Жиган и бывший мент Зверев Сергей
– Не надо! – сказал он спокойно. – Не надо пороть горячку. Бегите за мной, если не хотите нарваться на милицию. Она сейчас будет здесь.
И он показал рукой на бармена, который что-то быстро говорил по сотовому телефону, поглядывая на Константина.
– Он уже сообщил в дежурку, – продолжал мужчина. – Поэтому на улицу выходить не стоит. Я знаю тут выход во двор.
– Я тоже знаю, – сказал Константин и направился к двери в глубине зала.
Еще пацаном он знал выход из этой забегаловки, приходилось им пользоваться, когда пили тут портвейн с приятелями, а их разыскивали только что избитые ими парни с соседней улицы – с кусками арматуры и цепями в руках – собирались продолжить разборку. Тогда самое разумное было – сделать ноги.
Так же, наверное, как и сейчас.
Выйдя в знакомый двор, Константин тут же двинулся направо, где был проход на соседнюю улицу. Но мужчина вновь схватил его за руку.
– Куда вы? – спросил он с досадой.
– Там проходной двор, – ответил Константин.
– Там нет теперь прохода, поставили каменный забор, – сказал он. – Нам нужно в другую сторону. И давайте побыстрее.
Со стороны улицы, на которую выходила фасадом рюмочная, раздалась милицейская сирена. Встречаться с ментами у Константина не было ни малейшего желания. Он молча последовал за своим избавителем.
Только когда они перемахнули невысокий деревянный забор и через заставленный грузовыми автомобилями двор какого-то предприятия вышли на соседнюю улицу, мужчина остановился и сказал:
– Ну все, можно не спешить. Чтобы сюда попасть, им надо весь квартал объезжать. Можно спокойно уйти, пока они будут сюда добираться. А может быть, и не захотят. Ленивые стали. Сейчас ввалят хорошо Лысому с его дружком и успокоятся на этом.
– Такое знание ментовской психологии, – сказал Константин. – Впору удивиться.
– Не стоит удивляться, – возразил мужчина. – Удивляться, пожалуй, стоит мне. Ведь я давно уже узнал вас, Константин Петрович, несмотря на весь этот дешевый маскарад…
Константин сдержал машинальное движение руки за пистолетом и только весь напрягся.
– И не надо хвататься за пушку, – продолжал мужчина. – Она у вас, кстати, выпирает, когда вы слегка сутулитесь. Мне от вас ничего не нужно. И вообще, наша встреча совершенно случайна. Кстати, если вы не против, стоит убраться отсюда все же куда-нибудь подальше… Мне просто не хотелось, чтобы вы попались на провокацию этих подонков. Они же стукачи, я даже таксу знаю – сто граммов водки в день. Бармен в курсе, он им наливает. Сообщают все, что попадет в их поле зрения и что удастся вынюхать. Иногда пытаются выпотрошить клиента сами, особенно приезжих. Ваше счастье, что они, кажется, вас не узнали… Впрочем, прикид на вас сегодня оригинальный. И эта кепочка! Признаюсь, она-то и навела меня прежде всего на мысль, что вы хотите скрыть, кто вы. Сразу же видно, что вы надели ее впервые в жизни.
– Кто вы? – спросил Константин.
– Кто я? – усмехнулся мужчина. – Надеюсь, вы помните полковника Сапронова?
– Да уж… – усмехнулся Константин. – Помню, как не помнить!
– Он, кстати, умер, может быть, вы не знаете об этом, – сказал мужчина. – Повесился в камере, когда его начали трясти за все эти дела, которые он тут организовал. Это-то, надеюсь, вам хорошо известно. Насколько я помню, с вашей подачи его и арестовали…
– Откуда вам все это известно? – насторожился Константин.
– Да не волнуйтесь особенно-то, – спокойно ответил мужчина. – Все это – дело прошлое. Дело Сапронова благополучно замяли и отправили в архив. Просто меня назначили на его место.
– Вас? – удивился Константин. – Вы – начальник Запрудненского УВД?
– Бывший начальник, – уточнил мужчина. – Поэтому мне и стали известны некоторые подробности деятельности моего предшественника, а также некоторые факты вашей биографии. Но я уже несколько месяцев не работаю в этой должности. Кому-то показалось, что я слишком тщательно занимаюсь разработкой старых связей полковника Сапронова. После первого же доклада по его делу меня вызвали в Москву и объяснили, что я сильно устал работать без отпуска вот уже который год, отправили в отпуск, а пока я отдыхал, подготовили все необходимые документы. И теперь, позвольте представиться, майор милиции в отставке Александр Владимирович Макеев.
Константин молчал, не зная, что и сказать. Он ясно видел, что майору ничего от него не надо, что встретились они и в самом деле случайно. И понял, что этот человек сможет рассказать ему подробно обо всем, что сейчас творится в Запрудном. С его помощью он разберется в странной ситуации, которая сложилась вокруг казино «Золотой дукат». Что это еще за наследничек такой у него объявился?
– Интересно все же, – сказал Константин, – почему вы меня не спрашиваете, зачем я тут вообще появился? Вас же это интересует?
– А вы скорее всего не сможете ответить на этот вопрос, – спокойно ответил Макеев. – Мне иногда бывают очень понятны поступки людей, хотя они нередко и сами себя не понимают.
Он немного помолчал и зло добавил:
– И мне слишком часто совершенно непонятны действия моего бывшего начальства. Впрочем, не стоит об этом. Это мое, личное, вам это не интересно. Не буду вам навязывать свое общество. Мне кажется, что вы устаете от общения с людьми.
– Бывает, что очень сильно устаю, – согласился Константин. – Но не сейчас. Сейчас мне все же кое-что очень интересно…
– Знаете, Константин Петрович, – ответил Макеев. – Если вам действительно интересно, что сейчас творится в Запрудном, разговор на улице у нас не получится. К себе я вас пригласить не могу, я живу, знаете ли, с соседями, вернее, комнату у них снимаю. Боюсь, они тоже могут вас узнать. Если вас это мало волнует, то должен вас предупредить, что вы совершаете ошибку. Запрудный сейчас опасный для вас город, поверьте мне на слово.
– Вы меня сильно-то не пугайте, – усмехнулся Константин. – Особой ценности в своей жизни я не вижу. Хотя и помирать пока не собрался. Словом, спасибо за предупреждение. В таком случае, поехали ко мне, в Москву, – предложил он. – Я вижу, вы в этом городе – гость, не правда ли? А живете скорее всего в Москве?
– Да, – ответил Макеев. – В Запрудном меня держит что-то самому мне непонятное. Я словно пытаюсь найти ответ на вопрос, который даже сформулировать не могу.
– Тогда поехали, – решительно сказал Константин. – У меня тоже вопросов хватает. Таких же, на которые нет ответа.
Глава 6
…Часа через два Константин с бывшим майором милиции сидел в квартире на южной окраине Москвы и пил с ним виски «Канадиен клаб» с содовой.
Макеев казался ему каким-то странным человеком. Ведь мент же! Из той же самой породы, что и полковник Сапронов. Но он говорил и рассуждал совсем как Константин, и Панфилову не составило труда найти с ним общий язык. Через десять минут они были уже на «ты», и Константину казалось, что он встретил давнего хорошего приятеля, которого знал всю жизнь.
О казино бывший майор Макеев заговорил сам, предполагал, наверное, что Константина именно этот вопрос больше всего интересует.
– Директора, которого ты поставил, убрали фокинские бандиты, – рассказывал он.
– Я тогда – самый первый бандит, – усмехнулся Константин. – Последнее время запрудненская братва подо мной была.
– Ну хорошо, пусть братва, а не бандиты, – согласился Макеев. – Как ни назови, а все равно организованная преступная группировка. Дело не в этом. Это все слова. Короче, убили твоего директора прямо дома. Выследили и зарезали в подъезде. Он с охранником последнее время ездил, охранника тоже зарезали, не успел выстрелить ни разу. Злые они были на тебя, хорошо ты их достал, докладывали мне, вот на директоре твоем и отыгрались.
– Я-то думал, надолго прижал гадов! – сказал Константин. – Быстро они головы подняли. И опять из-за меня кого-то убили.
– Почему из-за тебя? – удивился Макеев. – Из-за денег, конечно, а не из-за тебя.
– Ну, не из-за меня, так из-за моих денег, – упрямо повторил Константин.
Макеев только пожал плечами.
– Надолго их прижать невозможно, – убежденно сказал Макеев. – Я этот вопрос специально изучал. У меня диссертация по ОПГ лежит незащищенная.
– Диссертация! – удивился Константин. – Я-то думал, что ты мент, а ты ученый, оказывается. Надо же, кандидат ментовских наук.
– Слушай, давай договоримся, – предложил Макеев. – Я буду называть членов организованных преступных группировок «братвой», а не «бандитами», а ты будешь называть работников правоохранительных служб «милиционерами», а не «ментами», «мусорами» или «легавыми».
– Да вас как только ни называй, вы от этого не меняетесь, – пробормотал Константин. – Ладно, не пыхти, договорились!
– И науки мои не ментовские, а юридические, – не мог успокоиться Макеев. – Захотел практикой свои теории проверить. Сам сюда напросился. Только мои теории начальству не понравились.
– А что у тебя там за крамола такая была? – спросил Константин.
– Ничего особенного, – все еще обиженно проворчал Макеев. – Долго рассказывать… Да вот, хотя бы всего один пример. Я там привел статистические данные по организованной преступности в Москве и Московской области и сравнил их с результатами наших внутренних расследований фактов коррупции в органах милиции. Зависимость оказалась прямо пропорциональная. Конечно, это никому у нас не понравилось и меня с радостью отпустили в Запрудный. Знали, сволочи, что здесь меня гораздо легче из органов выкинуть. Дорого мне этот эксперимент обошелся.
– А ты не расстраивайся – не велика потеря, – усмехнулся Константин. – Подумаешь, горе, из ментов выгнали. Радоваться надо.
Макеев недоуменно посмотрел на Панфилова, потер мгновенно покрывшийся капельками пота лоб ладонью, но готовую сорваться с языка фразу проглотил.
– Ладно, – сказал он, уже полностью беря себя в руки. – Замнем для ясности… Так вот. Меня к тому времени отсюда уже сняли, вернее, я в отпуске был. А на моем месте уже новый начальник командовал, я даже и не знал еще, что меня уволить из рядов решили. Этот новый, майор Кондрашов, сразу сообразил, что можно хорошо руки погреть на твоей брошенной собственности. Если с умом подойти. Формально она тебе принадлежит, но тебя нет, и никаких вестей о себе ты не подаешь. Он решил какого-нибудь родственника твоего найти, и на него твою собственность оформить, ну, вроде как управляет он ею в твоих интересах.
– Родственника? – переспросил удивленный Константин. – Нет у меня никаких родственников. Не могли они никого найти.
– Вот и они с такой проблемой столкнулись, – подтвердил Макеев. – Но выпутались. Разыскали какого-то парнишку, молоко на губах не обсохло. И объявили его твоим сыном, мол, родила от тебя какая-то баба.
– Сыном? – опять переспросил Константин. Он был явно растерян.
Макеев внимательно на него посмотрел.
– Ну, тебе виднее, кем он тебе доводится, – сказал он. – Только мальчишечке идея понравилась. Он какие-то документы разыскал, вроде бы письма твои к его матери. Долго с юристами шушукался, короче, оформили его опекуном твоего имущества. Он и казино теперь опекает. А его опекает майор Кондрашов. Доходят до меня слухи, что девяносто процентов выручки не Андрею этому попадает, а в карман майора Кондрашова.
– Как ты его назвал? – спросил Константин. – Андрей? А мать его как зовут?
– Померла его мать недавно, – вздохнул Макеев. – Убил ее какой-то маньяк вместе с подружкой. Татьяной ее вроде бы звали…
– Значит, Андрей… – повторил Константин. – Вот оно, значит, как. Мать не захотела… А этот, видишь, в наследники мои решил… И что же он, этот Андрей-то, как он, вообще?..
Константин и сам, наверное, не мог бы объяснить, о чем он конкретно спрашивает, но Макееву и не нужно было объяснять. Он умел отвечать на вопросы, которые трудно сформулировать.
– Завидует он тебе, – усмехнулся он. – Наследником Жигана себя считает. Братву в Запрудном прикармливать начал. Ну, те делают вид, что признают его. Но это все театр. Там сопливый еще мальчишечка. У них там Егерь сейчас верха качает. Он деньги у этого сопляка берет, а за спиной у него смеется. Банк твой он закрыл – не понимает в этом ни уха ни рыла. Еще я слышал, свою команду какую-то набирает. Зачем, не знает никто. Такие же, как он, дохляки, тренируются целыми днями, железо нянчат. Живет он, кстати, в твоем же доме, где ты раньше жил. И на твоей машине, конечно, ездит.
Макеев замолчал, сделал небольшую паузу и спросил неожиданно:
– Так это сын твой, что ли?
Константин покачал головой.
– Нет, – сказал он медленно. – Не сын. Но мать его я любил.
Макеев пожал плечами.
– Ну, это дело, конечно, твое, – сказал он. – Но я так понимаю, раз уж ты в Запрудном появился, то хочешь, наверное, назад вернуть все, что у тебя раньше было? Так, что ли?
Константин молчал. Воспоминание о погибшей по его вине Татьяне больно сдавило грудь. Он почти не слышал, что говорит Макеев.
А тот, потягивая виски, развивал только что высказанную им мысль.
– В принципе, конечно, это сделать можно. Но надо действовать очень осторожно и с умом. Прежде всего нужно вернуться с шумом, чтобы весь город знал, что Константин Панфилов вернулся. Иначе рискуешь опять пропасть без вести. И на этот раз уже навсегда. Майор Кондрашов такие дела умеет организовывать.
Макеев помрачнел и несколько секунд молчал, глядя в сторону.
– Потом с пацаном этим переговорить, – продолжал Макеев, справившись с какими-то своими мыслями. – Может, отступного ему пообещать, чтобы не упорствовал. Вот здесь шума, наоборот, никакого не нужно. А с пацаном договоришься, тогда уже все, никакой майор ничего сделать не сможет. Пацан про его дела все знает, тут только хорошая охрана нужна. Потому что, сам понимаешь, охота на тебя начнется. Но ты с братвой своей, я думаю, договоришься, они тебя должны помнить.
Константин неожиданно положил ему руку на плечо и сказал:
– Заткнись, философ! Не хочу я никакой охоты, никакой войны, никакой драки! И деньги эти мне не нужны, у меня и без того денег хватит. Я один живу, мне много не надо. Если только угостить тебя вот иногда, но на это много денег не нужно.
– Подожди, подожди, – сказал Макеев, тоже слегка захмелевший. – Ты что же, не хочешь вернуть себе казино и грести деньгу лопатой? Я что-то тебя не понимаю… Ну, деньги тебе не нужны, это ладно. Мне вот они тоже не нужны. Но зачем же ты тогда в Запрудный приехал?
– Так сразу и не скажешь, – пробормотал Константин. – Для этого голова нужна трезвая. Налей-ка мне еще на два пальца и не разбавляй ничем. Мне нужно голову немного прочистить.
– Любопытный у тебя способ чистки мозгов, – сказал Макеев, наливая в стакан Константина виски. – Надо и мне попробовать.
Константин выпил, наклонился к Макееву и сказал очень ясным, совсем трезвым голосом:
– Я должен жить один. Понимаешь? Там, где я, там драка и смерть. И все это из-за денег. Все из-за моих денег…
Но тут же он задумался и добавил:
– Впрочем, деньги тут ни при чем. Все из-за меня самого. Это… Это судьба. Знаешь такое слово? Это моя проклятая судьба. Я могу жить только один. Чтобы никто из-за меня не умирал.
Макеев тоже выпил, болезненно сморщился и покрутил головой.
– Нет, – сказал он. – Не помогает. Не понимаю я, при чем здесь ты? Люди умирают потому, что они не могут жить вечно. Они в любом случае умрут, независимо от того, встретишься ты на их пути или нет. Потому, что они сами делают выбор, ввязываться в драку или нет. Скажи мне, если уж ты так считаешь, почему тебя самого до сих пор не убили? Раз уж смерть рядом с тобой ходит?
– А вот этого я не знаю, – развел руками Константин. – Наверное, проклятье какое-то на мне есть. Чтобы я оставался все время живым и смотрел, как умирают другие. Из-за меня.
– Проклятье! – засмеялся Макеев. – Характер твой – вот твое проклятье. А живой до сих пор, потому что жить хочешь. Любить хочешь, детей своих растить… Ты мне скажи по-честному, ты кого-нибудь любил? Не так, чтобы ни то ни се, а по-настоящему, так, чтобы бросить все из-за бабы мог, все дела свои, все деньги, всех врагов простить, если она попросит об этом? Вот так ты любил когда-нибудь?
Константин хотел ответить «да», но не мог. Разве не думал он сам о том, что никогда бы не бросил свои дела ради женщины? Разве не ставил он своих врагов выше близких ему людей? Разве не считал он месть за обиды и оскорбления самым главным своим делом? Так оно и было. И прав этот бывший мент, когда говорит, что не было у Константина настоящей любви, не знает он, что это такое.
Константин так ничего и не ответил. Макеев плеснул себе еще полстакана виски, проглотил, не поморщившись, и добавил:
– Не было у тебя любви, Жиган. Тебя, наверное, любили, раз на смерть из-за тебя шли. А ты не любил, конечно, никого. Слишком цельная натура, слишком любишь независимость. Поэтому и за дела свои прятался, чтобы в зависимость не попасть от того, кого мог полюбить. Ведь мог же полюбить, а? Вспомни?
Константин зло посмотрел Макееву в глаза.
– Молчи, сволочь! – сказал он тихо. – И без тебя тошно. Не знаю я, было в моей жизни это или не было. И знать не хочу. Знаю только одно, сейчас я никому не нужен. Никто мной не интересуется, никто меня не ищет. И слава богу, что не интересуется! И это самое лучшее, что может быть в моей жизни…
– Ты меня не сволочи, – упрямо стоял на своем Макеев. – Кто ты мне? Друг, сват, брат, чтобы мне тебе сопли вытирать и по головке гладить? Каждый сам за свою жизнь отвечает. Не нравится тебе, как ты живешь, сам в этом виноват, в жизни такой. Не судьба и не проклятье, а ты сам свою жизнь делаешь…
Он толкнул Константина, уставившегося в стол, рукой в плечо.
– Ты себя не жалей, вот что я тебе скажу, – сказал Макеев. – Когда жалеешь себя, злой становишься, начинаешь других обвинять, искать, кто виноват в твоих бедах. Перестаешь о других думать, только о себе… Ты, видно, мало любви от матери видел в детстве. Потому и жалеешь себя. Брось, Костя! От души тебе советую, брось! Это тупик. Выхода нет из этого чувства. Из чувства жалости к себе. Тебе ж и одиночество-то нравится только потому, что можно в жалость свою погружаться с головой и мучиться сладкой болью, которая ранит сердце, но тешит самолюбие. Это юношеская болезнь, Костя. Эх, рано ты, наверное, мужиком стал, рано себя сильным и взрослым почувствовал. Не успел пережить всю эту мутотень в юности… Это пройдет. Только не забывай, что человек среди людей живет, а не один, как волк в логове. Оклемаешься. И разговаривать тебе надо почаще. Не носить в себе весь этот чувственный хлам, на других его выплескивай, их от этого не убудет, а тебе все легче.
Он встал, поднял бутылку, внимательно посмотрел на нее и поставил обратно на стол.
– Пустая, – сказал он с сожалением. – Значит, пора! Ты смотри тут, не раскисай! Я зайду утром, лечиться будем, я по утрам болею, как последняя сволочь… Не умею совсем пить, а пью.
Он что-то еще бормотал в коридоре, но Константин его не слушал. Что ему наговорил этот странный человек? Жалость к себе?
Да нет! Он ошибается! Наоборот, Константин обвинял себя во всех смертях, которые произошли на его глазах. Какая уж тут, к чертям собачьим, жалость? Нет у него к себе никакой жалости! Тут ненавидеть себя впору.
Грохнула дверь, и Константин понял, что гость ушел. А он все продолжал сидеть и разглядывать свои руки, лежащие на столе. Руки, которым не было дела в этой жизни. Они никогда не будут больше ласкать женщину, не пожмут руку другу, не похлопают по плечу брата…
Никакая это не жалость, это самое настоящее проклятье. Какая-то сила управляет его жизнью и не дает ему распрямиться, нагружает виной за все новые и новые смерти. Скоро этот груз вины его просто раздавит, размажет, как ботинок дождевого червя.
И вдруг Константин понял, ему действительно очень себя жалко! Разве виноват он, что его жизнь сложилась так, как она сложилась?
Почему ему все это досталось? Чем он хуже других? Почему одни живут спокойно и любят тех, кто с ними рядом, почему он никого не любит?
