Чумовая дамочка Полякова Татьяна

– Он же на юг с молодой женой подался…

– Сегодня вернулись.

– Ага… Ну, ты все видела, все знаешь, выходит, рассказывать нечего…

– А ты, значит, пьешь?

– Пью. Как вернулась, так и пью. И ни малейшего желания покончить с этим пороком. Глядишь, допьюсь до белой горячки, и все само собой кончится.

– Что все? – вздохнула я.

– Все. Жизнь моя никчемная… надоела она мне хуже горькой редьки. – Зойка ухватила бутылку, но, заметив, что она пуста, поморщилась. – Черт, выпить есть?

– Есть, – кивнула я, извлекая из рюкзака поллитровку. – Закусить найдется?

– Не знаю. Пошарь в столе за занавеской.

Шарить там было совершенно нечего, банка с солью и два куска хлеба, черствого, точно подметка.

– Придется без закуски, – сообщила я, разлила водку в две чашки, подняла свою и сказала: – Ну что, со свиданьицем, подруга.

Зойка к своей чашке не притронулась, сидела, тяжело задумавшись.

– Осуждаешь? – подняла она взгляд на меня. – Вижу, что осуждаешь. И правильно. Дура я. Была бы умной, плюнула этой падле в морду и стала бы жить лучше прежнего, глядишь, жизнь бы и устроилась. А я не могу. Девчонку их видела? Пятый годок. Я подсчитала, сколько ж он один прожить сумел, месяца не вышло. Слышишь, Лийка, месяца не продержался. – Она махнула рукой, сметая на пол чашки с бутылкой. – Вот дура, – сказала с обидой. – Водку разлила… И черт с ней. Под кроватью – самогонки трехлитровая банка, достань.

– Достану. Значит, Петр твой не долго страдал и вскорости обзавелся подругой.

– Ага. А какие письма писал… Хочешь покажу?

– А то я их не видела…

– Точно. Я тебе их читала. Тем более. Ведь до последнего врал. Приехала, а в квартире… – Зойка рукой махнула и нервно хихикнула.

В дверь постучали, и в комнату заглянула та самая суровая тетка с первого этажа.

– Как тут у вас? – спросила она настороженно.

– Нормально, – заверила я, идя ей навстречу.

– О, Катерина, давай за стол! – заорала Зойка.

Я вместе с Катериной вышла в коридор и попросила, протягивая деньги:

– Нельзя кого-нибудь в магазин послать? Она несколько дней ничего не ела, оттого крыша и съезжает. Оставлять ее одну мне не хочется…

– Я сама схожу, мигом. Магазин у нас во дворе, – заверила Катерина и вскоре вернулась с целым пакетом снеди. Мы соорудили чем перекусить, Зойка тоже приняла в этом участие, и через полчаса втроем сели за стол. Катерина выпила самую малость, сославшись на работу, и через час удалилась. А мы с Зойкой продолжили бдение за бутылкой, которое закончилось во втором часу ночи. Именно к этому времени подружка, почувствовав настоятельную потребность вздремнуть, перебралась на кровать, а я, перемыв посуду и распахнув окно настежь, устроилась по соседству и разглядывала потолок до самого рассвета.

Разбудил меня осторожный шорох, я приоткрыла глаза и увидела Зойку. Та сидела возле окна, курила и разглядывала меня.

– Привет, подруга, – сказала весело.

– Привет, – зевая, ответила я. – За бутылкой кинемся или завяжем?

Зойка хмыкнула, посмотрела в окно, где вовсю жарило солнце, и покачала головой:

– Паскудный у тебя характер, Виталия Константиновна.

– Мне говорили…

– Дрыхнуть будешь или экскурсию по городу тебе устроить?

– Давай экскурсию, – пожала я плечами.

Через час, позавтракав и приняв душ (холодный, горячая вода отсутствовала), мы отправились на прогулку, а вернулись ближе к вечеру.

– За бутылкой? – невинно спросила я.

Зойка посмотрела свирепо:

– Тошнит меня от пьянства. Думаешь, я и в самом деле с катушек съехала?

– Кто тебя знает.

– Кто тебя знает… – передразнила Зойка. – Ну, подурила малость… уж больно мне обидно стало, что эта… Ладно, хрен с ними, пусть живут да радуются. Я тоже проживу.

– Ты как в этой общаге очутилась?

– Что ж мне, с ихним семейством жить? А комендантша здесь – подруга моя, вот пустила.

– Ага. Денег у тебя, конечно, нет?

