Напротив, они стали еще более напряженными из-за недостатка времени. Ставка назначила начало операции на 6 сентября. Противник же со своей стороны провел ряд мероприятий по усилению обороны.
Приняв решение, рокировав силы и развернув полным ходом подготовку операции, мы непрерывно изучали обстановку и проводили интенсивную разведку, направленную на выявление характера обороны, группировки и задач противника в полосе фронта, и главным образом к югу и юго-западу от Кирова.
Особое внимание обращалось на проведение разведки боем на широком фронте, которая и осуществлялась 3, 4 и 5 сентября. Разведка дала новые важные данные о противнике в районе Кирова. Нам стало ясно, что немцы обнаружили перегруппировку войск Брянского фронта, повысили боевую готовность своих войск и ожидали наших атак. При этом особое значение имела одна деталь: при движении войск, особенно автомашин, по песчано-подзолистому грунту в дни перегруппировки, когда стояла исключительно сухая погода, создавались огромные облака пыли, которые до утра не успевали осесть. Противник, как показали впоследствии пленные, наблюдал их с далеких расстояний. Проверив свои предположения по другим данным наблюдения, он правильно определил характер и цель наших перегруппировок. Таким образом, внезапность нашего наступления была утеряна.
Находясь на одном из наблюдательных пунктов и лично наблюдая почти весь день за ходом боя разведывательных батальонов, я убедился в том, что наступление будет сопряжено с большой затратой материальных средств, которых явно не хватало, и крупными потерями в людях и боевой технике. Правда, для сомнений в конечном успехе предстоящего наступления фронта как будто не имелось оснований. Командиры батальонов, проводивших разведку боем, созванные вечером 4 сентября для подведения итогов их действий, заверяли, что оборона противника может быть прорвана. К этому же склонялся и Военный совет 50-й армии.
После этого совещания с комбатами всю ночь на 5 сентября я изучал обстановку. Перед фронтом армий она не изменилась. Только сведения из 10-й армии Западного фронта за 4 сентября поразили меня необычным фактом: при недостатке боеприпасов сильно ослабленные войска левого фланга этой армии овладели двумя важными командными высотами в районе Дубровки, перед которыми они стояли много дней, не имея сил преодолеть сопротивление противника. Теперь же высоты оказались в их руках, причем в плен были захвачены главным образом нестроевые немецкие солдаты.
Напрашивался вывод, что прочной обороны на участке соседа, непосредственно примыкающем к полосе Брянского фронта, противник не имеет. Видимо, здесь он не рассчитывал на какие-либо крупные действия с нашей стороны. Эти на первый взгляд не особенно существенные данные привлекли наше внимание. Их нужно было срочно выяснить и уточнить».
На рассвете 5 сентября генерал армии Попов тут же выехал на командный пункт B. C. Попова: «B. C. Попов подтвердил все мои догадки. Вместе с ним мы выехали в район Дубровки, ознакомились с обстановкой. Было ясно: именно отсюда следует наносить удар. Для прорыва слабой обороны врага в этом районе много войск не потребуется. За одну-две ночи можно подтянуть две-три дивизии, 2-й гвардейский кавкорпус и полки ГМЧ. С этими силами вполне можно начинать наступление… Что касается авиации, она в перегруппировках не нуждается. А ствольную артиллерию командарм-10 согласился предоставить свою, разумеется, при условии, что мы обеспечим ее снарядами. На обратном пути я соображал, как лучше обмануть противника, убедить его, что мы не меняем своих намерений и готовим наступление в районе Кирова. Ствольную артиллерию нашего фронта, думал я, чтоб не привлекать внимания противника к перегруппировке, оставим под Кировом. Пусть ведет огонь по прежним целям!
Командующему 3-й армии поставим задачу всемерно сковывать противника под Кировом и перейти в наступление, как только враг ослабит свою оборону и начнет перебрасывать подкрепления в район Дубровки… А дивизии, которые будут наступать под Дубровкой, возьмем из 50-й армии.
Словом, еще по дороге домой у меня зародился план, который, как мне казалось, мог сбить врага с толку…
Вернувшись на командный пункт, я прежде всего созвонился с командующим Западным фронтом генералом В. Д. Соколовским. Он согласился с моими соображениями и не стал возражать против временной "аренды" полосы 10-й армии войсками нашего фронта.
Более трудный разговор по телефону мне предстоял со Ставкой: неприятно во второй раз просить изменить направление удара. Тем более, что в Военном Совете фронта мнения по поводу изменения сроков и района прорыва разделились, кое-кто из членов Военного совета, в частности Л. З. Мехлис, высказался против такого решения.
Но я был убежден, что именно здесь, под Дубровкой, мы быстро добьемся успеха, а главное – не понесем больших потерь. Совесть подсказывала: надо звонить в Ставку.
Заместитель начальника Генерального штаба генерал А. И. Антонов, которому я доложил свои соображения, ответил, что утверждение нового решения требует санкции И. В. Сталина. Пока я ждал окончательного ответа, штаб фронта приступил к подготовке и планированию операции у Дубровки.
Около 13 часов 5 сентября позвонил И. В. Сталин.
– Ручаетесь ли вы за успех под Дубровкой? – спросил он.
– Ручаться полностью трудно, – отвечал я. – Но это наиболее целесообразное решение. Приложим все усилия, чтобы перехитрить немца.
– Ну что ж, действуйте. Постарайтесь начать наступление не позже седьмого сентября…
Дальнейшие события показали, что нам удалось обмануть врага. Наступление под Дубровкой, которое началось в 11 часов 7 сентября после мощного удара бомбардировочной авиации и основательной артподготовки, в которой главную роль играли полки ГМЧ, наша пехота, поддерживаемая танками и штурмовиками, устремилась в атаку, не встречая организованного сопротивления. В самое короткое время и почти без потерь оборона врага была прорвана. Командарм-3 доносил, что под Кировом на стороне противника никаких передвижений не отмечается. Это означало, что наш удар был для врага полной неожиданностью.
Я отдал распоряжение ввести в прорыв 2-й гвардейский кавалерийский корпус. Мимо КП 50-й армии, с которого я наблюдал за ходом боя, крупной рысью, вздымая пыль, промчались конники.
В небе над Дубровкой появилась десятка "юнкерсов", но, встреченная мощным огнем зенитчиков, повернула вспять. Один из "юнкерсов" был сбит. Взятый в плен гитлеровский летчик, увешанный железными крестами, фашистский ас, который, как выяснилось, был командиром этой десятки, растерянно рассказал, что он готовился к вылету на Киров, как вдруг, перед самым стартом, его десятке приказали лететь на Дубровку…
Около 14 часов позвонил генерал А. И. Антонов. Слышимость была хорошая, и я подробно доложил ему, как развиваются события.
– Значит, я могу порадовать командование? – спросил А. И. Антонов.
– Конечно, можете. Дело идет хорошо, мы немцев тут наверняка обыграем.
Лишь днем 8 сентября противник разобрался, что к чему, понял, какая угроза нависает над ним с тыла, и под прикрытием дымовых завес начал отвод своих войск из-под Кирова. Третья армия генерала Горбатова начала настойчивое преследование отступающего врага.
Конечно, не обошлось и без осложнений. Воспользовавшись тем, что конники 2-го гвардейского кавкорпуса, быстро продвигаясь вперед, оторвались от наших наступающих стрелковых дивизий, враг по образовавшемуся коридору начал отводить свои войска из Брянских лесов на запад, за Десну. Таким образом, кавкорпус оказался отрезанным. Действительно конфуз. Кавкорпус в упорных боях, в которых он израсходовал большую часть боеприпасов, пробился к Жуковке, переправился через Десну, захватил плацдарм на ее западном берегу и продолжает его удерживать. Такой успех! И вдруг мы дали врагу отрезать кавкорпус! Это очень беспокоило и нас и Ставку, и мне пришлось выслушать резкие замечания Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина.
Я заверил Верховного, что принимаются все меры, что подтянуты новые стрелковые дивизии и полки ГМЧ, что здесь сосредоточены удары авиации.
– Словом, – заключил я, – с Крюковым завтра-послезавтра мы соединимся. Прошу вас не беспокоиться.
– Ну, смотрите, – последовал ответ.
13 сентября генерал Крюков донес, что на линию его КП вышли стрелковые дивизии и что он направляет их на плацдарм, который его конники отстояли в упорнейших, ожесточенных боях.
Словом, конница в этой операции сыграла важную роль. Мне по этому поводу позвонил СМ. Буденный.
– А еще говорят, что конницу нельзя использовать в современной войне! Присваиваю тебе звание буденновца!
Успех войск 50-й армии и 2-го кавалерийского корпуса вынудил гитлеровское командование поспешно отвести свои войска, противостоящие 3-й и 11 – й армиям Брянского фронта. Преследуя врага, войска 11-й армии с боями преодолели Брянские леса, 17 сентября форсировали Десну, вышли на подступы к Брянску и Бежице и овладели этими городами. Враг, над тылами которого нависала теперь смертельная угроза, под ударами быстро наступающих советских войск не смог их удерживать и, как я уже говорил, поспешно бежал, не успев уничтожить подготовленные к взрыву заводы, фабрики и дома. Жители торжественно встретили освободителей. Вечером столица нашей Родины вновь салютовала воинам Брянского фронта.
А Брянский фронт, не давая врагу передышки, продолжал наступление».
Комментируя эту операцию, начальник Оперативного управления Генштаба генерал СМ. Штеменко подчеркнет: «Ставка не сразу дала тогда согласие на проведение операции из-за ее рискованности. Предстояло, в частности, перегруппировать вдоль фронта значительную массу войск и действовать через полосу соседа. Такого рода перегруппировки, проводимые в непосредственной близости от противника (а в данном случае было именно так), очень опасны. К тому же на успех операции можно было надеяться только в случае внезапности действий. Чтобы обеспечить последнюю, нельзя было на той местности перетягивать в другой район артиллерию Брянского фронта и приходилось рассчитывать только на удары авиации и "катюш". Комфронта решил использовать артиллерию соседа – 10-й армии Западного фронта, но ее было мало, а боеприпасов и того меньше. Поэтому снаряды для орудий соседа приходилось нести на руках тем войскам, которые перегруппировывались для задуманного флангового удара. Конечно, все передвижения предстояло проводить только ночью, при строжайшей маскировке, а перегруппировку сил выполнить всего за 40 часов на расстояние 80—100 км. Не было сомнений, что даже при самых благоприятных обстоятельствах коннице предстояли в тылу противника чрезвычайно тяжелые бои.
Не один раз Верховный Главнокомандующий задавал тогда Генеральному штабу вопрос: какая вероятность успеха есть у этой операции? Ответ был однозначным – все были убеждены в успехе замысла командующего Брянским фронтом. По настоянию М. М. Попова днем 5 сентября 1943 г. А. И. Антонов доложил И. В. Сталину еще раз по поводу флангового удара Брянского фронта и высказался за проведение операции. Верховный Главнокомандующий, однако, сам позвонил тогда командующему фронтом и спросил, ручается ли тот за успех.
Командующий поручился. Начало наступления здесь же наметили на утро 7 сентября.
Подготовка операции проходила при самом жестком контроле со стороны командования за соблюдением мер сохранения тайны. Фланговый удар был осуществлен с большим искусством. Поставленный под угрозу разгрома с тыла, противник бросил полосу Брянских лесов и быстро откатился за Сож и Днепр».
К слову сказать, войска под командованием генерала армии М. М. Попова за 30 суток своего наступления смогли продвинуться на Запад на 250 км и освободить оккупированную территорию Брянского промышленного района и части Белоруссии (около 40 000 квадратных километров). При этом потери войск Брянского фронта в этой операции были минимальными: общие менее 57 000 чел., а безвозвратные чуть более 13 000, или менее 2,5 % от численности войск к началу операции (530 000 чел.).
17 сентября 1943 г. Верховный Главнокомандующий подписал приказ № 15 «Генералу армии М. М. Попову», в котором говорилось: «Войска Брянского фронта, продолжая развивать наступление, успешно форсировали реку Десна и одновременным ударом с севера и востока сегодня, 17 сентября, сломив сопротивление противника, овладели важнейшими опорными пунктами обороны немцев на рубеже этой реки, крупными промышленными центрами – городами Брянск и Бежица.
В боях за города Брянск и Бежица разгромлены 339, ПО, 707, 95, 299, 134-я пехотные дивизии немцев.
Таким образом, в результате умело проведенного обходного маневра по труднодоступной, лесисто-болотистой местности войска Брянского фронта пробили вторую брешь в обороне немцев по реке Десна».
Следующий приказ И. В. Сталина № 24 «Генералу армии М. М. Попову» датирован 23 сентября 1943 г.: «Войска Брянского фронта, продолжая стремительное наступление, сегодня, 23 сентября, с боем овладели важнейшим железнодорожным узлом и сильным опорным пунктом обороны немцев на гомельском направлении городом Унеча».
А вот положенных при таких успехах орденов почему-то не последовало. Видимо, сам «хозяин» решил, что для молодого полководца пока достаточно. Вот только после войны фланговый удар М. М. Попова вошел во все учебники по оперативному искусству.
Доктор исторических наук Ф. Д. Свердлов не однажды будет повторять своим слушателям: «Как рассказывал нам в Военной академии имени М. В. Фрунзе сам М. М. Попов, принять такое ответственное решение помимо умения предусмотреть характер действий противника ему помогла интуиция, которая, как известно, верно служит лишь подлинному полководцу».
Главный маршал авиации А. Е. Голованов за несколько дней до начала наступления Брянского фронта лично побывал у М. М. Попова вместе с Г. К. Жуковым. И вот что ему запомнилось: «Присутствуя при докладе Попова Жукову о положении дел на фронте и наметках предварительного решения на предстоящее наступление войск фронта, слушая его ответы на задаваемые Жуковым вопросы, я увидел человека необычного склада ума. Попов отлично знал свои войска, не задумываясь, со знанием дела, коротко и ясно отвечал на любые вопросы Жукова, не являвшиеся для него неожиданностью. Для ответа командующему Брянским фронтом не требовалось времени и каких-либо уточнений, предельно ясный, немногословный доклад шел без бумаг или записей.
Все это показывало, что перед нами недюжинных способностей человек, не только отлично знающий дело, на которое он поставлен, но и прекрасно образованный в военном отношении. В то же самое время доклад Попова носил, я бы сказал, какой-то несколько театральный, показной характер. Мне не приходилось видеть до этого ни одного командующего, который столь свободно, я не говорю здесь развязно (это слово хотя и вертится на языке, однако применимо здесь быть не может, но грань эта все же где-то близко), держался бы и говорил таким тоном, который необычен в общении подчиненного со старшим начальником. Положительного впечатления такой тон на меня не произвел, хотя и каких-либо претензий предъявить было нельзя.
Присутствуя не один раз при докладах различных командующих Жукову, я по его поведению и выражению лица совершенно отчетливо видел удовлетворенность как докладом, так и ответами Попова. Когда мы остались одни, я сказал Жукову о том необычном впечатлении, которое у меня осталось от знакомства с Поповым. Георгий Константинович улыбнулся и сказал:
– Это кажется поначалу, когда его как следует еще не знаешь. В действительности это дисциплинированный, образованный и очень способный командующий. Таких не особенно много. Узнаешь его ближе, и впечатление у тебя о нем будет совсем другое.
Во время обеда, за дружеской беседой я увидел перед собой очень простого, добродушного и веселого собеседника. Находясь некоторое время в штабе Брянского фронта как во время подготовки операции, так и в ходе ее, я отметил и то, что Маркиан Михайлович Попов резко отличался от некоторых командующих в своем общении с подчиненными. Даже во время наступления, когда, встречая упорное сопротивление, войска не на всех участках фронта могли полностью выполнить поставленные перед ним задачи, несмотря на нажим сверху, Попов не переносил имевшую место некоторую нервозность на своих подчиненных. Он весьма вежливо разговаривал со своего командного пункта с командующими армиями, поддерживал у некоторых из них необходимую бодрость, когда не все получалось так, как было предусмотрено. Такая моральная поддержка, на мой взгляд, ценнее иной раз любой награды».
Александр Евгеньевич особо отмечал, что генерал Попов своим поведением и общением с подчиненными очень походил на К. К. Рокоссовского. «Нечего греха таить, – напишет он, – были у нас и такие, прямо надо сказать, неплохие командующие, но которые во время боя проявляли неуравновешенность, нервозность. Я знал таких командующих армиями и других командиров, которые не один раз побывали на том свете при разговоре по телефону с командующим фронтом, а после проведения той или иной операции получали награды вплоть до присвоения звания Героя Советского Союза…
У каждого свой стиль работы, но в глазах подчиненных безусловно непоколебимый авторитет и доверие имеют тот командующий или командир, которые не теряют присутствия духа и уравновешенности даже в наисложнейших обстоятельствах. За таким командиром солдат пойдет, как говорится, в огонь и в воду. В этих вопросах авторитет Маркиана Михайловича Попова в войсках был на высоте».
Командующий войсками 2-го Прибалтийского фронта
Осень 1943 г. запомнилась начальнику штаба Брянского фронта сухой и погожей. «На порыжевшей, поникшей траве тончайшими нитями поблескивали на солнце кольца паутины, – свидетельствует Л. М. Сандалов. – Заметно поредевшие Брянские леса поражали глаз буйством красок: оранжевых, коричневато-охристых, бледно-оливковых. И когда эта смесь цветов и оттенков вместе с бирюзовым простором неба отражалась в каком-нибудь лесном озерке, то дух захватывало от такой щедрой красоты. Стояла удивительная тишина. Даже обычного приглушенного гула канонады не было слышно. И как-то не верилось, что еще несколько дней назад здесь шли тяжелые бои. Шум боя сменился глухим шепотом вековых могучих деревьев, и только торчавшие по обе стороны дорог расщепленные и обгоревшие деревья да видневшиеся то тут, то там присыпанные опавшими листьями края воронок напоминали о том, что совсем недавно по этим лесным дорогам прогромыхала война».
В один из таких погожих октябрьских дней генерал Сандалов возвращался на «виллисе» из войск первого эшелона. Очень хотелось привести себя в порядок перед заседанием Военного совета фронта. Но не успел он войти в свое временное пристанище и приготовить бритвенный прибор, как раздался стук. Ординарец командующего фронтом сообщил о срочном вызове: «Стерев с лица мыльную пену, выхожу из избы и сажусь в машину, стараясь угадать, зачем так срочно понадобился командующему.
Читать бесплатно другие книги:
