Русский фронтир Волков Алексей
– А? – На этот раз монах выпрямился и открыл глаза.
Вид у него был помятый, даже толком протрезветь Доминик не успел, однако то, что он сумел вырваться из объятий сна, уже говорило о многом.
– Сполох! – Священник поднялся, прислушиваясь к происходящему снаружи.
Судя по звукам, там уже кипела жизнь. Отовсюду выскакивали казаки, старались уточнить причину, а кое-кто уже несся к конюшням, чтобы скорее оседлать скакуна.
– Что есть сполох? – вопросил на этом фоне Доминик.
– Ну, тревога, – пояснил Григорий.
– Почему тревога? – очумело переспросил монах.
– Пока не знаю. Но, может, нападение?
Батюшка не являлся казаком, однако долгая жизнь в станицах приучила его к самым разным оборотам жизни.
Станичная церковь еще не имела колоколов, и вместо их протяжного набата теперь звучало било от правления.
– Ох! – Доминик попытался встать и схватился за голову.
Но подобная болезнь была легко излечима.
Отец Григорий щедро плеснул в глиняные стаканы жидкости из заветной бутыли.
– Я не могу! – простонал Доминик.
– Надо, – сурово ответил Григорий.
– Но…
– Выпей, и все как рукой снимет!
Священник показал пример, опрокинув содержимое своего стакана в рот и нашаривая на столе какую-нибудь закуску.
Монах страдальчески сморщился, понюхал, а потом заткнул нос и все же выпил лекарство.
Дыхание у него перехватило, на глазах выступили слезы, но заботливая крепкая рука Григория уже протягивала конкуренту полную ложку квашеной капусты. И не столь важно было, что капуста явно была подпорченной, главное – она могла на какое-то время перебить суровый дух самогона, а там уже организм как-нибудь сам справится с двойной напастью. До тех пор, пока клин не будет вышиблен клином и не подействует суровое лекарство.
– Пошли.
Дожидаться излечения отец Григорий не стал. Он потянул Доминика на улицу, и последний не стал сопротивляться.
Сразу за плетнем священнослужители едва не поплатились за проявленное любопытство. Мимо них наметом промчался куда-то в степь казачий разъезд, и было чудом, что двое извечных спорщиков как-то сумели разминуться с конями. А вот окликнуть и спросить, в чем причина тревоги, не получилось.
Станица кипела. Вряд ли процесс улучшения самочувствия занял много времени. Просто казаки привыкли к беспокойной жизни настолько, что она давно стала их сущностью. Теперь все они с конями и при оружии спокойно ждали повелений атамана. Раз до нападения осталось какое-то время, лучше воспользоваться случаем и встретить врага организованно.
Подошедших священников немедленно ввели в курс дела. Ровно настолько, насколько знали сами. Иными словами, на уровне известия о неведомом отряде. Любому было понятно: ночью конные с добром не ходят, и оставалось лишь уточнить, желают неизвестные просочиться мимо, чтобы затем погулять по всей территории, или же избрали целью казачью станицу?
Каждый казак понимал: они здорово успели насолить обосновавшемуся в Североамериканских Штатах разнообразному ворью, привыкшему повсюду грабить как у себя дома, и те вполне могут попробовать отомстить за свой прерванный беспредел. Об этом же недавно предупреждал Сысоев. В той степени, в какой его подчиненные нуждались в предупреждениях.
На полном ходу откуда-то вылетел один из дозорных. Он резко остановил коня, бросил поводья оказавшемуся ближе всех товарищу и стремительно влетел на крыльцо правления.
Атаман вышел оттуда спустя минуту:
– По коням, казаки!
Объяснять подробнее Бакланов не стал. Все жители станицы были разбиты на десятки, знали своих начальников и ждали лишь указания, куда выступать.
– А мы? – спросил Доминик, явно почувствовавший собственную ненужность в этом военном лагере.
Отец Григорий вздохнул в ответ и горько сказал:
– А мы остаемся. Наше дело – молитвы.
9
Наместник шел в первой паре польского вместе с супругой губернатора. Вторым следовал губернатор в паре с женой наместника. И конечно, как обычно бывает, те, кто не танцевал, втихаря обсуждали танцоров. Больше всего – синьору Резанову.
Дочь коменданта Сан-Франсиско Консепсия, или отныне после перехода в православие Александра Михайловна, впрямь стоила того, чтобы ею восхищались мужчины и завидовали женщины. Прекрасно сложенная, с фигурой, не испорченной двумя родами, прелестная чисто южной красотой, к тому же молодая, двадцати семи лет, она притягивала взоры всех собравшихся, заставляя мужчин и женщин поневоле подтягиваться, стараться казаться лучше, чем на самом деле.
За ее спиной поговаривали, будто дочь коменданта Сан-Франсиско вышла за графа с единственной целью – вырваться из своего крохотного городка не куда-нибудь, а к самому пышному двору Европы, но в итоге пришлось вновь вернуться в постылую Америку. Правда, женою самого влиятельного из всех русских вельмож в здешних краях. И невдомек было завистникам, что Кончита просто любила своего избранника, а прочее не играло для нее решающей роли. В России, в Америке ли…
Даже Муравьев поневоле посмотрел на супругу наместника, хотя здесь же, в зале, была та, о которой он часто думал последние месяцы.
Служба и постоянные разъезды не давали возможности молодому капитану навестить гостеприимный дом неподалеку от границы. Николай с той поры был в Тешасе один лишь раз, да и то в самом Сан-Антонио. Будь асиенда чуть поближе к столице штата, офицер бы сумел найти хоть день, но успеть обернуться в такую даль нечего было и думать. Поэтому оставалось вздохнуть об упущенной возможности и следовать дальше по казенной надобности.
Сейчас желаемый объект был рядом, однако Муравьев лишь обменялся с Викторией парой общих фраз, а теперь проводил время в кругу местных землевладельцев. Отчасти – из-за непонятной и обычно несвойственной ему робости, отчасти же потому, что был вынужден отвечать на многочисленные вопросы о службе, ее перспективах, возможной карьере и многих других вещах, волнующих тех, кто подумывал о подрастающих сыновьях.
Муравьев сам мог послужить наглядным примером, что для человека способного нет никаких преград. Выпущенный прапорщиком квартирмейстерской части перед самой войной, он к ее окончанию уже был поручиком, награжденным к тому же тремя орденами. Перевод в гвардейский генеральный штаб тем же чином, а затем чин штабс-капитана и почти сразу – капитана фактически сравнял двадцатидвухлетнего офицера с армейским подполковником. До вожделенных полковничьих эполет оставался один шаг, и Муравьев твердо намеревался проделать его года за четыре. В крайнем случае – за пять.
Полковник же – уже фигура. Как ни крути.
Плюс – каждый знал, что Николай принимал самое активное участие в уничтожении мятежников, и сей факт тоже сильно поднимал его в глазах многих из местного общества. Хотя в некоторых – наверняка принижал. Не секрет, что далеко не каждый землевладелец был доволен внезапной сменой верховной власти. Да и мечты некоторых о свободе никуда не делись.
– Скажите, синьор капитан, к нам придут русские войска?
– Должны, – уверенно ответил Муравьев.
Сам же подумал: не тот ли это случай, когда обещанного ждут три года? Разговоры о посылке хотя бы одной дивизии в новую колонию велись с момента ее приобретения. Продолжались они перед отправлением Николая. Со слов наместника капитан знал, что один старый знакомец уверенно обещал, будто полки будут переправлены в самое ближайшее время. Однако это самое время шло, а на территории Мексики до сих пор не было ни одного русского солдата. Не считать же пару расположенных в Калифорнии полков! Им досюда идти несколько месяцев, да и как оголить далекий край?
– Когда?
– Наверняка в ближайшие месяцы.
Собственно, позже уже не получалось бы. Лето подошло к концу, и дальше пересылка целой дивизии через океан встретилась бы с дополнительными трудностями.
Их и так было чрез меру. Шесть пехотных полков, почти двенадцать тысяч человек с артиллерией – это же какую транспортную флотилию надо собрать, чтобы провернуть операцию! Да еще выделить необходимую охрану на время перехода. Для страны главным образом сухопутной – задача не из простых. Но не решив ее, как можно гарантировать процветание далеких земель?
Впрочем, буквально несколько лет назад было еще хуже. Два русских полка полтора года преодолевали сибирские просторы, чтобы затем на лихорадочно подготовленных галиотах переправиться в ставшую русской Калифорнию. И ничего, справились. И даже потери от болезней при длительном переходе, как точно знал Муравьев, были небольшими. Другое дело, восполнять их при таких растянутых коммуникациях было чертовски трудно.
Тут-то первым делом высадили казаков, сразу вместе с семьями, и это хоть сразу решило проблему охраны границы.
Затем грянул вальс, и дальнейший разговор прервался сам собой. Николай воспользовался открывшейся в рядах землевладельцев брешью и четким шагом прошествовал туда, где в окружении подруг стояла Виктория.
– Разрешите ангажировать вас на танец?
Танцевала Виктория бесподобно. Впрочем, возможно, Николай был просто пристрастен и был готов во всем, что делает юная девушка, видеть исключительно само совершенство.
Никто из наполняющих зал танцующих пар, равно как из тех, кто лишь наблюдал за действом, не ведал, что вдалеке от столицы штата сейчас происходит совсем иной бал. Только вместо оркестра аккомпанируют там ружья и пистолеты, а танцы проходят с саблями в руках.
Танец с саблями – он ведь один из самых древних…
10
Повинуясь коротким командам Бакланова, казаки словно растворились средь уходящей прочь ночи. Все окрестные балки и перелески они знали назубок, и остатки тьмы не являлись помехой.
Тишина же стояла такая, что даже самый осторожный зверь не заподозрил бы, что вокруг затаились люди. Куда уж догадаться тем, кто старательно тихо подкрадывался к безмолвной станице!
Небо изменилось, вместо черноты приобрело все оттенки синего цвета – от темного, едва не переходящего в ночной на западе до бледно-голубого на востоке. Наступил тот час, когда даже чуткие сторожевые собаки погружаются в тревожный сон. Время, которое издавна выбирается многими для нападения.
В отличие от небес на земле стало еще темнее. Боровшаяся с мраком луна теперь обреченно висела у самого горизонта, поджидая восхода истинного светила. Воспользовавшись этим, уходящая ночь щедро выплеснула темноту из оврагов на землю, и теперь каждое дерево могло показаться чем угодно.
Где бессильны глаза, работают уши. Где-то далеко послышался стук копыт. У кого-то из едущих звякнула уздечка. Кто-то тихонько, как ему самому показалось, выругался, кто-то шикнул.
Звуки постепенно приближались. Так совпало, что восток пониже нежно-голубого окрасился розовым. Тьма чуть вздрогнула, стала сдавать позиции, и между спрятавшимися казаками появились всадники.
Их было действительно много. Как привычно прикинули опытные в подобных делах станичники – гораздо больше двух полных сотен. Да только далеко не всегда решает численность. Казаки отстаивали ставший родным дом, североамериканцы – право грабить все народы, которые оказались в пределах их досягаемости.
Резкий свист прервал обманчивую тишину. Многие всадники наверняка вздрогнули от неожиданности, но вряд ли кто-нибудь из ехавших на грабеж успел хоть что-нибудь понять.
Залпы грянули с двух сторон, и сразу же словно из-под земли на североамериканцев обрушились две конные лавы. Пики склонились вперед, словно рыцарские копья, и через мгновения, когда большинство уцелевших еще ошеломленно мотали головами, последовало столкновение.
Удар был страшен. Если свинец большей частью пролетел мимо, то пики и сабли сразу нашли себе множество жертв. Несостоявшиеся налетчики умели хорошо припугнуть, кое-кто прославился в качестве меткого стрелка, но лишь единицы могли состязаться с казаками в рубке. И уж совсем никто понятия не имел об искусстве владения пикой.
На первый взгляд вроде все просто – вращая пикой и совершая ложные выпады, удерживать вооруженных саблями противников на расстоянии, тех же, кто пытается извлечь ружье или пистолет, поддевать на рожон, а вот на практике подобное умение требует такой подготовки и сноровки, что учиться этому надо не один год. И если в обеих Америках хватало лихих наездников, то ни одного опытного пикинера в них не было. Просто потому, что ни о чем подобном здесь не слышали. А уж в Северной Америке вообще предпочитали достать врага из огнестрельного оружия, чтобы не испытывать судьбу в чреватой сложностями рукопашной.
Как итог – шесть десятков проживавших в центральной столичной усадьбе казаков показались двум сотням налетчиков неисчислимым полчищем. Пусть кое-кому из плантаторов и их прихлебателей удалось выхватить пистолет, пусть кто-то оказался довольно умелым в работе с саблей, превосходство станичников было очевидным.
Схватка длилась не больше четверти часа. Пришедшие убивать североамериканцы не думали, что смерть может ждать их самих. Мысль о явной несправедливости судьбы оказалась для них невыносимой, и, дабы исправить ситуацию, налетчики ударились в бегство.
Не все. Не меньше сотни пришельцев остались валяться на жесткой и холодной земле. Кто – вскрикивая от боли, кто – уже не волнуясь ни о чем. Казаки тоже понесли потери, однако меньшие в добрые десять раз, да и в отличие от североамериканцев смущаться от вида собственной крови прирожденные воины не привыкли.
Краешек выглянувшего солнца застал захватывающую сцену погони. Огромная толпа несостоявшихся добытчиков погоняла во всю прыть коней, стараясь умчаться подальше от горстки преследующих их по пятам казаков. Теперь уже в роли добытчиков выступали последние. Что с бою взято, то свято. Разве может быть лишним в хозяйстве пистолет или ружье, не говоря уже о коне? Да и в переметных сумах наверняка найдутся вещи, полезные в домашнем обиходе.
Станичники были переселены сюда недавно и имели далеко не все потребное. Но и имея, не отказали бы себе в лишнем. Все-таки многое казаки приобретали за собственный счет, а семьи хотели не только кушать, но и жить в достатке и довольстве.
Пара наиболее хозяйственных казаков задержалась на месте короткой схватки в поисках нужных и ненужных вещей. Справедливости ради, при этом они же помогали своим раненым. Чужие могли подождать, когда появится свободное время.
Большинство же занялось погоней. Беда была в том, что преследуемых было намного больше, и потому догнать всех не получалось ни при каком раскладе. Для удиравших североамериканцев их многолюдство несло какую-то надежду на спасение. Конечно, далеко не всем, но тут каждый привык думать исключительно о себе, а до прочих никому не было дела.
От ближайшего хутора тоже доносились ружейные выстрелы. Налетчики заранее разделились и старательно пытались напасть на все поселения станицы сразу.
Определенный резон в этом был. Даже если где не заладится, казаки оттуда не смогут прийти на подмогу остальным.
Жители Североамериканских Штатов были практичными деловыми людьми и не хотели, чтобы кто-то помешал им заниматься наказанием неугодных и сбором добычи.
Но – не вышло…
11
Разговор упорно не желал перейти в разряд легкой беседы. Беседующих должно быть минимум двое, а Виктория то упорно отмалчивалась, то словно нехотя произносила какую-нибудь ничего не значащую фразу.
– Признаться, очень желал навестить вас, но служба… Наместник непрерывно посылал меня с разными поручениями то в один штат, то в другой. Даже в собственной квартире довелось ночевать не больше двух раз.
Лишь после этого невольного признания Виктория взглянула на офицера чуть более благосклонно. Ледок еще оставался в ее глазах, просто его стало меньше, и голос немного потеплел.
– Вы могли бы покинуть службу. Свободных земель вокруг нас столько, что до ближайшего соседа чуть не день пути.
– Как – покинуть? – О подобном варианте Муравьев никогда не помышлял.
Виктория сама поняла, что предложенный ею вариант никуда не годится. Частному человеку намного труднее добиться заметного веса в обществе. И уж совсем нет причины хоронить себя в имении, пока ты молод и перед тобой раскрываются блестящие перспективы.
– Можно и не покидая стать хозяином асиенды. Разве плохо иметь свою землю? Если, конечно, вы собираетесь остаться здесь, а не возвращаться в Россию. Отец говорил – сейчас все можно сделать без каких-либо проблем. Достаточно обосноваться в выбранном месте и обнести предполагаемый участок. Степь не имеет общего хозяина.
– Да, свободных земель в Тешасе очень много.
Муравьев немедленно подумал, как было бы хорошо, если бы сюда в ближайшем времени переправились люди из России. Те, кому не хватает земли в переполненных центральных губерниях. И хотя соответствующий указ императора был давно подписан, желающих переселиться в Америку было не видно. Людям было боязно покидать родину, многочисленных родственников и друзей, отправляясь в дальнюю колонию.
О чем говорить, когда даже самые родные люди рассматривали отъезд Муравьева едва ли не как вечную разлуку!
Но может, действительно поговорить с Резановым и выбрать себе участок неподалеку от дона Педро? Своим собственным примером заложить основы будущих отношений людей без крепостного права на основе уважения всеобщей свободы…
– У нас не столь давно появился новый сосед. Перебрался сюда из Луизианы и захватил себе столько земли… Но, представляете, для ее обработки он привез с собой чернокожих рабов. – Красивое лицо Виктории чуть скривилось. – Вот уж никогда не думала, что мы станем жить, как потомки англичан.
– Рабов? – Николая передернуло.
Он мечтал о царстве свободы, а тут…
Николай постоянно возмущался крепостным правом, называя его рабством, и лишь в Америке столкнулся с рабством настоящим. По сравнению с положением негра русский крепостной крестьянин мог считать себя свободнейшим из людей. Во всех смыслах слова.
На территории Мексики рабство уже было отменено, однако севернее, на землях, освободившихся от власти англичан, практиковалось вовсю. Там словно бы вернулись времена Рима, лишь подкрепленные новым оружием и без всесокрушающих грозных легионов.
Но чтобы позорящее нормального человека явление было перенесено сюда, в пределы России…
– Да, – подтвердила Виктория. – Когда же мой отец высказал Джорджу все, что думает о рабстве, тот в ответ заявил, что никому не позволено посягать на свободу человека жить так, как он считает нужным. Представляете?
– Нет. Надо немедленно доложить наместнику о творящихся безобразиях. Ни русский император, ни его представители не потерпят рабства на территории России.
В ответ Виктория подарила Муравьеву такой взгляд, что офицер обязательно оказался бы на седьмом небе, если бы не был так занят свалившейся новой проблемой. Но все же он, пусть в меньшей степени, однако оценил подарок, и восторг перед девушкой, разделяющей его убеждения, на миг затмил терзавшие мысли.
Очередной танец как раз закончился, и Муравьев отвел партнершу на прежнее место:
– С вашего разрешения, я отлучусь ненадолго. Хочу сейчас же побеседовать с его высокопревосходительством.
– Мне хотелось бы узнать о результатах беседы. – Виктория чуть склонила голову в ответ на поклон офицера.
Муравьеву приходилось вращаться в высшем петербургском обществе, бывать в модных салонах, однако там дамы вели беседы совсем на другие темы. Поэтому не удивительно, что в этот миг Виктория предстала в глазах офицера самим совершенством, божеством, спустившимся с небес на землю, дабы озарить тот путь, по которому обязан идти каждый уважающий себя мужчина.
Резанов находился здесь же, в зале. Он как раз беседовал с несколькими дамами, обаятельно улыбаясь им. Въевшаяся в кровь субординация заставила Муравьева застыть неподалеку в ожидании окончания разговора.
Наместник привычно обращал внимание на все происходящее вокруг него. Вдобавок он привык жить делом, и даже великосветские беседы и встречи для него являлись не более чем одной из обязанностей облеченного властью и доверием императора человека. Потому Резанов крайне вежливо завершил разговор и первым сделал шаг к офицеру:
– Слушаю вас, Николай Николаевич.
– Ваше высокопревосходительство, разрешите доложить, – вытянулся в струнку капитан.
– Сколько раз говорить – давайте без чинов. По крайней мере, в неофициальной обстановке, – ласково улыбнулся Резанов.
– Николай Петрович, мне только что рассказали о совершенно вопиющем случае…
Все-таки были у Муравьева некоторые сомнения. Уж не воспримет ли наместник сказанное как упрек в свой адрес? Любому человеку понятно: невозможно за считаные месяцы навести порядок на огромной территории, и тем не менее кто, как не правитель, в ответе за все, что происходит на вверенной ему земле?
По мере рассказа улыбка исчезла с лица Резанова. Он стал жестким, уже не великосветским львом, каким обычно представлялся на балах и собраниях, а государственным человеком, несущим на плечах тяжелый груз забот.
– До меня несколько раз доходили слухи о перебравшихся сюда поселенцах из сопредельного государства. Равно как и об их привычках. Только никак не мог заняться этим делом, – задумчиво произнес Резанов. – Людей крайне мало, а проблем столько, что не знаешь, какую решать первой. Но вы совершенно правы, Николай Николаевич. Рабство на территориях России неприемлемо. Если кто-то хочет жить в нашей стране, пусть уважает наши законы. В противном случае пусть убирается туда, откуда пришел. Я вас попрошу завтра же заняться этим делом. Понимаю, что вы боевой офицер, но в настоящий момент послать мне больше попросту некого. Возьмите с собой казаков и навестите этого рабовладельца. Я распоряжусь, чтобы все необходимые бумаги были подготовлены. Если что – не останавливайтесь перед применением силы. Но вначале поставьте его перед выбором. Или – или.
– Обязательно все сделаю.
Обычно армейские офицеры неохотно выполняли полицейские функции, но тут Муравьев был рад, что поручение досталось ему.
Резанов понимающе улыбнулся.
Он был искренен перед офицером. Действительно, чисто физически было невозможно сделать все сразу. Но надо же когда-то начинать, в противном случае земли выйдут из-под контроля, и понадобится кровь, чтобы удержать их в составе империи.
Существует определенная грань взаимоотношения власти и подданных, и эту грань лучше ни той, ни другой стороне не переходить.
И конечно же, граф был противником рабства. Он бы и крепостное право отменил, только этот вопрос находился вне его сферы компетентности.
К разочарованию Муравьева, Виктория оказалась занята. Она грациозно танцевала с каким-то уроженцем здешних мест, и капитану пришлось дожидаться окончания танца.
– Я говорил с графом, – сообщил девушке Николай, когда кавалер с видимым сожалением отвел ее на место.
– И что он? – Раскрасневшаяся Виктория немедленно забыла про только что завершенный танец.
– Завтра же я отправляюсь к вашему соседу. Наместник распорядился навести порядок в Тешасе, – не без некоторого самодовольства признался Муравьев.
Позерство ему было чуждо, однако тут такой случай! Едва девушка попросила – и вот уже результат.
Тем более желания обоих в данном случае полностью совпадали. И как тут удержаться?
12
– Спаси и сохрани люди твоя!
Два священника истово молились в храме. Доминика при этом мало смущало, что храм был православным. Если на то пошло, в чрезвычайных ситуациях разница двух конфессий сводилась на нет. Бог один, и главное, чтобы он внял призывам скромных служителей, а возносились призывы перед иконой или распятием – разве столь важно?
Потом можно будет замолить невольный грех отступничества от догматов. Потом, когда окончательно стихнут далекие выстрелы и вернувшиеся казаки оповестят, что опасность миновала.
Народу в церкви хватало. Казачки и казачата пришли вознести молитву за успех своих мужей и отцов, и запах ладана смешивался с запахом многочисленных горящих свечей.
Тревога подняла на ноги всех. В станице привыкли вставать рано, чтобы успеть переделать многочисленные дела, и какой-то час не играл роли.
Даже теперь хозяйки не забывали о привычных хлопотах. Кто-то поставил в печь хлеб, все без исключения готовили завтрак, чтобы вернувшиеся после боя мужья смогли бы подкрепить силы. И конечно же, ухода требовала скотина, присмотра – хозяйство. Мало ли дел в сельской местности?
От этого в храме было постоянное движение. Люди приходили, ставили свечи, молились и возвращались к своим домам, чтобы удостовериться, все ли идет хорошо, а затем возвращались назад.
Перед храмом успевали перекинуться друг с другом несколькими фразами, обнадеживали, старались поддержать. Время для долгих разговоров еще не пришло, и пока каждая женщина несла в себе свою тревогу, а на людях держалась, да еще и помогала другим и словом, и делом.
Хуже было с детворой. Мальчишки страшно завидовали отцам, вступившим в бой с разбойниками, и буквально не находили себе места. Завидовали они и старшим братьям, которые по возрасту еще не были взяты в дело, но зато с оружием в руках исполняли роль дозорных на околицах станицы. Вместе с ними такую же службу несли старики, негодные в общей сечи.
Военная удача – баба переменчивая, и лучше загодя предусмотреть все ее возможные капризы.
Подобно многим, Яшка Бакланов перебегал от одного поста к другому, несколько раз лазил на колокольню в надежде разглядеть или возвращающихся с победой казаков, или подкрадывающихся разбойников.
В храме он тоже побывал, причем не один раз, только трудно в семь лет сосредоточиться на молитве, когда неподалеку льется кровь, скрещиваются клинки и бьются знакомые тебе люди.
– Дедушка! Дайте ружье подержать!
Седой как лунь Никола, помнивший еще Ларгу и Рымник, ласково потрепал по голове сына атамана:
– Успеешь еще, Яшка. Ворогов на всех хватит.
– Дедушка!
Яшка не канючил, помнил: казаку подобное не к лицу – но никак не желал отставать от старого казака.
– Говорю: успеешь, – вздохнул Никола.
Его напарник Ванюшка, казачок неполных пятнадцати лет, снисходительно посмотрел на Яшку. Словно сам втихомолку не проклинал свое малолетство, не позволившее отправиться на сечу вместе с отцом. Но ему хоть доверили сторожить, и ружье в руках Ванюшка держал самое что ни на есть настоящее.
Но Яшка в ответ посмотрел с непередаваемым выражением, в котором была и обида, и острое желание, и много иных чувств.
– Как же тебе дать? Вдруг стрельнет? – чуток высокомерно спросил Ванюшка.
– Как же оно стрельнет, коль курок не взведен? – резонно заметил Яшка.
– Разбираешься, – добродушно улыбнулся дед.
– Ладно. Токмо не урони.
Ванюшка не выдержал и протянул сыну атамана тяжелое ружье явно не кавалерийского образца, невесть каким образом оказавшееся в его доме.
Яшка лишь хмыкнул. Плотненький, крепкий, он для своих лет был достаточно сильным.
Ружье на мгновение оттянуло руки, но затем Бакланов-младший справился и даже попытался прицелиться в пустую степь.
– Не балуй. – Ванюшка аккуратно отобрал оружие.
– Тебе лучше пистоль али охотничье ружьишко, – вздохнул дед.
Вздохнул – и прикрыл рукой заткнутый за пояс пистолет. Так, на всякий случай.
Но Яшка на короткое время удовлетворил естественную страсть мальчишки к оружию.
– Деда, почему к нам все лезут? – с неожиданной серьезностью спросил казачонок. – Ну, басурмане понятно, а эти?…
– Эк, – крякнул от неожиданности Никола. – Да как тебе сказать? Кто лезет-то? То безбожники-французы, то энти, – он кивнул в сторону североамериканских владений, – которые в своей сути ничем не лучше безбожников. У них заместо Бога одно золото на уме. Потому они нас не любят и опасаются, что мы духом крепки, вере отцов верны, царю-батюшке преданны. А им страсть как хочется повсюду новый порядок установить да чрез то миром править. Не по Заветам, а по выгоде, без чести-совести. Но как, коли у народов наш пример есть? Скажу больше – пока жива Россия, нет хода антихристу в наш мир. И все явные и тайные его приспешники, сколько их ни есть, будут стремиться ее изничтожить всеми силами. Но разве мы не казаки?
– Деда!.. – Яшка указал рукой несколько в сторону.
Там прямиком к станице неслись десятка два всадников.
Очень хотелось бы видеть отцов, да только они еще не появлялись, а и появились бы, так совсем не отсюда.
По старости Никола первым заметить их не мог. Что до Ванюшки, он просто отвлекся, слушая деда, и теперь проклинал себя за невнимательность. Ему доверили такой пост, а он опростоволосился, словно и не казак!
Вряд ли это были беглецы. Скорее всего – какой-то осколок, отбившийся в темноте от основного отряда. Теперь североамериканцы увидели перед собой беззащитную цель и азартно устремились за поживой. Смысла отдаленных выстрелов они, как видно, понять не смогли…
Оружие в руках кавалеристов лучше всяких слов говорило об их намерениях.
Путь отряда лежал в сторону другого дозора. Оттуда раздался выстрел, и один из налетчиков вылетел из седла. Другие немедленно открыли стрельбу прямо на ходу, явно в расчете на испуг противника. Попасть с лошади – вещь достаточно трудная. Нападающие же не жалели зарядов и не задумывались об элементарном – перезарядке оружия.
Они лишь оповестили выстрелами жителей станицы о напасти.
Пяток всадников уклонились от общего курса и понеслись туда, где за хлипкой изгородью стоял Никола с казачатами.
– Ну, благословясь! – Дед поместил ружье, такое же старое, как он сам, на плетень и выстрелил.
Глаза давно утратили зоркость, а руки – твердость. Всадники продолжали все так же мчаться вперед, и теперь до них было совсем недалеко.
Яшка видел разинутые рты и перекошенные лица, хотя мальцу в тот момент они показались звериными харями.
Ванюшка тоже разрядил ружье. В отличие от деда Николы – вполне удачно. Один налетчик стал съезжать на бок, потом попытался выпрямиться, но не удержался и полетел с седла. Зацепившаяся за стремя нога не дала всаднику окончательно успокоиться на земле, и продолжающая скачку лошадь поволокла недавнего наездника по всем кочкам и рытвинам.
Остальная четверка с разгона перемахнула невысокий плетень. Оказавшийся безоружным Ванюшка отпрыгнул в сторону от пронесшегося мимо и размахивающего саблей наездника, изловчился и каким-то образом сумел запрыгнуть за спину следующего. Спустя несколько мгновений оба рухнули. Только казачонок собрался в полете, да и упал сверху на своего противника.
Никола рванул видавшую виду саблю. Один из налетчиков сумел повернуть коня и направить его к деду. Но рисковать и вступать врукопашную со стариком североамериканец не стал. Вместо этого он выхватил двухствольный пистолет.
Выстрел больно ударил по ушам Яшки. На мгновение перед глазами возникло пороховое облако, а затем Бакланов-младший увидел, как валится на спину дед.
Следующий выстрел предназначался Яшке. Только всадник спешил, а Яшка оказался проворным и успел нагнуться, едва на полке вспыхнул порох.
Пуля просвистела вплотную к голове мальца. Напуганный громкими звуками конь шарахнулся в сторону, дав казачонку краткую передышку.
Яшка повернулся к деду. Никола лежал на спине, а на его рубахе начинало расплываться багровое пятно. Но губы старого казака шевелились, а рука ощупью шарила вокруг в поисках оброненной сабли.
Несколько в стороне Ванюшка с остервенением лупил свалившегося вместе с ним разбойника головой о землю. Тот кричал, пытался одной рукой отбросить от себя казака, вторая же не слушалась, не то ушибленная, не то сломанная при падении.
Подстреливший деда Николу бандит вновь наезжал на Яшку уже с саблей в руке. Положим, достать верткого мальчонку клинком было бы непросто, только Яшка не стал играть в такую игру.
В сердце атаманова сына вселилась злость. Яшка ни о чем не думал. Просто на глаза попался пистолет за поясом деда, и казачонок резко выдернул заветное оружие. Курок оказался неожиданно тугим, и пришлось взводить его большими пальцами обеих рук. И так же с двух рук Яшка прицелился в ненавистную морду убийцы.
Разбойник закричал что-то явно ругательное, а дальше громыхнуло. Яшка всей своей сущностью ощутил, как летит пуля, как она попадает налетчику промеж глаз… Все это происходило медленно, словно растянулось во времени. Вот брызнула кровь, и всадник все так же медленно опрокинулся и стал валиться из седла.
Конь сделал прыжок в сторону, окончательно освобождаясь от ноши, встряхнулся и неспешно порысил прочь.
Ванюшка продолжал остервенело молотить землю головой переставшего орать разбойника. Двух уцелевших всадников видно не было. Зато в самой станице слышался шум, хотя что именно там происходило, увидеть отсюда было невозможно.
– Деда… – Яшка склонился над лежащим стариком. – Я убил его, деда.
– Молодец, – прошептал тот.
На губах выступила кровавая пена, однако Никола упорно старался скрыть от мальца испытываемые муки. Он даже нашел в себе силы подмигнуть Яшке, а затем попытался придать голосу некую строгость:
– Пистолет…
– Что – пистолет? – Казачонок завертел головой, нашел оброненное оружие и торопливо поднял его.
– Пистолет заряди…
13
Близкие выстрелы заставили кое-кого в церкви встрепенуться. Тем не менее служба продолжалась. Вплоть до того момента, когда в храм влетел какой-то казачок с криком:
– Разбойники в станице!
Крик послужил сигналом. Молитва прервалась на полуслове. Народ ринулся из храма прочь, словно все вдруг позабыли, что мгновение назад искали заступничества у Всевышнего.
Никакой паники не было. Как не было страха. Не только казаки были особенными людьми. Их жены и дочери тоже выделялись из всех женщин. Боевитые, работящие, они привыкли землю пахать, пока мужья находились в долгих военных походах, хозяйство вести, да и за себя при случае постоять умели. Как защищались когда-то их бабки да матери при внезапных нападениях крымчаков на донские станицы.
Доминик недоуменно посмотрел на бегство из церкви, а отец Григорий уже отложил молитвенник и устремился следом за паствой.
Оставаться одному в чужом храме было неудобно. Монах лишь взглянул на хоры, такие же пустые, как и весь божий дом, и, стараясь сохранить подобающее сану величие, двинулся к выходу.
Вдалеке, где-то ближе к окраине, поднимался дым. Пока не слишком густой, он, однако, свидетельствовал о начале пожара. Только угрозу сейчас нес отнюдь не огонь.
Неподалеку от церкви в окружении казачек вертелся всадник. Мужской рык едва пробивался сквозь истошные женские крики, а сабля в руках налетчика никак не могла совладать с вилами и ухватами, которыми его пытались достать со всех сторон.