Самый лучший вечер (сборник) Вербинина Валерия

10

Олег Петрович Кошкин размышлял.

Кого вызвать следующим, кого? Кто может дать ему ниточку к тому, что же на самом деле произошло в этой красивой, богатой, внушающей зависть квартире? Он вспомнил лица участников вечеринки, их глаза, полные у кого паники, а у кого деланого безразличия. Попробовать, что ли, побеседовать с женщинами? Они от природы более разговорчивы и с ним, Кошкиным, почему-то легко идут на контакт. Но сейчас дамы охвачены ужасом, еще переживают произошедшее, и вряд ли от них будет большой толк как от свидетелей. Значит, надо вызвать мужчину. Кого? Усатого одноклассника с желчным лицом и складками возле рта? Или малого с цепким взглядом, кажется, журналиста? Но капитан не любил журналистов, и на то у него были свои причины.

Нет, сказал он себе, нужен кто-то, кто не побоится подробно рассказать обо всех присутствующих, кто-то, стоящий как бы в стороне от них. И в памяти Кошкина всплыло умное загорелое лицо, аккуратный, хоть и не слишком шикарный, костюм. Мужчина сидел отдельно, вспомнил капитан, и только поглядывал с сочувствием на рыдающую полную женщину, которая, похоже, совсем недавно родила. Все остальные собирались в группы, жались друг к другу, а этот…

– Федя! Позови-ка сюда того, знаешь, загорелого… Из комнаты, где свидетели сидят.

Человек, которого Кошкин пожелал увидеть, явился через минуту. Держался он спокойно и уверенно, и капитану его манера понравилась. Он уже устал от всплесков чужих эмоций. К тому же и день сегодня выдался не самый простой.

– Ваше имя?

– Рубинштейн Лев Самойлович, – представился мужчина и протянул Кошкину свой паспорт. Затем добавил все с тем же спокойствием, которое, кажется, мало что могло нарушить: – На всякий случай хочу отметить, что я являюсь гражданином иностранного государства и мой допрос должен быть согласован с консульством.

В лице Кошкина не дрогнул ни единый мускул.

– Это не допрос, Лев Самойлович, – мягко сказал он, откладывая бумаги в сторону, – а просто дружеская беседа.

– В самом деле?

– Мне просто хотелось бы услышать внятный рассказ о том, что произошло на сегодняшнем несчастном вечере встречи, после чего я сразу же вас отпущу, – пояснил Кошкин. И, словно считая дело решенным, развернул паспорт. – Значит, вы бразилец?

– Гражданин Бразилии, – довольно сухо поправил Рубинштейн. Но все же сел, что означало согласие на беседу.

– Тогда давайте перейдем к делу, – кивнул Кошкин, возвращая ему паспорт. – Когда именно вы появились в квартире?

Лев вздохнул.

– Так получилось, что я приехал раньше назначенного часа. Самолет почему-то приземлился вовремя, – с улыбкой заметил он.

– Насколько мне известно, первыми прибыли Марина Завойская с мужем. А вы…

– Да, верно, – подтвердил собеседник. – Я приехал сразу же после них.

– Вот с этого момента давайте поподробнее, пожалуйста, – тихо попросил Кошкин.

Лев пожал плечами, как бы показывая, что ему нечего скрывать. Итак, он прилетел в Москву и сразу же отправился к Свиридовым. По дороге купил хозяйке огромный букет цветов, потому что… Словом, ее приглашение его тронуло. И вообще, ему хотелось сделать Елене приятное.

Он говорил – и словно вновь переносился в пятый час вечера, когда все еще начиналось…

– Прекрасная Елена, ты ли это? – весело спросил Лев, целуя руку хозяйке.

– Лева! – Елена рассмеялась и тряхнула головой так, что затанцевали бриллиантовые сережки в ушах. – Ну надо же! Вот так сюрприз! Все-таки ты сумел выбраться?