– Откуда ж им взяться? – удивилась Зойка.

– А пьешь на что?

– Самогон поставили, молочный бак… или два… Не помню. Дешево и зло.

– Бак кончился?

– Само собой. Это браги бак, а самогонки из нее значительно меньше выходит.

– Еще поставите?

– Виталия Константиновна, уймись ради Христа, я все поняла и прочувствовала. И уже начала новую жизнь. Все? В завязках я, вот те крест. – Зойка перекрестилась и тяжко вздохнула: – Не поверишь, сегодня под утро проснулась, а на душе так тошно, думаю, сейчас пойду и удавлюсь. Слава богу, ты на соседней койке дрыхла. Посмотрела на тебя, подумала и решила, что помирать мне ни к чему. В общем, кризис миновал и со мной полный порядок.

– Здорово, – кивнула я, подошла к окну и стала разглядывать двор-колодец с тремя чахлыми березами. – Поехали со мной, – попросила я тихо.

– Куда? – вроде бы удивилась Зойка.

– Ко мне. Чего тебя здесь держит? Квартиры и той лишилась. Работы нет…

– Значит, спасать явилась? Согласна, раскисла я малость… вид имею паршивый, и все такое… но ты зря решила, что я под гору… Все нормально, пить завязала, начала новую жизнь. Со мной полный порядок.

– А со мной нет, – ответила я.

Зойка долго молчала, потом подошла и встала рядом.

– Что так? – спросила тихо.

– Не знаю… внутри точно все рушится. Вот смотрю в окно, и очень хочется головой вниз.

– Ни к чему, – хохотнула Зойка и погладила меня по плечу. – Если мы там не загнулись, то здесь попросту грех.

– Вот и я говорю, – отвернувшись от окна, хмыкнула я. Зойка начала бродить по комнате, заглянула под кровать. – Ты чего ищешь?

– Сумку. Черт знает, куда ее сунула. Вещичек у меня немного, но и их во что-то положить надо.

Сумку мы нашли и вещички собрали, но на автобус опоздали и до моего родного города добирались на такси. Дороговато, зато в двенадцать часов ночи мы уже входили в квартиру, где пьяный Палыч играл на гармошке, бог знает откуда у него появившейся. На полу спал безногий инвалид и так храпел, что стены ходили ходуном.

– О, Виталик вернулась! – заорал Палыч, пытаясь подняться.

– Сиди, дед, – буркнула я. – Еще лоб расшибешь. Это Зоя Федоровна, подруга моя. Завтра познакомишься, а сейчас кончай представление – и спать.

– Как скажешь, Виталик, так и будет…

– Это Палыч? – усмехнулась Зойка, входя в мою комнату.

– Точно. О втором не спрашивай, ранее не встречались. Палыч мужик нормальный, распустился малость, но мы его приструним, ремонт в квартире сделаем и даже мебель купим. Денег на первое время добыть нетрудно. Дед наследство оставил.

Зойка оглядела комнату и сказала:

– Наследство – это хорошо. – И добавила насмешливо: – Да, нагрели тебя любящие родственники не хуже, чем меня.

– Брось, у Нинки семья, внучка… А нам с тобой и этих хором за глаза хватит.

– Это точно, – согласилась Зойка, устраиваясь прямо на полу.

Встав в десять утра, инвалида мы в квартире не обнаружили. Палыч тоже отсутствовал, притрусил часов в одиннадцать, когда мы пили кофе и строили планы на сегодняшний день.

– Эх, девицы-красавицы! – заорал он с порога и добавил тише: – Может, со свиданьицем, слышь, Виталик? Как-никак подруга приехала…

– Мы, дед, в завязках. Хочешь, один отметь. Денег дам. А завтра с утра предстоит тебе трудовой подвиг. Надо в нашей халупе ремонт сделать. Сам понимаешь, без мужика нам такое дело не осилить.

– Все сделаем, Виталик, какой разговор. Сегодня пью, завтра работаю. У меня два дружка есть в соседнем доме, на стройке вкалывают, сейчас у них простой, так они нашу хибару за пару литров во дворец превратят…

– Вот и отлично. Мы уйдем ненадолго, а ты обед приготовь. Гостья у нас, так что побалуй ее своим знаменитым борщом.

– Сделаем, – кивнул Палыч и неожиданно перешел на радостный визг: – Ох, до чего ж я рад, что ты вернулась!

– А я как рада, – хмыкнула я.

Мы с Зойкой отправились в ресторан, предупредив о своем визите по телефону, по пути заглянули в магазин и парикмахерскую. Зойка с новой стрижкой, в дорогом платье и туфлях на высоченном каблуке выглядела внушительно, главбух чувствовался за версту, зато озорной взгляд и готовность по малейшему поводу расхохотаться выдавали в ней просто хорошего человека, сочетание очень удачное, с моей точки зрения, чтобы устроиться на работу. Конечно, я могла бы позвонить Славке и попросить за подругу, но делать этого без особой на то нужды не хотела.

Заведовал рестораном парень лет тридцати, толстый, вечно небритый, с такими несчастными глазами, что, раз взглянув на него, хотелось плакать. Впечатление было обманчивым, рестораном Владимир Юрьевич, как выяснилось, управлял весьма успешно и был мужиком с характером. Дядька с усами, оказавшийся швейцаром, на наш вопрос, где можно найти Владимира Юрьевича, ответил:

– Где-то на территории.

Мы пошли искать его и в первом же коридоре столкнулись нос к носу.

– Здравствуйте, – запела я, на всякий случай широко улыбаясь.

– Ты Лия, да? – перебил он меня, оглядывая с ног до головы. – Влад предупреждал. А это кто?

– Моя подруга, Зоя. Работа нужна. Я подумала, может…

– Значит, так. Два дня работаете, два гуляете. Запьете, выгоню, и Влад не поможет. С клиентами вежливо, контингент у нас… в общем, лучше не заедаться, а нарветесь – проблемы ваши. Платим по тысяче, плюс чаевые, набегает прилично. Делать из ресторана публичный дом не позволю, без того бардак, так что шашни заводить только в нерабочее время. Если мозги есть, от клиентов наших держитесь подальше. А нет – так бог вам судья. На работу можете выходить в понедельник. Со всеми вопросами, которые по ходу возникнут, прямо ко мне. А сейчас всего доброго, у меня работы по горло.

– До понедельника в квартире ремонт сделаем, – заметила Зойка, когда мы покинули ресторан, ткнула меня локтем в бок и хмыкнула: – А жизнь ничего, слышь, Виталик?

– В самую точку, – согласилась я.

В тот же день мы продали дедовы часы, отправившись по указанному адресу. Зойка повела себя весьма умело, а выглядела столь респектабельно, нагло намекая на близкое знакомство с антиквариатом и ласково улыбаясь в ответ на все увещевания старичка, похожего на Плюшкина, что первоначальную сумму он в конце концов удвоил, и мы, довольные, пошли по магазинам, а на следующий день начали ремонт. Почти трезвый Палыч, накануне кормивший нас фирменным борщом, принял самое деятельное участие в работе и смывал потолки. Два пришедших приятеля Палыча выкладывали плитку, а мы в основном боролись с грязью, скопившейся во всех углах за долгие годы. За этим занятием нас и застал Валька, заехавший после обеда. Дверь в квартиру была открыта, Зойка обдирала старые обои в нашей комнате (в комнате Палыча обдирать было нечего, обои сами давно отвалились), а я сидела на стремянке, дрыгала ногами и приставала к Зойке со всякими глупостями.

Валька заглянул в комнату, усмехнулся и сказал нараспев:

– Здрасьте! Благоустройством занялись?

– Как видишь, – ответила я, покидая стремянку. – Извини, не сможем напоить тебя чаем, на кухне грязь… Палыч вовсю трудится.

– Обойдусь без чая. А это кто? – спросил он тише, косясь на Зойку.

– Зоя Федоровна, моя подруга. Приехала из Костромы помочь с ремонтом. Может, навсегда останется, по крайней мере, я на это надеюсь. – Зойка весело подмигнула, сидя на корточках, а я продолжила: – А это Валентин. Друг детства, в одном дворе росли. Говорит, был влюблен, врет, наверное, но все равно приятно… Ты по делу или как?

– Или как. Какие могут быть дела? Хотел проведать подругу детства, вдруг, думаю, захандрила, тоскует в одиночестве, а у нее народу полон дом.

– Надеюсь, ты не огорчился?

– Наоборот. Значит, благоустраиваешься?

– Благоустраиваюсь. Сделаем ремонт, и можно будет жить припеваючи. Квартира большая, хоть стометровку бегай.

– Тебе Влад с жильем не обещал помочь?

– Жилье у меня есть.

– В придачу с запойным соседом?

– Запойный сосед меня еще в коляске возил, и человек он неплохой. Мы за ним присмотрим, он за нами. И будет полный порядок.

– Ты это серьезно? – спросил Валька, выражение его глаз переменилось, смотрел он хмуро и вроде бы презрительно.

– В каком смысле? – решила я уточнить.

– Считаешь, что жизнь прекрасна?

Услышав это, Зойка насторожилась, приподнялась с колен, я, покосившись в ее сторону, похлопала Вальку по плечу и сказала:

– Чижик, я всерьез. Я уже ухлопала пять лет и не имею ни малейшего желания продолжать в том же духе. – Говоря это, я легонько подталкивала друга детства к выходу.

– Ладно. Я помочь хотел, а там как знаешь. – Он улыбнулся мне, сделал ручкой и исчез, а я задумалась.

– Чего он хотел? – спросила Зойка. – Рабочих, что ли, прислать?

– Что? – не поняла я.

– Твой дружок про помощь говорил, фирма своя или большой начальник? Одет прилично…

– Он не ремонт имел в виду.

– Не ремонт? – нахмурилась Зойка. – А что же?

– Вот и я гадаю, – хмыкнула я в ответ.

Ремонт закончили в субботу и справили новоселье. Из приглашенных были все те же приятели Палыча, сильно пьющие строители, и сосед-электрик с первого этажа, который помог нам починить проводку. Конечно, евроремонтом и не пахло, но квартира выглядела прилично, а главное – жилой. Палыч ходил повеселевший и пил умеренно. Мы купили необходимую мебель, шторы на окна, постельное белье и кое-что из посуды (благополучно пропитые моим дедом, в жилище эти предметы отсутствовали). От денег, вырученных за часы, практически ничего не осталось, хотя сумма и казалась нам поначалу огромной. Но мы были довольны и даже счастливы.

Отмыв стекла и постелив дорожку в прихожей, мы с Зойкой долго сидели на кухне у раскрытого окна, пили чай и строили планы. Зойка вознамерилась первым делом выдать меня замуж и сроку на это отпустила ровно год, а когда пойдут детки, она с удовольствием запишется в бабки, ей как раз по возрасту.

– Сама замуж выйдешь и родишь, – отмахнулась я.

– В сорок-то лет? Прошла моя пора… И замужем я уже побывала. А вот тебе надо, и не усмехайся. Появится семья, заботы, жизнь наладится.

– У меня есть семья, есть заботы, и жизнь в самом деле налаживается, – засмеялась я в ответ и в ту ночь впервые уснула мгновенно, лишь только голова моя коснулась подушки, и проспала без сновидений до самого утра.

В понедельник утром мы с Зойкой встали пораньше, приготовили завтрак, разбудили Палыча и, дав ему разные поручения, чтоб по занятости не затеял пить с самого утра, отправились в ресторан.

Владимир Юрьевич, встретив нас, одобрительно улыбнулся, должно быть, радуясь, что мы трезвые, и подвел к длинноногой девице в черном парике.

– Людка, объясни новеньким, что к чему, и вообще: введи в курс дела… ты понимаешь. Господи, а перегарищем-то как прет, – раздосадованно покачал он головой и торопливо покинул помещение.

Несло от Людки в самом деле за версту, хоть и выглядела она трезвой, правда, изрядно помятой. Как любил выражаться мой дед, «словно на ней черти всю ночь воду возили». Инструктаж длился минут пятнадцать. За это время к несомненным Людкиным достоинствам, как-то: способности со страшного перепоя внятно отвечать на вопросы и стойко радоваться жизни – приплелись некоторые недостатки: Людка была занудой, говорила пространно, то и дело сбиваясь на вещи, далекие от нашей будущей работы в ресторане, при этом жутко шепелявила и прикрывала рот рукой. Я не сразу сообразила, что у нее недостает двух верхних передних зубов. Когда скрывать это стало невозможно, она лихо улыбнулась и доверительно сообщила:

– Сашка, сука, в субботу по пьянке мне кулаком заехал. Урод. А в воскресенье везде выходной, теперь хошь не хошь, а две смены без зубов работай. У Вовки не отпросишься, больничные у нас не принимаются, а прогулять нельзя: у меня последнее предупреждение, правда, уже год, а может, больше.

– А кто этот Сашка? – хмуро поинтересовалась Зойка.

– Сашка? – Людка вроде бы удивилась. – Так… живет у меня… из местных, я клиентуру имею в виду. У нас ведь знаете небось, кто пасется… Вообще-то Сашка парень неплохой, но как напьется, крыша у него едет, и тогда хоть святых выноси…

– А пьет часто? – не унималась Зойка.

– Да считай, каждый день, – нимало не печалясь, ответила наша наставница и отправилась в зал показывать, какие столы придется обслуживать нам с Зойкой.

Зал не был особенно большим, его недавно отремонтировали, при этом попытались придать некий аристократический облик, в основном выразившийся в позолоте стеновых панелей и огромных кольцах для салфеток. Деньги вложили немалые, а особого толка я в том не видела. Вместо линолеума, как в прежние годы, под ногами поскрипывал паркет, тусклый, с потрескавшимся лаком и весь какой-то неухоженный. В общем, как был Славка бестолковым парнем, неспособным сделать ничего путного, таким и остался. И тут уж, как говорится, ничего не поделаешь. Однако это я нанималась к нему на работу, а не он ко мне, и выходило, что если ума у Славки мало, так у меня его еще меньше.

– А ты с Владом любовь крутишь? – неожиданно спросила Людка. Я, занятая своими мыслями, не сразу поняла, кого она имеет в виду.

– С Владом? – переспросила я, а Зойка нахмурилась. – А, да. Крутила. Давно. Еще в школе.

– Так он тебя лет на пять старше, – не поверила Людка, девка она была любопытная.

– На четыре, – поправила я. – Это я в школе училась, а он, конечно, ее уже закончил, когда мы эту самую любовь крутили…

– Ага, – кивнула она и вознамерилась задать еще вопрос, но тут в зале появился Владимир Юрьевич, и ей пришлось заткнуться.

Первый наш рабочий день прошел спокойно, особого наплыва посетителей не наблюдалось. Народ вел себя тихо, и, вопреки нашим ожиданиям, буйных типов, вроде Людкиного Сашки, который по пьянке любил лишать зубов своих подружек, не обнаружилось. Кстати, сам Сашка, парень лет тридцати, бритый, с перебитым носом и золотыми зубами по всему фасаду, появился часов в девять, приняв покаянный вид, несколько минут разговаривал с Людкой, а потом устроился за столом в углу, где каждый свой вечер проводил сухонький старичок с насмешливыми глазами по имени дядя Миша. Обычно молодежи он сторонился и предпочитал отдыхать один (об этом сообщила нам все та же Людка), но с Сашкой их связывали какие-то дальние родственные узы, и потому в тот вечер выпивали они вместе.

– Дядя Миша наш контингент, – хмыкнула Зойка, когда мы встретились с ней возле буфета.

– Что значит наш? – усмехнулась я в ответ.

– То и значит… Людку спросила, говорит, от дел отошел, но его здесь уважают.

– И что?

– А ничего. Старикан вроде симпатичный. Кто знает, что завтра в жизни пригодится.

– А как тебе Сашка?

– Таких Сашек сто штук за рубль. Главное, чтоб он Людке нравился.

В суете, беготне и волнении время пролетело стремительно. Дядя Миша, поддерживаемый Сашкой, последним покинул заведение, а мы сдали выручку, собрали скатерти и выпили по сто пятьдесят коньяка за первый рабочий день. К нам присоединился Владимир Юрьевич, предложивший не церемониться и про отчество забыть, и, конечно, Людка. С работы отправились пешком. Ноги гудели, глаза слипались, но настроение было отличное. Работа особой сноровки не требовала, втянемся быстро, а на чай здесь давали щедро. За два выходных можно будет неплохо отдохнуть… В общем, я в тот вечер в самом деле поверила, что жизнь налаживается. Зойка вышагивала рядом, раза три шумно вздохнула, а потом сказала:

– Мужика видала, за третьим столом у стены сидел по моему ряду?

– Нет, – покачала я головой. – А что?

– Ничего. Поговорили. Два месяца, как откинулся… вроде парень неплохой. В женихи набивался.

Я сбилась с шага и ухватила Зойку за локоть.

– Слышь, подруга, у меня большие планы на нашу дальнейшую жизнь, и ребятишкам с зоны там места нет. Ну их к черту. В этом кабаке мы временно – полгода, год от силы, потом найдем хорошую работу.

– После пяти лет отсидки? – присвистнув, поинтересовалась Зойка.

– Ты бухгалтер и сидела не за воровство. Говорю, найдем работу, значит, так оно и будет.

– Ладно, не заводись. Ванька парень неплохой, я людей чувствую. Бог знает, как его жизнь кинула и за что он за колючкой очутился.

– А ты спроси, – разозлилась я. – Он расскажет.

– Я большая девочка и сама разберусь. А вот тебе задуматься надо: стоило ли в этот кабак соваться.

Я вторично сбилась с шага.

– Что ты имеешь в виду?

– То и имею. Что за дела здесь крутятся, не знаю, но вижу, что крутятся. А дела, они сегодня идут хорошо, а завтра, может быть, плохо. Если хорошо, то и нам хорошо, а если плохо, на кого собак навешают?

– Что ты городишь? – попробовала возмутиться я.

– Взгляды мне не нравятся. Смотрят на тебя не по-доброму.

– Кто смотрит?

– Да считай, все. Может, Влад твой присматривать велел. Я за пять лет чужие взгляды шкурой видеть научилась. Короче, держимся настороже. Так что Ванька очень даже пригодится, свой своего не продаст… хотя особо рассчитывать на это я бы не стала. К дяде Мише приглядись. Мужик не простой. При случае от него польза может быть ощутимая.

– Не надо никакой пользы, не будет случая… И завязывай с этой лагерной бодягой! – рявкнула я и осеклась. Зойка стояла передо мной, уперев руки в бока, качала головой и улыбалась.

– Я ль тебя не знаю, подруга, – пропела она весело.

– Черти бы тебя слопали, – хмыкнула я, Зойка обняла меня за шею и прижала к своей роскошной груди:

– Тетку слушай, тетку не проведешь. Она их мысли крысиные за версту чует, а за тебя кому хошь горло перегрызет. Только свистни.

– Не надо никому горла грызть, – проворчала я, высвобождаясь из ее крепких объятий. – Хочешь, крути любовь с этим Ванькой, только ни во что не впутайся. Истории нам ни к чему, а с таким Ванькой попасть в историю плевое дело.

– Пойдем живее, воспитатель, спать хочу, а идти еще две остановки.

– Может, машину тормознем?

– Ножками доберемся.

…Второй день нашей работы в ресторане начался со скандала. Хмурая заспанная девица-буфетчица сцепилась с Людкой. Орали они громко и добрых слов друг для друга не жалели, до тех самых пор, пока не появился Владимир Юрьевич. Парнем он оказался простым, вникать, кто из девиц прав, не стал, матерно обругал одну, влепил затрещину другой (Людке) и пообещал, что завтра же ее уволит.

– А нравы здесь патриархальные, – хмыкнула Зойка, наблюдая эту сцену. – Чуть что, сразу на конюшню.

– Плевать, – отмахнулась я. – Лишь бы нас никто не трогал.

– Я им трону, – возвысила голос Зойка и как в воду глядела, потому что буквально через несколько часов ей пришлось демонстрировать свои бойцовские качества.

Около восьми в зале появились четверо парней, Людка нахмурилась и, легонько подтолкнув меня, сказала:

– Глянь, Кувалду черт принес. Господи, пронеси, лишь бы не за мой ряд…

Четверка как раз устроилась возле окна, то есть обслуживать их предстояло мне, и Людка вздохнула с облегчением.

– С этим психом аккуратней. Что бы он ни сказал, молчи и улыбайся.

– А что за тип?

– Говорю, псих. Сволочь последняя. А строит из себя… Короче, я тебя предупредила.

С таким напутствием я и отправилась принимать заказ. Однако поначалу парни вели себя вполне прилично. Я подошла, поздоровалась и улыбнулась, а тот, кого Людка назвала Кувалдой, посмотрел на меня исподлобья и осведомился:

– Новенькая, что ли?

– Второй день.

– Ага. Прогуляйся немного, деточка. А мы тут посидим и подумаем, чего хотим.

Минут через пятнадцать меня подозвали свистом и легким мановением руки. Отчего у Владимира Юрьевича проблемы с трезвым персоналом, я стала примерно представлять. Но, предупрежденная Людкой, подошла и сказала с улыбкой:

– Слушаю вас.

Заказ Кувалда сделал, а после того, как выпил водки, его начало корежить во все стороны, а особенно в мою. Для начала раза три гонял за рюмками, ему показалось, что не очень они чистые. Пару раз подзывал, чтобы сообщить, что ему в нашем ресторане не нравится, сформулировать свою мысль не смог и в основном ограничился одним словом «дерьмо». Так как в принципе я была с ним согласна, то и возражать не видела смысла, продолжала улыбаться и кивала. Должно быть, именно по этой причине он вознамерился меня достать. Подозвал, не помню в который раз за вечер, и спросил:

– Ну что, новенькая, скажи-ка мне, что умеешь делать?

– В основном грядки полоть, я деревенская, – ответила я.