Дар великой любви, или Я не умею прощать Крамер Марина

Во-первых, сама Мэри. Она неуловимо изменилась. Он до сих пор не мог понять, как именно – но эти перемены определенно пошли ей на пользу. Всегда была забавной злобной зверюшкой, готовой вцепиться в горло даже горячо любимого человека, если вдруг тот посягал на ее свободу, – а сейчас от нее просто искры летят.

Во-вторых, Марго. Марго, его девочка, его боль, его крест. Замужество сделало ее спокойной и уравновешенной, чувствовалось, что ублюдок Джеф смог внести в ее жизнь что-то такое, чего не удалось ему, Алексу, в свое время. Но ничего. Марго – его женщина, так всегда было. Он исправит свою ошибку и вернет ее.

Ну, и в-третьих, самое приятное заключалось в том, что он нос к носу столкнулся с причиной своего визита в Россию. Это было слегка неожиданно, но зато теперь Алекс твердо знал, где и когда может найти этого человека. Ох, молодец, Мэри, так облегчила задачу… Хотя в душе царапнуло – неужели у нее действительно что-то есть с этим старым козлом? У нее – с этим?! Поди разбери этих баб! Правда, лицо у Мэри было откровенно несчастным. Значит, есть нечто, ему, Алексу, пока неизвестное. Ничего, это временно.

Иногда он думал о том, что происходило с ним в последние годы. С тех самых пор, как Марго втащила в их жизнь эту свою Мэри, все изменилось. Хотя… Если быть до конца честным с собой, то ведь и Марго особо ни при чем – это он сам. Так что несправедливо обвинять Марго. Они с Мэри пережили несколько приятных минут, чего уж… И если бы эта дрянная рыжая колючка не оказалась такой упрямой и своенравной, все могло быть иначе. Но Мэри решила – нет, никогда, и Алекс отступил на время. Ему хорошо известно – не существует этого самого «никогда». На время – Алекс понимал, что, настаивая, только еще сильнее настроит Мэри против себя. А они были нужны ему обе – каждая по-своему.

Мэри

Никогда я не боялась ночевать одна в собственной квартире. Никогда. Однако эта ночь стала форменным кошмаром. Я закрывала глаза и тут же видела сатанинскую ухмылку Алекса. Это было абсолютно невыносимо. Стакан коньяка, опрокинутый залпом, не принес облегчения – видение стало только отчетливее. Я дохромала до кухни и взяла сигарету. Не включая свет, закурила, забившись в угол. Тишина давила на виски, хотелось музыки – громкой, такой, чтобы заглушила мои мысли. Но ведь – ночь…

Сбросив полотенце с тарелки, на которой еще оставались три кусочка пирога, я неожиданно для себя смела их все, запила холодным чаем, забытым на столе в чашке, и окинула темную кухню взглядом в поисках еще чего-нибудь съестного. Со мной случались такие ночные «припадки», когда после сильного волнения или какой-то неожиданной ситуации я уничтожала все, что можно найти в холодильнике. К счастью, это никак не отражалось на моей фигуре. И если уж быть до конца честной, то в холодильнике обычно мало что можно найти по причине моей вечной занятости. Если бы Марго не следила за тем, что я ем, то, наверное, я забывала бы об этом совершенно. Она же, не будучи обременена необходимостью сидеть в офисе, занималась домашним хозяйством, готовила и всегда приносила что-то мне, если вдруг я не могла зайти к ним после тренировки. Единственное, что никогда не выводилось в моем доме, это абрикосовое варенье. Намазав им найденный в хлебнице относительно пригодный кусок хлеба, я окончательно успокоилась, выкурила еще сигарету и поковыляла в сторону спальни.

Следующие две недели я провела в буквальном смысле слова в осаде. Начать с того, что ко мне регулярно заезжал Михаил Борисович с охраной. Я заперла дверь изнутри на все замки, набросила еще цепочку и вообще прекратила подходить к ней. Глядя в окно, убеждалась, что это он. Я перестала отвечать на телефонные звонки, потому что объясняться тоже не хотела. Марго купила мне новую симку для мобильного, и я со спокойной совестью выбросила прежнюю, сообщив новый номер только партнеру и родителям своих воспитанников.

Алекс не появлялся больше – зато пару раз позвонил Марго, и она после этих звонков приходила ко мне больная и измученная тревогой за мужа.

– Скажи Джефу! – настаивала я, но Марго упрямо мотала головой и отказывалась.

– Нет, Мэрик, не буду. Как ты не поймешь, что мне просто стыдно, что бывший муж лезет в мою жизнь, распоряжается, угрожает и вообще ведет себя как идиот?

Я на самом деле не понимала: что такого, если Джеф узнает об угрозах Алекса? Наоборот – он сможет хоть как-то просчитать возможные шаги, ведь не зря они работали вместе столько лет. Однако подруга моя стояла на своем. А уж упрямства у нее почти столько же, сколько и у меня.

Настойчивость поклонника стала пугать меня. После маниакального преследования Кости я хорошо знала, чем заканчиваются подобные ухаживания – едва осталась жива, просидев достаточно большой срок взаперти в доме мужа. Разумеется, я не думала, что пожилой мужичок, воспылавший ко мне страстью, способен на подобное, но и ощущение собственной беззащитности мне совершенно не нравилось.

Если бы знать, как сильно я ошибалась в отношении старого чудовища…

Михаил Борисович начал подъезжать к зданию клуба аккурат в тот момент, когда я заканчивала работать. Разумеется, я проигнорировала запрет врача на тренировки и после снятия гипса вышла на паркет. Привыкшее к нагрузкам тело сразу включилось в процесс, и, хотя нога по вечерам заметно опухала и болела, я быстро восстанавливала форму. Единственное, что меня нервировало, – вот эти визиты престарелого ловеласа. Я изо всех сил старалась держаться в рамках и разговаривать максимально корректно, однако Михаил Борисович становился все более настойчив и все чаще позволял себе вольности вроде поглаживания щеки, например. Меня перекашивало, я шипела и отпрыгивала, как кошка, и с трудом уговаривала себя не обострять ситуацию – два охранника наблюдали за происходившим. Не думаю, что они остались бы безучастны, реши я отвесить ухажеру пощечину. Они не выражали явной агрессии, но по взглядам я прекрасно чувствовала – нельзя делать ничего, что могло бы эту агрессию вызвать. Им все равно – женщина я или мужчина. А Михаил Борисович уже не ограничивался краткими визитами. Он писал мне по мэйлу длинные пошлые признания в любви, прикладывал туда какие-то жуткие порноснимки, призванные, видимо, убедить меня в том, что он еще о-го-го. Я боялась входить в почтовый ящик, боялась открывать письма, мне казалось, что я вот-вот сойду с ума. Разумеется, справиться с ситуацией у меня не хватило сил.

Напряжение оказалось таким, что я сорвалась и ушла в трехдневный запой, испугав Марго. Та решительно взялась за меня, вызвала врача из частной клиники, он поставил капельницу, вывел меня из состояния алкогольной эйфории и серьезно сказал:

– Девушка, подумайте о себе. Вы не всегда будете молоды, ваш организм в один момент просто откажется перемалывать весь тот алкоголь, что вы в него заливаете.

Ох, как же мне было стыдно… Действительно, выгляжу настоящей алкоголичкой, да и наследственность у меня та еще. Нет, пора заканчивать.

Марго с той же решительностью собрала все имевшееся в моем доме спиртное и вылила в раковину, не смущаясь ни ценой, ни качеством напитков. Последним шагом по моему отрезвлению явился билет «Москва – Барселона» и квитанция, подтверждавшая оплату однокомнатных апартаментов на месяц.

– Что это? – удивленно рассматривая все это, спросила я, и Марго объяснила:

– Это, малыш, твой отпуск. Отпуск, оплаченный деньгами за последний роман. И не надо говорить, что тебе жаль тратить их на такую ерунду – я просто не желаю смотреть, как ты сидишь тут и убиваешь себя. Поезжай, отдохни и подумай. Возможно, к твоему приезду все как-то утрясется.

Я не стала спорить и возражать.

Оказывается, Испания так и осталась для меня родным домом. Живя здесь, я стремилась узнать и понять ее душу. Очень скоро я стала здесь своей – в том городе, от которого когда-то защемило мое сердце. У меня появились любимые скверы и кафе, привычные магазины и маршруты прогулок, меня узнавали продавцы зелени и оливок, а фрукты без скидок я бы уже и не купила – была постоянной покупательницей и научилась вести с торговцами практически на пальцах быстрые, но расслабленные диалоги о родственниках, праздниках и погоде.

Испанцы встают рано – пока не жарко – и работают до полудня. В двенадцать все лавки и магазины закрываются на сиесту, в редком кафе можно попросить воды или сока – обычно все лениво дремлют в тени. Да и кто будет есть на такой жаре? Примерно часа в три-четыре дня все двери снова открываются – люди идут с работы, покупают продукты для вечерней трапезы, которая здесь, по сути, единственная и главная за день, а значит, возведена в абсолют.

Вечером нарядные пожилые бабушки прогуливаются с собачками и детьми, делятся рецептами паэльи, а многочисленные бары и рестораны, тремя четвертями вынесенные на улицы, горят уютными огнями для тех, кто предпочитает ужинать не дома, а с друзьями на воздухе. Здесь принято встречаться семьями, за одним столом часто легко находят язык представители всех поколений. Самая распространенная картина – несколько молодых подруг с мужьями, детьми, свекровями ужинают в ресторане. Вокруг них все заставлено колясками, а воздух раскален и буквально звенит от их голосов – разговаривать тихо испанцы, увы, не умеют.

Я же, как и раньше, предпочитала тихие ресторанчики у моря. Костя, выросший на берегу Севана, в свое время учил меня правильно есть свежую рыбу и всегда брал кувшин сангрии. Весь этот кувшин он заставлял меня выпивать практически в одиночку – говорил, кажется, все же в шутку, что пьяная я по темпераменту совершенно сливаюсь с испанцами. Мы часто смотрели футбол в любимом баре со старичками-болельщиками, потом шли по торговой улочке, глазея на таких же, как мы, праздношатающихся гуляк. Сверху с белоснежных балконов, засаженных геранью, за нами наблюдали добродушные и важные испанские бабушки. К слову сказать, со всех балконов на меня привычно смотрела Дева Мария. Ее незримое и спокойное присутствие убеждало меня, что этот мир – мой настоящий мир, мой дом, путь к которому я нашла через столько лет скитаний, – никогда не оставит меня, мне надо просто верить. Если бы не Костя, я никогда не покинула бы эту страну, ни за что не уехала бы, не сбежала. Но муж убил во мне что-то, искромсал мои светлые воспоминания, и даже через несколько лет я так и не смогла воскресить свои чувства.

Вставала я поздно и сразу шла на набережную. Здесь немыслимо носить черную или серую одежду, которую я не снимала дома, в России. Моими привычными цветами стали белый, красный, синий – цвета настоящей морячки. Белые брюки и туфли оставались чистыми даже после прогулки. Я сразу же купила себе мягкую широкополую шляпу и такую же плетеную сумку через плечо – для рынка.

Барселонский рынок Боккерия – одна из главных достопримечательностей города, как ни банально это звучит. Здесь его пульс и настроение чувствуются очень остро. Рынок – мир в мире. Особенно рынок южный, испанский. О нем можно написать роман в романе, но ведь у нас совсем другая история, да? Возможно, когда созрею, непременно использую это в одной из своих книг, кто знает…

Я всегда покупала сыр, пристрастившись даже к овечьему, овощи-фрукты, иногда мясо. И обязательно – свежую рыбу. Готовить я ее правильно не умела, но быстро научилась нехитрым приемам – лимонному соку и соли. К слову сказать: я так и не полюбила испанскую кухню по-настоящему и продолжала готовить по наитию из местных продуктов совсем простые блюда – жарила мясо, запекала на решетке рыбу, тушила овощи. Для меня, природной лентяйки, готовить для себя одной равносильно подвигу, однако здесь я даже не замечала, сколько времени трачу на обед или ужин: это приносило мне удовольствие.

Рынок находится как раз рядом с главной рамблой всей страны – эдакий живой южный вариант московского Арбата. Сюда я всегда заходила за цветами, покупая их у одной и той же женщины – тучной бразильянки. У нас с ней не было ни одного общего языка, но она сумела рассказать мне, что в Бразилии у нее остались дочь и зять, дочь у нее – повар, а зять ничем не занимается, даже не ловит рыбу – только поет. Рядом с ней стоял человек неведомой раньше мне породы – птичник. По всей улице стояли торговцы живым поющим товаром в клетках. Барселонцы покупали птиц, как и цветы, – часто для удовольствия, в подарок или просто для радости. В моем детстве этот процесс был сложным, назывался «завести животное», часто сопровождался детскими слезами и разговорами об «ответственности». Здесь же слово «ответственность» отсутствует как в языке, так и в людях – слово, подразумевающее что-то тяжелое, просто не находит себе места в их сердцах, под этим соленым солнцем.

Ветер дул с моря постоянно – и даже мне, не умевшей отдыхать, здесь легко и свободно. Ветер задирал скатерть, уносил то салфетку со стола, то мою шляпу – а я не злилась, не раздражалась, впервые в жизни поняв, что эти мелочи лишний раз заставляют улыбнуться, но не более. Тот ресторанчик, куда ходила ужинать, я мысленно называла «поплавок» – он находился на самом краю пляжа, к слову сказать – пляжа довольно нового, так как раньше у Барселоны – страшно подумать! – не было никакого пляжа, только порт.

Я проводила дни совершенно бездумно. Я даже забыла о том, что где-то есть Москва, где-то на сером холодном ветру у меня остались Марго и Джеф, партнер Виктор и мои подопечные, которых теперь он вынужден тренировать один.

Здесь же были легкие цветные браслеты, истертые песком ноги, постепенно раскрывающееся свободное осознание того, что все в мире бывает по-разному. Надо только понять и захотеть. Очень сильно захотеть. Стоя ночью на маленьком, закрытом от чужих глаз балконе, я смотрела на огни города, который никогда не смогу понять, которому я не нужна, но который так жадно люблю и желаю быть принятой – вместе с прочим мелким морским мусором – ракушками, огрызками, бумажками, заодно и со случайными девочками-мечтательницами, возжелавшими быть особенными, другими, проскочить через сито времени и пространства вместе с песком, не замеченными строгим взглядом неумолимой судьбы.

Мысль о том, чтобы вернуться сюда, не приходила в мою голову – я прожила этот этап жизни. Ничего невозможно прожить дважды. Любить Барселону отныне я буду издали.

Алекс

Он часто видел ее в маленьком ресторанчике на набережной. Белая широкополая шляпа, свободные брюки, длинная футболка, босоножки, темные очки в пол-лица… Неизменный мундштук, чашка кофе и изредка – бокал красного вина. Мэри выглядела обычной туристкой, отрешенно наблюдавшей за морскими волнами. Алекс нарочно выбирал в ресторане такое место, откуда ему хорошо была видна Мэри, но ей не виден он сам, и часами сидел с чашкой кофе. Искушение подойти к ней иногда бывало столь велико, что приходилось буквально приказывать себе не делать этого. Ему никак нельзя контактировать с ней – мало ли, каким образом Мэри попала сюда, на чьи деньги, с кем. Правда, он хорошо помнил ее принцип не одалживать ни у кого и – уж тем более – не жить за чужой счет. Но осторожность все же не мешала. Алекс знал, что живет она в однокомнатных апартаментах во втором этаже довольно старого дома, часто сидит вечерами на балкончике, увешанном горшками с геранью, курит и пишет что-то, нахмурив лоб и сосредоточенно глядя в монитор. Он развлекался тем, что устраивался на чердаке дома напротив с биноклем и пытался рассмотреть текст, черной мошкарой усеивавший белое пространство экрана.

Мэри ни с кем не общалась, никому не звонила, выходила из дома после полудня, бродила по рынку или просто бесцельно шаталась по набережной, иногда заворачивая в ресторанчик перекусить. Судя по всему, она была тут одна и просто отдыхала. У хозяйки пансиона Алекс аккуратно вызнал, что апартаменты оплачены на месяц, у девушки никто не бывает, и вообще – сеньора Мерседес очень довольна своей квартиранткой.

«Значит, действительно решила отдохнуть», – заключил он, испытав странное облегчение от полученного подтверждения: у Мэри действительно никого нет.

Он думал о ней часто – наверное, гораздо чаще, чем хотел бы, однако никак не мог определиться в собственных чувствах. Назвать их любовью он не мог, дружбой – не хотел. Но и потерять боялся. Возможно, за время знакомства он просто свыкся с мыслью, что в его жизни, кроме Марго, появилась еще одна составляющая, еще один объект заботы и постоянной тревоги. Возможно, что настойчивая холодность Мэри будила в нем протест здорового самца – как так, нашлась женщина, не упавшая к его ногам, не готовая принести себя в жертву, не желающая быть игрушкой. Как бы то ни было, Алексу никогда не приходила в голову мысль о том, что о Мэри можно просто забыть.

В Испании он наткнулся на нее совершенно случайно. Приехал в Барселону по делам и вдруг в один из вечеров прямо на набережной едва ли не нос к носу столкнулся с ней. К счастью, Мэри была погружена в свои мысли и даже не заметила его, не узнала. Зато сам Алекс здорово напрягся по этому поводу. Казалось невероятным, что Мэри, которую он с такой кровью вырвал из этой страны не так давно, снова вернулась сюда. Неужели хотела побывать там, откуда едва выбралась живой? Или…

Догадка посетила его ночью, Алекс сел в постели, как подброшенный вырвавшейся из матраса пружиной, нашарил сигареты и закурил. Неужели она знает?! Знает – и затеяла игру, чтобы… О черт! Только этого не хватало – чтобы противницей в операции оказалась Мэри! Этого просто не может быть!

Мэри

Вернувшись из Испании, я почувствовала неожиданный прилив сил и желание танцевать. Мы с Виктором начали готовить новую программу своим деткам, а заодно поставили и себе пару свежих номеров. К тому же была причина. Виктор попросил помочь ему и отработать несколько концертных номеров в одном из ночных клубов. Ну, что ж – дополнительные деньги еще никому карман не оттянули.

Ночной клуб находился довольно далеко от дома, Виктор заехал за мной на машине часа за три, пробки, правда, уже схлынули, но нам нужно было еще прорепетировать, привыкнуть к сцене. Всю дорогу я дремала, заткнув уши наушниками плеера и плавая в волнах нового альбома популярной группы, исполнявшей танго. К сожалению, танцевать нам предстояло все-таки латину – румбу, чача-ча и пасодобль, но бог с ним, оттанцую что просят.

Меня весь день не покидало странное ощущение, будто что-то произойдет. У меня часто бывало такое – я предчувствовала какие-то события, и они непременно происходили. Но сегодня вроде бы ничто не предвещало – обычное выступление в ночном клубе, какие могут быть происшествия? Разве что каблук сломаю…

Переодевшись в латинское платье и натянув поверх него спортивные брюки и кофту, я поправила гетры и посмотрела на заканчивавшего прическу Виктора:

– Ты с бриолином не погорячился?

– В смысле? – не отрывая взгляда от большого зеркала, проговорил он, тщательно выверяя пробор.

– Блестит голова, как салом смазанная, – фыркнула я.

– И что? Это клуб, тут свет другой, хочется, чтобы все было ярко. Ты бы, кстати, с макияжем что-то сделала – бледновато накрасила глаза, не будет четкости.

– Ой, Вить! Кому это надо, а?

– Мне! – отрезал он неожиданно жестким тоном, и я вдруг поняла, что от этого выступления мой партнер ждет каких-то дополнительных бонусов, а потому трепетно относится даже к мелочам вроде моего макияжа.

Ну, что ж – значит, сделаю так, как он хочет. Мне было прекрасно известно, что Виктор живет один, но вынужден помогать старшей сестре, которая очень больна и нуждается в постоянном уходе. Сиделка стоит приличных денег, а потому Виктор старается заработать везде, где только возможно. Мне вдруг стало стыдно за то, что я, как всегда, думаю только о своем удобстве, своих амбициях, крайне редко обращая внимание на окружающих и их проблемы. Мой отказ выступить в турнире лишний раз подтвердил это – там была возможность заработать хоть что-то, а я уперлась и твердо сказала: «Нет, не буду». Виктор тогда смолчал… Господи, нельзя быть такой эгоисткой.

Я решительно схватила косметичку и вынула коробку с тенями, нанесла щедро на веки, придав лицу вполне устрашающее выражение.

– Вить, помаду какую?

– Красную, – совсем мирным тоном подсказал партнер. – Спасибо, Мэри, – он подошел ко мне сзади, обнял и положил подбородок на плечо, рассматривая меня в зеркале.

– За что? Это работа, и ты прав – ее нужно делать профессионально даже в мелочах.

– Ты умница, Мэри.

Да уж… я, разумеется, умница, но мой эгоизм начисто уничтожает порой все.

…Мы танцевали пасодобль, когда вдруг в зале клуба, битком набитого людьми, появился ОМОН. Люди в масках без объяснений начали усаживать посетителей за столики, а некоторых просто укладывать на пол. Мы остановились, и я почувствовала, как с ног до головы меня окатило ледяным душем – нехорошее предчувствие нахлынуло вновь с новой силой. К нам подошел высокий мужчина в сером костюме и вежливо предложил пройти в гримерку. Там он тщательно осмотрел вещи Виктора и взялся за мой кофр. Я спокойно наблюдала за тем, как он выкладывает содержимое на диван, и вдруг напряглась – в руке у мужчины мелькнул белый увесистый пакетик, который – я могла поклясться – он вынул из кармашка, где обычно лежали мои туфли…

– Та-ак… – с иезуитской ухмылкой протянул мужчина, держа двумя пальцами находку. – Сумка чья?

– Моя. Но я не понимаю…

– Разумеется… – он заглянул в мой паспорт и хмыкнул: – Разумеется, Лей-ла Вагифов-на, – протянул, с каким-то особенным выражением растягивая по слогам имя и отчество, – разумеется, вы этого не понимаете. А я вот понимаю – кокаинчик это, ко-ка-ин-чик! Осталось только выяснить, где вы его взяли и кому собирались передать. Отследим, так сказать, цепочку.

Я рассвирепела – надо же, нашел наркоторговку! Даже выслушать не хочет, твердо уверен, что не ошибся. Откуда взялся этот кулек, господи?! И Витька смотрит так, словно верит этому менту, а не мне…

– Что за бред?! Дверь в гримерку не запирается, сюда мог войти кто угодно!

– Конечно, Лейла Вагифовна! – подхватил мент. – И из двух висящих сумок выбрать именно вашу!

– Что?! – Я отступила на шаг, уперлась бедром в высокий гримерный столик, чтобы не упасть – ноги ощутимо тряслись. – Вы хотите сказать, что я вру?

Мент ухмыльнулся, но взял себя в руки, перешел на официальный тон:

– Я хочу сказать, Лейла Вагифовна, что в вашей сумке с костюмами…

– В кофре, – машинально поправила я, и он, чуть сбившись, продолжил:

– Пусть так – в кофре. Так вот, в вашем кофре обнаружен пакет с белым порошком. Вряд ли вам удастся доказать, что это тальк. Что, по-вашему, Лейла Вагифовна, я должен делать?

– Искать того, кто его мне положил.

– Погоди, Мэри, – вмешался вдруг молчавший дотоле Виктор. – Не горячись, я думаю, что сотрудники разберутся…

Я повернулась в сторону партнера, раздула ноздри и, уперев руки в бока, поинтересовалась:

– Ты только сейчас вошел? Или все-таки слышал, о чем говорил многоуважаемый сотрудник? Он же свято верует, что порошок в пакете, чем бы он там ни оказался, принадлежит мне! Мне – потому что я Лейла Вагифовна Манукян, что гражданин сотрудник подчеркнул в своей короткой речи уже не менее пяти раз? А это априори делает меня потенциально подозреваемой!

Сотрудник наблюдал за нами с интересом, а потом вдруг вклинился:

– А можно вопрос по ходу? Почему ваш партнер зовет вас другим именем, Лейла Вагифовна?

– Это мой псевдоним. Можете запросить документы в федерации танцевального спорта – я Мэри и как танцовщица, и как тренер, – отрезала я, и мент умолк, а я возблагодарила бога за свое умение виртуозно врать.

На самом деле вопросы о двойном имени всегда приводили меня в состояние легкой паники. Я боялась, что когда-нибудь проколюсь, не сумею вовремя удержать язык на привязи и брякну что-то лишнее. Кроме того, меня всегда пугала перспектива быть опознанной как Мария Лащенко, которая по документам уже давно мертва. Я потому и отказалась в свое время участвовать в турнирах – из-за боязни быть узнанной. Объяснить это Виктору я не могла, а потому обставила все как капризы взбалмошной девицы, привыкшей к тому, что ее прихотям потакают. Не знал Витя и того, что его партнерша Мэри и французская писательница Мэри Кавалье – одно лицо. К счастью, мои романы не переводились на русский и в России не продавались. В общем, я по привычке до предела запутала все и жила как в паутине, сотканной из лжи, страха и недоверия. Только с Марго я могла быть откровенной и не опасаться ничего. С ней – и еще, может, с Алексом в те моменты, когда он решал, что хочет общения со мной.

– Придется вам проехать с нами, – оформил наконец конечную цель мент и взял меня под локоть.

– Я могу хотя бы переодеться?

– Не стоит. Теряем время, то-се… если будет необходимость, в управе и переоденетесь.

Он забросил на плечо мой кофр и снова взял за локоть.

– Мэри, куртка, – Виктор заботливо накинул кожанку мне на плечи.

– Позвони Марго, – только и успела проговорить я, буквально выдергиваемая из гримерки сильной рукой мента.

Надежда на то, что подруга сможет сделать что-то, была призрачной, но все же исключать ее не стоило. Когда касалось меня, Марго становилась упорной и решительной даже в мелочах.

Я не помнила задаваемых мне вопросов, тщетно пытаясь оттереть от пальцев черную дрянь, которой их покрыли, когда снимали отпечатки. Где-то в самом углу подсознания шевельнулась опасливая мыслишка, что вот по отпечаткам как раз и можно идентифицировать меня, но тут же исчезла – я никогда не переступала порога милиции, и эта процедура для меня в новинку. Разговаривавший со мной пожилой мужчина с усталыми серыми глазами только вздыхал, замечая, что я даже не вникаю в суть разговора, и, в конце концов, не выдержал:

– Что же вы, девушка, помочь себе не хотите, а только усугубляете? Ведь получите лет семь – вам оно надо? Колония – не сцена, там порядки и нравы другие.

– А что вы знаете о нравах в танцевальных раздевалках? – Я прищурилась и поправила выбившуюся из залакированной прически прядь. – Знаете, как стекло толченое в туфли закладывают и супинаторы режут? Или у платья лямки подрезают?

– Эх, девочка, – снова вздохнул следователь. – А как личико сродни твоему заточенной ложкой вдоль и поперек расписывают только за то, что кобла с интересом посмотрела?

Я подавилась словами и умолкла. Мне всегда казалось, что я-то знаю в этой жизни уже все, и хуже знаний уже не будет, ан нет. Тюрьма… с ума сойти можно – я в тюрьме! Ни за что!

– Мне действительно нечего вам сказать, – заговорила я дрожащим голосом. – Я не имею никакого отношения к этому пакету.

– Кофр ваш?

– Мой, но…

– Но порошок не ваш, – закончил за меня следователь. – Понятное дело. Лейла Вагифовна, тогда ищите того, кто вам его подбросил – это все, что я могу сказать. Хотите честно? – Он подался вперед, навалившись грудью на стол, и зашептал: – Я не верю, что это ваш кокаин. Не верю. У вас слишком открытый взгляд и слишком натуральный испуг, – его прервал телефонный звонок. – Да, я. К кому? Да, у меня. Уже отпускаю. Хорошо, под мою ответственность сюда ее впустите. Да, – положив трубку на рычаг, следователь помолчал, а потом негромко сказал: – К вам приехала подруга, я распорядился впустить. Как вы понимаете, мог бы не делать этого, но вы мне внушаете доверие. Я уверен, что все окажется так, как вы и сказали – кокаин не ваш.

– Спасибо, – прошептала я, стараясь не расплакаться – иначе тушь растечется, отлетят наклеенные ресницы, грим пойдет прахом, а снять его полноценно здесь просто нет возможности.

Следователь распахнул дверь, и в кабинет ворвалась Марго в черной ветровке и таких же джинсах. Поверх воротника наскоро намотан голубой палантин, волосы растрепаны, губы не накрашены – торопилась. Увидев меня в полной боевой раскраске и концертном костюме, она вдруг заплакала, прислонившись спиной к стене. Я подошла вплотную и прижалась к ней, уткнувшись лицом в грудь, обтянутую черной шерстяной водолазкой. На каблуках я была почти одного роста с нею. Марго машинальным жестом погладила меня по затылку, поправила выбившуюся прядь:

– Мэри, что произошло? Как ты оказалась тут? – чуть отстранив меня и заглядывая в глаза, спросила подруга.

– Не поверишь – за кокаин взяли.

– За… что?! – в ужасе выдохнула Марго. – Ты что же – снова?! Ведь ты обещала!

– Ш-ш-ш! – Я вцепилась пальцами в ее запястье так, что Марго чуть слышно ойкнула. – Не говори лишнего, хорошо? Я тут ни при чем, а кокса там было явно не на одну «дорожку»! У меня просто нет столько денег, чтобы оптом отовариваться! И я тебе обещала – если помнишь.

Марго пару минут пристально вглядывалась в мое лицо, но я не отводила глаз, потому что говорила абсолютно честно, скрывать нечего.

– Мэри… а что же делать теперь?

– Не знаю. Тут никому ничего не докажешь, даже слушать не хотят. А благодаря моему паспорту они вообще ни в чем не сомневаются. Спасибо, удружил! – со злой досадой бросила я, и Марго мгновенно поняла, о ком речь. Это Алекс сделал мне такие документы…

– Я попробую, – не совсем уверенно проговорила Марго. – Вдруг получится…

Она оттолкнулась от стены и вышла в коридор, где все это время смиренно сидел на стуле следователь. Я услышала, как Марго спрашивает у него, где можно найти начальника. Ее шаги удалялись куда-то в глубь коридора, а я с волнением слушала их, боясь, что могу никогда больше их не услышать.

Следователь не сказал мне ни слова, вызвал милиционера, и меня отвели в «обезьянник».

– Так и быть, закрою тебя отдельно от всех, а то как бы чего не вышло – мне только драки не хватало, – добродушно проворчал полный усатый милиционер, открывая мне отдельную «клетку».

В соседней справа гоготали пятеро девиц вполне определенной профессии, а слева пьяно бормотал что-то отвратительный заросший бомж с бородой Деда Мороза. Господи, кто бы сказал мне, что я окажусь в таком месте, в такой компании… Почему я не умею жить без проблем, как все люди?

Я вдруг вспомнила, с какими приключениями выезжала впервые в Англию, в Блэкпулл. Визы мы получили с трудом, Иван несколько раз ездил в Новосибирск, где их оформляли. Особые трудности были со мной – незамужняя девушка, сами понимаете. Но, в конце концов, паспорта оказались в руках, кофры-чемоданы собраны. Улетать мы должны были через два дня. И вот тут привычка носить с собой все документы сыграла со мной злую шутку.

Я возвращалась домой после тренировки, было уже темно. Моя большая сумка болталась на плече – все как всегда. И вдруг, едва только я повернула в переулок, сильная рука крепко схватилась за ремень и рванула его на себя. От неожиданности я встала как вкопанная и выпустила сумку. Топот убегающего уже стих, когда я пришла в себя и поняла, что вместе с сумкой и кошельком, почти пустым, кстати, лишилась главного – документов и билетов на самолет. Ужас, охвативший меня, невозможно передать словами – с таким трудом получены визы, такой серьезный турнир, мы так готовились – и вот я все спустила в сточную канаву своей собственной глупостью…

Кое-как я доплелась домой, упала на кровать в своей комнате и разрыдалась. Отец, оказавшийся на удивление трезвым, сперва утешал как мог, но потом махнул рукой и объявил, что я дура и «полоротая курица». Поддержал, называется.

Нужно было позвонить Ивану, но я медлила. Если честно – просто боялась его реакции…

Назавтра утром я, как обычно, побрела на тренировку. Ноги не несли – предстоял разговор с Иваном и с тренером. Стоя на остановке, я почему-то принялась изучать объявления, расклеенные хаотично по прозрачным пластиковым стенам. И вдруг…

«Найдены документы на имя Лащенко Марии Юрьевны, обращаться по телефону…».

Я не поверила своим глазам, так не бывает, не может быть… Лихорадочно записав телефон прямо на пакете с туфлями, я кинулась к ближайшему телефону-автомату. Трубку взяла женщина, выспросила у меня все данные, перечень потерянного и только убедившись, что я это я, назвала свой адрес.

Вместо тренировки я помчалась к этой милой женщине.

Выйдя из ее квартиры, не могла поверить своему счастью. Цело все – оба паспорта, билеты, моя записная книжка – в том самом пластиковом конверте для документов, в котором они и лежали. Нет телефона и кошелька, но черт с ними. И тут… Я как раз проходила мимо мусорных баков, и на земле рядом с одним из них увидела… свою сумку. Определенно это был мой день – в ней оказался даже кошелек, хоть и пустой, косметичка, флакон духов. Получилось, что грабитель лишил меня трехсот рублей и старенького телефона. Я долго не могла поверить в собственную удачу – с таким трудом полученная виза вернулась ко мне.

…В Блэкпулле мы заняли второе место, что для пары из Сибири явилось небывалым успехом. Нам долго не верили, что мы живем и тренируемся не в столице – настолько силен по уровню был наш танец и настолько сложна программа в целом. Но, я думаю, дело было еще и в том, что я, как могла, старалась «отработать» свое везение, о котором, кстати, не рассказала никому, даже Ивану. Он так никогда и не узнал, что в нашей карьере могло не быть этого турнира и этого призового места.

К вопросу о везении – если бы не оно, вряд ли я была бы до сих пор жива. Сколько раз мне везло в прямом смысле слова – не сосчитать. И даже сейчас, сидя в «обезьяннике», я искренне верила, что и в этой ситуации мое фантастическое везение придет на помощь.

Молодой сержант кидал в мою сторону недвусмысленные взгляды, хмыкал, улыбался и, кажется, совершенно забыл о своих служебных обязанностях. Ну, еще бы – по сравнению со мной даже взятые прямо с «рабочего места» проститутки выглядели скромными выпускницами Смольного института. Концертный макияж, наклеенные ресницы, стразы на лбу, совершенно открытое латинское платье, колготки в сетку и босоножки на одиннадцатисантиметровой шпильке делали меня экзотической птицей, случайно попавшей в грязные силки птицелова вместе с воробьями и воронами. Проститутки, кстати, приняли меня за конкурентку, долго потешались и обещали на выходе «офигенную разборку».

Из приоткрытой двери до меня донесся голос Марго:

– Тогда позвоните полковнику Кондрашину! Я кто? Я его дочь!

Ого… значит, дело дрянь – если Марго решилась на звонок отцу. Интересно, чем все это закончится?

Марго вышла из кабинета начальника отделения с расстроенным лицом, и я поняла сразу – отец не помог. Не захотел. Или не смог – что вероятнее. Так и оказалось. Марго, уже всхлипывая, проговорила:

– Мэрик… они отцу сказали, что давно за тобой наблюдают, что партия крупная…

Еще бы! Мэри – кокаиновая барыга! Тот, кто решил меня упрятать сюда, не поскупился – кокаина нашли около пятидесяти граммов, золотое дно, Клондайк! Мне самой за всю жизнь не употребить…

Если честно, у меня вертелся в голове только один подозреваемый. Алекс. Но умом я понимала – зачем ему? Как раз Алексу такие сложности вообще ни к чему – искать кокаин, толкать его мне в кофр, звонить в милицию… Нет, изобретательный Призрак сделал бы все сам – если бы хотел наказать меня как-то.

– Марго, поезжай домой, – попросила я, глядя с жалостью на заплаканное бледное лицо подруги. – Поезжай, завтра будет новый день, что-нибудь придумается.

– А как же ты? Я не могу оставить тебя здесь… – запротестовала она, но я понимала, что помочь она уже ничем не может, а рассчитывать, что сержант будет долготерпелив и не выведет мою подругу за шиворот, не приходилось. Нам тут и так слишком много позволили.

– Марго, со мной все будет в порядке.

Через десять минут уговоров Марго все-таки уехала, а я осторожно опустилась на скамью и закрыла глаза. Удалось даже задремать на какое-то время. Разбудил лязг замка и мужской голос:

– Манукян, на выход!

Я встрепенулась и поднялась:

– Куда?

– Домой поедешь.

– То есть? – Я вообще ничего не понимала – как так? Задержали, пятьдесят граммов кокса в кофре. Раз-два – «домой поедешь». Что происходит-то?

– Что – понравилось? – хмыкнул сержант. – Оставайся тогда, договоримся, – он подмигнул, и я разозлилась:

– А не разорвет тебя – если я останусь?

– Ты это… слышь… не борзей особенно-то, – сразу посерьезнел сержант. – А то не посмотрю, что из мэрии звонок был, враз закрою суток на пятнадцать.

«Опа… из мэрии, говоришь? Это интересно…»

Но рот я на всякий случай закрыла.

Мне вернули все вещи, и я попросила разрешения переодеться – ну, в самом деле, не ехать же мне домой ночью в концертном платье! Сержант отвел меня в маленькую комнатку, где стояли стол и два стула, вышел, но дверь оставил чуть приоткрытой. Да и черт с тобой – любуйся.

Переодевшись, я кое-как затолкала в кофр платье, колготки и босоножки, забросила его на плечо и в сопровождении сержанта покинула помещение. На крыльце он чуть придержал меня за локоть и попросил телефон. Я вырвала руку, окатила кавалера ледяным взглядом, давая понять, что сук он рубит явно не по размеру, и перешла на противоположную сторону улицы. Пять утра, мамочка моя… Как добраться-то? Я находилась где-то у черта на куличках, и в центр отсюда можно было уехать только на такси за бешеные деньги – метро закрыто, а ждать на улице как-то не хотелось. Выбора не было, пришлось поднять руку, едва завидев фары приближающейся машины. К счастью, это оказался пожилой мужчина, который не «бомбил», а ехал домой из командировки. Нам оказалось почти по пути – настоящее везение в качестве компенсации за неудачный день.

Я забралась на заднее сиденье «Волги» и попыталась не задремать, чтобы уж дома рухнуть в постель и выспаться как следует.

В окне кухни Марго горел свет – она никогда не выключает на ночь бра над столом, уж не знаю, по какой причине. Это почему-то успокоило меня окончательно, и я поспешила к себе.

То, что я увидела, открыв дверь, повергло меня в еще больший ужас, чем задержание. В квартире все было перевернуто, вещи из шкафов вывалены на пол кучами, книги, диски – все валялось там и тут. Мне даже не пришло в голову позвонить в милицию – я просто села на пол в коридоре и разрыдалась. Я так мечтала об отдыхе – а теперь нужно разбирать эти завалы. Кто был здесь, что искал? Что у меня можно взять, кроме достаточно дорогого ноутбука? Но он стоит на столике, разве что сдвинут на самый край. Наревевшись всласть, я с тяжким вздохом поднялась, сбросила куртку и принялась за уборку, окончившуюся только к восьми утра. Решив, что с меня довольно потрясений, я позвонила Виктору и попросила подменить меня на тренировках у детей. Когда он попытался выяснить причину, я, потеряв самообладание, заорала, что это не его дело, и бросила трубку. Ничего, отосплюсь, извинюсь – не свалится корона.

Стоя под теплым душем, я наслаждалась ощущением чистоты после отвратительного времяпрепровождения в отделении милиции и последующей незапланированной генеральной уборки. Господи, как же это все ужасно… никогда не думала, что придется пережить подобное. Но тоже опыт…

Алекс

Он следовал за машиной Марго по переулкам, стараясь не попасться на глаза. Куда это она направилась с такой скоростью? Пролетела мимо него, едва не сбив с ног, и даже не узнала, не заметила, прыгнула за руль и понеслась куда-то.

Когда машина Марго остановилась у здания УВД, Алекс напрягся – что ей делать здесь? Что такого натворила Марго? Или…

Догадка напрашивалась сама собой – Мэри. Только неприятности у Мэри могли заставить Марго нестись куда-то с такой скоростью. Чертова девка умела организовать сложности всем вокруг – и Марго в первую очередь. Алекс наблюдал за ними вот уже пару недель, с тех пор, как снова вернулся сюда. Некоторые открытия его откровенно веселили. Марго взяла на себя роль добровольной помощницы по хозяйству, сумки, которые она приносила из магазина, казались неподъемными. Она ходила в квартиру Мэри как в собственную, убирала там, стирала, готовила. А Мэри – танцевала. Танцевала с утра до ночи, тренировала детей и тренировалась сама. Алекс часто наблюдал за ней, видел, как она выходит из клуба поздно вечером, как устало бредет, ссутулив плечи, домой, иногда спускается в метро – очевидно, когда совсем не имеет сил пройти пешком пару кварталов. Несколько раз он оказывался прямо у нее за спиной в вагоне, стоял и вдыхал знакомый аромат духов, видел непослушную прядь волос на затылке, закрывал глаза и вспоминал их последнюю ночь, проведенную вместе. Смешно – вторую и последнюю одновременно. Это оказался самый бестолковый роман из всех.

Мэри

Телефон на тумбочке заголосил именно тогда, когда лично мне и думать еще не хотелось. Нашарив трубку, я сонным голосом пробормотала «алло», заранее проклиная звонившего, кем бы он ни оказался.

– Здравствуй, Мэри. Как твое самочувствие? – О черт, только не это…

– Послушайте, Михаил Борисович, вам в самом деле нечем себя развлечь? – Я села, натянув на себя одеяло, – в комнате из-за открытой настежь форточки было зябко.

– С чего ты взяла, что я развлекаюсь? Мне хочется общения с красивой умной женщиной – почему я должен себе в этом отказывать?

Я не могла понять – он идиот или впал в маразм? Какое время, с кем он собрался его проводить? Со мной? Придурок…

– Вам не приходило в голову, что мне совершенно неинтересно ваше внимание?

– Мэри, я слишком уже стар и привык, что женщины на первых порах всегда ведут себя подобным образом. Но поверь – стоит тебе хоть раз согласиться, и ты изменишь свое отношение ко мне.

– Н-да? С чего бы вдруг? – Мне стало весело. Старичок-то того, с завышенной самооценкой.

– Ты просто подумай о перспективах.

– Я вас умоляю! О каких перспективах я должна думать?

– Брак со мной мог бы стать для тебя полезным во всех отношениях.

– Брак?! Вы шутите?! – Определенно дед впал в маразм. Это ж кому скажи – жениться собрался! Как говорил мой циничный муж – «смерть отвернулась покурить, а он на танцы».

– Я абсолютно серьезен. Ты мне интересна, я чувствую, что в моих руках ты могла бы стать настоящей леди.

Я совершенно непочтительно расхохоталась, даже перестав на пару минут злиться. Только представить – я и этот мухомор! Это ж просто праздник идиотизма.

– В общем, так, – отсмеявшись, заговорила я злым тоном. – Говорю в последний раз – вы мне отвратительны, и этого достаточно, чтобы я прекратила всякое общение с вами. Все, разговор окончен.

– Вижу, вас ничему не учит жизнь, – вздохнул ухажер, как-то сразу перейдя на «вы». – Даже задержание не сделало вас осторожнее в высказываниях. Что ж, Мэри, вы сделали выбор, потом может быть поздно.

Я растерянно смотрела на гудящую трубку и молчала, лишившись дара речи. Так вот откуда растут ноги у кокаина… мать честная, вот это номер… А дедуля-то оказался крут до невменяемого. Или невменяемо крут? А то и проще – круто невменяем? Напугать меня решил, значит. И ведь это плохо, очень плохо.

Среди ночи я проснулась от ужаса – во сне совершенно ясно услышала мужской голос, приказавший мне встать и убираться из квартиры. Шизофрения даже в легкой форме в мои планы не входила, но я почему-то безоговорочно поверила этому голосу. Набросив джинсы и куртку, я сунула ноги в сапоги и, прихватив с вешалки сумку, вышла на площадку. Глянув на часы, ужаснулась – три часа ночи! Да я сдурела совсем, что за бред? Разозлившись, я взялась за ручку двери и уже собралась вставить в замок ключ, как в квартире что-то оглушительно рвануло, и выбитой дверью меня отбросило в дальний угол площадки к мусоропроводу. Ударившись затылком, я едва не потеряла сознание от боли, но сумела удержаться. Пару секунд стояла гробовая тишина, но вот двери квартир начали распахиваться, подъезд наполнился голосами.

– Где это?

– Что случилось, скажите, ради бога?

– Да это у танцовщицы в квартире что-то рвануло, может, газ открыла…

– Точно – могла открыть и забыть, а потом закурила.

– Сама-то жива, интересно?

Я отряхнула с джинсов и куртки пыль, покашляла и сообщила соседям, что жива и почти здорова.

– Ты зачем же куришь-то у газовой плиты? – возмущенно поинтересовалась соседка из квартиры напротив. – На тот свет весь дом решила отправить?

– Похоже, что я курила в три часа ночи – с сумкой в руках? – огрызнулась я, смекнув, что не стоит рассказывать о своих «голосах», пока добрые люди в психушку не отвезли для профилактики.

Соседка поправила на голове сбившуюся тонкую косынку, из-под которой, словно трубы, торчали бигуди, оглядела меня с ног до головы и примирительно изрекла:

– Поздновато загулялась, да видишь, как повезло-то! Была б в квартире – кто знает…

На площадке открылся лифт, и через несколько секунд передо мной возникла всклокоченная Марго, а за ней – Джеф в спортивном костюме.

– Господи, Мэри! Я так и знала! – сразу запричитала Марго, обхватив меня руками. – Что случилось?

– Да пес его… – пробормотала я, напряженно наблюдая за тем, как Джеф вдруг подобрался, словно учуявшая след гончая, и рассматривает что-то на выбитой взрывом двери.

– Милицию бы… – начал кто-то, но Джеф предложил всем разойтись и спокойно досыпать, а уж он сам разберется и с милицией, и с газовой службой.

Внушительный вид мужа Марго и его спокойная уверенность в собственной правоте убедили соседей разойтись по норкам. Я вздохнула с облегчением, а Джеф на цыпочках вошел в квартиру, запретив попутно нам с Марго двигаться с места. Мы согласно закивали и на всякий случай переместились подальше от квартиры, на лифтовую площадку.

– Кошмар какой-то, – пробормотала я, вытаскивая ощутимо дрожащими руками пачку сигарет и зажигалку.

Марго понаблюдала за моими безуспешными попытками закурить, потом сжалилась и сама прикурила сигарету, вставила мне в рот и поморщилась:

– Ты не пробовала бросить?

– Бросишь тут, – проговорила я с досадой. – Не понимаю, что это было… Я спала как младенец…

– Так ты что же – дома была?! – Марго недоуменно уставилась на меня. – А почему ж тогда в куртке? Я думала, ты вернулась откуда-то.

– С того света, – мрачно пошутила я. – Тебе скажу, но Джефу ни слова, ладно? Я, кажется, схожу с ума, Марго. Вернулась вчера с тренировки около одиннадцати, душ, то-се… Хотела написать хоть пару абзацев, но не пошло, я так ноутбук в большой комнате и оставила. Да и насморк у меня, слышишь? – Для наглядности я пару раз шмыгнула носом. – Ну, вот – капли закапала, легла, уснула мгновенно, как из розетки выключили, и вдруг – голос… – я сделала глубокую затяжку и замолчала, глядя в расширившиеся глаза Марго.

– Можешь дальше не говорить, – прошептала она побледневшими губами. – Алекс…

– Ой, перестань! При чем тут…

– Притом! Только он мог – больше некому! Он всегда чувствует, когда с кем-то из нас что-то творится.

– Марго! – как можно внушительнее произнесла я, взяв подругу за плечо. – Послушай меня. Это уже перерастает в паранойю, в маниакальный бред, понимаешь? Нет никакого Алекса – в том виде, в котором ты сейчас его представляешь. Есть обычный мужик с… э-э-э… незаконным видом деятельности, вот. Но – не больше. Не больше, Марго, – потому что такого просто не бывает.

Марго молчала. Она сама не раз говорила мне именно эту фразу, но буквально следом за этим случалось нечто, заставлявшее нас изменить свое мнение. Как сегодня.

Глубоко в душе я была уверена, что именно голос Призрака заставил меня встать с постели и выйти из квартиры.

– Курите? – Мы обе вздрогнули и обернулись к вышедшему на площадку Джефу. – Марго, иди домой, дорогая.

– А вы?