– С трудом успел на самолет, – важно объявил Рубинштейн.

– Ну и как там тебе, в Бразилии? – Она говорила, а глаза уже осмотрели и взвесили на невидимых, но очень чувствительных денежных весах стоимость его простого костюма и стареньких часов – талисмана, который Лев носил уже много лет, не снимая. – Я еле-еле смогла тебя разыскать! Хорошо хоть, твоя бабушка дала мне номер твоего телефона.

– В Бразилии все прекрасно, Леночка, и по-прежнему много диких обезьян, – поддерживая принятый шутливый тон, объявил Лев. – Ой, ничего, что я по старой памяти тебя называю так фамильярно? Может, надо Елена Сергеевна?

– Ну что ты, Лева, ей-богу… – пожурила его хозяйка. – Все-таки в одном классе учились, неловко даже.

– Да… Странная штука память. – Лев вздохнул. – Я ведь школу терпеть не мог, а теперь почему-то вспоминается только хорошее.

– Это потому, что мы тогда были моложе, – заметила Елена.

– И лучше. Юность все окрашивает в радужные тона. – Глаза Льва ностальгически засияли. – Помнишь старого дурака, который у нас вел НВП?

– Начальную военную подготовку? – с лукавством в голосе расшифровала Елена.

– Ох, как же он нас задолбал своими противогазами!

– И автоматами, – весело подхватила респектабельная хозяйка дома. – Я уж не знала, куда от него деться.

– А нашу классную руководительницу помнишь?

– Аллу Сергеевну? – Елена повела плечом. – Еще бы!

Конечно, она прекрасно все помнила. У нее всегда была отличная память.

– Жутко противная тетка. – Лев поморщился. – Постоянно меня по математике резала. Хотя считал я как раз очень хорошо, – с улыбкой добавил он.

«Нет, ну зачем, зачем обо всем этом рассказывать? Ведь мне даже не известно, жива ли еще Алла Сергеевна, которую я когда-то терпеть не мог…» На лицо Льва набежало облачко.

– Наверное, вам неинтересны все эти ностальгические подробности, – сухо сказал Рубинштейн капитану Кошкину.

– Почему же? – миролюбиво возразил тот. – Люди встречаются, вспоминают то, что их когда-то объединяло. Это вполне естественно. Что было дальше?

Лев Самойлович как-то неопределенно повел плечом.

– Подошел ее муж. Лена нас познакомила. А потом я увидел Марину.

Рубинштейн поморщился, как от физической боли.

«Боже мой, ведь только ради нее он прилетел сюда! Еще надеялся на что-то, как последний дурак… Его поманили миражом, и он бросил дела, бросил все… только потому, что хотел вновь увидеть ее, ту, которую помнил такой тоненькой, изящной, такой очаровательной на выпускном вечере… на вечере, когда ему так жали ботинки, отчего он так и не решился пригласить ее танцевать… не решился, и, может быть, поэтому его жизнь теперь не такая, какой могла бы быть, и сожаление об упущенной возможности не оставляло его ни днем, ни ночью…

Нет, ни в коем случае менту нельзя все это рассказывать. То, что он почувствовал, когда увидел Марину, было ужасно, просто ужасно. Толстая, дурно одетая, застенчиво улыбающаяся, с этим ее отвратительным спутником жизни, мелким тиранчиком…»

– Странно даже вспомнить, что когда-то Марина мне очень нравилась, – мрачно произнес Рубинштейн.

– Почему?

– Она была такая воздушная, милая, трогательная… – Лев Самойлович покачал головой. – Надо же, что жизнь делает с людьми! Если бы мне не сказали, что передо мной именно она, я бы не узнал ее, честное слово…

Лев был убит и оскорблен тем, как Марина выглядит. А та нашла, что он совсем не изменился. Но, по счастью, вмешался муж Елены, спросив, не хочет ли гость из-за рубежа чего-нибудь выпить.

– Я бы не отказался, – буркнул Лев. После того, что он увидел, ему вдруг захотелось напиться. Хотя никогда особой тяги к спиртному не испытывал.

Евгений объявил, что присоединяется к нему. Лев угрюмо отвернулся. Присутствие человека, из-за которого любовь его юности превратилась в форменную развалину, невыразимо тяготило его. Он уже жалел, что вообще оказался здесь.

– Кажется, у вас в Бразилии какой-то бизнес? – спросил Алексей Свиридов, чтобы поддержать подобие светского разговора.

– Да… небольшой, – отозвался Лев после легкой заминки.

– И чем вы занимаетесь? – полюбопытствовал Алексей снисходительно.

Но тут Елена ввела очередного гостя, и Рубинштейн не успел ответить. Он всмотрелся в лицо вновь прибывшего и расхохотался.

– Ей-богу, это же Николай!

– Лева! – просиял тот. – Какими судьбами? Я слышал, ты вроде в Аргентине процветаешь, – шутливо добавил он.

– В Бразилии, друг, в Бразилии, – важно поправил Лев.

– Один черт, – беспечно отмахнулся бывший одноклассник. – Лена, ты просто прелесть! – Николай Ведерников повернулся ко второй женщине, присутствовавшей в комнате, и застыл на месте. Все чувства разом отразились на его лице. – Марина?!

– Мы так давно не виделись, Коля… – пробормотала та с извиняющейся улыбкой.

– С выпускного вечера, – уточнил Николай. – Много воды утекло, да?

– Да уж, – вздохнул Лев. – Как твои-то дела? В школе ты, помнится, лучше всех играл в футбол. Тебя даже к тренерам каким-то посылали.

Ведерников мотнул головой:

– Нет, футбол остался в прошлом. Хотя все вполне могло бы сложиться. Травма не позволила. – Он поморщился. – А впрочем, может, и к лучшему.

– Как жаль! – искренне воскликнула Марина. – А я и не знала. И чем же ты теперь занимаешься?

– Лечу животных, – отозвался Николай. – Я ветеринар.

– И тебе нравится твоя профессия? – В голосе Елены мелькнуло легкое неодобрение. В самом деле, что такое ветеринар? Как-то несолидно. Вот бизнесмен, положим, или торговец драгоценными камнями – совсем другое дело.

– Я всегда с животными любил возиться, – сказал Николай, словно оправдываясь. – Да и потом, они гораздо лучше, чем люди.

– Я смотрю, ты заделался пессимистом! – Лев допил свой бокал и отставил его в сторону.

– Не без того, Лева, – с подобием улыбки ответил ветеринар. – Жизнь такая сволочная, что оптимистом не станешь даже при всем желании.

Тут зазвенел очередной звонок, и Елена выскользнула из комнаты.

– А она хорошо выглядит, – заметил вполголоса Лев Николаю, имея в виду хозяйку. – Молодец.

– Глаза, Левушка, глаза, – предостерегающе шепнул собеседник.

– Что глаза?

– Стальные, друг мой. – Ветеринар усмехнулся. – Впрочем, она всегда была такая: снаружи хрупкая да мягкая, а внутри – ой-ой-ой.

Лев пристально всмотрелся в него:

– Ты же вроде влюблен в нее был.

– Я-то всегда влюблен, – со вздохом подтвердил Николай. – Только вот меня никто не любит.

Тут, впрочем, вернулась хозяйка, ведя за собой высокого блондина с довольно красивым, нагловатым лицом.

– Всем привет! – объявил новый гость от порога.

Лев театрально всплеснул руками.

– Боже! – воскликнул он. – Верить ли мне своим голубым глазам? Это же Сергей Соколов! Который постоянно норовил списать у меня физику, между прочим.

– Не физику, а химию, – поправил его тот.

– Слышал, ты журналистом заделался? – поинтересовался Николай.

– Бери выше, старик, – важно откликнулся Соколов. – Я теперь заместитель главного редактора.

– А что же ты один пришел, без жены? – спросила Елена.

Сергей обернулся к ней и нарочито беспечно улыбнулся.

– С женой моей, Лена, накладочка вышла. Мы разводимся.

– Жаль, – вздохнула хозяйка. – Вы были такой хорошей парой!

– Да, но теперь это в прошлом.

– Ничего, Сергунь, ты не переживай, – утешил его Лев. – Как говорят у нас в Бразилии, одной женой больше, одной меньше…

– Что еще за разговорчики? – с притворным возмущением вскричал Соколов. – Ну-ка, Рубинштейн, подайте мне дневник, и я вызову в школу ваших родителей.

Все рассмеялись.

– А я дневник дома забыл. – Лев сделал умоляющее лицо. Последовал новый взрыв смеха. – И вообще, он первый начал!..

Рассказчик увидел прямо перед собой глаза Кошкина – и очнулся. Какие глупости, в самом деле, он вспоминает. Капитан здесь по долгу службы и хочет побольше узнать об убийстве, а не об их дурацких шутках, которыми они обменивались, словно дети… Словно старики, играющие в детей. Потому что детство никогда не возвращается. Это и есть та река, в которую нельзя вступить дважды. И зря они пытались бежать от самих себя куда-то в прошлое… В светлое, чистое, радостное прошлое, которое сами себе же наспех и придумали…

– Все мы были уже не те, – с горечью промолвил Лев. – Совсем не те! И наши попытки воскресить школьные годы… Я только теперь понимаю, до чего фальшиво все должно было выглядеть со стороны.

Кошкин опустил глаза на фотографии, которые лежали перед ним на столе. На снимках был мертвый Пономарев. И только сейчас Кошкин разглядел, что за завитки украшали ковер, на котором лежало тело убитого. Это были переплетающиеся лианы, похожие на змей.

– Скажите, вы знали убитого? – спросил капитан.

– Да, мы учились вместе в школе, – спокойно подтвердил Лев.

– А вы знали, когда приехали сюда, чем он занимается?

– Нет, мне только на вечере сказали. – Рубинштейн передернул плечами. – Да я, честно говоря, никогда с ним не дружил. Мне и дела до него особого не было.

– Ясно. – Кошкин немного поколебался. – Скажите, а какое вообще впечатление производил на вас Пономарев?

– Знаете, сложно объяснить… – Лев Самойлович на мгновение задумался. – Парень он был храбрый, упорный, умный, хотя учился из рук вон плохо. Но все эти качества… хорошие, в общем, качества… приобретали у него такую окраску, что как-то незаметно превращались в плохие. Не подумайте, что я моралист, но… Просто такой он был человек.

– Вот как… – пробормотал Кошкин.

Лев сказал что-то еще, но капитан не слышал его. Он словно провалился душой и мыслями в тот день, когда…

Он полулежал возле какой-то старой стены. По его одежде текла кровь, плечо невыносимо жгло. Падая, он выронил пистолет и теперь попытался дотянуться до него, но тут чья-то нога далеко отшвырнула оружие. Кошкин поднял голову – и встретил полный ненависти взгляд Пономарева. В руке у Антона был пистолет.

– Я предупреждал тебя? – прошипел он. – Предупреждал, чтобы ты не совался в мои дела?

– Пошел к черту, – устало проговорил капитан.

Все ясно, Пономарев сейчас убьет его, и ни к чему эти предисловия. Кошкин проиграл, потому что сделал один лишь неверный шаг. Один-единственный.

– Ты думал, ты крутой, да? Крутой? – Антон заводился все больше и больше. – Ну я щас тебе покажу, какой ты крутой. – Из его рта вылетали мелкие брызги слюны. – Ты че, думал, ты умнее меня? А? Против меня пошел?

– Трепло, – холодно уронил Кошкин.

– Прощай, капитан, – сказал Пономарев после паузы.

И оружие в его руке полыхнуло огнем.

Потом уже, вытащив пулю из головы Олега, врач объяснил капитану, как ему повезло. И добавил, что такого везения не случается даже один раз из тысячи…

Кошкин, вздрогнув, дотронулся до шрама на виске. Лев с любопытством смотрел на него. От него не укрылось выражение лица капитана.

– Знаете, мне почему-то кажется, что вы тоже с ним встречались, – заметил Рубинштейн.

Кошкин поморщился и опустил руку, досадуя на себя.

– Только по работе, – сухо сказал он, и это было чистейшей правдой. – Давайте вернемся к тому, что происходило на вечере. Значит, пришел ветеринар Николай Ведерников, за ним – журналист Сергей Соколов…

– Да, верно. – Лев кивнул. – Время шло уже к пяти, и гостей становилось все больше.

Рубинштейн принялся перечислять тех, кто приходил на вечеринку, а Кошкин, пододвинув к себе лист бумаги, записывал имена.

– Наши две Наташи явились с целой компанией. Они еще со школы соревновались друг с другом. Кажется, одна из них успела выйти замуж и развестись четыре раза, а вторая только три… – Лев усмехнулся. – Потом пришел Роберт. Представляете, он работает клоуном в цирке!

Ага, Роберта Кошкин отлично помнил. Совершенно неулыбчивый человек с мрачнейшим лицом, словно он в один день потерял богатую жену и узнал, что та завещала все свои деньги на благое дело разведения морозостойких жирафов в районе Южного полюса.

– Позже прибыл Дима Осипенко. Про него и говорить нечего. Одно слово – бизнесмен! – Рубинштейн насмешливо хмыкнул, вспоминая представительного господина, от которого разило наимоднейшей туалетной водой. Дима подал ему два пальца и сквозь зубы процедил, как рад его видеть. – Уже после него появилась Лариса Обельченко. Ну, наша Лариса – просто нечто! Она с ходу заявила Лене, что для своих лет та выглядит еще ничего. А потом…

Лев запнулся. Кошкин поднял голову.

– А потом пришла она, – наконец вымолвил рассказчик.

11

Алексей Свиридов, едва дыша, полулежал в кресле. Всю свою жизнь этот изворотливый, неглупый человек больше всего боялся попасть в историю. Что значит попасть в историю? Извольте! К примеру, вы доверяете компаньону миллион долларов, а на следующий день обнаруживаете, что и деньги, и сам компаньон испарились в неизвестном направлении. Или, к примеру, даете чугуннозадому чинуше взятку за то, чтобы тот пособил вам в некоем важном деле, а на выходе из кабинета вас прихватывают органы охраны так называемого порядка и обвиняют в том, что вы пытались устроить свои дела способом, не предусмотренным законодательством. Или оказывается, что банк, в котором вы храните свои честно украденные… пардон, честно заработанные сбережения, лопнул. Еще история – когда жена застает вас в постели с дамой раза в полтора моложе ее… Впрочем, последний пример не про Алексея Свиридова, потому что жене своей изменять он точно не собирался, хоть и нельзя сказать что любил ее беззаветно. Наконец, история – когда вы приглашаете к себе домой известного бандита, которого в вашем же доме убивают самым жалким образом. И если предыдущих ловушек Алексею удавалось кое-как избежать, то теперь было похоже на то, что в историю он влип основательно, по самую макушку. Даже если ему и удастся убедить ментов, что он тут ни при чем, не исключено, что друзья покойного Пономарева окажутся менее доверчивыми. И при одной мысли об этом у Алексея делалось сильнейшее сердцебиение и даже становилось темно в глазах.

Растирая грудь и морщась, он голосом умирающего шептал жене:

– Позвони Андрею… Пусть делает что хочет, но только чтобы мент… Кошкин или как там его… убирался из нашего дома. Он слишком опасен. Если капитан узнает о том, сколько я должен…

– Хорошо-хорошо, Алеша, не волнуйся, – бормотала жена, сверкая бриллиантами. – Я сейчас позвоню.

Елена схватилась за сотовый, но проклятый аппарат выскользнул у нее из рук. Сдавленно чертыхнувшись, Свиридова подобрала его и стала просматривать телефонную записную книжку.

Авдеева – нет, это парикмахерша; Алла – светская дама; Антон…

У Елены Сергеевны екнуло в груди. Ведь именно по этому самому номеру она всего несколько часов назад пыталась дозвониться до Антона, еще до начала вечеринки, до того, как явились первые гости. Но, в конце концов, имела же Елена право напомнить занятому человеку, своему бывшему однокласснику, что его очень ждут, что ему тут будут рады…

– Никто не отвечает, – сказала тогда Елена мужу в ответ на его вопросительный взгляд.

– А если твой Пономарев не придет? – внезапно спросил Свиридов.

– Придет. – Голос Елены звучал донельзя уверенно, но в глубине души она уже начала сомневаться. И предположила вслух: – Наверное, просто отключил мобильник.

Алексей отвернулся, буркнув:

– Думаешь, он и впрямь захочет снова тебя увидеть?

– Не меня.

– А кого?

– Секрет. – Елена загадочно блеснула глазами.

– Постой-ка! – Алексей насторожился. – Ты намекаешь на ту девушку, о которой ты ему говорила по телефону?

– О, думаю, сейчас она уже точно не девушка, – со смешком ответила жена. – Какая-нибудь подержанная дамочка с тремя разводами за спиной и массой претензий к жизни, которая обошлась с ней жестоко. Но это неважно. С ней я уже договорилась. Она придет.

– Как ее зовут? – быстро спросил Алексей.

– Какая разница? – отмахнулась Елена. – В школе она была жуткой зубрилкой. Все читала книжки и сочиняла стихи. Любопытно будет взглянуть на нее теперь. Так и вижу: дешевые очочки, немытые волосы и платьице из секонд-хенда. Зато мысли – возвышенные, как Гималаи.

– А ты злая, – с улыбкой заметил Алексей.

– Я ее всегда терпеть не могла. Несколько дней назад мне пришлось чуть ли не час уламывать ее по телефону, чтобы она почтила нас своим присутствием, – отозвалась Елена, и глаза ее сузились. – Слышал бы ты, как она со мной разговаривала! Сквозь зубы, как не знаю с кем. Из-за нее мне пришлось всех Григорьевых в Москве обзвонить. Очень бы она мне была нужна, если бы не Антон!

– Думаешь, Пономарев и впрямь клюнет на приманку? – настойчиво спросил Алексей. – А если нет?

Но жена только снисходительно сощурилась:

– Я все рассчитала, Леша. Антон придет. Конечно, пришлось пригласить и остальных, которые мне даром не нужны, но иначе нельзя. Не то он сразу бы догадался, что мы замышляем. Пономарев всегда был очень сообразительный.

Елена улыбалась. Она была в восторге от своей находчивости. В конце концов, никто никогда не узнает… Никто и никогда…

12

Тилинь-тилинь!

– Иду! – прокричала Елена. И распахнула дверь.

На пороге стояла ослепительная незнакомка. Так-так, помыслила Елена, наверное, спутница одного из мужчин… Любопытно, кого? Уж явно не бразильца Рубинштейна – парень точно не процветает, его заработка не хватит даже на бретельку этого вишневого платья красотки, расшитого блестками…

– Э… Вам кого? – на всякий случай спросила Елена.

И тут увидела глаза незнакомки, и всякие мысли о Рубинштейне и его заработках вылетели у нее из головы. Стоящая на пороге перевела взгляд на Леву, Сергея и Николая, которые вышли в переднюю, томясь любопытством.

– Привет, Левушка, – поздоровалась красавица.

Сергей Соколов открыл рот. Бывалый журналист был поражен до глубины души.

– Маша?! – пробормотал он, не веря своим глазам.

– Маша? – повторила ошеломленная Елена.

Лев только руками развел:

– Вот это да. Сдаюсь! Не узнал!

– А я тебя сразу же узнала, – произнесла Маша, входя в квартиру царственной походкой. И Елена, как служанка (по крайней мере, в тот миг именно так она себя и чувствовала), закрыла за ней дверь.

– По голубым глазам? – предположил Лев в ответ на слова Маши.

– Они у тебя карие, между прочим, – мягко сказала Маша. – Здравствуй, Коля. Привет, Сергей. Я не опоздала, Лена?

– Нет.

Платьице из секонд-хенда? Смешные очки? О, умоляю вас…

– Рад тебя видеть. Ты одна? – Журналист смотрел на Машу так, словно видел ее впервые.

– Пока – да, – ответила зубрилка Маша с интонацией королевы, которой наскучили ее поклонники.

Но тут ловко подсуетился Лева. Хитрый Лева предложил королеве руку и сопроводил ее в гостиную. А остальным только и оставалось, что последовать за ними.

– Как твои дела, Лева? – спросила у спутника Маша, с любопытством глядя на него.

– Не жалуюсь, – степенно отвечал Рубинштейн. – В Бразилии имею маленький бизнес, который позволяет мне осуществлять все мои желания. А так как они у меня довольно скромные…

– Не слушай его, – ревниво вмешался ветеринар. Елена смотрела на них, кусая губы. – Он просит милостыню на Казанском вокзале. А Бразилия – плод его воображения.

– Ах, так! – преувеличенно возмущенным тоном воскликнул Лева. – Ведерников, к доске! Ну-ка, покажите нам, как пишется слово «чтобы»!

– Через х, – сообщил бывший футболист, не моргнув глазом.

Все рассмеялись.

– Помню, – продолжал Николай, – как ненормальная географичка любила вызывать нас – по четыре человека сразу, причем всегда с начала списка: «Агапов, Алферова, Ведерников, Выжигин, к доске!» А оценки постоянно забывала ставить.

– И на следующих уроках снова вас вызывала, – подхватила Маша.

– И не говори! Мрак какой-то! – наконец удалось вставить слово Елене, но никто не обратил на нее ни малейшего внимания.

– Да ну ее, в самом деле, – фыркнул журналист. – Как у тебя-то дела, Маша? Работаешь где-нибудь?

Маша улыбнулась. И, к удивлению Елены, сообщила:

– Да. В туристической фирме.

– И какое направление? – Хозяйка дома почувствовала возможность отыграться и не собиралась упускать ее. – Может, мы с мужем захотим воспользоваться твоими услугами.

– Это вряд ли, – отозвалась Маша с безмятежной улыбкой. – Направление не слишком популярное, но на жизнь хватает.

– А как поживают твои родители? – спросил Лев. – Помню, твоя мама готовила такие вкусные пирожки – пальчики оближешь!

На лицо Маши набежало облачко.

– Мои родители больше никак не поживают, Лева.

– То есть? – вскинул брови журналист.

– Автокатастрофа. – Маша сжала губы, лицо ее сделалось непроницаемым. – Обычная история: шоссе было скользким.

– Надо же, как ужасно, – сказала Елена, но и тени ужаса не было в ее беспечном, звонком голосе. – Алеша! Маша приехала! Помнишь, та девушка, с которой мы так дружили.

Ветеринар нахмурился.

– Дружили? – вполголоса повторил он. – Ого!

…– И почему это вас так удивило? – спросил у него Олег Кошкин.

Николай, который рассказывал свою версию случившегося во время вечера, немного поколебался, прежде чем ответить. Но все же сказал: