Забытый полководец. Генерал армии Попов Смыслов Олег
Молодой, достаточно опытный и энергичный генерал, как никто другой, умел работать с подчиненными. Только поэтому он был всегда успешен и пользовался огромным авторитетом и уважением. Что касается опыта, то вспомним начало войны. По предвоенным планам Генштаба Ленинград предстояло оборонять от немецко-финских войск с севера (только поэтому все главные силы Ленинградского военного округа были сосредоточены на Карельском перешейке). Поэтому возможность удара противника с юга фактически не учитывалась.
Тем более что от государственной границы до города на Неве было более 700 км. Разве могли в Генштабе Красной армии тогда даже предположить, как легко немцы смогут преодолеть это расстояние летом 1941 года? Тем не менее Северный фронт под командованием генерала Попова, отражая наступление одной немецкой и двух финских армий в Карелии, сумел остановить противника в 20–30 километрах от границы к середине июля. Как констатирует доктор исторических наук, профессор Ф. Д. Свердлов, «в это время создалась угроза прорыва крупных сил противника к реке Луга, проявив решительность и отличные организаторские способности, М. М. Попов собрал семь стрелковых дивизий (в том числе три народного ополчения), объединил их с двумя ленинградскими военными училищами, рядом артиллерийских частей и выдвинул к реке. Они задержали противника почти на месяц. План гитлеровцев с ходу прорваться к Ленинграду был сорван. В конце августа Северный фронт был разделен на Карельский и Ленинградский. М. М. Попов стал командовать Ленинградским. Ему не удалось остановить дальнейшее наступление врага…».
Но мог ли генерал Попов остановить дальнейшее наступление противника на Ленинград? По мнению Леонида Млечина, «генерал Попов нравился Сталину, но оказался в тяжелейшем положении: его войска отступали, не в силах выдержать удары превосходящих сил противника. Попов был талантливым и умным военачальником, но ему не повезло. Он возглавил фронт в тот момент когда успех был невозможен.
Попов сообщал в Ставку о катастрофическом положении, требовал помощи, но в ответ слышал только приказ держаться».
Изучая документы и свидетельства очевидцев, а также учитывая сослагательное наклонение, которого не бывает в истории, можно предположить, что Маркиан Михайлович Попов вполне смог бы оттянуть еще на некоторое время полное окружение Ленинграда. Но только в том случае, если бы он де-факто был единственным и полновластным командующим войсками Северного (Ленинградского) фронта, а также подчинялся только Ставке. То есть без маршала Ворошилова. А дальше, как показывает история, противник остановил свое наступление на Ленинград сам…
Генерал армии Г. К. Жуков вылетел в Ленинград 9 сентября, где и сменил маршала Ворошилова.
Однажды генерал А. А. Епишев в разговоре с Д. А. Волкогоновым высказал следующее предположение о Жукове: «Сталин видел в Жукове не только талантливого полководца, волевого исполнителя решений Ставки, но и человека в чем-то, как казалось Сталину, родственного себе в смысле решительности, силового напора, бескомпромиссности. (…)
Сталин считал своим главным представителем (а затем сделал и заместителем) Г. К. Жукова. Почему? Да потому, что Жуков, по мнению Верховного, был способен, невзирая ни на что, провести его, Сталина, решения в жизнь, способен на жесткие, а иногда и жестокие шаги, волевую бескомпромиссность. Я бы сказал, заключил Епишев, Жуков наиболее отвечал представлению Сталина о современном полководце. Затем, помолчав, Епишев добавил: конечно, все это, видимо, у Жукова было. Но Сталин в полной мере оценивал лишь волевую сторону полководца, а его умственную силу – увы, недостаточно».
О своей первой встрече с Жуковым генерал-лейтенант Б. В. Бычевский напишет буквально: «В ту же ночь Ворошилов и большинство работников штаба Главкома Северо-Западного направления вылетели в Москву.
А на другой день меня вызвал Г. К. Жуков. Выслушав мое обычное в таких случаях представление, вдруг резко спросил:
– Кто ты такой?
Вопроса я не понял и еще раз доложил:
– Начальник Инженерного управления фронта подполковник Бычевский.
– Я спрашиваю, кто ты такой? Откуда взялся? – В голосе его чувствовалось раздражение.
"Биографию, что ли, спрашивает? Кому это нужно сейчас?" – подумал я, не сообразив, что командующий ожидал увидеть в этой должности кого-то другого. Неуверенно стал докладывать, что начальником Инженерного управления округа, а затем фронта работаю почти полтора года, во время советско-финляндской войны был начинжем 13-й армии на Карельском перешейке.
– Хренова, что ли, сменил здесь? Так бы и говорил! А где генерал Назаров? Я его вызывал.
– Генерал Назаров работал в штабе Главкома Северо-Западного направления и координировал инженерные мероприятия двух фронтов, – уточнил я. – Он улетел сегодня ночью вместе с маршалом.
– Ну и ладно. Что там у тебя, докладывай…»
Надо сказать, за дело Георгий Константинович взялся рьяно. Вот он 14 сентября напрямую обращается к Верховному с просьбой, и как:
«Товарищу Сталину.
На подступах к Ленинграду система артиллерийского огня организована очень плохо. Начальник артиллерии фронта Свиридов большой барин. Дело знает недостаточно. Прошу Вас срочно прислать самолетом Воронова и Говорова, так как без их помощи мне трудно быстро устранить недостатки.
Жуков».
В этот же день во время переговоров по БОДО с маршалом Шапошниковым он запросто просит две-три дивизии для Кулика, чтоб нанести мощный удар. А о принимаемых им пожарных мерах и наведении порядка в частях рассказывает: «Части 42-й армии дерутся исключительно плохо, и, видимо, в ближайшие дни наведем порядок и заставим драться как полагается. Если придется, не остановимся ни перед какими мерами…» При этом, когда из уст Георгия Константиновича звучит, что «Красногвардейск вчера сдан противнику, как я вам доложил», маршал Шапошников с удивлением отвечает: «У нас этого донесения не поступало. Было донесение только о занятии Большого Варева и выходе танков на дорогу Красногвардейск – Ленинград…» На что Жуков совершенно спокойно говорит: «Относительно донесения у Красногвардейска, то прикажу Хозину разобраться, видимо, что-то с шифровкой и расшифровкой». Словом, «что позволено Юпитеру, то не позволено быку»[2].
Главный маршал авиации А. А. Новиков в своих мемуарах пишет, как твердую руку Жукова сразу почувствовали в войсках. А чуть ниже, как бы между прочим, добавляет: «И ничего, казалось бы, особенного при Жукове не случилось, просто изменился характер нашей обороны – она стала более активной. Возможно, то же самое сделали бы и без него. Обстановка все равно заставила бы. Но если бы произошло это позже, менее твердо и целенаправленно, без такой, как у Жукова, жестокости и смелости, и должный результат сказался бы не столь быстро, как тогда требовалось». И действительно, ничего особенного при Жукове не случилось, только изменился характер командования Ленинградским фронтом. И вот почему.
Как известно, в ходе кампании 1941 г. для группы армий «Север» главной целью являлся Ленинград. Так, еще 8 июля начальник штаба ОКХ генерал-полковник Ф. Гальдер запишет в свой дневник: «Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которое в противном случае потом мы будем вынуждены кормить в течение зимы. Задачу уничтожения этих городов должна выполнить авиация. Для этого следует использовать танки. Это будет народное бедствие, которое лишит центров не только большевизм, но и московитов (русских) вообще».
Через неделю все тот же Гальдер сообщит начальнику штаба группы армий «Север» генералу Бреннеке: «Задача группы армий пока состоит не в овладении Ленинградом, а только в его блокировании».
По авторитетному мнению доктора исторических наук Н. Ломагина, «решение нацистского руководства блокировать город было связано с провалом стратегии блицкрига. Как свидетельствуют материалы командования 18-й армии противника, в конце августа 1941 года немецкие войска несли существенные потери на подступах к Ленинграду. Особую тревогу немецкого командования вызывало то, что более трети унтер-офицеров выбыло из строя.
Осознание невозможности одновременно выполнить две задачи – взять Ленинград и продолжать развивать наступление на Москву побудило Верховное командование вермахта принять 28 августа 1941 года стратегическое решение, предопределившее судьбу Ленинграда. В нем, в частности, говорилось:
"… На основании указаний высшего руководства приказываю:
1. Окружить Ленинград кольцом как можно ближе к самому городу, чтобы сэкономить наши силы. Требование о капитуляции не выдвигать.
2. Для того чтобы избежать больших потерь в живой силе при решении задачи по максимально быстрому уничтожению города как последнего центра красного сопротивления на Балтике, запрещается наступать на город силами пехоты. После подавления сил ПВО и истребительной авиации противника подлежат разрушению водопровод, склады и электростанции, которые обеспечивают жизнедеятельность города и его способность к обороне. Военные объекты и вооруженные силы противника подлежат уничтожению артиллерийским огнем. Любая попытка населения выйти из кольца должна пресекаться, при необходимости – с применением оружия"».
Еще через неделю, а если точнее, то 5 сентября, Гитлер назвал район Ленинграда «второстепенным театром военных действий».
Вот только немецкие генералы до конца не понимали такого решения фюрера. В связи с этим 11 сентября командующий 18-й армии генерал-полковник Георг фон Кюхлер сделал запрос командованию группы армий «Север» относительно снабжения русского населения продовольствием, на что получил вполне лаконичный ответ: «Это абсолютно не предусмотрено. Группа армий "Север" не заинтересована кормить целый город всю зиму».
В это время, по свидетельству Маршала Советского Союза ГК. Жукова, 10 сентября 1941 г. Военный совет Ленинградского фронта в его присутствии рассматривал вопрос о мерах, которые следовало провести в случае невозможности удержать город. В результате обсуждения было решено защищать Ленинград до последней возможности.
Наконец наступает 17 сентября…
В этот день Военный совет Ленинградского фронта (Жуков, Жданов, Кузнецов, Хозин) отдает боевой приказ № 0064 Военным советам 42-й и 55-й армий:
«1. Учитывая особо важное в обороне южной части Ленинграда рубежа Лигово, Кискино, Верх. Койрово, Пулковских высот, района Московская Славянка, Шушары, Колпино, Военный совет Ленинградского фронта приказывает объявить всему командному, политическому и рядовому составу, обороняющим указанный рубеж, что за оставление без письменного приказа Военного совета фронта и армии указанного рубежа все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу.
2. Настоящий приказ командному и политическому составу объявить под расписку. Рядовому составу широко разъяснить.
3. Исполнение приказа донести шифром к 12.00 18.9.41 г…»
Навеки сохранился этот день и в памяти известного писателя Д. Гранина: «Уходили из Пушкина в пять утра 17 сентября. Немецкие автоматчики уже заняли парк. Было прохладно, солнце еще не вылезло, желто-красные полосы восхода наливались светом. Глухота проходила, он слышал, как зачирикали первые птицы. Мостовые поблескивали росой. Пустые улицы, гулкий шаг армейских сапог, но город спал, в окна никто не выглядывал. Висела афиша: "Анонс – кинокомедия „Антон Иванович сердится“ с 18 по 26 сентября.
Д. шел в конце колонны, говорили о том, не разбудить ли город, не объявить ли по радио, дать людям возможность бежать. Представитель штаба заявил, что никто не уполномачивал… произойдет паника, столпотворение, полк задержат…
Подошли к Пулкову, с высоты открылась равнина, вся усеянная фигурками людей. Сотни, тысячи солдат стекались с разных сторон в город. Спешили, пробирались через картофельные поля. По заросшим полям, исчерченным проселками, тянулись повозки с пулеметами, снарядными ящиками, телеги со скарбом беженцев, они везли детские коляски, велосипеды, увешанные узлами. То было наглядное зрелище всеобщего отступления, картина, которая напоминала огромное полотно Брюллова "Последний день Помпеи". Д. понял, что фронт рухнул. По крайней мере юго-западный участок прорван. Никто не останавливал эти массы отступающих. Кое-где выделялись группы солдат, сохраняющих строй, маленькие отряды, они шагали, не смешиваясь с этим муравейником.
Показались немецкие самолеты. Сперва несколько, потом небо загудело, их налетели десятки. В поле ровном, пустом укрыться было негде, ни окопов, ни строений, огромная гладкая зеленая плоскость тянулась до самого города, на ней был виден каждый человечек. Сперва посыпались небольшие бомбы, затем свинцовые очереди, штурмовики били бесприцельно, оставляя на земле лежащих, ползущих.
Бежали кто куда, но все к городу, к горизонту, обозначенному каменными корпусами. С ревом, на бреющем полете, самолеты неслись прямо над головами, поливая свинцом бегущих».
Но пройдет каких-то двадцать лет, и Даниил Гранин расскажет про то, как Ленинград, казалось, остался открытым настежь: «Ни в книгах, ни в мемуарах – нигде ничего не упоминалось про этот день. Его уничтожили, вымарали из истории. Военным историкам все было ясно. Немецкие войска столкнулись с обороной Ленинграда, конечно, исторической, взять город не смогли и вынуждены были перейти к блокаде…
День 17 сентября у немецких историков тоже отсутствовал. Они стремительно домчались до Ленинграда… и что? И зарылись в окопы. У нас было 900 дней неприступной обороны, у них тоже было 900 дней неприступной осады города.
Никто не мог меня переубедить! 17 сентября 1941 года было! Ну хорошо, у нас творился бардак, но почему немцы, которые так рвались к Ленинграду, на полном ходу застопорили и не вошли в открытые ворота?»
«13 сентября немецкие войска заняли Красногвардейск, – пишет сын фельдмаршала Риттен фон Лееба Германн Лееб. – После этого группе армий "Север" было приказано пробиваться от внешней полосы окружения к так называемому "ближнему рубежу окружения": Ивановское – вниз по течению Невы – Александровская – перекресток дорог восточнее Урицка – Урицк.
В этот период, точная дата неизвестна – один из немецких танков прорвался к предместью Ленинграда. По рации он доложил наверх: "Мы стоим на окраине города и можем без помех войти в него". Когда последовал приказ повернуть назад, то танкисты не захотели этому верить. Командир танковой роты вынужден был повторить экипажу танка приказ на отход и добавил: "Это распоряжение исходит от самых высоких инстанций". Генерал Бреннеке, начальник штаба группы армий "Север", подробно описал этот эпизод, когда в 90-х годах побывал в моем доме в Хоеншвангау.
Имеется фотография с датой 15 сентября, на которой изображены два немецких солдата, стоящие перед выкрашенным в ярко-красный цвет трамваем на шоссе под Урицком в 10 км от центра Ленинграда. Вагоновожатый явно не расчитывал на эту встречу с немцами. Снимок опубликован в книге Хассо Стахова "Трагедия на Неве", стр. 65.
Фон Лосберг в своей книге "В штабе верховного командования вермахта" на стр. 132 описывает эпизод, имевший место 16 сентября под Ленинградом. Эту же сцену, но уже в красках, расписывает Хассо Стахов в упомянутой выше книге "Трагедия на Неве" на стр. 38: "Мы находимся на Дудергофских высотах на местности, оборудованной еще с царских времен для проведения маневров. Вдали проблескивает шпиль Адмиралтейства. У стереотрубы столпились генералы, среди них: Гепнер – командующий 4-й танковой группой и Райхардт – командир 41-го моторизованного корпуса. Райнхардт обращается к Гепнеру: "Дайте мне 8-ю танковую дивизию, и завтра к вечеру я доложу Вам о взятии города!" В ответ Гепнер бурчит: "Вы же ведь знаете, он этого не хочет!" Под этим "он" подразумевается Гитлер".
Был период, когда Гитлер планировал отвести 3-ю танковую группу от Москвы, направив ее против Ленинграда. Но теперь, поскольку кольцо вокруг Ленинграда сомкнулось, Гитлер посчитал, что на этом участке фронта танки больше уже не потребуются. Поэтому он распорядился вывести 4-ю танковую группу из состава группы армий "Север", направив ее на Москву. Адъютант фельдмаршала фон Лееба подполковник фон Грисенбек записал позднее в своем дневнике: "Захвату города, который охранялся лишь слабыми силами, препятствовал приказ свыше, согласно которому были отведены семь дивизий с целью их дальнейшей переброски на Москву. Предостережение Лееба, высказанное им в личной беседе с Гитлером, что таким образом не будут взяты ни Москва, ни Санкт-Петербург, подтвердились"». (Книга фон Лееба «Дневниковые заметки и оценки обстановки в ходе двух мировых войн». С. 66, примечание 152.)
29 сентября очередную директиву подписал начальник штаба ВМС Германии:
«Будущее города Петербурга
1. Чтобы иметь ясность о мероприятиях военно-морского флота в случае захвата или сдачи Петербурга, начальником штаба военно-морских сил был поднят вопрос перед Верховным главнокомандованием вооруженных сил о дальнейших военных мерах против этого города.
Настоящим доводятся до сведения результаты.
2. Фюрер решил стереть город Петербург с лица земли. После поражения Советской России дальнейшее существование этого крупнейшего населенного пункта не представляет никакого интереса. Финляндия точно так же заявила о своей незаинтересованности в существовании этого города непосредственно у ее новых границ.
3. Прежние требования военно-морского флота о сохранении судостроительных, портовых и прочих сооружений, важных для военно-морского флота, известны Верховному главнокомандованию вооруженных сил, однако удовлетворение их не представляется возможным ввиду общей линии, принятой в отношении Петербурга.
4. Предполагается окружить город тесным кольцом и путем обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с землей.
Если вследствие создавшегося в городе положения будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты, так как проблемы, связанные с пребыванием в городе населения и его продовольственным снабжением, не могут и не должны нами решаться. В этой войне, ведущейся за право на существование, мы не заинтересованы в сохранении хотя бы части населения.
5. Главное командование военно-морских сил в ближайшее время разработает и издаст директиву о связанных с предстоящим уничтожением Петербурга изменениях в уже проводимых или подготовленных организационных мероприятиях и мероприятиях по личному составу.
Если командование группы армий имеет по этому поводу какие-либо предложения, их следует как можно скорее направить в штаб военно-морских сил».
Замкнув плотное кольцо блокады, остановились у Ленинграда немцы. На прежних позициях стояли финны. Только поэтому Маршал Советского Союза Г. К. Жуков в мемуарах абсолютно честно напишет: «Благодаря мерам, принятым командованием фронта, к концу сентября на северных, южных и юго-восточных подступах к Ленинграду была создана прочная, глубоко эшелонированная и непреодолимая для врага оборона».
Правда, за его широкой спиной до сих пор не видно Маркиана Михайловича Попова, командующего войсками Северного фронта, который для защиты Ленинграда сделал все…
К слову сказать, следующая попытка захватить Ленинград будет планироваться немецким командованием только летом 1942 г.
61-я резервная армия
В распоряжении Главного управления кадров НКО СССР генерал-лейтенант Попов состоял с сентября по 2 ноября 1941 г…
В Ленинграде ему пришлось оставить огромную квартиру на Кронверкском проспекте, а жену Клавдию Ильиничну с маленьким сыном еще в начале июля, прямо с дачи в Левашово с запасом зимних вещей, отправить в эвакуацию в Челябинск. Провожая их на Московском вокзале, Маркиан Михайлович предупредил: «… Война будет затяжная». Одна лишь родная сестра Нина, с которой он за это время виделся дважды, категорически отказалась уезжать, оставшись работать в Ленинграде.
В Генштаб Попова вызвали неожиданно.
– Как вы, голубчик, смотрите на то, чтобы возглавить 61-ю армию? – спросил маршал Шапошников.
– Я согласен с этим назначением. Благодарю за доверие, – без тени сомнения ответил Маркиан Михайлович.
Прежде чем возглавить 61-ю резервную армию, ее требовалось сформировать. В состав армии согласно директиве Ставки передавались 7 стрелковых дивизий и 2 кавалерийские. К 9 ноября начальником штаба армии генерал-майором Глуховым совместно с начальником Генштаба должен быть сформирован штаб армии, который требовалось развернуть в Саратове к 10 ноября. А к 15 ноября – части связи и обслуживания. Решение и план обороны войск армии по р. Волга от Балаково до Никольское генерал Попов должен был представить на утверждение Ставки уже к 30-му числу.
25 ноября Ставка приказывает закончить сосредоточение 61-й резервной армии (в районе Ряжск, Раненбург, Мичуринск, Старо-Юрьево) к вечеру 5 декабря. 26-го генерал Попов с оперативной группой уже переходит в район Старо-Юрьево (Старо-Юрьево – село в Тамбовской области, расположенное в 130 км от Тамбова на реке Лесной-Воронеж). Там он организует разведку и готовит размещение своих частей, в том числе обеспечивая их своевременную выгрузку. Доукомплектование частей армии Попова, доведение до норм боеприпасов, горючего, обеспечение бесперебойного снабжения продовольствием, фуражом и теплым обмундированием, возлагалось на начальника Главного управления формирования и комплектования войск, начальника тыла Красной армии и начальника Главного артиллерийского управления.
4—6 января 1942 г. войска 61-й армии (на правом фланге) Брянского фронта производили перегруппировку сил, стремясь использовать выдвинутое вперед положение 10-й армии (на левом фланге) Западного фронта, чтобы через ее расположение выйти во фланг и тыл болховской группировке противника. Армия генерала Попова оставив заслон с востока на рубеже Оки, перебрасывала свои дивизии на север, на западный берег Оки.
7 января, после завершения перегруппировки, войска 61-й армии перешли в наступление из района западнее и юго-западнее Белева, нанося удар во фланг и тыл болховской группировке противника, оборонявшей западный берег Оки.
Маршал Советского Союза Ф. И. Голиков, а тогда генерал-лейтенант, командующий 10-й армией, вспоминая события в борьбе за город Белев, свидетельствует: «Трудность в организации взаимодействия с 61-й армией заключалась в том, что командование Юго-Западного (потом Брянского) фронта с самого начала и до конца направляло главные силы этой армии в юго-западном направлении с задачей овладеть городами Мценск и Волхов. Таким образом, разрыв между 10-й и 61-й армиями все время увеличивался. Конечно, Генштаб и командование Западного фронта это прекрасно знали. Вот что сообщил мне по этому вопросу в письме от 3 сентября 1964 г. бывший командарм 61-й генерал М. М. Попов:
"61-я армия поворачивалась на юго-запад с задачей наступать в общем направлении на Волхов с целью овладения им. Давались очень жесткие сроки… Вот почему командарм вынуждается к изменению направления главной группировки армии на юго-запад, получает из штаба фронта аэрофотоснимки оборонительных рубежей противника по р. Ока и на подступах к Волхову и, руководствуясь ими, определяет участок форсирования р. Ока несколько севернее устья р. Зуша. Таким образом, все внимание командарма и усилия штарма были направлены на подготовку этого форсирования, прорыва обороны и развития и наступления на Волхов. И этот прорыв где-то в начале января состоялся и сперва имел некоторый успех. Войскам удалось продвинуться на глубину до 3–5 км, но под воздействием сильных контратак пехоты противника, поддержанной танками, они оставили захваченный плацдарм и отошли на восточный берег…
После нашей неудачи нам становится известным об овладении частями 10-й армии г. Белев и их успешном развитии наступления на запад. Становилось целесообразным использовать успех правого соседа и срочно перегруппировывать на белевское направление все свободные дивизии с тем, чтобы уже оттуда наносить удар на юг, на Волхов.
Это решение одобряется комфронта, отдаются соответствующие распоряжения, а командование армии с оперативной группой штаба перемещается в Белев, который еще находился под артиллерийским и пулеметным обстрелом из районов южнее города.
Однако дивизиям армии сломить сопротивление немцев непосредственно южнее города не удалось, что затем и привело к поискам западного фланга противника, а в последующем к глубокому вклинению на ульяновском направлении, примерно на 50 км на юго-запад от Белева. Все попытки прорваться к Волхову, от которого передовые части армии находились в 20 км, успеха не имели, и в конце января – начале февраля 1942 г. перешли к обороне"».
13 января 61-я армия была передана в состав Западного фронта. Командующий 16-й армией генерал К. К. Рокоссовский не однажды будет рассказывать с улыбкой на лице, как соседом слева у него оказалась 61-я армия под командованием М. М. Попова, а справа 10-я армия, в командование которой вступил генерал B. C. Попов: «Таким образом, мы оказались между двумя Поповыми. В старину сказали бы: счастливое предзнаменование!»
Войсками Западного фронта тогда командовал генерал армии Г. К. Жуков. Константин Константинович не сможет «умолчать о том, что как в начале войны, так и в Московской битве вышестоящие инстанции не так уж редко не считались ни со временем, ни с силами, которым они отдавали распоряжения и приказы. Часто такие приказы и распоряжения не соответствовали сложившейся на фронте к моменту получения их войсками обстановке, нередко в них излагалось желание, не подкрепленное возможностями войск.
Походило это на стремление обеспечить себя (кто отдавал такой приказ) от возможных неприятностей свыше. В случае чего обвинялись войска, не сумевшие якобы выполнить приказ, а "волевой" документ оставался для оправдательной справки у начальника или его штаба. Сколько горя приносили войскам эти "волевые" приказы, сколько неоправданных потерь было понесено!».
«Боевые действия на фронте 61-й армии после включения ее в состав Западного фронта развернулись следующим образом: до 16 января армия производила перегруппировку, действуя против болховской группировки немецко-фашистских войск, состоявшей из 112-й, 167-й пехотных дивизий, – говорится в коллективном труде Генштаба под руководством маршала Б. М. Шапошникова. – Суть этой перегруппировки заключалась в том, что правофланговые дивизии армии (91-я кавалерийская, 350-я и 387-я стрелковые) меняли направление своего наступления с западного и юго-западного на юго-восточное. Предварительно необходимо было во взаимодействии с центром и правым флангом армии разделаться с болховской группировкой противника, нависание которой над крайним левым крылом фронта лишало его возможности развивать удар в западном направлении, стесняло действия войск правого крыла Брянского фронта и оставляло открытым левый фланг 61-ф армии».
20 января 91-я кавалерийская дивизия армии овладела Ивановом, 350-я стрелковая с боем взяла Ягодную, а 387-я овладела населенными пунктами Ногая и Кирейково.
С 20 по 30 января армия генерала Попова сосредотачивала свои усилия против болховской группировки противника…
30 марта 1948 г., будучи командующим войсками Таврического военного округа, генерал М. М. Попов напишет письмо начальнику Главного управления кадров Министерства Вооруженных Сил СССР генерал-полковнику Голикову: «Проверив свой послужной список, установил в нем ряд неточностей и пропусков за период Отечественной войны.
1) С должности Командарма 61 по явному недоразумению отстранен приказом Ком. Зап. Фронта. Я обжаловал товарищу Сталину. Через 8—10 дней был восстановлен в должности, а генерал-полковник КУЗНЕЦОВ Ф.И., командовавший эти дни армией, как скомпрометировавший себя, был отозван в распоряжение Ставки В. К.
Решение о моем восстановлении в должности и об отзыве КУЗНЕЦОВА было изложено в одной шифровке за подписью тов. ЖУКОВА (примерно 8—10.2.42 г.).
Я не помню, когда Вы вступили в командование Брянским фронтом, но уверен, что Вы помните, что в феврале и марте я, командую 61 А, проводил операцию на Волховском направлении…»
Такой факт действительно был. Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский рассказывал: «В связи с неблагополучной обстановкой, сложившейся на участке 10-й армии, которой командовал генерал Ф. И. Голиков, и нависшей из-за этого угрозой над левым флангом Западного фронта управлению и штабу 16-й армии 21 января 1942 года ком фронтом приказал: перейти в район Сухиничей, принять в свое подчинение соединения и части 10-й армии, организовать противодействие противнику и восстановить положение.
Подытожив все данные, собранные штабом о противнике, местности, а также о своих силах и средствах, приняли решение в первую очередь приступить к проведению операции по овладению Сухиничами.
Нужно же было, чтоб в самый разгар подготовки операции приехал к нам заместитель командующего фронтом генерал-полковник Ф. И. Кузнецов. Расположившись в одном из домов со своей машинисткой (больше с ним никого не было), он вызвал меня к себе. Выслушав мой доклад, в повышенном тоне заявил, что все мероприятия никуда не годятся. Дескать, вместо того чтобы усиливать равномерно всю занимаемую нами полосу, мы, стягивая к Сухиничам силы, ослабляем другие участки, давая возможность этим воспользоваться противнику. С ним я не мог никак согласиться и счел своим долгом доложить о том командующему фронтом по телеграфу. Тот мое решение одобрил, а Кузнецову приказал выехать в 61-ю армию.
Задачу комфронтом мы выполнили и город Сухиничи освободили. После этого Г. К. Жуков сообщил мне, что на днях нам будет прислана директива фронта о задачах армии на ближайшее время… (…)
Тесная связь установилась у нас с соседом слева – 61-й армией. До меня дошли любопытные сведения относительно "дебюта" Ф. И. Кузнецова, о чем я уже рассказывал, после того, как он побывал у нас и был направлен Г. К. Жуковым в 61-ю армию. Ему так же, как и в 16-й, не понравились мероприятия, проводимые командармом М. М. Поповым. О своих претензиях он доложил по телеграфу комфронтом. Тот незамедлительно отреагировал на его доклад, приказав ему вступить в командование 61-й армией. Ф. И. Кузнецов, пытаясь избежать столь неожиданного назначения, доказывал, что М. М. Попов в состоянии выправить положение после полученных указаний, но его доводы не помогли ему избавиться от более ответственной самостоятельной должности. И пришлось ему вступить в командование 61-й армией. Но не повезло, оказывается, Кузнецову и здесь, так же не везло в Прибалтике и Крыму. Не прошло и недели, как противник перешел в наступление и продвинулся на одном из участков 61-й армии до 30 км. М. М. Попов опять вступил в командование армией, а Ф. И. Кузнецов вообще выбыл из состава Западного фронта».
«Цирк» с генералом Кузнецовым документально дожил до наших дней…
Директива Ставки ВГК № 170073 от 30 января 1942 г. 15 ч. 00 мин.:
«1. Ставка Верховного Главнокомандования санкционирует освобождение генерал-лейтенанта Попова М. М. от должности командующего 61-й армией и выдвижение на эту должность генерал-полковника Кузнецова Ф. И., как правильные по существу.
2. Ставка Верховного Главнокомандования в то же время указывает на незаконность подобных перемещений без специального приказа Ставки, ибо такие перемещения могут быть производимы лишь в порядке специального приказа Ставки Верховного Главнокомандования.
3. Генерал-лейтенанта Попова направить в распоряжение НКО…»
Директива Ставки ВГК № 170082 Главнокомандующему войсками Западного направления и командующему 61-й армией о назначении заместителя командующего армией от 7 февраля 1942 г. 14 ч. 15 мин.:
«Ставка Верховного Главнокомандования приказывает назначить генерал-лейтенанта тов. Попова Маркиана Михайловича заместителем командующего 61-й армией…»
Директива Ставки ВГК № 170102 Главнокомандующему войсками Западного направления о смене командующего 61-й армией от 12 февраля 1942 г. 23 ч. 50 мин.:
«Ставка Верховного Главнокомандования приказала, согласно представлению командования Западного фронта, освободить генерал-полковника Кузнецова от обязанностей командующего 61-й армией и направить его в распоряжение НКО.
Допустить к командованию 61-й армией генерал-лейтенанта Попова…»
Федор Исидорович Кузнецов был старше М. М. Попова на 6 лет. В Первую мировую воевал в чине прапорщика. В Гражданскую командовал ротой, батальоном, полком. Сумел отличиться. В 1919-м от ВЦИК был награжден серебряным портсигаром и двумя орденами Красного Знамени (1920,1921). В 1926-м окончил Военную академию им. Фрунзе, а в 1930-м – курсы усовершенствования высшего начсостава. С началом войны именно он командовал войсками Северо-Западного фронта (левый сосед командующего Северным фронтом М. М. Попова). Уже через неделю после начала войны, 30 июня, был снят с должности. До Прибалтийского округа Кузнецов командовал Северо-Кавказским. Начудил и там. Как вспоминал генерал-полковник артиллерии Н. М. Хлебников, при Федоре Исидоровиче они «несколько засиделись в учебных классах и тактических кабинетах»: «Кузнецов много лет преподавал в Военной академии имени М. В. Фрунзе общевойсковую тактику. Дело он это знал и любил, и постепенно общевойсковая тактика стала главенствующим предметом во всех частях округа. Причем тактикой занимались преимущественно в кабинетах и классах на ящиках с песком. В поле, на практические занятия, войска выводились редко». Отсюда и результат. Будучи командующим войсками 51-й Отдельной армии, фактически стал виновником слабой подготовки обороны перешейков Крыма, в результате чего войска 11-й армии противника быстро овладели Крымом и чуть было беспрепятственно не вошли в Севастополь. С февраля 1945 г. генерал Кузнецов командовал Уральским военным округом. Судя по свидетельству генерала армии А. С. Жадова, проспал все и там: «Много лет спустя, в 1948 году, если память мне не изменяет, когда Г. К. Жуков прибыл принимать Уральский военный округ, которым командовал Ф. И. Кузнецов, мне вновь пришлось встретиться с ним. Я был в составе приемопередаточной комиссии. Положение в ряде частей было не на высоте, и, строго говоря, мы обязаны были все недостатки отразить в специальном акте. Федор Исидорович уходил в отставку, и мне очень не хотелось этого делать. Выручил Георгий Константинович.
– Ничего не надо писать, – сказал он, – тут дело ясное, разберусь сам. Он сдает, а я принимаю. – Этим самым он взял всю ответственность за имевшиеся недостатки в округе на себя». А Федор Исидорович отправился в отставку.
350-я стрелковая дивизия входила в состав 61-й армии. С 25 сентября 1941 г. временно исполнял должность командира этого соединения полковник П. П. Авдеенко. И если бы в Интернете не появился «Сайт о командире 51-го стрелкового корпуса генерале Авдеенко Петре Петровиче» (на нем размещена книга его дочери Червинской В. П. «По дорогам войны и жизни»), то никто и никогда не узнал бы, что всего лишь однажды за годы войны Маркиан Михайлович Попов незаслуженно обидел своего подчиненного… Случай практически из области фантастики, но тем не менее факт, так сказать, налицо. И вот что Валентина Петровна пишет: «В феврале 1942 года дивизии 61 армии генерала М. М. Попова продолжают вести бои южнее Белева в направлении к Волхову. Гитлеровское командование перебрасывает на этот участок крупные танковые и моторизованные соединения. Под обстрелом вражеской артиллерии и авиации наши войска несут большие потери. Прокофий Митрофанович Ромас вспоминал, что в 70-е годы прошлого века бывший начальник артиллерии дивизии генерал Н. Н. Меренков при встрече с ветеранами дивизии рассказывал: "Когда мы в начале февраля 1942 года подошли к Волхову с северо-запада и остановились на подступах к городу, мы непрерывно подвергались контратакам свежих сил противника".
Командующий 61 армией генерал Попов вызвал к аппарату командира дивизии полковника Петра Петровича Авдеенко и в резкой форме потребовал продолжать наступление на Волхов, а "не топтаться на месте".
Петр Петрович ответил ему в таком же резком тоне. Докладывая командующему армией обстановку, командир дивизии подчеркивал, что подразделения дивизии ослаблены, так как понесли большие потери в боях, осталось мизерное количество артиллерийских и минометных боеприпасов, нет поддержки артиллерии и танков, не действует авиация, в то время как авиация противника совершает полеты даже в плохую погоду, а для наступающих соединений дивизии действия с флангами не согласованы. Полковник Авдеенко настойчиво требовал пополнить дивизию личным составом, боеприпасами, а также усилить ее артиллерией и танками. Только в таком случае можно рассчитывать на успешное наступление.
Когда разговор с командующим армией был закончен, Петр Петрович, бросив трубку, сказал, что теперь с ним, скорее всего, будут разбираться на Военном совете армии».
Далее генерал Меренков говорил:
«Петр Петрович мог постоять за себя и был не из робких. На грубость мог ответить грубостью, невзирая на чины и ранги. Он не боялся ответственности и часто брал ее на себя, но при необходимости мог строго спросить и с подчиненных».
После вызова на Военный совет армии в Москву полковник Петр Петрович Авдеенко был снят с должности командира 350-й стрелковой дивизии с решением – «за бездеятельность».
Прокофий Митрофанович Ромас вспоминал:
«Понятно, что командующий 61-й армией генерал Попов отлично знал о действительном положении дел на фронте, но, если бы полковник Авдеенко не был таким прямолинейным, то его не обвинили бы в том, что дела на фронте идут плохо по вине 350-й стрелковой дивизии и ее командира».
Начнем с того, что у командующего армией генерал-лейтенанта Попова было счастливое сочетание: отличное образование, большой командный опыт, высокая военная культура и огромное личное обаяние. Какое счастливое сочетание было у временно исполняющего должность командира дивизии полковника Авдеенко, нам, к сожалению, ничего не известно. Однако из той же книги В. П. Червинской мы можем узнать, что сам ее отец, судя по всему, был большим мастером покричать на подчиненных, но зато очень не любил, когда повышают голос на него. Такое бывает, к сожалению. Например, сама дочь Авдеенко пишет: «26 декабря полки дивизии форсируют по льду реку Ока в районе Городище и Кривцово. Овладев селом Кривцово, полки подошли к селу Багриново – в 10 км от Волхова.
Гитлеровское командование бросает на это направление свежие силы с танками, артиллерией и авиацией. Полковник Авдеенко просит подкрепление у командующего 61-й армии, сообщает ему, что дивизия без поддержки свежих сил, при отсутствии необходимого количества боеприпасов, артиллерии, танков, не в состоянии продолжить наступление. К великому сожалению, помощь не была оказана, и дивизия отступает, отражая атаки пехоты и танков врага.
Противник решает окружить и разгромить по отдельности сражающиеся полки дивизии. Подразделения частей дивизии с боями отходят к реке Ока, туда, где 26 декабря форсировали ее.
Прокопий Митрофанович Ромас лично рассказывал мне об отступлении полков дивизии на реке Ока, а позднее написал и передал мне запись, которая сохранилась у меня: "Наш 1 – й дивизион поддерживал бой 1176-го и 1180-го стрелковых полков с восточного берега реки Ока, 2-й дивизион вместе со стрелковыми подразделениями вел бои на западном берегу реки, отражая атаки вражеской пехоты и танков прямой наводкой. Так и вели бои от рубежа к рубежу. Наступающие немецкие пехота и танки все ближе и ближе подходили к реке, пытаясь с флангов отрезать наши подразделения и разгромить два стрелковых полка. Но воины стрелковых подразделений, поддерживаемые артиллеристами, отбивали вражеские атаки. Несколько залпов по немцам дали наши "катюши". Когда бой с противниками шел уже на подходе к реке, я видел командира 1176-го стрелкового полка подполковника И. А. Иванова – высокого, широкоплечего, с длинными руками и автоматом на груди. Он докладывал командиру дивизии П. П. Авдеенко обстановку. Разговор шел крупный, острый, с большим накалом нервов с обеих сторон. П. П. Авдеенко, человек крутой и решительный, требовал от командира полка остановить немцев любой ценой"».
Таким образом, в марте 1942 г «за бездеятельность» полковник П. П. Авдеенко был отстранен от временного исполнения должности и состоял в распоряжении Военного совета Западного фронта до мая месяца. Казалось бы, чего только не было на войне, однако формулировка «за бездеятельность» никак не дает покоя дочери обиженного командира дивизии: «В отличие от командующего 61-й армии генерала Маркиана Михайловича Попова, командующий 38-й армии генерал Никандр Евлампиевич Чибисов никогда не позволил бы себе обвинять в неудачах в действиях своей армии кого-нибудь из невиновных командиров, каким оказался полковник Авдеенко у командующего 61-й армии генерала М. М. Попова. Для командующего 61-й армии легче всего было обвинить командира 350-й стрелковой дивизии Авдеенко в неудачах 61-й армии, чем разобраться в действительном положении своих частей.
Доскональное тщательное изучение действий соединений 61-й армии позволяет сделать следующий вывод. Было очень тяжелое положение на всей линии наступающей 61-й армии, но заставлять наших красноармейцев просто погибать под огнем врага Петр Петрович Авдеенко не хотел и требовал от командующего необходимой, хотя бы минимальной, помощи в данной обстановке. Петр Петрович Авдеенко и в боях под Москвой, и в последующих боях всегда руководствовался единственной мыслью: все ли я сделал для того, чтобы избежать больших людских потерь?
В этом и заключалась "бездеятельность" командира 350-й стрелковой дивизии полковника Авдеенко, которая часто подчеркивается в его далеко не полных биографиях в системах Интернета».
В своей обиде за отца В. П. Червинская идет и дальше: «Приговор Военного совета "за бездеятельность" отразился в дальнейшем на некоторых моментах в боевой жизни полковника Авдеенко, а позднее генерала Авдеенко (с 4 февраля 1943 года). Так, за большие успехи в Воронежско-Касторненской операции 240-й стрелковой дивизии под командованием генерала Авдеенко, когда дивизия прошла с боями от Касторного до Суджи, освободив Тим, Солнцево, Марьино, Обоянь, Большое Солдатское, Коренево, Снагость, – генерал Авдеенко был представлен к награждению орденом Суворова 2-й степени.
Но, вспомнив наказание Военного совета 61-й армии, самое высокое командование решило воздержаться от такого награждения, заменив его орденом Красного Знамени. Справка о награждении генерала Петра Петровича Авдеенко сохранилась в архиве моей мамы, но орден Суворова 2-й степени генералу Петру Петровичу Авдеенко не вручили».
К слову сказать, орден Красного Знамени в Советском Союзе был выше по статуту ордена Суворова 2-й степени. Об этом, правда, не все обязаны знать. Важно другое – кто сменил полковника Авдеенко после его отстранения и как он с этой задачей справился.
Командиром 350-й стрелковой дивизии Маркиан Михайлович назначил «свою правую руку» – начальника штаба 61-й армии генерал-майора Глухова Михаила Ивановича. Это «пожарное» назначение было временным, а потому и с оставлением в должности начальника штаба армии. Исправлял ошибки Авдеенко М. И. Глухов с 21 марта по 2 апреля 1942-го, пока командующий не нашел на дивизию достойную кандидатуру – полковника Грищенко Александра Павловича, к которому претензий, как при М. М. Попове, так и после него, не было. И еще. В 61-й резервной армии Маркиану Михайловичу не раз придется менять командиров дивизий, но чтобы отпускать на эту должность своего начальника штаба, такого больше никогда не будет.
Несколько слов о Глухове. Михаил Иванович (1893) – участник Первой мировой и Гражданской войн. За храбрость был награжден четырьмя Георгиевскими крестами и орденом Красного Знамени (1921). С 1931-го командовал стрелковыми дивизиями. С 1937-го – командир 26-го стрелкового корпуса ОКДВА. С марта 1938 г. находился под следствием. В декабре 1939 г. реабилитирован. С началом войны выполнял специальные задания в группе генерала армии И. В. Тюленева. С сентября 1941-го – начальник штаба 61-й армии. Как сообщается в документальном военном биографическом словаре «Комкоры»
(Том 1), «участвовал в планировании ряда военных действий в ходе Московской битвы. До апреля 1942 г. армия провела успешные наступательные операции на болховском и орловском направлениях». В апреле 1942 г. был выдвинут на должность заместителя командующего 13-й армией Брянского фронта. С января 1944 г. генерал-лейтенант М. И. Глухов командовал 76-м стрелковым корпусом. Войну закончил в Праге.
Генерал-майору П. П. Авдеенко 51-й стрелковый корпус доверили в июне 1943 г., а в ноябре 1944 г. отозвали с фронта на учебу в Высшую военную академию им. К. Е. Ворошилова получиться. Окончил он ее уже далеко после войны – в 1946-м.
Что же касается поставленного в пример генерала Чибисова, то он действительно отличался от генерала Попова в некотором роде флегматичностью. Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский рассказывал: «Невольно вспоминаю случай во время горячих боев под Воронежем. Находясь в распоряжении 38-й армии, я узнал, что противник внезапной атакой потеснил наши части на одном из участков. Это меня крайне обеспокоило и вынудило отправиться на армейский КП. Командарма я застал за столом, на котором весело пел самовар. Чибисов был в весьма благодушном настроении. На мой вопрос, известно ли ему о положении у него на фланге, командарм спокойно ответил: он еще не выяснял обстановку, но уверен, что там ничего особенного не приключилось. И пригласил меня попить чайку.
Это поистине олимпийское спокойствие в столь тревожной обстановке возмутило меня до глубины души и вынудило повести разговор в резкой форме. Подействовало. Командарм энергично принялся за дело. На угрожаемый участок немедленно были выдвинуты войска. Противник был отброшен. Правда, и мне пришлось помочь Чибисову, выделить средства усиления из фронтового резерва».
Но мы отвлеклись… В мае 1942-го генерал К. К. Рокоссовский вернулся в свою армию из госпиталя, где находился на излечении после полученного тяжелого ранения. Как он напишет в мемуарах, в его отсутствие армия отбросила противника за реку Жиздра, и бои на этом участке временно прекратились. Далее он свидетельствует: «Приехав, я сразу окунулся в боевую обстановку. Она выдалась довольно горячей: по директиве фронта нашей армии совместно с 61-й на смежных флангах предстояло провести наступательную операцию.
Подготовившись к операции, мы с генералом В. И. Казаковым выехали к соседям для отработки взаимодействия. Еле разыскали командарма, забравшегося в глухую деревушку, куда мы попали пешком (проезжей дороги не было). Попов встретил нас тепло. Он оказался весьма приятным собеседником и здравомыслящим военным руководителем, произвел на меня очень хорошее впечатление. Обговорили деловые вопросы, вспомнили "набег" Ф. И. Кузнецова, а также фиаско, которое тот потерпел. Нет, не злорадствуя, а просто удивляясь его поведению. Распрощавшись и пообещав поддерживать тесную связь, мы добрались до дрезины и вернулись к себе. В соединениях 61-й армии так же, как и у нас, не хватало личного состава. Здесь тоже, готовясь к предстоящим боям, подобрали, как говорится, все, что было можно, – выписали из госпиталей и поставили в строй излечившихся раненых, "подчистили" армейские тылы, в частях и соединениях выискивали собственные резервы. Но это – капля в море… (…)
На войска 16-й и 61-й армий директивой фронта возлагалась задача разгромить болховско-брянскую группировку противника. Задача, явно не соответствующая силам и средствам, имевшимся в нашем распоряжении. Занимая широкий фронт обороны, мы не могли оголять его. Вместе с тем только созданием мощной группировки можно было рассчитывать на прорыв вражеской обороны и развитие успеха в глубину и на флангах прорыва.
Откровенно говоря, такие операции, можно сказать, местного значения, проводившиеся оторванно от общих на отдельных армейских участках, никогда себя не оправдывали и влекли за собой значительные потери.
Плохо было еще и то, что командование фронта почему-то не всегда считало обязанностью посвящать командующего армией в свои замыслы, то есть не ставило в известность о том, какая роль отводится армии в данной операции во фронтовом масштабе. В данном случае это было так. После согласования с командармом 61 дня и часа наступления участвовавшие в нем войска нашей армии к установленному времени, ночью, скрытно заняли исходное положение».
С 5 по 12 июля 1942 г. армии М. М. Попова и К. К. Рокоссовского успешно действовали на Брянском направлении против 2-й танковой армии противника. Чтобы остановить их, немцам пришлось перебросить из резерва три дивизии.
Называя генерала М. М. Попова «человеком долга», доктор исторических наук, профессор Ф. Д. Свердлов написал очень точный портреткомандующего 61-й армией: «Под его руководством (61-я армия) участвовала в контрнаступлении под Москвой и в наступлении на болховском и орловском направлениях. Армия добилась значительных успехов благодаря умелым действиям М. М. Попова. На этой должности особенно ярко проявилось его военное дарование. Он умел быстро и глубоко оценивать обстановку, что позволило предвидеть характер действий противника, решать поставленные боевые задачи, проявляя при этом исключительную целеустремленность, самостоятельность и твердость, находить новые, неожиданные для противника формы борьбы. М. М. Попов снискал высокий авторитет не только благодаря личной отваге и мужеству. Он постоянно заботился о рядовых солдатах, часто бывая в дивизиях и полках, охотно беседовал с ними, а также младшими офицерами, стремился при первой же возможности облегчить их тяжелый фронтовой быт. Зимой он старался поочередно выводить дивизии первого эшелона во второй для доукомплектования и отдыха. Проявляя постоянную заботу о сохранении личного состава, Маркиан Михайлович избегал фронтальных атак, формировал и широко применял для обхода вражеских узлов обороны лыжные отряды, создавая сильные группы артиллерии для подавления противника на направлении главного удара. В частях командующий армией работал с полной отдачей, при этом умел заразить своей энергией и уверенностью в успехе подчиненных командиров соединений».
В автобиографии генерал М. М. Попов укажет: «Окончив формирование армии на Волге и передислоцировав армию в район Ряжск, с 5.12.41 г. участвовал в Московской операции, пройдя с армией за декабрь 1941 г. – январь 1942 г. около 100 км».
40-я армия
На воронежском направлении группа армий «Б» под командованием генерала Максимилиана фон Вейхса 28 июня 1942 г. (по плану «Блау»[3]) нанесла мощнейший удар в стык 13-й и 40-й армий левого фланга Брянского фронта под командованием генерала Голикова. Ставка оказала помощь фронту, перебросив на его левый фланг целых три танковых корпуса. Однако перешедшая через два дня в наступление из-под Волчанска главная ударная группировка немцев (армия Паулюса, танковый корпус и авиация) вместе с частями Вейхса замкнули котел в районе Старого Оскола. Через образовавшуюся брешь немцы вышли к Дону, угрожая захватить Воронеж. Над городом нависла в буквальном смысле смертельная опасность. В связи со сложившейся обстановкой Ставка ВГК 7 июля 1942 г. (из левого фланга Брянского фронта) создает Воронежский фронт в составе 60-й, 40-й и 6-й армий, четырех танковых корпусов и 2-й воздушной армии. А 9-го ставит ему задачу: не позднее 11 июля нанести решительный удар между р. Дон и р. Воронеж из района Севрюкова, Рамонь на юг, в направлении на Подгорное, Малышеве с задачей очистить восточный берег в районе Подклетное, Семилуки, Малышеве, Воронеж и все пространство между р. Дон и р. Воронеж.
О том, когда генерал Попов прибыл в 40-ю армию, можно узнать все из того же письма начальнику Главного управления кадров МВС СССР генерал-полковнику Голикову: «2) 48 Армией я ни одного дня не командовал. Сдав Армию 2 июля 1942 года, я явился к Вам в Воронеж и был назначен Командармом 40, в командование которой вступил 4 июля 1942 года».
Это был уже конкретный «вызов на пожар»…
С 5 марта 1942 г. 40-й армией Юго-Западного, а затем Брянского фронтов командовал Герой Советского Союза генерал М. А. Парсегов. Начальник штаба Брянского фронта генерал М. И. Казаков назовет его «человеком увлекающимся»: «… у него порой не хватало терпения на детальный анализ обстановки. Мне и сейчас помнится один его разговор с командующим фронтом.
– Как оцениваете свою оборону? – спросил Ф. И. Голиков.
– Мышь не проскочит, – уверенно ответил командарм».
Но немецкая «мышь» не только проскочила в районе городов Ливны и Волчанск, но и, окружив большинство частей 40-й армии, стремительным броском устремилась к Воронежу. Находящийся в состоянии тяжелого психологического перенапряжения Парсегов 3 июля был отстранен от должности. Более ему армий не доверяли.
Сменил неудачного командарма Маркиан Михайлович Попов. Как раз в это время из Москвы прибыла комиссия для расследования положения дел в объединении.
Новый командующий начал с того, что вызвал члена Военного совета 40-й армии П. В. Севастьянова и по-человечески попросил:
– Тут эта комиссия приехала, суд вершить… Вам придется этим заняться, потому что сам я этим заниматься не могу, руки не доходят. Так вот, пожалуйста, сделайте так, чтобы она тут не очень дергала людей. Это теперь уже ни к чему, а нервы человеческие дорого стоят…
Маршал авиации С. А. Красовский с командующим Воронежским фронтом познакомился на командном пункте. Генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин сразу же потребовал от него установить деловую связь с командующим 60-й армией И. Д. Черняховским и 40-й – М. М. Поповым. Степан Акимович скажет потом: «Оба командарма – энергичные, деловитые – выглядели молодо. Черняховский казался строгим, немногословным. Попов, наоборот, держался непринужденно, шутил. Впоследствии мне представилась возможность убедиться в их замечательных полководческих способностях».
Маркиану Михайловичу действительно удалось многое. Во-первых, после того как западнее Старого Оскола три дивизии 40-й армии вместе с несколькими соединениями 21-й армии были окружены, он сумел отвести основные силы за Дон в район юго-западнее Воронежа, где, и организовал прочную оборону, которая держалась до 1942 г. Во-вторых, он буквально по крупицам собрал свою армию из окруженцев и маршевого пополнения, доведя ее численность до 20 тысяч. В-третьих, находясь в обороне, 40-я армия в последующих боях сумела измотать противника и перейти в контрнаступление.
Генерал-лейтенант Ватутин на Воронежский фронт был назначен с должности заместителя начальника Генштаба по Дальнему Востоку. До этого был начальником штаба Северо-Западного фронта и занимал исключительно штабные должности. По мнению генерала И. М. Чистякова, Николай Федорович удивительно просто и ясно излагал обстановку, предвидел развитие событий, вселял уверенность в успехе задуманного, умел слушать других и не давил своими знаниями и авторитетом. Маршал Г. К. Жуков вспоминал Ватутина как исключительно трудолюбивого, с широким стратегическим мышлением военачальника. С его слов, он был «прекрасным штабистом, который обладал завидной способностью коротко и ясно излагать свои мысли и к тому же имел на редкость красивый и четкий почерк». Чувство ответственности за порученное дело у Ватутина было развито чрезвычайно…
Вот только войсками фронта он командовал впервые. При этом, как подчеркнет его начальник штаба генерал М. И. Казаков, «молодому командующему фронтом не сиделось в обороне. Человек энергичный, настойчивый, он не терпел пассивности. И Воронежский фронт с первых дней своего существования стал активным фронтом».
О том же рассказывал и маршал авиации С. А. Красовский: «Когда наступление вражеских войск приостановилось и немцы вынуждены были перейти к обороне, командующий фронтом Н. Ф. Ватутин организовал несколько мощных контрударов. Именно поэтому фашистское командование не решалось снимать из-под Воронежа части и соединения для использования их на других направлениях. Многие наши генералы и офицеры стали называть Ватутина "генералом от наступления". Он заставлял командиров всех степеней напряженно думать, искать уязвимые места в обороне противника и наносить контрудары».
Однажды командующий воздушной армией зашел в штаб 40-й армии: «Командарм М. М. Попов сидел, склонившись над большой картой, и сердито ворчал.
– Что случилось, Маркиан Михайлович? Он бросил на карту карандаш и проговорил:
– Николай Федорович приказал провести наступление. А как я буду наступать, если на фронте нашей армии солдат от солдата стоит на расстоянии ста метров?
Попов, конечно, шутил, однако по всему было видно, что он серьезно продумывает вариант нового контрудара.
– Степан Акимович, окажите мне помощь вот на этом участке, – Попов снова склонился над картой. – Для начала нанесите удар по каменному трехэтажному зданию на Чижовке. Там у противника наблюдательный пункт и штаб.
– Любопытная деталь, – заметил я. – С помощью немецкого КП в Чижовке мы недавно провели одну удачную операцию.
– Как это "с помощью"? – бросил он недоверчивый взгляд в мою сторону.
Я рассказал эту историю.
С берега реки Воронеж, где находился авиационный КП, я не раз наблюдал за пригородом, который расположен на возвышенности, господствующей над окружающей местностью. На окраине Чижовки виднелось трехэтажное каменное здание школы. Лучшего места для КП и искать не надо: обзор на все триста шестьдесят градусов, и фашисты, конечно, не преминули воспользоваться школой.
Истребители из 207-й авиадивизии полковника М. Г. Мачина подтвердили мое предположение. Сопровождая наших бомбардировщиков и штурмовиков, они установили такую закономерность: стоило им появиться в пределах видимости Чижовки, как через пятнадцать – семнадцать минут небо уже кишело "мессершмиттами". Мы несли потери… Враг очень быстро наращивал силы, создавая численное превосходство.
Михаил Григорьевич Мачин понял, что где-то поблизости у немцев есть аэродромы подскока, а в Чижовке, видимо, авиационный пункт наведения. Но как найти аэродромы? Свои соображения командир дивизии доложил мне. Мы начали рассуждать:
– Немцы вызывают своих истребителей только в тот момент, когда увидят в воздухе наши самолеты. Для передачи команды на аэродромы нужно какое-то время, пусть одна-две минуты. Теперь прикинем: сколько минут уходит у немцев на взлет и полет по маршруту?
– Минимум минут десять – двенадцать! – подумав, сказал Мачин.
– Так вот, в радиусе десяти – двенадцати минут полета "мессершмиттов" и ищите немецкие аэродромы. Когда найдете, организуем удары по аэродромам.
Мачину сравнительно быстро удалось установить, где находятся немецкие аэродромы, о которых мы не знали ранее. И вот однажды вечером нанесли по этим площадкам бомбово-штурмовой удар и тем самым на некоторое время ослабили активность немецкой авиации.
– Ну а теперь надо уничтожить командный пункт в Чижовке! – выслушав меня, сказал командарм Попов. – Кто поведет группу?
– Обязательно Мачин! У него эта Чижовка в печенке сидит…
Для выполнения задачи выделили несколько эскадрилий бомбардировщиков Пе-2 и штурмовиков. Лидерами шли истребители Мачина. Они же обеспечили и надежное прикрытие. Самолеты появились над Чижовкой в сумерках и нанесли исключительно точный удар. Немецкий КП прекратил существование. Однако фашисты, видимо, все же успели передать команду на аэродромы. Прошло четырнадцать минут, и в воздухе появилось полтора десятка "мессершмиттов". Но было уже поздно: наступившие сумерки вынудили противника повернуть обратно…»
Накопив силы, штаб 40-й армии стал готовиться к наступлению на Чижовку. Сам поселок и высоты за месяц были превращены в мощнейший опорный пункт. Через него и военный городок из центра города проходила главная полоса немецкой обороны. Несколько рядов траншей с ходами сообщений, блиндажами и дзотами опоясали эти господствующие высоты. Огневые точки там были всюду: в подвалах и погребах, в фундаментах домов. Узловыми центрами обороны являлись школа, училище, церковь, завод, казармы и водонапорная башня.
На этих укрепленных позициях в первой линии стояли пехотные полки двух дивизий. За ними – части танковой дивизии и минометного полка. Резерв противника включал четыре дивизии и несколько батальонов.
Оценивая обстановку, генерал Попов размышлял о том, как незаметно для врага сосредоточить у реки Воронеж ударные силы и переправить на правый берег танки, орудия и машины. Переправа на плотах и лодках – займет много времени. Построить мост – он сразу же будет уничтожен. Хороший совет дали инженеры: соорудить переправу под водой. Это обеспечит и скрытность, и быструю переброску любых машин. На том и остановились. Ее построили за ночь из обломков железобетонных конструкций.
10 августа командарм прибыл на свой наблюдательный пункт, оборудованный в здании электростанции, а в ночь на 12-е на противоположный берег пошла техника.
Наступление 40-й армии, начавшееся 12 августа, для немцев оказалось неожиданным. Командарм бросил в бой две стрелковых дивизии и три бригады (стрелковую, истребительную, танковую). И все это при поддержке двух артиллерийских полков, одного минометного полка, нескольких дивизионов «катюш» и авиации.
Бои были упорными и кровопролитными. Противник непрерывно бросался в контратаки, поэтому отдельные здания и рубежи неоднократно переходили из рук в руки. Однако нажим оказался такой силы, что немцы вскоре начали оставлять свои позиции. Оперативные сводки штаба 40-й армии свидетельствуют:
«14.8.42. 125-й и 33-й сп к 17.00 вели бои на фронте: перекресток улиц Софьи Перовской и Карла Маркса, перекресток улиц Веры Фигнер и Средней».
«15.8.42. Части 100-й сд сражались за здание школы связи».
«16.8.42. 454-й полк овладел еще несколькими домами на юго-восточной окраине Чижовки».
«17.8.42. 6-я сд, удерживая отдельные дома, закрепляется в 400–500 метрах севернее дамбы. К 5.00 возобновила наступление в направлении улицы Б. Стрелецкая. Противник сильным огнем препятствует наступлению».
«18.8.42. 111-я отдельная стрелковая бригада вела бои с контратакующим противником в районе Чижовки. Враг отброшен в исходное положение».
К слову сказать, за первые дни наступления части 40-й армии генерала Попова совершили поистине чудо. Вопреки всему они сумели подняться на чижовские высоты и овладели важным стратегическим плацдармом в правобережной части Воронежа. А так как дальнейшее наступление стало невозможным, Маркиан Михайлович отдал приказ о переходе армии к обороне.
Что касается противника, то он не только лишился многих тактических преимуществ, но и оказался в весьма сложном положении. Его оборона была прорвана почти на всю глубину, а открытые фланги попали под удар наступающих советских войск.
Вспоминает Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский: «Во второй половине августа меня внезапно вызвали в Ставку. У Сталина я застал и Н. Ф. Ватутина. Рассматривался вопрос об освобождении Воронежа. Ватутин предлагал наступать всеми силами Воронежского фронта непосредственно на город. Мы должны были помочь ему, сковывая противника на западном берегу Дона активными действиями левофланговой 38-й армии. Я знал, что Ватутин уже не раз пытался взять Воронеж лобовой атакой. Но ничего не получалось. Противник прочно укрепился, а нашим войскам, наступавшим с востока, прежде чем штурмовать город, надо было форсировать реки Дон и Воронеж. Я предложил иной вариант решения задачи: основной удар нанести не с восточного, а с западного берега Дона, используя удачное положение 38-й армии, которая нависает над противником севернее Воронежа. Для этого надо только подтянуть сюда побольше сил, причем по возможности скрытно. При таком варианте удар по воронежской группировке наносился бы во фланг и выводил наши войска в тыл противнику, занимавшему город. Кроме того, этот удар неизбежно вынудил бы противника ослабить свои силы, наступавшие против Юго-Западного фронта. В той обстановке такой вариант, по моему глубокому убеждению, был наиболее правильным.
Но Ватутин упорно отстаивал свой план, а мои доводы, по-видимому, оказались недостаточно убедительными. Не подействовало и обещание, что, если будет принят мой вариант, Брянский фронт выделит в распоряжение соседа все войска, которые сможем собрать без ущерба для своей обороны. Сталин утвердил предложение Ватутина, обещав при этом усилить Воронежский фронт дополнительными соединениями из резерва Ставки, а также гвардейскими минометными полками, вооруженными реактивными установками М-31.
На этом визит у Сталина закончился. Выйдя в соседнюю комнату, мы с Ватутиным оговорили все вопросы, связанные с действиями 38-й армии, которая на время операции переподчинялась Воронежскому фронту, и разъехались каждый к себе».
В общем, командующий Воронежским фронтом упрямо настоял на своем, и началась подготовка к новой наступательной операции. Начальник штаба фронта генерал М. И. Казаков пишет: «К сентябрю мы подготовили еще одну операцию, которая, правда, и по целям, и по количеству привлекавшихся сил уже трудно рассматривать как частную». В ней были задействованы две армии (60-я и 40-я), а также некоторые соединения 38-й армии, временно переподчиненной Воронежскому фронту. «В основе общего замысла операции лежало окружение и уничтожение всей группировки противника в районе Воронежа, – подчеркивает Казаков. – Осуществить это предполагалось концентрическими ударами из района Подгорное на Семилуки (60-я армия) и из района Придача, в обход Воронежа с юга, тоже на Семилуки (40-я армия). Войска же 38-й армии наносили вспомогательный удар в направлении Нижняя Верейка, Ольховатка».
Новое наступление было назначено на 9 сентября 1942 г. Предстоящие десять дней ушли на подготовку. Генерал Казаков рассказывает о ней в мемуарах: «С командармами и командирами дивизий Н. Ф. Ватутин сам проиграл на карте и на рельефном плане всю динамику предстоящих действий. После этого командармы лично провели занятия с командирами полков. Детально отрабатывались вопросы взаимодействия родов войск. Перемещались поближе к переднему краю обороны пункты управления. Командарм 40 оборудовал для себя наблюдательный пункт в здании электростанции Придача. НП командарма 60 разместился на опушке леса восточнее Подгорное. Вспомогательный пункт управления фронта обосновался в лесу, в двух километрах восточнее Новой Усмани». Но пока не знающий отдыха Ватутин отдавал последние распоряжения, Ставка приказала: «Четыре стрелковые дивизии, полученные для участия в наступательной операции, в передовую линию не вводить, а готовить немедленно к отправке в район Царицына (Сталинграда)… Операцию, которую вы готовите, разрешается временно отложить…» Когда об этом доложили командующему фронтом, он стал настойчиво убеждать Москву, что вполне справится и без четырех соединений. Подготовка продолжилась, а начало операции перенесли на шесть дней. Казаков свидетельствует: «Он жил ею все это время и уже видел реальный успех».
Неудивительно, что главное значение в операции Ватутин придавал 40-й армии. Так, в период подготовки к ней была перегруппировка сил фронта, и армию Попова усилили одним танковым корпусом, одной стрелковой дивизией и одной стрелковой бригадой. Затем командующий фронтом, со всей тщательностью генштабиста, принялся выявлять недостатки. Они, безусловно, нашлись, и тогда не избежал выговора сам командарм. Причиной такого неудовольствия стало «крайне небрежное оформление столь важного документа», как план наступательной операции, в котором отсутствовали все необходимые приложения: план артиллерийского наступления, инженерного обеспечения, связи, материального обеспечения и т. д. Как известно, все это непосредственная работа штаба, но, так как Маркиан Михайлович утвердил план без приложений, вину возложили на него.
В 5.40 утра 15 сентября 1942 г. началась 55-минутная артиллерийская подготовка. А в это время войска 40-й армии переправлялись через р. Воронеж и по разным маршрутам выходили к переднему краю, готовясь к атаке. Примечательно, но еще при подготовке этого наступления Маркиан Михайлович снова решил воспользоваться подводными переправами. Для переброски войск на плацдармы теперь их было построено девять.
В 6.35 ударная группировка армии перешла в наступление. Так начался новый штурм Чижовки. И снова отчаянно сопротивляясь, противник контратаковал, вводил в бой резервы и отступал. Однако, несмотря на неимоверные усилия и героизм советских бойцов и командиров, продвижение армии было незначительным.
По свидетельству начальника штаба фронта, «командующий фронтом да и командарм 40 не хотели примириться с неудачей. В течение еще целой недели они настойчиво добивались дальнейшего продвижения войск. В Чижовку был переправлен 25-й танковый корпус под командованием генерал-майора П. П. Павлова. Переправа осуществлялась в сложных условиях – ночью, по каменной дамбе, покрытой слоем воды в 50–70 сантиметров. Этот своеобразный брод неподалеку от электростанции Придача оказался для нас настоящей находкой. Воздушная разведка противника не сумела обнаружить его, и появление в Чижовке наших танков было для гитлеровцев полной неожиданностью.
Вводом в бой танкового корпуса командующий фронтом рассчитывал сломить сопротивление противника на южной окраине города. Но, к нашему большому огорчению, расчеты эти не оправдались. С наблюдательного пункта командарма 40 мы видели, как горят танки, пытавшиеся наступать в боевых порядках пехоты. Наши танкисты, равно как и пехота, находились в явно невыгодном положении. Они наступали снизу вверх по открытому пространству. Противник же в полной мере использовал свое господствующее положение на местности и прочие каменные постройки. Прицельным кинжальным огнем он наносил атакующим большой урон.
С каждым днем все острее чувствовалось, что операция затухает. Но признаться в этом не хотелось».
Сентябрьское наступление 40-й армии завершилось 30-го числа, когда директивой Ставки Воронежскому фронту было приказано перейти к обороне. При этом чижовский плацдарм был значительно расширен и углублен. На левом фланге он сомкнулся с Шиловским плацдармом.
За 25 дней ожесточенных боев за Чижовку советские войска уничтожили около 10 тысяч солдат и офицеров противника (68 танков). 40-я армия в итоге наступательной операции с 15 сентября по 3 июля потеряла 17 тысяч бойцов и командиров (162 танка).