Константин понял, что ему вовсе не хорошо от того, что никому он не нужен, что никто им не интересуется. Будь она проклята, такая жизнь, жизнь одиночки, который может только грызть себя за свои ошибки, которому не с кем разделить свою радость.
На его руку упала капля, сорвавшаяся со щеки. Сердце защемило, и к горлу подкатился какой-то дрожащий комок, который нельзя было проглотить, затолкать обратно. Константин сидел неподвижно за столом, а капли со щеки продолжали капать на его руки.
Он плакал. Плакал над своей жизнью.
Глава 7
Константин Панфилов очень даже ошибался, когда думал, что никто в Москве им не интересуется, никто его не ищет. С ним стремились встретиться сразу два человека, одного из которых он мог бы вспомнить, если бы очень захотел, а вот второго, женщину, никогда не видел, хотя слышал о ней по меньшей мере дважды.
Ровно неделю назад в Москве появился вернувшийся из Италии сын Воловика, Владислав Генрихович. Его появление всколыхнуло погасший уже интерес к исчезновению самого Генриха Львовича.
Объяснялось это двумя обстоятельствами. Владислав на вопросы журналистов еще в аэропорту заявил, что отец в Италии не появлялся, с ним не встречался и ничего в Венецию о себе не сообщал, ни ему, ни своей жене. Владислав приехал в Москву, чтобы выяснить наконец судьбу своего исчезнувшего родителя.
Кроме того, в газетах появились рассуждения о сложностях, с которыми столкнется Воловик-младший, если захочет вступить в права наследства всем, что осталось после Воловика-старшего.
На этот раз журналисты попали в десятку. Многомиллионное наследство оказалось подвешенным в воздухе. «В случае моей смерти…» – говорилось в завещании Генриха Львовича. И далее – все движимое и недвижимое имущество, все средства, хранящиеся на счетах фирм Воловика-старшего переходили к Воловику-младшему.
Исключение было сделано лишь для недавно купленного на средства Генриха Львовича средневекового дворца в Венеции, оформленного на имя его молодой жены, Лилии Николаевны Симоновой.
Но факт смерти установить было невозможно. Никто не мог с уверенностью сказать, умер ли Генрих Львович, или просто скрылся в неизвестном направлении и теперь наблюдает из укромного уголка за суетой, поднявшейся в связи с его исчезновением. Мало ли какие причуды могут порой возникать у этих миллионеров!
Его душеприказчик не мог рисковать своим именем и репутацией фирмы и самовольно принимать решение о вступлении завещания в силу. Владислав Генрихович попал в идиотскую ситуацию. Он становился одним из самых богатых людей России, но именно становился и все никак не мог стать им. Он находился в ожидании наследства и очень опасался, что ожидание затянется до бесконечности.
Конечно, он вступил в оперативное управление имуществом отца, благо такой случай был предусмотрен юристами, составлявшими для Генриха Львовича учредительные документы. Он лично настаивал на этом пункте, предполагая со временем приобщить сына к серьезному бизнесу и время от времени бросать его, как говорится, в воду, оставляя на него все свои дела. И наблюдать, как он будет барахтаться, пока не научится плавать так же хорошо, так и его отец. А он научится, иначе на кого же все оставить?
Но в тех же документах был оговорен и размер вознаграждения, которое сын будет получать за такую деятельность. Конечно, среднему российскому обывателю сумма, указанная в документе, показалась бы огромной, но все в этом мире относительно, и по сравнению с тем, что мог бы иметь Владислав Воловик, если бы вступил в полное наследование отцовскими компаниями, банками и предприятиями, эта сумма была мизерной.
Владислав Воловик матерился, бился головой о стену, когда был один, орал на своих, вернее, отцовских юристов, когда появлялся в офисе отца, но все было без толку. На голове оставались шишки от ударов о стену, юристы разводили руками, они добросовестно выполнили задание, данное им Генрихом Львовичем, и не оставили никаких лазеек, позволяющих изменить ситуацию. Да и не торопились они слишком усердствовать. Чем черт не шутит, вдруг вернется Воловик-старший.
Кто тогда будут отвечать перед ним? Вот то-то и оно! Такие дела спешки не терпят. В конце концов, это не их проблема. Не терпится Владиславу Генриховичу стать полновластным хозяином отцовской «империи» – пусть он и ломает голову, как выпутаться из дурацкого положения. Пусть ищет своего папашу или доказывает факт его смерти. Юристы не сыщики, в конце концов.
Владислав этим, собственно, и занимался. Он сразу сообразил, что на юристов надежды нет. Не только отцовских. К кому бы он ни обращался, к самым лучшим, к звездам первой величины, те только разводили руками.
Приходили, правда, к нему какие-то неизвестные личности, называли себя адвокатами и предлагали решить его проблему, просили в виде гонорара заключить с ними договор на управление его активами. От их услуг он отказывался. Несмотря на свою молодость, он не верил в гениальных и безвестных, он все же носил фамилию Воловик, и хоть дурачился и куражился порой в силу своего возраста, но человеком был осторожным и прижимистым. В папу.
Поэтому он сразу же занялся поисками отца. Или хотя бы каких-то его следов. Но единственное, что удалось ему узнать, что Генрих Львович, выступив на совете директоров «Демократического банка» с концептуальной речью, определяющей стратегию банка на следующие пять лет, отсидел положенное приличием время на банкете по случаю шестидесятипятилетия управляющего этим самым банком, а затем отправился к своей любовнице в квартиру на Сивцевом Вражке. Двух охранников он предварительно отправил в ресторан «Золотой олень», на другой конец Москвы, с подробной инструкцией насчет заказа.
Охранники прибыли в ресторан, приказали метрдотелю сервировать обычный столик Генриха Львовича. После этого расположились у входа в ресторан ждать самого шефа или его указаний по телефону. Минут через двадцать позвонил Генрих Львович и приказал забрать все, что он заказывал, и привезти на Сивцев Вражек, в квартиру Ольги Юрьевны Ландсберг.
Такие случаи бывали и раньше, и охранники такому заданию ничуть не удивились. Захватив упакованные в картонные коробки вина и в специальные термосы горячие блюда, они отправились через всю Москву по указанному шефом адресу, но, когда прибыли на место, Генриха Львовича там не нашли, а обнаружили только растерянного третьего охранника, который сопровождал господина Воловика непосредственно из банка в квартиру любовницы.
Он рассказал, что проводил Генриха Львовича к двери квартиры, в которой ему приходилось бывать и прежде. В квартиру охранник не заходил, так как Воловик приказал ему мотор в машине не глушить, потому что собирался, как он объяснил, ехать вместе с Ольгой Юрьевной в ресторан «Золотой олень».
Охранник только убедился, что в квартире никаких неожиданностей нет, услышал, как Воловик разговаривает с Ольгой Юрьевной, которая в этот момент принимала душ, и тотчас спустился к машине, проследив, чтобы дверь в квартиру была заперта.
Он ждал сообщения о том, что Генрих Львович со своей дамой готовы к поездке и ему необходимо вновь подняться наверх, чтобы проводить их к машине. Но от Генриха Львовича поступило совсем другое указание, он сказал, что в ресторан они не едут, остаются дома, а ему нужно срочно купить и доставить в квартиру две бутылки шампанского, он уже знал, что речь идет об «Асти Мондора», на Сивцевом Вражке Воловик пил только эту марку, к шампанскому – фрукты, конфеты, словом, по обычной программе. Напомнив шефу, что двое других охранников отсутствуют, и выслушав совет не совать нос не в свое дело, он на машине отправился в ближайший супермаркет, купил там все, что потребовал Генрих Львович, и тут же вернулся обратно.
Когда он поднялся на третий этаж, на его звонок дверь никто не открыл. Попытка связаться с Генрихом Львовичем по телефону тоже успеха не принесла. Воловик не отвечал. Отсутствовал охранник минут пятнадцать, не больше, и не мог никак сообразить, куда мог испариться за это время Генрих Львович.
Наконец он решился выбить дверь в квартиру, но это оказалось делом непростым. Побившись плечом в железную дверь и устроив настоящий переполох среди соседей, которые тут же вызвали милицию, охранник прекратил свои безрезультатные попытки и уселся на ступенях лестницы в полной растерянности. В таком виде его и застали двое других охранников, доставивших коробки с вином и металлические термосы – заказ из «Золотого оленя».
Читать бесплатно другие книги:
