Глаз Паука Локнит Олаф Бьорн
Пролог
Башня над морем
На самом деле ничего этого не было.
Не было огромного приморского города с домами из ослепительно белого камня и раскинувшегося на холме величественного дворца с позолоченными крышами. Не было шумящей день и ночь напролет гавани, забитой множеством торговых и военных кораблей. Не было яростного солнца, искрами отражающегося в малейшей зеркальной поверхности и щедро заливающего город. Не было резной зелени колышущихся пальм, неумолчных криков торговцев и проникающего всюду острого запаха свежей рыбы.
Несмотря на чужеземные корабли и сотни постоялых дворов, ни один путешественник никогда не прибывал в этот город и не проходил его улицами, вымощенными плитами разноцветного ракушечника. Порой случалось, что кварталы и дворцовые строения словно бы окутывались туманным маревом, начиная колыхаться и расплываться – но местные жители напрочь не замечали странного происшествия, продолжая жить своими делами и заботами.
Единственной реальной, неоспоримой и действительной вещью в полупризрачном мирке было и оставалось море. Море, на берегах которого некогда процветал великий, богатый и надменный народ, диктовавший свою волю иным городам и странам, покуда не исчерпалось отпущенное ему богами время. Люди ушли. Останки былых домов и дворцов затянуло песком, сквозь плиты мостовой проросла серая жесткая трава. Лишь одно-единственное существо помнило теперь о днях величия павшего города.
Помнило – и своей магической властью возродило его призрачный образ, отдав дань собственной сентиментальности и получив возможность иногда возвращаться в место, где Оно впервые осознало себя.
И еще была башня – легкая, устремленная к вечно безоблачному небу постройка из золотистого и розового камня на побережье, где заканчивается городское предместье и начинаются бесконечные виноградники, перемежаемые оливковыми рощами. Давно сгинувшие обитатели призрачного города, сами не отдавая себе отчета, порой тревожно вглядывались туда, где поднимались розово-золотые стены. Неизвестно почему Башня считалась местом нехорошим, облюбованным демонами. Она казалась необитаемой, хотя и очень хорошо сохранившейся – ни тебе выкрошившихся кирпичей, ни осыпающейся облицовки, – однако еще никому из горожан не пришло в голову сходить и взглянуть на нее поближе. Впрочем, разве могут быть собственные желания у призраков, само иллюзорное бытие коих зависит единственно от прихоти создателя?
…Сегодня Башню лихорадило. Окрас каменных стен сменился с торжественно-золотого на грязно-оранжевый, но превращение на том не закончилось. К середине дня башня приобрела мрачный темно-красный оттенок дикого камня, покрытого местами черным сырым мхом. Оливковые деревья вокруг словно побило внезапным холодом. Их мясистые листья, съеживаясь и опадая от малейшего ветерка, толстым ковром устилали ведущую к башенной двери дорожку.
Хотя странная башня и вела себя самым неподобающим для каменного строения образом, дверь у нее была самая обычная – из толстых дубовых досок, сшитых потускневшими от времени бронзовыми скрепами. Каменную плиту перед самым порогом украшало неизменное для гостеприимного Полудня благопожелание входящему, выложенное цветными камушками. За порогом начиналась узкая винтовая лестница, освещенная косыми солнечными лучами, падающими из прорезанных в толще стен окошек. Кое-где на лестницу выходили двери – весьма загадочные, надо заметить. Среди них не нашлось бы и пары одинаковых. Решетчатые, сделанные из переплетенных бронзовых прутьев; деревянные, схваченные для крепости железными накладками; открытые арки, затянутые легкомысленного вида тканями или шнурами с нанизанными бусинами. Наконец, на самом верху имелось нечто вообще непонятное – проем, обрамленный вычурной рамкой чистого серебра. Внутри, не смешиваясь, переливались синий и фиолетовый цвета, будто капли масла, скользящие по поверхности воды.
Ступеньки приводили в просторную круглую комнату, шагов двадцати в поперечнике, занимавшую весь верхний этаж. В поднимавшихся от пола до выгнутого изящным куполом мозаичного потолка высоких окнах трепетали прозрачные занавеси. Пробиваясь сквозь цветные шелка, солнце наполняло комнату множеством разноцветных отблесков, делая помещение ярким и радостным.
Вернее, пытаясь сделать. Настроение комнаты обычно соответствовало состоянию духа ее обитателя, а сегодня таковое оставляло желать лучшего. Все свидетельствовало о том, что верхний зал Башни целеустремленно и яростно пытались разнести вдребезги, используя любые попадавшиеся под руку предметы.
На мраморном полу, составленном из перекрещивающихся окружностей всех цветов радуги, блестели осколки разбитых зеркал и обращенных в пыль хрустальных и фарфоровых безделушек. В воздухе над грудой вспоротых подушек медленно кружили легкие перышки. Под черепками расколотых вдребезги кувшинов, брошенных в стены или шваркнутых об пол, расплывались липкие винные лужицы. Возле одной из них брюхом вверх вытянулось длинное мохнатое тельце хорька, слабо перебиравшего в воздухе лапами и блаженно повизгивавшего – животное, судя по всему, было мертвецки пьяно. Десяток его собратьев шумно носился туда-сюда, с треском гоняя по мрамору округлый граненый камень ярко-бирюзового цвета размером с голубиное яйцо, выстреливавший снопы ослепительных искр.
Кроме увлеченных потасовкой хорьков, в комнате находились двое людей – по крайней мере внешность этих двоих позволяла сделать предположение об их несомненной принадлежности к человеческому роду. А вот судить о том, живы ли эти люди, следовало весьма осторожно. Мужчина, похоже, был все-таки жив, хоть и находился в той печальной степени опьянения, какое зовется «мертвецким». Что же до девушки…
Одетая в длинное алое платье, расшитое невиданными золотыми цветами, она сидела в круге, выложенном бледно-голубым камнем ровно в центре комнаты, и медленными движениями раскладывала перед собой гадательный тарoк. Миловидное скуластое личико уроженки Турана обрамляли пушистые локоны – не черные, но светло-рыжие, с приятным медовым оттенком, в больших карих глазах поблескивали задумчивые золотые искорки. Карты из плотной кожи изрядно обтрепались по краям, но нарисованные на оборотной стороне драконы по-прежнему презрительно щурились, не торопясь раскрывать свои тайны.
Вместо красочных загадочных изображений на всех картах тарока красовалось одно и то же.
Черная пустота, лишенная каких-либо знаков. Тьма, конец всех путей.
Раскинув карты, гадалка растерянно взирала на получившийся расклад, взмахом руки собирала колоду, перемешивала и повторяла ритуал снова. Девушка не отрывала пристального взгляда от тарока и не обращала внимания, если орава заигравшихся зверьков проносилась сквозь нее. Ферузу иси-Мансур-ат'Джебеларик, как звали рыжую туранку, не беспокоило уже ничего: тело ее пребывало на кладбище, а душа – на Серых Равнинах.
Для того, кто вызвал из небытия призрак гадалки Ферузы, было достаточно просто смотреть на нее. Следить за неспешными движениями тонких рук, перебирающих карты. Наблюдать, как покачивается длинный золотистый локон, и какое у нее спокойное, сосредоточенное лицо. Почти как там, в Обманном переулке, где ее настигла случайная стрела… Случайная – или?..
Хозяин Башни – предпочитавший облик молодого человека лет двадцати пяти с небольшим, смуглого, темноволосого, темноглазого, с хищно выгнутым орлиным носом и красиво вычерченным ртом – поерзал, устраиваясь поудобнее и укладывая подбородок на сжатые кулаки. Огромная кровать, на которой он лежал, занимала чуть не половину комнаты и пребывала в жалком состоянии. Непонятно зачем он прикончил все подушки, изодрал простыни в живописные лохмотья и изрубил часть резного изголовья. Облегчения это не принесло, а хорошая вещь была безнадежно испорчена.
В приступе отчаяния ему опять захотелось разбить или сломать что-нибудь, но в пределах досягаемости не осталось ни одной целой вещи. Можно, конечно, заняться креслами и превратить их в кучу щепок… Или развеять к демоновой бабушке треклятый город – на кой ляд он вообще его создал?! Сжечь его, похоронить под песками, смыть приливной волной, заставить призрачных жителей драться меж собой, пока не падет последний… можно все, но разве это вернет Ферузу?
Так что лучше молча любоваться ею, растравляя душу. У вещей довольно короткая память, оживленные заклятьем воспоминания так долго принадлежавшей гадалке колоды карт скоро сойдут на нет. Тарок вновь станет тремя десятками истрепанных кусочков кожи, покрытыми облезшей краской, бесполезными и никчемными. Он будет валяться здесь, неотрывно глядеть на нее и потихоньку сходить с ума от безнадежности – хотя смертные уверены, что с подобными ему такого случиться не может.
Впрочем, владельца Башни-на-побережье подобные мелочи не волновали. Его вообще ничего не волновало, кроме наваждения, уже начинавшего постепенно таять. Алое платье Ферузы казалось слегка выцветшим, и золотые соцветия на нем вроде бы поблекли… Неужели его способностей достало только на несколько кратких мгновений чуда, а потом все пойдет своим чередом? Мертвецы канут в прах, он останется в одиночестве посреди рассыпанных сокровищ Башни…
Будто подчеркивая безнадежную нелепость ситуации, под куполом поплыл чистый девичий голосок, сопровождаемый перезвоном невидимой виолы:
- …И с кошкой под окном
- все смотрим за огнем —
- но думаем не о нем.
- И свечка догорит,
- и печь проговорит:
- «Усни-ка в тепле, при мне…» —
- и месяц кувырком
- покатится клубком
- по крышам – все ниже – в снег…
- Порвется в пальцах нить —
- легко соединить:
- здесь путь привычен и прост…
- А вот как карты не кидай,
- на сердце не гадай —
- дорога, дорога врозь…
Бесхитростная мелодия стала той соломинкой, что переломила спину верблюда: агатовые зрачки подозрительно заблестели, послышался отчетливый душераздирающий всхлип. Возившиеся на полу хорьки бросили игру, уселись кружком и уставились бусинками глаз на своего господина и повелителя, недоуменно пересвистываясь.
Под одним из кресел мелькнул изумрудный проблеск, и на свет задом наперед выбралось непонятное существо. Росточком оно едва ли достало бы человеку до пояса. Пришлец, судя по внешнему виду, годился Хозяину Башни в прадедушки, носил одежку пронзительно-зеленых цветов и залихватски сдвинутый набок алый колпачок. Еще карлик мог похвастаться клочковатой седой бороденкой, маленькими бегающими глазками и физиономией, смахивающей на хорошо провяленную сливу.
В разных мирах и разных временах сородичей забавного карлика именовали по разному. Люди, назвав подобных созданий «клурикане», полагали их исключительно вымышленными персонажами и в сказках выводили родословную Маленького Народца от двергов – ошибаясь и в том, и в другом. Во-первых, клурикане абсолютно реальны, хотя немногочисленны и скрытны. Мало кто из людей мог похвастаться, что видел живого карлика (впрочем, подобное хвастовство обычно списывали на чрезмерное употребление крепкого вина.) Во-вторых, клурикане не имеют к гномам ровным счетом никакого отношения, будучи порождены совершенно иной Силой, нежели та, что однажды – по ошибке или намеренно – обратила несколько гранитных валунов в семерых Праотцов двергов. В отличие от подгорных рудознатцев, клурикане терпеть не могут подземелья, предпочитая обитать на поверхности земли. Некоторые даже устраиваются в человеческих жилищах или рядом с ними, утверждая, якобы лучше места не найти – люди такие рассеянные и бестолковые, что либо не замечают живущих по соседству карликов, либо принимают их за духов-хранителей дома.
Клурикане не бессмертны, но срок их жизни многократно превышает отмеренное людям. Правильный клурикане предпочитает оружию – колдовство, вину – пряный и хмельной вересковый мед (который, по преданию, только они умеют варить именно так, как нужно), людям – животных и зеленый цвет – всем остальным. Легенды гласят, что, изловив клурикане (а сие невероятно сложно даже в легендах), нужно первым делом пытать его про клады, по части которых карлики считаются несравненными знатоками. Легенды врут – Маленький Народец своих кладов не прячет и чужими не интересуется, но, если каким-то образом привадить карлика и суметь подружиться с ним, то у вас появится неоценимый помощник в любых делах, неутомимый и вездесущий, хотя и весьма ворчливый. А вот в чем сказки совершенно правы, так это в описании знаменитого клуриканского ехидства. В глухих деревнях за Граскаалем еще в ходу поговорка: «Вредный, как клурикане». Наделенный хоть и небольшим, но несомненным колдовским даром, Маленький Народец неистощим по части мелкопакостных шуток, гнусных розыгрышей и прочих зловредных проделок, с помощью коих жизнь человека день за днем можно сделать совершенно невыносимой. Карлики никогда не спускают нанесенной им, намеренно или невольно, обиды, в особенности же не любят пьяниц, нерях и сборщиков податей.
Клурикане, давным-давно обосновавшийся в Башне-у-Моря, носил длиннющее и напрочь непроизносимое человеческим языком имечко, постепенно сократившееся до незамысловатого прозвища «Квикка». Считалось, якобы он исполняет должность уборщика и прислуги за все, но сам Квикка полагал себя законным домоправителем – по его мнению, истинный владелец Башни совершенно не обладал способностью приглядывать за собственным имуществом.
Хотя у старого клурикане имелась целая свора помощников, порой ему самому доводилось вспоминать прежнее ремесло. Как правило, это случалось в те дни, когда на Хозяина Башни накатывал очередной приступ чернейшей меланхолии. Вот и сейчас, повозившись, человечек извлек из-под кресла кожаное ведро едва ли не с него самого ростом, метелку из конского волоса да серебряный совок, украшенный по краям россыпью мелких изумрудов и заозирался, довольно громко бурча себе под нос:
– …Та-ак, подушки пуховые, перина, покрывало расписное шелковое, все в мелкие лохмотья… Кресла с кожаной обивкой, марангового дерева, кхарийской работы, восстановлению не подлежат… Убытка сколько, а все из-за чего? Горе у него, поди ж ты… Погибла любовь единственная, неповторимая, за последнее столетие семьдесят восьмая… ай-яй-яй, подумать, какое горе, то ль в окно сигануть, то ль в винище утопиться… Ну любовь и любовь, а вещи-то зачем ломать? Ага, и гобелен спалил, семьсот лет гобелену…
– А ну немедленно заткнись, – старательно выговаривая каждое слово, на что способны лишь очень пьяные люди, потребовал молодой человек.
– И не подумаю, – Квикка нарочно водрузил свое ведро по соседству с призраком девушки, от которой теперь остались только очертания фигуры в алом да кисти рук, перемешивающих старую колоду. – Я не за хозяйство радею, мне вас жалко! До чего себя довели, смотреть противно, гляньте в зеркало-то, на что похожи… а, и зеркало вдребезги… Или, скажете, я не прав? – низкорослый слуга патетически помахал в воздухе метлой. – Ну умерла, ну убили, так куда ж теперь?.. Есть такое обыкновение у людей – умирать, потому и зовутся – смертные, не вам, Творцам, чета! Обычная смертная девчонка, к которой вас угораздило привязаться на пару дней…
– Она моя жена, – упрямо возразил Хозяин Башни. – Законная супруга. Пред богами и людьми.
– Пфе! Сколько их еще на моей памяти было! – фыркнул клурикане, деловито отправляя в ведро вместе с пригоршней мусора искрящийся сапфир. – Хоть себя-то не обманывайте. А уж коли она вам вправду была дорогa, то нечего сидеть, хныча в тряпочку о своей горькой судьбе. Сыщите этих шакалов из худого рода, что повинны в ее смерти, да проучите так, чтобы впредь было неповадно. Вот как тогда, с офирским банкиром, который из ревности отравил прекрасную… как ее звали, вашу тогдашнюю?.. ну, вы ж помните, всего лет триста прошло?.. И не рассказывайте мне сказки, якобы вам запретили наведываться в Мир! – свирепый взмах метелки пресек любые возражения. – Когда вас останавливали чьи-то запреты, а? Но раз вы торчите в Башне, стало быть, вам это по душе – страдать да убиваться. Или все, силенки исчерпались? Может, вы еще и стариться начнете, кряхтеть и жаловаться на костную сухотку?
– Заткнись, кому сказано! – на сей раз приказание сопровождалось шариком алого огня, слетевшим с указательного пальца молодого человека. Карлик без труда уклонился. Испуганные хорьки брызнули в разные стороны, прячась под уцелевшими предметами обстановки, а на блестящем мраморе появилось жирное черное пятно.
– Вот-вот, я об этом и говорю, – прислужник наставительно поднял вверх крючковатый палец. – Рыдаете по своим знакомцам, промахиваетесь по мне, вскоре не сумеете попасть ключом в замочную скважину… Кому вы тогда станете нужны? У кого хватит ума верить в ходячую нелепость? Даже призрака своей ненаглядной толком сотворить не сумели!
Последнее утверждение было сущей правдой. Стоило Хозяину Башни отвлечься, как наваждение тихонько исчезло, развеявшись сизой дымкой. Лишившись опоры, тарок с пару ударов сердца повисел в воздухе и шлепнулся на пол. Карты разлетелись шелестящим веером, некоторые приземлились у обутых в стоптанные остроносые сапоги ног коротышки. Тот наклонился вперед, чтобы спустя мгновение сообщить своему господину:
– О… вроде бы расклад какой-то выпал. Удивительное дело! Не соизволите взглянуть?
– Не на что смотреть. Они больше не разговаривают, – меланхолично отозвался молодой человек, не делая даже попытки встать. – Всегда одно и то же: тьма и конец всех путей.
– Да нет же! – настаивал на своем клурикане, вглядываясь в появившиеся на кусочках кожи тусклые рисунки, с каждым мгновением становившиеся все отчетливее и яснее. – Что я, гадальных карт не знаю, когда их моя прабабушка выдумала? Вот это точно Узник, чтоб мне переродиться земляным червяком! А вот Бесконечная Лестница или как там она зовется…
Настойчивость старого слуги одержала верх. Хозяин Башни нехотя сполз с разоренной кровати и побрел к центру зала, пару раз споткнувшись о перевернутые кресла. Встав рядом, господин и домоправитель в немом изумлении уставились на разметанные карты.
Большая часть колоды легла рубашкой кверху, открылись лишь пять, сложившись в пятеричный крест – стянутые воедино Прошлое, Настоящее и Будущее, соединенные могуществом препятствующих и содействующих Обстоятельств. Молодой человек, пошатнувшись, опустился на корточки, ведя подрагивающим пальцем по затертым кусочкам кожи, перечисляя названия карт и запнувшись лишь однажды, не по неведению, а от удивления:
– Узник, Врата, Дорога, Лисы-в-винограднике… и Паутина в центре. К чему все это? Кто этот Узник – уж не я ли, в этой треклятой Башне? Брр, в голове все плывет… Квикка, ты вроде хвалился, будто умеешь толковать тарок?
– С превеликим удовольствием, да… Гм… Ага, вот как… Узник стоит у Врат, – забубнил коротышка Квикка. – Врата сии – из прошлого в будущее, хм, странно… Узник, господин, карта темная, и к добру бывает, и к несчастью… Дорога – она и есть дорога, опасности многие путнику сулящая, и куда ведет, никто не знает, но только в препятствиях она у вас легла, уж не обессудьте… Лисы-в-винограднике, напротив, в Обстоятельствах содействующих, ну а Карта Лис суть общество людей хитрых и вороватых, каковые в любимом вашем городишке не переводятся – заодно с вами эти люди будут, хотя не знаю, помогут ли… А Паутина – хоть меня убейте, не ведаю, к чему она. Только где паутина, там, ясное дело, и паук недалеко… Да есть ли вообще такая карта в тароке? Не помню ее!..
Несколько мгновений Хозяин Башни с туповатым вниманием изучал валяющиеся на полу кусочки кожи. Внезапно резким движением руки он перемешал их. Резкость стоила ему равновесия – поскользнувшись на гладком полу, молодой человек шлепнулся на пятую точку и возопил в пространство, добавляя трагического надрыва в голос:
– О, Квикка, добрый мой друг, что мне теперь до этого? Пауки, лисы, дороги – пропади оно все пропадом! Она умерла, ушла навеки, разлучена со мной и духом, и телом! Лишь призрак ее со мной, но и он мимолетен, былое же не вернуть никогда! Понимаешь ли ты, что такое «никогда», глупый карлик? Ни-ког-да! – последнее слово он повторил по слогам, ударяя в такт кулаком по мраморным плитам. – Ох, горе… Вина мне.
– Нету, – отрезал карлик.
– Есть. Полный погреб. Вина мне! Я желаю…
– Нет, – рявкнул Квикка, сердито насупив клочковатые брови. Насколько старый прислужник обожал и побаивался своего хозяина трезвого, настолько же презирал его пьяного – со всей врожденной клуриканской истовостью. Правда, пьяным хозяин бывал нечасто: от силы два-три раза в столетие, но так, как нынче, не было, пожалуй, ни разу. Придя к решению, клурикане покрепче ухватился за палку своей метлы и решительно заявил: – А хоть бы и было, все одно не дам. Хватит вам накачиваться всякой дрянью.
– А я хочу, – упрямо замотал растрепанной головой Хозяин Башни. – И вообще, с какой стати ты со мной споришь? Ты вообще кто такой, а?! Вот превращу тебя во что-нибудь тихое… В жабу… В крысу! Нет, в…
– В каракатицу, – мрачно перебил карлик. – Уже дрожу. Лучше хотя бы раз в жизни послушайте старого Квикку. Сами знаете – в вашей Башне ничего случайно не происходит, стало быть, и расклад у тарока выпал неспроста, – в интонациях клурикане появилась тревожная озабоченность: – Вдруг это она, ну, подружка ваша, желает вам что-то сказать напоследок? Неужели вы и с места не двинетесь, чтобы исполнить последнюю просьбу бедной девушки? А она-то небось так на вас рассчитывала…
– Замолчишь ты или нет? – рявкнул молодой человек. – Я сказал и повторяю еще раз, первый и последний – я никуда отсюда не двинусь! Все, хватит, надоело! Тарок там или не тарок, а я точно знаю: мертвые не разговаривают с живыми, а Феруза мертва! Пусть они теперь делают в своем Шадизаре, что хотят, и обходятся без меня! Вина мне!
– Как бы не так! – клурикане выпрямился во весь свой крохотный рост и смачно сплюнул на розово-голубой мрамор пола. Собрав всю имевшуюся храбрость, Квикка совершил то, на что раньше никогда бы не отважился: сгреб сидевшего на полу Хозяина Башни за воротник рубашки и с неожиданной для столь маленького создания силой поволок к выходу из зала.
Будь пол не таким скользким, а человек не таким пьяным, трюк бы вряд ли удался. Но старый карлик не на шутку рассвирепел, понимая – господина нужно срочно спасать, пусть даже против его желания. Опешивший и растерявшийся владелец Башни-у-Моря не пытался вырваться, бессвязно грозя своему прислужнику жуткими карами. Скакавшие вслед за странной парой хорьки оглушительно верещали, сочтя происходящее новой увлекательной игрой.
Доволочив свою слабо упирающуюся ношу до лестницы, клурикане крякнул и решительно начал тяжкий спуск вниз. Вопли Хозяина Башни сменились с угрожающих на жалобные – ему не очень-то нравилось стукаться о каждую из ступенек винтовой лестницы. Однако старый коротышка был неумолим, отпустив жертву только перед загадочным проемом в обрамлении серебряной каймы.
– Я тебе… – бормотал человек, делая слабые попытки подняться на ноги. – Я тебя… в жабу…
– Нет уж, в каракатицу, как договорились, – буркнул Квикка, разворачивая господина и повелителя в нужном направлении, то есть головой к волшебным переливам синего, лилового и темно-пурпурного.
– Не делай этого! Квикка, я тебе еще припомню!..
– Как вернетесь, так сразу и припомните. А пока ступайте и разберитесь, что там к чему в вашем паршивом городке. Поосторожней там, да не пейте много, – карлик тяжко вздохнул и отвел руку для мощного толчка. – Раз, два… три!
– Не-ет!.. – отчаянно взвыл Хозяин Башни.
И канул в магический портал головой вперед, словно пловец, бросающийся в омут, утянув с собой одного из хорьков, вцепившегося коготками в штанину. За ними сомкнулась сине-фиолетовая гладь, заколыхалась, пошла кругами, в точности такими, какие расходятся по воде от упавшего камня, и вдруг застыла мертвым серебряным зеркалом.
Старый Квикка горестно посопел, пнул не в меру настырного хорька и поплелся заканчивать уборку.
Часть первая
В поисках утраченного
Глава первая
Пытливые умы
В это же самое время в славном городе Шадизаре, в большом и богато обставленном доме в самом конце улицы Изис, на выходящей в сад веранде сидел в любимом плетеном кресле Верховный Дознаватель Заморы и потягивал розовое вино со льдом, поджидая гостей. Гости опаздывали.
Черепичная крыша веранды укрывала от одуряющей летней жары, кхитайское кресло было удобным, а вино – вкусным. В маленьком садике журчал фонтан и пели птицы. Сладкие цветочные ароматы наполняли воздух. Но всех этих красот сидящий на веранде хозяин дома почти не замечал, постепенно наливаясь слабеньким вином и черной злостью.
На душе у Его светлости месьора Рекифеса Рендера скребли кошки. Большие и злые.
Во имя всех богов, древних и новых, думал он, что делает потомок старинного и гордого дворянского рода в сей смрадной луже, переполненной мерзавцами, жуликами и убийцами всех сортов и разновидностей? В этой ошибке Создателя, по чистому недоразумению получившей громкое звание города? В этом прогнившем болоте, пристанище ядовитых змей и скорпионов, норовящих исподтишка вцепиться тебе в задницу?
Проще говоря – что делаю я в Шадизаре, провались он на дно самой глубочайшей из преисподних!
Трижды проклятье! И зачем только правителям Немедийской империи некогда втемяшилась в голову блистательная идея расширить границы государства за счет никчемного клочка земли, где даже дурманные маки толком не растут? Ладно, расширили – нужно же утереть нос туранским соседям за грядой Кезанкийских гор и присмотреть за изрядным участком проходящей здесь Дороги Королей. Тут бы вовремя и остановиться, так ведь нет!
Найти бы того умника, коему пришла на ум свежая мысль – распутать скрутившийся за столетия узел темных шадизарских делишек. Взять к ногтю враждующие банды, шайки контрабандистов, торговцев лотосом и живым товаром. Истребить под корень проходимцев, чеканящих поддельную монету, изготовителей Больших королевских печатей, ничуть неотличимых от настоящих, и совершить уйму прочих дел, достойных упоминания в летописях.
Взглянуть бы в честные глазки чинуши, назвавшего единственным подходящим человеком для такого подвига некоего Рекифеса из рода Рендеров. И предать злобного интригана самой жуткой, самой мучительной… нет! Смерть – слишком легкое воздаяние за подобную гнусность! Есть наказание получше: назначить его Верховным Дознавателем, а заодно Лордом-Протектором Шадизара.
И пусть тогда выкручивается как хочет!
…Порой месьору Рекифесу начинало казаться, что подходящих финалов его карьеры может быть два.
Первый: он обвиняет всех поголовно обитателей Шадизара, включая младенцев и стариков, в заговоре против Трона Дракона и намерении свести его, Рекифеса Рендера, с ума, требует от Бельверуса прислать сюда парочку легионов и поджигает мерзкий городишко со всех четырех концов. Воспоминания о горящем Шадизаре будут единственной вещью, способной скрасить последующие годы, проведенные под замком в каземате бельверусской тюрьмы.
Второй: он плюет к демонам свинячьим на любые обязательства перед короной, разгоняет Сыскную Когорту, начинает брать взятки направо и налево, а лет через пять узурпирует власть в Шадизаре, объявляя его вольным городом. После чего из Бельверуса опять-таки заявляются карающие легионы. Недолгое, но яростное сопротивление завершается штурмом, и самозваный правитель с гордо поднятой головой отправляется на плаху. Скорбящие жители провожают его горестными воплями и забрасывают букетиками желтого лотоса… по пять сиклей за связку.
Как говорят шемские торговцы – оно мне надо?..
За минувший год Рекифес не раз и не два ощутил себя на месте того мальчика из сказки, что самоуверенно пытался ложкой вычерпать море. Он разработал и протащил через Городской Совет целый свод новых законов, направленных против уличной преступности – но все его начинания разбивались о нерадивость городской стражи и корыстолюбие чиновников. Он отправлял на плаху и в соляные копи убийц, рубил руки ворам, набивал Алронг мошенниками и вымогателями, устраивал внезапные облавы в притонах; добрался даже до нескольких квартальных «старшин» – и что же? Едва его стараниями в преступной иерархии возникало свободное место, как его тут же занимал новый бандит, ничуть не лучше предыдущего. Мало того, у некоторых хватало нахальства благодарить Сыскную Когорту и лично Его светлость за посильную помощь в «продвижении по службе»!
К тому же, как видно, на небесах сочли, что всех этих испытаний и треволнений Рекифесу Рендеру недостаточно, усугубив его и без того нелегкую жизнь вспыхнувшей на пустом месте сварой между представителями религиозных конфессий, обосновавшихся в Шадизаре. Митрианцы жаловались на поклонников – и особенно поклонниц Иштар, переманивающих красочными обрядами паству к себе. Госпожа Лейлит, верховная жрица иштарийцев, недавно приволокла многостраничный донос на маленькую общину последовательниц Дэркето, яростно кляня последних за распущенность и растление нравов. Девы Дэркето робко негодовали на туранцев, следующих суровым воинским заветам Эрлика – вплоть до полного воздержания, подумать только! – и приравнивавших капище Сладостной к обычному борделю…
Единственное, что объединяло верующих различных учений и их духовных наставников – ненависть к воспрянувшему в нынешнем году культу Затха, Паука Всезнающего и Всеведающего. Рекифес полагал, что поклонение Пауку уже давным-давно сошло на нет, а два его уцелевших храма пребывают в весьма бедственном состоянии. Однако горожане, что подтверждалось осведомителями, и в самом деле по неведомой причине вновь обратились к своему древнему божеству. Впитавшаяся в кровь подозрительность твердила месьору Рендеру: ничего хорошего от эдаких новостей ждать не приходится. Кончится все мордобитием во имя веры, а ему опять искать виновного.
Хорошо хоть, ни единая живая душа не жаловалась на нынешнего покровителя города, Обманщика. Правда, до Верховного Дознавателя дошел смутный слух о дерзкой выходке кого-то из Ночного Братства, стянувшего с алтаря одного из молелен Хранителя Воров ритуальный талисман, кольцо с отмычками. Зачем они кому-то понадобились, молва сказать затруднялась: отмычки были проржавевшими в прах и грозили вот-вот рассыпаться.
А тут еще новая беда. Пришла, как водится, откуда не ждали.
Из блистательной Тарантии вернулся в отчий дом Адриеш Тавилау, долгих пять лет постигавший разнообразные науки в стенах тарантийской Обители Мудрости. Помимо обширных знаний касательно языков и законов Материка, сей способный студиозус нахватался в Аквилонии всяческих вольнодумных идей, каковые идеи, едва появившись в Шадизаре, принялся увлеченно воплощать в жизнь. Мало того, сумел увлечь своей затеей младшую сестру, Юнру Тавилау. А затея была – ни много ни мало как выставить в самом неприглядном и смешном свете городские власти, ожиревшие и продажные, по мнению молодого Тавилау.
Острый ум Юнры, редкостное ехидство Адриеша и деньги «Торгового Дома Тавилау» быстро сделали сию непростую задачу не только выполнимой, но и весьма популярной сперва в узком кругу друзей (что было еще терпимо), а потом и среди народа. Вот этого Рекифес Рендер уже не стерпел. Господин Верховный Дознаватель еще мог, скрепя сердце, понять причины бандитской признательности. Но когда над ним начинали публично издеваться те, кого он всеми силами старался защитить, неподкупный немедиец приходил в самую настоящую ярость.
Доказательства возмутительной деятельности молодых Тавилау лежали перед ним на низком столике, придавленные, чтоб не унес случайный ветерок, тяжелым хрустальным графином.
Адриеш Тавилау не зря потратил годы и деньги своих родителей на учебу, поразив родных и знакомых своими многогранными талантами. Наиболее заметным из плодов юного пытливого ума стал «Вестник» – здоровенный лист скверно выделанной тряпичной бумаги, украшенный зарисовками городской жизни и подписями к ним, иногда довольно пространными и едкими. Раз в седмицу Тавилау изготавливали с десяток таких «Вестников», продавая или даря их своим приятелям из числа разумеющих грамоте. Поначалу содержание листков сводилось к пересказу слухов, касающихся мутных сливок шадизарского высшего света, перечнем победителей очередных скачек на Конном Ристалище, да кратким изложением городских и заграничных новостей.
Диковинная забава быстро нашла своих поклонников. В дни выхода нового «Вестника» у ворот имения Тавилау теперь всегда торчала кучка слуг, отправленных с поручением любыми средствами раздобыть свежий листок. Среди прислуги отыскались свои грамотеи, вслух зачитывавшие любопытным собратьям изложенные в «Вестнике» сплетни. Далее, заполучившие долгожданный листок господа считали своим долгом заказать писцам снять копии – для друзей своих друзей, и «Вестник» расползался по зажиточным кварталам быстрее моровой язвы. Писцы за малую мзду или просто за угощение пересказывали прочитанное в тавернах, добавляя, кто во что горазд, пикантных подробностей от себя…
Мельком глянув на парочку доставленных ему листков, Верховный Дознаватель счел новое повальное увлечение богатой молодежи вполне безобидным – но, как выяснилось, ошибся. В последующих «Вестниках» разошедшийся Адриеш Тавилау принялся излагать свое мнение относительно продажности городского Совета, сообщив также подробности кое-каких личных пристрастий уважаемых советников. Где предприимчивый юнец брал сведения – для Рекифеса пока оставалось загадкой. Но, как видно, кое-что из сплетен оказалось правдой, и однажды некие личности крепко избили не в меру любопытного студиозуса в темном переулке.
Любой благоразумный человек почел бы за благо свернуть лавочку, однако понятие благоразумности и Младший Тавилау явно никогда не были близко знакомы. Он продолжал выпускать свой омерзительный листок, правда, сделался осторожен и ходил по городу не иначе как в сопровождении двух телохранителей. (Что до Юнры, его сестры, то последняя и прежде крайне редко покидала хорошо охраняемое отцовское имение.) Зато случившаяся с юношей незадача странным образом прибавила ему популярности, и подстрекаемый гордыней Адриеш перешел к торговым Гильдиям, а от них – к Дознавательной Управе вообще и Сыскной Когорте в частности.
Вот тут-то Рекифес начал постепенно закипать. Если верить Адриешу, Когорта состояла исключительно из скудоумных тупиц, возглавляемых высокомерным солдафоном, с рождения лишенным как мозгов, так и малейшего воображения. Продажность дознавателей, согласно утверждениям Младшего Тавилау, не шла ни в какое сравнение с жадностью ростовщиков Каменного Рынка, а настоящие преступники могли спать спокойно – при условии, если они поделились частью своей добычи с Когортой. Разумеется, только полный болван способен поверить заверениям человекоохранителей, якобы все добро, столь виртуозно похищенное за последние луны двергами Чамгана, будет возращено законным владельцам…
Последнее утверждение просто довело месьора Рендера до белого каления. Он бросил свои лучшие силы на выслеживание этих распроклятых коротышек, умудрявшихся с непостижимой ловкостью обходить самые хитроумные ловушки и запоры! Его люди накрыли двергов с поличным при попытке вывезти награбленное за пределы города! Предотвратили ограбление городской казны шайкой Назирхата уль-Вади – между прочим, одной из наиболее опасных, прикончив ее вожака!..
А потом какой-то юнец, ровным счетом ничего не понимающий ни в сыскном деле, ни в политических хитросплетениях, осмеливается раскрывать свой рот и тявкать, обвиняя Верховного Дознавателя во всех мыслимых и немыслимых преступлениях!
Что самое досадное, дружная парочка до поры до времени пребывала в полнейшей безнаказанности. Любые причиненные им неприятности обращались сугубым неудовольствием хоть и одряхлевшего летами, но все еще грозного Аземы Тавилау, главы Гильдии Антикваров, обладателя второго или третьего по величине состояния в Шадизаре. Младшие Тавилау сидели у Рекифеса в самых печенках, но достойный человекоохранитель даже не рискнул потребовать от них прибыть на улицу Ратай, где находились казармы Сыскной Когорты, не говоря уж о том, чтобы прислать за ними отряд вооруженной гвардии.
Вместо этого, скрепя сердце и скрипя зубами («Говорила мышка кошке – заходи на огонек…»), Верховный Дознаватель пригласил свою головную боль в ближайшее же время нанести приватный визит в некий дом в конце улицы Изис на границе зажиточного квартала Ламлам. Таковой дом являлся казенным владением Немедийской короны и отводился для проживания Его светлости, но Рекифес вспоминал о его существовании не чаще чем раз в седмицу, а навещал и того реже.
– …Ваша светлость, гости прибыли, – вкрадчиво сообщил слуга-кофиец, возникнув из ниоткуда рядом со столиком. – Прикажете впустить?
– Прикажу, прикажу, – буркнул Рекифес. – Проводи их сюда. Да принеси еще вина.
Слуга удалился, кланяясь.
Немедиец мрачно покосился ему вслед. Выгнать бы мерзавца, подумал он. Наверняка ведь ворует. Вон как двигается – ни одна половичка не скрипнет. И ловок, должно быть, что твоя кошка… Все воруют. Одно жульё вокруг. Что делать честному человеку, потомственному немедийскому дворянину, в городе, где одна половина населения ворует у другой?.. Мысли Дознавателя двинулись было вновь по привычному кругу, но тут на веранде появились долгожданные визитеры, а пустой графин на столе сменился полным.
Адриеш оказался красивым юношей, как две капли воды похожим на Старшего Тавилау, каким тот был, наверное, лет с полста тому – хорошо сложенным, рослым, с густыми черными кудрями и с постоянной полуулыбкой на губах. Выражение его лица будто говорило собеседнику: «А я про тебя кое-что знаю!» Одет он был броско, богато и по последней столичной моде, так что молчаливая, худощавая и скромно одетая Юнра рядом с братом казалась совершенно невзрачной. На увещевания Рекифеса Адриеш отвечал уверенно и напористо, а затем и сам перешел в атаку – должно быть, знал, что нет обороны лучше нападения.
Чем дальше, тем больше Рекифес терял терпение. Этот тип людей был хорошо знаком и неприятен многоопытному немедийцу: самовлюбленный мальчишка, полагающий, что весь мир обязан крутиться вокруг него одного. Адриеш слишком явно гордился своим умом и проницательностью, а еще того пуще – состоянием своего отца (в котором, если разобраться, у сына не было ни малейшей заслуги). К тому же его обманчиво вежливый тон содержал столько скрытого ехидства, что в конце концов изначальное намерение Верховного Дознавателя сохранять спокойствие испарилось начисто.
Он прервал нахального юнца посередине очередной язвительной фразы самым незамысловатым образом – грохнув кулаком по разбросанным на столе экземплярам «Вестника». Оба Тавилау, подскочив от неожиданности, в испуге воззрились на немедийца.
– А теперь послушайте меня внимательно, ваша светлость,– в эти два слова Рекифес влил столько яду, что достало бы отравить быка: семейство Тавилау, будучи лишь купеческим домом, не имело прав на дворянский титул. – Хватит болтать попусту. Если по молодости лет вам не хватает своего ума, чтобы представить последствия своих выходок, так я вам скажу. Прямо и грубо, как подобает тупому солдафону – я ведь, по-вашему, таков? Так вот: вы распускаете гнусные сплетни о представителях городской знати, об уважаемых семействах…
– Это не сплетни! – перебил разом побледневший юноша.
– Если это правда, будь любезен представить доказательства! – рявкнул немедиец, окончательно плюнув на условности. – А пока все вот это, – Рекифес сгреб пачку «Вестника» и потряс бумажным ворохом перед носом отшатнувшегося студиозуса, – ничем не отличается от похабных рисунков на заборе! «Городской Совет страдает слабоумием», каково? «Аристократка участвует в ритуалах чернокнижников», полный вздор! Или «советник Арлин тайно посещает бордель для мужеложцев» – ты его там видел, в этом борделе?! Может, свидетелей приведешь?! Я тебе говорю: если вы не угомонитесь, ты и твоя сестрица, у Дома Тавилау будут большие неприятности! Хочешь восстановить против себя всю городскую Управу и весь квартал Ламлам? Хочешь разорить свою семью бесконечными судами? Ну так разоришь! Это во-первых, а во-вторых…
– Но ведь… – заикнулся Младший Тавилау. Рекифес не дал ему и рта раскрыть.
– …а во-вторых, почтенный месьор Тавилау, вам и этого мало, как посмотрю. В последнее время взялись за немедийского наместника, за Сыскную Когорту и за некоего Рекифеса Рендера лично. Так вот, сынок, я тебе напомню «Уложение о вышестоящих», разделы пять и шесть, а еще – «Об оскорблении власть предержащих словом либо делом»… на первый раз замеченные в клевете на власть получают тюремное заключение либо платят большие деньги отступного, а на второй присуждаются к прилюдному бичеванию и седмице у позорного столба… Что, пробрало? Да-да, бичевание и позорный столб, и замена наказания денежным штрафом не допускается!
Адриеш вдруг вскочил, опрокинув кубок, всхлипнул и опрометью бросился прочь с веранды.
Давно уже месьор Верховный Дознаватель не испытывал такого мстительного удовлетворения. Проводив взглядом мелькнувшую в саду фигуру, немедиец твердой рукой наполнил свой кубок и с наслаждением выпил до дна.
– Месьор Верховный Дознаватель…
Сестра Адриеша, Юнра, не улизнула следом за нахальным братцем – по-прежнему сидела напротив Рекифеса, выпрямившись и чинно сложив руки на коленях. С самого появления в доме она впервые подала голос, и Рекифес взглянул на девушку пристальнее.
– Ну? – не очень-то вежливо буркнул он.
– Извините моего братца, – Юнра подумала и добавила почти умоляющим тоном: – Пожалуйста. Я его сколько раз предупреждала: осторожнее в высказываниях. Он слишком привык к вольности рассуждений Обители Мудрости. Вдобавок вы просто ему не нравитесь, месьор Рендер. Адриеш терпеть не может, когда ему начинают приказывать, что делать и как поступать. Он и «Вестник» придумал исключительно ради того, чтобы насолить вам и Когорте в вашем лице. Но, если хотите знать мое мнение… – она сделала паузу, вопросительно косясь на Рекифеса, отделенного от нее простором стола.
– Хочу, – сказал немедиец.
– За десять лет я успела повидать пятерых ваших предшественников, присланных сюда из Бельверуса, – осторожно начала девица Тавилау. – Двое незамысловато спились. Третий проворовался так, что это было чересчур даже для Шадизара, четвертый предпочитал ни во что не вмешиваться. Целыми днями сидел на этой самой веранде и глядел на улицу. Последний, тот, которого сменила Ваша светлость, исчез. Вышел вечером из Управы и сгинул без следа. Все они сразу же невзлюбили это место – в точности как вы. Но никто из них не пытался что-то изменить – и этим вы от них отличаетесь. Знаю, такой замысел, переделать Шадизар, кажется изначально обреченным на провал. Но ведь можно хотя бы попытаться… Мы – я, Адриеш, наши друзья – очень любим наш город, хотя он порой смахивает на садок со змеями. И если бы мы могли чем-то помочь…
– Благодарю, вряд ли, – отмахнулся месьор Рендер. Впрочем, суровый немедиец не мог не признать, что проникновенная речь девицы Тавилау весьма польстила его самолюбию. – И все-таки, госпожа Тавилау…
– Просто Юнра, – девица на миг наклонила головку с гладко причесанными светло-каштановыми прядями. Она не носила ни длинных тяжелых серег, ни золотых ожерелий и браслетов, больше смахивающих на драгоценные кандалы, ограничившись незамысловатыми янтарными бусами.
– …и все-таки, Юнра, затею с изготовлением «Вестников» придется прикрыть.
– Совсем? – жалобно пискнула Юнра.
– Совсем, – непререкаемо изрек Рекифес. Девица уныло вздохнула. – И вдобавок по истечении этой седмицы сундуки вашего папеньки оскудеют на сотню империалов – за словесное оскорбление служителей власти, «Уложение о вышестоящих», раздел пятый и шестой. Закон есть закон, понятно? Надеюсь, после такого кровопускания почтенный Азема растолкует своему сынку, что здесь ему, умнику, не Аквилония.
– Платить будет Адриеш, – отрицательно помотала головой Тавилау-младшая. – Отцу вовсе необязательно об этом знать. Я прослежу, чтобы Адриеш заплатил из своих средств, а не запускал руку в семейные накопления. Скажите, если брат не расплатится, его отправят за решетку, да?
– Учитывая происхождение и то, что прежде он ни в чем не обвинялся… Посидит седмицу в Алронге. Но я сомневаюсь, что до этого дойдет, Дом Тавилау не допустит такого скандала… А жаль, парню пошло бы на пользу. Что касательно помощи… – он призадумался.
В самом деле, чем может помочь Сыскной Когорте семейство Тавилау? Разве что золотом да еще пересказом того, о чем поговаривают в богатых домах квартала Ламлам. Или докладами о том, какие новые товары, не имеющие печати Таможенной Управы, появились на Пергаментной Аллее… но ни Юнра, ни ее братец доносить, конечно же, не станут. Рекифес был более чем уверен, что контрабанда редкостей приносила Дому Тавилау определенный доход. С другой стороны, не так уж часто представители знатных семейств столь открыто и искренне предлагают свое содействие… Престиж городской стражи в последнее время весьма невысок…
– Городская стража уже давно стала всеобщим посмешищем, – то ли девица Юнра умела читать мысли, то ли размышляла о схожих вещах. – Вот если бы вы совершили нечто такое, что встряхнуло бы весь город… Заставить их если не доверять Когорте, то хотя бы испугаться и задуматься, прежде чем совершить что-то противозаконное? Мы могли бы написать про вас в «Вестнике», подробно, от начала до конца. Восстановить ваше доброе имя… о вас заговорят с уважением…
– О нас и так говорят, – пробормотал Рекифес, – только слушать такое неохота… И что же ты собираешься описывать, чтобы «восстановить имя»?
– Ну, к примеру… Слухи о двергских сокровищах – правда? – оживилась Младшая Тавилау. – Вы поймали этих вороватых гномов? Что с ними сталось – я имею в виду и коротышек, и добро, которое они прикарманили? Можно начать хотя бы с этого…
Едва не подавившись глотком вина, Рекифес вскинул ладони в протестующем жесте. Верховному Дознавателю отнюдь не хотелось, чтобы некоторые подробности этой странной истории стали всеобщим достоянием. К тому же толком он ничего и не добился – двергов, сопровождавших памятный караван, пришлось отпустить, и они укрылись за надежными вратами квартала Чамган. Единственный уличенный виновник, дверг по имени Альбрих, в суматохе куда-то сгинул. Стража на трех городских воротах клянется всеми богами и могилами любимых бабушек, что мимо них гном с определенными приметами не проскакивал…
Должно быть, судьбе показалось, что Рекифес Рендер и госпожа Юнра Тавилау не дали себе труда как следует задуматься – и судьба в кои веки пошла им навстречу.
Судьбоносный намек первым заметил господин Дознаватель, случайно взглянувший на улицу и озадаченно нахмурившийся. У покосившейся калитки перед входом в его жилище неизвестно откуда появился паланкин – с тиснеными кожаными занавесками, запряженный двумя породистыми мулами и сопровождаемый четверкой громил чрезвычайно мрачного и целеустремленного вида. Управлял мулами некий смутно знакомый Рекифесу тип: тощий пронырливый парень, смахивающий на хорька в человеческом обличье. Впрочем, сравнение с лисицей подошло бы ему больше – у молодого человека были длинные рыжие лохмы, выгоревшие на солнце до песочного цвета и увязанные на затылке в пышный хвост.
Остановив упряжку точно напротив калитки, рыжий широким жестом откинул занавеску паланкина. На пыльные камни мостовой поспешно выпорхнула девица-служанка… а уж за ней с достоинством последовала хозяйка – некая особа, с ног до головы закутанная в покрывало бледно-кремового шелка.
– Это кто? – захлопала ресницами Юнра, приподнимаясь со своего табурета.
– Представления не имею, – рассеянно молвил месьор Рендер, думая отнюдь не о задрапированной в шелка даме, но о том, где же он мог видеть этого возницу с хитрой лисьей физиономией. Совсем недавно, дней пять тому или чуток побольше…
Гости приблизились к калитке, служанка что-то сказала сторожу, потрясенно вытаращившему глаза и попытавшемуся взять «на караул», когда дама и двое ее сопровождающих проходили мимо. Паланкин и телохранители остались дожидаться возвращения госпожи на улице, а та невозмутимо прошествовала по вымощенной красным гравием дорожке, поднялась на крыльцо и остановилась, обеими руками откидывая с лица шелковую ткань.
Девица Тавилау слабо ойкнула, а Верховный Дознаватель на пару ударов сердца потерял дар речи. Нужно и в самом деле быть полным болваном, чтобы после единственной встречи не сохранить образ этой великолепной женщины в самом потаенном уголке сердца.
Высокая и стройная, с правильными чертами лица и широко поставленными серо-голубыми глазами, хранившими рассеянно-вежливое выражение, она была безупречна и совершенна – от кончиков ухоженных розовых ногтей до тщательно уложенных крупными волнами и перевитых жемчужными нитями локонов сочного пшеничного цвета. Клелия Кассиана диа Лаурин, красавица-аристократка из блистательной Ианты Офирской, даже искушенному взгляду представала кем-то вроде спустившейся с небес на землю богини. И почти каждый житель Столицы Воров, кому довелось взглянуть на прекрасную офирку хотя бы мельком, немедленно задавался вопросом: во имя Единого, что делает это дивное создание в нашем захолустье?!
Тем не менее, офирская графиня жила в Шадизаре уже не меньше луны, преспокойно вмешиваясь в местные дела и заводя весьма странные и неподходящие для особы ее положения знакомства. Рекифес уже сталкивался с ней, на Воловьей площади у стен тюрьмы Алронг, где по милости госпожи графини сорвалось показательное наказание изловленных злоумышленников. Ей позарез требовалось вернуть свободу какому-то юнцу с Полуночи, и она своего добилась – правда, вместе с улизнувшим мальчишкой удрало еще не меньше десятка тех, кто вполне заслуживал казни через повешение.
– Госпожа Кассиана, – Рекифес вновь обрел дар речи, заодно вспомнив о правилах хорошего тона и о том, что надо бы встать. Украдкой он покосился на Юнру Тавилау – восхищенная девчонка зачарованно таращилась на офирскую гостью и уходить отнюдь не собиралась. – Вам повезло, что вы меня застали. В этом доме я бываю нечасто… наверное, кто-нибудь подсказал?
– Ах, вижу, вы меня не забыли, месьор Рекифес, – ясные очи красавицы подернулись мечтательной поволокой. Клелия невозмутимо опустилась в свободное кресло. Следовавшие за ней рыжий парень и тоненькая глазастая девушка с каштановыми косами, похожая на уроженку Полуденного Побережья, остались стоять, скромно отойдя на пару шагов. – Вы правы, нашлись добрые люди, подсказали, где вас найти. Мы сперва приехали к Дознавательной Управе, там сказали, что вы у себя дома, и мы отправились сюда… Спасибо, милейший.
Последнее относилось к прислужнику, притащившему серебряный поднос с чашами и пялившемуся на госпожу Кассиану, ровно на земное воплощение божества.
Дознаватель, рассеянно взявший бокал, с удивлением обнаружил в нем «Золотую лозу Либнума» – не менее двух ауреев за кувшин, да и то если места знать. Не иначе, слуги расщедрились за его счет. Впрочем, ради Клелии диа Лаурин самый прожженный убийца расстелился бы ковриком – а ей не пришлось бы даже мизинцем пошевелить.
– Чем обязан столь неожиданному визиту? – светски поинтересовался немедиец. – Кого спасаете на сей раз?
– На сей раз никого не спасаю, – госпожа графиня чуть пригубила из кубка, вежливо сделав вид, будто не замечает блеска латуни, нахально просвечивающей из-под фальшивой позолоты. – Скорее, месьор Рендер, наоборот. Разыскиваю преступников ради справедливого возмездия.
Упоминание о мести и госпожа Клелия Кассиана так же не вязались между собой, как наемная плакальщица и свадебная церемония. Рекифес поднял бровь, демонстрируя крайнюю степень изумления. Девица Тавилау вовсе целиком обратилась в слух, одновременно стараясь стать как можно незаметнее.
– Я разыскиваю человека или людей, седмицу назад разгромивших и сжегших постоялый двор… как его… – Клелия нетерпеливо щелкнула пальцами.
– Таверна «Уютная нора» в Третьем Обманном переулке квартала Нарикано, принадлежавшая Лоркане Бритунийке, – вполголоса подсказал рыжеволосый молодой человек.
Вот теперь Рекифес его припомнил. Хизуне или как-то в этом роде. Изготовитель фальшивых документов, входивший вместе со своей подружкой в маленькую шайку, обитавшую в этой самой таверне. Точно, седмицу назад Дознаватель самолично посетил закопченные руины постоялого двора, равнодушно поразившись ничем не оправданной жестокости налетчиков.
Безобидную (по сравнению с прочими бандами) шайку из «Уютной норы» вырезали почти полностью. Нападавшие не оставили после себя ни свидетелей, ни следов. Появились, сделали свое дело и исчезли. Что сталось с уцелевшими членами компании, Рекифес не имел представления, но рыжий Хизуне – да нет же, его кличут как-то иначе! – сумел неплохо устроиться. Да еще, как пить дать, убедил новую покровительницу обратиться к властям за помощью в разысканьях неведомых убийц.
– «Уютная нора», – в задумчивости протянул месьор Рендер. – Где, помнится мне, никто ничего не видел и никто ничего не знает. Ты, – он ткнул пальцем в молодого человека, – как там тебя?.. Хисс? Так вот, ты ведь жил в этой «Норе», и я с тобой беседовал на следующее утро. Что ты тогда сказал, напомни?
– Я тогда не ночевал в таверне, – мрачно буркнул рыжий. – Когда прибежал утром, уже все закончилось, – он повернулся к своей госпоже: – Я ведь предупреждал, не станет он помогать. Кто мы – никто и звать никак.
– Там погибли невинные души, – в устах Клелии высокопарная фраза, обращенная к немедийцу, прозвучала вполне естественно. – Например, девушка-предсказательница Феруза Кайлиени. Неужели ее безвременная и насильственная кончина не имеет в глазах закона никакого значения?
– Одной мошенницей стало меньше, – Рекифес увидел сдвинувшиеся брови госпожи графини и запоздало пожалел о своих необдуманных словах. Туранку Ферузу он знал – впрочем, ее знал или о ней слышал почти весь Шадизар. Девица могла считаться живой редкостью, ибо в отличие от прорвы шадизарских лжепророков, гадалок и прочего шарлатанского сброда на самом деле обладала даром предвидения. Туранку прикончили по совершенной случайности – она стояла на улице, оказавшись на дороге у покидавших разгромленный трактир убийц.
Немедиец поспешно сменил тон.
– Ладно, прошу прощения. Лично мне очень жаль Ферузу… и ее погибших друзей тоже… но что я могу поделать? Я ведь не колдун, чтобы прочитать имя убийцы в воздухе.
– Почему Кайлиени? – робко подала голос забытая всеми Юнра Тавилау. – Ее полное имя – Феруза иси-Мансур-ат'Джебеларик, как принято в Туране. Мой отец и его компаньоны часто приглашали ее погадать, да я и сама тоже пользовалась ее услугами…
– За день до своей гибели она вышла замуж, – пояснил Хисс. – Её безвременно овдовевшего супруга зовут Аластор Кайлиени.
– Феруза вышла замуж за Аластора?! – личико Младшей Тавилау в точности уподобилось мордочке гончей собаки, вставшей на еще теплый след добычи. – За того самого?.. – она осеклась, вовремя вспомнив, что находится в обществе Верховного Дознавателя Заморийского протектората.
– Именно что за того самого, – с мрачным удовлетворением подтвердил Рекифес. – Эта невинная душа согласилась стать женой взломщика по кличке Дурной Глаз, которого уже лет пять или шесть упорно разыскивают в Зингаре, Аргосе, Офире, Аквилонии и Немедии, не говоря уже о странах поменьше. Совершенно не удивлюсь, если его не любят также в Стигии, Дарфаре и Пиктских Пустошах – красавчик не погнушается спереть даже любимый фетиш пиктского шамана, если в том фетише будет хоть пол-унции золота… Кстати, Хисс, куда эта живая легенда подевалась после похорон своей якобы благоверной, уж не знаю, которой по счету? Заливает горе в «Коринфских садах» или приглядывается к чьей-нибудь сокровищнице?
Хисс прикинулся глухим на оба уха и немым от рождения, но Клелия Кассиана показала скрытые до поры коготки. Ее голос стал холоднее льда на вершинах Карпашских гор:
– Не «якобы благоверной», месьор Рендер, постарайтесь усвоить это получше. Мой старый друг Аластор и девушка Феруза состояли пускай в кратком, но законном браке. И, между прочим, он крайне подавлен этим печальнейшим событием!
– Если мне повезет узнать, где он скрывается, я принесу ему соболезнования по поводу утраты, – хмыкнул Верховный Дознаватель. – Госпожа Клелия, постарайтесь меня понять – такому типу, как ваш дружок Дурной Глаз, место только за решеткой, как бы симпатичен лично вам он не был. Буду только рад, ежели его подавленность обернется решением убраться из Заморы, а еще лучше – подыскать себе иное ремесло.
– Значит, вы отказываетесь исполнять свой долг и разыскивать убийц? – ровным, не предвещающим ничего хорошего тоном произнесла графиня Лаурин.
– Всему свое время, – отрубил Рекифес. – У Дознавательной Управы есть заботы поважнее, чем погром в завшивевшем кабаке. Я, конечно, могу отрядить туда двоих-троих своих людей, пусть посмотрят, расспросят соседей… Может, спустя несколько дней кто-то что-то вспомнит. Скажем, подозрительных незнакомцев, шаривших вокруг постоялого двора…
Клелия резко поднялась, зашуршав шелками, и тут на редкость вовремя встряла Юнра:
– Послушайте, ведь это и есть тот самый подходящий случай!
– Какой случай? – непонимающе переспросил месьор Рендер.
– Случай для того, чтобы поднять авторитет Сыскной Когорты! – девица Тавилау выбралась из-за стола и торопливо заговорила, помогая себе быстрыми взмахами рук: – Да, само по себе убийство Ферузы Кайлиени ничего не значит… Кроме того, что ее весьма многочисленные знакомцы очень и очень огорчатся. Но если будут найдены виновные и это сделает Когорта… Мы изложим историю поисков в «Вестнике» и…
– И твои приятели весьма позабавятся, читая ее на сон грядущий, – перебил Рекифес. – Ваш «Вестник» не выходит за пределы гостиных в Ламламе. Вот если бы… – какая-то обособленная часть его разума привычно защелкала, соединяя одно с другим и выстраивая стройной цепочкой. – Госпожа Кассиана, не спешите обливать меня презрением. Дадите денег?
– Сколько, кому и зачем? – немедленно откликнулась блистательная офирская графиня.
– Для начала – вот этой вздорной девице. Это Юнра Тавилау, дочь почтенного Аземы Тавилау, вы должны его знать, – Дознаватель запоздало представил женщин друг другу. – Юнра и ее братец творили вот эту гадость, – он хлопнул ладонью по расстеленному на столе листу «Вестника». – Больше творить не будут…
– Но… – пискнула Юнра.
– …не будут, говорю. Но напоследок два десятка писцов, которые сейчас под крышей особняка Тавилау понапрасну переводят время и пергамент, напишут по меньшей мере сотню небольших листков с одной-единственной фразой: «Щедрое вознаграждение любому, кто знает что-то о нападении на таверну „Уютная нора“. Слова „щедрое вознаграждение“ в этой дыре понимают даже неграмотные. Те, кто отправится развешивать эти листки, растолкуют зевакам, куда приходить и кого спрашивать. Громко растолкуют. Дня через три слух разойдется по всему городу, особенно если кое-кто привлечет своих знакомцев, – Рекифес многозначительно покосился на хмурого Хисса и озадаченную Юнру. – К вам потянутся люди. Большей частью всякий сброд в надежде поживиться на дармовщинку, но среди них наверняка отыщется пара-тройка тех, кто на самом деле что-то видел, слышал, знает… Полагаю, вы отыщете способ отделить пустой песок от подлинного золота?
– Отыщу, – прекрасная офирка в задумчивости повертела в пальцах кубок. – Способ я, конечно, отыщу, но… Месьор Рендер… разве это не ваше дело – искать преступников и допрашивать свидетелей? Почему «всякий сброд» повалит ко мне? Почему не к вам в Управу? Если дело только в деньгах, назовите сумму…
– Вы уж не обессудьте, госпожа Клелия, но именно к вам, – покачал головой немедиец. – Если пустить слух, что вознаграждение дает Рекифес Рендер, а для беседы приглашает в Управу, то я успею состариться в ожидании первого свидетеля. Подозреваю, скорее в пустыне расцветут сады, чем хоть один из жителей этого проклятого богами городишки по доброй воле свяжется с моей Сыскной Когортой… Впрочем, обещаю, что и я не буду сидеть сложа руки. Просто у меня свои способы. Сперва мы сделаем вот что…
– Мельница слухов крутится медленно, но перемалывает все, – высказалась госпожа Клелия, когда дом в улице Изис скрылся за поворотом. – Странно, почему мы сразу об этом не подумали? Господин человекоохранитель прав: в большом городе нелегко сохранить что-либо в тайне, слишком много вокруг внимательных глаз и любопытных ушей. Я верно рассуждаю, Хисс?
– Совершенно верно, госпожа Клелия, – рассеянно откликнулся рыжий мошенник, думавший о чем-то своем. Он шагал слева от паланкина, придерживаясь рукой за деревянный брус. – Теперь хорошо бы еще среди всех этих глаз и ушей сыскался один болтливый язык. Да чтоб болтал по делу. Да еще неплохо бы познакомиться с этаким чудом прежде, чем этот язык отрежут.
Леди Кассиана и ее горничная Лиа Релатио устроились на своих местах внутри паланкина, слегка потеснившись, чтобы дать место Юнре Тавилау. Последней место в экипаже милостиво предложила сама госпожа Клелия – ибо невместно девице из знатного дома ходить по городу пешком и без охраны, а между тем ее бежавший братец исчез вместе с фаэтоном. К тому же дамы собирались обсудить наедине кое-какие подробности предстоящей затеи.
Занавеска пребывала откинутой, поскольку госпожа желала поговорить. От мрачного пророчества Хисса по прекрасному лицу офирки пробежала тень недовольства, Юнра улыбнулась, что же до Лиа, то смешливая горничная только фыркнула в ответ.
– Один такой язык я знаю, – сказала она. – Змеиный такой, раздвоенный. Болтает не переставая, хоть и не по делу. Может, потому до сих пор и не отрезали?
– Спасибо тебе, милая, – буркнул Хисс Змеиный Язык. – Всегда знаешь, чем порадовать.
– Кстати, Хисс! Куда подевались твои приятели? – мысли Клелии Кассианы стремительно перескочили на другой предмет. – Шелам и второй, этот забавный мальчик-варвар, вы еще прозвали его Малышом?
– По правде говоря, не знаю, – Хисс ощутил нечто вроде легкого укора совести. Ши Шелам и неразлучный с ним Малыш как в воду канули, а он был слишком занят собственными делами и горестями, чтобы интересоваться участью друзей.
– Найди их, – приказала Клелия. – Узнай, чем они заняты. Возможно, они тоже захотят участвовать в наших поисках. Можешь отправляться прямо сейчас, – она сделала быстрый и легкий жест кистью, словно отталкивая нечто невидимое. – Ступай, но постарайся вернуться к вечеру.
Маленькая процессия отбыла, держа направление к богатому постоялому двору «Рубиновая лоза», где временно поселилась графиня диа Лаурин, и Хисс махнул на прощание высунувшейся из паланкина Лиа. Юнра и госпожа Клелия уже принялись что-то горячо обсуждать. Змеиный Язык был уверен, что Младшая Тавилау быстро найдет общий язык с офирской гостьей, вот только замысел их никуда не годился – по причинам, о которых Хисс пока предпочел бы умолчать.
Молодой человек в задумчивости потоптался на краю пыльной мостовой, выложенной потрескавшимися плитами. При последней встрече Ши и Малыш располагали довольной кругленькой суммой в офирском серебре, а крышу над головой им бралась предоставить Деянира Эйтола, приятельница Малыша. Всего две седмицы назад Диери пребывала в незавидной, но относительно прибыльной должности содержанки одного из городских Советников, Намира по прозвищу Племенной Жеребец. К большому сожалению девицы, ее покровитель не отличался ни щедростью, ни мягкостью нрава, и она не слишком горевала, когда в один прекрасный день Советник приказал долго жить. Намир поселил свою пассию в зажиточном квартале Ламлам, в местечке, именовавшемся Обителью Куртизанок. Если у троицы пока еще хватает средств оплачивать жилье, отыскать их не составит труда. За пару медных кафаров любой здешний побирушка или скучающий на углу стражник с готовностью укажет дом, где проживает некая девица Эйтола, а то еще и проводит до порога, дабы ищущий не заблудился.
Шагая по улицам Ламлама, Хисс размышлял о причудливых хитросплетениях судьбы, которая отнимает одной рукой, тут же даруя другой что-то взамен. Три года назад Хэлкарс Целлиг из Альстейна Немедийского – именно так звучало настоящее имя Хисса по кличке Змеиный Язык – умудрился из-за собственной глупости и жадности утратить принадлежавший ему по праву рождения баронский титул, место при дворе Бельверуса и расположение грозного Вертрауэна. Вместо этого он открыл для себя Шадизар с его сверкающей круговертью золота и обмана, свел знакомство с пронырливой шемиткой Кэрли, ставшей его подругой и верной напарницей, и нашел друзей там, где совершенно этого не ожидал. Шадизар и Хисс Змеиный Язык пришлись друг другу по душе, а теперь неугомонная Кэрли и его добрые приятели лежат на Кладбище-под-Платанами, и он истинным чудом не разделил их судьбу.
Спрашивается, что последовало за этими трагическими событиями?
А то, что милейшая особа Лиа Релатио, с которой он недавно познакомился, внезапно прониклась к рыжему мошеннику самым искренним сочувствием. Собственно, два дня после бойни в Обманном переулке он безвылазно торчал у Лиа, утешавшей приятеля всеми доступными женщине способами. В конце концов девушка предложила Хиссу устроить встречу со своей госпожой – вдруг та согласится оказать ему покровительство? При одном условии: госпожа Кассиана желает знать все о служащих ей людях. Пытаться что-то от нее скрыть бесполезно, да и ни к чему. Госпожа прекрасно понимает, что в затруднительных положениях люди часто вынуждены совершать поступки, которых стыдятся впоследствии.
«Никто не безупречен», – поддерживая себя этим соображением, Хисс поведал Клелии Кассиане свою невеселую историю, честно признавшись, что подтвердить рассказ ему нечем, а поверить в эдакую повесть довольно тяжело. Выслушав, графиня Лаурин еле заметно скривилась, вздохнула и задала единственный вопрос: желает ли бывший немедийский барон восстановить свое доброе имя или его больше устраивает облик шадизарского жулика Хисса?
Вообще-то Хисс собирался произнести целую речь касательно своей пропащей судьбы. Мол, он приложит все усилия, оправдает доверие и далее до бесконечности, пока у Клелии голова кругом не пойдет от громких и ничего не значащих слов.
Вместо этого он устало брякнул: «Не знаю».
Такому ответу госпожа Кассиана почему-то обрадовалась, хлопнула в ладоши и заявила, что отныне он у нее на службе. В качестве кого – не имеет значения.
А на следующий день Клелия диа Лаурин загорелась идеей разыскать убийц, напавших на «Нору». Будучи не слишком искушенной в тайных сторонах шадизарской жизни, госпожа Кассиана решила прибегнуть к помощи закона – несмотря на отговорки Хисса и старшего над ее охранниками, Рейфа. Последний отлично понимал, что так дела в Шадизаре не делаются, но возражать хозяйке не посмел.
Что ж, чего-то госпожа Клелия добилась. По крайней мере, глава Дознавательной Управы сулился помочь – если ему ткнут под нос улики и свидетелей. Сам Хисс предпочел бы обойтись без участия Сыскной Когорты… но, с другой стороны, ловить рыбу в мутной воде куда как сподручнее.
Теперь бы еще отыскать Ши и Малыша, да потолковать как следует…
Домик, где проживала Диери Эйтола, удалось отыскать довольно быстро – маленькое двухэтажное здание, выкрашенное в светло-желтый цвет, пряталось в тени слегка увядших из-за летней жары чахлых осокорей. Хисс уже собирался подняться по вытершимся ступенькам, когда до его ушей долетел призывный посвист, а из проулка за домом высунулась до боли знакомая физиономия и замахала руками. Уцелевшая часть теплой компании из «Уютной норы» стояла в проулке, созерцая, как двое возчиков с величайшей неторопливостью взваливают на запряженную унылым пегим мерином подводу здоровенные сундуки.
Диери, Ши и Малыш – все в добром здравии. Если первые двое представали наитипичнейшими уроженцами города у подножия Карпашских гор, то Малыш, сам того не желая, умудрялся обратить на себя внимание в любой толпе. Долговязая – и обещающая в ближайшем будущем вытянуться еще по меньшей мере на четверть локтя – обманчиво неуклюжая орясина шестнадцати лет, с вечно взъерошенной гривой черных волос и настороженно-изучающим взглядом ярко-синих зрачков. Малыш, откликавшийся еще на прозвище «Медвежонок», объявился в Шадизаре нынешней весной, придя откуда-то с Полуночи. Там он, собственно, и родился – в Нордхейме или еще каком забытом богами и людьми местечке, получив при рождении совершенно варварское имечко Конан. Мальчишка считался учеником и воспитанником шайки из «Уютной норы», но теперь ему, похоже, предстояло сделать первые самостоятельные шаги.
Вертевшееся рядом чернявое смазливое существо шемских кровей звалось Ши Шеламом или еще Ши Умелыми Ручками. Прозвище воришка честно заслужил, будучи мастером по опустошению чужих кошельков, присваиванию всего, что плохо лежит, и умельцем в сложном деле подмены на глазах у десятка свидетелей настоящих костей фальшивыми.
Третьей была сидевшая на низкой каменной оградке девица в лиловом платье, очень подходившем по цвету к ее глазам, и с прямыми бронзовыми волосами до плеч. Хисс пока так и не взял в толк, какие скрытые достоинства обнаружила Диери Эйтола в подростке-варваре и почему она до сих пор остается с Малышом. Вернись она в содержанки, ее жизнь – а также жизнь ее приятелей – стала бы куда легче и обеспеченнее.
Читать бесплатно другие книги:
