Трибуле Зевако Мишель
– Месье, окажите мне честь и скажите, кто вы?
Трибуле жадно изучал лицо Манфреда. Это же был человек, которого любила Жилет! В эти минуты он отдал бы десять лет жизни, чтобы получить способность читать в сердце этого юноши, догадаться о его мыслях, узнать про его жизнь, его характер…
По его уверенному взгляду Трибуле догадался о твердости и решимости, широкий лоб предполагал недюжинный ум, в улыбке читалась доброта, широкая грудь выдавала силу, по ней можно было догадаться и об отваге этого юноши.
Манфред являл собой законченный тип светского кавалера… Если, конечно, не учитывать, что его образ жизни добавил некоторую жесткость взгляду. Ему были присущи мужская элегантность и гибкость человека, вынужденного подвергать свое тело тяжелым нагрузкам. И и в то же время разумность во взгляде пролагали пропасть между ним и простым наемниками того времени. Благородная простота в жестах позволяла отнести этого юношу к разряду тех людей, к которым с первого знакомства чувствуешь глубокую симпатию.
Пока Трибуле пылко и испытующе разглядывал собеседника, Манфред терпеливо ждал, хотя и немного смутился.
– Месье, – сказал он наконец, обнаруживая в голосе признаки подступающего гнева, – я не привык подвергаться столь долгому и тщательному изучению, с каким вы в эти минуты разглядываете мою личность. Каковы бы ни были причины вашего любопытства, вынужден сказать вам, что оно начинает тяготить меня. Прошу вас назвать себя. Меня зовут Манфред, и я сожалею, – добавил он не без горечи, – что не могу назвать более длинного имени… А вы кто, месье?
Очень медленно Трибуле ответил:
– А меня, месье, зовут отец Жилет!
Манфред сильно побледнел и едва слышно вскрикнул.
Руки его инстинктивно напряглись.
Но в то же мгновение весь его гнев и вся его боль, то есть вся его любовь, восстали в его душе. Образы короля и Жилет возникли перед ним, словно живые. И Манфред с ледяной холодностью ответил:
– Разумеется, это большая честь для меня – познакомиться с отцом любовницы ко…
– Несчастный! Не оскорбляйте! – взревел Трибуле, распрямляясь. Он весь дрожал. – Способны ли вы, – добавил шут, – не заплакать кровавыми слезами, бросив столь ужасное подозрение на самую чистую из дочерей… Прощайте, месье… Я ошибся… Простите меня…
Трибуле направился к двери.
Тогда Манфред одним прыжком оказался между гостем и дверью. Он схватил Трибуле за кисти рук и низким, посвистывающим, ломающимся от напряжения голосом выдохнул:
– Что вы сказали? Что вы сказали?
– Я сказал, что вы оскорбили лилейную чистоту…
– Вы говорите, что Жилет нет в королевских покоях! Повторите! О, бога ради, повторите! Убедите меня!.. Поклянитесь мне!
– Я сказал, что Жилет незапятнанно чиста.
Манфред закричал, призывая Лантене.
– В чем дело? – спросил тот от порога.
Он угрожающе посмотрел на Трибуле.
Манфред кинулся ему в объятия.
– Что случилось, брат! Что случилось! А вот что: я незаслуженно подозревал ее, я ужасно несчастен и в то же время я безмерно счастлив в эту минуту.
– Брат, – серьезно сказал Лантене, – я тоже счастлив, как и ты.
И это было так возвышенно, что Лантене произнес эти слова здесь, тогда как в паре шагов от него та девушка, которую он обожал, исходила слезами и никто не мог утешить ее горе. Манфред подошел к Трибуле и взял его за руку.
– Она в Лувре?
– Там ее больше нет! Ее похитили.
– Похитили! – вскрикнул Манфред с дрожью. – Кто? Когда?
– Когда? Три дня назад… Кто? Не знаю. Сначала я подозревал короля, но… убедился, что он, по меньшей мере – в этом преступлении, не виновен.
– Похищена! Похищена! – Манфред возбужденно ходил по комнате. – О, я найду ее! А я, жалкий, подозревал ее!.. Да, да… найду ее, даже если мне придется весь Париж залить кровью и предать огню!
Он внезапно повернулся к Трибуле:
– А почему вы пришли сообщить об этом …именно мне?
– Потому что она говорила мне о вас.
– Она вам говорила обо мне?
