Волонтеры Челкеля Валентинов Андрей
Девушка осторожно взяла кошку, легко подула на пушистый мех и восторженно погладила мяукающий подарок.
– Я сегодня устрою бал, – шепотом сообщила она. – Мы будем танцевать большой вальс!
– Еда-то у вас есть? – поинтересовался практичный Косухин. – Этак с голоду дойдете!
– Мне не нужно еды, – еще тише проговорила больная. – Мне хватает лунного света…
– Ладно, – вздохнул Степа, сообразивший, что придется позаботиться и об этом. – Как вас зовут-то, барышня?
– Это тайна! – испуганно воскликнула она и отшатнулась. – Вы пришли узнать эту тайну! Вы пришли меня погубить!
– Ну вот еще! – Степа совсем растерялся, между тем девушка подошла к нему совсем близко и взглянула прямо в глаза.
– Нет! Я вижу, вы не желаете мне зла. Я скажу вам… Меня зовут Али-Эмете. Али-Эмете…
– Степан, – представился Косухин и поспешил откланяться. Он понял, что бедной девушке совсем худо, если она выдумала себе какое-то то ли татарское, то ли вообще персидское имя.
Товарищ Венцлав выслушал Степу очень внимательно, похвалил и велел быть готовым к одиннадцати вечера. Косухин ни о чем не стал спрашивать, но на всякий случай проверил оружие и надел лишние теплые носки – ночи в Иркутске были беспощадно холодными.
В начале одиннадцатого товарищ Венцлав велел выходить. Возле тюремных ворот их ждал грузовик и несколько бойцов из местных. Ехали долго, и Степа успел разговориться с дружинниками. Те оказались своими ребятами, из железнодорожных мастерских. Сперва Косухин от души изругал поганого эсеришку Федоровича, в чем его дружно поддержали, а затем только обратил внимание, что дружинники вместо винтовок были вооружены лопатами и даже ломами. Он удивился, но ребята и сами не знали, в чем дело.
Ехали очень долго. Наконец, автомобиль затормозил. Из кабины вышел товарищ Венцлав и велел строиться. Вскоре все уже стояли на ледяной, потрескивавшей от холода земле. Степа огляделся и вздрогнул – прямо перед ним были уже известные ему ворота Преображенского кладбища.
– Инструменты взяли? – поинтересовался Венцлав. – Ну, показывайте дорогу, товарищ Косухин!
Степа не стал переспрашивать и, вздохнув, повел отряд к могиле Ирмана.
– Двое к воротам, – распорядился Венцлав. – Никого не пускать!
Затем легко ткнул валенком в заснеженный надгробный холм:
– Начинайте!..
Инструмента Косухину не досталось, чему он был весьма рад – раскапывать могилы еще не приходилось. Он стал поближе к товарищу Венцлаву и закурил, стараясь не оглядываться на то, что происходит у него за спиной. Как ему казалось, он догадался, в чем дело – в могиле генерала могли быть спрятаны какие-то важные документы. Венцлав не курил и молчал, глядя куда-то в темноту.
– Как у вас с нервами, Степан Иванович? – внезапно спросил он.
– Это… насчет мертвецов?
Степе на мгновенье стало жарко. Мертвецов он боялся с детства.
– Видали мы мертвяков… – наконец, рассудил он. – Всяких.
– Ладно, – кивнул Венцлав и, повернувшись к дружинникам, велел: – Поскорее, товарищи! Мы должны успеть до полуночи.
«Почему до полуночи?» – удивился Степа, но смолчал.
Закаменелая земля поддавалась с трудом, но дружинники были парнями крепкими, к тому же работали, меняясь, в две смены. Вскоре лопата глухо ударилась о крышку гроба.
– Без четверти двенадцать, – Венцлав взглянул на часы. – Вытаскивайте и уходите! Быстрее!
Через несколько минут тяжелый дубовый гроб уже стоял около разрытой могилы. Дружинники, боязливо оглядываясь, заспешили к воротам.
– Ждите в машине, – крикнул им вслед Венцлав и кивнул Косухину. Степа сглотнул внезапно подступившую слюну и подошел ближе.
– Берите лом, – приказал Венцлав. – Крышку долой! Спешите, скоро полночь…
Степа выругал себя за трусость и склонность к мелкобуржуазным предрассудкам и попытался поддеть ломом покрытую бронзовыми украшениями крышку. Дерево не поддавалось. Степа озлился всерьез, ударил ломом, что есть силы и увидел, что между крышкой и нижней частью гроба образовалась щель. Остальное было нетрудным – через пару минут отодранная крышка лежала рядом.
Мороз сохранил покойного – спокойное суровое лицо Ирмана казалось живым.
– Полночь! – голос Венцлава прозвучал неожиданно громко, и Степа вздрогнул. – Степан Иванович, станьте рядом и молчите, что бы не случилось. Молчите и слушайте…
Степа, ничего не понимая, встал поблизости от гроба. Он думал, что товарищ Венцлав собирается обыскать последнее жилище генерала, но Венцлав внезапно простер над гробом руки, плавно провел ими по воздуху и, наконец, замер, держа ладони над лицом мертвеца. Послышались странные слова – Венцлав читал нараспев что-то, напоминающее то ли церковную службу, то ли (что было совсем дико) колыбельную песню. Это продолжалось минуты три, как вдруг Венцлав громко крикнул: «Встань!» – и взмахнул правой рукой.
И тут же Степа почувствовал, что земля начинает уходить из-под ног. Мертвое лицо Ирмана дернулось, задрожали ресницы, и генерал открыл глаза. Но самое страшное лишь начиналось – Венцлав неторопливо двинул рукой, и мертвец начал приподниматься. Минута – и он уже сидел в своем гробу. Белые застывшие губы шевельнулись, и Косухин услышал низкий хриплый голос:
– Зачем… ты звал меня?
– Ответь на вопрос – и я тебя отпущу, – Венцлав наклонился почти к самому лицу мертвеца. – Что такое «Рцы мыслете покой»?
– Это пароль операции «Владимир Мономах», – мертвый голос звучал ровно и без всякого выражения.
– Кто должен руководить ею после твоей смерти?
– Полковник Лебедев. Но дать приказ может лишь Руководитель Проекта…
– Что такое «Владимир Мономах»?
Несколько секунд мертвец молчал. Сжавшийся в комок Степа вдруг заметил, что в глазах Ирмана мелькнуло нечто осмысленное. Через мгновенье он понял, – это была страшная, неведомая живым боль.
«Господи, нельзя же так!» – вдруг подумал Косухин. Он давно уже не поминал Творца, считая себя убежденным атеистом, но этот ужас никак не укладывался в столь родное ему учение Маркса и Энгельса.
– Что ты знаешь о «Владимире Мономахе»? – Венцлав резко ударил мертвеца по лицу.
– Господи! – прошептал Косухин. – Прекрати это, Господи!
И, сам не понимая, что делает, быстро перекрестился.
В ту же секунду глаза мертвого Ирмана широко раскрылись, в них вспыхнул гнев – и над гробом неторопливо поднялись огромные скрюченные руки.
– Назад! – крикнул Венцлав, но мертвец уже схватил его за горло. Мертвый рот раскрылся, послышалось хриплое рычание. Венцлав пытался сбросить вцепившиеся в него ручищи, но мертвый генерал уже вставал, глаза горели красным огнем, черная борода зашевелилась…
– Косухин!.. – прохрипел командир 305-го. Степа опомнился, схватил лом и, зажмурившись, ударил по мертвому лицу Ирмана. Затем ударил еще, и еще – пока наконец не услышал чуть придушенный голос товарища Венцлава:
– Хватит, Степан Иванович… Спасибо.
Тело генерала почти вывалилось из гроба. Лицо, куда пришлись удары лома, уже ничем не напоминало лик человека.
– Позовите тех, – Венцлав кивнул в сторону ворот. – Пусть закопают… Что, хорош, а?
– Они… все так могут? – шепотом поинтересовался Степа.
– К счастью, нет, – коротко рассмеялся товарищ Венцлав. – Как видите, допрос мертвого свидетеля – вещь достаточно опасная. Но кое-что мы все-таки узнали. Как фамилия того полковника, запомнили?
– Лебедев, – тихо проговорил Степа, чувствуя, что видит какой-то жуткий бесконечный сон. – Полковник Лебедев…
Глава 3. Полковник Лебедев
О том, что генерал Ирман мертв, Арцеулов узнал почти сразу, еще на иркутском вокзале, куда доставил его чешский эшелон. Было утро 8 января, по-прежнему светило холодное, подернутое белесой дымкой солнце, а мороз окончательно сорвался с привязи – даже днем ртуть зашкаливала за минус тридцать.
Вокзал, занятый легионерами, был полон беженцев. Чехи пускали отнюдь не каждого, в результате чего в залы ожидания оказались забиты офицерами, генералами и высшими чиновниками министерств; в одном из вагонов удобно устроились несколько министров уже канувшего в вечность правительства Верховного. Публика шумела, осаждала буфеты и вела бесконечные переговоры с командованием легиона о вывозе их из иркутской ловушки. Среди этого Вавилона Ростислав довольно быстро повстречал нескольких сослуживцев, которые познакомили его с бывшим адъютантом Ирмана. Молодой штабс-капитан подробно рассказал Арцеулову о смерти и похоронах генерала. Увы, эти сведения ничем не могли помочь, и Ростислав осведомился о полковнике Лебедеве. Адъютант вспомнил, что такой полковник имел какое-то отношение к авиации и несколько раз бывал у Ирмана, но ни в военном министерстве, ни в Иркутском гарнизоне вроде бы не числился.
Арцеулов понял, что на вокзале ему делать больше нечего. Оставалось дождаться ночи и выбираться в город. Адъютант Ирмана, с которым он поделился этой мыслью, поглядел на Ростислава, как на ненормального, посоветовав хотя бы избавиться от столь приметного черного полушубка. Арцеулов, однако, рассудил, что первый же патруль заберет его в любом случае – хоть в форме черного гусара, хоть в обыкновенной шинели. Приходилось надеяться на ночь, оружие и собственную реакцию.
Куда более сложным был вопрос о маршруте. Помог все тот же адъютант, начертавший на папиросной коробке целый план, дабы Арцеулов сообразил, куда и как добираться. За этим занятием время прошло быстро. Выглянув в окно зала ожидания, Ростислав понял, что короткий зимний день движется к концу. Подойдя к выходу на привокзальную площадь, Арцеулов закурил и стал наблюдать.
Прямо за линией чешского караула толпилась разнообразная штатская публика, большей частью с узлами и чемоданами. Эти были не опасны, но чуть дальше он заметил несколько вооруженных групп, перекрывавших все уходящие от привокзальной площади улицы. Итак, прямой путь был закрыт. Оставалась еще одна возможность – попытаться обойти посты со стороны железнодорожных путей, но там могли стоять свои посты, кроме того, станция надежно охранялась легионерами…
– Проблемы, брат-вояк?
Знакомый чех в зеленой шинели стоял рядом, с доброжелательной усмешкой глядя на Арцеулова.
– Добрый вечер, подпоручик! – Ростислав поневоле обрадовался знакомому лицу. – Извините, не успел поблагодарить…
– Не за что, – весело, хотя и как-то странно улыбнулся чех. – Я ведь твой должник, брат-вояк…
– Должник? Не припомню, – растерялся Арцеулов.
– А это и не важно, – чех извлек откуда-то из кармана странную разноцветную повязку. – Надевай. И не забудь снять погоны.
Ростислав подчинился. Подпоручик внимательно оглядел его, велел снять кокарду и наконец кивнул:
– Так сейчас многие носят. Можем идти…
Арцеулов не стал спорить. Он уже понял, – странный чех знает, что нужно делать.
Они прошли через последний легионерский пост и оказались на площади. Подпоручик уверенно кивнул в сторону ближайшего караула.
– У меня нет документов, – Арцеулов на всякий случай расстегнул крючок полушубка, чтобы быстрее дотянуться до оружия.
– Не беда, брат-вояк, – усмехнулся подпоручик. – Обойдемся…
Караул состоял из нескольких солдат и офицера – без погон, зато с уже знакомыми повязками. Капитан ожидал окрика и приказа остановиться, но, к его удивлению, офицер лишь козырнул, приказав пропустить Арцеулова и его спутника. Оказавшись за линией постов, Ростислав перевел дух и попытался первым делом содрать не нравившуюся ему повязку – носить вражеские знаки различия было неприятно.
– Не надо, брат-вояк, – посоветовал легионер. – Пригодится… Ну, прощай!..
Он козырнул двумя пальцами и, прежде чем удивленный капитан успел опомниться, свернул в ближайший темный переулок.
«Ну и ну, – только и подумал Ростислав, медленно шагая по пустынной улице. – Неужели этого чеха приставил ко мне Верховный? Или?..» Вспомнились слова, слышанные во сне. «Тебе поможет тот, кому ты уже помог, но забыл об этом…» Ростислав стал честно вспоминать, но ничего подходящего в голову не приходило. Чехов он не любил с самого начала и ни разу вместе с ними не воевал.
Впереди была целая ночь, ну, а утром… О том, что произойдет утром, когда скрыться будет негде, думать не хотелось. Арцеулов перебрался через Ангару и не спеша двинулся по неизвестной ему улице, прикидывая, что можно придумать в его положении. Будь дело летом, он легко нашел себе убежище где-нибудь на чердаке, но в такой мороз это грозило верной гибелью. Можно было, конечно, постучаться в первую же попавшуюся квартиру, но в таком случае он подвергнет опасности не только себя, но и ни в чем не повинных людей…
Внезапно где-то вдали Ростислав уловил громкие мужские голоса, затем послышался крик и мощная ругань. Арцеулов выхватил наган, огляделся и нырнул в темную подворотню. Ругань стихла, но голоса продолжали о чем-то громко спорить. Затем спор прекратился, и вдалеке послышались тяжелые шаги. Те, что выясняли отношения, приближались. Капитан прижался к стене, стараясь не обращать внимания на нечеловеческий холод. «Сейчас согреюсь», – решил он. И не ошибся.
Это, как и ожидал Арцеулов, был патруль. Четверо, вооруженные винтовками, вели пятого – высокого, в оборванной, местами прожженной офицерской шинели. «Свой», – понял Ростислав, внимательно приглядываясь к конвоирам. Трое были обыкновенными увальнями-пролетариями. Винтовки они держали настолько нелепо, что капитан даже скривился от презрения. А вот четвертый – он шел последним – его поневоле заинтересовал: маленький, почти квадратный, с могучим торсом и ручищами, почти касавшимися земли. В отличие от всех остальных, одетых в старые шинели явно с чужого плеча, на коротышке-колобке было ладно сшитое кожаное пальто на меху, подпоясанное ремнем с кобурой.
«А это, стало быть, главный», – рассудил Арцеулов, неслышно расстегивая крючки полушубка. Вопрос о том, вмешиваться или нет, естественно, не стоял. Речь шла лишь о наиболее эффективном методе действия…
Ростислав пропустил караульных немного вперед, подождал, покуда один из дружинников поравняется с ним и, резко выдохнув воздух, прыгнул. Сознание не вмешивалось – дело было несложным, все происходило как бы само собой. Конвоир все же успел услышать какой-то шум и начал поворачивать голову. Подбородок чуть приподнялся – и ладонь Арцеулова рубанула в узкий промежуток. Покуда дружинник с хрипом оседал на землю, его винтовка уже оказалась в руках у Ростислава. Удар штыка пришелся в бок одному из шедших впереди. Тот вскрикнул, и в тот же момент третий конвоир успел-таки обернуться и броситься на капитана.
Это было уже опаснее, поскольку сзади оставался коротышка, но враг, к счастью, оказался новичком в штыковом бою. Арцеулов усмехнулся, легко парируя неумелый удар, резким выпадом всадил штык прямо в сердце – и тут же развернулся. Вовремя! В руках коротышки уже подпрыгивал наган.
Стрелять не хотелось – на шум могла прибежать подмога, поэтому Ростислав ударил от плеча, попав прикладом колобку в кожанке прямо в зубы. Тот не упал, а не, торопясь, даже с некоторым достоинством, сел в сугроб, не выпуская оружия. Арцеулов добавил ему прикладом по физиономии, легко выбив револьвер, и в довершение пнул краснопузого сапогом, отчего тот бухнулся на бок и зарылся в сугроб.
Арцеулов поднял наган колобка и быстро огляделся.
– Уходим! – кивнул он офицеру, неподвижно простоявшему всю схватку. Тот дернул руками, и Ростислав сообразил, что пленный крепко связан. Нож был далеко, поэтому капитан схватил бедолагу за плечо и потащил в переулок.
– Бежать сможете? – шепнул он, прислушиваясь. Вокруг было тихо, и капитан понадеялся, что несколько лишних минут у них имеется.
– Могу, – хрипло ответил офицер. – Вот только руки…
– Черт! – Арцеулов наконец извлек нож, который он носил по давней фронтовой привычке на левом боку, и одним ударом рассек веревки.
– Держите! – трофейный револьвер был передан освобожденному, и через секунду оба уже бежали вдоль темных домов. Но вскоре Арцеулов понял, что надо передохнуть – ледяной воздух резал горло, не давая перевести дыхание.
– Уф! – выдохнул офицер в оборванной шинели, как только они остановились. – Премного вам благодарен, сударь! Впрочем, какие тут слова, за жизнь не отблагодаришь. Я подполковник Рыбников…
– Капитан Арцеулов, – представился Ростислав, оглядывая спасенного. Рыбников был небрит, на лице красовался огромный синяк, а под левым ухом кровоточил большой порез.
– Изукрасили, – кивнул тот. – Вышел в город… Сдуру, конечно. Хотел к сестре заглянуть, вот и нарвался… Вы того клопа жирного прикончили?
Арцеулов понял, что речь идет о гноме в кожаном пальто.
– По-моему, нет. Я его прикладом…
– Эх, зря! – огорчился подполковник. – Это же господин Чудов, глава здешних большевичков. Его весь Иркутск, гниду, знает!..
– Отложим до следующего раза, – рассудил Ростислав, на которого товарищ Чудов не произвел особого впечатления. – И куда теперь, господин подполковник? Я, признаться, в Иркутске второй раз в жизни.
– Пошли, – Рыбников осмотрелся, а затем решительно зашагал куда-то в узкий проход между домами. – Раньше ночью можно было выходить, а сейчас – как озверели. Говорят, ищут какого-то полковника Лебедева. Такой шум подняли! Можно подумать, что этот полковник им дороже золотого запаса…
– А что за полковник такой? – самым равнодушным тоном поинтересовался Арцеулов, чувствуя, что большевики взялись за дело серьезно.
– А Бог весть! Фамилия самая обычная. Говорят, он из отдела генерала Ирмана, но там никакого Лебедева, насколько я помню, не было…
Между тем они добрались до окраины. Осмотревшись среди небольших одноэтажных хибар, подполковник уверенно указал на крайнюю. Войдя через калитку, поднялись на старое, заскрипевшее под их шагами, крыльцо. Капитан постучал три раза, затем подождал и вновь постучал, на этот раз дважды.
– Явка, – Арцеулову эти предосторожности показались почему-то смешными и несерьезными.
– Приходится, – понял его Рыбников. – Главное, чтоб соседи не выдали. Тут бы дней пять отсидеться, а потом…
Что будет потом, пояснить он не успел. Дверь приоткрылась, и оба нырнули внутрь. Их окружила темнота. Где-то рядом слышались тихие голоса.
– Это я, господа, – негромко проговорил подполковник. – Со мною капитан Арцеулов…
Внезапно вспыхнул свет – кто-то зажег керосиновую лампу.
– Что у вас с лицом? – поинтересовались из темного угла. – Что случилось?
– Сплошной форс-мажор! – скривился Рыбников. – Угадал к краснопузым. Спасибо капитану – отбил.
– А вы его знаете, этого капитана? – продолжал интересоваться кто-то невидимый. Арцеулов вздохнул и протянул вперед офицерскую книжку.
– Да полно, господа! – запротестовал Рыбников. – Господин Арцеулов на моих глазах четырех краснопузых порешил…
– Трех, – поправил капитан. – Надеюсь, как вступительный взнос сойдет?
– Проходите, господин Арцеулов, – чья-то рука вернула ему документ. – Так вы из поезда Верховного? Повезло же вам, что вырвались. Слыхали? Проклятые чехи хотят выдать адмирала Политцентру!..
– Не слыхал, – вздохнул капитан. – Но можно было догадаться. Вот сволочи!..
Они прошли по коридору, затем перед глазами мелькнула лестница, ведущая в подпол. Ему посветили фонарем, и Ростислав спустился по неудобной скрипящей лестнице в глубокий подвал. Вспыхнул огонек керосиновой лампы.
Арцеулов огляделся. В подвале, где в более спокойные годы какой-то зажиточный иркутянин хранил припасы, собралось не менее десятка офицеров. Кое-кто в форме, но большинство попало сюда уже в штатском. Впрочем, маскарад был достаточно нелеп и едва ли мог обмануть даже самых наивных патрульных. Слабый свет ламп бросал странные, густые тени, скрывавшие лица, и в первый момент Ростиславу показалось, что он не видит тут ни одного знакомого.
– Прошу любить и жаловать, капитан Арцеулов, – представил его Рыбников, спускавшийся последним и аккуратно закрывавший люк, ведущий наверх. – Мой спаситель и отныне смертный враг антихриста Чудова, коего он отделал в лучшем виде…
– Поздравляем! – откликнулся кто-то. – Только лучше бы вы его, капитан, сразу уложили, без мучений… Клоп краснопузый!..
Кажется, кличка «клоп» уже успела прочно прилипнуть к Прову Самсоновичу.
– Господа, что случилось? – послышался сонный голос, показавшийся Ростиславу очень знакомым. – Надеюсь, не красные?
– А вы и красных проспите, Ревяко, – ответили борцу с Морфеем.
Арцеулов всмотрелся и в неровном свете ламп с радостью заметил офицера, поднимавшегося с рваного, набитого соломой матраца.
– Господин подполковник! – окликнул он. Ревяко секунду всматривался, затем ахнул и полез обниматься.
– Вижу, вижу, живы! – удовлетворенно вещал он. – А я уж и не надеялся. Думал, решили погибнуть героем!
– А я думал, вы уже в Чите, – заметил Арцеулов, решив не препираться с излишне жизнелюбивым офицером.
– Чехи, сволочи! – скривился тот. – Довезли до Иркутска – и взашей. Хорошо еще, что этим… эсеришкам не выдали. Ну, теперь с вами, капитан, мы точно выберемся!..
– Выберемся, – согласился кто-то. – Вот пусть Каппель чуток поднажмет, тогда мы им покажем мировую революцию! А пока рано. Если они из-за одного Лебедева готовы весь город перевернуть…
– Господа, да кто такой этот Лебедев? – самым невинным тоном, полагавшимся на его взгляд новичку, спросил Ростислав.
– А это фантом, – охотно откликнулся Ревяко. – Призрак…
– Я знаю троих Лебедевых в военном министерстве, – заметил кто-то. – Один, правда генерал… Но никто из них не работал с Ирманом.
– Я же говорю – фантом, – удовлетворенно констатировал Ревяко, вновь устраиваясь на матраце.
– Ни черта большевики не найдут! – вдруг заговорил офицер, до этого не принимавший участия в разговоре. – Лебедев – псевдоним. У Ирмана в отделе в самом деле был один полковник, который проходил во всех документах под этой фамилией.
– Зачем? – поразился кто-то. – Этакая конспирация!
– Как видите, смысл есть. Лебедев – будем называть его так – занимался чем-то очень секретным. По-моему, он летчик, хотя, признаться, не уверен…
– Да ну, какие у нас секреты? – засомневался один из офицеров, и беседа перешла на другие темы.
Покуда присутствующие разбирались на четверки, чтобы играть в преферанс – занятие, от которого их оторвал приход нежданных гостей, Арцеулов подсел к Ревяко.
– Простите, господин подполковник, – начал он, решив выяснить мучивший его все эти дни вопрос. – Вы, когда уходили, ничего не забыли в купе?
– Забыл, – охотно кивнул тот. – Вас забыл, Ростислав. Винюсь, проявил себя как последняя свинья…
– Бросьте! Я о другом…
И Арцеулов как бы невзначай поднес к свету руку с тускло блеснувшим перстнем.
– Красивая вещь, – уважительно заметил подполковник. – Старинная!
– Так это не ваш?
– Нет, – с сожалением покачал головой Ревяко. – А что, вы его где-нибудь нашли? Значит, повезло, ваш будет…
– Значит мой… – согласился Ростислав. Наиболее логичная и простая версия рухнула. Правда, то, что перстень не надо отдавать, Арцеулову было по душе. «Никогда не снимай…»
Под утро преферансисты, закончив баталии, стали укладываться. Как понял Ростислав, днем офицеры спали, выставляя дозорных. Дом принадлежал какому-то старику, родственнику одного из прятавшихся, но приходилось быть настороже.
Когда все заснули, Ростислав подсел поближе к офицеру, который обнаружил такие глубокие знания о таинственном Лебедеве.
– Что? – встрепенулся тот. – А, новенький? Не спится?
– Не спится, – кивнул Арцеулов. – Господин…
– Штабс-капитан, – подсказал офицер. – Штабс-капитан Мережко.
– Господин Мережко, мне нужно встретиться с полковником Лебедевым.
– Вы что, из ЧК? – неясно в шутку или всерьез предположил Мережко.
– А вы что, не узнали? – обиделся Ростислав. – Я Феликс Дзержинский, только бороду сбрил. Читайте!
И он достал приказ, полученный от Верховного. Мережко подвинулся поближе к неяркому свету лампы.
– Кто вам назвал фамилию Лебедева? – наконец, спросил он. – Только говорите тише…
Ростислав молча указал на подпись адмирала.
– Ничего не могу обещать. Скажу сразу, к этому делу не имею прямого отношения. Но попытаюсь…
Проснувшись, Ростислав с удивлением обнаружил, что проспал весь день – публика уже шевелилась, собираясь на ночные вылазки. Арцеулов поискал Мережко, но того уже не было. Как выяснилось, штабс-капитан ушел сразу же после наступления темноты. Оставалось ждать.
Мережко появился под утро и сразу же направился к Ростиславу. В руке его белело что-то похожее на листовку.
– А вы, капитан, оказывается, известная особа, – заявил он вместо приветствия, протягивая какую-то мятую бумагу. Ростислав пробрался поближе к свету и обомлел.
Листовка извещала о розыске опасного врага мировой революции, убийцы и садиста капитана Арцеулова. Давались подробные приметы, причем упоминался все тот же черный полушубок. Там же был и портрет – рисунок от руки, но весьма сходный с оригиналом.
– Как раз развешивали, – сообщил Мережко собравшимся вокруг него офицерам. – Видать, мсье Чудов не простил рукоприкладства…
«Как же это? – мелькнуло в голове Ростислава. – Приметы, фамилия… Даже портрет!»
– Да, вы у нас герой! – резюмировал непробиваемый Ревяко. – На вашем месте, Ростислав, я бы стал срочно отращивать бороду. Переоделся бы в татарина – или в буддийского ламу…
Офицеры живо принялись обсуждать весьма актуальный вопрос об изменении собственной внешности. Тем временем Мережко отвел Арцеулова в сторону.
– Я договорился, – шепнул он. – Вас ждут.
– Когда? – радостно выдохнул Ростислав, уже не надеявшийся на удачу.
– Лучше всего сегодня. Правда, эта наглядная агитация…
Арцеулов лишь махнул рукой. В эти дни на улицах Иркутска офицера могли арестовать и без всякого объявления.
Они выбрались из убежища и долго плутали между небольшими домиками. Затем штабс-капитан, осмотревшись, осторожно постучал в темное окошко одного из ничем не примечательных зданий. На стук появился человек в большой извозчичьей дохе. Узнав Мережко, он кивнул, а тот в свою очередь указал на Арцеулова. Вслед за этим штабс-капитан так же безмолвно распрощался и отбыл восвояси.
Человек в дохе минуту постоял, о чем-то раздумывая, а затем кивнул Ростиславу, предлагая следовать за ним. На этот раз шли долго. Пару раз приходилось сворачивать во дворы, чтобы спрятаться от патрулей. Маленькие домики стали сменяться более солидными строениями, и Арцеулов понял, что они подходят к центру. Возле одного дома – большого, двухэтажного с высоким забором, спутник капитана остановился, затем быстро прошел во двор и, взбежав на крыльцо, постучал.
Минуты через две им открыли. В сенях было совершенно темно. Кто-то (похоже, все тот же человек в дохе) помог Ростиславу снять полушубок и шапку после чего легко подтолкнул в спину. Арцеулов отворил дверь и на секунду зажмурился – после темноты даже неяркий свет керосиновой лампы на мгновенье ослепил.
– Присаживайтесь, господин Арцеулов, – услыхал он чей-то сильный спокойный голос. Капитан сел на старый, покрытый искусной резьбой, стул и только тогда начал осматриваться.
Это была обычная комната, какие Ростислав видел в зажиточных сибирских домах. Иконы в красном углу, мебель из темного дерева, пол, устланный светлым ковром… Все это он замечал походя – куда больше Арцеулова интересовал тот, кто стоял перед ним.
Человек был в штатском. Точнее, на нем не было военной формы, но присмотревшись, Ростислав сообразил, что темная кожанка, перетянутая ремнем – это неоднократно виденная им одежда авиаторов. Тот, кто носил куртку, был высок, по виду очень силен, хотя лицо имел скорее добродушное, незлое. На левой щеке темнели следы швов – последствия давней травмы.
– Я полковник Лебедев, – человек в авиационной куртке, достав удостоверение личности, показал его Ростиславу. Тот мельком взглянул, затем вернул владельцу и вскочил, щелкнув каблуками:
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! Разрешите представиться: капитан Арцеулов!
– Знакомьтесь: поручик Казим-бек.
Арцеулов обернулся. Казим-бек уже успел снять доху, оказавшись худым черноволосым парнем в такой же авиационной куртке. Пожимая капитану руку, он дружески улыбнулся.
– Мы нарушили все правила конспирации, – продолжал полковник. – Красные откуда-то узнали пароль. И почему-то очень заинтересовались моей скромной персоной.
– Я понимаю, – заспешил Арцеулов. – Вот письмо…
– Я же говорю, мы нарушаем все правила конспирации, – покачал головой Лебедев. – Вы, господин капитан, тоже. С чего вы, например, решили, что я тот, кого вы ищете, а не подсадная утка господ из ЧК?
Капитан замер, рука с письмом дрогнула.
– Давайте так. В послании будет, очевидно, только пароль. Зато в устном послании речь пойдет о программе «Владимир Мономах». Ну, а чтобы совсем точно – там будет упомянуто о Руководителе Проекта… Достаточно?
– Так точно, – Арцеулов облегченно перевел дух. – Прошу вас, ваше высокоблагородие…
– Меня зовут Николай Иванович, – улыбнулся полковник, читая письмо. – Этак, по-моему, проще…
– Ростислав Александрович, – представился Арцеулов.
– А меня Георгий… Просто Георгий – добавил Казим-бек.
– С этим ясно, – резюмировал Лебедев. – «Рцы мыслете покой». Наконец-то… Ну-с, слушаем вас, Ростислав Александрович.
– Верховный велел передать… – Арцеулов напрягся, стараясь вспомнить приказ адмирала слово в слово. – Приказано завершить проект «Владимир Мономах». Руководитель Проекта прибудет к двадцатому января. Если проект постигнет неудача, если Руководитель не прибудет к двадцатому или появится опасность захвата объекта, приказано все уничтожить…
– Поняли, Георгий? – вздохнул Лебедев. – Тянули до последнего момента, и вот теперь извольте видеть! Все связи были у Ирмана, я уже не говорю о том, что из города не выбраться…
– Господа, – вмешался Арцеулов. – Поскольку я прислан сюда… Считайте меня в вашем расположении.
– Ваши портреты, господин Арцеулов, висят на каждом столбе, – покачал головой Лебедев.
– Ночью все кошки серы, – махнул рукой капитан. – Прорвусь!
– Ежели так, слушайте, – полковник встал и принялся неторопливо прохаживаться из угла в угол. – Наша задача – собрать группу специалистов и вывести ее в… некий район. Оттуда мы добираемся… известным мне образом… на искомый объект, где ждем Руководителя Проекта…
– Тогда я схожу за профессором, – перебил его Казим-бек. – До рассвета еще часа два…
– Хорошо, – кивнул полковник. – Не будем терять времени. Капитан, улицу Троицкую знаете?
Арцеулов смущенно развел руками.
– Я покажу, – предложил Казим-бек, – нам по дороге.
– Там живут двое из нашей группы, – продолжал Лебедев. – Их фамилии Берг и Богораз. Запомнили?
– Запомнил, – кивнул Арцеулов. – Как они выглядят?
– Понятия не имею. Их опекал Ирман. Хорошо, что он дал мне на всякий случай адрес… Берг – известный физик, его инициалы – «Н.Ф.». Назовете пароль – «Рцы»… и так далее. Не будут верить – добавьте о «Владимире Мономахе». Ведите их сюда, и желательно побыстрее, пока не рассвело…
– Разрешите идти? – Арцеулов встал.