Ночной крик Синявская Лана

Глава 1

– Ты не можешь так поступить со мной, Вика! Ты же меня на камни бросаешь!

Прежде чем ответить, Вика сосчитала до десяти и только после этого мягко произнесла:

– Вовсе нет. Я всего лишь ухожу в отпуск.

– Вот об этом я и говорю, – сдавленным голосом воскликнул Филиппыч. – Так внезапно и так невовремя…

Он взмахнул короткими ручками, как будто пытался продемонстрировать, как именно невовремя.

– Насколько я знаю, – пожала плечами Вика, стараясь не дать себе выйти из себя, – у нас это всегда невовремя. Я уже два года не была в отпуске. А что касается внезапности…

– Знаю, знаю, ты принесла мне заявление месяц назад, – поспешно закивал Филиппыч, понимая, что сейчас с Викой лучше не ссориться.

– Вот именно, – поддакнула та.

– Но Вика, солнышко, войди в мое положение! Завтра приезжает эта меге…то есть, я хотел сказать – наш лучший автор, мадам Кулибина! Она потребует рецензию на свою новую книгу. И что я ей скажу?

– Говорить вам ничего не придется, – Вика была готова ко всему, – отзывы рецензентов и мое подробное резюме – у вас на столе.

– Но там написано, что концовка никуда не годится и все нужно переделать! – С обидой в голосе возопил Филиппыч: горестно воздев руки к недавно побеленному редакционному потолку.

– Ага. Именно это там и написано, – весело откликнулась Вика.

– Но не могу же я сказать ЕЙ об этом. Она же меня… Она же наш самый лучший автор…наш самый многотиражный автор, – поспешно поправился он, заметив как Вика скривилась.

– Может, пора подыскать кого-то другого на эту почетную роль? – вкрадчиво осведомилась Вика, сосредоточенно пытаясь заправить за ухо выбившуюся русую прядь.

– Об этом и речи быть не может, – отмахнулся Филиппыч. – А вот если бы ты отложила свой отпуск…– он взглянул на нее заискивающе. Но Вика была непреклонна.

– Ни за что! Ближайший месяц вам придется самому сражаться с вашей любимицей. Ваш Цербер, на которого можно свалить всю грязную работу с авторами, отправляется на заслуженный отдых ровно до…– она мельком глянула на висевший на стене календарь с портретом той самой писательницы, усмехнулась и закончила более уверенно: – до двадцать четвертого июля.

Филиппыч застонал.

– Ничего, ничего, – подбодрила его девушка, – не все вам их по ресторанам возить и распевать дифирамбы их таланту, в некоторых случаях – весьма сомнительному. – Она потянулась за сумочкой и, ухватив ее за тонкий ремешок, обернулась:

– Только не дайте ей запугать себя. Эта дама вспыльчива до крайности, упряма и капризна. Не идите у нее на поводу – и все будет в порядке.

– Спасибо за поддержку, – кисло откликнулся Викин шеф, нервно подергав себя за кончик носа. Нос немедленно покраснел и Вика, взглянув на отчаянное лицо Филиппыча, едва не передумала. Заметив, что она медлит с уходом, Филиппыч воспрял. В глазах его мелькнула надежда. Но Вика вовремя спохватилась.

– Ну, я поехала домой. Мне еще нужно собрать вещи, – преувеличенно деловито сообщила она.

– Вика!

– Ну что еще? Не делайте вид, будто я совершаю преступление.

– Ну что ты, я тебя не виню. Ты делаешь для издательства так много…

– Добрая Вика, всеобщая палочка-выручалочка, – пробормотала девушка неодобрительно.

– Да, если тебе так угодно.

– Мне угодно отправиться в отпуск. – Отчеканила Вика. – А вы остаетесь сражаться с мадам Кулибиной.

Хлопнув дверью, она побежала вниз по лестнице, радуясь, что сумела – может быть, впервые в жизни – настоять на своем. Теперь у нее впереди почти целый месяц свободы, а с Филиппычем за это время ничего страшного не случится, если он, тряхнув стариной, поработает немного кое с кем из наводящих на редакцию ужас дам-романисток.

Вика бухнула тяжеленный чемодан в дорожную пыль и уселась на него верхом. Ее ситцевый сарафан промок насквозь, со лба градом катил пот. Она смахнула его тыльной стороной руки. Да, долгожданная свобода пока что поворачивалась к ней не лучшей своей стороной. Кто же мог знать, что станция окажется так далеко от деревни? Подруга, которая посоветовала Вике снять здесь домик, говорила, что тут до всего рукой подать. Хорошо ей говорить, имея в своем распоряжении мужнин «Мерседес» с шофером. Вика ничего подобного в наличии не имела, даже на старенькие «Жигули» пока не заработала, хотя уже три года вкалывала, не разгибаясь, причем в приличном издательстве, и должность имела не последнюю.

Солнце клонилось к западу, но все равно палило нещадно. Даже сидя, Вика обливалась потом и с трудом вдыхала раскаленный пыльный воздух. Внизу, у подножия холма, раскинулась деревня Константиновка. Крыши домов тонули в густой зелени деревьев, над парой-тройкой труб вился дымок. Чуть дальше, между лугом и рощицей, струилась река, ловко огибая опоры старого деревянного моста. Благодать!

Идиллический пейзаж несколько портили белые, похожие друг на друга словно близнецы, массивные коттеджи, которые теснились на опушке леса, словно стесняясь своей безвкусной роскоши. Вика усмехнулась. В рай пожаловали варвары. Этим-то станция ни к чему. Их доставляют до места с ветерком кондиционированные авто. Ну и пусть. Она упрямо нахмурила брови. Слава богу, богатеньких здесь пока не слишком много, хотя местечко, почти нетронутое цивилизацией и потому сохранившее свою первозданную чистоту, уже стало пользоваться бешеной популярностью. Участки в Константиновке если и продавались, то стоили бешеных денег, а снять на лето домик и вовсе было почти что чудом. Подруга так и сказала: "Повезло!" Вика в то, что "повезло", почему-то поверила сразу и даже не стала ехать и проверять свое везение.

И вот сейчас она сидела верхом на чемодане и старалась набраться духу, чтобы преодолеть вторую половину пути. Приподняв чемодан, она взглянула на него с сомнением: когда это она успела набить его кирпичами? Не может быть, чтобы ворох летних тряпок весил так много. Но делать было нечего, и Вика, кряхтя, поволокла свою ношу под горку.

К концу пути Виктория представляла из себя жалкое зрелище: волосы прилипли к лоснящимся от пота щекам, на сарафане проступили некрасивые мокрые пятна, к тому же, он лип к телу, словно девушка по пути искупнулась в несвежем водоеме. Передвигалась она в положении "сикось-накось", перекосившись на левую сторону под тяжестью чемодана. В уме она уже составила список вещей, которые следовало бы оставить дома. Список был длинный.

Любопытные пейзане, глазеющие на нее из-за забора с нескрываемым любопытством, только подливали масла в огонь. Вика, которая всегда гордилась своим безупречно опрятным видом и превосходной осанкой, на сей раз была противна даже самой себе и старательно смотрела себе под ноги, пряча раскрасневшееся лицо.

У высокого забора, заросшего жимолостью, она выдохлась. У нее закончилось не только первое, но и второе дыхание. Сейчас ей было глубоко плевать даже на соседство глянцево блестящих на солнце иномарок в количестве четырех штук, которые на деревенской улице выглядели не совсем уместно. Впрочем, дом, возле которого они были припаркованы, так же отличался от остальных избенок, как павлин от жителей курятника. Вика с интересом оглядела дом и пришла к выводу, что "павлин" выглядит не слишком-то здоровым и возраст имеет весьма солидный. Он явно требовал ремонта и Вика с удивлением покосилась в сторону шеренги машин. Шестисотый «Мерс», «Джип», «Рено» и «Фольксваген». Судя по всему, денежки тут водились. Да и сам особнячок, должно быть, стоил кругленькую сумму. Интересно, почему его хозяева не озаботились хотя бы косметическим ремонтом? Право слово, он того стоил. Вике грустно было смотреть на фасад заброшенного дома с заросшими лужайками, клумбами, захваченными сорной травой и шиповником, облезшей краской на стенах. Она вдруг спохватилась, что застряла в этом месте слишком надолго и воровато оглянулась, чтобы проверить, не наблюдает ли кто-нибудь за ее неприличным любопытством.

Словно накликала.

– Эй, девушка, чего вы там возитесь? – резко окликнул ее грубый голос, когда она нагнулась, чтобы приподнять ненавистный чемодан.

– Что? – Встрепенулась она, пошарила глазами, пытаясь обнаружить обладателя голоса, и, наконец, обнаружила на полускрытом от нее кустами сирени крыльце весьма недовольного гражданина. Его глаза цвета жидкого кофе смотрели на нее слегка туманно и не очень отчетливо, но при этом весьма недовольно. Этот мутный взгляд удачно сочетался с недоразвитой неопределенностью тучного лица и рыхлой фигурой, упакованной, несмотря на адскую жару, в шикарную тройку. Этот тип привык командовать и, очевидно, ожидал, что Вика исчезнет сей же момент, повинуясь его приказу.

Вика и рада была бы исчезнуть, но сделать это быстро не могла при всем желании – из-за чемодана, естественно, ни дна бы ему ни покрышки. Неловко извинившись, она поволокла свою ношу в сторону, чувствуя спиной все тот же недовольный взгляд.

Неожиданно хлопнула позади калитка и Вика нервно вздрогнула. Обернувшись, она увидела совсем не то, что ожидала: от злополучного дома к ней спешил импозантный красавец, что называется, в летах, в отличие от первого – подтянутый и улыбающийся.

– Какой сюрприз! – воскликнул он так радушно, что Вика заозиралась, думая, что слова обращены не к ней. Но тип так и ел ее глазами, а руку уже тянул к ее чемодану, пытаясь вытащить ручку из ее онемевших пальцев.

– Позвольте вам помочь, прелестная фея, – галантно предложил он, завладев ее поклажей и держа ее на весу с изящной небрежностью. – Куда прикажете доставить багаж?

Вика нашлась не сразу. Она была в недоумении. Обозвать ее феей в нынешнем состоянии мог только сильно близорукий человек и теперь она опасалась, что подойдя ближе, красавец осознает свою ошибку и, чего доброго, швырнет в нее чемоданом.

Но тип продолжал улыбаться, демонстрируя полный набор металлокерамических зубов и масляно блестя глазами. Теперь Вика сообразила, что лицо этого человека ей знакомо. Нет, с ним лично она никогда не общалась, однако не раз видела его лицо по телевизору.

Тип был не абы кто, а известный режиссер, в последнее время находившийся на пике славы. Не успела Вика осознать в полной мере свое открытие, как вслед за ним последовало второе, не менее удивительное. Дело в том, что и первого типа она знала в лицо. То был политик, кажется, депутат и правая рука лидера какой-то серьезной партии. Вика политикой не интересовалась и узнала его не сразу, а узнав, совсем оробела. И чего это они тут скопились, по соседству? Неужели и остальные – такие же шишки, как эти двое? Этого только не хватало…

– Мадемуазель? – Режиссер – как бишь его фамилия? – попытался обратить на себя Викино внимание.

– Простите, это я от неожиданности, – пробормотала Вика как-то уж совсем по-деревенски, с легкостью входя в роль, хотя в деревне оказалась впервые в жизни.

– Прелестно! Вам идет смущение, дорогая, – покровительственно улыбнулся режиссер с забытой напрочь фамилией, очевидно приняв ее смущение на свой счет.

«Ого! Что-то слишком быстро он стал величать меня "дорогая"», – с неожиданной неприязнью подумала Вика, но заставила себя улыбнуться.

– Я сняла здесь домик на время отпуска, – пояснила она,– но понятия не имею, где он находится.

– Чудно. А номер дома вы помните?

– Конечно. Тринадцать, – с готовностью сообщила девушка, пытаясь незаметно стереть крупную каплю, повисшую на самом кончике носа.

Ловелас удивленно вскинул бровь и спрятал ироническую улыбку в уголках холеных губ.

– Ну что ж, – произнес он, слегка растягивая слова, – мы будем соседями.

Вика с ужасом покосилась на подслеповатый домишко, возле которого они как раз проходили, воровато выглядывающий из-за облезлого, давно не крашеного забора. «Это – мой дом?» – подумала она испуганно.

– Вы будете жить вон там, – показал рукой ее спутник на соседний участок. – Я остановился… хм… погостить в доме номер девять. Значит, тринадцатый – вон тот.

– Это радует, – пробормотала Вика себе под нос с облегчением.

Возле калитки она решительно затормозила.

– Вы позволите занести ваши вещи в дом? – попытался вежливо поднажать режиссер, очевидно, надеясь продолжить знакомство немедленно.

– Спасибо. Я сама. – Покачала головой Вика, стараясь, чтобы ответ прозвучал решительно, но необидно. Режиссер и не обиделся. Ему, избалованному вниманием, и в голову прийти не могло, что кому-то может быть в тягость его общество. Разубеждать его Вика не собиралась.

Режиссер галантно приложился к ручке, заверив девушку, что будет с нетерпением ждать следующей встречи, после чего Вика шустро подхватив чемодан, шмыгнула в калитку.

Возле крыльца ее внезапно осенило:

– Двуреченский! – громко сказала она, вспомнив, наконец, фамилию режиссера. Неожиданно в сенях что-то громыхнуло. Вика вздрогнула.

– Это еще что за черт? – пробормотала она, только сейчас заметив, что входная дверь полуоткрыта. – Ошиблась я, что ли? – добавила она совсем тихо, опасаясь шагнуть на деревянное крыльцо и не решаясь уйти.

Пока она размышляла, дверь открылась еще шире и Вика увидела молодую женщину, судя по виду – из местных. Нет, дело было вовсе не в ее довольно мешковатой одежде, состоящей из бесформенной вылинявшей юбки ниже колен и такой же простой кофточки с рукавами фонариками. Ее кожа так и лучилась здоровьем – вот что главное. Такого цвета лица – медово-золотистого от загара – живя в городе, вы не получите, даже если будете глотать поливитамины пачками. Женщина была лет на пятнадцать старше Вики, но ее лицо было гладким и очень привлекательным, только, пожалуй, немного худым. Впрочем, это ее не портило, она была очень хорошенькой. Не слишком высокая, светловолосая и голубоглазая.

– Здравствуйте! – первой поздоровалась она приятным голосом, с непривычно-мягким деревенским акцентом.

– Здравствуйте!

Женщина выглядела удивленной, ее взгляд все время перебегал с лица Вики на тяжелый чемодан у ее ног.

– Простите, но я думала, что это дом, который я сняла на лето, – пролепетала Вика, все больше впадая в растерянность. – Наверное, я ошиблась.

– О, нет! Все правильно. Вы, наверное, Вика Стрельцова, да? Как же я сразу не догадалась.

– Так это мой дом? То есть… тогда почему… кто…

Вика запнулась и сглотнула, силясь понять, что делает эта женщина в ее доме? Пусть временно, но этот дом принадлежал ей, и она не рассчитывала, что придется делить его с кем-то еще. Девушка разволновалась так, словно застала незнакомку за чем-то предосудительным и теперь сама испытывала от этого неловкость. Должно быть догадавшись о чувствах девушки, женщина начала быстро краснеть – сначала шея, потом щеки, лоб и уши. Ее руки вцепились в край юбки.

– Извините, я думала… Я не знала, когда именно вы приедете. А Сергей Валентинович попросил меня немного прибраться. Дом-то больше года без хозяев стоял, сами понимаете.

– Так вы, наверное, Катя! – обрадовалась Вика. – Мы с вами говорили по телефону. Договаривались об оплате.

Катя с готовностью кивнула. В ее взгляде промелькнуло облегчение. Краска отхлынула с ее лица. Вика улыбнулась, обрадованная, что все так хорошо разрешилось.

– Я живу в соседнем доме, – кивнула Катя в сторону избы, которая не так давно привела в смятение Вику. – Простите, что не успела прибрать дом как следует, – извинилась она еще раз.– Если я вам понадоблюсь, то…

– Ничего страшного. Я сама справлюсь с тем, что осталось.

Вика перехватила взгляд Кати, исполненный сомнения и подавила улыбку. Ну, конечно, она и забыла, что в глазах этой по-деревенски крепкой женщины, должно быть, выглядит изнеженной бледной куклой, не способной даже воды принести из колодца. Катя не знала, что Вика, с виду тонкая и хрупкая, давно привыкла все делать сама, не чураясь никакой, даже самой тяжелой работы. В прошлом году она, например, сама отремонтировала свою двухкомнатную квартиру, не прибегая к помощи строителей. Друзья говорили, что получилось неплохо.

Катя собралась уходить, напоследок еще раз оглянувшись на дом, как будто ей не хотелось с ним расставаться.

– Простите, а здесь есть какие-нибудь продуктовые магазины? – окликнула ее Вика, вспомнив, что с самого утра ничего не ела.

– Есть, и даже неплохой, – обернулась Катя от калитки. – Только сейчас все закрыто, они до шести работают.

Вика машинально глянула на запястье. Черт, полседьмого. Какая жалость. Придется до утра сложить зубы на полку. Прихватить с собой хотя бы булку она, растяпа, не догадалась. Только пачку чая и галеты. Голодный блеск, должно быть, отразился у Вики в глазах, потому что Катя вдруг взглянула на нее с жалостью и предложила:

– А хотите я вам смородины нарву? Прямо с куста. Крупная в этом году уродилась, сладкая.

– Да вроде неудобно мне вас беспокоить, – замялась Вика.

– Что ж тут неудобного? Своя ягода, не купленная, – улыбнулась Катя. Зубы у нее были замечательные. – Вы чемодан в дом занесите, а дверь можете так оставить – у нас тут воров нету. Кстати, вот вам и ключи.

На Катиной необъятной юбке оказались карманы и она ловко выудила из правого связку ключей, непривычно больших и тяжелых.

– Этот вот – от входной двери, а этот, побольше – от сарая, – пояснила она, передавая связку Вике.

Неловко держа ключи в руке, Вика подхватила чемодан, заволокла его в темные прохладные сени и с облегчением бросила у стены.

Катя ждала ее возле калитки, прислонившись спиной к шершавому стволу какого-то дерева, кажется – груши, и задумчиво покусывала нижнюю губу. Чувствуя необыкновенную легкость, Вика глубоко вдохнула в себя густой пахучий воздух и поспешила ей навстречу.

Каникулы начались!

Глава 2

Таких крупных ягод Вика и впрямь никогда не видела. Разросшийся приземистый куст был весь усыпан спелыми гроздьями.

– Вишь как обсыпало? – небрежно кивнула на куст Катя, сноровисто обрывая смородину ловкими пальцами и пытаясь в то же время отпихнуть ногой вертлявую собачонку, похожую на расшалившегося лисенка.

Вика тоже кивнула, соглашаясь. Она держала перед собой плетеную корзинку, которая слегка царапала голые руки, но Вике это даже нравилось. Смородина росла прямо возле забора, разделяющего два соседних участка. Забор был непростой, не такой, как ожидала увидеть Вика и было понятно, что поставили его богатые Катины соседи. Вокруг стальных прутьев обвился вьюнок. Его розовые цветы, уже полузакрытые, ярко сияли в закатном солнце на фоне темного металла. Соседний сад был как на ладони и сквозь деревья Вика различала очертания большого дома. Сам участок был просто огромен, Вика так и не смогла разглядеть, где же он заканчивается. По всей территории росли деревья, но были ли среди них плодовые, Вика так и не поняла. Зато она хорошо разглядела пруд, он был прямо напротив. Водоем казался искусственным, так как несмотря на весьма внушительные размеры, он все же был меньше даже небольшого озерца – метров двадцать пять-тридцать в диаметре. Пруд Вике совсем не понравился. Так же как и дом, и сад, он был в запущенном состоянии. Но если саду это состояние придавало все же некую дикую прелесть и, так сказать, первозданность, то пруд производил гнетущее впечатление. Вика прищурилась, чтобы разглядеть его получше. Да, похоже, когда-то он выглядел совсем иначе. Может быть, там даже плавали золотые рыбки, а дно было ровным и песчаным. Сейчас… Брр. Сейчас он больше напоминал маленькое болото. Прозрачная когда-то вода стала темной, ее покрыла липкая зеленая ряска, а экзотические декоративные кусты вокруг, остатки которых еще можно было разглядеть, вытеснили менее привлекательные, зато более агрессивные сорняки. Даже со своего места Вика уловила слабый запах тины и застоявшейся воды.

– А кто живет том доме? – с любопытством спросила девушка.

– Актриса одна. Старая, – ответила Катя, как показалось Вике, не слишком охотно. Впрочем, насколько она понимала, деревенские жители и вообще не особенно разговорчивы. Недосуг им лясы точить, работы много. А сельская работа, она все больше в одиночестве делается, с морковкой-капустой или там с огурцами особенно не разговоришься.

– А кто раньше в моем доме жил? – не унималась городская Вика, которой долгое молчание было в новинку.

– Баба Маруся жила, – ответила Катя, не прекращая работы. – Померла года четыре назад. Дом никто покупать не захотел. Боязно после покойника-то. Ты, кстати, печку не вздумай зажигать. Хорошо, что я вспомнила.

– А почему?

– Так баба Маруся от того и померла, что печка разладилась. Угорела она. Зимой дело было. Затопила, да и спать легла, а утром не проснулась. После ее смерти печью заниматься некому было. Так и стоит. Тебе-то печь сейчас без надобности, вон дни какие знойные стоят, я тебя на всякий случай предупредила – мало ли что.

– Спасибо, – поспешно ответила Вика, вскользь подумав о том, что было бы, если бы она затопила печку в ненастный день, не предупреди ее Катя. – Спасибо, – повторила она с чувством. – Вы и за домом приглядели, и про печку тоже, и смородину вот для меня рвете.

– Я ж не за так, – фыркнула Катя, – в смысле – за домом приглядываю. Хозяин разрешил своим участком пользоваться, картошку сажать. Мой-то видишь, какой маленький? Только огурцы с помидорами, да зелень, а больше ничего и не посадишь.

На взгляд Вики, огород у Кати был не такой уж и маленький. Но это с ее, Викиной, точки зрения. Если учесть, что местные жители в основном кормятся со своего огорода, то, пожалуй, да, и вправду маловат.

– Если вам надо, вы заходите, – неловко произнесла Вика.

– Зачем? – искренне удивилась Катя. – За картошкой какой уход? Окучить пару раз – и все дела. Колорадского жука у нас отродясь не водилось, а больше…

– Вот ты где, поганка! – раздалось совсем близко и с той, с чужой стороны из-за кустов вынырнула сухопарая женщина, которую Вика поначалу, пока не разглядела морщинистого лица, приняла за девушку. Собачонка испуганно отскочила на безопасное расстояние, но потом все же заворчала, предупреждая незваную гостью, что если что, она сумеет постоять и за себя и за хозяйку. Та в ее сторону даже не посмотрела. Сверкая густо подведенными глазами, девочка-старушка едва не набросилась на Катю с кулаками:

– Дрянь, воровка, негодяйка! – брызжа слюной, вопила она, потрясая костлявыми руками над головой.

Катя слегка нахмурила брови, но больше никак на эту тираду не отреагировала.

– В чем дело, Софья Аркадьевна? – спросила она ровным голосом, не прекращая обрывать ягоды.

– Она еще спрашивает! – возмущенно воскликнула женщина, обращаясь, за неимением никого другого, к Вике. Девушка от такого напора едва не выронила корзинку, уже почти до краев наполненную смородиной, и попятилась. – Ты, ты браслет скоммуниздила! Больше некому!

– Это тот, что с паучками? – Прищурилась Катя.

– Ага! Призналась!

– Не в чем мне признаваться. Не брала я ничего. А браслет Гаевской я у вас на руке видела. Вот и спросила, о нем ли речь.

– Мне его Ирина сама дала. А ты украла! – взвилась Софья Аркадьевна и так высоко взмахнула руками, что ее платиновый парик съехал набок. В пылу она даже не заметила, насколько комично выглядит, а Вика едва сдержалась, чтобы не хихикнуть. Сдвинутая набекрень шапка чужих волос смотрелась очень забавно.

– Верни браслет, дрянь! – топнула ногой дама. Не рассчитав, она вогнала каблук глубоко в землю и пошатнулась, потеряв равновесие. Собачка весело тявкнула.

– Сказано, не брала я ничего, – отрезала Катя и перешла на другую сторону куста. – А если хотите – идите и жалуйтесь Гаевской. Это ж ее браслет. Пусть в милицию заявит. Или сами заявите. Вот прямо сейчас. Подсказать, в каком доме участковый живет?

– Ах ты… да ты… да я… – от натуги Софья Аркадьевна пошла пятнами, но так и не смогла больше выдавить ни слова. Резко развернувшись, она быстро пошла прочь. Ее шпильки зацокали по мощеной дорожке в сторону дома, струной натянутая спина скрылась за густыми ветвями дерева. Рыжая собачонка, осмелев, проводила ее оглушительным звонким лаем.

– Никуда она не пойдет, – спокойно проговорила Катя, вновь подходя к Вике и высыпая в корзинку последнюю пригоршню спелой смородины.

"Почему?" – спросила Вика глазами. Катя, поняв ее невысказанный вопрос, усмехнулась:

– Побоится признаться Гаевской, что взяла браслет без спроса. Эта Софья – та еще штучка, тырит, что плохо лежит без зазрения совести. Вот и теперь – смахнула браслетик, потом посеяла где-то, а может – и вовсе себе решила оставить. Ну, а на меня свалить в случае чего.

– А откуда ты знаешь, что она его без спроса взяла?

– Да кому ж его Ирина даст, сама посуди?

Судить Вике было затруднительно, так как она понятия не имела, что это за Ирина Гаевская. Актриса? Что-то не припоминается такая фамилия.

– Браслет этот Гаевской когда-то поклонник подарил, – продолжала Катя. – Еще когда она звездой была. А она была. И еще какой! Секс-символ – так это сейчас называется. Да ты ее знаешь. Помнишь фильм?

Катя произнесла название знаменитой комедии шестидесятых, которую и по сей день крутят телеканалы, когда хотят повысить рейтинги. И Вика вспомнила. Роль у Гаевской в этом фильме была махонькая и сильно отрицательная. Но даже на фоне знаменитых актеров, любимцев публики, эта платиновая блондинка сумела выделиться, и ее лукавые глаза с черными стрелками еще долго будоражили мужское воображение. Надо же, какое соседство послала ей судьба. Теперь понятно, почему в гостях у Гаевской такие люди: все как на подбор, один другого известнее. Вот и эта Софья наверняка не простая штучка. Тоже какая-нибудь звезда, хоть и с клептоманскими наклонностями.

– А почему она думает, что сможет свалить пропажу на тебя? – спросила Вика, продолжая думать о Софье и пытаясь угадать кто же она такая.

– Так чего ж проще? Я у Гаевской подрабатываю.

– Да ну?

– Ага. Это теперь так называется. На самом деле – пашу, что твоя лошадь. Я у нее одна – на все руки мастер, – Катя широко улыбнулась.

– Одна в таком огромном доме? Как же ты справляешься? – искренне удивилась Вика.

– Да я привычная. Ты не думай, что у нее всегда столько народу толчется. Наоборот, за все годы в первый раз такое вижу. Гаевская-то больная сильно. Рак у нее был. Все думали – кранты старушке, отбегалась. А она возьми да и поправься. Доктор сказал, такое бывает. Как же оно называется?..

Катя сосредоточенно нахмурила лоб, пытаясь припомнить.

– Ремиссия? – подсказала Вика.

– Точно. Так он и сказал. Ремиссия, говорит, у Ирины Анатольевны. Это вроде как не полное выздоровление, но сколько она протянется – одному Богу известно. Уж года три как, если не ошибаюсь.

– Надо же. – покачала головой Вика. – Чудеса.

– Вот и я говорю. Гаевская-то сюда помирать приехала, когда диагноз свой узнала, а получила вроде как второй шанс. Может, свежий воздух помог или еще что. Только она так и живет затворницей: ни с кем не желает встречаться, в город ездит крайне редко. Ходит с таким смешным старомодным зонтиком – на солнце бывать ей врачи запретили. О ней почти совсем забыли, даже журналисты не интересуются. – Катя бросила быстрый взгляд через ограду и добавила как бы про себя:

– Не знаю, чего это на нее в этот раз нашло? Зачем гостей созвала? Знаешь, она прямо взбодрилась с их приездом.

– Последнее усилие воли. Наверное, она сильная женщина.

– Еще какая сильная. Даже странно, как люди цепляются за жизнь, – задумчиво проговорила Катя и вздохнула:

– Будет мне теперь морока.

Вика поняла последнюю фразу, как вежливый намек на то, что пора бы гостье и честь знать. Ей стало неловко. Она и вправду заболталась, точнее, заслушалась. Сердечно поблагодарив Катю за ягоды, она поспешила убраться на свою территорию. Но, как она ни торопилась, а все же успела отметить, во второй раз пересекая двор перед Катиным домом, что изнутри он выглядит гораздо привлекательнее, чем из-за забора – почти весь засаженный цветами, с живописным колодцем в углу, увитым диким виноградом.

Возможно, из-за этого, а может, потому, что уже начали сгущаться сумерки, собственный дом по возвращении показался Вике уже не таким симпатичным. Только сейчас она заметила, что занавески в оконце висели как-то косо, словно отдернутые чьей-то небрежной рукой, а на подоконнике пылится засохший ломкий букет полевых цветов, похожий на скелет крупного насекомого. Легкое беспокойство царапнуло когтистой лапкой изнутри, какое-то нехорошее предчувствие, появившееся неизвестно откуда, но Вика поспешила прогнать непрошенные мысли. Вот еще. Разве не об этом она мечтала, маясь от жары в душном городе? Дом, сад, река и лес. Все это у нее теперь есть и она просто обязана получать удовольствие от сбывшихся желаний. Скорее всего, ее плохое настроение объясняется всего лишь переменой места. Это всегда действовало на Вику угнетающе, даже если она приезжала в хорошо знакомые края. У нее появлялось чувство неуверенности и ощущение, что ее вырвали, точно дерево, вместе с корнями и пересадили на другую почву. Этот дискомфорт пройдет очень скоро, как только она освоится на новом месте.

Повеселев, Вика бодро протопала по мощеной дорожке, превратившейся от старости в поросшую мхом тропу, вьющуюся среди буйных зарослей сорняков. Да-а-а, до аккуратных клумб соседки ее дворику ох как далеко.

Скрипучие ступени крылечка возмущенно заохали под ее тяжестью, но Вика только усмехнулась, исполненная решимости получать удовольствие во что бы то ни стало, и смело вошла в просторные сени, едва не споткнувшись о собственный чемодан.

Изнутри дом показался ей гораздо меньше чем снаружи. Здесь имелась всего одна комната в четыре окна. Правда были еще сени и отгороженная деревянной перегородкой кухонька с двухконфорочной плиткой и большим красным газовым баллоном. Плитка стояла на столе, а рядом, в углу, урчал предусмотрительно включенный Катей пузатенький холодильник "Мир" с тугой стальной ручкой. Вика не поленилась заглянуть внутрь, чтобы убедиться, что ветеран отечественной холодильной промышленности работает исправно.

Вика осторожно опустила корзину с ягодами на угол застеленного клеенкой кухонного стола. Она вновь вспомнила, что проголодалась, точнее, об этом напомнил ее собственный живот, взявшийся передразнивать холодильник. Вика решила приготовить себе чай, но неожиданно обнаружила, что в доме напрочь отсутствует хоть какая-либо кухонная утварь. Ни чашек, ни кастрюль, ни чайника. Прибитый над столом кухонный шкафчик был абсолютно пуст, застеленные пожелтевшей бумагой полки демонстрировали девственную чистоту, так что обосновавшийся в самом углу паучок чувствовал себя весьма вольготно.

Единственная пригодная посуда для чая нашлась в комнате. У Вики сложилось отчего-то стойкое впечатление, что эмалированный тазик служил когда-то собачьей миской. Но ничего другого не было и она решила наплевать на предрассудки. Завтра она первым делом отправится в магазин и приобретет все необходимое, а сегодня воспользуется тем, что есть, как настоящая авантюристка.

Во дворе отыскалась ржавая труба с вентилем, из которой текла холодная и чистая вода. Вика старательно и долго терла миску под ледяной струей, пока не сочла, что она достаточно пригодна для приготовления пищи.

Некоторое время спустя она, примостившись на краешке кровати, с огромным наслаждением пила обжигающий, невероятно вкусный чай, закусывая его смородиной – немытой! – прямо из корзинки и наблюдая, как к потолку поднимается пар, похожий на доброе привидение. Скажи ей кто-нибудь пару месяцев назад, что она будет готовить себе чай в собачьей миске и при этом радоваться, она бы страшно этому поразилась. А теперь думала, что жизнь в городе со всеми удобствами развращает и такие вот развороты, возможно, на пользу. Начинаешь по-новому воспринимать окружающую действительность и получать радость от ерунды.

Однако, когда пришло время ложиться спать, энтузиазма у нее поубавилось. Точнее, это произошло после того, как Вика погасила свет. За окном вдруг оказалось непривычно темно. Вика не сразу поняла, что это оттого, что нет уличных фонарей, только темный провал неба, посыпанного блестками звезд, и силуэты деревьев, заслоняющие слабый лунный свет. И еще тишина. В городе она привыкла к постоянному шуму машин под окном, не прекращающемуся даже ночью, звону редких трамваев и другому шуму. Здесь тишина давила на мозги, заставляя прислушиваться. Ох, лучше бы она этого не делала. Ей чудились какие-то звуки и шорохи, большинство из которых казались подозрительными, а остальные и вовсе пугали. Вот кто это пискнул только что? Кошка? Или, не приведи господи, летучая мышь? А вот хрустнула ветка. Зачем? Ведь ветки не хрустят просто так, сами по себе, только если на них наступить. Но если так, то кто наступил? Кто ходит по ее саду ночью, бесцеремонно хрустя ветками?

Запугав себя сверх всякой меры, Вика поплотнее закуталась в ватное одеяло. Не помогло, – поняла она пять минут спустя. Ей по-прежнему было страшно, дико хотелось, чтобы поскорее наступил рассвет, а до него было еще так долго, всего только полночь, да и то – без четверти.

Ей вдруг стало очень холодно. Она вылезла из-под одеяла и, не зажигая света, подошла к окну, чтобы проверить, закрыто ли оно. Она простояла там довольно долго, пытаясь избавиться от ощущения холода и, глядя на сад, такой знакомый и такой чужой одновременно. Осознав, что холод идет изнутри, – ее попросту трясет от страха, – Вика отошла от окна и, споткнувшись о тапочки, которые оставила посреди комнаты, вернулась к кровати. Ей отчетливо казалось, что вот сейчас что-то случится, что-то, чего никогда не было. Она так уверилась в этом, что когда до нее донесся чей-то отчаянный вскрик, почти даже не удивилась, только вздрогнула и обхватила себя за плечи.

Глава 3 

Что это было? Показалось? Да нет, не настолько она испугана чтобы слышать то, чего нет. Тогда кто кричал? И, главное, где? Ей показалось, что крик раздался совсем близко, но она вполне могла ошибаться, возле воды звуки разносятся далеко, она где-то читала об этом.

Поняв, что оставаться в доме она больше не может, Вика нашарила брошенные на стуле джинсы и, путаясь в штанинах, натянула их на себя, Сверху набросила кофту – кормить комаров она не собирается.

Снаружи оказалось гораздо светлее, чем в доме, хотя заросли безобидного малинника и крыжовенный куст вблизи выглядели устрашающими. Вика запретила себе бояться. В конце концов, ей самой ничто не угрожает, а крикнуть мог кто угодно, может, даже молодежь на реке развлекается. В молодежь как-то не очень верилось. Крик был по-настоящему испуганным, больше похожим на сдавленный писк, но Вика не хотела думать об этом. Она знала, что стоит только начать и ей одна дорога – обратно в дом, запереться на все замки и не высовываться наружу до рассвета. А этого Вике не хотелось.

Она не хотела себе признаваться в том, что уже много лет, с тех самых пор как устроилась работать в издательство, ее преследует тайное желание испытать какое-нибудь приключение. Сколько она про них прочитала за это время, перелопачивая горы талантливой и не очень литературы. От некоторых книг дух захватывало. За это время головокружительные приключения стали для нее чем-то привычным, почти обыденным. Но это на бумаге, а в жизни, стыдно признаться, с ней никогда не происходило ничего интересного. Ее собственная жизнь, на фоне книжных страстей казалась еще более пресной и скучной, чем на самом деле.

Вика решительно стала пробираться сквозь заросли непонятно чего в ту сторону, откуда, как ей показалось, донесся ночной крик. В конце концов, исцарапавшись в кровь, она уткнулась носом в какую-то преграду. Темнота мешала разглядеть ее подробнее. Вика пошарила руками и сплюнула, сообразив, что перед ней обыкновенный забор, наполовину сгнивший, к тому же. Какая-то гладкая тварь вывернулась из-под пальцев, поспешно удирая прочь с насиженного места. Вика брезгливо отдернула руку и яростно потерла ее о штаны.

Итак, она добралась до границы, разделяющей ее и соседний – Катин – участок. Может быть, кричала Катя? Девушка попыталась вглядеться в темный двор, который видела только наполовину, но ничего не разглядела. Свет в окнах Катиного дома не горел. Было тихо. И все же в ночном воздухе повисло напряжение, как будто должна была вот-вот ударить молния. Но Вика была уверена, что никакой молнии не будет, просто вокруг сгустилась какая-то загадочная энергия, злобная и мрачная.

Несмотря на эти ощущения, Вика чувствовала себя довольно глупо, стоя вот так, посреди ночи, в саду и шпионя за соседями. Она готова была повернуть обратно, опасаясь, как бы собачка Кати не учуяла ее присутствие и не подняла лай, но тут ей показалось, что далеко впереди, в саду Гаевской, вдоль забора метнулась чья-то тень. Тень промелькнула настолько быстро, что Вика и понять ничего не успела. Она даже не была уверена в том, что действительно видела чью-то фигуру, бесшумно скользящую по чужой территории. И все же, помня о крике, она захотела убедиться, хотя бы в том, что тень ей померещилась.

Но как это сделать? Вика хмурилась и задумчиво терла переносицу, но никак не могла решиться на что-либо. А решаться было необходимо. Вика точно знала, что вторгнуться в сад Гаевской ни за что не осмелится. И дело даже не в том, что она боялась за себя. Просто ей не хотелось, чтобы кто-то из именитых гостей актрисы, заметив ее, поднял шум. Хороша бы она была в таком случае. Особенно, если крик раздался вовсе не оттуда.

Поразмышляв еще немного, Вика, махнув рукой на предрассудки, приняла единственно верное решение: взгромоздилась на забор. Наблюдательный пункт оказался весьма удобным – теперь она довольно хорошо могла видеть сад Гаевской и даже часть пруда – но, к несчастью, совсем непрочным. Вика боялась пошевелиться, так как гнилые доски отчаянно скрипели и прогибались под ее тяжестью. Она тянула шею вверх, но, сколько ни старалась, не смогла разглядеть ничего подозрительного.

Вдруг в полной тишине послышались звуки открываемой двери, жалобно, будто протестуя, скрипящей на заржавленных петлях. От неожиданности, Вика громко сглотнула, тараща глаза и холодея от страха в предчувствии того, кто сейчас может показаться на лужайке перед домом Гаевской. Никаких шагов она не слышала и от этого делалось еще страшнее. Она успела увидеть смутную тень в чем-то белом, ковыляющую к пруду. Потом тень наклонилась, словно, разглядывая что-то в траве и…

Доска подломилась с оглушительным треском, Вика кулем свалилась в траву, оказавшуюся на поверку крапивой. Руки, шея и правая щека немедленно зачесались. Она попыталась подняться, чтобы отползти от забора подальше, и не смогла. От удара у нее зашло ребро за ребро, ничего страшного, но ни согнуться ни разогнуться она пока не могла. Следовало встать и резко нагнуться, чтобы вернуть все в исходное состояние, однако сделать это было непросто.

Полежав еще немного в крапиве и отдышавшись, насколько это было возможно, Вика, цепляясь за остатки забора, приняла вертикальное положение, жмурясь от резкой боли в боку. После этого оставалось только нагнуться и сильно выдохнуть. Что она и сделала.

В этом положении она снова услышала скрип, но на этот раз совсем близко, буквально в двух шагах. А затем прозвучал испуганный голос:

– Кто здесь… пыхтит?

Вика сразу узнала голос Кати и робко пискнула:

– Я!

– Кто?

– Я, ваша соседка.

Но Катя уже и сама увидела согнутую пополам девушку, которая от испуга забыла принять исходное положение и теперь таращилась на нее снизу вверх.

– А-а, это ты. А чего это ты здесь? И почему в такой позе?

– Простите, – пролепетала снизу Вика, вновь переходя на "вы" от смущения, – мне показалось… то есть послышалось, что кто-то кричал…

Она поняла, что отвечает невпопад, окончательно стушевалась и поспешно приняла нормальное положение. Теперь уже Катя смотрела на девушку снизу вверх. Во взгляде читалось удивление, смешанное с настороженностью.

– А я вот уток вышла проверить, показалось, что забыла сарай запереть с вечера, – зачем-то сообщила Катя. – Ты сказала, кто-то кричал? Кто?

– Я не знаю, – развела руками Вика.

– А где? Когда? – Катя явно забеспокоилась.

– Несколько минут назад. Кажется, там, – Вика махнула рукой, указывая направление.

– У Гаевской? Странно. Кому там кричать?

– Не знаю. Может, пойти посмотреть? – Вика посмотрела на Катю с надеждой.

– А вот этого делать не советую, – покачала та головой.

– Почему?

– У нее ограда под током. Установила не так давно. Каждую ночь включает собственноручно, точно знаю. Напряжение там – будь здоров, мне электрик рассказывал. Убить, может, и не убьет, но поджарит основательно.

– Вот это да, – обалдело покрутила головой Вика и снова посмотрела в сторону сада Гаевской. – А ты код случайно не знаешь? – снова спросила она.

– Нет. Зачем мне? Я по ночам к хозяйке не хожу. Ты лучше…

Договорить она не успела, так как в глубине двора скрипнула калитка и кто-то большой вошел внутрь. Катя встревоженно повернула голову и проводила глазами высокую мужскую фигуру, которая молча пересекла двор и, поднявшись на крыльцо, скрылась в доме. В их сторону мужчина даже не взглянул.

– Это мой муж, Костя, – произнесла Катя. В ее голосе послышалась затаенная горечь, хотя, возможно, Вике это только показалось.

– Извини, мне пора, – сказала Катя и немедленно повернувшись к Вике спиной, заторопилась вернуться в дом. Хлопнула дверь, лязгнул засов. Вика снова осталась одна.

"Однако, странное время для возвращения домой, почти час ночи. Интересно, а кто у нас муж?" – подумала Вика. Кажется, падение с забора ничуть не уменьшило ее тягу к приключениям.

Но от повторной попытки взгромоздиться на забор Вика благоразумно отказалась, решив, что на сегодня с нее вполне достаточно. Она вернулась в дом и на этот раз уснула, едва коснувшись головой подушки.

С утра Вика первым делом – не считая утреннего умывания под струей ледяной воды все у того же ржавого крана – отправилась исследовать местный магазин. Романтика романтикой, а пить чай из собачьей миски все-таки не к лицу приличной барышне. Опять же, как знать, какие знакомства здесь появятся? Отдых, он к знакомствам очень даже располагает, а Вика в свои двадцать пять была девушкой совершенно свободной. На данный момент. Так вот, если они – знакомства, то есть, – вскоре появятся, то как прикажете угощать новых друзей? Не предлагать же им чай в собачьей миске? Впрочем, на этой миске нигде не написано, что она собачья.

Итак, магазин стоял на первом месте, даже впереди купания, хотя Вике очень хотелось побыстрее отправиться на пляж и обновить специально приготовленный по такому случаю купальник.

Ночные страхи, развеянные утренним солнцем, казались глупыми и смешными, а комната, где она несколько часов назад тряслась от ужаса, теперь почему-то выглядела совсем иначе: светлой и уютной, хотя по-прежнему носила отпечаток заброшенности. Комната казалась просторнее из-за отсутствия мебели. Кровать, стол у окна, да два стула, стареньких, зато настоящих венских, с красиво гнутыми спинками. Все это было покрыто солидным слоем пыли, видной невооруженным глазом.

«Ну, от пыли еще никто не умирал», – подумала Вика, проведя пальцем по столу и весело сдувая облако пылинок. Она решила заняться уборкой немедленно, как только принесет из магазина все необходимое и позавтракает.

Чтобы окончательно избавиться от ночного наваждения и избежать соблазна сунуть нос в чужой двор, Вика направилась к магазину по другой стороне улицы, а когда проходила мимо дома Гаевской, даже специально отвернулась в сторону.

Магазин приятно удивил ее. Катя нисколько не преувеличивала: он оказался более чем приличным. Новенькое, с иголочки, здание было заметно еще издали, его современные тонированные витрины сулили кондиционированную прохладу и товарное изобилие. Очевидно, магазинчик появился в этих краях совсем недавно, и его появление было связано с началом строительства коттеджей, которые она видела с холма. Богатые люди и на природе не желали лишать себя удобств, тем более, что за каждой мелочью в город не наездишься.

В магазине у Вики разбежались глаза от разнообразия товаров. Конечно, здесь было все, что ей нужно, и даже больше. В средствах она была не ограничена и потому бродила среди прилавков не менее получаса, начисто позабыв о том, что вещи, которые она собиралась приобрести, ей скорее всего придется при отъезде оставить здесь. Но как отказаться от этой миленькой кастрюльки или вон той, крошечной, словно игрушечной, сковородочки с тефлоновым покрытием, рассчитанной как раз на одного. Электрический чайник цвета чайной розы – это само собой, а к нему нужен вон тот сервиз, состоящий, как по заказу, из четырех чашечек и сахарницы. Очень удобно, если учесть, что заварочный чайник ей ни к чему, так как она пользуется пакетиками. Хотя вон тот, с ромашками, она бы купила.

Помимо этого Вика приобрела полотенца, пару наволочек, три пачки салфеток и набор десертных тарелок в тон чайному сервизу. Варить суп она не собиралась и потому от глубоких тарелок – с большой неохотой – отказалась. Зато вилок и ложек приобрела целых два набора, так как не смогла решить, какой цвет ручек ей больше нравится – ярко-красный или фиолетовый. У ножей ручка была не цветная, а деревянная, но они были такими симпатичными, что Вика не удержалась и купила сразу три: большой, хлебный; средний и совсем маленький.