Уругумская сталь Малинин Евгений
– Вожак, ты упускаешь победу!! Дай мне своих волков, и я сотру в порошок этих грязных извергов!!
Скал снова взглянул на мечущегося перед мордой его лошади лиса и с усмешкой поинтересовался:
– С каких это пор лисы водят в бой волков?!
Рожа у вожака южных лис побагровела, он яростно дернул поводья своей лошади и, привстав на стременах, заорал, глядя за спину Скала:
– Кто хочет взять победу, которая падает нам в руки?! За мной!!
И, пришпорив лошадь, он понесся вниз по склону холма в гущу сражающихся.
Однако никто из стоявших на вершине холма не последовал за ним, а крошечная, дергающаяся на спине скачущей лошади, фигурка смотрелась настолько комичной, что скоро за спиной Скала вырос настоящий хохот.
Между тем оборотни мечники все сильнее теснили извергов. В некоторых местах им удалось разорвать все шесть шеренг их построения, но на пути прорвавшихся многоликих встали изверги-мечники. Центр извержачьей шеренги все больше прогибался под натиском оборотней, а вот фланги стояли прочно, отбивая все атаки многоликих.
Сражение продолжалось уже более трех часов. Скал отлично видел, что изверги-мечники, расположившиеся на флангах, еще не вступали в бой. Это означало, что у противника в достатке было свежих сил, что изверги еще не сломлены. И, кроме того, он внимательно наблюдал за перемещениями извержачьей конницы. До последнего момента всадники, стоявшие на равнине не проявляли активности, но вдруг они, словно вспугнутая стая птиц, все вместе подались вправо. Нет, конница извергов, вроде бы, не собиралась идти в атаку, она просто смещались к своему левому флангу, но это могло быть маневром, подготавливающим конную атаку на фланг или даже в тыл оборотней!
И все-таки вожак Великой стаи не тронул с места свою конницу, ему необходим был резерв, который он смог бы бросить вдогон отходящему противнику, который смог бы довершить разгром извергов! Надо было только опрокинуть их, заставить их бежать с поля боя!
А на поле боя оборотни продолжали медленно теснить извергов. Извержачий фронт тончал, поле позади поддавливающих мечников-многоликих было усеяно убитыми и ранеными извергами, но и оборотней на утоптанной в грязь траве лежало немало. Судя по всему, соотношение четыре изверга против одного оборотня все еще сохранялось.
Скал привстал на стременах, словно бы собираясь повести за собой в атаку своих волков, и за его спиной сразу смолкли голоса, но в этот момент на поле боя произошло что-то непонятное. Извержачья шеренга и без того совсем истончившаяся, вдруг стала еще больше вытягиваться, заводя свои фланги в тыл оборотням и заставляя тех в свою очередь растягивать фронт. Вожак Великой стаи снова опустился в седло, пытаясь понять, что задумали изверги. Получалось, что они намеренно рвали фронт сражения, позволяли многоликим просочиться себе в тыл?!
Но в следующее мгновение все стало понятно – две свежие колонны извергов-мечников, доселе не вступавшие в бой, сорвались со своего места и ринулись, на прорвавшихся оборотней.
Теперь уже изверги начали теснить растянувшийся фронт оборотней, давя их своей массой, не давая свободы маневра. Разорванный фронт позволял им атаковать каждого оборотня вдвоем, а то и втроем. Многоликие мгновенно оценили грозящую им опасность, их ряды попытались вновь сомкнуться, восстановить единую линию обороны, и им это во многом удалось. Только в трех местах изверги смогли прорваться за спину оборотням. В эти разрыва и ударила основная масса свежих сил извержачьей армии. Спустя несколько десятков минут на поле образовалось три очага битвы – три примерно одинаковых группы оборотней дрались теперь в окружении. Изверги не давали им соединиться и в то же время продолжали растаскивать каждую группу, так чтобы можно было драться вдвоем-втроем против одного оборотня.
«Когда?! – Вдруг подумал Скал, наблюдая за действиями извержачьих отрядов. – Когда они успели выучиться такому бою?!! Как мы были слепы, как мы не углядели за этими выродками?!! Ведь они готовились к этому… бунту несколько лет, они вооружались, учились владеть оружием, вырабатывали тактику ведения боя группой против одиночек!!! Они узнали о нас все, мы же ничего не чувствовали, ничего не видели у себя под носом!!»
Он вдруг круто обернулся и уставился белыми от ненависти глазами на вожаков западных стай, сгрудившихся вокруг него. Те сразу поняли, что вожак не в себе, но не могли понять, в чем дело – сражение шло вроде бы, как и задумывалось, извергов было уничтожено гораздо больше, чем погибло многоликих!.. И тут Скал хрипло прорычал:
– Зажирели вы здесь, на Западе! Глаза у вас жиром заплыли, носы чутье потеряли!! Изверги у вас под носом армию создали и обучили, годы на это положили, а вы все проспали!.. Прожрали!!!
Он снова развернулся лицом к полю боя, и вовремя! Извержачья конница пришла в движение, разгоняясь, растекаясь лавой она обходила воле сражения слева, намереваясь ударить в тыл самому крупному отряду многоликих. И Скал был уверен в том, что изверги-мечники успеют выйти из боя, оторваться от своих противников, чтобы не попасть под атаку своей конницы! Он выхватил меч из ножен и крикнул:
– Все в бой!! Уничтожим извержачью гниль!!!
Вожак Великой стаи послал своего коня по склону холма вниз и вправо, навстречу коннице извергов. А вслед за ним две конные лавы потекли по склонам соседних холмов. Четыреста восточных волков под командой своего вожака выходили на поле боя справа, а сборная стая западных диких собак и западных волков шла слева. Прямо по центру к месту схватки спускался последний резерв многоликих – двести пятьдесят мечников, собранных из разных западных стай.
Восточные волки почти достигли равнины, и в этот момент конная лава извергов, уже выходившая в тыл сражающимся оборотням, развернулась по пологой дуге и стала уходить прочь, в сторону далекой, чуть поблескивающей реки.
«Этим нельзя дать уйти! – Яростно подумал Скал. – Их надо достать, их надо уничтожить! Тысяча извергов для моих четырех сотен – на двадцать минут работы!»
И действительно, волки, скакавшие плотным строем, быстро настигали извержачью конницу, уходившую с поля боя растрепанной, обезумевшей, мечущейся из стороны в сторону толпой! Скал даже не сразу понял, что эта толпа чуть изменила направление своего бегства, стала почему-то забирать еще правее, ближе к стоявшему в полукилометре лесу, а когда понял, злорадно решил, что изверги, или часть из них, решили попытаться скрыться в лесу. Но, потерявшие голову изверги-конники, вдруг метнулись от леса и помчались по широкой дуге влево, к реке! Скал потянул своего скакуна следом за уже недалеким арьергардом вражеской конницы, и когда лесная опушка уже ушла из поля его зрения, вдруг каким-то шестым чувством ощутил опасность. Неприятный холодок возник в подреберье, метнулся вверх, охватывая горло. Он бросил быстрый взгляд через правое плечо и увидел, как меж сосновых стволов опушки, прыгая через невысокие кусты подлеска, на поле выкатывается еще один отряд извержачьей конницы!
А те, кого они так безудержно гнали перед собой, кто был обречен их, уже взметнувшимся клинкам, разворачивались по короткой дуге и шли в лоб, в атаку, и мечи сверкали у них над головами!
Именно в этот момент рядом с ним раздался голос Черменя, его старого боевого товарища:
– Вожак!.. Скал!.. Смотри!.. Кто это?!
Скал снова быстро обернулся и… дыхание у него перехватило. Во главе настигавшего их отряда извержачьей конницы, пригнувшись к развевающейся гриве высокого гнедого жеребца, скакал высокий изверг, и ветер относил назад его длинные, совершенно белые волосы!
– Ват?!! – Враз охрипшим горлом прошептал Скал. – Но этого не может быть!! Он же умер чуть ли не шестьдесят лет назад!!
А его волки уже разворачивались лицом к новому противнику, им не было дела до того, что их вожак увидел среди врагов призрак некогда великого воина их стаи, они шли в бой, они были готовы рвать горло своему врагу! Полторы тысячи извергов приняли удар четырехсот восточных волков, а сзади на оборотней обрушилась еще тысяча извергов, до того бесславно удиравшая с поля боя. Каждый волк должен был принять на свой щит удар шести мечей, и уйти им было некуда, даже если бы они захотели уйти! Но о бегстве волки не помышляли – в скрежете стали, посреди воплей и хрипов умирающих врагов они уходили под крыло Матери всего сущего. И только их вожаку она подарила чудо! Водоворот безумной, потерявшей смысл, схватки вынес Скала прямо на белоголового изверга, крушащего оборотней с седла высокого гнедого жеребца. И они столкнулись грудь грудью. И мечи их скрестились, высекая искры из стали. Их глаза, наполненные яростью боя, встретились и прищурились, узнавая.
– Ват?!! – Воскликнул в грохоте боя Скал, перехватывая крестовиной меча чужой, рушащийся на голову, клинок. И тут же услышал в ответ:
– Дядя Скал!!
– Вотша!! – Выдохнул, узнавая, вожак полевой стаи, и рука его чуть дрогнула. Но рука Вотши уже ослабила нажим, уже подала свой клинок вверх, прочь от шлема своего наставника.
– Вотша… – Еще раз прошептал Скал, опуская меч и жадно шаря глазами по повзрослевшему, уже прорезанному ранними морщинами, лицу своего воспитанника, своего… извержонка…
И в этот момент тяжелая секира опустилась на левое плечо старого дружинника, на самое основание шеи, рассекла каленые кольца кольчужного панциря и по обух вошла в тело.
– Не-е-е-т!!! – Взвился над полем битвы дикий предсмертный вопль белоголового изверга… И оборвался.
Узкий, длинный клинок вошел Вотше между пластин доспеха под левую руку, выбросил из седла и уложил на вытоптанную траву рядом с умирающим наставником.
Скал, прежде чем его глаза закрылись, успел еще раз взглянуть на своего воспитанника, еще раз улыбнуться ему, но он уже не услышал, как Вотша тихо, сквозь сочащуюся между губ кровь прошептал:
– Дядя Скал!..
Битва при Оршанских холмах закончилась полным разгромом оборотней. На поле битвы, на склонах холмов осталось чуть меньше трех тысяч многоликих и больше пяти тысяч извергов. В самом конце сражения, когда уже был ясен его исход, сотни три оборотней попытались покинуть поле боя, повернувшись к Миру родовой гранью, или обернувшись птицей, но их безжалостно перебили посеребренными клинками и стрелами с наконечниками из уругумской стали.
А затем армия извергов ворвалась в Лютец…
Трижды посвященных служителей Мира ни в городе, ни в университете не обнаружили, университет сгорел во время грабежа, выгорел и город, в котором уцелел только восточный пригород, превратившийся со временем в небольшую деревеньку, названную Лютецией. С падением университета кончилась и власть многоликих. Уругумская сталь расползлась по Миру, клинок из уругумской стали стал непременным атрибутом костюма любого изверга, а серебряные украшения носила каждая извергиня. Одним из последних был взят и разрушен до основания княжеский замок стольного города Край. Окрестные изверги утверждали, что его обороной руководил сам Вершитель, трижды посвященный Ратмир из стаи восточных волков, но, возможно, это была просто легенда.
Оборотни ушли из этого Мира, хотя… кто его знает. На далеких западных островах еще долго властвовали волшебники, называвшие себя друидами, да и восточные волхвы творили свои странные кровавые обряды на другом краю обитаемого Мира. Но уже в третьем поколении после победы у Оршанских холмов, никто из людей не вспоминал о былом владычестве многоликих…
Эпилог
На левом, крутом берегу медленной, широкой, реки, с которого открывался безграничный простор степного заречья, на широком, плоском, нагретом летним солнцем камне сидел древний старик. Он был худ, высок, чуть сутул, но голову он держал высоко, глаза серо-стального цвета смотрели спокойно и уверенно, а рядом с камнем стоял воткнутый в землю высокий, черного цвета посох, с тремя серебряными лепестками на навершье, который вполне мог послужить оружием.
Левая рука старика бессильно свисала вдоль тела, а в правой он сжимал скатанный в свиток лист пергамента. Вчера вечером ему передал этот свиток обменщик, шедший с караваном на восток и специально свернувший с караванного пути, чтобы отыскать его небольшое, стоявшее на отшибе жилье.
Письмо от старого друга. Письмо, отправленное наугад, в надежде, что человек, которому его доверили, отыщет того, кому оно адресовано. Надежда у посылавшего письмо была невелика, но… Письмо дошло. Старик уже выучил его наизусть, и, все-таки, снова развернул пергамент, чтобы еще раз увидеть эти строки:
«Дорогой мой дружище, я не поверил своим ушам, когда услышал, что ты жив, что в гробнице, которую почитают все изверги Запада, к которой тянутся паломники со всего Мира, никого нет. Когда Гвалт, обменщик, пришедший с Востока, увидев твое изображение в мавзолее, возведенном над твоей гробницей, заявил, что знает изображенного уже в течение двадцати лет, что не далее как шесть месяцев назад разговаривал с ним, я поднял его на смех. Но он поклялся именем Великого Отца, что говорит правду, и я задумался. А когда он рассказал мне о своих встречах, своих разговорах с тобой, я понял, что он говорит правду! Я понял, что Сафат все эти годы водил нас всех за нос, рассказывая о твоей гибели, и о том, как он лично похоронил тебя на берегу Сеньи. Ведь это он затеял строить над твоей гробницей мавзолей! Если бы он был жив, когда я узнал об этом обмане, ему точно не поздоровилось бы!
Правда, не он один говорил, что тебя убили. Многие видели, как тебя ранили в бою, и как ты с лошади свалился. Да и с поля боя тебя не один Сафат выносил.
А я, убедившись, что ты действительно жив, собрался отправиться к тебе на Восток, да только дела всякие меня заели. То обнаружится еще одно гнездо оборотней, то «добропорядочные» изверги передерутся, разнимать и мирить надо, то вдруг оказалось, что дети подросли, а у меня их шестеро! Двух дочерей замуж отдал, старшие сыновья женились. Но самое главное, никак не мог поймать оказию, чтобы тебе весточку послать. Гвалт взялся письмо передать, да уходил он сначала на Юг, а через полтора года я узнал, что сгинул он в южных горах, попал под обвал, когда шел из Апаты в Улабскую долину. Так, почитай, десять лет и просквозило. А тут мне ребята сообщили, что сын моего старого знакомца, еще в Ласте я с ним дела делал, отправляется на Восток, чуть ли не до самого Каменного пояса. Я срочно в Ласт махнул, ну и застал Корша. Так что, надеюсь, получишь ты мою грамотку, а уж доведется ли встретиться, только Великий Отец знает.
После Оршанских-то холмов я со своими ребятами, и Сафат, да и Махась еще года три по всему Западу оборотней давили, все их замки пожгли, под корень эту нечисть выводили. Кстати, Махась мне рассказал, что когда они осадили княжеский замок стаи западных волков, княгиня волчья требовала, чтобы тебя к ней привели, говорила, что знакома с тобой. Махась ей и сказал, что ты убит у Оршанских холмов. Я только потом сообразил, что княгиня-то эта была той самой княжной, про которую ты мне рассказывал, ты ее еще Ладой называл. Замуж она за западного волка вышла, сын у нее родился. Только, знаешь, убили и ее саму и сына. Когда ребята махасевы в горящий замок ворвались, она птицей обернулась и попыталась улететь, и сына своего с собой повела, да лучники махасевы обоих сняли. Сын ее, говорят, даже до земли не долетел, в воздухе сгорел.
Когда на Западе оборотней повывели, Сафат со своими бойцами на Юг отправился. Махась в Ничейные горы вернулся в свою Лосинку, а его ребят, почти три тысячи Падур на Восток повел. Он и с восточными волками дрался, и Край брал, и крайский замок сжег. Говорят, крайский замок сам Вершитель защищал и бился до конца, до последнего оборотня. Говорят еще, что Вершитель ушел тогда из горящего замка, в реку кинулся и ушел. Так и не нашли его!
Вот такие вот дела.
Конечно, было бы хорошо, если бы ты к нам сюда, на Запад добраться смог, хотя, понимаю – ты уже не тот мальчишка, который меня когда-то из Ласта к себе в Ничейные горы сманивал. Но тебе, может быть, было бы интересно посмотреть, как все здесь устроилось без оборотней. Хотя, и у вас, на Востоке, все, наверное, точно так же. Те, кто дрался с оборотнями не на жизнь, а на смерть, те, кто уничтожил, в конце концов, многоликих, добыл свободу для извергов, ничего не получил. «Добропорядочные» изверги поначалу, года три-четыре после сражения у Оршанских холмов, когда мы гонялись по всему Миру за остатками стай и оборотнями-одиночками, сидели тихо – боялись, видимо, что найдут оборотни способ совладать с нашей уругумской сталью и вернут себе власть над Миром. А как поняли, что многоликим возврата не будет, перестали называть себя извергами, переименовались в «достойных» граждан и широко развернулись. И доходы свои увеличили, и власть в городах да селах в свои руки забрали, или купили. Многие из них теперь уже в открытую обвиняют и тебя, и тех, кто изначала шел за тобой – зачем, дескать, оборотней под корень вывели, зачем Лютец сожгли, зачем университет уничтожили.
А Лютец мы, действительно сожгли, и университет уничтожили. Я тогда пытался ребят уговорить не трогать город, доказывал, что в университете много чего можно узнать полезного для нас самих, да только разве наших головорезов можно было тогда остановить. За твою смерть, да за гибель своих товарищей у Оршанских холмов они не то что каждого оборотня готовы были голыми руками задушить – все, что к оборотням имело отношение, огню предавали! И не только в Лютеце.
Теперь «достойные» граждане собирают по осколку, по лоскутику все, что от оборотней еще сохранилось. Некоторые до десятка книжек имеют, библиотекой называют, хвалятся друг перед дружкой, а сами те книжки и прочитать-то толком не могут! Слышал я в одном городке на Юге «достойные» граждане объявили, что их город основали два извержонка – выкормыши оборотней, даже статую на центральной площади поставили – волчицу, а под ней два мальчишки, сиську волчью сосут. Не даром ты говорил, что долго мы оборотней вспоминать будем, да еще легенду высокую из них сотворим – вот, начали «творить»!
Если все-таки решишься к нам на Запад податься, найдешь меня в Верне, у меня под самым городом большое имение, всякий покажет. Оттуда и до Махася недалеко, хотя старик уже очень слаб, из дома, почитай, и не выходит. Я, правда, иногда уезжаю в Ласт, но мой старший, он, когда меня нет, за хозяина остается, все для тебя сделает. Я ему много о тебе рассказывал. Приезжай.
Остаюсь, твой старый друг, Выжига».
Старик оторвал взгляд от свитка и поднял голову. За рекой, за широким окоемом степи багровое солнце садилось за горизонт.
«Еще пара часов, – подумал старик, – и поднимется Волчья звезда… – И тут же поправил себя. – Вернее то, что от нее осталось!»