Святой нимб и терновый венец Леонтьев Антон

Элька, все еще переживавшая по поводу того, что ее поцелуй с Габи прервали столь неподобающим образом под надуманным предлогом – откуда в этой замшелой деревушке криминальный труп? Здесь со времен окончания Тридцатилетней войны не было убийств! – прикрикнула на родственников:

– Все дружно перестали галдеть! Вот так-то лучше. И расступитесь!

Она подошла к раскрасневшемуся белобрысому мальчишке, присела на корточки и, сурово взглянув на него, произнесла:

– Ну что же, мой юный друг... Как тебя зовут?

– Даниэль, – ответил тот с дрожью в голосе.

Элька вытащила из кармана джинсов удостоверение и, продемонстрировав его мальчику, сказала:

– Как ты видишь, я – старший комиссар отдела по расследованию убийств. Так что, Даниэль, расскажи мне все, что тебе известно про труп.

Дети, как знала по личному опыту Элька, делились на две категории свидетелей: или они безудержно фантазировали, или сообщали детальную информацию лучше любого взрослого.

Даниэль, на которого слова Эльки не произвели особого впечатления, завороженно спросил:

– А пистолет у вас имеется?

– Я оставила его дома, – ответила Элька. – Итак, Даниэль, что за история с трупом? Где ты его обнаружил?

– Мы! – с гордостью ответил мальчик. – Гарри, Янек и я...

– Не впутывайте моих сыновей! – раздался вопль какой-то дальней родственницы, рыжеволосой анемичной особы. – Мои Янек и Гарри к этому не имеют отношения!

– Имеем, мамочка! – заверещали двое мальчишек, похожих как две капли воды – курносые, конопатые, медноголовые, с ободранными коленками и без передних молочных зубов. – Мы с Данни труп откопали! Он такой страшный! Совсем черный! Прямо как в фильме про мумию, что вчера по телику крутили!

Элька велела близнецам присоединиться к Даниэлю и спросила:

– Где вы нашли тело?

– Вон там! – наперебой закричали мальчишки и указали пальцами куда-то вдаль. – Мы туда бегали, чтобы на змей посмотреть!

– Куда туда? – терпеливо спросила Элька.

Дети пояснили:

– Ну, там машины такие странные стоят. И еще там есть вывеска, что посторонним проходить запрещено...

Элька непонимающе посмотрела на отца, герр Шрепп пояснил:

– Ах, я догадываюсь, что имеют в виду сорванцы – наверняка мальчишки угодили на торфяные разработки. Они же здесь рядом, вон за той рощицей начинаются!

Комиссарша Шрепп вспомнила: действительно, как же у нее могло вылететь из головы! Вообще-то в ее компетенцию расследование преступлений на территории Шлезвиг-Гольштейна не входит, однако она имеет право осмотреть тело.

– Нужно вызвать полицию! – подал голос кто-то из родственников, но фрау Шрепп ответила:

– Элька и есть полиция!

– Пока вызывать полицию не стоит, – вмешалась Элька, – ведь не исключено, что тревога ложная. Ребята отведут меня к месту обнаружения так называемого трупа, и если на болотах действительно находится мертвец, тогда и оповестим должным образом власти.

Гости зашептались. Еще бы, в их краях произошло убийство! Вместе с Элькой осматривать труп вызвались ее брат Бернд, герр Шрепп и занудливый Тобиас. Элька с сожалением посмотрела на побледневшую Габи и, взяв Даниэля за руку, сказала:

– Ты должен показать нам, где лежит тело. Помнишь, где нашел его?

– Ну конечно! – воодушевился ребенок. – А меня полиция допрашивать будет? Ой, как интересно!

По пути на торфяные разработки Эльке опять пришлось выслушивать разглагольствования Тобиаса.

Они миновали рощицу и оказались на бывших болотах. Когда-то давным-давно, многие столетия назад, там была трясина, но затем вода постепенно испарилась, образовались большие залежи торфа, которые и разрабатывались уже в течение десятилетий.

Мальчишка тянул Эльку за руку вперед. Они подошли к обрыву.

– Там, там! – зашептал ребенок и прижался к Эльке.

Комиссарша оттолкнула Тобиаса, собиравшегося спрыгнуть на дно небольшого каньона, заявив:

– Я как представитель полиции обладаю приоритетом при осмотре места преступления. Прошу всех оставаться на своих местах до моего распоряжения!

Отец и брат уставились на Эльку, однако возражать ей не решились. Тобиас, переминаясь с ноги на ногу, тоже стих. Комиссарша проворно спустилась вслед за мальчишкой по пологому склону метра на три в котлован, образовавшийся после изъятия пластов торфа. Даниэль ткнул пальцем во что-то черное и сказал:

– Вот он, госпожа комиссар, труп!

Элька приблизилась к тому месту, на которое указывал мальчик. Там действительно было человеческое тело, похожее на странное изваяние. Комиссарше сразу же бросилось в глаза, что тело не лежит на земле, перемешанной с глиной и торфом, а как бы впечатано в нее. Элька выудила из заднего кармана брюк упаковку резиновых перчаток – она носила их с собой всегда, следуя старой привычке и зная, что с преступлением она может столкнуться в любой момент.

Комиссарша поразилась тому, что тело было черного цвета. Ей приходилось видеть трупы на различной стадии разложения, а кроме того, она несколько раз принимала участие в процедуре эксгумации останков из могил. Но ни одно из виденных тел не походило на лежавшее сейчас перед ней.

Элька осторожно дотронулась до мертвеца и с удивлением обнаружила, что он похож на манекен. Ее удивило, что тело было в весьма хорошем состоянии (обычно если останки жертв находят в земле, то взору полицейских предстают в основном кости). Странный покойник лежал на правом боку, неловко подогнув ноги и раскинув руки. Лица не видно – оно было засыпано землей.

Элька попыталась проанализировать ситуацию: кто-то, совершив убийство, попытался избавиться от тела, зарыв его на бывшем торфяном болоте? Этот человек должен быть чрезвычайно глуп, если выбрал место, где работают машины. Надеялся, что они размолотят тело на мелкие кусочки и никто не заметит, что в пластах обнаружился мертвец? Но все свидетельствует о том, что труп пролежал в болоте довольно длительное время и подвергся процессу мумификации...

Позади раздались громкие голоса, и к Эльке подошли герр Шрепп, Бернд и Тобиас.

– Вот так находка! – присвистнул брат комиссарши.

– И кто только поднял на него руку? – со страхом произнес герр Шрепп.

Тобиас, изучив покойника, поправил очки и заявил:

– Перед нами – типичная торфяная мумия!

– Что? – переспросила Элька. Ей не понравилось, что занудливый банкир корчит из себя эксперта и делает вслух выводы.

– Элька, думаю, он прав, – поддержал его герр Шрепп. – Я слышал, что время от времени торфяные мумии обнаруживают, но чтобы у нас...

– Тут нет ничего странного, – тоном знатока принялся вещать Тобиас. – У нас, в Северной Германии, подобное в порядке вещей. Ведь здесь раньше простирались бескрайние болота, которые со временем превратились в залежи торфа. Мумии – это останки людей, угодивших в болота многие столетия назад! Иногда их возраст исчисляется тысячелетиями. По большей части это тела доисторических людей, которых их соплеменники приносили в жертву языческим богам или казнили, топя в болоте, за какие-либо провинности. Например, за воровство, прелюбодеяния или однополый грех...

Элька, на секунду представив, что в эпоху неолита ее, предпочитавшую женщин, связали бы и живьем бросили в болотную топь, резко прервала рассуждения Тобиаса:

– Не следует делать скоропалительные выводы! Не исключено, что перед нами жертва убийства. Совершивший преступление мог намеренно зарыть тело здесь.

И все же она была готова согласиться со словами Тобиаса: мертвец был облачен в странную, напоминавшую средневековую, одежду, которая, как и тело, приняла оливково-черный цвет.

– Произошла естественная консервация, – продолжал в упоении, будто не слыша возражений, несостоявшийся Элькин жених. – Содержание кислорода на дне болота было минимальным, зато имелся высокий процент дубильной кислоты, что предотвратило процесс разложения и законсервировало труп. Тело попросту минерализовалось, а мягкие части приняли такой странный оттенок под воздействием танина. Раньше, когда на болотах трудились наемные рабочие с лопатами, торфяные мумии находили гораздо чаще. Но в последние десятилетия добычу торфа механизировали, и...

Элька вспомнила, что как-то видела по телевизору репортаж о торфяных мумиях. Некоторые из них выставлялись в естественно-научных и краеведческих музеях, а одна из-за огненных волос, принявших подобную окраску под воздействием минеральных веществ, получила прозвище Рыжий Франц.

– А мне дадут медаль за то, что я обнаружил мумию? – полюбопытствовал Даниэль.

Элька выудила из кармана мобильный телефон и набрала номер своего отдела. Обрисовав в нескольких фразах ситуацию, она попросила довести информацию до сведения местной полиции.

Полтора часа спустя, завершив давать показания, комиссарша Шрепп вернулась в родительский особняк. Церемония поминок по тетушке Иоганне была окончательно сорвана. Все только и говорили, что об обнаруженной в торфяниках мумии. Матушка сладким голоском предложила Эльке остаться на ночь. Пришлось ей согласиться. Фрау Шрепп, воспрянув духом, заявила:

– Вот и отлично! У нас к ужину будет гость!

Элька надеялась, что гостем окажется Габи, но ее ждало разочарование: к Шреппам должен был присоединиться настырный брат Габи Тобиас. Матушка с радостной улыбкой сообщила:

– Тоби без ума от тебя! Ты ему очень нравишься! Его поразило то, с каким мужеством ты осматривала труп!

– Не нужен мне ваш драгоценный Тоби! Не желаю видеть его за ужином! – страшно недовольная суетой матери, резко ответила комиссарша; ее боялись преступники, уважали коллеги, ненавидело начальство, для них она была суровой и проницательной комиссаршей криминальной полиции, а для родителей оставалась несмышленой маленькой девчушкой, которую требовалось наставить на путь истинный.

– Ах, он – завидная партия! – продолжала фрау Шрепп. – И такой воспитанный молодой человек! Элька, не обижай его. Что он о нас подумает, если ты проигнорируешь его попытки ухаживать за тобой?

– А его сестра... Она тоже будет с нами ужинать? – спросила как можно более безразлично Элька.

Фрау Шрепп поморщилась:

– Эта Габи – такая странная личность. Нет, нет, она отправилась восвояси, так что тебе и Тоби никто не помешает!

К великому облегчению Эльки, званый ужин не состоялся – нашлись дела более интересные для нее. Заявив, что должна помочь местной полиции, комиссарша ускользнула на торфяные разработки. Несколько мужчин и женщин в форме топтались около тела, явно не зная, что им делать. Один из полицейских с надеждой посмотрел на Эльку.

– Госпожа комиссар, нам требуется ваша помощь. Не исключено, что этот несчастный стал жертвой преступления, правда, произошло оно много столетий назад, однако в наши обязанности входит расследование любого случая насильственной смерти. Но, с другой стороны, речь идет об уникальной археологической находке, и присутствие экспертов нам здорово бы подсобило...

Эльке пришлось снова звонить в Гамбург. Она связалась с профессором Ульрихом Кеплерсом, отвечавшим в отделе по расследованию убийств за судебно-медицинскую экспертизу и токсикологические исследования. Профессор, выслушав рассказ Эльки, радостно воскликнул:

– Элька, девочка моя, ты не представляешь, как давно я мечтал о подобном! Торфяная мумия – что может быть лучше! В особенности, если человечек стал жертвой убийства в эпоху неолита! У меня имеется хороший знакомый в Гамбургском университете, его специализация – подобные находки. Я немедленно свяжусь с ним, надеюсь, что он не в отпуске где-нибудь за границей. Да я и сам хочу принять участие в извлечении мумии! Ничего без нас не делайте!

Ульрих Кеплерс перезвонил Эльке через десять минут и сообщил, что профессор Вернер Клостермайер выказал небывалый интерес и намерен тотчас отправиться в Шлезвиг-Гольштейн, дабы осмотреть мумию.

– Я, само собой, буду сопровождать Вернера, – добавил Ульрих Кеплерс. – Боже мой, только подумать, торфяная мумия! Мы с Вернером напишем статью по этому поводу!

Автомобиль с двумя профессорами появился во дворе дома родителей Эльки под вечер. Гости и родственники, к небывалой радости комиссарши, разошлись, и больше никто не досаждал ей отчаянными детскими криками, глупыми шутками и нелепыми замечаниями. Элька еще в юности приняла решение, что останется бездетной. Материнский инстинкт, если он у нее вообще имелся, так и не пробудился, она отдавала всю энергию работе и карьере и ничуть не сожалела, что не обзавелась потомством. Хотя иногда (в последние годы – все чаще и чаще) она думала о том, что, найди она верную подругу, с которой была бы готова провести остаток жизни, тема «ребенок» могла бы оказаться актуальной. Но какая из нее мать! И все же на секунду ей представилось: вот она вместе с Габи идет по берегу Альстера в Гамбурге и толкает детскую коляску, в которой посапывает очаровательный малыш...

– Элька! – бросился к комиссарше бородатый коротышка Ульрих Кеплерс, одетый, как всегда, в костюм-тройку и рубашку с галстуком-бабочкой под воротником. Элька работала бок о бок с Ульрихом почти двадцать лет и привыкла уважать и ценить его – именно благодаря его советам и выводам она раскрыла не один десяток запутанных преступлений.

Ульрих обнял и облобызал Эльку, а затем представил ей высокого худого господина с хищным лицом и крючковатым носом:

– Профессор Вернер Клостермайер, один из ведущих специалистов в Европе по торфяным мумиям. Ну-с, и где же наш драгоценный покойничек?

Вечерело, сделалось прохладно. Элька проводила экспертов к месту обнаружения тела. Профессор Клостермайер, распластавшись около мумии, принялся рассматривать находку, постоянно восклицая:

– Что за чудный экземпляр! Просто изумительно!

Некоторое время спустя он обратился к Эльке:

– Госпожа комиссар, распорядитесь установить здесь круглосуточную охрану!

– Зачем? – удивилась Элька. – Если убийство и произошло, то оно имеет исключительно исторический интерес, ибо случилось очень давно, и преступник, конечно же, сотни лет назад скончался, а кости его рассыпались в прах.

– Знаете, сколько подобная мумия может стоить на черном рынке, где сбываются предметы искусства и артефакты? – грозно спросил профессор Клостермайер. – Не удивлюсь, если найдутся желающие отдать за подобный великолепный образчик полмиллиона евро!

Элька переговорила с местной полицией, и те оставили на ночь возле места находки машину с двумя патрульными. Родители Эльки любезно предложили профессорам по комнате у себя в доме. Ульрих Кеплер и Вернер Клостермайер с энтузиазмом приняли предложение.

– У тебя замечательные родители! – заявил комиссарше коротышка-эксперт.

Элька подумала, что он, в сущности, прав. Но, добавила она про себя, и самые замечательные родители могут ужасно действовать на нервы.

Растянувшись на кровати в своей бывшей детской комнате, комиссарша быстро заснула. Ей так хотелось, чтобы привиделась красавица Габи, но вместо этого Эльку мучили кошмары: она одна ночью на болотах, около мумии, дотрагивается до нее, и вдруг та открывает глаза и пытается вылезти из земли...

Элька проснулась от стука в дверь. Когда-то, много лет назад, мама будила ее. Комиссарша спросонья испугалась: неужели она все еще школьница и служба в полиции и размышления о ребенке – всего лишь сновидение?

В комнату к Эльке, так и не дождавшись ответа, зашла фрау Шрепп.

– Дорогая, включи телевизор, – сказала она.

Элька щелкнула пультом, возникла картинка с изображением площади Святого Петра в Риме, запруженной людьми. Взволнованный комментатор что-то вещал. Элька переключила на другой канал: камеры показывали городок Кастель Гандольфо, недалеко от Рима, где располагалась загородная резиденция римского папы. Элька присмотрелась к бегущей строке: «Прошедшей ночью скончался глава римско-католической церкви Адриан VII. Вчера он вышел из комы, в которой находился с декабря прошлого года после перенесенного инфаркта. Смерть папы, по заявлению его личного врача, произошла в результате остановки сердца».

Элька нажала на красную кнопку, и экран телевизора погас. Фрау Шрепп запричитала: – Разве тебя это не интересует? Какое трагическое событие!

– Умер старик, которому было за семьдесят. То же самое за прошедшие пять секунд произошло, наверное, раз двадцать по всему миру, – сказала, зевая, комиссарша Шрепп. – И поднимать такую шумиху только из-за того, что этим стариком, что отдал концы, был папа римский, явно не стоит. И вообще ты же не католичка, а лютеранка, так что смерть папы должна тебе быть по барабану.

Матушка поджала губы и осуждающе покачала головой: она обожала программы о жизни европейской аристократии, выписывала несколько глянцевых журналов, в которых подробно обмусоливалось, родит ли Камилла от Чарльза, на ком женится князь Альберт из Монако, прессингуют ли своих невесток голландская и датская королевы и правда ли, что тот или иной наследник благородного рода – алкоголик или наркоман.

Подобные великосветские страсти были Эльке совершенно безразличны, как и то, кто восседает на папском престоле. Она помнила эйфорию, охватившую страну лет десять назад, когда понтификом был избран немецкий кардинал, и траур, быстро, правда, прошедший, когда он скончался. Вопросами религии Элька не интересовалась, воскресение Христа считала мифом, над церковными догмами открыто смеялась и верила, хотя, впрочем, тоже не слишком, в наличие некого универсального разума во Вселенной, который, однако, не имеет ни малейшего отношения к тем сказочкам, которыми потчуют миллиарды верующих религии любого толка. Рождество, Пасха и Вознесение были для Эльки дополнительными выходными, однако она никак не связывала их с верой и свершением обрядов.

– Как ты можешь! – с упреком бросила фрау Шрепп и вышла из комнаты дочери, оставив комиссаршу в одиночестве.

Спустя четверть часа Элька появилась на кухне, где за большим столом сидел и, размахивая кофейной ложечкой, разглагольствовал профессор Ульрих Кеплерс.

– Вот и наша соня! – с явным неодобрением воскликнул отец. Элька испуганно подумала, что время, кажется, и правда потекло вспять. Родители и в ее детстве не одобряли привычку дочери дрыхнуть до полудня, считая это показателем лени и чуть ли не разнузданности. Элька, как могла, пыталась им объяснить, что принадлежит к «совам», но ни матушка, ни отец и слышать ничего не хотели: сами они поднимались не позднее шести и требовали от детей, чтобы они поступали так же.

– Мы с госпожой Шрепп как раз беседовали о смерти понтифика, – сообщил профессор Кеплерс.

Элька, усевшись за стол, с хмурым видом принялась намазывать сливовым джемом половину булочки.

– И что все так беспокоятся по поводу его смерти? – пожала плечами она. – Ну умер папа, и что из того? Рано или поздно это все равно бы случилось.

– Но он пришел в себя! Хотя такое бывает, – заявил Кеплерс, прихлебывая кофе. – Я читал об одном случае: где-то в Америке пациентка, находившаяся после автокатастрофы в коме в течение почти десяти лет, вдруг открыла глаза и заговорила. Врачи были ошарашены, семья ликовала, женщина чувствовала себя замечательно. А спустя неделю или около того, когда она уже пыталась заново ходить, пациентка снова погрузилась в прежнее сумеречное состояние, в котором находится до сих пор. Никто не знает, почему она пришла в себя и отчего снова впала в кому, имеется ли шанс, что она когда-нибудь обретет сознание. Подобное наверняка произошло и с папой Адрианом: выход из комы может свидетельствовать не только о значительном улучшении состояния, но и об обострении проблемы. Ослабленный организм понтифика не выдержал, тем более что его сразу принялись посещать кардиналы, что вызвало стресс, и в результате – летальный исход.

Затем разговор перешел к насущным проблемам. Профессор Клостермайер сообщил, что в течение часа из Гамбурга приедет команда его ассистентов, которые примутся за извлечение мумии. Раритетную находку решили транспортировать в университет, чтобы там подвергнуть ее всевозможным анализам.

– Сдается мне, что наша мумия особенная, – заметил историк. – Обычно мумии датируются вторым, а то и третьим тысячелетием до нашей эры, иногда – первыми веками новой эры. Однако, если судить по одежде «нашей» мумии, она – гораздо более позднего периода.

– Людей в жертву богам приносили древние германцы, ведь так? – спросил Ульрих Кеплерс. – Но с распространением на этих землях христианства подобная ужасная практика за достаточно быстрый период времени сошла на нет. Или нам суждено вписать новую главу в историю Средневековья, установив, что в отдельных регионах человеческие жертвоприношения все еще сохранились?

– А как вы намерены определить возраст мумии? – спросила фрау Шрепп.

Профессор Клостермайер объяснил:

– Мы пользуемся радиоуглеродным анализом, при помощи него можно установить возраст с точностью до пары десятилетий.

– И именно при помощи радиоуглеродного анализа недавно было во второй раз доказано, что Туринская плащаница – подделка, – вставил профессор Кеплерс. – Ее сделали чрезвычайно искусные мастера на рубеже тринадцатого и четырнадцатого веков. Правда, никто до сих пор не знает, каким именно образом. Даже сейчас, в эпоху компьютеров, способ изготовления остается тайной за семью печатями.

– А этот самый радиоуглеродный анализ надежен? – подал голос герр Шрепп.

Элька, жуя булку, лишь краем уха слышала разговор, а думала о Габи. Она обязательно найдет девушку в Гамбурге и... и проявит инициативу!

– Более чем, – ответил хозяину дома профессор Клостермайер. – За последние годы методика значительно улучшилась, и вскоре, надеюсь, станет возможным определять не примерный, а точный возраст объектов с отклонением всего в несколько лет.

Элька позвонила в Гамбург и, узнав у Йохана, что с ее кошкой все в порядке, принялась собираться в обратный путь. Матушка, от которой не ускользнуло, что Элька намеревается покинуть дом, сказала:

– На следующей неделе Тобиас собирается в ваши края... Ты ведь покажешь ему Гамбург?

– Нет! – отрезала комиссарша.

Матушку категоричный ответ дочери не смутил.

– Но, Элька, ты же не можешь бросить его в большом незнакомом городе! В твои обязанности полицейской входит заботиться о гражданах и их безопасности! Тоби мог бы пригласить тебя в ресторан...

– Какое отношение поход в ресторан имеет к заботе о безопасности граждан? – спросила раздраженно Элька. Родители, как знала она, наученная горьким опытом, возьмут не мытьем, так катаньем.

– Не будь такой букой, – заговорила ласково фрау Шрепп, но Элька почему-то почувствовала себя грешницей в лапах священной инквизиции. – Тобиас такой хороший молодой человек...

– Мама! – заявила Элька, вешая на плечо сумку. – Во-первых, с чего ты взяла, что он хороший? Я не исключаю, что он может оказаться жестоким убийцей и тайным извращенцем. Во-вторых, молодым человеком он мог именоваться лет двадцать назад, в-третьих, оставьте с отцом эти нелепые попытки выдать меня замуж, я уже много раз говорила, что мужчины совершенно меня не...

Матушка прервала ее:

– Тебе уже за сорок, Элька, пора повзрослеть и забыть о благоглупостях, которыми ты забиваешь себе голову.

– ...совершенно меня не интересуют! – завершила прерванную тираду Элька и твердым шагом направилась к двери.

Матушка загородила ей путь.

– Только не заводи старую песню о том, что ты... что ты... гм... поклонница розовой любви, – заявила фрау Шрепп. – Все твои сестры и братья – нормальные люди!

– Я тоже абсолютно нормальна! – крикнула Элька.

Она так и знала, что ее пребывание под кровом родительского дома завершится очередным скандалом и попытками родителей перевоспитать заблудшую дщерь.

– Да, да, все мои дети – нормальные люди со здоровыми инстинктами и естественными сексуальными пристрастиями! – не слушая возражений, продолжала фрау Аннелиза Шрепп. – Ни в моем роду, ни в роду твоего отца таких... аномалий не было. И наверняка это покойная Иоганна тебе голову забила и с пути истинного совратила!

– Никто меня не сбивал! – ответила Элька, мечтая поскорее оказаться на улице, но теперь уже оба родителя стояли в дверном проеме, не желая ее пропускать. Лицо матери выражало решимость, физиономия отца приобрела лиловый оттенок.

– Я приняла осознанное решение и не раскаиваюсь в нем! – отчеканила комиссарша. – Если вы заводите речь о вине, то, чтобы найти виновных, посмотритесь в зеркало! Во мне – ваши гены, и если природа сделала меня такой...

– Ты сама сделала себя такой! – взвизгнула матушка. – И все для того, чтобы досадить нам! Наши гены в полном порядке, тебя строптивый характер и порочный Гамбург испортили. Среди тех, кто живет, как и мы, на свежем воздухе и занимается физическим трудом, извращенцев нет. Ты же знаешь, как мы тебя любим и как переживаем за тебя, Элька! Одумайся: тебе идет пятый десяток, а ты так и не нашла себе мужа или хотя бы постоянного друга!

– И не найду, – буркнула Элька, пытаясь протиснуться между отцом и матерью.

– Зато мы тебе нашли, – возразил герр Шрепп. – Чем тебе не нравится Тобиас? Да, он не Брэд Питт, однако у него покладистый характер, солидная работа и более чем приличный заработок. А когда он займет место директора филиала...

Элька достаточно грубо оттолкнула матушку и вылетела в коридор.

– Что ты себе позволяешь, Элька! – взревел отец.

– Это что вы себе позволяете? – бросила на ходу Элька. – Да, вы правы, мне – пятый десяток, и вы должны наконец уяснить: я не собираюсь меняться!

– Тоби наверняка проявит такт и нежность, – уже всхлипывала фрау Шрепп, – он не будет тебя торопить. Однако предоставь ему шанс!

– Шанс затащить меня в постель и заняться правильным, с точки зрения жителей этой деревни, сексом? – спросила злобно Элька. – Никакие Тоби мне и даром не нужны!

Оставив остолбеневших родителей в коридоре, Элька сбежала по лестнице на первый этаж. Профессоров уже и след простыл – они отправились на торфяные разработки и, к счастью, не стали свидетелями разыгравшейся сцены.

Во дворе она налетела на Тобиаса. Банкир, протягивая ей роскошный букет белых роз, пролепетал:

– Элька, я хочу, чтобы вы знали, что мои чувства к вам...

– Уверена, что мне лучше не знать, – процедила, отскакивая от Тобиаса, комиссарша и ринулась к своему автомобилю. Внезапно она обернулась и спросила у опешившего жениха:

– Ваша сестра учится в Гамбурге? У вас имеется номер ее телефона?

Получив у Тоби номер мобильного Габи, Элька уселась за руль и резко захлопнула дверцу прямо перед носом Тобиаса, совавшего ей цветы.

– Элька, прошу, извините мою неуклюжесть, я не хотел вас обидеть...

Комиссарша, опустив немного стекло, сказала:

– Дело не в вас, а во мне. А цветочки, чтобы не пропали, отнесите на могилу тетушки Иоганны.

Заметив в зеркало заднего вида появившихся во дворе родителей, Элька Шрепп надавила педаль газа и, игнорируя их крики и жесты, отправилась в обратный путь – в Гамбург.

Судьба торфяной мумии не особенно волновала Эльку, однако когда три дня спустя ей позвонил профессор Кеплерс и предложил зайти к его приятелю Вернеру Клостермайеру, комиссарша так и поступила.

В университет она выбралась под вечер. Вообще-то с гораздо большей охотой Элька встретилась бы с Габи: она пыталась дозвониться до нее, но девушка не брала трубку. Комиссарша Шрепп несколько приуныла и подумала, не проявила ли она на похоронах тетушки Иоганны слишком много инициативы – это могло отпугнуть Габи.

Профессор Клостермайер встретил Эльку в большом холле.

– Госпожа комиссар, чрезвычайно рад видеть вас! – поприветствовал он ее. – Благодаря вашим изысканиям в моих руках оказался уникальный экспонат для музея!

– Ах, неужели? – спросила Элька. Габи занимала ее гораздо больше, чем торфяная мумия.

Они прошествовали в подвал, где располагалось просторное помещение без окон, похожее на прозекторскую. Заметив недоумевающий взгляд комиссарши, профессор Клостермайер пояснил:

– Здесь происходят вскрытия. Но не пугайтесь, моими пациентами являются торфяные мумии, я уже начал изучение нашей находки.

Элька услышала громкий голос Ульриха Кеплерса, а через мгновение коротышка-ученый и сам появился из соседнего помещения. Энергично пожав руку Эльке, он заявил:

– Ну вот и все в сборе! Можем приступать!

Посередине подвального помещения располагался металлический стол, на котором лежала торфяная мумия. Помощники профессора Клостермайера осторожно извлекли ее из земли, не повредив. Элька обратила внимание, что тело застыло в странной позе – создавалось впечатление, будто человек, нашедший смерть в болотах, спал.

– Вам удалось установить, что послужило причиной смерти? – спросила Элька.

Профессор Клостермайер потер руки.

– О, обо всем по порядку! Сначала взгляните на это!

Он продемонстрировал ей поднос, на котором лежало несколько желтых и черных дисков. Присмотревшись, Элька поняла: перед нею старинные монеты. Желтый металл был золотом, а черный – окислившимся серебром.

– Они обнаружили в мешочке, привязанном к поясу нашего... ммм... друга, – сказал Вернер Клостермайер, глядя на мумию. – Кстати, мы с Ульрихом решили дать ему имя. Назовем его Антоном.

Антон так Антон, Элька не имела ничего против. Она взяла одну из монет в руки. Профессор Кеплерс поморщился и предупредил:

– Элька, необходимо надеть перчатки!

Комиссарше пришлось подчиниться требованию эксперта. Затем она снова начала рассматривать монету, на которой заметила рельефные изображения и надписи.

– Язык старофранцузский, – констатировал Клостермайер, – монеты одной эпохи: конца тринадцатого – начала четырнадцатого веков, периода правления Филиппа IV.

В истории Элька никогда не была сильна. Она помнила, как в школе ей пришлось мучиться, зубря даты и имена. Упор делался на национал-социализме и том колоссальном вреде, который принесли двенадцать лет гитлеровской диктатуры Германии, Европе и всему миру.

– Филипп правил Францией с 1285 по 1314 год. Поэтому мы можем определить с достаточной долей уверенности время смерти Антона: первые полтора десятилетия четырнадцатого века, – пояснил профессор Кеплерс.

– С таким я еще не сталкивался, обычно все мумии гораздо более древние. Вообще-то действует закон: чем древнее, тем ценнее, но в нашем случае все наоборот! – Клостермайер помолчал. Подумав, он добавил: – Данных радиоуглеродного анализа придется подождать, но, вероятнее всего, они подтвердят уже известные нам факты. Да и остатки одежды Антона указывают на то, что он жил во времена позднего Средневековья.

– Только что он делал в Гольштейне? – поинтересовался профессор Кеплерс. – Хотя на этот вопрос только наш покойник и мог бы дать исчерпывающий ответ. Как и на другой – кто его убил.

– Антона убили? – с любопытством спросила Элька, которая до сего момента довольно безучастно слушала двух профессоров.

– Поэтому-то, госпожа комиссар, я и попросил вас зайти, – ответил Клостермайер. – Чтобы вы имели представление, о чем идет речь, взгляните на это!

Он взял со стола несколько рентгеновских снимков мумии. Комиссарша заинтересовалась:

– Вы на основании рентгена сделали вывод, что Антона убили?

– Не только, – ответил профессор Кеплерс. – Я с большой охотой помогаю Вернеру, и вот что мне удалось обнаружить! Ведь перед нами – мертвец, жертва преступления, и какая разница, что смерть настигла его едва ли не тысячу лет назад. Благодаря прихоти природы останки несчастного не истлели, и мы можем изучить его бренное тело...

Ульрих приблизился к мумии и провел пальцем по ее затылку. Элька нагнулась и увидела небольшое углубление.

– След от удара тупым предметом! – заявил безапелляционно Кеплерс. – Это подтверждают рентгеновские снимки: взгляни сюда, Элька!

Комиссарша стала рассматривать снимки.

– Кроме того, его пытались удушить, о чем свидетельствует странгуляционная борозда от веревки! Смерть наступила не мгновенно, – добавил коротышка-ученый. – Скорее всего, Антон пытался скрыться от своих преследователей или преследователя, но, угодив в трясину, попросту потерял силы и захлебнулся. Его тело быстро погрузилось на дно, что и стало первой и важной предпосылкой для естественной консервации.

Вернер Клостермайер сунул Эльке еще один снимок и заявил:

– А вот это, надеюсь, поможет нам разгадать тайну его гибели! Профессор Кеплерс обнаружил это сегодня днем.

– Что – это? – спросила Элька, вертя в руках снимок.

– След, оставленный убийцей! – сообщил Ульрих. – Все указывает на то, что на Антона напали подло, со спины. Кто-то попытался размозжить ему затылок, но промахнулся, поэтому захотел удушить жертву при помощи веревки. Антон сопротивлялся, завязалась борьба. И в пылу драки убийца случайно оставил свой фирменный знак.

– Знак? – переспросила Элька. – Что за знак?

– Тот самый, обнаруженный мной! – не без гордости пояснил бородатый ученый. – Там же, на шее!

– Ты думаешь, что это след от кольца или перстня? – спросила Элька.

– Я не думаю, дорогая моя, а знаю! – улыбнулся профессор Кеплерс. – Убийца действовал с таким напором, что в тот момент, когда он пытался задушить Антона со спины, его перстень впился в кожу на шее. Остался след, который не исчез, ведь спустя короткое время Антон все же скончался.

Эксперт передал Эльке два листа: один с увеличенным изображением отпечатка перстня, другой – с восстановленным при помощи компьютерной программы изображением, увидев которое комиссарша воскликнула:

– Никогда бы не подумала, что эта черная клякса на самом деле – звезда!

– Не звезда, а комета, – поправил ее профессор Клостермайер. – Видите, у нее имеется хвостатый след.

– И надпись, – сказала Элька. – Латынь?

– Так точно, – подтвердил Ульрих Кеплерс. – Сохранилось всего несколько букв, однако нам известно, что девиз состоит из трех слов: .i.t ..l....s .ua.

Элька с сомнением посмотрела на профессора и заметила:

– И ты думаешь, что нам это поможет?

– Непременно! – заявил тот. – Последнее слово, и Вернер полностью со мной согласен, наверняка tua, по-латыни «твоя».

– Даже если так, – сказала Элька, – что это принесет? Человек, палец которого украшал перстень с изображением звезды, пардон, кометы и неким латинским девизом, давным-давно мертв.

Ульрих Кеплерс запыхтел:

– Элька, как же ты не понимаешь – мы можем разгадать тайну, которой семь столетий!

Комиссарша предпочла промолчать. Ее занимали убийцы в настоящем, а не в прошлом. Какое ей, собственно, дело до мумии, нареченной Антоном и убитой невесть кем в начале четырнадцатого века?

– Госпожа комиссар, в те времена, в отличие от сегодняшних, кольца украшали символами и девизами с определенной целью – подчеркнуть свою принадлежность к определенной корпорации, сословию, семье или тайному обществу, – произнес Вернер Клостермайер. – Я уже отослал запрос нескольким знакомым историкам и не сомневаюсь, что рано или поздно они сообщат мне, кому именно принадлежал, или, если повезет, и поныне принадлежит изображенный на перстне герб.

– А теперь приступим к той процедуре, которую я с трепетом ожидаю уже третий день! – прервал его Ульрих Кеплерс. Затем криминалист пояснил Эльке: – Мы осмотрели тело Антона, однако, чтобы не пропустить ни единой мелочи, хотим получить его трехмерное изображение. И тогда откроется, имеются ли на его теле другие раны, которые мы, возможно, пропустили.