Сияние богов Грановский Антон
Молодой купчик улыбнулся, затем прищурил любопытные глаза и заявил:
– Быть может, у меня больше никогда не будет возможности поговорить с тобой, великий Первоход. Ты ответил мне в шутку, но я хочу услышать, что ты думаешь на самом деле. Для меня это важно.
Глеб на мгновение задумался, потом сказал:
– Что ж… Пожалуй, я могу ответить серьезно. Я иду по своему пути, потому что мираж, который я вижу впереди, внушает мне больше надежд, чем темная неопределенность, которую я оставляю за спиной. Хотя, скорее всего, все будет ровно наоборот.
Молодой купец на всякий случай обернулся, опасаясь, по всей вероятности, увидеть за спиной «темную неопределенность», о которой говорил Первоход, потом нахмурился и вздохнул:
– Боюсь, что я не понял ни слова из того, что ты сказал, Первоход.
– Понял ты или нет, это ничего не изменит, – отчеканил Глеб. – Ни в твоей жизни, ни тем более в моей.
Однако любопытный купчик не намерен был сдаваться. Он улыбнулся, давая понять, что оценил юмор ходока, а потом в третий раз повторил свой вопрос:
– И все-таки, ходок, что будет в конце твоего пути?
Глеб почувствовал раздражение. Скосив глаза на купца, он ответил:
– В конце пути нас всех съедят, друг. А задашь еще хоть один вопрос, я сам тебя сожру.
Угроза подействовала, и любопытный купчик, нахмурившись, осадил лошадку и отвязался от Глеба.
Проехав полем, они снова углубились в тенистый лес. На душе у Глеба становилось все тревожнее. Он стал внимательнее всматриваться в лес и прислушиваться к его шорохам, но не видел и не слышал ничего подозрительного. Это должно было успокоить Глеба, но странным образом растревожило его еще больше.
Он чувствовал – что-то должно случиться, но не мог определить, откуда ждать беды. На всякий случай Глеб пустил коня в рысь и обогнал обоз, чтобы встретить опасность первым, если таковая появится.
Не успел он проехать и двадцати метров, как резко осадил коня и вскинул руку кверху, призывая караван остановиться. Знак этот был обговорен заранее, и караван послушно встал. Кто-то из купцов окликнул было Глеба, но он подал новый знак – «Всем молчать!».
Затем внимательнее пригляделся к тому, что лежало на дороге. Это было человеческое тело, и выглядело оно ужасно. Птицы и мелкие грызуны изрядно над ним потрудились. Судя по всему, оно лежало тут не первые сутки.
Глеб не торопился делать выводы. Он вновь пристально оглядел деревья и кустарники, навострил слух и долго вслушивался в звуки леса, стараясь вычленить из них что-то чуждое и необычное. Но и на этот раз он ничего не почуял.
«Уж не изменяет ли мне моя интуиция?» – пронеслось в голове у Глеба.
Он нахмурился и осторожно пустил коня вперед, но конь, пройдя пару шагов, остановился как вкопанный и возмущенно и испуганно захрапел, не желая идти дальше.
«Конь что-то чувствует, – подумал Глеб. – А я – нет».
Он быстро и бесшумно спешился, подвел коня к ближайшему дереву и закинул узду на торчащую кверху ветку. Затем стал медленно и осторожно приближаться к телу, оглядывая ближайшие кусты придирчивым, недоверчивым взглядом.
Наконец, он остановился возле тела, присел на корточки и оглядел его получше. Это была девушка. Молодая и когда-то красивая. Судя по состоянию тканей, уже тронутых тлением, она и впрямь была мертва не меньше суток. Горло бедняжки было перерезано от уха до уха.
Мертвый и ограбленный странник – зрелище довольно обычное для большака. В былые времена разбойники оттаскивали убитых в кусты, но то было раньше. Нынешние душегубы со своими жертвами не церемонились.
Однако чаще всего на пути попадались мертвые купцы или путешественники, но молодая, красивая девушка… Как могла она забрести в такую глушь? Отправилась в лес за грибами? Одна?… Да и не походила она на деревенскую простушку. Одежда на ней была небедная и почти роскошная. Такую одежду носят дочки оборотистых купцов.
Глеб еще раз оглядел кусты и деревья и снова перевел взгляд на мертвую девушку. У него неприятно засосало под ложечкой. Что-то во всем этом было не так.
Поначалу Глеб не понял, что именно его встревожило, но через несколько секунд догадался. Мертвая, тронутая тлением, объеденная животными и поклеванная птицами, девушка совсем не источала смрад. Она вообще не пахла – никак и ничем, словно была не мертвецом, а глиняной куклой.
И вдруг покойница открыла глаза и уставилась на Глеба. От неожиданности он попятился и едва не упал.
Девушка улыбнулась и сказала:
– Привет!
– Кто ты? – хрипло спросил обалдевший Глеб. – Кто ты такая?
Девушка прищурила черные, чуть раскосые глаза и тихо пробормотала, подражая голосу Глеба:
– Кто ты? Кто ты такая?
Лицо ее стало быстро преображаться, и вот уже на Глеба смотрело его собственное лицо, только гораздо моложе и миловиднее, чем оно было на самом деле.
Первоход тряхнул головой. «Надо завязывать с водкой и олусом», – подумал он. А вслух растерянно пробормотал:
– Что все это значит?
Девка снова стала девкой, улыбнулась и ответила:
– Это значит, что ты попался! Доставай кошель, купец! И гляди мне, потянешься за мечом – убью!
Острие кинжала ткнулось Глебу в шею.
2
Сжимая в одной руке кинжал, другую девушка поднесла к лицу, сунула два пальца в рот и громко свистнула. Послышался громкий треск, и из леса высыпала ватага разбойников, вооруженная мечами, луками и топорами.
Купцы, их помощники, а также трое охоронцев, с которыми Глеб за всю дорогу не перекинулся ни словом, соскочили с телег, закричали и выхватили мечи. Все произошло быстро, почти молниеносно. Еще несколько секунд назад лес был тих, а большак спокоен, и вот уже на большаке, вокруг стоящих телег, завязалась кровавая бойня.
Девушка рывком села и хотела что-то сказать Глебу, но он быстро отпрянул, сильным ударом руки выбил кинжал из ее тонких пальцев и, резко качнувшись вперед, въехал разбойнице лбом в переносицу. Затем вскочил на ноги, выхватил из-за спины обрез охотничьего ружья и первым же выстрелом прострелил самому могучему из разбойников плечо.
Тот вскрикнул и выронил топор, а Глеб еще дважды спустил курок, и еще два разбойника повалились на землю.
Возле уха Глеба просвистела стрела, он резко развернулся и сшиб лучника с ног выстрелом в грудь.
Грохот выстрелов заставил разбойников умерить прыть, а когда четверо из них остались лежать в пыли, прочие снова брызнули в кусты, как шакалы, бросившие добычу, испугавшись появления разъяренного медведя.
Глеб оглянулся на девку. Никакой девки на большаке не было. Зато с того места, где она только что лежала, взвился маленький вихрь, похожий на смерч, пронесся по большаку и сбил с ног одного из охоронцев.
Глеб грубо выругался, в два прыжка настиг смерч, сбросил с плеч свой плащ и накрыл им кружащееся черное облако. Однако в следующий миг грозная сила выбила у ходока из рук ольстру и отшвырнула его в сторону, а из-под плаща, грузно махнув крыльями, вылетела небольшая, но жутко зубастая спуржун-птица.
Чудовище щелкнуло пастью, и один их охоронцев с криком отскочил к обочине дороги, а из плеча у него брызнула кровь. Глеб, рывком вскочив на ноги, подбежал к спуржун-птице. Чудовище рванулось вверх, но Первоход схватил ее одной рукой за когтистую лапу, а второй рукой выхватил из ножен меч.
Ходок рубанул взлетающую птицу мечом, но она увернулась и стремительно спикировала вниз. Ударившись об утоптанную землю большака, спуржун-птица превратилась в крупную рысь.
Раненый охоронец, сжав в руке меч, встал у нее на пути, но рысь одним ударом мощной лапы сшибла его с ног и ринулась в сторону леса. Однако Глеб был уже рядом. Он вскочил рыси на спину и обхватил ее шею руками. Рысь протащила его на себе пару саженей, а потом завалилась набок и снова превратилась в девку.
Руки Глеба крепко сдавили ей шею, и девка засучила ногами, захрипела.
– Ольстру! – крикнул Первоход бешеным голосом. – Дайте мне ольстру!
Купец Онгудай быстро поднял с земли ольстру, подбежал к Глебу и сунул ольстру в его протянутую руку. Глеб выпустил из пальцев нежную шею девушки и приставил дуло ольстры ей к затылку.
– Только дернись, тварь! – грозно пророкотал он. – Отстрелю башку к едрене фене!
Девка затихла под ним, хрипло дыша и уткнув лоб в землю.
Глеб огляделся и оценил потери. Один молодой купец был ранен в руку. Один охоронец убит. Еще один ранен. Купцу Онгудаю меч разбойника оцарапал щеку.
После того как Глеб в третий раз брызнул в лицо разбойнице водой, она наконец открыла глаза. Глеб убрал в сторону бурдюк с водой и снова приставил дуло ольстры к голове разбойницы. Девушка скосила глаза на ствол, удивленно приподняла брови и спокойно осведомилась:
– Это что?
– Посох Перуна, – в тон ей ответил Глеб. – Слыхала про такой?
Девка качнула головой.
– Нет.
Глеб прищурился.
– Не здешняя?
Разбойница несколько секунд молчала, спокойно и даже слегка насмешливо разглядывая Первохода, потом ответила:
– Мы с ватагой пришли из Зельцких лесов.
– Вот оно что. А…
Девка странно улыбнулась.
– Думаешь, ты поймал меня?
Глеб тоже усмехнулся, но усмешка у него вышла холодной и безжалостной.
– А на что, по-твоему, это похоже?
– На то, что ты дурак, – сказала девка и вдруг стала прозрачной, как стекло. Длилось это мгновение, а потом разбойница обрушилась на землю водой.
Бурлящий ручеек воды устремился в овраг, и не успел Глеб прийти в себя от изумления, а уже на земле перед ним было одно лишь пустое и сухое место.
– Ускользнула! – ахнул один из купцов.
– Просочилась! – воскликнул другой.
– Колдунья! – прохрипел выживший охоронец.
Глеб пощупал землю, понюхал пальцы и озадаченно нахмурился. С таким колдовством ему еще не приходилось встречаться.
– Первоход, что за тварь это была? – дрогнувшим голосом спросил с телеги купец Онгудай.
Глеб молчал, размышляя.
– Надо думать – русалка, – проговорил охоронец таким же голосом, как Онгудай.
Первоход снова осмотрел пустое место перед собой, задумчиво нахмурил лоб и покачал головой:
– Нет, братцы. Это была не русалка.
– Но ведь она темная тварь, верно? – снова спросил кто-то из обоза.
Глеб поднялся на ноги, повернулся и ответил:
– Темные твари обычно не заходят так далеко от Гиблого места.
– Но ведь эта зашла, – возразил охоронец.
– И не только зашла, но и спуталась с разбойниками, – проговорил угрюмо купец Онгудай. – Вот чудеса-то.
Первоход еще несколько секунд думал, потом покачал головой и сказал:
– Нет, купцы, тут что-то другое.
Взгляды купцов и охоронцев устремились на него.
– Что ж? – тихо спросил охоронец.
Глеб еще больше нахмурил лоб, вздохнул и ответил:
– А вот этого я пока не знаю.
3
В кружале было людно, столы почти все заняты, но Глебу вполне хватало деревянной стойки, за которой колдовал с кувшинами, кружками и стаканами бородатый целовальник.
Первоход успел выпить… Впрочем, никто, кроме целовальника, не знал, сколько он успел выпить (включая и самого Глеба). Поэтому следует сказать обтекаемее: выпив кружек безмерно и стаканов бессчетно, Глеб почувствовал, что настроение его слегка приподнялось, а история с превратившейся в воду девкой слегка стерлась из памяти.
Он отхлебнул олуса и оглядел зал.
Зал как зал, ничего интересного. Обычные бородатые физиономии купцов, крепких землепашцев и заезжих путешественников. Когда Глеб снова повернулся к стойке, он увидел, что по другую сторону от него уселся на высокую лавку сгорбленный человек в просторном темном плаще. Голову и лицо его прикрывал капюшон.
Глеб отхлебнул олуса, облизнул губы и вновь покосился на согбенного странника.
– Эй, старец, издалека ли пришел? – окликнул он.
– Издалека, молодец, – ответил странник хрипловатым, надтреснутым голосом.
– И как тебе у нас, в Хлынь-граде?
– Да так же, как везде. Мир одинаков. Повсюду живут люди, а среди них есть добрые и злые.
Глеб улыбнулся.
– И кого же в мире больше – добрых или злых?
– Да ведь это как когда. Коли время спокойное, то добрых больше.
– А коли неспокойное?
– Тогда, конечно, больше злых.
– И отчего же так, отец?
– Оттого, сынок, что зло делать проще, чем добро. Оно не требует усилий, а человек ленив и не любит напрягаться.
Глеб вновь отхлебнул из своей кружки, швырнул в рот соленый сухарик, раскусил его зубами и сказал:
– А ты, дедуля, и впрямь мудрец. Вот только зло иногда тоже требует усилий. Чтобы что-то сломать, тоже приходится напрягаться.
– Верно, – согласился странник. – Только ведь люди этого не понимают.
Глеб тихо засмеялся.
– Ты мне нравишься, отец! Выпьешь со мной?
– Нет. Я хмельного не пью, а жажда меня не мучит.
– Ну, как знаешь.
Глеб потянулся за кувшином, чтобы наполнить кружку, но странник быстро выпростал руку из-под плаща и перехватил запястье Первохода. Хватка у старца была невероятно крепкой. Глеб удивленно посмотрел на торчащую из-под капюшона бороду и хрипло спросил:
– Кто ты такой, старик?
– А с чего ты взял, что я старик?
Выпустив руку Глеба, странник взялся на края капюшона и откинул его с головы. С моложавого, испещренного шрамами лица на Глеба смотрели спокойные серые глаза.
– Охотник Громол? – Глеб не поверил своим глазам, тряхнул головой и провел перед лицом рукой, надеясь, что наваждение рассеется. Но не рассеялось.
Глеб хмыкнул:
– Ясно. Коли я тебя вижу, значит, я и впрямь чертовски сильно пьян.
– Ты думаешь?
– А чего тут думать? Прости, охотник, но в трезвом виде я с мертвецами не разговариваю.
– Так ты думаешь, что я мертвец?
– А разве нет?
Призрачный охотник посмотрел на свои загорелые руки, перевел взгляд на Глеба и сказал:
– Все не так просто, Первоход. Мир людей и мир Тьмы разделяет граница. Тьма постоянно делает попытки прорваться к людям. Гончие смерти, Призрачные всадники – все это были ее посланники. Но мы с тобой сумели их остановить, верно?
– Это было не слишком сложно, – сказал Глеб.
Охотник холодно усмехнулся.
– Да, ты прав. Но на этот раз все гораздо страшнее. Зло, которое рвется сейчас через эту границу, столь могуче, что в сравнении с ним Гончие смерти – жалкие бродячие шавки, а Призрачные всадники – всего лишь мотыльки-переростки. Все эти твари были порождениями Тьмы, но теперь к нам рвется сама Тьма. Если ты не поможешь ее остановить, всему здесь придет конец.
Глеб почувствовал раздражение. Дернув плечом, он сухо проговорил:
– Ну и пусть приходит. Эта седая древность – не мой мир. Это всего лишь идиотское прошлое, в которое меня занесло дурацким колдовским ветром.
– Без прошлого нет и будущего, – веско возразил охотник. – Если этот мир погибнет, твой никогда не появится.
Лицо Глеба потемнело.
– И что я должен делать? – хмуро спросил он. – Преградить Тьме дорогу и надавать ей по шее? Что ж, это я могу.
Охотник Громол покачал головой и сказал:
– На этот раз все слишком серьезно. Ты не сможешь противостоять Тьме в одиночку. Тебе понадобятся помощники.
– Будь по-твоему, – немедленно согласился Глеб. – Ты иди вперед, а я соберу банду и отправлюсь за тобой вдогонку. Вот только допью свой олус и сразу же…
– И кого ты хочешь «собрать»? – перебил Громол.
Глеб пожал плечами.
– Да мало ли отребья в княжестве? Дай каждому из местных бродяг по серебряной резанке, и он пойдет за тобой в огонь и в воду.
Охотник долго молчал, пристально и холодно глядя на Первохода, потом вздохнул и сказал:
– Ты ничего не понял. Но это моя вина. Видимо, я плохо тебе объяснил. Когда я говорил о помощниках, я не имел в виду бродяг.
– Правда? Кого же ты имел в виду?
Громол выпятил вперед подбородок и торжественно произнес:
– Тех, кто наделен силой богов!
Глеб усмехнулся:
– Ох, старина, сбавь пафос. И умоляю: не говори зловещими загадками. Или ты думаешь, что стоит мне свистнуть, и боги слетятся на мой свист, как дрессированные голуби?
– Я говорил не о богах, Глеб. Я говорил о тех, кто наделен их силой.
– И кто же это? – прищурился Глеб. – Упыри? Стригои? Оборотни? А может быть, какие-нибудь особенные люди?
Громол снова выставил подбородок и произнес прежним торжественным голосом:
– Я называю их детьми падших богов. А если проще – детьми хвостатой звезды.
– Да, это действительно «проще», – заметил Глеб с иронией в голосе. – А теперь дай-ка сообразить. Значит, перед тем, как рухнуть на землю и окочуриться, падшие боги успели настрогать детишек? Быстро это у них получилось.
Взгляд Громола снова похолодел.
– Не время шутить, Первоход, – серьезно проговорил он. – Слушай и запоминай: ты должен собрать отряд. Когда ты это сделаешь, я снова появлюсь перед тобой и провожу вас к тому месту, откуда Тьма начнет свой поход против мира людей. Остальное будет зависеть от тебя и от тех, кого ты приведешь с собой.
– Но ты так и не сказал, кого я должен привести, – напомнил Глеб.
– Разве не сказал? Что ж, тогда скажу сейчас. Они – потомки жителей Кишень-града, рассеянные по всему свету. Они выглядят в точности как люди. Много сотен лет их способности дремали. Но два года назад в небе пролетела хвостатая звезда, и она пробудила их способности. Я наделю тебя даром особого чутья, Первоход. Так, чтобы ты смог разыскать потомков падших богов.
– Их много? – уточнил Глеб.
– Десятки. Но большинство из них слишком слабы, и способности их лишь немногим отличаются от обычных. По-настоящему сильных всего семеро. Найди их, Глеб. Ты должен уложиться в две седьмицы. И помни – Тьма уже у ворот. И на этот раз ее усилия могут увенчаться успехом. Отправляйся в путь сегодня же!
Громол сунул руку за пазуху и достал небольшую берестяную коробку.
– Возьми это, – сказал он и протянул коробку Глебу.
Глеб посмотрел на коробку и, подозрительно прищурившись, осведомился:
– Что в ней?
– Жуки, – ответил Громол.
– Это что, шутка? Ты шутишь, Громол?
Однако лицо охотника оставалось серьезным. Глеб тоже согнал усмешку с губ.
– Вижу, что нет, – констатировал он. – И на кой черт мне сдались жуки?
– Это не обычные жуки. Их челюсти способны разгрызть даже железо. И они очень послушны. Покорми их один раз мясом, и они станут считать тебя своим хозяином. А дальше – желай, что хочешь, они исполнят все. Все, на что способны, разумеется.
Глеб взял коробку, повертел ее в руках, затем сунул в карман.
– Прости, что не выручил тебя из Мории, – сказал Громол, чуть понизив голос. – Я пытался явиться к тебе во сне, но так и не смог пробиться через стену, воздвигнутую волхвами.
Глеб положил охотнику руку на плечо и проникновенным голосом произнес:
– Не казни себя, друг. Я уверен, что ты сделал все, что мог. Ты и сейчас делаешь все, что можешь. Дал мне дельные советы, подарил жуков… Если на нас нападет орда божьих коровок, я пущу этих жуков в арьергарде своей армии. Будь за нас спокоен.
Громол прищурил серые глаза и усмехнулся.
– Узнаю прежнего Глеба Первохода. Теперь я точно могу уйти. Не злоупотребляй водкой и олусом. Теперь тебе понадобятся не только крепкие мускулы, но и ясная голова. Прощай!
Охотник поднялся с лавки, опустил капюшон на голову, повернулся и зашагал к двери, выцветая по пути и теряя очертания. Еще не дойдя до двери, он растворился в воздухе. Его тень сделала еще несколько шагов, но затем исчезла и она.
Глеб посмотрел на бородатого целовальника, с отвлеченным видом протирающего рушником оловянный стаканчик, и спросил:
– Эй, целовальник! Ты его видел?
– Кого? – ответил тот вопросом на вопрос.
– Охотника. Он сидел рядом со мной.
Брови целовальника слегка приподнялись.
– Ты все время был один, Первоход, – сказал он.
– Ты уверен?
– Конечно.
Глеб провел ладонью по лицу. Затем снова взглянул на целовальника и спросил:
– И что я делал?
– Ничего. Просто пил свой олус и что-то тихонько бубнил себе под нос.
– Что бубнил?
Толстяк пожал плечами:
– Не знаю. Я разобрал только одно слово.
– Какое?
Целовальник поставил стаканчик на поднос, посмотрел Глебу в глаза и ответил:
– Это было слово «тьма». Ты выпил целый кувшин крепкого, как вино, олуса, – сказал целовальник. – Тебе многое могло привидеться.
– Ты прав, – согласился Глеб. – В последнее время я слишком много пью. Пора с этим завязывать.
Несколько мгновений он мрачно раздумывал над словами целовальника, затем, вспомнив что-то, сунул руку в карман и достал берестяную коробку.
– Смотри! – сказал он целовальнику и тряхнул коробкой. – Это доказательство того, что я не сумасшедший!
– И что там? – осведомился целовальник.
– Жуки! После того как я покормлю их мясом, они выполнят любое мое приказание! Теперь ты видишь, что я не сумасшедший?
Целовальник отвел взгляд.