– Да… И при этом плакала…
– Продолжайте! О! Продолжайте!
– Она плакала, потому что вы презирали ее, потому что вы не любили ее!
– О силы ада! Это я-то ее не любил! И вы говорите, что она плакала? Но тогда… О, тогда!
– Да… да, – ласково сказал Трибуле.
Через мгновение Манфред оказался в объятиях Трибуле, беспрерывно бормоча какие-то слова, называя шута своим отцом, в общем – пускаясь на все те экстравагантные выходки, которые совершают только раз в жизни, в тот единственный час, когда от бешеной безнадежности не быть любимым дорогим существом внезапно переходят к чудесной уверенности в обратном!
Когда энергия этих душевных взрывов улеглась, встреча стала носить более продуктивный, более активный характер. Лантене хотел было удалиться к двум несчастным женщинам.
– Брат, – сказал Манфред, удерживая его, – прости мне этот момент эгоистичной радости… Мне не следовало этого делать, но… моя радость была сильнее моей воли.
– Если бы ты не обрадовался внезапно нахлынувшему счастью, – ответил Лантене, – то не посочувствовал бы в достаточной степени и горю, которое обрушилось на меня…
– А что за горе? – спросил Трибуле.
– Это, – представил Манфред, – мой друг Лантене, мой брат, который влюблен в дочь знаменитого Этьена Доле.
– Книгопечатника?
– Да. Лантене любит его дочь и любим ею. Два любящих сердца вскоре должны были соединиться в счастливом браке. Тут ужасная катастрофа обрушилась на семью Доле… Этого великого человека только что арестовали и заключили в Консьержери по ложному обвинению одного испанского монаха…
– Игнасио Лойолы! – вскрикнул Трибуле.
– Его самого. Как вы узнали?
– Однажды я находился в кабинете короля…
– Вы находились в кабинете короля? – прервал удивленный Лантене.
– Это вас удивляет, не так ли? Я не придворный и не дворцовый слуга его величества… Моя должность и выше, и ниже всех других.
– Объяснитесь, прошу вас, – сказал Манфред, удивленный горечью, которая сквозила в голосе Трибуле.
– Господа, – ответил с печальной улыбкой шут, – если я оказался в тот день в кабинете короля, то это потому, что мои функции требовали моего ежедневного присутствия там.
Он немного помедлил, с едва заметным колебанием, а потом очень спокойно добавил:
– Я, господа, королевский шут.
– Трибуле! – одновременно вскрикнули оба молодых человека.
Вопреки собственным их желаниям, в этих восклицаниях звучали тона любопытства и антипатии.
– Да, – Трибуле вскинул голову, – это имя стало синонимом низости и злобы… Не отрицайте, молодые люди, что это имя вас испугало, и вы, верно, сказали: себе в эту минуту: «Вот этот мерзкий шут, который, дабы рассмешить своего короля, не погнушается отравить своими стрелами целую толпу живых существ»… Увы, господа! Вы не знаете, сколько неведомой миру боли содержится в моем горьком смехе.
– Мы не осуждаем вас, – мягко сказал Лантене.
Трибуле покачал головой и повернулся к Манфреду.
– Успокойтесь, – улыбнулся он. – Только что я назвал себя «отцом Жилет». Это – лишь фигура речи. В действительности я в течение многих лет обращал на нее все чувства, какие скопились в моем сердце. Жилет – не моя дочь…
– Месье, – сказал Манфред, взволнованный вымученным тоном этих слов, – кем бы вы ни были, я благодарен вам за огромную радость, которую вы мне принесли, кто бы вы ни были, я люблю вас, потому что вы любите Жилет!
– Есть еще на земле люди, которых не развратила ложь, которых не коснулась своим черным крылом злоба! – удовлетворенно заметил Трибуле.
И он протянул руки молодым людям. Друзья с горячей симпатией пожали руки шута.
– Так на чем мы остановились? – спросил тогда Трибуле. – Нам не следует терять времени…
– Вы сказали, что однажды оказались в кабинете короля…
– Ах, да!.. Объявили о приходе месье Лойолы. Король подал мне знак уйти. У меня тогда были все поводы, чтобы не пропустить ни одного жеста, ни одного слова Франциска I… потому что это происходило через день после сцены в поместье Трагуар…
Манфред вздрогнул.
– Тогда я скрылся в соседней комнате; оттуда я всё видел и слышал. Испанский монах потребовал головы Доле… и король пообещал ее, если будет доказана виновность печатника… Лойола сказал, что докажет вину Доле.
– Но в конце-то концов, – возмутился Лантене, – король же знает, что Доле никогда не злоупотреблял привилегией, ему выданной, что его пресса никогда не печатала запрещенных книг…
Трибуле взял молодого человека за руку.
– Не верьте больше королю, – мрачно произнес он, – как вы не доверяете гнилой доске на мосту… Король труслив… Я его изучил… Храбрый в битвах, смелый, когда речь идет о том, чтобы ухватить палаш и поскакать во главе своих эскадронов на отряд всадников, он дрожит от страха, когда оказывается перед человеком, который умнее его. Когда он пребывал в плену в Мадриде, то дрожал перед императором Карлом. В Лувре он дрожит перед Лойолой… Император олицетворял силу, какую Франциск I игнорировал: дипломатию. Лойола олицетворяет силу, которой Франциск боится: Церковь!
– Что делать? Что делать? О! Если с Доле случится несчастье, Лойола дорого заплатит за свою скорбную победу!
– Господа, – предложил Трибуле, – чтобы прояснить ситуацию, давайте подведем итог нашим рассуждениям.
– Говорите, – в один голос согласились Манфред и Лантене.
– Мы оказались в центре двух различных драматических событий. С одной стороны, арестован и заключен в Консьержери месье Этьен Доле, с другой – похищена из Лувра Жилет.
– Добавьте к этому, – подал голос Манфред, – что под угрозой оказался Двор чудес.
– От этого нам надо как можно скорее отстраниться.
– Напротив, мы должны как можно теснее связаться с этой проблемой. Бандиты и нищие Двора чудес, не задумываясь, пошли на Лувр, чтобы защитить меня… Если сейчас я их брошу, то в своих собственных глазах стану трусом.
Лантене одобрительно кивнул головой.
– Решено! – согласился Трибуле. – Перед нами стоят три задачи: отыскать Жилет, освободить Доле и защитить Двор чудес.
– Это – одна задача.
– Можно поступить двояко, – продолжал Трибуле. – Один способ состоит в том, чтобы соединить наши усилия, то есть проделать каждую часть геркулесовой работы вместе, то есть втроем. Каждый из нас приложит все свои усилия, чтобы отыскать Жилет, потом мы освободим Доле…
– Рассмотрим второй способ действий.
– Скорее всего именно его мы и примем. Каждая из стоящих перед нами задач срочная. Но прежде всего надо заняться освобождением Доле и поисками Жилет… Тут, в силу необходимости, нам придется разделиться.
– Именно этот метод и надо принять, – высказался Лантене. – Я могу немедленно попытаться вытащить Доле из Консьержери, тогда как Манфред может отложить свои происки всего на один день… Итак, займемся каждый своей частью общего дела, но договоримся, что в случае необходимости каждый должен оказывать помощь товарищам.
– Договорились…
– Я возвращаюсь к мадам Доле, чтобы хоть немного подбодрить и обнадежить ее… – и Лантене вернулся в соседнюю комнату.
Трибуле обратился к Манфреду:
– Я решил остановиться здесь… Найдете для меня какое-нибудь ложе?
– В этом же доме, – сказал Манфред. – Там… возле комнаты, которую занимаю я.
Трибуле понял:
Манфред хотел всегда держать его при себе. Несомненно, у него была масса вопросов относительно Жилет. Трибуле взял молодого человека за руку и сказал:
– Это не всё… Перед тем как отправится на поиски Жилет, вы должны кое о чем узнать.
– Говорите! – порывисто ответил Манфред.
– Я уже сказал вам, что Жилет не моя дочь…
– В самом деле… А отца ее вы знаете?
– Знаю.
– Кто же он?
– Франциск I, король Франции.
– Что вы сказали?
– Я сказал, что Жилет – родная дочь французского короля.
– Каким же образом вы это узнали?
– Он сам мне об этом рассказал. Слушайте.
Трибуле поведал Манфреду про сцену, произошедшую между ним и королем Франциском. Манфред слушал очень внимательно, что совсем нетрудно понять.
– Но тогда короля надо считать последним ничтожеством! – закричал Манфред, после того как Трибуле закончил свой рассказ. – Как же так! Он знает, что Жилет – его дочь, он провозглашает это и в то же время хочет ее изнасиловать!.. Он похищает девушку… О! Я верно разгадал его намерения в тот вечер, когда вырвал из его рук Жилет! Он вел себя, как ошалевший любовник, а совсем не как отец, отыскавший свою дочь.
– Возможно, в тот момент он этого не знал!
– О! Здесь сокрыта какая-то тайна…
– Которую нам предстоит вместе выяснить…
– А она? Что говорит она? Что думает? Разве ничего не изменилось в ее сердце, с тех пор когда она узнала о своем королевском происхождении?
– Вы плохо ее знаете. Король приводит ее в ужас.
– Но он все-таки ее отец…
– Да! Но здесь мы оказываемся перед другой тайной, которую можно объяснить только полным расстройством разума.
– Таким образом, – сказал Манфред, – король преследовал Жилет в Лувре точно так же, как в усадьбе Трагуар.
– Она в состоянии защитить себя, – с гордостью произнес Трибуле. – Смелости у девочки хватает…
XL. Принцесса Беатриче
А в это самое утро шевалье де Рагастен был принят королем Франциском I. Он отправился в Лувр верхом, одевшись в великолепный флорентийский костюм, украшенный воинским декором.
Король знал о влиянии шевалье де Рагастена на итальянское посольство, пребывавшее в то время в Париже. Он оказал чарующий прием шевалье. Он расточал перед шевалье любезности, обеспечившие королю симпатии тех, кто игнорировал их искусственность и поверхностность.
– У вас французское имя, месье, – сказал король шевалье, – позвольте мне пожалеть, что вас нет среди кавалеров такого двора, где высшей добродетелью считается отвага.
Шевалье поклонился.
– Сир, – улыбнулся он в ответ, – я похож на Цезаря. Тот предпочитал быть первым человеком на селе, чем вторым – в Риме.
– Что вы этим хотите сказать? – спросил Франциск, удивленный изысканными манерами шевалье.
– Что там, в княжестве Альма, которым я управляю скорее сердцем, чем исходя из политических интересов, я занимаю первое место в любом отношении, в том числе и по храбрости… тогда как здесь… я занял бы место после вас: и по рангу, и по добродетелям.
Был в этой фразе комплимент – из тех, что нравились французскому монарху. Но слышалась в ответе и невысказанная гордость.
«Так, – подумал король, – если этот человек жил бы при моем дворе, его разум занял бы место вслед за моим!»
– Месье, – сказал король, – вижу, вы воздаете каждому по справедливости. А могу ли я узнать, как вы укоренились в Италии? Наверное, после компаний прежнего короля, упокой Господи его душу?
– Нет, сир… А произошло это так. В одно прекрасное утро я оказался на Сент-Антуанской дороге без единого су в кармане. Изо всех благ мира при мне были только колючая шпага, зверский аппетит и неимоверные иллюзии: огромное желание увидеть мир и завоевать в нем место под солнцем; а в довершение всего – несколько мелких грешков, которые наделали мне немало злого в отношениях с предшественниками вашего главного прево… А итоге – я посмотрел мир, сир… Я понял, что ничего не добьюсь во Франции, где слишком много людей, куда более зубастых, чем я, едва способный собрать себе на пропитание… И я отправился в Италию. Туда, где сражались; туда, где человеческая мысль кипела, словно лава Везувия, который я тоже однажды увидел вблизи… Я действовал, как другие… Я бился и добивал мощью клинка… Но я, верно, наскучил вам своим рассказом, сир?
Король Франциск с удивлением слушал этого человека, с такой простотой рассказывавшего о событиях, словно вышедших из легенд героических времен.
– Продолжайте, месье, – ответил король. – Вы меня очень заинтересовали. Вы сказали, что в конце концов что-то завоевали.
– Жилье на старость и сердечную привязанность.
– То есть?
– Княжество, что само по себе хорошо, и обожаемую женщину, что намного лучше…
– Черт возьми, месье, – удивился король, – да вы мне просто нравитесь… Вы хотели со мной увидеться… Могу я что-нибудь сделать для вас?
– Боюсь, что нет, потому что человек, умеющий так хорошо позаботиться о себе самом, должен совсем мало оставлять на долю помощников, которые согласны обеспечить его благосостояние.
Лицо шевалье де Рагастена помрачнело.
– Сир, – сказал он, – ваше величество может многое для меня сделать… И поскольку я вижу, вы ток хорошо расположены ко мне…
– Говорите, месье, говорите, не бойтесь. Если то, что вы хотите, зависит только от меня, вы это получите…
– Спасибо, сир! Позволю себе продолжить свой рассказ, который ваше величество изволило назвать интересным для него, причем мы пойдем дальше с того места, на котором я остановился… Так вот. После нескольких довольно бурных лет, когда мое счастье было еще не затуманено, я заглянул в свою душу, напуганный этим счастьем, и я спросил себя, какая катастрофа может мое счастье разрушить… И катастрофа не замедлила разразиться… У меня был сын…Невозможно рассказать вам, сир, о том, сколько надежд я вложил в него, сколько любви… Для этого надо, чтобы я показал вам силу любви, таившейся в сердце той, которая соблаговолила стать спутницей моей жизни… Этого сына, сир, у нас похитили.
– Без сомнения, завистниками вашему счастью, о котором вы говорили.
– Да, сир… И самое ужасное, что преступление было совершено женщиной…
– Женщиной!.. Какая-нибудь покинутая любовница?
– Нет, сир…Но не будем больше говорить об этой несчастной, сир, она мертва. К несчастью, умирая, она унесла свою тайну с собой… Вернемся к моему сыну, сир… Мы обыскали всю Италию в поисках мальчика. Это был наш единственный ребенок. После его исчезновения радость покинула наш семейный очаг, потому что мы так и не смогли утешиться рождением второго ребенка… Мы, принцесса и я, отказались от бесполезных поисков, но недавно я узнал, что похищенный ребенок был вывезен в Париж и что он, возможно, жив. Сразу же после этого, сир, мы собрались и отправились в дорогу.
– Ну и?.. – спросил король.
– Вмешательство вашего величества может вернуть нам надежду… Нашего сына, сир, передали цыганам. Их табор пересек Францию и остановился во Дворе чудес.
– Во Дворе чудес!.. Басиньяк! Поищи, нет ли в Лувре месье графа де Монклара…
– Сир, – ответил камердинер, – господин главный прево только что прибыл во дворец.
– Хорошо! Скажи ему, что я его жду.
Через несколько секунд Монклар появился в кабинете, где король давал аудиенцию. Монклар поприветствовал иностранного дворянина и скромно отошел в темный угол.
– Месье де Монклар, – сказал король, – извольте внимательно выслушать всё, что вам скажет месье шевалье де Рагастен… А чтобы вы были в курсе дела, знайте, что у шевалье похитили ребенка…
Монклар непроизвольно вздрогнул. Лицо его из бледного стало пепельно-серым…
– Однако, – продолжал король, – шевалье узнал, что его сын находился в Париже, вероятно, во Дворе чудес. Я верно говорю, шевалье?
– Именно так, как я вам рассказал, сир… Я продолжу… Я бесполезно пытался проникнуть во Двор чудес, чтобы провести там необходимые поиски. Сир, прошу прощения за мою вольность, но легче увидеть короля в Лувре, чем увидеть господ бандитов и нищих в их собственном «Лувре»!
– Всё это скоро изменится! – заверил король.
– Хорошо бы, – продолжал Рагастен, – однако теперь, после ряда бесплодных попыток проникнуть во Двор чудес, я пришел просить у Вашего Величества в получении такой возможности…
Франциск I призадумался с ответом на столь четко сформулированную просьбу. Король никак не мог признаться в своем бессилии. Он не хотел говорить, что Двор чудес представляет собой королевство в королевстве… Король повернулся к главному прево:
– Что вы об этом думаете, месье де Монклар?
Граф вышел из темного угла, где он тщательно разглядывал лицо Рагастена.
– У месье шевалье есть два способа проникнуть во Двор чудес и поискать там того, кого он пытается найти в Париже… Не согласится ли месье шевалье ответить на ряд вопросов.
– Заплавайте свои вопросы, месье, – холодно ответил Рагастенн.
– Скажите поточнее, сколько лет могло бы быть похищенному у вас сыну? Если он, конечно, еще жив…
– Двадцать два года.
– Двадцать два года, – задумчиво повторил Монклар… – Моему было бы двадцать семь… Когда произошло похищение?
– Четырнадцатого октября 1503 года[35].
– Сможете ли вы узнать своего сына? Какой-нибудь родовой знак, драгоценность – безразлично что…
– Ничего! – сказал Рагастен.
– Хм! Тогда будет очень трудно.
– Но все-таки рассмотрим два ваших способа проникнуть во Двор чудес, – сказал король, заинтересовавшийся этой историей куда больше, чем он это хотел показать.
– Хорошо, сир… Вот первый способ. Ваше величество, возможно, знает, что Двор чудес состоит из трех крупных подразделений: Галилейская империя, герцогство Египет и королевство Арго. Император Галилеи и герцог Египта стоят в тамошней иерархии гораздо ниже короля Арго, имеющего реальную власть над обитателями Двора. Теперь в звании этого короля пребывает одно убожество по кличке Трико. Так вот этого Трико, сир, подготовил я… Это – мое создание… Он наш.
– А! Браво, Монклар.
В глазах главного прево сверкнула гордость, на какую-то секунду озарившая его мрачное лицо.
– Как вы этого добились? – спросил король.
– Разжигал в нем нездоровую страсть, уже его разъедавшую: зависть.
– Зависть! И чему может позавидовать этот жалкий бродяга?
– Он завидовал, ревновал до такой степени, что становился больным, к человеку, точнее, к двум людям, пробивавшим брешь в его влиянии, в его власти над арготьерами, цыганами и египтянами… Я узнал эти частности от одной цыганки по прозвищу Джипси… Эта Джипси пришла и сказала мне, что Трико, король тюнский и аргосский, сделает всё, что я захочу, если я освобожу Двор от двух человек, которых он боялся… Я приказал привести этого Трико, и мы заключили маленькое соглашение…
– Фи! Монклар! – рассмеялся король. – Вы компрометируете себя сделкой с сатаной!
– Во благо вашему величеству и на службе ему, – ответил Монклар.
– Знаю… знаю… Продолжайте.
– Я уже проверил этого Трико. Это благодаря ему мне попал в руки Этьен Доле в тот самый момент, когда он намеревался бежать из Парижа. Теперь можно доверять ему.
Монклар прервался, словно запутавшись в собственных мыслях.
– Вот один великолепный способ проникнуть во Двор чудес. Я сведу месье шевалье с этим Трико. Под прикрытием аргосского короля месье шевалье сможет прочесать гнездо этих преступников до самого дна.
Как ни велико было желание Рагастена попасть во Двор чудес, он отверг его осуществление на пару с таким мерзавцем, как Трико.
– Поглядим на второй способ, – сказал он.
– Второй способ, – объяснил Монклар, – связан с кое-какими проектами, которые задумал Его Величество относительно Двора чудес…
– Говорите, Монклар, – позволил король. – Месье де Рагастен относится к числу наших друзей.
– В таком случае вот этот способ. Мы захватим с оружием в руках Двор чудес и разрушим это бандитское гнездо. Если месье шевалье захочет принять участие в экспедиции, у него появится хорошая возможность получать и наносить удары клинком.
Этот способ мне кажется более привлекательным, – сказал Рагастен. – Но сражаться с беднотой… Признаюсь честно, я бы выбрал соперников посерьезнее.
– Сразу видно, что вы плохо знаете этих «бедняг»… Они вооружены прекрасными аркебузами, ими руководят способные вожди. Чтобы вы имели хоть какое-то понятие о них, я расскажу вам об одном из них, самом неукротимом из них. Я запер его в темнице, откуда, мне казалось, невозможно убежать… В темницу вела железная дверь… Двенадцать человек охраняли ее… И все-таки он убежал!
– Черт возьми! Какой ловкий бродяга!..
– Назовите ему эту темницу, Монклар. Тогда шевалье сможет составить себе полное представление…
– Этой темницей было хранилище трупов при виселице Монфакон.
– Виселица Монфокон! – оживился Рагастен.
– Не правда ли, – спросил король, – это было хитро задумано?..
– Очень хитро, сир, – ответил, приходя в себя, Рагастен.
А сам в это время подумал: «Вот это да! Ну и наворотил я дел! Оказывается, я освободил главаря бандитов!.. Тем не менее этот молодой человек…»
– Ну так что вы решили, месье де Рагастен? – спросил король.
– Сир, если позволите, я хотел бы действовать заодно с господином главным прево.
– Позволяю, шевалье… Месье де Монклар, вы получаете в свое распоряжение месье де Рагастена… Шевалье, я счастлив, что смог быть вам полезным… Хочу видеть вас среди своих друзей…
– Сир, – Рагастен поклонился, – я полностью предан вам и никогда не забуду приема, который Ваше Величество соблаговолил мне оказать.
Читать бесплатно другие книги:
