Забытый полководец. Генерал армии Попов Смыслов Олег
В годы моего падения продолжался служебный взлет Маркиана Михайловича».
Неизгладимое впечатление на Маркиана Михайловича Попова произведет и арест Блюхера…
Находясь в распоряжении Главного военного совета РККА, маршал вскоре будет направлен в отпуск на ворошиловскую дачу «Бочаров ручей» в Сочи. Там его вместе с семьей, братом, золовкой и детьми арестуют и спецпоездом доставят в Москву. За 18 дней пребывания на Лубянке его допросят 21 раз. Семь допросов пройдут с личным участием Л. П. Берии. А 9 ноября все того же 1938 г. Василия Константиновича в 22 часа 45 минут доставят в амбулаторию уже без пульса и с прерывистым дыханием. Он скончается буквально через несколько минут. Официально маршал умер от закупорки легочной артерии. Но, как рассказывала сокамерницам его жена, увидев его после допроса: «По нему как будто танк проехал». И маршала и других избивали до неузнаваемости, вспомнит позднее тюремный врач.
На глазах Маркиана Михайловича необоснованно пострадает и другой военачальник. Командующий 1 – й Приморской армией и заместитель командующего Приморской группой войск ОКДВА комдив К. П. Подлас будет подвергнут резкой критике со стороны Г. М. Штерна на заседании Военного совета 26 ноября 1938 г. при обсуждении событий на Хасане. Там же поступит предложение осудить этого военачальника за «саботаж». И хотя за Подласа вступится С. К. Тимошенко, ранее просивший назначить его своим заместителем, Кузьму Петровича в декабре арестуют. А 22 апреля 1939-го Военная коллегия Верховного суда в отношении комдива Подласа вынесет приговор по статье 193—17, п. «а» Уголовного кодекса РСФСР: «Подласа Кузьму Петровича лишить военного звания "комдив" и подвергнуть лишению свободы в исправительно-трудовых лагерях сроком на пять лет с поражением в политических правах на три года».
Правда, в том же апреле Подласа амнистируют, а в августе 1940 г. восстановят в Красной армии и назначат заместителем командующего войсками Киевского Особого военного округа. В конце мая 1942 г. генерал-лейтенант Подлас во время прорыва из окружения у села Копанки Изюмского района Харьковской области погибнет в бою.
Почему М. М. Попов ожидал своего ареста, объясняется весьма просто. В ходе репрессий из управления ОКДВА/КДФ были арестованы: командующий В. К. Блюхер, заместители командующего войсками М. В. Сангурский, Я. З. Покус, начальники штаба С. Н. Богомягков, В. К. Васенцович…
Со временем настанет черед и Григория Михайловича Штерна…
Командарм 2-го ранга Г. М. Штерн (генерал-полковник в июне 1940 г.), утвержденный в должности командующего 1-й Отдельной Краснознаменной армией, в 1939-м возглавит фронтовое управление во время боев с японскими милитаристами в районе реки Халхин-Гол. Станет Героем Советского Союза. Во время советско-финляндской войны будет командовать 8-й армией. В июне 1940-го снова вернется на Дальний Восток и встанет во главе фронта, а в январе 1941 – го будет неожиданно переведен в Москву начальником Управления ПВО РККА. 7 июня его арестуют, а 28 октября без всякого суда расстреляют.
С началом боевых действий на реке Халхин-Гол (после многочисленных вооруженных провокаций, начавшихся в мае, японские войска 2 июля вторглись в Монголию) в соответствии с постановлением Главного военного совета от 5 июля 1939 г. для объединения и направления действий 1 – й (штаб – г. Ворошилов) и 2-й Отдельных Краснознаменных армий (штаб – г. Хабаровск) и 57-го особого корпуса была создана фронтовая группа под командованием Г. М. Штерна (член Военного совета – дивизионный комиссар Н. И. Бирюков, начальник штаба – М. А. Кузнецов) с функциями фронтового управления. В этот же день командующим 1-й Отдельной Краснознаменной армии назначается М. М. Попов. За ним следует и очередное воинское звание «комкор» (13 августа 1939 г.; Постановление СНК СССР № 03510). Он молод, образован, успешен.
К слову сказать, после победы на оз. Хасан, уже осенью 1938-го, в Генеральном штабе японской армии был разработан план войны против МНР и СССР, предусматривавший захват Монгольской Народной Республики и овладение советским Приморьем. Этим планом фактически предусматривалось перерезать Транссибирскую магистраль, отторгнуть Дальний Восток от остальной части Советского Союза. Основной же стратегический замысел японского командования заключался в том, чтобы сосредоточить в Восточной Маньчжурии главные военные силы и направить их против советского Дальнего Востока. Квантунская армия должна была захватить Уссурийск, Владивосток, а затем Хабаровск и Благовещенск. С этой целью были приняты срочные меры по надежной защите дальневосточных рубежей нашей страны и союзной нам МНР. Например, было решено увеличить численность советских войск на Дальнем Востоке.
Поистине титаническая работа проводилась по инженерному укреплению границ и повышению боевых возможностей войск. Было завершено строительство многих оборонительных районов на наиболее угрожаемых направлениях. Из авиационных частей и соединений создано новое оперативное объединение – 2-я воздушная армия. В стрелковые и кавалерийские соединения включались танковые батальоны и механизированные полки. Территориальные дивизии переводились на кадровое положение.
20 июня командующий Квантунской армией отдал распоряжение о наступлении японо-маньчжурских войск в районе Халхин-Гола. 30 июня командир 23-й японской дивизии генерал-лейтенант Камацубара приказал войскам перейти в наступление. План же японского командования сводился к следующему: перейдя в наступление по всему участку, сковать советские части с фронта, а затем ударной группировкой обойти левый фланг обороны, переправиться через р. Халхин-Гол, занять господствующую в этом районе высоту Баин-Цаган и ударить в тыл советско-монгольским частям.
Именно поэтому советское командование было вынуждено срочно провести ряд мер по предотвращению расширения военных действий. Главной из них стала перестройка организационной структуры руководства войсками на Дальневосточном театре военных действий, другой – увеличение их боевого и численного состава.
На Военный совет и штаб созданной фронтовой (Читинской) группы были возложены задачи по объединению и направлению действий советских войск на Дальнем Востоке, руководству их оперативной деятельностью, материальным обеспечением войск как в мирное, так и в военное время и др. Командующий фронтовой группой командарм 2-го ранга Г. М. Штерн подчинялся непосредственно народному комиссару обороны СССР. В его подчинение передавались все войсковые соединения и части, входившие в состав группы.
Совершенствование же органов управления на Дальнем Востоке завершилось в середине июля 1939 г. преобразованием 57-го особого корпуса, находившегося в МНР, в 1-ю армейскую группу под командованием комдива (затем комкора) Г. К. Жукова, с подчинением ее непосредственно командующему фронтовой группой войск на Дальнем Востоке.
Такая реорганизация органов управления способствовала успешному решению задач по разгрому японских войск в районе Халхин-Гола и пресечению агрессии Японии.
Как подчеркивает В. Краснов в книге «Неизвестный Жуков», «деятельность командования фронтовой группой, степень ее влияния на развитие событий на реке Халхин-Гол часто неадекватно оценивается военными историками. На самом деле, несмотря на то что в район боевых действий съехалось много высшего начальства, Жуков не дал себя подмять, решительно руководил войсками сам, он же со своим штабом разработал и предложил план августовской операции по окружению и разгрому японцев. Были, конечно, и другие планы. Но Георгий Константинович сумел настоять на своем, и там, в Москве, Сталин и Ворошилов утвердили его план».
Однако, по свидетельству генерал-майора П. Г. Григоренко, ставшего одним из наиболее известных деятелей движения за права человека в СССР, на Халхин-Голе все складывалось не так однозначно… Вспоминая, как командарм 2-го ранга Штерн начал готовить наступление с целью окружения и уничтожения японских войск, Григоренко пишет про одновременно развязанные узлы командующего фронтовой группой, которых немало навязал командующий армейской: «Одним из таких узлов были расстрельные приговоры. Штерн добился, что президиум Верховного Совета СССР дал Военному Совету фронтовой группы право помилования. К этому времени уже имелось 17 приговоренных к расстрелу. Даже не юристов содержания уголовных дел приговоренных потрясали. В каждом таком деле лежали либо рапорт начальника, в котором тот писал: "Такой-то получил такое-то приказание, его не выполнил" и резолюция на рапорте: "Трибунал. Судить. Расстрелять!", либо записка Жукова: "Трибунал. Такой-то получил от меня лично такой-то приказ. Не выполнил. Судить. Расстрелять!" И приговор. Более ничего. Ни протоколов допроса, ни проверок, ни экспертиз. Вообще ничего. Лишь одна бумажка и приговор. Что скрывается за такой бумажкой, покажу на одном примере.
Майор Т. Из академии мы ушли в один и тот же день – 10 июня 1939 года. Он в тот же день улетел на ТБ-3.
Прилетел он на Хамар-Дабу (место расположения командного пункта 1 АГ) около 5 часов вечера 14 июня. Явился к своему непосредственному начальнику – начальнику оперативного отдела комбригу Богданову. Представился. Богданов дал ему очень "конкретное" задание: "Присматривайтесь!" Естественно, человек, впервые попавший в условия боевой обстановки и не приставленный к какому-либо делу, производит впечатление "болтающегося" по окопам. Долго ли коротко ли он присматривался, появился Жуков, в надвинутой по-обычному на глаза фуражке. Майор представился ему. Тот ничего не сказал и прошел к Богданову. Стоя в окопе, они о чем-то говорили, поглядывая в сторону майора. Потом Богданов поманил его рукой. Майор подошел, козырнул. Жуков, угрюмо взглянув на майора, произнес:
– 306-й полк, оставив позиции, бежал от какого-то взвода японцев. Найти полк, привести в порядок, восстановить положение! Остальные указания получите от тов. Богданова.
Жуков удалился. Майор вопросительно уставился на Богданова. Но тот только плечами пожал:
– Что я тебе еще могу сказать? Полк был вот здесь. Где теперь, не знаю. Бери, вон, броневичек и езжай разыскивай. Найдешь полк, броневичок верни сюда и передай с шофером, где и в каком состоянии нашел полк.
Солнце к этому времени уже зашло. В этих местах темнеет быстро. Майор шел к броневичку и думал – где же искать полк. Карты он не взял. Богданов объяснил ему, что она бесполезна. Война застала топографическую службу неподготовленной. Съемки этого района не производились. Майор смог взять с карты своего начальника только направление на тот район, где действовал полк. Приказал ехать в этом направлении, не считаясь с наличием дорог. В этом районе нам мешал не недостаток дорог, а их изобилие. Суглинистый грунт степи позволял ехать в любом направлении, как по асфальту, а отсутствие карт понуждало к езде по азимуту или по направлению. Поэтому дороги и следы автомашин пересекали район боевых действий во всех направлениях. Майор не ошибся в определении направления, и ему повезло – полк он разыскал довольно быстро. Безоружные люди устало брели на запад к переправам на реке Халхин-Гол. Это была толпа гражданских лиц, а не воинская часть. Их бросили в бой, даже не обмундировав. В воинскую форму сумели одеть только призванных из запаса офицеров. Солдаты были одеты в свое домашнее. Оружие большинство побросало.
Выскочив из броневичка, майор начал грозно кричать: "Стой! Стой! Стрелять буду!" Выхватил пистолет и выстрелил вверх. Тут кто-то звезданул его в ухо, и он свалился в какую-то песчаную яму. Немного полежав, он понял, что криком тут ничего не добьешься. И он начал призывать: "Коммунисты! Комсомольцы! Командиры – ко мне!" Призывая, он продвигался вместе с толпой, и вокруг него постепенно собирались люди. Большинство из них оказались с оружием. Тогда с их помощью он начал останавливать и неорганизованную толпу. К утру личный состав полка был собран. Удалось подобрать и большую часть оружия. Командиры все из запаса. Только командир, комиссар и начальник штаба полка – кадровые офицеры. Но все трое были убиты во время возникшей паники. Запасники же растерялись. Никто не помнил состав своих подразделений.
Поэтому майор произвел разбивку полка на подразделения по своему усмотрению и сам назначил командиров. Разрешил всему полку сесть, а офицерам приказал составить списки своих подразделений. После этого он намеревался по подразделениям выдвинуть полк на прежние позиции. А пока людей переписывали, прилег отдохнуть после бессонной ночи. Но отдохнуть не удалось. Послышался гул приближающейся автомашины. Подъехал броневичек. Остановился невдалеке. Из броневичка вышел майор, направился к полку. Два майора встретились. Прибывший показал выписку из приказа, что он назначен командиром 306-го полка.
– А вы возвращайтесь на КП, – сказал он майору Т.
Майор Т. хотел было объяснить, что он проделал и что намечал дальше. Но тот с неприступным видом заявил:
– Сам разберусь.
Т. пошел к броневичку. Там его поджидали лейтенант и младший командир. Лейтенант предъявил майору ордер на арест:
– Вы арестованы, прошу сдать оружие.
Так началась его новая постакадемическая жизнь. Привезли его теперь уже не на КП, а в отдельно расположенный палаточный и земляночный городок – контрразведка, трибунал, прокуратура. Один раз вызвали к следователю. Следователь спросил:
– Почему не выполнил приказ комкора?
В ответ майор рассказал, что делал всю ночь и чего достиг. Протокол не велся. Некоторое время спустя состоялся суд.
– Признаете себя виновным?
– Видите ли, не… совсем…
– Признаете вы себя виновным в преступном невыполнении приказа?
– Нет, не признаю. Я выполнял приказ. Я сделал все, что было возможно, все, что было в человеческих силах. Если бы меня не сменили и не арестовали, я бы выполнил его до конца.
– Я вам предлагаю конкретный вопрос и прошу отвечать на него прямо: выполнили вы приказ или не выполнили?
– На такой вопрос я отвечать не могу. Я выполнял, добросовестно выполнял. Приказ находился в процессе выполнения.
– Так все-таки. Был выполнен приказ о восстановлении положения или не был? Да или нет?
– Нет, еще…
– Достаточно. Все ясно. Уведите!
Через полчаса ввели в ту же палатку снова:
– …К смертной казни через расстрел…
Только это и запомнил. Дальше прострация. Что-то писал. Жаловался. Просил. Все осталось за пределами сознания.
Военный совет фронтовой группы от имени президиума Верховного Совета СССР помиловал майора Т. Помиловал и остальных 16 осужденных трибуналом 1-й армейской группы на смертную казнь.
Штерн был инициатором ходатайства перед президиумом Верховного Совета СССР о пересмотре дел всех приговоренных к расстрелу. Он их и помиловал, проявив разум и милосердие. Все бывшие смертники прекрасно показали себя в боях и все были награждены, вплоть до присвоения Героя Советского Союза».
Второй узел, развязанный Штерном, был не менее важным: «И еще один узел развязал Штерн. К моменту его вступления в командование фронтовой группой, снабжение войск в Монголии было полностью дезорганизовано. Штерн приказал фронтовой группе взять на себя доставку всех боевых и снабженческих грузов до армейской базы – Тамцак-Булак. Снабжение наладилось и до конца боев не нарушалось ни разу».
Сам Г. К. Жуков, докладывая позднее Сталину и Политбюро о проблемах, с которыми столкнулись советские войска во время боев у реки Халхин-Гол, скажет: «Главные трудности были связаны с вопросами материально-технического обеспечения войск. Нам приходилось подвозить все, что нужно для боя и жизни войск, за 650–700 километров. Ближайшие станции снабжения были расположены на территории Забайкальского военного округа. Даже дрова для приготовления пищи, и те приходилось подвозить за 600 километров. Кругооборот машин составлял 1300–1400 километров, а отсюда – колоссальнейший расход бензина, который также надо было доставлять из Советского Союза. В преодолении этих трудностей нам хорошо помог Военный совет ЗабВО и генерал-полковник Штерн со своим аппаратом».
Говорят, что только эту заслугу командующего фронтовой группой в Халхин-Гольской операции и признавал Маршал Советского Союза.
Из 1-й армейской группы тогда еще майор Григоренко вернулся в Читу, где был назначен начальником штаба фронтовой группы Кузнецовым направленцем на 1-ю отдельную Краснознаменную армию комкора М. М. Попова. Как вспоминал генерал-майор, «требовалось следить за обстановкой, т. к. не исключалось, что японцы, чтобы отвлечь внимание от Монголии, могли завязать конфликт еще где-нибудь». Словом, армия М. Попова весь период боевых действий на Халхин-Голе готовилась к боевым действиям, находясь в постоянной боевой готовности и тревожном ожидании.
В Чите Григоренко сосредоточился на своем направлении, но оставался в курсе всех событий в Монголии: «Там было относительно спокойно до самого сентября. Но в начале этого месяца 1 – я армейская группа перешла в наступление. Окружила находящиеся на монгольской территории части 6-й японской дивизии. В последующих боях эти части были полностью уничтожены. Японцы не сдавались, а прорваться не смогли. Во-первых, потому, что не имели приказа на отход с занимаемых позиций. Во-вторых, слишком велико было численное и техническое превосходство у нас. Но потери мы понесли огромные, прежде всего из-за неквалифицированности командования. Кроме того, сказывался характер Георгия Константиновича, который людей жалеть не умел. Я недолго пробыл у него в армии, но и за это время сумел заслужить его неприязнь своими докладами Штерну. Человек он жестокий и мстительный, поэтому в войну я серьезно опасался попасть под его начало.
Бои на Халхин-Голе были описаны довольно серьезно. Работал над этим большой коллектив офицеров, операторов из штаба фронтовой группы и 1 – й армейской группы. Я в составе авторского коллектива не был. Поэтому могу считать свою оценку этого труда объективной.
Труд исключительно деловой. В нем очень хорошо раскрыты недостатки в подготовке войск и офицерских кадров. Детально описаны и разобраны боевые действия. В них показано использование родов войск, тыла, недостатки командования. В нем нет прямых нападок на Жукова и похвал Штерну, но каждый прочитавший поймет, кто чего стоит. Понял это и Жуков.
Книга писалась сразу же после событий и была представлена в Генштаб. Там она была прочитана и получила горячее одобрение. Жуков в это время командовал Киевским Военным Округом. Пока книга ходила по отзывам и готовилась к печати, Жуков получил назначение начальником Генштаба. Первое, что он сделал, придя на эту должность, потребовал книгу о Халхин-Голе. Прочитал от корки до корки и начертал: "Они там не были и ничего не поняли. В архив". Так книга, вскрывшая на небольшом боевом эпизоде те коренные пороки в боевой подготовке войск и офицеров, которые выявились и во Второй мировой войне, оказалась упрятанной от офицерского состава».
15 сентября 1939 года между Советским Союзом, МНР и Японией было подписано соглашение о прекращении военных действий.
Выпускник Академии Генштаба полковник В.А. Новобранец, будучи офицером оперативного отдела штаба фронтовой группы, поведает нам свой собственный вывод о событиях на Халхин-Голе: «… они явились проверкой нашей готовности к большой войне. Экзамен был тем более серьезный и важный, что в нем принимали участие все рода войск. Высшие командиры и штабы показали свои знания, свое оперативное искусство и воинскую культуру. Младший комсостав и рядовые бойцы показали свое мужество, дисциплинированность, умение владеть новыми видами оружия.
И надо сейчас со всей откровенностью и правдивостью признать, что в этих событиях только красноармейцы и младшие командиры оказались на высоте своего положения, проявили понимание серьезности событий и готовности выполнить воинский приказ. Несмотря на отдаленность событий от жизненно важных областей Советского Союза, красноармейцы понимали, что именно сейчас и в данном месте надо отбить охоту у японцев "испытывать" стойкость солдат Красной армии.
Но действия командования 1-й армейской группы во главе с генералом Жуковым оказались не на высоте, не отвечали требованиям военной науки. Точнее говоря, мы победили японцев огромным преимуществом в живой силе и технике, а не военным искусством. "Шапками закидали". Отсюда огромные ничем не оправданные потери. Две недели мы громили японскую дивизию в обороне и ежедневно продвигались вперед на 80—100 метров, не более. Наступали мы многочисленными отрядами, распыляли силы и средства, били врага "растопыренными пальцами". Не было взаимодействия родов войск – все они действовали самостоятельно, придерживаясь оперативного плана только в общих чертах. Например, танки прорывались в глубокий тыл противника, громили там склады горючего, а в это время пехота оставалась без их поддержки и гибла под жестоким огнем японцев. Самолеты также большей частью атаковали тылы противника и не поддерживали пехоту на поле боя. Артиллерия не взаимодействовала с пехотой, не оказывала ей эффективной поддержки в наступлении. И уж совершенно скверно показала себя техническая связь. Радио, уже широко вошедшее в быт советских людей, не было использовано для связи с войсками, что лишило штаб основного средства управления боем. Штаб Жукова в дни сражений напоминал штаб Наполеона: здесь всегда были толпы офицеров – делегатов связи от частей. Жуков игнорировал технические средства связи и использовал для этой цели только офицеров, как это делал в свое время Наполеон. Поэтому мы и прозвали его тогда «Бонапартом». Но, в отличие от наполеоновских времен, офицеры "скакали" не на конях, а ехали на автомашинах. (…)
Командующий Штерн во время событий неоднократно пытался "вразумить" Жукова, однако без всякого результата, а вернее, с трагическим для себя результатом. Дело в том, что и Жуков, и Штерн имели прямой провод к Сталину. Честная и правдивая информация Штерна тотчас же искажалась Жуковым в выгодном для себя свете. В 1940 году Штерн исчез с нашего горизонта, и о его дальнейшей судьбе нам ничего не было известно.
Вместе с тем необходимо сказать, что только благодаря Штерну мы одержали победу над японцами. Командующий Штерн, которому подчинялся Жуков, радикально вмешивался в управление войсками и исправлял грубые ошибки Жукова. На этой почве и возникли трения, которые привели к опале Штерна и его гибели.
Накануне большой войны наша армия лишилась еще одного талантливого полководца с большим оперативно-стратегическим кругозором, человека высокой культуры. Во время Гражданской войны в Испании Штерн был военным советником республиканской армии и проявил там хорошие полководческие способности. В те времена он находился в личной переписке со Сталиным, лично ему сообщал о ходе военных действий и о своих планах. (…)
Но у Штерна был большой "недостаток" – он обладал независимым складом ума, смелостью суждений. Для расследования событий на месте Сталин направил в Забайкалье комиссию во главе с Мехлисом, который и "помог" Штерну "исчезнуть".
Позднее стало известно, что на судьбу Штерна повлияло не только его вмешательство в действия Жукова, но и попытка объективно изучить этот горький опыт войны. Он приказал группе офицеров-генштабистов изучить только что полученный боевой опыт, вскрыть все ошибки командования и все недочеты в подготовке армии. И обо всем этом написать книгу. Предполагалось доложить ее высшему начальству, затем издать в секретном порядке и разослать в армию. Этого требовал и Генеральный штаб. Все командиры должны учиться на опыте Халхин-Гола. Таков был замысел. (…)
Члены комиссии, конечно, были в курсе всех дел, являлись свидетелями и очевидцами событий. Однако мы не ограничились штабными документами и личными впечатлениями. Пришлось опросить многие десятки участников боев, начиная от рядовых солдат, танкистов, летчиков и до командиров разных частей и соединений. Опрашивали их непосредственно на местах боевых действий, выясняли детали событий на местности и, как говорится, "по горячим следам", на второй день после окончания боев.
Беседовали мы и с командующим 1-й армейской группой генералом Жуковым. Однако откровенной полезной беседы не получилось. Жуков расценил наши расспросы по-своему, почему-то обиделся и больше с нами не встречался. (…)
На основании всех материалов мы составили обстоятельный обзор с правдивым освещением всех событий, с полным раскрытием всех недостатков в боевой подготовке армии и допущенных ошибок, промахов и просчетов командования.
Командующий фронтом… Штерн, ознакомившись с нашим обзором, одобрил его и приказал подготовить для печати. Однако наш труд света не увидел, горький опыт Халхин-Гола армией не был изучен и учтен. Не буду детально рассказывать, как "двигалась" рукопись. Ограничусь последним этапом.
Полковник Шевченко, начальник Восточного отдела Оперативного отдела Генштаба, получив рукопись из Читы, нашел ее ценной и совершенно необходимой для изучения командирами Красной армии. Он попросил разрешение у начальника Генерального штаба генерала армии Мерецкова напечатать ее. Мерецков согласился. Но произошла смена в кабинете – Жуков был назначен начальником Генштаба. Шевченко не учел очень важного обстоятельства, что Жуков уже выпустил о событиях на Халхин-Голе свою книжку, заполненную самовосхвалением. Ничего ценного в ней не было. И вот полковник Шевченко дал автору упомянутой книжки на утверждение правдивое описание событий. Жуков просмотрел рукопись, вызвал Шевченко и по-фельдфебельски обругал его, а рукопись похоронил в своем сейфе. Судьба ее неизвестна» (в эти закулисные тайны был посвящен и М. М. Попов).
Как отметит в своей статье к 70-летию М. М. Попова генерал армии П. Курочкин, около трех лет Маркиан Михайлович «прослужил на Дальнем Востоке, отдавая все свои силы, опыт и знания повышению боевой готовности войск и укреплению границы. Это были годы сложной международной обстановки, непрерывных военных конфликтов…»
Все это время он служил под командованием Г. М. Штерна, который особенно ценил Маркиана Михайловича как молодого, образованного и перспективного военачальника.
«"Жили они тогда в Никольско-Уссурийске (до 1957 г. г. Ворошилов) в весьма простой, непритязательной обстановке" – напишет троюродный брат М. Попова Антонин Александрович. "Даже было как-то неловко, – вспоминает Клавдия Ильинична, – принимать живого, всамделишного Паганеля, профессора Полежаева, Александра Невского – нашего тогдашнего любимца Николая Константиновича Черкасова. Маркиан Михайлович уделял много внимания этой гастрольной поездке в частях и соединениях армии"».
Петр Григорьевич Григоренко о М. М. Попове напишет честно и очень по-доброму: «Еще иным был командующий 1 – й армией комкор (впоследствии генерал армии) Попов Маркиан Михайлович. Заядлый спортсмен, стройный, подтянутый, белокурый, с благородными чертами лица, он выглядел совсем юным. Характер имел общительный, веселый, то, что называют рубахой-парнем. В любой компании он был к месту. К людям относился тактично, чутко. В армии его любили – и офицеры и солдаты. Ум имел быстрый, логического склада. Но в войну ему не повезло. Не то, что не было военного счастья на поле боя. Этого счастья долго ни у кого не было. Не в этом дело. Он был куда более умный командующий, чем многие другие, но его в кругах, близких к Сталину, а может, просто сам Сталин, недолюбливали».
О молодом командующем 1-й особой Краснознаменной армией и сегодня можно найти еще несколько воспоминаний.
Например, вот что рассказывает ветеран войны Ю. М. Галлат: «…это где-то уже в 1940 году. Был как раз выходной день, воскресенье. Ребята возвращались из деревни, увольнительные давал старшина эскадрона. Самым последним шел мой приятель Степа Котовщиков, хороший парень, у меня даже есть его фотография. Этот случай он нам потом сам рассказывал в подробностях. У него в тот день был день рождения, и, находясь в гостях у своей девушки в Астраханке, он выпил рюмочку водки вместе с ее отцом. Когда обратно возвращался в часть, проходил мимо штаба дивизии. Там на крыльце как раз стоял командир нашей 8-й Дальневосточной кавалерийской дивизии Манагаров и командующий армией генерал-лейтенант Маркиан Михайлович Попов. Степа шел спокойно. Тут Попов говорит Манагарову:
– Товарищ комбриг, а этот красноармеец, кажется, пьяный идет на ночевку.
– Да нет, не может быть, товарищ командующий, – говорит Манагаров.
– А вы проверьте, остановите его!
Остановили Степку. Адъютант командира дивизии говорит ему:
– А ну, подойди сюда!
– Выпивший?
– Нет!
– А ну-ка дыхни. Он дыхнул.
– У-у-у, пахнет.
Тут командующий 1-й Дальневосточной армией Попов говорит:
– Ну что, командир дивизии, я правильно сказал? Манагаров:
– Ты почему выпил-то? Тут Котовщиков ответил:
– У меня сегодня день рождения, вот я был, выпил рюмочку…
– Командир дивизии, отведите его на гауптвахту. Двадцать суток гаупвахты!
Так его отвели на гауптвахту. Отсидел он пять суток, и его отпустили. Командир полка начал ходатайствовать: ну день рождения, ну выпил. Вот такая тогда строгость была: день рождения, а нельзя было выпить. Закон есть закон!»
В то непростое время командующему приходилось немало времени уделять и воинской дисциплине. Например, анализ ее нарушений в ОКДВА за 1937 г., по данным B. C. Мильбаха, показывает следующую картину: «Самыми распространенными дисциплинарными проступками являлись: пререкания, оскорбления и грубость начальству– 12,8 % от всех проступков, небрежный уход и сбережение оружия и техники—10,3 %, появление в пьяном виде —6 %, нарушения караульной службы—5,9 %. Данные за январь – апрель 1938 г. свидетельствуют об устойчивом росте основных дисциплинарных проступков, при этом пререкания, оскорбления и грубость начальству составляли уже 14,4 %, появление в пьяном виде – 6,2 %, нарушения караульной службы – 6,1 %».
В середине 1936 г. было принято решение о строительстве в г. Ворошилове (Уссурийске) Ремонтной базы. Под ее размещение выбрали тогда юго-восточную окраину города – пустырь, примыкающий к территории «Сахарного комбината». Проектированием занимался Ленинградский проектный институт «Спецпроект», а рабочим проектированием – Военпроект ВСУ 1 ОКА. Осенью 1937 г. военные строители уложили первые кубометры бетона, а уже в марте 1940 г. был сдан под монтаж технологического оборудования корпус № «А». Это разборка и сборка танков, тракторов и танковых моторов. Одновременно с монтажом оборудования была подана на ремонт первая техника. В день открытия Рембазы, 12 мая 1940 г., прибыл сам командующий 1-й Особой Краснознаменной армией комкор М. М. Попов. Сначала состоялся митинг, а потом Маркиан Михайлович подошел к «северным» воротам, где была натянута красная лента. По команде лучшие мастера и бригадиры запустили двигатели 5 первых танков и 2 тракторов. При подходе первого к «северным» воротам комкор Попов торжественно разрезал ленту и первая отремонтированная техника, под звуки оркестра, вышла из стен корпуса № 1.
В своих мемуарах генерал-полковник И. М. Чистяков поведает одну любопытную историю: «В начале 1940 года меня вызвал новый командарм генерал М. М. Попов и предложил создать во Владивостоке военное училище. Я с радостью согласился, ибо я любил работать с молодежью, с теми, кто начинает свой путь. Мне казалось, что смогу подготовить хороших командиров.
Дали нам для училища бывшие казармы царской армии на Второй речке – пригороде Владивостока. Два месяца день и ночь оборудовали мы казарму. Хотелось создать максимально хорошие условия для учебы и быта будущих курсантов.
Первый набор сделали из военнослужащих, прослуживших в армии год или полтора, в основном из сержантов и старшин, с образованием не ниже восьми классов. В то время с восьмиклассным образованием было не так уж много людей, но с меньшим образованием в училище мы не могли принимать, так как с каждым днем в армию приходила все более сложная техника.
Откровенно говоря, мы не думали, что сразу посыплется к нам так много заявлений. Мы получили две тысячи восемьсот заявлений, а должны были отобрать только тысячу восемьсот человек. Ребята буквально плакали, когда мы им отказывали. Я воспользовался разрешением вышестоящего начальства и зачислил десять процентов сверх штата. Парни пришли отличные! Учились с большой охотой, со всей ответственностью, понимая задачу, которая перед ними стояла.
Уже через год наше училище по боевой и политической подготовке заняло второе место по всей Красной армии (первое место было у Московского училища имени Верховного Совета РСФСР). (…)
На празднике Великого Октября в 1940 году училище должно было участвовать в военном параде во Владивостоке. Естественно, нам хотелось козырнуть строевой выучкой, покорить жителей города умением ходить. Чтобы добиться еще большего эффекта, всем курсантам на сапоги набили железные набойки. Оркестру я приказал:
– Играйте тихо, когда пойдете по площади, чтоб ни одна дудочка не пискнула!
Оркестранты все поняли, заулыбались. И действительно, когда пошли по площади, слышался только железный ритм шагов. Люди ахнули:
– Вот это идут! Даже музыку забили! Командующий приказал:
– Еще раз проведи!
Снова пошли. И снова "забили музыку".
Он, видимо, тоже не понял нашей хитрости и только сказал:
– Вот это да!»
Из аттестации на командующего 1-й Краснознаменной армией генерал-лейтенанта Попова Маркиана Михайловича:
«Тов. Попов М. М. упорной и умелой работой, энергичным руководством подчиненными добился в истекшем году дальнейшего заметного роста боевой подготовки и хозяйства 1 Краснознам. Армии, в частности 1 Армией достигнуты значительные успехи в боевой подготовке всех родов войск. При этом необходимо однако подчеркнуть выявленное в процессе учений и инспекторских проверок отставание от других родов войск в подготовке артиллерии)сложные стрельбы, теория стрельбы, знание техники своей матчасти), и в подготовке армейского штаба, на что надо обратить в 1941 году особое внимание. В значительной мере благодаря т. ПОПОВУ 1-я Армия имеет в 1940 году серьезные успехи в оборонительном строительстве и доусилении Укр. районов силами войск (строительство ДЗОТ, КЗОТ, препятствий) и войска освоили неплохо организацию и технику этих работ. Тов. ПОПОВУ свойственно чувство нового в военном деле, быстро это новое и указания высшего командования схватывает и преломляет в боевой подготовке войск. В армии авторитетен. Работает над собою и лично растет и практически и теоретически. В остальном ссылаюсь на аттестацию, данную мною в 1939 году.
Должности соответствует вполне.
П.п. Командующий ДВ фронтом генерал-полковник Штерн.
7.1.41 г.».
«Впервые вижу генерала без живота»
Специальная комиссия по представлению кандидатов на присвоение новых воинских званий высшего командного состава под председательством маршала К. Е. Ворошилова была назначена 8 мая 1940 г. Произошло это на следующий день после Указа Президиума Верховного Совета СССР, которым они были введены. Следует лишь отметить, что более или менее четкого соответствия прежних званий (1935 г.) новым, при рассмотрении комиссией маршала Ворошилова вопроса о присвоении генеральского звания кандидатам не было. Так, из списка генералов, подписанного комиссией 11 мая 1940 г., генерал-лейтенантами стали 11 командармов 2-го ранга, 22 комкора и 10 комдивов. Комкору Маркиану Михайловичу Попову воинское звание «генерал-лейтенант» было присвоено Постановлением СНК от 4 июня 1940 г. Официально в 37 лет, а фактически в 35.
Через несколько месяцев, осенью 1940 г., из Генерального штаба генерал Попов получит сообщение о том, что в декабре в Москве по указанию Центрального комитета партии состоится совещание высшего командного состава армии. Более того, предполагалось проведение большой оперативно-стратегической игры. Проект доклада командующего 1 – й Краснознаменной армией Дальневосточного фронта требовалось представить к 1 ноября. И нужно сказать, Маркиан Михайлович взялся за эту работу основательно. При этом, как генерал с высшим военным образованием, работал над докладом самостоятельно, что нельзя сказать о других военачальниках.
На 23 декабря 1940 г. в Москву были приглашены командующие, члены военных советов и начальники штабов военных округов, армий, командиры некоторых корпусов и дивизий. На заседании, проходившем в Центральном доме Красной армии, также присутствовали руководящий состав Наркомата обороны и Генерального штаба, начальники Центральных управлений, начальники военных академий, генерал-инспекторы родов войск. Всего более 270 человек.
Как подчеркивается в предисловии к книге «Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940 г.», «совещание проходило в условиях, когда зловещее пламя Второй мировой войны стремительно распространялось по земному шару. Фашистская Германия оккупировала Чехословакию, Австрию, Польшу, Данию, Норвегию, Бельгию, Голландию, Францию. Милитаристская Япония, начиная с 1937 г., захватила Северный Китай и значительную часть Центрального Китая. Война вплотную подошла к границам СССР.
Напряженная обстановка в Европе и мире в целом, реальная угроза агрессии заставили политическое и военное руководство страны предпринять дополнительные меры по обеспечению безопасности Советского Союза и укреплению Вооруженных Сил. Необходимость таких мер стала особенно очевидной после советско-финляндской войны 1939–1940 гг., которая вскрыла крупные недостатки в подготовке и боеспособности РККА. Война обнажила слабые места в подготовке командиров и штабов к руководству войсками в боевой обстановке. Она потребовала улучшения организационной структуры войск, их технического оснащения и материального обеспечения, повышения уровня морально-политического состояния и дисциплины личного состава.
На пленуме ЦК ВКП(б) в марте 1940 г. были обсуждены итоги и уроки советско-финляндской войны, а в апреле того же года на расширенном заседании Главного военного совета РККА с участием руководителей ВКП(б) и государства рассмотрены вопросы вооружения, организации, обучения и воспитания войск, улучшения руководства ими.
В мае 1940 г. Народным комиссаром обороны СССР был назначен Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко. Специально созданная в связи с этим комиссия во главе с секретарем ЦК ВКП(б) А. А. Ждановым осуществила проверку Наркомата обороны и подготовила Акт его приема-передачи. В этом документе отмечалось, что на момент приема и сдачи Наркомат обороны не имел оперативного плана войны, не зная истинного состояния армии и прикрытия границ. Неудовлетворительно оценивалась полевая выучка войск.
Заметную роль в перестройке системы подготовки войск сыграл приказ Наркома обороны № 120 от 16 мая 1940 г. "О боевой и политической подготовке войск на летний период 1940 учебного года". Основной девиз приказа – учить тому, что нужно на войне. В соответствии с этим приказом в военных округах состоялись учения, инспекционные проверки, смотры, командно-штабные игры под руководством непосредственно Наркома обороны и начальника Генерального штаба. Учения и проверки дали богатейший фактический материал для анализа уровня подготовки войск, командиров и штабов. При этом учитывался опыт кампаний начавшейся второй мировой войны, который властно требовал пересмотра многих положений военного искусства, доведения новых взглядов до руководящих кадров РККА.
Исходя из этого Совещание тщательно и заблаговременно готовилось. По заданию Наркома обороны было поручено разработать 28 докладов по самым актуальным проблемам военной теории и практики. Из них для обсуждения на совещании выносились лишь наиболее глубокие и оригинальные.
С докладом "Итоги и задачи боевой подготовки сухопутных войск, ВВС и оперативной подготовки высшего комсостава" выступил начальник Генерального штаба РККА генерал армии К. А. Мерецков. Он охватил все существенные аспекты состояния РККА, ее родов войск и на основе этого подчеркнул необходимость глубокой перестройки Вооруженных Сил. Особую озабоченность вызывали способы использования механизированных и авиационных соединений, низкий уровень подготовки высшего командного состава, недостатки в комплектовании РККА командными кадрами и в техническом оснащении отдельных родов войск.
Весьма пристальное внимание уделялось обсуждению вопросов наступательной и оборонительной операций, боевого применения механизированных и авиационных соединений в войне. Так, в докладе командующего войсками Киевского особого военного округа генерала армии Г. К. Жукова "Характер современной наступательной операции" на основе достижений военно-теоретической мысли, анализа боевых действий во время войн и военных конфликтов излагались новые черты наступательной операции фронта и армии, способы использования крупных танковых и механизированных соединений во взаимодействии с ВВС, в том числе при действии в тылу у оперативной группировки противника и при развитии оперативного успеха в стратегический».
Командующий 1-й Краснознаменной армией Дальневосточного фронта выступал после командующего фронтом генерал-полковника Г. М. Штерна:
«Товарищи, Первая Краснознаменная армия, являясь самой отдаленной армией Союза, живет в необычных по сравнению с другими округами условиях. Наша боевая подготовка тесно переплетается и сочетается с большим объемом хозяйственных работ, отрывающих людей от боевой подготовки. Я говорю о заготовках сена, топлива, овощей и целом ряде других хозяйственных работ.
Но прошедший или истекший год явился для Первой армии самым благоприятным годом в смысле ее подготовки и боевого совершенствования. Нас почти совсем не задели большие переживания, которые отразились на других военных округах, расположенных ближе к западной границе. За это время нам удалось стабилизировать относительно наш начальствующий состав по всем родам войск. И это дало свои большие результаты. Руководствуясь указаниями Народного комиссара обороны, в частности приказом его № 120, а также разбором тактических учений, проведенных Наркомом в Западном и других округах, мы имели возможность перестроить свою боевую подготовку и приблизить ее к более или менее боевым условиям.
Но все недочеты, о которых докладывал здесь начальник Генерального штаба армии, свойственны и нам и нашим частям. Наша большая и актуальная задача на пороге нового года – это в максимально короткие сроки, как можно скорее, устранить и изжить те недочеты, которые снижают нашу боевую готовность. Я, как и командующий Дальневосточным фронтом, считаю, что наши достижения еще настолько элементарны и настолько поверхностны, что не заслуживают больших разговоров о них. Я хочу доложить некоторые вопросы, решение которых должно улучшить боевое обучение войск.
Прежде всего замечание по программам боевой подготовки. Мы иногда позволяем себе сравнивать организацию учебного процесса в школе, где учатся наши дети. И вот, если в школе, где учится наш ребенок, учение централизовано, то наши программы сплошь и рядом позволяют неграмотному лейтенанту, неграмотному младшему лейтенанту, возглавляющему роту, а иногда и батальон, являться неограниченным творцом в вопросах организации обучения войск, в вопросах боевой подготовки. В 1940 год мы вступили с программой: "240 часов – на огневую подготовку". И все. Это огневое обучение, как известно, слагается из изучения материальной части, теории стрелкового дела и т. д. Нигде не дифференцировано распределение часов, 20 командиров дают вам 20 различных планов, 20 различных вариантов, расчетов. И если один командир отводит на первую задачу 12 часов, другой отводит 20. Когда задаешь такому командиру вопрос: "Почему вы отводите именно 20 часов?", то он отвечает: "Руководствуюсь своим командирским опытом в течение трех месяцев"».
После этих слов нарком обороны маршал С. К. Тимошенко просит выступающего уточнить: «О каких программах вы говорите?»
Генерал Попов отвечает смело и без дрожи в коленках: «О тех программах по боевой подготовке, с которыми мы вступили в истекший учебный год. Докладываю это с ответственностью. Я считаю, что до тех пор, пока нашими взводами и ротами командует очень неопытный командир, наши программы должны быть чрезвычайно жестко централизованы».
Теперь недопонимание возникает у маршала СМ. Буденного, и он спрашивает: «Какие программы?»
Маркиан Михайлович четко поставленным голосом отвечает и ему: «Я говорю о тех программах, товарищ заместитель Народного комиссара, которые мы имели в начале истекшего года. Та программа, которую мы получили на летний период этого года, явилась прогрессом по сравнению с теми программами, по которым мы учились до сих пор. Но и в эту программу я считал бы необходимым внести некоторые изменения. В этих программах были допущены такие вещи, которые дозволяли своевластие. Например, на подготовку роты отводилось столько-то часов, наступательный бой роты – столько-то часов, дальше перечисляются учения, а сколько времени отводится на них – этого нет. Этим занимался младший лейтенант.
Начальник Генерального штаба генерал армии т. Мерецков, докладывая об огневой подготовке, указал, что огневая подготовка Первой армии дала неплохие результаты. Я позволю себе, не зазнаваясь, думать, что этих неплохих результатов мы добились только потому, что жестко централизовали огневое обучение, лишили права младших начальников заниматься творчеством планирования и расстановкой часов. Вовлекли командиров полков и дивизий самих в активное участие распределения часов и заставили их руководить огневой подготовкой.
Этим и объясняется, что все подразделения Первой армии вошли в положительную оценку.
По тактической подготовке. Я хотел бы, товарищ Народный комиссар обороны, предложить, исходя из нашей работы на Дальнем Востоке, о чем уже говорил генерал-полковник т. Штерн. Я считаю, что мы в системе тактической подготовки наших мелких подразделений должны проводить как можно больше учений на темы, предопределяющие самостоятельную работу отделения, взвода или роты. Я считаю, что отделение в составе взвода будет сколачиваться на взводных учениях; когда мы готовим взводы и отделения, мы должны больше всего проводить учений в обстановке не совместной борьбы, а одиночной.
Разительный пример подготовки дают наши пограничники. Я не могу не поделиться на столь ответственном совещании хотя бы одним из примеров боевой подготовки пограничников, направленной по пути самостоятельной подготовки. Зимой прошлого года на японо-маньчжурской границе имел место вооруженный конфликт. Японский взвод силой в 50 человек под командованием подпоручика вторгся на советскую территорию. Так как застава была на большом расстоянии, отделенный командир Боровинский решил дать бой японскому взводу, в результате чего японский взвод был разбит и панически бежал, оставив на нашей территории, вопреки всем традициям, труп поручика. Отделенный командир Боровинский рассудил так: "Я с красноармейцами принимаю удар с фронта, другой – открывает огонь справа, вы, Иванов, открываете огонь автоматического оружия с фланга слева". Таким образом, четыре бойца окружили весь взвод японцев, который в панике вынужден был уйти с нашей территории.
Должен признаться, что когда я жал руку этого отделенного командира, то от души сказал: "Хотелось бы, чтобы боевое поведение отделенного командира 1-й Краснознаменной армии было бы похоже на отделенного командира Боровинского, чтобы поведение всех отделенных командиров было бы подобно поведению отделенного командира Боровинского". Этим отличаются пограничники. Они отличаются тем, что вся подготовка младшего начальствующего состава построена на обучении самостоятельному действию. Пограничники в 7 человек считают себя силой, а тут они умеют даже действовать в составе 3–4 человек. Вот почему я считаю, что в наших программах по частям, готовящимся к действию на широком фронте, должно отводиться большое место обучению подразделений самостоятельным действиям без соседа справа и соседа слева.
Следующее замечание относительно укрепленных районов. Я считаю, товарищ Народный комиссар, что руководство боевой подготовкой укрепленных районов заставляет желать очень и очень много лучшего. Если война с белофиннами дала большой практический опыт в вопросах прорыва укрепрайонов, то не меньший опыт получен и в вопросах обороны укрепрайона. Это мало претворяется в жизнь. Наши УРы нуждаются, если не в УРовских уставах, то по крайней мере в УРовских наставлениях. Сейчас же большинство наших укрепрайонов (а в армии их очень много) живет старинкой, занимается отсебятиной и искусство укрепления и обороны не поднято на принципиальную высоту.
Кстати сказать, товарищ Народный комиссар, в эту зиму я разговаривал с одним из крупных начальников ДОТ, когда я сидел с ним в его ДОТе, я дал ему задачу: "Японский дозор подходит к проволоке. Каково Ваше решение?" "Открыть огонь". Так мы воспитываем наши части. Кстати, мы кое-как воспринимаем этот опыт финских событий, поработали над маскировкой наших сооружений, приучаем людей выходить из ДОТа, чтобы беречь свой ДОТ. Я считаю, что от кустарщины нам нужно перейти к созданию универсального пособия».
И снова докладчика прерывает реплика наркома обороны: «Вообще над искусством тактики, особенно УРов, не работали».
Генерал Попов уточняет: «Работали очень мало, начали работать буквально после финских событий, когда увидели, как брала Красная армия укрепрайоны. Наши УРы будет значительно легче рвать, если мы решительно не переделаем нашу тактику и если не переделаем даже внешний их вид.
Разрешите, товарищ Народный комиссар, доложить, что за это лето части 1-й Краснознаменной армии почти на 100 процентов выполнили план оборонных работ, буквально преобразили старые укрепленные районы, там, где можно было, сделали солидные предполья, создали несколько новых укрепрайонов и значительно преобразили приморскую границу вообще. Я несколько забегаю вперед, хочу просить о том, чтобы нам разрешили для Приморского театра в будущем, в частности на 1941 год, работать по усовершенствованию своего театра, усовершенствованию укрепления границ, дорог. Эта работа может быть освоена армией без ущерба для ее боевой подготовки.
Два слова о подготовке штабов. Я хочу поделиться своим опытом и в порядке практического предложения рекомендовать это дело в других местах. Живя буквально на самой границе, мы начали в этом году практиковать выход штабов с отмобилизованием штабов и дивизий. Руководствуясь последним приказом Народного комиссара, мы решили нащупать правильную форму полного сочетания мобилизационной работы, которая до сих пор проводится оторванно, абстрактно от боевой обстановки. Сочетать ее таким путем – не просто выход по тревоге, а именно отмобилизация с высылкой начальников штабов, с подъемом войск связи и т. д. Наши выходы, когда к ним готовятся за 5 суток, зачастую проходят на чужих машинах, с чужими людьми и не так, как эти штабы будут воевать.
В подготовке начальствующего состава я целиком поддерживаю предложение, которое здесь было выставлено. Было бы крайне желательно число дней для подготовки начальствующего состава несколько увеличить: до 4–5 дней. Сборы, которые проводились, показали всю вопиющую неграмотность нашего начальствующего состава и, очевидно, лечить эту неграмотность окриком, взысканиями нам нельзя, стыдно и бесцельно. Над начальствующим составом надо крепко работать, его надо учить. Я должен сказать, что в 1-й армии 60 процентов начальников полковых школ кончили курсы младших лейтенантов и на командной должности состоят по 2–3 года. Все это заставляет нас тщательнее работать с этим составом.
Несколько слов об авиации. Мощь и сила нашей авиации окрепла, выросла дисциплина. Народному комиссару известно, что на одну катастрофу по сравнению с прошлым годом у нас значительно вырос налет. Я думаю, что могу позволить себе сказать здесь цифры: на одну катастрофу – 13,5 тыс. часов налета, в прошлом году – всего около 3,5 тыс. часов. Тов. Смушкевич называл здесь цифры ночного и высотного налета. В 1-й армии ночной налет 6,5 тыс. часов, высотного – 9700 (около 10 000) часов. Этого, конечно, мало, и мы целиком и полностью разделяем требования нашего командующего фронтом, который требует, чтобы наша авиация, наши бомбардировщики летали ночью и бомбили ночью. Одной из причин роста наших достижений, что нам удалось стабилизировать кадры, все командиры авиации командуют по два года. Должен сказать, что 5 командиров полков из армии уходят.
К тем задачам, о которых докладывал генерал-лейтенант Смушкевич, наряду с огневой подготовкой не следует забывать навигационной подготовки. Все те неприятности, о которых, к сожалению, так часто приходится докладывать, когда наши части нарушают границы, в частности, когда 80 бомбардировщиков нарушили границу нашего противника, все это является результатом того, что наши штурманы не имеют достаточной подготовки и, очутившись в новых условиях, в условиях тайги и сопок, начинают вести наугад и в результате – потеря ориентировки. При условиях отсутствия культурного театра, очень ограниченного количества населенных пунктов и ориентиров большое значение имеет подготовка штурманов, навигационная подготовка, ее значение в этих условиях значительно возрастает и перед нами должна быть поставлена эта задача.
В заключение я могу сказать, как и командующий Дальневосточным фронтом, что Ваши требования, товарищ Народный комиссар, Ваши задачи 1-я армия поняла и усвоила и 1-я армия сделает все возможное к тому, чтобы в новом учебном году все Ваши требования и все Ваши указания полностью выполнить».
Начиная свой доклад с необычных, по сравнению с другими округами, условиями жизни 1-й Краснознаменной армии, Маркиан Михайлович ничуть не слукавил. Это была проблема давняя. Например, B. C. Мильбах в своей книге черным по белому пишет: «Даже в преддверии вооруженного конфликта у оз. Хасан и в ходе его некоторые дивизии продолжали заниматься строительством и сельхозработами, при этом боевой подготовкой личный состав не занимался вовсе. В одной из докладных записок на имя К. Е. Ворошилова сообщалось об уровне боевой подготовки в 39-й стрелковой дивизии по состоянию на 10 августа 1938 г.: "Командир дивизии комбриг Куликов доложил, что стрелковое дело в загоне, красноармейцев не учат. В 1 – м батальоне 115-го полка в июне было всего до тридцати штыков. Стрелковые батальоны совсем не занимались".
Результаты незамедлительно сказались в период подготовки и ведения боевых действий у оз. Хасан. Недостатки в обученности отдельных военнослужащих, подразделений и частей проявились практически во всем: от неумения красноармейцев применять ручные гранаты до отсутствия навыков в ведении стрельбы артиллерией с помощью средств воздушной разведки».
Во второй раз на совещании Маркиан Михайлович выступил по докладу начальника Главного управления ВВС Красной армии генерал-лейтенанта авиации П. В. Рычагова, поддержав выступление начальника Главного управления ПВО Красной армии генерал-лейтенанта Д. Т. Козлова. Чтобы было понятно, генерал Рычагов, как и маршал Тимошенко, «допускал деление авиации на фронтовую и армейскую, что являлось серьезной ошибкой, которая привела к распылению авиации, и затруднила массированное использование ее в борьбе с воздушным противником, – констатирует доктор исторических наук, профессор В. А. Анфилов. – Более того, он говорил о необходимости поддержки фронтовой авиации общевойсковых армий на период проведения ими наступательной операции для завоевания господства в воздухе. Это утверждение вызвало серьезное возражение со стороны генерала Козлова.
Итак, М. М. Попов со знанием дела выступил на совещании и по весьма серьезному вопросу о господстве в воздухе: «Стратегическое превосходство военно-воздушных сил, как здесь было доложено т. Рычаговым, можно добыть разгромом военно-воздушных сил противника, авиапромышленности, учебных центров, ремонтных баз и исключением подвоза извне. Вместе с тем мы должны учитывать, что при вооруженном столкновении вооруженных государств, располагающих хотя бы относительно равными военно-воздушными силами, относительно равным военным потенциалом, рассчитывать на легкое завоевание стратегического господства в воздухе не приходится. Ясно, что стратегическое господство может быть добыто только в результате длительной и упорной борьбы, которая выразится в виде мощных воздушных налетов на экономические и политические центры противника, на воздействие по сухопутным и морским коммуникациям, наконец, путем создания внешней политической изоляции. Эта борьба за абсолютное господство в воздухе требует решительного перевеса сил и будет вестись бесспорно мощными воздушными объединениями воздушных частей. Я согласен в этой части с генерал-лейтенантом Козловым, что для этой цели следует иметь самостоятельные подготовленные и обученные соединения авиации, состоящие в распоряжении фронтовых штабов или Главного командования.
Превосходство германских военно-воздушных сил в операции их войск по захвату Польши вряд ли может явиться характерным для современной эпохи, для современных столкновений крупных государств хотя бы в силу громадного превосходства германских воздушных сил и устарелости польского воздушного флота, как и всего польского государства.
При наличии стратегического господства немцев в воздухе полякам удалось провести все же некоторые удачные операции ВВС. Я имею в виду налеты польской авиации на Ченстохов, когда полякам удалось уничтожить до 100 танков немцев.
Некоторые последовательные успехи как немцев, так и англичан вынуждают ВВС этих стран менять свою тактику и приемы своих действий, то переходя к ночным действиям большими группами, то переходя к дневным действиям небольшими группами бомбардировщиков с мощным прикрытием истребителей.
Все это свидетельствует о том, что борьба за стратегическое господство в воздухе является делом чрезвычайно трудным, тяжелым, важным и серьезным, является одним из решающих факторов современной войны. К этой борьбе должны готовиться государства в целом, их промышленность и ВВС.
Доскональное изучение противника, его ВВС и всего, связанного с подготовкой воздушных сил для борьбы с противостоящими силами противника, должно явиться актуальной задачей Генштаба и Штаба ВВС.
Борьба за стратегическое господство бесспорно является делом компетенции Главного и фронтового командования и, очевидно, обычно выходит за рамки деятельности командующего армией.
Но так как борьба за оперативное господство является производной от стратегического господства, если под оперативным господством мы понимаем обеспечение господства ВВС на определенных этапах и участках, то это оперативное господство, являясь производным от стратегического господства, в то же самое время вовсе не является уделом, выходящим за рамки командующего армией.
Я считаю, что отсутствие общего превосходства стратегического вовсе не исключает, а наоборот, предопределяет борьбу за оперативное господство в воздухе на определенных участках фронта или армии, почему, очевидно, в армейской операции в роль и функции армейского командования бесспорно войдет борьба за воздушное господство.
Я не могу в этой части трактования вопроса согласиться с генерал-лейтенантом Козловым, потому что без привлечения армейских ВВС к борьбе за оперативное господство не обойтись.
Я лично считаю, что нельзя установить такое механическое деление на господство в воздухе – стратегическое и оперативное. Задача фронтового и армейского командования, в зависимости от того, как обстоит дело с соотношением ВВС обеих воюющих сторон, обеспечить воздушное господство на том или ином участке фронта, армии. При превосходстве в воздухе, конечно, учитывается количество и качество. Если мы готовим наступательную операцию, мы должны привлечь максимум наших военно-воздушных сил потому, что сейчас трудно решить наступательную операцию без ВВС. Если Дуэ считает, что войну можно выиграть действиями одних военно-воздушных сил, то мы можем сейчас переиначить этот его основной лейтмотив – трудно выиграть операцию без военно-воздушных сил, трудно и даже невозможно.
Для господства в воздухе на избранном для наступления направлении наступающий обязан обеспечить себе господство путем разгрома авиации противника на аэродромах и в воздушных боях (иногда спровоцированных) и тем самым ослабить противника настолько, чтобы открыть путь своим ВВС как к обороне, так и к оперативной глубине противника. Конечный результат в этой борьбе не может быть достигнут одним мощным ударом на аэродромы противника или одним воздушным сражением, она должна вестись систематически как на всем протяжении подготовки наступательной операции, так и во всем ее ходе.
В войне с Францией и Англией германцы наносили с воздуха мощные удары по аэродромам и поддерживали систематически господство в воздухе повторными ударами по аэродромам.
Так, например, как уже об этом докладывал генерал-лейтенант т. Козлов, 10 мая, по далеко не полным данным, в результате налета на аэродромы Франции и Англии в первый день было уничтожено около 300 самолетов. Эти удары повторились 11 и 12 мая и по некоторым, видимо преувеличенным, данным, было выведено из строя около 1000 самолетов. Дальнейшие попытки немцев нанести на аэродромы такие же удары не дали необходимого эффекта, потому что англичане и французы, напуганные предыдущими налетами, рассредоточили самолеты на оперплощадки и на аэродромах. Если раньше расстояние на аэродромах между машинами было 20–25 м, то сейчас 250–300 м. Дальнейшие попытки налетов на аэродромы противника не стали давать эффектов. Я считаю, что эффекты таких налетов будут зависеть от того, насколько они внезапны. В начальном этапе войны подобные налеты будут давать колоссальные результаты.
Я позволю себе обратиться опять к опыту немцев, когда они 1 сентября после налета на польские аэродромы оставили на них груды обломков самолетов.
По опыту войны на Западе и на Халхин-Голе для налета на каждый аэродром должно быть брошено около эскадрильи бомбардировщиков или половины штурмовиков с мощным истребительным прикрытием.
Наконец, два слова о воздушных боях. Мне кажется, что последние события на Западе показывают, что не всегда и не при всех обстоятельствах воздушный бой является решающим для достижения господства в воздухе. Неслучайны удары немцев по английским аэродромам. Германские ВВС попытались уничтожить английские ВВС в воздухе. В результате воздушных боев германские истребители понесли потери, почти равные потерям английского воздушного флота, что привело немцев к выводу о том, что истребление своих истребителей в воздухе нецелесообразно.
Очевидно, основным условием победы в воздушном бою является качественное и количественное превосходство машин, превосходство в обучении и опытность летного состава, а также непрерывное наращивание сил в этом воздушном бою. Из всего доложенного следует сделать вывод, что как применима борьба за господство в воздухе путем подавления авиации противника на его аэродромах, так и путем разгрома воздушных сил в воздухе. Основное – к моменту наступления ВВС наступающий должен обеспечить господство в воздухе, чтобы всеми ВВС принять самое решительное участие в наступлении армии, в тесном тактическом и оперативном взаимодействии с ней.
Борьба за воздушное господство не является самоцелью, это только средство, обеспечивающее авиации разрешение всех основных задач, стоящих перед наступающими армиями и фронтом.
Два замечания относительно борьбы с коммуникациями. Изучение литературы, относящейся к периоду мировой войны, и опыта современной войны, заставляет напомнить, что какой-нибудь эффект воздействие на железные дороги, коммуникации, автодороги даст только в том случае, если оно будет вестись постоянно, систематически, мощно. Мы прекрасно помним, что факультатив в графике железной дороги обеспечивает железной дороге относительно почти бесперебойную работу, если дорога выведена из строя примерно на 8 часов в сутки. Это обеспечивает планомерную работу железной дороги. Следовательно, если мы небольшими, не мощными ударами произведем эти налеты на железнодорожные коммуникации, то, по существу, особого ущерба не принесем. Очевидно, систематические повторные воздействия на избранные нами объекты железнодорожной коммуникации – вот что может гарантировать некоторую изоляцию избранного для наступления района или парализование его тыла.
В период со 2 по 7 сентября, располагая почти 1000 бомбардировщиков, немцы при наступлении на Польшу поразили несколькими ударами около 25 железнодорожных станций. В печати была приложена схема станций, подвергшихся нападению ВВС. Железнодорожные бригады, ремонтно-восстановительные поезда не могли восстановить разрушения железных дорог. Железные дороги были совершенно парализованы. В последующее время, с 15 по 18 сентября, такому же налету подверглись 25 станций в полосе между Бугом и бывшей нашей границей с Польшей, очевидно, с целью помешать переброскам польских войск на Запад.
Вывод: борьба на коммуникациях противника должна нести чрезвычайно продуманный характер и должна вестись целеустремленно путем систематических последовательных и периодических ударов, может быть, по ограниченному числу узких мест железнодорожной сети противостоящей стороны.
Наконец, я не согласен с генерал-лейтенантом т. Козловым в вопросе по сведению роли армейской авиации только к решению тактических задач. Командующий армией не может не влиять на оперативную глубину обороны, и командующий армией не может обойтись только тем типом самолетов и той авиацией, которые только обеспечат решение его тактической задачи. Почему бесспорно за командующим армией и ВВС армии надлежит оставить функции и обеспечить его авиацией, дающие возможность решить задачи оперативного порядка.
Два слова относительно взаимодействия с авиацией на поле боя. Я считаю, что этот вопрос благодаря тем указаниям, которые давал Народный комиссар на разборах учения, уже привел нас к общему знаменателю, но я думаю, что будет не лишним все-таки еще раз уточнить буквально двумя словами наши взгляды на вопросы взаимодействия и привлечения авиации на поле боя.
Очевидно, при прорыве оборонительной полосы с укреплениями полевого типа, когда артиллерийская подготовка будет вестись часами, участие военно-воздушных сил должно выражаться в 1—2-х мощных налетах по переднему краю. Это вовсе не значит, что в дни, предшествующие началу артиллерийской подготовки, мы не будем прибегать к авиации с целью изнурения противника. Но я считаю, что такое привлечение заблаговременно для наступления чрезвычайно невыгодно, нецелесообразно. Оно может вскрыть замыслы командования. И, очевидно, использование ночных бомбардировщиков, как это было в Финляндии, на Халхин-Голе, явится средством, достаточно обеспечивающим последовательную обработку оборонительной полосы. Или дать, при наличии запаса средств, массовый мощный удар на широком фронте – бесспорно целесообразно. Но, очевидно, будет более выгодно эти средства сберечь для начала решительного действия.
В заключение, товарищ Нарком обороны, я хотел бы поднять только один вопрос. Я считаю, что если мы все являемся сторонниками массированного использования ВВС, являемся сторонниками централизованного управления, что в сложный период пехотного боя при борьбе пехоты, танков в оборонительной полосе, когда действия авиации трудно планировать, трудно организовать взаимодействие авиации с пехотой, когда у авиации не остается времени для подготовки к решению задач, которые ставятся авиацией в ходе самого боя, – я считаю, что какая-то часть ВВС с момента боя в глубине оборонительной полосы (в некоторой аналогии с подчинением части артиллерии) должна быть переподчинена в распоряжение войскового начальства. Иначе я себе не мыслю достижение такого положения, при котором возможен вызов, как это было на полях Франции, вызов танками группы самолетов.
Это, очевидно, достигается тем, что какая-то часть авиации в эти ответственные минуты пехотного боя непосредственно подчиняется общевойсковым начальникам. Оставаясь сторонником централизованного управления ВВС, я считаю в то же время, что при наличии соответствующего числа авиации на том или другом участке наступления какая-то часть авиации (может быть очень незначительная, максимум полк на стрелковый корпус) должна находиться в подчинении общевойсковых начальников с тем, чтобы можно было вызвать немедленно авиацию на ответственные решающие участки боя непосредственно с аэродромов».
К слову сказать, даже дважды Герой Советского Союза, помощник начальника Генерального штаба по ВВС генерал-лейтенант Я. В. Смушкевич, и тот высказал ошибочное, по сравнению с другими выступавшими, мнение по вопросам завоевания господства в воздухе и боевого применения авиации. В своем выступлении он заметил: «Относительно господства в воздухе, я не понимаю, как можно стратегическое господство в воздухе завоевать. Если мы будем воевать с таким противником как финны, то это господство можно завоевать, но если будет более или менее равный противник, господство в воздухе во всей стране завоевать нельзя. Только путем правильной организации тыла, хорошей подготовки летного состава, наличия достаточной сети аэродромов и связи, боеприпасов, горючего, путем умения маневрировать и очень часто путем того, чтобы обмануть противника, мы можем добиться преобладающего господства в воздухе на определенных направлениях, на определенных участках и только на определенное время». Лишь усугубляя свою ошибку, Смушкевич делает и неправильный вывод:
«Теперь уже ясно, что только тесное взаимодействие всех войск под руководством общевойсковых командиров фронта и армий решает успех операции и войны, и поэтому место авиации только в общевойсковых боях и операциях. Все дальние полеты должны вытекать из задач армейских и фронтовых операций».
Совещание было закрыто 31 декабря. На следующий день должна была состояться большая военная игра, но, как свидетельствует маршал Г. К. Жуков, «…нас неожиданно вызвали к И. В. Сталину (согласно журналам записей лиц, принятых Сталиным с 1924 по 1953 год, это было уже 2 января 1941 г.): «И. В. Сталин встретил нас довольно сухо, поздоровался еле заметным кивком и предложил сесть за стол. Это уже был не тот Сталин, которого я видел после возвращения с Халхин-Гола. Кроме И. В. Сталина в его кабинете присутствовали члены Политбюро.
Начал И. В. Сталин с того, что он не спал всю ночь, читая проект заключительного выступления С. К. Тимошенко на совещании высшего комсостава, чтобы дать ему свои поправки. Но С. К. Тимошенко поторопился закрыть совещание.
– Товарищ Сталин, – попробовал возразить Тимошенко, – я послал вам план совещания и проект своего выступления и полагал, что вы знали, о чем я буду говорить при подведении итогов.
– Я не обязан читать все, что мне посылают, – вспылил И. В. Сталин.
С. К. Тимошенко замолчал.
– Ну, как мы будем поправлять Тимошенко? – обращаясь к членам Политбюро, спросил И. В. Сталин.
– Надо обязать Тимошенко серьезнее разобраться с вашими замечаниями по тезисам и, учтя их, через несколько дней представить в Политбюро проект директивы войскам, – сказал В. М. Молотов.
К этому мнению присоединились все присутствовавшие члены Политбюро.
И. В. Сталин сделал замечание С. К. Тимошенко за то, что тот закрыл совещание, не узнав его мнения о заключительном выступлении наркома.
– Когда начнется у вас военная игра? – спросил он.
– Завтра утром, – ответил С. К. Тимошенко.
– Хорошо, проводите ее, но не распускайте командующих. Кто играет за "синюю" сторону, кто за "красную"?
– За "синюю" (западную) играет генерал армии Жуков, за "красную" (восточную) – генерал-полковник Павлов.
Из Кремля все мы возвращались в подавленном настроении. Нам было непонятно недовольство И. В. Сталина. Тем более что на совещании, как я уже говорил, все время присутствовали А. А. Жданов и Г. М. Маленков, которые, несомненно, обо всем информировали И. В. Сталина».
2 января 1941 г. в 19.30 в кабинет Сталина вошли Молотов, Маленков и военачальники: Тимошенко, Буденный, Кулик, Мерецков, Запорожец, Жуков, Павлов, Кирпонос, Черевиченко, Кузнецов, Тюленев, Попов, Апанасенко, Ефремов, Злобин, Ватутин. Маршалы и генералы вышли в 21.45, а Молотов и Маленков – на 5 минут позже.
Для Маркиана Михайловича это был первый прием в кремлевском кабинете вождя. И он запомнился ему на всю жизнь. Выйдя к военачальникам, Иосиф Виссарионович остановился напротив генерал-лейтенанта Попова и с удивлением сказал: «Впервые вижу генерала без живота и орденов», – на что Маркиан Михайлович со всей серьезностью ответил: «Живота не нажил, орденов не заслужил». Сталину очень понравился такой ответ, и он отдал распоряжение поощрить товарища Попова. Нарком обороны маршал Тимошенко взял указание вождя на заметку.
22 февраля 1941-го Указом Президиума Верховного Совета СССР за высокие показатели 1-й Краснознаменной армии по боевой и политической подготовке в 1940 учебном году Маркиана Михайловича наградят орденом Ленина. Это будет вторая награда после медали «XX лет РККА».
Что же касается двухсторонних оперативно-стратегических игр на картах, то они были проведены сразу же после окончания декабрьского совещания высшего командного состава РККА. Первая игра состоялась 2–6 января, а вторая – 8—11 января. Как констатируют составители книги «Накануне войны», «в целом же ограниченность целей игр в основном получением практики подготовки и проведения наступательной операции фронта и армии, неверная ориентация участников игр по ряду важнейших вопросов (о возможном направлении главного удара противника, о безусловно успешном для "восточных", т. е. для Красной армии, исходе начального периода войны и др.) сыграли, вероятно, не последнюю роль в том, как готовились Вооруженные Силы СССР к отражению агрессии в оставшиеся полгода до начала Великой Отечественной войны».
По окончании игры планировался ее разбор, на который для подготовки к нему отводились сутки. Но, как свидетельствует К. А. Мерецков, «вдруг небольшую группу участников игры вызвали в Кремль. Заседание состоялось в кабинете И. В. Сталина. Мне было предложено охарактеризовать ход декабрьского сбора высшего комсостава и январской оперативной игры. На все отвели 15–20 минут. Когда я дошел до игры, то успел остановиться только на действиях противника, после чего разбор фактически закончился, так как Сталин меня перебил и начал задавать вопросы.
Суть их сводилась к оценке разведывательных сведений о германской армии, полученных за последние месяцы в связи с анализом ее операций в Западной и Северной Европе. Однако мои соображения, основанные на данных о своих войсках и сведениях разведки, не произвели впечатления. Тут истекло отпущенное мне время, и разбор был прерван… И. В. Сталин обратился к народному комиссару обороны. С. К. Тимошенко меня не поддержал. Более никто из присутствовавших военачальников слова не просил. И. В. Сталин прошелся по кабинету, остановился, помолчал и сказал:
– Товарищ Тимошенко просил назначить начальником Генерального штаба товарища Жукова. Давайте согласимся!
Читать бесплатно другие книги:
